Cкобелев обладал редкой справедливостью по отношению к своим подчиненным. Он никогда не приписывал себе успеха того или другого дела, никогда не упускал случая выдвинуть на первый план своих ближайших сотрудников. Всякий раз, когда его благодарили, он и в частном разговоре, и при официальных торжествах заявлял прямо:
- Я тут ни при чем... Все дело сделано таким-то...
Несколько раз он при подобных случаях прямо указывал на Куропаткина как на виновника данного успеха, и в самых сердечных выражениях, так что никому не приходило в голову, что это только скромность победителя...
- Я вам, братцы, обязан! Это вы все сделали... Мне за вас дали мои кресты! - говорил он солдатам, и не только для того, чтобы воодушевить их...
Он действительно верил в громадное значение солдата...
- Генерал может только подготовить свой отряд, дать ему боевое воспитание, затем выбрать позицию и наметить первые моменты боя... Потом вся его роль - в массировании войск, в сохранении резерва наготове. В каждом сражении ставят момент - стихийный. Тут уже никто ни при чем. Можно подавать пример личным мужеством, находчивостью, но это и каждый офицер тогда может и должен!.. Действует масса - она идет, она как-то бессознательно выбирает направление, она крушит неприятеля, она выигрывает победу... И зачастую генерал здесь уже ни при чем.
Все время после занятий Зеленых гор, вплоть до падения Плевно, Скобелев дружится и, как говорят, на короткую ногу сходится со своими солдатами. Да и не со своими, с чужими также. В этом не было заискивания популярности, нет. Его органическая потребность тянула его к солдату, он хотел изучить его до самых последних изгибов его преданного сердца. Он не ограничивался биваками и траншеями. Сколько раз видели Скобелева, следующего пешком с партиями резервных солдат, идущих на пополнение таявших под Плевно полков. Бывало, едет он верхом... Слякоть внизу - снег сверху... Холодно... Небо в тучах... Впереди в белом мареве показываются серые фигуры солдат, совсем оловянных от голодовки, дурной погоды и устали.
- Здравствуйте, кормильцы!.. Ну-ка, казак, возьми коня!
Скобелев сходит с седла и присоединяется к "хребтам". Начинается беседа. Солдаты сначала мнутся и стесняются, потом генералу удается их расшевелить и, беседуя совершенно сердечно, они добираются до позиций. В конце концов, каждый такой солдат, попадая в свой батальон, несет вместе с тем и весть о доступности белого генерала, о любви его к этой серой, невидной, но упорной силе. Войска, таким образом, еще не зная Скобелева, уже начинают платить ему за любовь - любовью...
Или, бывало, едет он - навстречу партия "молодых солдат", по прежнему новобранцев.
- Здравствуйте, ребята!
- Здравия желаем, ваше-ство...
- Эко, молодцы какие!.. Совсем орлы... Только что из России?..
- Точно так, ваше-ство.
- Жаль, что не ко мне вы!.. Тебя как зовут? - останавливается он перед каким-нибудь курносым парнем. Тот отвечает.
- В первом деле, верно, Георгия получишь?.. А? Получишь Георгия?
- Получу, ваше-ство!..
- Ну, вот... Видимое дело, молодец... Хочешь ко мне?
- Хочу!..
- Запишите его фамилию... Я его к себе в отряд возьму...
И длится беседа... С каждым переговорит он, каждому скажет что-нибудь искреннее, приятное...
- Со Скобелевым и умирать весело! - говорили солдаты... - Он всякую нужду твою видит и знает...
И действительно, видел и знал. От интендантов он отделывался всеми мерами. Просто не пускал их к себе иной раз. Ротные и батальонные командиры были озабочены продовольствием своих солдат.
- Они наживаться ведь могут? - заметил ему как-то сторонник интендантского режима в армии.
- Кто - командиры? Да мне до этого дела нет.
- Как это дела нет?
