Шершавые вирши
Слог сонетный расканоним, Развульгарим, рассвятим, Иней слов раскипитим, Сладкость рифмы разлимоним!.. В. Н. «Сумбурные сонеты» (1929).
«Дикое диво я ждал с опозданием…»
Дикое диво я ждал с опозданием.
В храме резвился, посвистывал храп.
Время неверным, знать, стать христианами,
С градом событий ребятам играть.
Ватой скрываю веснушки, не мушками.
Текст моих маний туманнее Темз.
Мнимые минусы мучат уснувшее
Темпом разверстки разорванных тем.
Яды приятные в склянках у Янкеля
Рабски прельстили всесильным: all right!
Честные черти загнали архангелов
В радостью душною дышащий рай.
1931 Tartu
СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ
Б. В. Правдину
Заложен слоем детской злобы,
Слугою брошен в ров на слом,
Разинув рот, разбитый глобус
Свистит неистовый псалом.
Лениво скинутая нищим
В осколков пеструю страну,
Болонка блошек тщетно ищет,
Лукаво лая на луну.
Зацеловав лазурь Сицилий
Страстнее суеты сует,
Зеленой плесени бациллы
Внезапно узрят резкий свет.
1931 Pärnu
«Страшно в центре грешной страны…»
Страшно в центре грешной страны
Со страусами стройными встретиться;
Страсти стараются запортретиться
В трелях расстроенной струны.
Болезненному сердцу не по нутру
Балетно танцующий скелетик;
Выскулить игрушечный пистолетик
Лестно малолетнему Петру.
Властно скажет чижу аминь
Несносная снасть птицелова —
Сладко бросить неловкое слово
Хворостом в слабеющий камин
1931 Tartu
ЛЮБОВЬ
В пустынных просторах Средней Азии
Бродил двугорбый верблюд
И печалился в нечаянном экстазе,
Что некому сказать: люблю!
Просадив последнюю сестерцию
На смазку непристойного божка,
Про алчность волчьего сердца
Завыл голодный шакал.
Орел задыхался от восторга,
Лобзая ускользающую синь.
Даже ящеру стало дорого
Зреть улыбку при слове: merci.
1931 Tartu
«Наши мысли летят в переулки тайн…»
Наши мысли летят в переулки тайн,
Души покамест не застужены,
А ведь их не накормят ни Эйнштейн, ни
Times,
Ни разговорчики за ужином.
Нас на ярмарку глупых сердец свезла
Жажда облапать беспредельное.
Будем яблочки кушать добра и зла,
Нам ерунда — грехопадение.
Перед нами мальчишкою Авраам,
Нами сто библий пережевано.
Мы построим уже послезавтра храм
Богу наиболее дешевому.
1931 Pärnu
«Я раз прочитал украдкою…»
Я раз прочитал украдкою
Папирус своих годин
И быль их довольно краткую
Хочу завершить один.
Презренье я сделал козырем,
В азарте смешав ходы,
И смолк над бездонным озером
Зеленой, как злость, воды.
Мой разум пропах сорбонною
И загнан судьбой в тупик.
Я даму свою червонную
Кладу на девятку пик.
1931 Tartu
«Разменяв сердечко по сантиму…»
Разменяв сердечко по сантиму
На лобзанья изуверных уст,
Скоро стану я невозмутимым
И махну рукой на спазмы чувств.
Упразднив угарность ревнованья
И свиданья в качестве лекарств,
Закалюсь в солончаковой ванне
Неудач в разгадке дам и карт.
Я пройду стальным нахальным танком
Сквозь огонь пронзительных страстей
И прикажут райским пуританкам
Окурить мне опием постель.
1932 Tartu
«Водевиль „Борьба добра и зла“…»
Юрию Иваску
Водевиль «Борьба добра и зла» —
Надоевший боевик театра «Космос»,
А сменить приемы ремесла
Помешала режиссеру косность.
Пусть теперь взамен спины слона
Электроны служат креслом для природы,
Гениальный шулер Сатана
Изучил до мелочей колоду.
Умирают боги и цари,
Но работают, как каторжники, черти,
Злые и голодные псари
Только падалью питающейся смерти.
