Сильный северо-восточный ветер скоро вынес «Сенявина» из холодных туманов камчатских вод. Вскоре ветер переменился на южный, который с каждым часом крепчал и на следующий день превратился в жестокую бурю, продолжавшуюся несколько часов. После бури несколько дней дули тихие противные ветры.
Ввиду того, что много американских мореплавателей сообщало об открытии островов, которых никто после них не мог найти, Литке решил проверить справедливость их объявлений.
Среди этих островов значился и остров Колунас, в широте 28°9′ (северной) и в долготе 128° (западной). Находясь близ этого пункта, «Сенявин» весь день 6 ноября провел в безрезультатных розысках. Продолжая свой путь к Каролинским островам, шлюп после длившегося более суток штиля получил 8 ноября северо-восточный пассат, дувший сначала очень сильно, а затем смягчившийся и доставивший сенявинцам успешное и спокойное плавание.
В этот день моряки поймали огромную рыбу луну — безобразнейшее из животных. Матросы несколько дней с удовольствием ели эту рыбу. Находившиеся же на шлюпе алеуты не хотели даже попробовать ее, говоря: «А зачем она без хвоста!»
10 ноября «Сенявин» пересек северный тропик и стал разыскивать остров Декстер, а 15 ноября — остров Св. Варфоломея, принадлежавшие к таким же мнимым открытиям, как и остров Колунас.
За все это время моряки не видели ни малейших признаков близости земли. 24 ноября утром сигнальщики «Сенявина» заметили остров Юалан, самый восточный Каролинского архипелага. К вечеру шлюп приблизился к нему на расстоянии 8 миль. На следующий день шлюп штилевал под северным берегом острова, в расстоянии 3–4 миль.
На берегу виднелось несколько домов. Около полудня к шлюпу направилась лодка с четырьмя голыми туземцами. Прибывшие на шлюп гости приглашали знаками русских на берег, где много кокосов и фруктов и где можно спать. Они уселись в кружок на палубу, говорили, смеялись, произносили часто и протяжно «уэ!» По их непринужденному обращению было видно, что «Сенявин» не первое судно, которое они посетили.
Вечером гости уехали.
За ночь шлюп отнесло миль на восемнадцать от острова. На следующий день, 25 ноября, «Сенявин» приблизился к западной стороне острова, где, по описанию французского мореплавателя Дюперре, находилась гавань Ла-Кокиль. Литке намеревался стать там на якорь.
26 ноября с попутным ветром «Сенявин» подошел к северозападной стороне острова. Остров чрезвычайно красив*. Высокие горы вулканического происхождения покрыты пышной растительностью. Ручейки и речки, подобно серебристым нитям, сбегают с высот. Всюду разбросаны небольшие лесочки, сменяющиеся нежными лугами, зелень которых расстилается в тени хлебных деревьев и жилищ туземцев. Остров окружен коралловыми рифами и низменными островками.
Заметив между рифами пролив, Литке отправил на шлюпке лейтенанта Завалишина осмотреть его и лежащую за ним гавань. Когда убедились, что это гавань Ла-Кокиль, вошли в нее под всеми парусами. Ветер, дувший прямо из гавани, заставил стать на якорь в самом устье. По обе стороны шлюпа в расстоянии 144 м были коралловые рифы. Желая стать посередине бухты, Литке стал продвигаться далее в глубину ее посредством завоза якорей.
Не успев до наступления ночи пройти узкого пролива, Литке решил остаться тут на якоре, считая это безопасным, так как сильного ветра ожидать можно было только с берега.
Желая показать дружелюбие, Литке позволил пускать на судно всех туземцев без исключения. От этого на палубах и в каютах трудно было пошевелиться; моряки были стеснены в работах. Самым досадным оказалось, что не все островитяне были честны: со шканцев пропали термометр в футляре и три кафель-нагеля.
Литке решил обязательно добиться возвращения пропавшего и предупредить возможность повторения подобных случаев.
Ночью разразилась буря, лил сильнейший дождь, море ревело, огромные волны грозно разбивались о близкие скалы; мелькавшие сквозь темноту буруны казались ближе, чем были на самом деле. В самую полночь с востока налетел жестокий шквал, сорвавший шлюп с якоря и верпов, поворотив его боком к ветру. В таком положении судно понесло. К счастью, оно повернулось носом в сторону моря, иначе через минуту оно было бы на камнях. Шлюп вынесло прямо в море, и он отделался только, потерею двух верпов. На рассвете 7 января, пользуясь тихими переменными ветрами, Литке благополучно ввел «Сенявина» в гавань и надежно поставил на якорь.
