В замке работали, бегали, суетились. Ключница проветривала комнаты, садовник украшал их цветами, в замке и во дворе скребли и чистили, чтобы господа нашли все в полном порядке. Барыню ждали на другой день.
— Веселее будет жить,— радовались обитатели замка.
— Бог даст, и заработков побольше будет,— говорили бедняки и ремесленники, живущие около замка.
На следующее утро прибыла прислуга, вслед за ней повозки с тюками и ящиками. После обеда на холм, где стоял красивый замок, въехала удобная карета, в которой сидела госпожа Скочдополе, она же фон Шпрингенфельд.[1] Напротив нее, спиной к коням, помещалась камеристка, мамзель Сара, на козлах возле кучера — горничная Кларка, а рядом с барыней лежал ее любимец. Это был не муж, не брат и не друг — это был Жоли, крохотная собачка английской породы, обаятельное существо с длинными ушами и тонкой, шелковистой черно-бело-бурой шерстью.
Барыня обожала Жоли.
Пока господин Скочдополе был всего лишь господином Скочдополе и о нем знали только то, что он богат, в доме все было иначе; у его жены не было ни любимчика, ни камеристки; не было и столько прислуги; ни замка, ни лошадей, ни борзых собак; господин Скочдополе не ездил на охоту, не приглашал к себе гостей, и никто не приезжал к нему из города подышать свежим воздухом.
Когда же у господина Скочдополе скопилось столько денег, что он не знал, куда их девать и даже сколько их у него, супруге не понравилась простая фамилия Скочдополе. Она надоедала мужу до тех пор, пока он не купил приставку «фон», и они стали именоваться по-аристократически: «фон Шпрингенфельд».
Барыня была очень довольна — это звучало совсем иначе, и с того времени никто не осмеливался называть ее по-старому, если не желал лишиться ее милости.
«Большому кораблю — большое плаванье». Раз есть титул, необходимо и поместье.
За деньги можно устроить все. Фон Шпрингенфельды купили себе поместье, лошадей, борзых собак, завели и одели в ливреи прислугу, стали ездить на курорты, устраивать банкеты, давать балы.
Если есть пирожок, отыщется и дружок,— приятелей нашлось более чем достаточно, особенно таких, которые живут на чужой счет. Господин фон Шпрингенфельд слыл джентльменом, его жена — красавицей, а ее хороший вкус, остроумие и бог знает что еще превозносились до небес. Госпожа фон Шпрингенфельд была недурна собой, но она считала себя красивее, чем была на самом деле, и этому способствовала главным образом ее камеристка[2] мамзель Сара.
Чтобы удержать мамзель Сару, барыне приходилось платить ей большое жалованье и делать много подарков. Только таким путем удалось переманить Сару от одной графини, считавшейся самой элегантной дамой в столице. Сара служила у графини второй горничной, и платили ей не слишком много, но зато говорили: «Она служит у графини»,— и поэтому горничная не решалась поступить на службу к новоиспеченной дворянке.
Однако деньги смягчили ее гордое сердце. Мамзель Сара стала доверенной барыни, и, если говорила: «Так должно быть» или: «Так было в нашем замке» (подразумевая свою прежнюю хозяйку), госпожа фон Шпрингенфельд тотчас же давала приказание сделать так, как сказала Сара, чтобы все было, как у графини. Однажды Сара сказала:
— У вашей милости должен быть песик. У нас (то есть у графини) тоже был — мы получили его из Англии. Ах, мой прелестный Жоли! Не могу забыть его! — и она начала рассказывать о собачке, добавив, что в аристократическом доме такой песик совершенно необходим.
Госпожа фон Шпрингенфельд стала тотчас же искать себе собачку, и один добрый друг, желавший угодить богатой барыне, нашел для нее желанного любимчика и заплатил за него восемьдесят дукатов. Друг думал, что его хорошо вознаградят, и не ошибся, так как этим подарком он приобрел расположение барыни.