1932 Tartu
БЕССМЕРТИЕ
Вечность измеряется веками
И пластами умершей земли;
Рассыпаются от ветра камни,
Гаснут солнца в мировой пыли.
Забывается язык звенящих песен
Вместе с их богами у рабов;
Письмена же поедает плесень
Даже в недрах храмов и гробов.
Только простенькая сказка чья-то
До сих пор скитается в толпе,
Да бормочат часто китайчата
Пачки слов пьянчуги Ли-тай-пе.
1932 Pärnu
«Рифмачи выцеживали строки…»
Рифмачи выцеживали строки
Из настойки выхоленных слов.
Фантазировали критики строгие
О странностях их голов.
Девушки влюблялись в поэтов,
Воспевавших экстазно весну…
Но коснулось сокращение бюджета
И духовных подачек муз.
Пришел формалист квартальный,
Поплевал на ладони слегка
И сорвал вывеску: гениальность —
С дверей лирического кабака.
1932 Pärnu
«Незачем небыли рассказывать…»
Незачем небыли рассказывать,
Слагая слова в сонет,
Про сердце — несгораемую кассу,
В которой ни копейки нет.
Тошно до-нельзя изношенным
Бежать за чем то в мираж,
А ремонт на пути невозможен —
Пора выходить в тираж.
Вернусь я в замок семибашенный,
Прикроюсь сладеньким сном,
И надену смирительную рубашку
На мечту о счастьи ином.
1932 Pärnu
«Не умею любить по-Божьему…»
Не умею любить по-Божьему
Пустую, бесплотную душу —
Тоскуют до невозможности
И рот и глаза и уши.
И разве за это взыщется
С безбрежно-жадного сердца?
Весна приходит язычницей
И горе всем иноверцам.
Нам чувств слишком мало роздано
И им ли хиреть в бездельи?
Недаром учуял Розанов,
Что дух — только запах тела.
1932 Pärnu
«Ловля слов позвонче, попевучей…»
Ловля слов позвонче, попевучей
Нам мешает на людей глядеть.
В поисках изысканных созвучий
Можно от восторга обалдеть.
Говорят, мы рождены в сорочке,
Потому и все нам трын-трава.
Знай, нанизывай на строчку строчку
Хмелем отдающие слова.
Но не стоит забывать и это:
Творчество для нас не чепуха —
Бессердечнее любви поэта
Вопль уже зачатого стиха.
1933 Pärnu
«Драчливы и злы, как голуби…»
Драчливы и злы, как голуби,
Которым кидают зерна,
Готовы мы кулаками голыми
Друг другу по скулам дернуть.
Но стоит исполниться воздушному
Замку житейского уюта —
Мы станем несносно добродушными,
Забыв и Каина и Иуду.
И будут довольны на небе,
Внимая мирным аккордам,
И только одержимый манией
Сплюнет и вспомнит чорта.
1933 Pärnu
«Настали годы новой эры…»
Настали годы новой эры
С девизом яростным: банзай!
Становятся тупыми нервы,
Осоловелыми глаза.
Пускай постится хилый Ганди
Пора пришла мечей иных.
Уже солдатскими шагами
Затоптан пепел мирных книг.
Печальный духоборец Будда
Являться в плоти перестал
И больше никогда не будет
Пришествий кроткого Христа.
1933 Pärnu
"Я совсем усталый странник…"
Я совсем усталый странник
По тропинкам пыльным слова,
Сплю без ярлыков охранных
На базарах света злого.
Знаю я, что все лишь случай
И что нет чудес без боли,
Никогда не станет лучше,
Никогда не будет воли.
Но среди гнилых предместий,
Где унылы песен звуки,
Сказку о вселенской мести
Я начну творить со скуки.
1933 Pärnu
"Я с Христом здороваюсь издали…"
худ. Карлу Буриану. Вена
Я с Христом здороваюсь издали
И в ссоре с Его Отцом,
А молюсь китайскому идолу
С неистово злым лицом.
Он глазеньем своим пронзительным
Сжигает мозги людей
И чуют угрюмые зрители,
Что нет ничего нигде.
Не уйти из святой покойницкой.
