Великое психо-физиологическое изменение
Читатель помнит загадочное высказывание полковника Олькотта об удивительных психо-физиологических переменах, происшедших с Е.П.Б. (см. главу 31). Что это за перемены? Когда они произошли? На последний вопрос ответить легко: это произошло во время ее болезни в мае и июне 1875 года. Суть же самих изменений смогла бы объяснить только сама Е.П.Б. Она намекала об этом своей тете — мадам Фадеевой и сестре — мадам Желиховской.
М-р В. Джадж, издатель журнала «The Path», опубликовал ценную информацию по этому вопросу. Он уговорил миссис Джонстон, племянницу Е.П.Б. (Веру), дочь Веры Желиховской, перевести с русского языка на английский письма Е.П.Б., адресованные ее семье, и опубликовал их в своем журнале с декабря 1894 г. по декабрь 1895 г. Миссис Джонстон писала о периоде болезни в Филадельфии: «Одно время Е.П.Б. была очень больна, у нее развился ревматизм ноги. Доктора сказали затем, что началась гангрена и сочли случай безнадежным, но ее вылечил негр, направленный к ней «Сахибом». Она писала мадам Желиховской: «Он вылечил меня полностью. Именно в тот момент, я начала ощущать странную двойственность. Несколько раз в день я ощущала, что во мне существует кто-то, совершенно независимо от меня. Я никогда не теряю осознания своей индивидуальности и чувствую, что сама храню молчание, а моим языком говорит мой внутренний гость.
К примеру, я знаю, что никогда не была в местах, описанных моим «вторым Я», но этот второй не лжет, рассказывая о местах и предметах, мне не знакомых, потому что он видел и хорошо знает их. Я смирилась; пусть моя судьба ведет меня по своему пути. Кроме того, что я могу поделать? Было бы просто смешно отвергать осознание моего «второго Я», заставляя окружающих думать, что умалчиваю об этом из скромности. Ночью, когда я лежу в постели, вся жизнь моего двойника проходит у меня перед глазами. Я вижу непохожего на меня человека, с другим характером, с другими чувствами. Но какой смысл говорить об этом? От всего этого можно сойти с ума. Я стараюсь окунуться в работу и забыть свое странное состояние. Это не медиумизм и ни в коем случае не нечистая сила; это оказывает очень сильное влияние, направляя к лучшему… Никакой дьявол не будет так себя вести. Может быть «Духи»? Но если это так, то мои старые «Привидения» больше не осмелятся приблизиться ко мне. Достаточно мне войти в комнату, где проходит сеанс, и сразу останавливаются любые феномены, особенно материализации. О нет, все это более высокого порядка! Однако, феномены другого рода происходят все чаще и чаще и под руководством моего «второго Я». В ближайшие дни я пришлю вам статью о них. Это будет интересно». [19, декабрь, 1894]
Полковник Олькотт упоминал об этой или подобной ей статье: «В старом номере «New York World» вы найдете длинный рассказ репортера, присутствовавшего на наших экспериментах на 47-й Стрит. Так же как и другие восемь-десять человек, он был свидетелем появления Брата. Он вошел через окно и так же вышел обратно. Следует заметить, что комната находилась на втором этаже, и с балконом она не сообщалась». [11, с.112]
Миссис Джонстон продолжает: «В газетах были сообщения о некоторых из этих феноменов, описана внешность астральных пришельцев, среди них одного индуса. Посылая эти вырезки, Е.П.Б. снабдила их такими комментариями: «Я вижу этого индуса ежедневно, он как живой, с той лишь разницей, что кажется более легким, неземным. Раньше я молчала об этом, считая происходящее галлюцинациями. Но теперь они стали видимы и для других. Он появляется и советует, как нам себя вести и как писать. Видимо, он знает обо всем происходящем вокруг, он знает даже мысли других людей и через меня передает свои знания. Иногда мне кажется, что он немного подавляет меня, входя подобно неуловимому существу, проникая во все мои поры, растворяясь во мне. Тогда мы вдвоем можем говорить с другими людьми и тогда я начинаю понимать и запоминаю науки и языки — все, чему он научил меня, когда он во мне и даже, когда он вне меня». [19, январь, 1894]
В предыдущих письмах Е.П.Б. к Желиховской она называла «Голосом» или «Сахибом» ["Хозяином"] того, кто «обволакивает ее тело» и подчиняет мозг. И только позднее она называла этот или другой «Голос» «Учителем» ["Мастером"]. Например, она писала сестре: «Я никогда не говорю здесь никому о моем общении с Голосом. Когда я пытаюсь утверждать, что никогда не была в Монголии, что не знаю ни санскрита, ни древнееврейского, ни древнеевропейских языков, мне никто не верит. «Как может быть, — говорят они, — что вы там не были, если описываете все так подробно и точно? Вы не знаете языков, а переводите прямо с оригинала!» Они отказываются мне верить. Они считают, что у меня есть причины что-то скрывать; кроме того бывает несколько неловко отрицать, если, например, кто-то слышал мои беседы о индийских диалектах с ученым, прожившим в Индии двадцать лет. Короче говоря, или они все сошли с ума, или я, как в детских сказках, подобно тому, что эльфы оставили взамен похищенному ими».
