Плавание на транспорте «Байкал» в июле и августе 1853 года. — Занятие Императорской Гавани и острова Сахалина. — Подкрепление постов в заливе Де-Кастри и в селении Кизи. — Мои приказания Д. И. Орлову. — Прибытие в Петровское. — Мои планы в августе 1853 года. — Прибытие в экспедицию священника Гавриила и Бачманова 9 августа. — Причины, связывавшие всех членов экспедиции в одну дружную семью. — Донесение Буссе от 26 августа 1853 года.
Четырнадцатого июля я перебрался на транспорт «Байкал», взяв с собой 15 человек команды и Д. И. Орлова. В этот же день транспорт снялся с якоря и пошёл к острову Сахалину. Штили и противные южные ветры настолько замедляли наше плавание, что, следуя вдоль восточного берега Сахалина, мы только 30 июля подошли к мысу Анива. Сделав рекогносцировку около мысов Анива и Крильон и не найдя и здесь сколько-нибудь безопасной стоянки для судов, я вошел в Татарский пролив. Встреченные там свежие ветры не позволили держаться вблизи западного берега острова и тщательно осмотреть его; между тем было уже 4-е августа, а потому я и отправился отсюда прямо в Императорскую Гавань. 6 августа я вошел в нее и поставил там пост из 8 человек с урядником во главе. Пост этот я назвал Константиновским, по имени бухты, в которой он был основан. 7 августа я вышел из Императорской Гавани, оставив там, на всякий случай, 850 пудов муки и крупы. Унтер-офицеру, оставленному начальником Константиновского поста, приказано было приготовлять лес для зимнего помещения и начать его постройку. В то же время наблюдать за действиями могущих появиться судов и в случае встречи с ними передавать им заявление на французском, русском и английском языках о принадлежности края России.
Из Императорской Гавани я пошел в залив Де-Кастри и, прибыв туда 9 августа, съехал с пятью человеками на пост Александровский, а транспорту приказал следовать к западному берегу Сахалина, на котором, в бухте около 50° северной широты, высадить Орлова с пятью человеками.
Д. И. Орлову приказано было занять там пост, назвав его Ильинским, собрать жителей и объявить им, что остров Сахалин принадлежит России и что мы всех его обитателей принимаем под свою защиту и покровительство. В случае встречи с иностранными судами, как командиру транспорта, подпоручику Семёнову, так равно и Д. И. Орлову приказано было заявлять от имени российского правительства, что весь Приамурский и Приуссурийский края с островом Сахалином составляют русские владения. Орлову я, кроме того, приказал пройти от поста вдоль западного берега Сахалина к югу, на пути собирать от туземцев всевозможные сведения и осмотреть этот берег — не найдётся ли здесь бухты, в которой могло бы зимовать судно. Затем, к 15 сентября, стараться достигнуть мыса Крильон и на восточной стороне его ожидать нас, но при этом иметь в виду, что если бы по каким-либо обстоятельствам к 20 сентября нашего судна не было около этих мест, то и не ожидать, а следовать в селение Тамари-Анива, которое непременно нами будет занято. Командиру транспорта «Байкал», поручику корпуса штурманов Семёнову, приказано было высадить на Сахалин Орлова, содействовать ему при основании Ильинского поста и затем крейсировать в Татарском проливе до конца августа, с целью наблюдения за ожидавшейся американской эскадрой, и около 5 сентября постараться возвратиться в Петровское.
Подтвердив начальнику Александровского поста Разградскому данную ему прежде инструкцию и усилив этот пост четырьмя человеками матросов, я с казаком и тунгусом пошел пешком на озеро Кизи, там сел на байдарку и на ней прибыл в селение Котово, где Петров с шестью человеками приступил уже к постройке зимнего помещения, этот пост я назвал Мариинским. Из него, на байдарке же, я спустился вниз по реке Амуру в Николаевское, а оттуда отправился в Петровское, куда и прибыл 17 августа.