Множество лодок, нагруженных плодами, встретило шлюп, но вход на этот раз был разрешен только старшинам. Многие островитяне, приятно проводившие время на «Сенявине» в первые дни, с грустью посматривали на судно. Литке считал необходимым показать всем, что считает похищение вещей серьезным делом. Двум главным гостям — Сипе и Нена — он старался объяснить недопустимость воровства и что ни один из них не только ничего не получит от него, но и не будет допущен на шлюп, пока вещи не будут возвращены. Они это поняли и, поговорив со своими людьми в лодках, уехали.
На следующий день, 28 ноября, шлюп переменил место стоянки в гавани и подошел вплотную к острову Матаньял, где в свое, время была обсерватория капитана Дюперре и где Литке намеревался устроить и свою. Он провел весь день на острове, занимаясь наблюдениями, окруженный толпой островитян. Около палатки он обвел на песке черту, которую никто переступить не покусился.
Туземцы внимательно следили за каждым движением Литке, изредка произнося свое «уэ», очень много говорили и еще больше смеялись.
Убедившись в добродушии и смирном нраве юаланцев, Литке решил произвести здесь опыты над маятником и расположился с несколькими офицерами в палатке на островке Матаньял.
Одним из постоянных его посетителей был Каки, житель соседнего участка земли. Он каждое утро приносил наблюдателям обсерватории печеные хлебные плоды, не ожидая вознаграждения. Однажды Каки привел с собою сына, мальчика лет четырех. Когда Литке приблизился к нему, мальчик закричал и задрожал всем телом. Отец объяснил испуг сына тем, что он никогда не видал белых людей.
Через несколько дней, когда туземцы вернули похищенные с корабля вещи, Литке рассадил старшин в своей палатке и велел внести приготовленные подарки: каждому по топору, полотняной рубашке с запонкой и зеркалу. Нена был в восторге, а Сипе ют радости снял с себя и надел на Литке свое ожерелье из сухой травы, которое, однако, так терло опаленную солнцем шею, что пришлось его снять.
В тот же день они еще раз приехали на островок во время обеда сенявинцев. Туземцы приняли участие в обеде. За столом Сипе вздумалось поменяться именами с Ратмановым. Надо заметить, что у всех дикарей Океании существует обычай в знак особой дружбы меняться именами. По примеру Сипе, и другие гости захотели сделать то же. Нена поменялся именем с Литке и, съехав на берег, объявил собравшейся толпе, что он теперь называется юрось Литке. Народ выразил свое одобрение длинным радостным «уэ!»
С этого времени сенявинцы находились в самых дружественных отношениях с туземцами. И так как моряки никого не отпускали с пустыми руками, то ежедневно имели удовольствие видеть у себя старшин из Леллы. Те, в свою очередь, привозили в изобилии хлебные плоды, сахарный тростник, кокосы и бананы. Воспользовавшись свободным от наблюдений временем, Литке и его помощники ездили 4 декабря на байдаре в селение Люаль. Приходилось проезжать сквозь опушку манговых деревьев и других тропических растений, окружающих в воде берег. Странным казалось пробираться на лодке сквозь густую рощу деревьев. Селение Люаль расположено на крутом берегу в густой роще банановых, пандановых и хлебных деревьев. В этот же день Литке получил приглашение посетить селение Леллу, общую резиденцию главных старшин.
Закончив 13 декабря астрономические и физические наблюдения, Литке перебрался с островка на шлюп и на следующий день назначил поездку в Леллу. Поехали Литке, натуралисты Мертенс и Постельс, Ратманов, юнкер Крузенштерн, три матроса и один алеут с байдарой.
Моряков сопровождала толпа приятелей-туземцев, которые с радостью предлагали свою помощь, несли оружие и инструменты. Юрось Каки сопровождал моряков в своей лодке, нагруженной их вещами, а старый Легиак не отставал от Литке и просил дать ему нести ружье и инструменты. Легиак благодаря своей услужливости и всегдашней веселости сделался общим любимцем.
Самая неприятная часть пути была вначале. Приходилось итти по колено в воде вдоль опушки тропического леса, простиравшегося от гавани к северу мили на полторы. Далее путь лежал песчаным и коралловым берегом до самой губы, где находится остров Лелла. По дороге туземцы ласково встречали моряков и предлагали освежиться кокосовыми орехами с прохладным молоком лимонадного вкуса.