Она писала (примерно в 1875—1876 гг.) своей тете (Н. Фадеевой), с которой вместе росла и училась: «Скажи мне, милый человек, интересуешься ли ты физиолого-психологическими тайнами? А ведь следующая для любого физиолога удивительная задача: у нас в Обществе есть очень ученые члены (например, профессор Уильдер, археолог-ориенталист), и все они являются ко мне с вопросами и уверяют, что я лучше их знаю и восточные языки и науки, положительные и отвлеченные. Ведь это факт, а против факта не пойдешь, как против рожна!.. Так вот скажи ты мне: как могло случиться, что я до зрелых лет, как тебе известно, круглый неуч, — вдруг стала феноменом учености в глазах людей действительно ученых?.. Ведь это непроницаемая мистерия!.. Я — психологическая задача, ребус и энигма для грядущих поколений — сфинкс!.. Подумай только, что я, которая ровно ничего не изучала в жизни; я, которая ни о химии, ни о физике, ни о зоологии, — как есть понятия не имела, — теперь пишу обо всем этом диссертации. Вхожу с учеными в диспуты и выхожу победительницей… Я не шучу, а говорю серьезно: мне страшно, потому что я не понимаю, как это делается? Действительно, в течение трех последних лет я днем и ночью занималась, читала, размышляла. Все, что я ни читаю, теперь мне кажется знакомым… Я нахожу ошибки в статьях ученых, в лекциях Тиндаля, Герберта Спенсера, Хекслея и других… У меня толкутся с утра до вечера профессора, доктора наук, теологи. Входят в споры — и я оказываюсь права. Случись зайти ко мне какому-либо археологу, уходя он обязательно будет заверять меня, что я открыла ему скрытое значение различных древних памятников и указала на вещи, о которых он никогда и не подозревал. Символы античности и их тайное значение предстают перед моими глазами, как только о них заходит речь. Откуда же это все? Подменили меня, что ли?»
Она писала Желиховской: «Не бойся, что я сошла с ума. Все, что я могу сказать — кто-то положительно вдохновляет меня, более того, кто-то входит в меня. Это не я говорю или пишу; это что-то внутри меня, мое высшее и светлое «Я» думает и пишет за меня. Не спрашивай меня, мой друг, о моих ощущениях, я не смогу объяснить, как это происходит. Я не знаю сама! Лишь одно я знаю, что теперь приближаясь к преклонному возрасту, я стала чем-то вроде кладезя знаний для окружающих… Кто-то приходит и обволакивает меня как бы туманным облаком и выталкивает из меня мое «Я», и тогда я больше не «Я» — Елена Петровна Блаватская — а кто-то другой. Кто-то могущественный и сильный, родившийся в совсем другой части земли; а что до меня, я как будто бы сплю или лежу почти без сознания, не в своем теле, но близко, только нитью связанная с ним.
Тем не менее, временами я все вижу и слышу абсолютно ясно; я полностью осознаю, что говорит и делает мое тело, или по крайней мере его новый обладатель. Я все понимаю и помню так хорошо, что позже я могу повторить и даже записать Его слова… В такие моменты я вижу благоговение и испуг на лицах Олькотта и других и с интересом наблюдаю, как Он почти с сочувствием смотрит на них моими глазами и обращается к ним моими устами. И все же воздействует не моим умом, а своим собственным, обволакивающим мой мозг, как облако. Ах, но я не могу все это объяснить толком». [19, декабрь, 1894] Рассматривая вопрос о ее «высшем Я», о котором упоминалось ранее, особый интерес представляет следующее: «В то время Е.П.Б. испытывала сильное беспокойство; некоторые члены зарождающегося Теософического Общества могли иметь «видения чистых Планетарных Духов», она же могла видеть только «Эфемерных элементарных духов» той же категории, которые, по ее словам, играли главную роль в сеансах материализации.