Сколько было радости, когда Сара решительно сказала, что песик красивее, чем у графини!
Назвали его Жоли, как у графини, и установили для него твердый режим, который должен был строго выполняться. Наблюдала за собачкой мамзель Сара. Жоли обычно спал в ее комнате в мягком кресле с бархатной подушкой. Утром, когда мамзель Сара завтракала, он кушал кофе или сливки, после завтрака Сара носила его к барыне, которая немного играла с ним. Когда госпожа фон Шпрингенфельд одевалась, надзор за Жоли поручали лакею. Закончив туалет, она купала собачку, расчесывала ей шерсть, завертывала в тонкую простынку, укутывала в предназначенное для этой цели синее атласное одеяльце и клала обсыхать на подушку. Привыкший к ласке песик позволял делать с собой что угодно. Затем барыня шла с ним на прогулку в сад или, когда фон Шпрингенфельды были в столице, выезжала с ним в карете. В полдень Жоли получал на второй завтрак немного мяса под соусом, а в четыре часа котлетку из куриной грудки, куропатки или другого нежного мяса. Чтобы меню не надоело Жоли, оно менялось ежедневно. Лакей всегда приносил ему пищу на фарфоровой тарелке и ставил на накрытый стол — иначе собачка даже не дотронулась бы до еды,— а после обеда должен был вытирать ей морду.
Остальное время дня уходило у Жоли на забавы и игры, до тех пор, пока Сара не укладывала его в постельку.
Если же случалось, что песик не хотел играть или есть, думали, что он нездоров, и тотчас же посылали за врачом. Когда господа жили в поместье, прописывать лекарство было не так легко, и поэтому они привозили рецепт с собой. Врач, человек, правда, добрый и любезный, никогда не соглашался лечить песика; мамзель Сара советовала, разумеется, чтобы госпожа фон Шпрингенфельд отказала ему в праве получать бесплатно продукты из поместья — так поступила со своим доктором графиня, и после этого он делал все, что от него требовалось,— или чтобы она пригласила домашнего врача. Однако в этом вопросе барыня не могла последовать совету камеристки — поблизости не было другого доктора, а держать домашнего врача было для нее все же дороговато. В столице дело обстояло по-другому, там нашелся более покладистый доктор, который за несколько дукатов прописывал порошки и для собачки.
Однажды госпожа фон Шпрингенфельд захворала, и все время болезни хозяйки Жоли грустил и лежал около ее постели. Это растрогало барыню. Мамзель Сара рассказала, что графинин Жоли тоже грустил, когда его хозяйка болела, и графиня была так тронута, что назначила песику пожизненную пенсию в пятьсот дукатов, на случай если он ее переживет.
Это очень понравилось госпоже фон Шпрингенфельд, и она, следуя возвышенному примеру графини, установила для собачки пенсию в пятьсот дукатов серебром, если Жоли будет жить дольше, чем она, и пятьдесят дукатов тому, кто будет за ним ухаживать. Все это она написала и скрепила своей подписью и печатью.[3]
С той поры мамзель Сара стала еще больше, чем раньше, заискивать перед собачонкой.
Когда слух об этом курьезном завещании разнесся в кругу друзей госпожи фон Шпрингенфельд, все начали восхвалять ее барственную щедрость и благородные чувства, проявившиеся в этом поступке. Ее сравнивали с княгиней, которая, получив в подарок от своего возлюбленного прекрасного коня, велела построить для него особую конюшню с дубовым паркетом, мраморным желобом, полированными яслями и стойлом. За конем ухаживал специальный слуга, а когда княгине надоело кататься верхом, никто не смел ездить на этой лошади. Ее только водили на прогулку, кормили булками и отрубями и каждый день давали большой кусок сахару. И этот порядок был установлен для лошади пожизненно, что тоже было подтверждено письменно.