Таким образом, занятием Императорской гавани, западного берега Сахалина и крейсированием транспорта «Байкал» {Нельзя не отметить, что на транспорте «Байкал» был открыт вход в Амур и лиман в 1849 году, на нем пришли основать Петровское зимовье и занять устье Амура в 1850 и 1851 годах, и этот же транспорт был первым русским судном, появившимся в Татарском проливе в 1853 году.} в Татарском проливе была достигнута главная цель моих действий в навигацию 1853 года. После этого уже всякое покушение иностранцев на побережье Татарского пролива было устранено. Мне оставалось ещё в навигацию этого года окончательно утвердиться на острове Сахалине, то-есть занять главный пункт острова Тамари-Анива и затем в навигацию 1854 года исследовать материковый берег Татарского пролива от Императорской Гавани до корейской границы и занять на нём военными постами заливы, которые окажутся удобными и более закрытыми и имеют внутреннее береговое сообщение с Амуром и Уссури. Кроме того я должен был занять такими же постами несколько пунктов по рекам Амуру и Уссури, устье реки Сунгари и пункт на этой реке у подошвы Хинганского хребта, где он перебрасывается через эту реку145. Всё это мне предстояло исполнить для того, чтобы фактически провести нашу границу с Китаем, мысленно проведённую Нерчинским трактатом.
9 августа приходил в Петровское корабль Российско-Американской компании с различными запасами и товарами; на нём были доставлены: 10-сильный винтовой пароход и 10-весельный катер. На этом же корабле прибыли в экспедицию капитан-лейтенант А. В. Бачманов с супругой своей Елизаветой Осиповной и священник Гавриил с супругой Екатериной Ивановной. Корабль привез мне депеши: от Главного правления Компании — от 15 апреля 1853 года, и от А. Ф. Кашеварова — от 5 августа. Главное правление на основании указа императора от 11 апреля 1853 года и соглашения с генерал-губернатором Восточной Сибири просило меня, впредь до прибытия на Сахалин назначенного правителем острова капитан-лейтенанта Фуругельма, принять Сахалинскую экспедицию в полное моё начальство и ведение и уведомляло, что в 1854 году имеет в виду прислать на Сахалин с Фуругельмом доктора, фельдшера и лиц для всестороннего исследования острова. Оно выразило в депеше желание, чтобы на Сахалине, кроме главного пункта, в котором должно сосредоточиваться управление островом, было ещё не более двух или трех пунктов и чтобы все эти пункты были обнесены редутами. В заключение Главное правление просило меня, чтобы никаких судов Компании для перевозки сахалинского десанта, кроме брига «Константин», не занимать.
Кашеваров уведомлял меня, что 2 августа Н. В. Буссе отправился на корабле Компании "Николай I" за десантом в Петропавловск; что Главное правление вменило ему в непременную обязанность не посылать на Сахалин для перевозки десанта, запасов и материалов никакого другого из компанейских кораблей, кроме уже назначенного туда на зимовку брига «Константин», ибо все прочие суда необходимы в колониях. "Между тем, — писал Кашеваров, — бриг «Константин» вряд ли будет ныне в Аяне, а если и будет, то я объяснял Н. В. Бруссе, что это последует самой поздней осенью и что бриг этот никак не может поместить десанта с тяжестями, ибо он весьма ненадёжен". Далее Кашеваров извещал меня, что "большую часть запасов и товаров он не успел погрузить на корабль «Николай» с майором Буссе, так как они были доставлены в Аян только 1 августа, а потому не могли быть не только приготовлены как следует для отправки на Сахалин, но их не успели даже и разобрать. Никаких судов в Аян ожидать более нельзя; корабль же «Николай», по данной инструкции его командиру Клинковстрему, после доставки с майором Буссе десанта из Петропавловска в Петровское, немедленно должен итти в колонии, почему прошу Вас не задерживать этого корабля в Петровском".
С прибытием в Петровское Е. О. Бачмановой, любезной и образованной женщины, и супруги священника, Екатерины Ивановны, для моей жены составилось маленькое женское общество, которое ободрило ее.
Но зато всех этих лиц надобно было разместить, и потому мы сейчас же приступили к постройке двух флигелей для помещения на зиму священника с походной церковью и А. В. Бачманова с супругой.