- Разумеется - нет. Если солдат получает у меня хлеба и мяса вволю, чай и водку, если на моих офицеров нет жалоб ниоткуда, если население ими довольно что же мне за дело до остального...
И действительно, его солдат кормили как нигде. Меньше всего болела его дивизия, и после балканского перехода и двухдневного боя под Шейновом среди истомленных, бледных и голодных других отрядов скобелевский предстал перед главнокомандующим в таком виде, что Великий князь изумился и воскликнул:
- Это что за краснорожие!.. Видимо, сытые совсем... Слава Богу, хоть одни на мертвецов не похожи.
За то же и солдаты понимали и ценили эту заботливость.
Если кто-нибудь из чужих генералов спрашивал их:
- Вы какой дивизии?.. (или:) Какие вы?..
Они не называли ни дивизии, ни полка, ни роты. На все был один ответ:
- Мы - скобелевские, ваше-ство!..
И в этих немногих словах звучала гордость, слышалось сознание своих заслуг, своего привилегированного, добытого кровью положения...
Скобелевцы-солдаты были совершенно отдельными типами армии. Эти и ходили козырями, и говорили молодцами, не стесняясь, и вообще ни при каких обстоятельствах не роняли своего достоинства... "Это что за петухи такие", "ну и ферты!" - вырывались восклицания у тех, кто еще не был знаком с ними. К солдатам других отрядов, даже к гвардии - они относились с некоторым превосходством... Они и одеты были чище, и больше следили за собой... Нравственность их не оставляла желать ничего лучшего. Когда был занят Адрианополь - в течение первой недели исключительно 16-й дивизией, ни в городе, ни в окрестностях не случилось ни одной кражи, ни одного грабежа. Уже потом, когда на смену пришли другие войска, началось другое хозяйничанье... С пленными скобелевцы обращались тоже гораздо лучше, чем другие... Те ели с ними из одного котла.
- Такие же солдаты, как и мы, только в несчастии, значит... Ему ласка нужна. - Не раз я сам слышал эти сердечные выражения их сочувствия к участи бедняков - аскеров.
- Бей врага без милости - пока он оружие в руках держит, - внушал им Скобелев. - Но как только сдался он, амину запросил, пленным стал - Друг он и брат тебе. Сам не доешь - ему дай. Ему нужнее... И заботься о нем, как о самом себе!..
И заботливость эта сказалась после шейновского боя - когда пленные были распределены поротно и ели у солдатских котлов вместе с нашими... Я помню в этом отношении один весьма разительный пример.
Когда на Шейновском кургане был уже поднят белый флаг, Скобелев поскакал по направлению к круглому редуту. Навстречу - партия пленных. Один из сопровождавших ее солдат ударил турецкого аскера прикладом. Боже мой! Как разом освирепел Скобелев.
- Это что за нравы, г. офицер?..
Конвоировавший офицер подошел к Скобелеву.
- Я отниму у вас саблю вашу... Вы позор русской армии. За чем вы смотрите?.. Стыд!.. У вас солдаты бьют пленных... Это черт знает что такое...
Офицер что-то забормотал в свое оправдание.
- Молчать! - и он дал шпоры своему коню. Я думал, что он растопчет офицера.
- Еще оправдываться!.. Бывают случаи, когда в плен нельзя брать, когда силы малы и пленные могут быть опасны, тогда пленных по печальной необходимости расстреливают... Слышите? Но не бьют. Бить пленных может только мерзавец и негодяй. Офицер, спокойно глядящий на такую подлость, - не должен быть терпим... Палачи!..
Фамилия ваша?
Тот пробормотал ее.
- Не советую вам никогда попадать в мой отряд... А ты - как ты мог ударить пленного? - наскочил он на солдата... - Ты делал ему честь, дрался с ним одним оружием, он такой же солдат, как и ты, и только потому, что судьба против него, потому, что сила на твоей стороне - ты бьешь безоружного!..