Один господин Скочдополе был недоволен поступком своей жены, однако молчал. Он относился к ней больше чем внимательно и не осмеливался препятствовать ее причудам и капризам по причинам, которых никто не знал. Поэтому он на все махнул рукой и подумал: «Кто знает, где будет пес к тому времени, когда она умрет!»
У господина Скочдополе тоже были слабости, но вместе с тем он был отзывчивым, добрым человеком и не кичился своим дворянством. Его старое имя было ему милее, а приставку «фон» он купил для того, чтобы сохранить мир в доме.
Его страстью и раньше была охота, и он радовался своему поместью главным образом потому, что мог охотиться в его окрестностях. Все его приятели тоже были охотники и посещали друг друга.
Они не слишком строго соблюдали этикет, не были так прилизаны, как шуты, увивавшиеся вокруг госпожи Скочдополе, и нутро их было здоровее. Поэтому господин Скочдополе охотнее блуждал в обществе своих приятелей по лесам или разговаривал с ними за бокалом вина, чем бывал в пропахшем духами салоне своей жены, где никогда не чувствовал себя свободно.
Прислуга и служащие любили господина Скочдополе больше, чем его жену. С мамзель Сарой они встречаться не любили; те, кто собирался получить что-либо от госпожи Скочдополе, заискивали перед мамзель и Жоли и боялись испортить с ними отношения. Только деревенские псы — собаки мясников, пастухов, сторожей и прочие «мужланы» — не считали нужным обращать внимание на маленького кавалера и не боялись его. Когда мамзель Сара, прибыв в замок, вышла с Жоли на прогулку, собаки сбежались, напали на песика, начали скалить зубы, неприлично заигрывать с ним, оскорбляя его деликатность, так что мамзель была не в силах стерпеть этого, взяла его на руки и отнесла в замок. Она пожаловалась барыне на собачий сброд и предложила запретить посторонним входить в парк с собаками. Приказ был немедленно написан на дощечках, и их вывесили возле парка, а кроме того, Жолинку стали водить на длинной серебряной цепочке.
Мамзель Саре хотелось добиться еще большей власти над поместьем, но пока это ей не совсем удавалось, потому что иной раз вмешивался барин, который, к несчастью, не слишком жаловал ее.
Повара Сара недолюбливала, так как он не хотел подчиняться и не посылал лакомств по ее просьбе; но барин любил его, а барыня тоже была к нему расположена, потому что благодаря его искусству об ее столе много говорили, и некоторые знакомые хотели сманить этого повара. Поэтому придирки мамзель ему не вредили.
Горничную Кларку Сара тоже терпеть не могла. Но та была дочерью старой ключницы, служившей еще у матери барыни и бывшей много лет экономкой у господ, когда они не жили еще на широкую ногу. Кларинка была красивая девушка, умевшая хорошо и просто делать женскую работу, скромная и добрая. Мать ее овдовела, когда Кларка была еще ребенком; она отдала девочку на воспитание к сестре в провинциальный городок, а сама поступила на службу к госпоже Скочдополе. Кларинка пробыла у своей тетки до тех пор, пока не выросла, а мать работала и копила для нее деньги.
Когда госпожа Скочдополе стала дворянкой, Марьяна, сделавшись ключницей в замке, взяла Кларку к себе.
Девушка понравилась барыне, и так как ей в это время понадобилась горничная, она сказала об этом ключнице и убедила ее, что Кларкино счастье заключается в том, чтобы учиться у Сары,— она увидит свет, а если не устроится иначе, то сможет позднее занять место Сары.
Матери все это было не по душе, но что она могла сказать барыне!
«Если я не сделаю этого,— думала, она,— то лишусь места и растрачу те несколько дукатов, которые скопила для девочки, чтобы ей легче жилось и не пришлось служить. Пусть поступает на место: бог сохранит ее, если она не отвернется от него». Она согласилась на предложение барыни, и Кларка стала горничной. Но Сара терпеть ее не могла и всячески изводила. Когда господа жили в столице, много слез пролила из-за нее Кларка; когда же они переехали в замок, где она была под защитой матери, Сара не осмеливалась мучить девушку, хотя мать ничего не знала о кознях мамзель: Кларка не жаловалась.