Между тем, в ожидании десанта с Камчатки, дабы не терять времени, я хотел начать доставки запасов и товаров в Николаевское для обеспечения как этого поста, так и постов Мариинского и Александровского, а вместе с тем и испытать, до какой степени возможно плавание по лиману и по Петровскому заливу {Повидимому, Г. И. Невельской подразумевает под этим названием залив Счастья или часть его, ближайшую к Петровскому. (Прим. ред.). } на таком маленьком пароходике, какой был прислан в экспедицию. Поэтому, нагрузив запасами наш маленький ботик и взяв его на буксир к этому пароходику, названному мной «Надеждой», я, при самых благоприятных обстоятельствах, 19 августа, отправился с Бачмановым в Николаевское. Только что мы вышли из залива, пароход начало заливать, и более половины дымогарных труб в котле, оказавшихся перержавленными, лопнуло. Таким образом, в навигацию 1853 года «Надежда» была для нас бесполезна, и мы остались при тех же ничтожных перевозочных средствах, какие до сего времени имели, то-есть при двух шлюпках и гилякских лодках. Пароходик, кроме того, не имел никаких мореходных качеств и оказался совершенно неспособным к плаванию по лиману, а потому нам предстояло развести из Петровского продовольствие и различные запасы в Николаевский, Мариинский и Александровский посты на мелких судах. Однако всё обошлось благополучно: мой деятельный и искусный помощник А. В. Бачманов, в моё отсутствие на Сахалине снабдил все эти посты.
После всего сказанного не странны ли были упомянутые выше распоряжения, чтобы я с помощью такого пароходика провел компанейский бриг «Константин» в осеннее время через лиман из Охотского моря в Татарский пролив, и ещё в то время, когда в лимане вообще господствуют свежие ветры, разводящие сулой и неправильное волнение, бороться с которым возможно только настоящему морскому пароходу. Н. В. Буссе, как офицеру, попавшему сюда из гвардейского полка, это казалось весьма просто и возможно, и он удивлялся, почему я, ничтожный смертный, не исполняю в точности и буквально всех инструкций, которые он привез; но ему это простительно, потому что он до того времени кроме Петербурга ничего не видел и не знал местных условий.
Он многому удивлялся и никак тоже не мог понять дружеского и как бы родственного моего обращения с моими сотрудниками-офицерами. Он никак не мог допустить, чтобы начальник, облечённый огромной самостоятельной властью, каковым я был тогда в крае, мог дозволять подчинённым ему офицерам рассуждать с ним, как с товарищем, совершенно свободно разбирать все его предположения и высказывать о них с полной откровенностью своё мнение. Н. В. Буссе было чуждо и непонятно, что всякая в то время командировка офицера для исследования края была совершаема вне повеления, почему и лежала единственно на моей ответственности, и что при каждой такой командировке посланный офицер должен был быть проникнут чувством необходимости и полезности её для блага Отечества. Я должен был одушевлять моих сотрудников и постоянно повторять им, что только при отчаянных и преисполненных опасностей и трудностей действиях наших, мы можем не только предупредить потерю края, но и привести правительство к тому, чтобы он навсегда был утвержден за Россией. Вот что нас связывало всех как бы в одну родную семью. Весьма естественно, что это была непонятно не только Буссе, но и высшим распорядителям в С.-Петербурге. Вечером 26 августа компанейский корабль «Николай» бросил якорь на петровском рейде. Н. В. Буссе сообщил мне, что привез десант, вполне обеспеченный для зимовки на Сахалине; но что он взял только одного офицера, лейтенанта Рудановского, на том основании, что, согласно данной ему инструкции, офицеры для сахалинского десанта должны быть откомандированы из состава Амурской экспедиции. Исполнив, таким образом, возложенное на него генерал-губернатором поручение, Буссе ожидал моего немедленного распоряжения о свозе на берег десанта (из 90 человек) со всеми тяжестями. Он был вполне уверен, что всё это должно быть отправлено на Сахалин на бриге «Константин» через Амурский лиман с помощью доставленного мне Компанией пароходика и средств, имевшихся в Амурской экспедиции, а что корабль «Николай» немедленно отправится в Аян, чтобы там его высадить для следования в Иркутск к генерал-губернатору с личным донесением об исполнении поручения. Кроме того он передал мне, что, вследствие различных политических соображений, в Петербурге ему сказали, что при высадке на Сахалин десанта отнюдь не должно касаться залива Анива, а что десант должен быть высажен на восточном или западном берегу острова.