После уже я говорю ему:
- Как согласить это противоречие? Вы сами говорите, что врага добить надо.
- Да, врага вооруженного, врага, который может еще вредить. Врага слабого, разбитого, беззащитного - нельзя тронуть. Пленный - раз вы его взяли в плен, а не убили - святой человек... Об нем надо заботиться, также как и о своих...
И действительно, пленные всегда были накормлены и укрыты от непогоды у Скобелева.
Только не под Плевной.
Там сразу на наших руках осталось 40 000 пленных и при таких обстоятельствах, когда продовольствие даже своей армии внушало серьезные опасения... Для пленных ничего не было приготовлено. Главнокомандующий поручил их отцу Скобелева, и между ним и сыном были постоянные препирательства из-за этого.
Скобелев-сын, назначенный военным губернатором Плевны, постоянно добивался у отца:
- Ну, чем, ваше превосходительство, вы сегодня накормите турок?
- А тебе что за дело?
- Одного барашка на 40 тысяч человек прислали?
- Ну, уж пожалуйста! К тебе не обратимся.
- Да мне и дать вам нечего... Я тебе, отец, знаешь что посоветую, в интересах военной дисциплины и нравственного воспитания вверенных тебе турок?
- Что?
- А ты им брось барана, они с голоду на него накинутся, ты за беспорядок барана назад... Таким образом, и бараны будут целы, и туркам жаловаться не на что - сами виноваты...
Он тогда же предложил поместить пленных в их редуты, где бы в землянках они могли быть укрыты от снега и холода, но это почему-то не было принято.
На его позицию не раз являлись турки-перебежчики, и этих кормили, прежде чем отправить дальше.
Когда четвертый акт плевненской трагедии окончился и Плевна пала - румыны бросились в город и начали грабить кого ни попало. Тотчас по назначении Скобелева военным губернатором он позвал румынских офицеров.
- Господа! Я должен вас предупредить, чтобы не ссориться больше с вами... Ваши солдаты грабят город.
- Мы победители, а победители имеют право на имущество побежденных.
- Ну, во-первых, вы с мирными жителями не воевали, следовательно, и не побеждали их, а во-вторых, подите и предупредите своих, что я таких победителей буду расстреливать... Всякий, пойманный на мародерстве, будет убит, как собака... Так и помните... Постойте... Ваши обижают женщин предоставляю вам судить, насколько это гнусно... Знаете - ни одна жалоба не останется без последствий, ни одно насилие - не будет безнаказанно.
Турки его прозвали справедливым...
- Для него нет различия... Что свои, что чужие... Если мирные - он не даст в обиду... - говорили они об Ак-паше. - Одно только, зачем он болгарским дружинам приказал конвоировать пленных?
Когда Скобелеву передали это, он очень ясно объяснил свой взгляд на дело.
- Болгары до сих пор были рабами. Нужно, чтобы они поняли, что теперь они граждане и воины. Я приказываю именно им сопровождать прежних своих господ в плен не для того, чтобы последним дать почувствовать всю его тяжесть, а чтобы первые выросли до сознания своей независимости и равноправности с нами.
В Плевне мы нашли массы турецких раненых и больных... Частью они уже умирали, частью уже умерли, частью подавали надежды на выздоровление. Болгары забили окна и двери этих госпиталей, да и сам Осман, пока был еще в городе, не обращал на них особенного внимания.
- Когда нужно драться - лечить некогда, - говорил он. - Раненые и больные - лишняя тягость. Султану и Турции они не нужны. Лучше, если скорее умрут... И без них дела много.
Скобелев относился иначе. Он сейчас же принялся за устройство гигиенических пунктов и командировал целую тучу врачей и санитаров, занявшихся турками. После его посещения мечети, где были сложены раненые турки, они говорили:
- У вас лучше, чем у нас, теперь мы видим это.
- Почему?
- Ваш Ак-паша и турок посещает, врагов своих, а наш Осман никогда не видал нас!