Она писала: «В нашем Обществе каждый должен быть вегетарианцем, не есть мясо и не пить вино. Это одно из наших первых условий.[50] Хорошо известно пагубное влияние алкоголя на духовную сторону человеческой натуры, превращая животные страсти в яростное пламя. И вот однажды я решила соблюдать пост более строгий чем раньше. Я ела только салат и девять дней даже не курила, спала на полу и вот, что из этого получилось:
Неожиданно я увидела одну из самых отвратительных сцен в своей жизни; я почувствовала как будто оказалась вне своего тела и с отвращением наблюдала за своими действиями, как я ходила, говорила, самодовольно толстела, грешила. Фу! Как я ненавидела себя! На следующую ночь, я снова улеглась на жестком полу и настолько была уставшая, что сразу же уснула, охваченная тяжелым непроницаемым мраком. Потом я увидела яркую звезду, которая зажглась высоко-высоко надо мной, а затем упала прямо на меня. Звезда упала мне на лоб и трансформировалась в чью-то руку.
Эта рука лежала на моем лбу, и я пожелала узнать, чья она. Я сконцентрировала свою волю на одной единственной мысли — узнать, кто же это был, кому принадлежала эта светящаяся рука — и я узнала это: рядом со мной стояла я сама. Вдруг эта «вторая Я» заговорила с моим телом: «Посмотри на меня!» Мое тело посмотрело и увидело, что половина моего «второго Я» была черная и блестящая, другая половина светлосерая и только верхушка головы абсолютно белая, сверкающая и светящаяся. И опять мое «второе Я» обратилось к моему телу: «Когда ты станешь такой же светлой, как эта маленькая часть твоей головы, ты сможешь видеть то, что видят другие, очистившие себя — а сейчас очистись, очистись, очистись». И тут я проснулась». [19, декабрь, 1894]
«Е.П.Б. писала м-м Желиховской (дата неизвестна), что она училась покидать свое тело и предлагала посетить ее в Тифлисе — «видимой во плоти». Это испугало и развеселило м-м Желиховскую, которая ответила, что ей не хотелось бы попусту беспокоить сестру. Е.П.Б. написала ей в ответ: «Чего тут бояться? Как будто ты никогда не слышала о появлении двойников! Я, то есть мое тело, будет спокойно спать в моей постели, и не имеет значения, если проснется, — в ожидании меня оно будет находиться в состоянии безобидной прострации. Не удивительно: Божественный свет покинет меня и улетит к тебе; затем он вернется обратно и тогда храм будет вновь освещен присутствием Божества. Но, само собой разумеется, что это произойдет только в том случае, если нить, связующая тело и душу не прервется. Стоит тебе пронзительно вскрикнуть и она может прерваться; тогда Аминь моему существованию! Я неминуемо погибну…
Я писала тебе, что однажды нас посетил двойник профессора [Стейнтона] Мозеса. Семь человек видели его. Что касается Учителя, его запросто могут видеть обычные люди. Иногда он выглядит как живой человек и даже веселый. Он постоянно подшучивает надо мной, и я уже привыкла к нему.[51] Скоро он заберет нас всех в Индию, и там мы сможем увидеть его во плоти, как обычного человека». [19, январь, 1894]
В журнале «The Path» в январе 1895 г. миссис Джонстон сообщала: «После выхода в свет «Разоблаченной Изиды» Е.П.Б. писала Желиховской: «Тебе кажется странным, что какой-то Индусский Хозяин так свободно и легко общается со мной. Я вполне могу понять тебя; человек, не знакомый с феноменами такого рода (хотя и не совсем невероятными, но совершенно непризнанными), отнесется к ним с недоверием. По очень простой причине, — такой человек не привык углубляться в подобные вопросы.
