Деревенская улица. Появляется крестьянин-арендатор дядюшка Чжао, старый друг Ян Бай-лао, с корзинкой в руке. В корзинке кусок мяса и чайник с вином.
Дядюшка Чжао (поет).
Жестоко дует ветер, и снег замел пути,
И не во всех домах светло — в одном из десяти.
Мы, как и все на свете, встречаем Новый год.
Встречают все богатые, встречают бедняки…
Но в доме у помещика о пище нет забот,
А в доме у крестьянина — ни риса, ни муки…
Издалека доносятся звуки веселья и шум празднества в доме помещика.
Дядюшка Чжао. Да-а! Богатые встречают Новый год весело-превесело, а бедные горько-прегорько. Вот уже семь или восемь дней, как мой старый друг Ян Бай-лао ушел из дома. Он скрывается от уплаты долгов. Скоро он должен вернуться. Я купил четыре ляна[14] белого вина. Выпьем с ним по чашечке-другой, побеседуем, поболтаем и отпразднуем вместе встречу Нового года по-нашему, по-бедняцки. (Поет.)
Чиновник не судит чиновника строго,
Купец у купца себе помощь найдет,
А бедным — от бедных лишь будет подмога,
Так в мире ведется не первый уж год!
Ищу я приятеля, старого Яна,
С ним Нового года канун проведем.
Вина несу я четыре ляна
И дружбу старинную в сердце моем!
(Натыкается на человека, помогает ему встать. Удивленно.) Почтенный брат Ян, никак это ты?
Ян Бай-лао. А ты… кто ты?
Дядюшка Чжао. Я твой старый Чжао!
Ян Бай-лао. О, мой брат Чжао!
Дядюшка Чжао (поддерживая Ян Бай-лао). Что с тобой, Ян?
Ян Бай-лао. A-а!.. (Метнулся, как обезумевший, но сразу же взял себя в руки.) Ничего… ничего… Я только что был у помещика…
Дядюшка Чжао. Вот оно что! Опять тебя помещик обидел? Пойдем скорей! Метель усиливается. Пойдем. Дома мы поговорим по душам, и ты расскажешь мне все по порядку. (Помогает Ян Бай-лао идти.)
Ян Бай-лао. Хорошо… Я все расскажу по порядку… Мы поговорим по душам…
Подходят к дому Ян Бай-лао.
Дядюшка Чжао. Вот и дошли… Что такое? Дверь не заперта! (Открывает дверь.) Лампа не горит! (Зажигает лампу.) Си-эр, где ты?
Ян Бай-лао (услышав, что зовут Си-эр). Где моя Си-эр? Си-эр!..
Дядюшка Чжао. Что с тобой, друг мой Ян?
Ян Бай-лао (сдерживаясь). Ничего. Си-эр пошла к тетке Ван стряпать пельмени. Почему она до сих пор не вернулась?
Дядюшка Чжао. Вот оно что! Скоро вернется… Значит, в этом году мы встретим Новый год с пельменями. Пусть и Си-эр порадуется. Дорогой мой Ян, посмотри, я принес мясо — это тебе и Си-эр на завтра. И еще я принес чайник вина. Мы с тобой его разопьем. (Разжигает очаг, разливает вино.)
Ян Бай-лао. Выпьем по чашечке… Выпьем по другой… (Греет руки у огня. Оба пьют вино.)
Дядюшка Чжао. Ну, старина Ян, рассказывай, по какому делу ты был у помещика?
Ян Бай-лао. Да так… Пустяки… дорогой мой Чжао.
Дядюшка Чжао. Но, все-таки, зачем ты ходил? Скажи мне. Ведь я, старый Ян, не чужой тебе человек.
Ян Бай-лао. Эх! Да стоит ли говорить!..
Дядюшка Чжао. Не томи меня, брат. Ты ведь никогда от меня ничего не скрывал. Всегда, бывало, поговорим друг с другом, и на душе станет легче. Брат Ян, ты и сегодня не должен молчать… Ну, говори!