Я знаю: нет новых вех,
А за мной в темноту погонится
Его неприятный смех.
1933 Pärnu
"Я не прочь признать грехопаденье…"
Я не прочь признать грехопаденье,
Как завязку главного узла.
Продал дьявол Евочке без денег
Божье дерево добра и зла.
Все свершилось в час злосчастный разом: —
Мир стал жертвой рока и сивилл,
А неукротимый робот — разум
Человечью прыть закабалил.
И с тех пор Земле, всеобщей маме,
С рельс казенных больше не сойти,
И нельзя ни словом, ни томами
Оправдать нелепого пути.
1933 Pärnu
"Неизвестно — кому молиться…"
Неизвестно — кому молиться
И какие мямлить слова:
Потускнели сонные лица
Невеселого божества.
Все туманней новые весны
И отчетливей скучный путь.
Примирись лучше с жизнью постной
И о счастьи совсем забудь.
Ничего нет — один обычай
Или похоть: существовать.
Не побрезгав мелкой добычей,
Сядет смерть на мою кровать.
1934 Pärnu
"Надо уметь кидаться…"
Борису Нарциссову
Надо уметь кидаться
В пропасть, раскрыв глаза,
А не как принц Датский,
Хватаясь за волоса.
Надо забыть о смерти,
Одетой в желтый скелет,
И скукой из толстой Берты
Выпалить на тот свет.
Надо прославить гимном
Времени едкий яд
И не считать дивным,
Что Божьи трупы горят.
1934 Pärnu
"Около — ни души…"
Около — ни души.
Тьма кругом холодна.
Шепчет чорт: согреши,
Выкинься из окна.
Горечь дум и обид
Рад я перемолоть,
Только кто воскресит
Жадную мою плоть?
Дайте изведать всласть
Раньше мир и себя.
В бездну хочу упасть,
Жизнь до слез полюбя.
1935 Pärnu
"Нам не считать рублей…"
Нам не считать рублей,
Нас не волнуют внуки.
И это — только клей
На паутине скуки.
Знаем, создатель скуп
В ласках для скандалистов.
Сварим себе суп
И без лавровых листьев.
Будет дни, как семечки грызть,
Свету в ладошки хлопать
И выкурим свою жисть
В небес голубую копоть.
1935 Pärnu
HIGH LIFE
Борису Правдину
Принц Уэльский, принц Уэльский…
Свят господской скуки лоск,
Скепсис англо-саксо-кельтский,
Скорбь без искренности слез.
В льстивом вальсе стиль улыбок:
Знай, по лисьему виляй!
А шартрез зеленый выпукл
В трезвом блеске хрусталя.
Маска сладкого бесстрастья —
Ласковый к безволью плюс,
И закат усталой касты
Вкусно преподносит Пруст.
1935 Tallinn
VA BANQUE
Постыло торчать пешкой
Невыдвинутою в бой —
Как тебя там, не мешкай,
Не хнычь над моей судьбой!
Скорей посылай в атаку
На вражеского ферзя —
Прислушиваться к тик-таку
Часов больше нельзя.
Гроссмейстер, ты слишком скучен
Медлительностью игры —
Рискуй! А не то научим
Тебя транжирить миры.
1935 Tallinn
"Замела нас крысой жалость…"
Заела нас крысой жалость
Мука о легионах —
Так еще не дрожалось
Даже сердцам влюбленных.
Пускай над нами гогочут
Праведных злые толпы —
Каждый из них захочет
Добиться однажды толку.
Поймут и пойдут за нами,
Глупыми и смешными,
И наше рваное знамя
Станет для них святыней.
1935 Tallinn
HEITI TALVIK
Из цикла "Dies irae" (1934)
9.
Дать ли сигнал: мы тонем!
Иль спину согнуть холуем?
Нет! За борт всех тех, кто стонет,
И вновь овладеть рулем!
Пусть призрев катастрофы.
Влагу пьяную пьет наш челн —
Долг наш втиснуть в изящные строфы
И стихийную ярость волн.
(перевод с эстонского.)
1935 Tallinn
HEITI TALVIK
Из цикла "Сумерки Богов" (1934)
4
Вера во вселенскую суть —
Мягкое ложе сонливым.