К берегу губы Лелла путники подошли уже в сумерки. Здесь ждала их большая пирога юрося Сипе. На ней пошли на остров. Весь берег, где они должны были пристать, был покрыт народом, пришедшим посмотреть на белых гостей. Много было детей и женщин. Женщины манили моряков и знаками требовали украшений.
Желая осмотреть южную сторону губы, Литке отправился к ней на байдарке, но не успели они отойти и 500 м, как байдарка лопнула, и пассажиры с большим трудом добрались до берега. В жарких странах, где вода и воздух постоянно имеют температуру выше 20°, кожаные байдарки весьма непрочны и не представляют тех удобств, как на севере, где они изобретены.
Пока байдарку исправляли, моряки в сопровождении Нена и толпы туземцев пошли осматривать островок. Берега его, за исключением немногих мест, где выдаются в море деревья или утесы, обнесены сложенною из камней стеною вышиной в 1,5 м для защиты домов и плантаций от волн. Такими же стенами обнесены и земли, принадлежащие разным юросям. Высота этих стен доходит до 6 метров. Обращали на себя внимание каналы, пересекающие в разных направлениях середину острова. Юроси объяснили, что каналы эти когда-то были обыкновенными речками и протоками, а жители обнесли их берега каменными стенами.
Послеполуденное время было использовано для астрономических наблюдений и точного определения разных частей губы.
Обратно путешественникам пришлось возвращаться прежним путем, но на этот раз они проехали каналом, идущим от губы Лелла почти до самой северной оконечности. Этот канал лежит между живописными берегами, покрытыми тропической зеленью. Перетащив лодку через перешеек шириной около 200 м на северную сторону, моряки продолжали путь вдоль берега и к обеду прибыли на шлюп.
19 декабря Литке и его сотрудники, закончив астрономические и гидрографические работы, сняли свой лагерь на островке Матаньял.
Желая осмотреть для гидрографических работ восточную сторону острова Юалан, Литке на другой день перешел туда и лег в дрейф вблизи острова Лелла. После полуторачасовой стоянки: шлюп снялся с дрейфа и продолжал свой путь.
Остров Юалан лежит в широте 55° северной и долготе 197° западной от Гринича. Высокая горная цепь тянется поперек всего-острова от запада к востоку и разделяет его на две неравные части, из которых южная вдвое больше северной. На острове много пиков, стоящих и отдельно и купами наподобие ослиных ушей. Один из них, особенно приметный, с правильной конической вершиной, на берегу гавани Ла-Кокиль, сенявинцы назвали памятником Мертенса. Северная половина острова окружена коралловым рифом, который, разрываясь, образует о обеих сторон острова, по гавани: с запада — Ла-Кокиль, где стоял «Сенявин», с востока — Лелла. Южная часть острова окружена грядой низменных коралловых островов, соединенных между собою рифами и образующих с берегом острова мелководную лагуну.
Берег острова, защищенный рифом от ударов океанских волн, окружен опушкой манговых и других растущих в воде деревьев, образующих сплошную стену густой свежей зелени. За исключением острых пиков горы Керзер, весь остров от моря до вершин гор покрыт тропическими деревьями. Вблизи жилищ растут рощ» хлебных, кокосовых, банановых и других плодоносных деревьев. Кое-где расстилаются изумрудные луга.
Обе гавани соединены перешейком в 2,5 мили. На каждом шагу встречаются текущие с гор ручьи. Изобилие внутренних вод. острова, разнообразие и богатство растительности, происходившие дожди во все время стоянки «Сенявина», считающееся сухим периодом в тропиках, — свидетельствуют о значительной сырости климата.
На островке Матаньяла моряки насквозь промокали в своих палатках, большого труда стоило им сохранить астрономические, геодезические и физические инструменты от ржавчины и повреждений.
Температура воздуха была все время между + 20° и + 27°. Однако для здоровья этот климат вреден не был. Во время гидрографических работ сенявинцам приходилось часто по несколько часов оставаться по пояс в воде, и ни один из них не заболел.
Большая часть селений расположена вдоль побережья, но с моря они почти незаметны: их заслоняют гряды коралловых островков и густая заросль манговых деревьев.