Ян Бай-лао. Ох! Я скажу… Ты знаешь, я скрывался от долгов, а сегодня, как только я вернулся домой, пришел Му Жэнь-чжи и отвел меня к помещику…
Дядюшка Чжао. Так…
Ян Бай-лао. Молодой хозяин открыл книги, Му Жэнь-чжи подсчитал на счетах, и они потребовали от меня уплаты сразу всех долгов. Чем же мне заплатить? Тогда он…
Дядюшка Чжао. Что он?
Ян Бай-лао. Он потребовал Си-эр в уплату за аренду.
Дядюшка Чжао (испуганно). И ты… ты согласился?
Ян Бай-лао. Я?.. Нет… Не согласился…
Дядюшка Чжао (облегченно). Хорошо. Ты поступил правильно, старый брат Ян. Отдать Си-эр помещику в уплату за аренду — все равно, что взять ребенка и бросить в огонь. Пословица говорит: «Для Будды свечки, а для человека воля». Нам и нужно бороться за эту волю! Старый брат Ян, ты поступил достойно. (Наливает вино в чашки.) Выпьем еще по одной, мой брат Ян!
Ян Бай-лао (с тяжелым сердцем). Старый Чжао! Ты не знаешь, что завтра… нет, не завтра, а в новом году она… наша Си-эр все-таки пойдет к помещику.
Дядюшка Чжао. В новом году? Брат Ян! В новом году нас здесь не будет; мы все уйдем жить за великую стену[15].
Ян Бай-лао. Куда? За великую стену? Нет, добрый Чжао! Бедным трудно покидать обжитые места, трудно расставаться с родными домами. Ведь, кто знает, может быть, мы и там будем умирать с голоду?
Дядюшка Чжао. Нет, там у нас начнется новая жизнь. Красная армия даст нам землю. А здесь на шести му помещичьей земли мы просто не можем жить: нас душит аренда. В этом году я отработал на хозяина пятьдесят дней и все-таки еще остался ему должен за аренду пяти му земли под огород. Вчера он требовал уплаты долга. У меня нет ни сына, ни дочери, я одинокий старик. Что ж, мне так и умереть на этих пяти му беспокойной земли? Нет! Возьмем с собой Си-эр и уйдем за великую стену. Там и будем жить. Мы с тобой уже старики. Ну, сколько мы еще можем протянуть на этом свете? (С болью в сердце, проникновенно.) Пусть мы умрем, но зачем же губить ребенка? Да, брат Ян! Я думаю, в будущем году, весной, мы непременно уйдем отсюда.
Ян Бай-лао. Верно, старый брат Чжао!
На улице появляются тетушка Ван, Да-чунь и Си-эр. Си-эр несет миску с пельменями.
Тетушка Ван. Да-чунь, ты уверен, что дядя Ян вернулся?
Да-чунь. Я сам видел, как он выходил из ворот помещичьего дома.
Ян Бай-лао, услышав голоса за дверью, торопливо вытирает слезы и делает вид, будто ничего не случилось.
Си-эр (подходит к дому, видит сквозь дверную щель свет). Тетя! Посмотри, папа вернулся!
Все входят в дом.
Си-эр (с радостью). Папа! Ты вернулся?!
Да-чунь. Здравствуйте, дядя Ян!
Тетушка Ван. Дядя Чжао! Ты тоже здесь?
Дядюшка Чжао. Да. Мы тут беседуем с братом Яном.
Да-чунь. Удалось вам уговорить помещика, дядя?
Ян Бай-лао. Да как сказать… Я… я только раз встал перед ним на колени… больше ничего не было… Ну, я и вернулся…
Да-чунь. Дядя, это правда?
Си-эр. Все обошлось благополучно, папа? В самом деле ничего не случилось?
Ян Бай-лао. Ничего, дитя мое, разве отец тебя когда-нибудь обманывал?
Дядюшка Чжао. Конечно, он говорит правду.
Тетушка Ван (вытирает слезы). Возблагодарим небо, возблагодарим землю, что все так хорошо устроилось. Теперь мы спокойно встретим Новый год. Как хорошо, что помещик не забрал эти несколько цзиней муки. Смотрите, сколько мы из нее приготовили пельменей. Дядя Чжао, дядя Ян, ешьте пельмени!