Например, ты спрашиваешь, может ли он вселяться в других людей, так же как в меня. Точно я не знаю, но кое-что мне известно совершенно определенно: что человеческая душа (его настоящая живая душа) совершенно свободна от остального организма; что эта душа не приклеена к физическим внутренностям; и что эта душа, которая находится во всем живом, начиная с инфузории и кончая слоном, отличается от своего физического двойника только тем, что обладая бессмертием она способна к самостоятельным и независимым действиям. Если его душа непосвященного профана, она проявляет себя во время его сна; душа посвященного адепта проявляется в любой нужный ему момент, подчиняясь его воле. Постарайся усвоить это и тогда многое станет тебе ясно.
Это было известно и в это верили с древних времен. Святой Павел, единственный из всех апостолов был посвященным адептом в Греческих Таинствах, прозрачно намекал на это, рассказывая как он «попал на третье небо» то ли в телесной оболочке, то ли без нее, я не могу сказать «Бог знает». Так же Роде говорит о Петре: «Это не Петр, а его ангел», так сказать, его двойник или его душа. А в Деяниях Святых Апостолов (гл. 8, ст.39) говорится, что когда Дух Божий поднял Филиппа и перенес его, он не его тело перенес, не его плоть, но его эго, его дух и его душу. Почитай Апулея, Плутарха, Ямблиха и других ученых мужей — они все намекали на подобные феномены, несмотря на то, что клятвы данные ими при посвящении запрещали им говорить об этом открыто. То, что медиумы выполняют бессознательно, под влиянием охвативших их внешних сил, Адепты могут осуществлять по собственной воле…
Что касается Хозяина, я знаю его давно. Двадцать пять лет назад он приезжал в Лондон с принцем Непала, три года назад он прислал мне письмо с индийцем, который прибыл сюда читать лекции о Буддизме. В этом письме он напомнил мне о многом, предсказанном им ранее, и спрашивал меня, согласна ли я подчиниться ему, чтобы избежать полного уничтожения.[52] После этого, он часто являлся не только мне, но также другим людям, и Олькотту; ему он указал стать Президентом Общества, научив его с чего начать. Я всегда узнаю Учителя и часто разговариваю с ним, не видя его. Как же получается, что он слышит меня отовсюду, и я тоже слышу его голос через моря и океаны по двадцать раз в день. Я не знаю, но это так. То ли он сам входит в меня, я не могу с уверенностью сказать; если это не он, то его сила, его влияние. Только благодаря ему я сильна; без него я ничто».
После появления «Разоблаченной Изиды» Е.П.Б. получила приглашение написать в разные газеты. Это ее очень развеселило и она писала Желиховской: «Это счастье для меня, что я не тщеславная, кроме того у меня действительно почти нет времени писать в разные издания ради денег… Наше дело растет. Я должна работать, должна писать и писать, если я смогу найти издателей для своих трудов. Поверишь ли ты, что, когда я пишу, меня не покидает ощущение, что я пишу вздор и чепуху, которую никто не сможет уразуметь? Но после публикаций начинается шумное одобрение. Выходят переиздания, и все в восторге. Вот если бы я писала на русском и была признана моим любимым народом, тогда, возможно, я бы поверила, что достойна своих предков, блаженной памяти графов Ган-Ган фон Ротенганов».
Е.П.Б. часто говорила своим родственникам, что она не испытывала авторской гордости за написанную ею «Разоблаченную Изиду», что она не имела ни малейшего понятия, о чем писала; что она получила указание сесть и писать и, что ее единственная заслуга заключалась в повиновении приказу. Она единственно опасалась, что ей не удастся должным образом описать прекрасные картины, представшие перед ней. Она писала своей сестре: «Ты вот не веришь, что я истинную правду пишу тебе о своих Учителях. Ты считаешь их мифами, но разве самой тебе не очевидно, что сама я без помощи, не могла бы писать «о Байроне и о материях важных», как дядя Ростер[53] говорил? Что мы с тобой знаем о метафизике, древних философиях и религиях, о психологии и разных других премудростях? Кажется, вместе учились, только ты гораздо лучше меня… А теперь посмотри, о чем я пишу; и люди, да какие — профессора, ученые, — читают и хвалят. Открой «Изиду» в любом месте и посмотри сама. Что до меня, я говорю правду: Учитель рассказывает и показывает все это мне. Передо мной проходят картины, древние рукописи, даты, — все что мне нужно, это копировать, и я пишу так легко, что это не труд, а величайшее удовольствие».