На острове Юалан было 44 селения, населения 398 мужчин и 303 женщины, на острове Люаль — 6 селений с 68 мужчинами и 48 женщинами. Сюда не входят дети. Населением управляли родовые старшины — юроси. Каждому главному юросю подчинено несколько второстепенных. Они оказывали главным такое же уважение, как и простолюдины. Земли все принадлежали главным юросям, и они имели право распоряжаться собственностью не только простолюдина, но и второстепенного юрося. Нередко вещи, подаренные Литке младшим юросям, через минуту оказывались в руках главного. У всей массы населения почти не было никакой собственности. Она могла пользоваться сахарным тростником и хлебными плодами, но до кокосов не могла дотрагиваться.
Народ чрезвычайно дисциплинирован и предан своим юросям. Во время прогулок моряки часто просили кокосов, растущих в изобилии на пальмах, но всегда получали в ответ: «Юрось Сипе» или: «Юрось Сеза», никто не решался сорвать ни одного ореха. Пироги, нагруженные плодами, ежедневно проходили мимо «Сенявина» из соседных поселков в Леллу; они часто приставали к шлюпу или останавливались у островка Матаньяла, но моряки никогда ничего не получали, несмотря на постоянные подарки островитянам.
Главные юроси все были равноправны, за исключением юрося Тогожи, перед которым одинаково преклонялись и простолюдины и все остальные юроси.
В селениях все повиновались юросям без всякого принуждения.
Литке замечает по этому поводу: «Во все время нашего пребывания на Юалане я не слышал ни о каком ранге, ни о каком возрасте людей, ни одного с гневом сказанного слова, ни одной занесенной для удара руки. Когда нужно бывало удалить толпу, одного знака руки для сего достаточно. Одно «сшт!» юрося — и все его гребцы стремглав бегут в лодку… Я припоминал, как бесчеловечно поступают на других островах Южного моря старшины с народом, сравнивал такое обращение с обычаями здешними и часто готов был усомниться, между дикими ли я нахожусь. По всему этому казалось, что основание общественного их здания есть добрый и тихий нрав народа.
Замечательно, что все главные юроси живут с семьями не в своих владениях, рассеянных по острову Юалан, а все вместе на острове Лелла, в селении Иатт, принадлежащем юросе Сипе. Лелла как бы столица Юалана.
Можно предположить, что юроси живут вместе из политических соображений: для упрочнения мира на острове, так как властолюбивые замыслы не могут иметь места там, где старшины, находясь вместе, постоянно друг за другом наблюдают».
Внешние знаки уважения весьма просты. Младший при встрече со старшим по общественному положению садится. Проходя мимо дома старшего, он идет согнувшись, говорит с ним тихим голосом и не смотря в лицо. Изъявляя дружбу или любовь, они обнимают друг друга, трутся носами и нюхают руку.
Юроси по внешнему виду почти ничем не отличаются от остальных юаланцев. Аккуратнее приглаженные волосы, более новый и чистый пояс, свежий цветок в ушах или листок на затылке, непринужденность в обращении — единственные признаки, по которым можно отличить юрося. Если бы они не называли себя при первой встрече «юрось Сигира», «юрось Нена» и т. д., ударяя себя правой рукой по груди, то моряки приняли бы их за простых туземцев. Но пироги главных старшин имеют отличие: на особой площадке сооружена четырехугольная пирамида, наподобие китайской беседки, сплетенная из кокосовых веревок и украшенная маленькими ракушками. В беседке этой скамейка, на которой восседает владелец пироги, а под ней хранятся обыкновенно плоды, которые он берет с собою.
Цвет тела юаланцев каштановый, у женщин несколько светлее. Мужчины обычно высокого роста, женщины большею частью не выше среднего. Юрось Сипе, например, был ростом в 1 м 73 см. Оба пола худощавы и стройны. Мужчины ловки и сильны. Сипе, не считавшийся силачом, легко поднял однажды в шутку офицерского вестового Молчанова, вертел его, как ребенка, над головой из стороны в сторону, подбрасывал и ловил. Позабавившись так несколько минут, к общему удовольствию всего экипажа, он осторожно спустил его вниз, причем не казался утомленным.
Мужчины ходят совершенно нагими, только с узеньким поясом стыдливости. Пояс из ткани бананового дерева. Женщины носят по поясу кусок той же ткани шириною 26 см. Эта полуюбка обвязывается так слабо, что женщины должны ходить согнувшись, чтобы она держалась. Мужчины собирают волосы на затылок и завязывают их. Некоторые носят бороду, большинство выщипывает ее. Обыкновенное украшение — цветок или листок, воткнутый в пробитую мочку уха или: чуб. Некоторые в верхнем конце уха делают отверстие и втыкают в него соломинку с вертушкой на конце, которая крутится на ветру очень быстро. Многие носят на шее ожерелье из цветов, бусы из кокосовой шелухи и ракушек, продолговатые украшения из черепахи.