Дядюшка Чжао. Ладно, попробую ваших пельменей.
Тетушка Ван. Ешьте, дядя Ян, ешьте!.. На всех хватит.
Да-чунь (подает чашку Ян Бай-лао). Дядя, кушайте! (Ян Бай-лао берет чашку.)
Все едят пельмени.
Си-эр (запевает).
Папа мой скрывался от долгов.
Си-эр и Да-чунь (вместе).
Делаем пельмени, встречаем Новый год!
Все.
Старые и малые,
Малые и старые,
Садись в кружок,
Встретим Новый год!
Радостно, радостно
Встретим Новый год!
Тетушка Ван.
Вьюга большая мела десять дней…
Все.
Все же мы вместе, и нет нас дружней!
Дядюшка Чжао (словно неожиданно вспомнив). Да-чунь, Си-эр! Вот сегодня мы едим новогодние пельмени… и мне вспомнилось… Послушайте, дядя Чжао вам расскажет, как он однажды поел пельменей. Это было в девятнадцатый год республики, тринадцатого мая, в тот день, когда Гуань лао-е[16] точит свой меч… Шел мелкий дождь. С юга, с гор, пришел отряд. Это была Красная армия…
Тетушка Ван. Дядя Чжао, да ты уже рассказывал об этом.
Си-эр. Тетя, дай дяде Чжао досказать… Очень хочется послушать.
Дядюшка Чжао. Так вот! Все они были в красном… подпоясанные красными кушаками… Все они — рыцари с красными лицами[17]: это и была Красная армия. Случилось, что я был в деревне Чжаоцзячжуан, когда туда пришла Красная армия. Первым делом она поделила землю помещиков и раздала крестьянам зерно. И тринадцатого мая все бедные люди стряпали пельмени. Помню, к кому бы я ни пришел, все меня угощали пельменями.
Да-чунь. А где же теперь Красная армия?
Дядюшка Чжао. Она пошла к городу и взяла его. А потом снова ушла в горы. И тогда опять тяжело стало бедным людям жить на свете…
Да-чунь. Как ты думаешь, дядя, вернется к нам Красная армия?
Дядюшка Чжао. Я думаю, вернется. Обязательно вернется!
Си-эр. А когда же?
Дядюшка Чжао. Девяносто девять прошло, еще один и будет сто. Она вернется в день, когда Гуань лао-е снова будет точить свой меч. Она обязательно вернется!
Си-эр. Папа, почему ты ничего не ешь?
Ян Бай-лао. (Берет чашку, с трудом проглатывает пельмени. Ему тяжело. Пауза.) Си-эр! Как, по-твоему, тетушка Ван добрая?
Си-эр. Очень добрая.
Ян Бай-лао. Тетушка Ван! А как ты думаешь, Си-эр хорошая девушка?
Тетушка Ван. Конечно, хорошая.
Ян Бай-лао. Си-эр! Я хочу спросить тебя: а отец твой хороший?
Си-эр. Что с тобой, папа? Конечно, хороший.
Ян Бай-лао. Ты хорошая… и ты хорошая… а отец твой нехороший.
Тетушка Ван. Почему ты так говоришь?
Дядюшка Чжао (вмешивается). Мы только что выпили по две чашки вина. Немного опьянели… Да что там говорить… Вы все хорошие. (Обращаясь к Си-эр и Да-чуню.) Си-эр! Да-чунь!.. Вам осталось недолго ждать… Теперь уже скоро…
Си-эр смущенно отворачивается от него. Ян Бай-лао не может спокойно усидеть на месте. Он отходит в угол комнаты и дрожащей рукой вытаскивает бумагу.
Тетушка Ван. Дядя Ян, что ты там вытаскиваешь из-за пазухи?
Ян Бай-лао (испуганно). Да вот, я ищу… ищу… (Прячет бумагу.) Подкладка порвалась… В карманах пусто. Хотел детям монетку подарить на Новый год[18], да ничего не вышло.
