На четвертый день плаванья Чуффеттино заметил на горизонте какое-то черное пятно.

— Корабль!.. Без сомнения, это — корабль! — воскликнул наш герой вне себя от восторга. — О, я спасен!

И действительно, не прошло и двух часов, как мальчик был уже на палубе корабля. И знаете ли, что это был за корабль? Это был корабль капитана Манджиавенто.

На палубе Чуффеттино увидел и самого добрейшего капитана, который заплакал от радости, сжимая в объятиях своего маленького любимца и верного Мелампо, осыпавшего его ласками и нежно лизавшего его своим шершавым языком. Чуффеттино и Манджиавенто наперерыв рассказывали друг другу то, что с ними произошло после того, как они так трагически расстались. Рассказ капитана Манджиавенто был не длинен; его лодку, вынырнувшую каким-то чудом из пучины, встретило большое судно, возвращавшееся в Европу, и капитан Манджиавенто и Мелампо, полуживые от всего, что они пережили, были взяты экипажем судна. А несколько дней спустя, они натолкнулись и на корабль Манджиавенто, болтавшийся по морю без руля и без парусов. При помощи спасшейся его команды, капитан исправил свое прежнее судно. И вот в то самое время, когда капитан Манджиавенто собирался отправляться разыскивать Чуффеттино, этот последний на своей маленькой лодочке подъезжал к кораблю!..

— А что же ты думаешь делать теперь, мой мальчик? — спросил нашего героя капитан Манджиавенто.

— Я хочу поскорее увидеть папу и маму! — воскликнул, не задумываясь, Чуффеттино, и корабль немедленно повернул руль по направлению к берегам Европы.

На этот раз плаванье закончилось вполне благополучно, без каких бы то ни было инцидентов. Период тяжелых испытаний Чуффеттино был закончен. Прежде чем сойти на берег, капитан сказал мальчику:

— Я стар и совсем одинок, я люблю тебя, как любил когда-то своего маленького сына, которого давно уже нет в живых… Но покидай меня! Я обучу тебя морскому делу… Хочешь?

Чуффеттино вместо ответа бросился на шею своего благородного друга.

И вот настал, наконец, день, когда наш мальчик, в сопровождении своего верного Мелампо, бежал что есть духу по узенькой тропинке, извивавшейся по холму, на склоне которого было расположено Коччапелато. Был торжественный час вечернего заката, когда Чуффеттино, чувствуя, что сердце его бьется, как молот, а ноги подкашиваются от волнения, — достиг первых домиков своего родного местечка. Он остановился, чтобы перевести дух. Потом побежал дальше. При его приближении собаки, спокойно спавшие у дверей домиков, вскакивали и вопросительно на него поглядывали, а гуси, куры и утки разбегались в разные стороны, испуганно махая крыльями. Из них многие еще помнили прежнего Чуффеттино, грозу всех коччапелатских собак, кошек, кур, уток и гусей.

Какой-то мальчик громко закричал, указывая на него пальцем: «Ба! Да ведь это Чуффеттино!». Но Чуффеттино ни на что не обращал внимания. Он никого не видел… Вот он уже на площади… Вот — перед мастерской дядюшки Анастасия. А вот и кошка, бедная кошка, которая получала от него столько пинков… Наш герой, ноги которого дрожали, с трудом дотащился до двери в мастерскую, но войти не решился, и остановившись на пороге, тихо прошептал:

— Папа!

Тетушка. Аспазия, приносившая в этот момент суп мужу, увидела мальчика и с секунду стояла, как вкопанная. Потом, узнав его, громко вскрикнула, выронила из рук миску с супом и бросилась к сыну, в порыве неожиданного безумного счастья, на которое она уже перестала надеяться:

— Ты!.. Это ты!.. Счастье мое! Жизнь моя! Радость моя!.. Это ты!.. Ты жив!.. Он жив! Он вернулся! Вернулся к своей маме, которая его обожает!..

На ее крики вышел из мастерской и сам дядюшка Анастасий. Вышел, взглянул… Узнал… Поднял руку к горлу и без чувств грохнулся на землю. Мальчик и тетушка. Аспазия бросились к нему.

— Папа! Мой милый папа! — кричал Чуффеттино, покрывал лицо старика поцелуями и слезами.

Прошло несколько мгновений, и дядюшка Анастасий, придя в себя и справившись с охватившим его волнением, шептал сквозь радостные слезы слабым, счастливым голосом:

— Это — ты, мой Чуффеттино!.. Это — ты!..

Да! Это были счастливые минуты! Все смеялись. Смеялся старый башмачник, смеялась тетушка. Аспазия, смеялся Чуффеттино, смеялся Мелампо, показывая свои беззубые десны… И смеялось небо, озаренное последними лучами заходящего солнца.