Туалет юаланских дам очень несложен. Волосы они оставляют иногда распущенными, иногда завязывают в пучок с правой или левой стороны головы. В уши кладут благовонные цветы и травы. Желая показать мужу или поклоннику свое расположение, женщина вынимает из уха цветок и преподносит ему. Носовой хрящ у всех женщин проколот, и в него вставлено иногда украшение. Получив от моряков кусочек бумаги, туземки свертывали его в трубочку и втыкали в ноздри. Самым примечательным украшением было ожерелье, вернее, широкий хомут. Его делали из множества наглухо связанных кокосовых веревочек и никогда не снимали. На ногах, повыше сгиба, женщины носят кокосовую ленточку. Во время дождя или сильного солнцепека островитянки покрывают голову и спину рогожкою из кокосовых волокон, заменяющую им зонтик. Мужчины и женщины натираются кокосовым маслом, сильный запах которого довольно приятен.
Дома туземцев прекрасно приспособлены к климату. Четыре высоких столба связаны наверху попарно под острым углом. На них лежит стропило из трех жердей, соединенных так, что концы подняты приблизительно на 3 м над серединою. Крыша походит вследствие этого на огромное седло. К столбам и стропилам прикреплены поперечные и продольные жерди, переплетенные о крышею пандановыми листьями. Крыша не доходит до земли приблизительно на 1,2 м. Для выхода дыма особого отверстия нет, дым выходит в дверь или теряется в верхней части крыши. Площадь дома большею частью 18 м ², высота 4 м, но большие, так называемые обеденные палаты имеют площадь в 156 м ² и высоту от 9 до 12 м. У таких палат передняя стена совсем не забрана, с правой стороны дверь, а в левом углу полка, на которой стоит жезл» посвященный главному духу — Ситель Назюэнзяп, тритоновые рога» приносимые в жертву листья сека и т. д., в землю врыты два плоских камня с ямкой посередине для разбивания корней сека. В каждом селении была одна такая палата.
В спальных домах бывает по две двери: одна на передней стороне высотой в 60 см, другая во всю вышину стены. У небогатых, живущих в одном Доме, пространство, служащее спальней, отгораживается рогожами. Пол обыкновенно устлан рогожами. У главных юросей несколько домов.
Дома внутри почти пусты. Посреди каждого к потолку подвешен маленький ящик, служащий для сохранения провизии от крыс. В нескольких местах прикреплены жерди с крючками, к которым прицеплялись всякие мелочи: кокосовые скорлупы, употребляемые для питья, рыболовные принадлежности, маленькие подарки, полученные от моряков, и прочее. На полу несколько корыт, служащих для разных хозяйственных надобностей и для сиденья, и, кроме того, станочки для тканья из волокон бананового дерева поясков, дверных занавесок, ковриков, материи для полуюбок и пр.
В домах второстепенных юросей в почетном углу, где ставится жезл, посвященный Ситель Назюэнзяп, хранятся большие топоры. Они сделаны из огромных раковин, обточены коралловыми камнями в виде полуцилиндров, заострены и прикреплены к деревянной рукоятке банановыми веревками. Меньше распространены каменные топоры из базальта. Кроме того, часто пользуются железными топориками, для которых островитяне стараются использовать каждый попадающийся им кусочек железа.
Вместо обыкновенного ножа у туземцев острая раковина, которую они носят в поясе.
Сенявинцы не видели на островах ни одного музыкального инструмента, даже простого барабана. Морякам казалось, что у дикарей совершенно нет музыкальных способностей. В кают-компании они слушали, как офицеры играли на фортепиано, скрипке и флейте, но ни один из этих инструментов не производил на них впечатления.
У каждой семьи одна или две лодки — пироги. Туземцы так о них заботятся, что многие держат их в своих домах. В пироге помещается от восьми до десяти гребцов. У лодок очень небольшая осадка, они легки и быстроходны. Через мелководные протоки они проходят свободно, в очень мелких местах их перетаскивают.
Юаланцы очень редко выезжают за риф и плавают только вблизи своего острова. Они — единственный во всей Полинезии народ, не знакомый с парусами.