А нам не дают уснуть
Острой тревоги приливы.
Пусть порыв наших воль
Ищет в вере путей к нирване,
Жизни соль —
В дерзаньи.
Пляска идей да слов —
Только мираж линючий.
Знанье, твердыню трусов,
Бомбардирует случай.
Мы не знаем,
Что зреет в нас на галерке
За фонарным светом сознанья…
Будем зорки!
(перевод с эстонского.)
1935 Tallinn
BETTI ALVER
Зубы
Мои зубы всё считают
Миндалем и райской манной —
Много жаждав и изведав,
Станет мысль в итоге пряной.
Высоко в кривой мансарде
Я о меде, злате Eesti
Напишу однажды эпос,
Пост блюдя по долгу чести.
В платье бархатном, парадном,
Щеки пудрою скрывая,
Вниз гляжу, как ястреб, зорко,
Кофей хлебом заедая.
И жую я спешно, плачу,
Слыша голос новой эры —
Зубы, ведомо, фальшивы,
Ну, а слезы стоят веры.
(перевод с эстонского.)
1935 Tallinn
Начинается всегда плохо
Начинается всегда плохо
И кончается нехорошо.
Плачется иногда сквозь хохот
И не хочется, что большой.
Дурманят часто надежды,
Клокочет от весен кровь.
Счастье прячется где же?
Или — одна любовь?
И вот — мне нельзя не злиться,
Что рок — бездарный поэт:
Меняются только лица,
Влагаемые в сюжет.
1934 Pärnu
"Любовь моя несуразная…"
Любовь моя несуразная —
Нечленораздельный жаргон.
Тобою, как тряпкой красною,
Я взбешен и раздражен.
А Ты мой порыв улыбкою
Гоняешь только вокруг
И тело Твое гибкое
Выскальзывает из рук.
И становлюсь я матовым,
Смиряю свои мечты —
Меня, чудака лохматого,
Разве полюбишь Ты?
1934 Pärnu
Тобой навсегда отравлен
Тобой навсегда отравлен
И вижу: выхода нет,
Зацепят чортовы грабли
Скоро и мой скелет.
Для жизни осталось мало,
Для вечности — ни гроша.
У древа добра поймали
Сердитые сторожа.
За все я скажу: спасибо,
Махну рукой и айда!
А пристальных глаз красивость
Оплачу в пути туда.
1934 Pärnu
"Живу и стишки рожаю…"
Живу и стишки рожаю,
Каждый — в двенадцать строк,
Радуюсь словесному урожаю
И думаю: это в прок.
Мир для меня огромен
И неуютно пуст.
Тишь сменяется громом
Без трепета Божьих уст.
Но сам я к себе ласков
И к Тебе, голубой,
А песнь моя стала пляской
Священною пред Тобой.
1934 Pärnu
"Света мало в окошке…"
Света мало в окошке.
Дышится как нибудь.
Вечно черные кошки
Перебегают путь.
В счастье — нездешний Китеж —
Веры нет у меня.
Это и Ты видишь,
За холодность не кляня.
Не полюбить мне вовсе,
Как следует, горячо,
И встретит меня осень
Уже потухшей свечой.
1934 Pärnu
"Теряю от страсти голову…"
Теряю от страсти голову
И чувствую все острей,
А сердце мое, как олово,
Плавится на костре.
Любовь я восторгом праздную
И сладкой бессонницей чту.
А тело Твое прекрасное
Лелею, словно мечту.
Есть много в Тебе лучистого,
Ты — солнышко на снегу,
И я, влюбленный неистово,
Как честь Тебя берегу.
1934 Pärnu
"Припаду к Твоим ногам сегодня…"
Припаду к Твоим ногам сегодня
И скажу: не раб я, не слуга,
Но реке, как море многоводной,
Не войти обратно в берега.
Ты — костер в моем морозном мраке,
Без Тебя — на плахе голова.
Как укусы бешеной собаки,
Жгут Твои прощальные слова.
Для меня осталась Ты святыней,
Пред которой босиком стою,
Воспевая варварской латынью
Роковую праведность Твою
1934 Pärnu