Тетушка Ван. Неважно. Поели пельменей. И то хорошо. А теперь давайте соберем посуду. (Все начинают убирать посуду.) Ты, дядя, сегодня весь день ходил, наверное, устал. Отдохни немного.
Ян Бай-лао (машинально). Да… да… мне надо отдохнуть…
Тетушка Ван. А о семейных делах поговорим завтра. Утром Да-чунь придет поздравить тебя с Новым годом.
Дядюшка Чжао. Ну, я пойду. Ты, Си-эр, хорошенько позаботься об отце. (К Ян Бай-лао.) Спокойной ночи, старина! Завтра мы придем к тебе с новогодними поздравлениями.
Ян Бай-лао. Ну, счастливо, почтенный Чжао.
Дядюшка Чжао уходит.
Да-чунь. Мы тоже пойдем, дядя.
Ян Бай-лао. Ты, Да-чунь, хорошенько заботься о своей матери в новом году.
Си-эр. Вы уходите, тетя?
Тетушка Ван. Да, нам пора.
Тетушка Ван и Да-чунь уходят. Си-эр идет к двери.
Да-Чунь (у двери, обращается к Си-эр). Дядя Ян устал, пусть он пораньше ляжет спать.
Си-эр. Хорошо. (Закрывает дверь.)
Ян Бай-лао и Си-эр одни.
Ян Бай-лао. Тебе пора спать, Си-эр.
Си-эр. И ты отдохни, папа.
Ян Бай-лао. Твой папа будет встречать Новый год.
Си-эр. Тогда и я буду с ним встречать Новый год.
Ян Бай-лао. Подбросим-ка еще дров, пускай огонь разгорится сильнее.
Си-эр разжигает огонь. Оба греются у очага.
Ян Бай-лао (закашлялся). Кхе-кхе… Ах, Си-эр… Твой отец стареет. Он уже ни на что не годен.
Си-эр. К чему ты это говоришь, папа? Не надо. Погрейся у огня.
Пауза. Напряженная тишина. На улице идет снег.
Ян Бай-лао. Ты уснула, Си-эр?
Си-эр. Нет, папа.
Ян Бай-лао. Дай-ка я поправлю фитиль. (Поправляет фитиль. Лампа все же постепенно тухнет. Си-эр засыпает.) Фитиль кончился, масла нет… (Тушит лампу.) И огонь тухнет… Си-эр! (Си-эр уже крепко спит.) Уснула… Си-эр! Си-эр!.. (Поет.)
Ты спишь, Си-эр, ты спишь, Си-эр.
Отец зовет, услышь, Си-эр.
Понять не можешь ты во сне —
Прощенья нет моей вине!
О, Си-эр! Твой отец виноват перед тобой! Тетка Ван и старый брат Чжао, я виноват перед вами… Я поставил отпечаток пальца на проклятой бумаге. Когда мать Си-эр умирала, она завещала мне: «Вырасти Си-эр!» И я вырастил ее. Семнадцать лет Си-эр делила со мной все невзгоды! А сегодня… Мать Си-эр… я провинился и перед тобой. Я продал нашу дочь. Завтра помещик уведет ее к себе. Живые ли вы, мертвые ли, люди или духи — все вы не простите меня! Я старый глупец… Я преступник! Я не могу допустить, чтобы ты ушла от меня, дочка! Я буду биться насмерть! (Как сумасшедший, бросается к двери, открывает ее. В комнату врывается ветер со снегом.) A-а! Начальник уезда! Богач! Псари… стражники… куда идти? Куда? (Поет.)
Начальник уезда, проклятый богач,
Зверей кровожадная свора!
В рабство уйдет моя дочь от меня,
Жизни моей опора!
Снегом засыпаны все пути,
Снежный сугроб у порога.
Куда мне бежать? Куда мне идти?
Где для меня дорога?
(Теряет сознание, через несколько минут приходит в себя.) У меня есть еще немного закваски доуфу… выпью… (Пьет закваску.) А теперь выпью еще холодной воды… тогда умру сразу. (Снимает с себя ватную куртку и накрывает ею Си-эр. Затем выходит во двор. Падает на снег. Умирает.)
В деревне слышен треск хлопушек. Наступил Новый год.