Определенных часов для еды у них нет. Они едят довольно часто, даже ночью, когда почувствуют голод. Пьют очень мало. Главную пищу составляют кокосы, хлебные плоды, таро, корень котак, сахарный тростник, бананы и пр., которые они потребляют сырыми и печеными.
Для сохранения хлебных плодов: их квасят в земле и запасают до следующего урожая. Квашеные плоды называются «гуро».
Огонь добывают посредством трения дощечки из мягкого дерева о твердую палочку. В конце борозды от трения накапливаются стружки, и, когда дерево нагревается и появляется огонь, стружки воспламеняются. Вся операция продолжается около минуты, но требует особой сноровки. Сенявинцы несколько раз пробовали этим способом получить огонь, но это им не удавалось.
Население, собиравшееся постоянно около палатки моряков на островке Матаньял, с большим удовольствием ело то, что им давали моряки; юроси были очень разборчивы и от многого отказывались. Но морская солонина и чилийское сладкое вино всем островитянам очень нравились. Моряки пробовали угощать их водкой, но они с отвращением выплевывали ее.
Благодатная природа щедро дает юаланцам все нужное для жизни. Поэтому островитяне не отягощают себя работой. Главные занятия — собирание плодов, рыболовство и присмотр за плантациями юросей. Рыбной ловлей занимаются большей частью женщины. У них большие невода из волокон кокосовых орехов, с поплавками, очень похожими на наши. За рыбой никогда не выезжают в море, ловят ее недалеко от берегов в рифовых бухтах. Во многих местах на отмелях они складывают из камней заколы, или переборы, рыба входит туда во время прилива, а в малую воду остается запертою.
Публичных увеселений у островитян нет, но изредка они пляшут. Несколько человек становятся в линию, один за другим, тихо топчутся на месте и делают плавные движения руками и головою. Если смотреть сзади, то кажется, будто это автоматы, приводимые в действие одною машиною. Пляски происходят в такт песни, которую поют тихо. Женщины не имеют права участвовать в плясках. Все мужчины любят собираться в кружок и разговаривать. Споров, ругани, неудовольствия никогда в таких собраниях не наблюдалось. Говорить тихо — общий обычай островитян, громкие разговоры наших моряков им не нравились.
Ни азартных игр, ни гимнастических упражнений, ни борьбы, ни метания в цель у туземцев не бывает. Они не знали, что такое война и звериная охота.
Литке писал: «Все народы ведут к тому, чтобы в противной «стороне видеть врага, а главная черта характера юаланцев видеть во всяком другом брата. Они не имеют совершенно никакого оружия, ниже палки, противу человека назначенной, и потому не могут, кажется, иметь и отдаленного понятия о войне. Есть ли к этому другой пример на земле?»
В семейном быту юаланцы кротки и уживчивы. Родители нежны к детям, но воспитывают их в полном послушании и уважении к старшим. Среди мальчиков моряки не заметили ни разу ни ссоры, ни драки, что, однако, не мешало им быть весьма живыми. Молоденькие девушки удивительно милы и ласковы. Многоженство развито только среди юросей. Юаланки не могут похвастаться целомудренностью. Нравы их довольно легки. Незамужние девушки в обращении с мужчинами пользуются полной свободой.
Идолов, видимых богов, юаланцы не имеют. Они чтут невидимых духов. Ни храмов, ни кумиров в их честь не воздвигают, но в каждом доме, в почетном углу, устроено место, где стоят в честь божества Ситель жезл, около 1,5 м длины, и тритоновые рога. В жертву ему приносят ветви и листья растений сека.
Туземцы веруют в загробную жизнь. Они говорят: кто хорошо поступал, не бил своей жены, не обижал других, того ожидает вечное блаженство в заоблачном жилище. Наоборот, кто Жил дурно, после смерти будет превращен в рыбу тиборин, которая находится в вечной борьбе со всеми остальными крупными рыбами.
На покойников они надевают лучшие украшения, обертывают тело тканями, складывают руки к пахам и зарывают в землю около дома. Могилы украшают пальмовыми ветвями и банановыми деревьями.
Язык юаланцев звучен, мягок и нежен. В разговоре для большей выразительности меняют интонацию голоса, жестикулируют, делают разные телодвижения, особенно женщины.
За время пребывания в Юалане некоторые сенявинцы пытались научиться туземному языку, но безрезультатно. Один только Литке мог довольно свободно объясняться на нем.
22 декабря, пользуясь попутным ветром, шлюп вышел под всем» парусами из бухты Ла-Кокиль в море.