Только что вернулся с позиций замученный, усталый, и — совестно! Направо и налево идут люди, которые больше меня имеют права на отдых. Они замотаны совсем. Эти люди девять дней не знают настоящего покоя. Но тут не одна усталость. Вот измученные и едва держащиеся на ногах останавливаются и жадно смотрят на нас. В вагоне, играющем роль столовой, солдатские щи.
— Что тебе, голубчик?
— Хлебца бы!
Протягиваю ему денег.
Отказывается.
— Покорнейше благодарим. Мне бы хлебца… Вторые сутки не едим.
Мы раздали всё, что у нас было. Солдаты наши — тоже. Через час во всём поезде не было крошки хлеба, а люди всё шли и шли и просили только одного «хлебца», с дальних позиций, куда нельзя было доставить никак продовольственных грузов. И никто, никто не берёт денег. Только и слышишь жалобные, молящие: «Хлебца бы!»
Подъезжает вестовой на другой день.
— Ваше высокоблагородие! Дозвольте хлебца.
— Вот тебе.
— Ещё бы! — нерешительно мнётся он.
— Довольно.
— С меня довольно… А вот капитану, — указывает он на верхового офицера, отвернувшегося от нас.
— Пусть он приедет сам.
— Они не приедут.
— Почему?
— Им совестно.
Ему дают для офицера хлеба и варёного мяса.
Тот издали кланяется, и мы видим внезапно озарившееся радостью лицо.
Немного спустя, приезжает из-за нескольких вёрст от Мищенко его офицер С.
— Ради Бога. Генералу есть нечего. Дайте чего-нибудь.
Наши делятся, чем могут. Полбутылки водки, хлеб, мясо, какие-то консервы.
Тот в восторге. Руки даже дрожат, всего так и обдало румянцем.
— Вот спасибо! Вот радость-то! Настоящий праздник будет. Мы уж давно не видели ничего подобного.
И чуть не танцует в седле. Не отдыхая, со своей драгоценной ношей летит обратно…
Один отсталый офицер поместился у нас.
Приглашают обедать, — что есть.
Благодарит.
— Я уж забыл, как едят, — тихо-тихо говорит.
— Чем же вы живы?
— Чаем…
Болен весь. Дрожит… На чай накинулся, а у самого — молодое, красивое лицо и зубы такие великолепные, — кость, кажется, перегрызёт.
Другой офицер набросился на солдатскую «пробу» с такою жадностью, что у меня чуть слёзы из глаз не брызнули.
— Мы такой роскоши давно не видели!..
Вы видели, как из грязных, вонючих луж с головастиками и всякою ползучей нечистью пьют воду? Приезжайте сюда и посмотрите. Как с отсырелого хлеба зелёную плесень сотрут, да так, чтобы ни кусочка не тронуть, и едят с аппетитом. Как пожирают мясо, покрывшееся серым налётом, — да ещё Бога благодарят за это. Есть консервы — жестянки распухли, выпуклыми стали. Проткнёшь, — оттуда зловонный газ. Дадут ему выйти, и едят, да ещё похваливают.