Барыня относилась к ней не плохо, как вообще ко всем, но что бы та ни делала, ей казалось, что все не так хорошо выходит, как у Сары, хотя девушка вскоре усвоила себе навыки, необходимые при одевании, и нередко думала, что одевала бы барыню лучше, чем Сара.
Больше всего бесили Сару в Кларке ее молодость и красота, которыми Сара похвастаться не могла; никто не любил ее, так как вдобавок ко всему она была злая и заносчивая. Перед Сарой заискивали те, кому нужно было, чтобы она замолвила за них словечко барыне.
А Кларку любили все, но больше всех писарь управляющего. Кларке он тоже нравился, мать хвалила его, говоря, что он порядочный человек, но мамзель Сара ненавидела его именно за это, она хотела, чтобы он подчинялся ей. Ее очень обижало также, что он называл ее не мамзель, а барышня.
— Неужели этот грубиян писарь не знает, как меня называть? Он думает, что перед ним простая деревенская девушка, и потому величает меня барышней,— однажды сказала она Кларке, желая уязвить ее.
— Мы, простые деревенские девушки,— ответила ей Клара очень любезно,— не позволяем обращаться к нам иначе, это для нас самая большая честь, но если вам не нравится, запретите ему называть вас так. Ведь «мамзель»— это исковерканное французское слово «мадемуазель» и означает тоже «барышня».
— Посмотрите-ка на нее, она хочет поучать меня!.. Что это значит? Я уже давно забыла то, чему вы еще только должны учиться,— сердито оборвала ее мамзель.
Подобные ссоры происходили между ними часто, но Клара всегда вовремя умолкала и тем самым закрывала рот своей противнице.
Когда барыня приехала в замок, служащие встретили ее приветствиями — она любила это. Казначей помог ей выйти из кареты, управляющий взял ее шаль, которую она забыла в экипаже, а писарь, как ни хотелось ему услужить Кларе, подскочил к карете — он всегда исполнял указания управляющего — с тем, чтобы взять на руки собачку. Подумав, что писарь собирается помочь ей, Сара наклонилась к нему; когда же он хотел взять песика, она гневно вскочила и сама протянула к Жоли руки. Но песик проскользнул мимо них обоих и спрыгнул на землю. Писарь быстро нагнулся, но Жоли убежал под карету.
Тут Сара вскрикнула, барыня оглянулась и, увидев собачку под каретой, завопила, будто пса уже не было в живых. Поднялся шум, но с Жоли ничего не случилось.
— Какое могло быть несчастье, если бы лошади дернули,— без конца повторяла Сара, прижимая к сердцу Жолинку и бросая ядовитые взгляды на писаря.
Бедный писарь надеялся стать объездчиком[4] и имел на это право, он мечтал даже о красивой хозяйке, а тут управляющий после встречи барыни сказал ему:
— Ну, вы сами себе все дело испортили, случится чудо, если вы теперь станете объездчиком. Вам нужно задобрить песика, не то все пропало.
— Если за свое счастье я должен благодарить собаку, лучше я поищу себе работу в другом месте. Но я думаю, что барин поступит соответственно заслугам и по справедливости,— сказал опечаленный писарь.
— Это ничему не поможет: барыня властвует над барином, а над барыней — мамзель и собака. Могу только дать вам совет: заслужите расположение мамзель и в свою очередь приобретите над ней власть.
— Никогда я не сделаю этого, не подчинюсь этому злому дракону и целовать собачью лапу не стану,— гордо ответил писарь.
— Мой дорогой Калина, приходится иногда зажигать свечку наперед чертом! — улыбнулся управляющий, желавший добра писарю.