По окраине Ордоса. Хуанфын. Великая стена и умирающие города. Пионеры пустыни. Антилопы. Желтая река. Город Нинся. Экскурсия в Алашанский хребет. Путь вдоль Желтой реки. Еще пионеры пустыни. Окраина Алашанских песков. Через Восточный Наньшань. Поля, усыпанные камнем. Чудо техники. Город Ланьчжоу. Финансовые и транспортные затруднения.

Я хорошо отдохнул у гостеприимных миссионеров на окраине Ордоса и 13 февраля отправился дальше. Нужно сказать несколько слов о зимней погоде в Северном Китае. Несмотря на январь и февраль, т. е. середину и конец зимы, погода была вполне благоприятная для путешествия. По ночам держались морозы, но небольшие, градусов 5 — 10, редко до 15; днем в ясные дни было совсем тепло, в пасмурные — около нуля, за исключением ветряных дней, когда было холоднее. Снег за все время выпадал только один раз еще на плато Шаньси, небольшой, и быстро исчез, сделав только дорогу по лёссу грязной. Отдельными пятнами он лежал еще на склонах гор в долине Желтой реки, где забереги льда и ледоход напоминали о зиме. На плато Шеньси и на окраине Ордоса нигде не было снега. Летом здесь было бы хуже — сильная жара, густая пыль лёсса, а в случае дождя — глубокая липкая грязь на дорогах. Осенью и весной не так жарко, но часты пыльные ветры, сильные колебания температуры и, после ветра, дождь и грязь. На окраине Ордоса ветер дул почти ежедневно, более или менее пыльный; один раз шел снег.

Рис. 40. Цепь высоких барханов возле г. Диньбянь на южной окраине Ордоса. У подножья для масштаба мул и осел

Выехав из миссии, мы миновали р. Сяохэ по утлому мосту и поднялись на другой ее берег. Погода была неприятная, сильный ветер дул навстречу, воздух был наполнен пылью, солнца не было видно. Между рекой и городком Нинтяольян дорога пересекает пески, надвинувшиеся из пустыни в виде отдельных барханов и коротких цепей их. Здесь мы попали в настоящую пыльную бурю, и нам пришлось одеть очки с боковой сеткой, защищающие глаза от песчинок, которые несутся в воздухе. Мы ехали в песчаном тумане, который ветер срывал с барханов.

Впрочем это был только хуанфын, т. е. желтый ветер, по определению китайцев; более сильный, когда от массы пыли становится темно, они называют хыйфын, т. е. черный ветер. Эти пески отвоевали уже от культуры всю площадь между речкой и городком, шириной около 7–8 км; в промежутках между барханами можно было еще различить следы борозд пашен и валики по межам; коегде попадались погибающие деревья. Пески были нанесены ветрами с северозапада, где в Ордосе расположена огромная площадь их. В этот день ветер дул с югозапада, и можно было наблюдать, как быстро он переформировывал барханы, созданные господствующими северозападными ветрами, выдувая глубокие борозды на гребнях и перемещая рога.

Городок Нинтяольян небольшой и отчасти состоит из развалин; на него уже надвинулись пески с запада и северозапада, образующие холмы до 3–5 м высоты на дворах и улицах; некоторые дома уже скрылись в песке до крыши или до половины стен, и городку в близком будущем грозила гибель.

В течение восьми дней мы двигались по окраине Ордоса. Дорога то поднималась на плоские лёссовые высоты, выдвигавшиеся с юга со стороны плато, остававшегося на горизонте, то шла по равнине вдоль подножия плато, принадлежавшего уже провинции Ганьсу. Все время вдоль дороги тянулась Великая стена, представлявшая собой местами простой сглаженный вал, местами же более или менее высокую стену с отдельными брешами; на известных расстояниях друг от друга поднимались то глинобитные, то кирпичные башни в разной степени разрушения. В этой местности стена давно уже потеряла всякое значение и никем не охранялась и не поддерживалась.

Рис. 41. Песчаный нанос у стены г. Хуамачен в Ордосе

На этом пути мы миновали четыре города: Анбянь, Цзуандин, Диньбянь и Хуамачен; снаружи они производили внушительное впечатление, окруженные высокой стеной с зубцами, с большими башнями над воротами. Когдато в них стояли гарнизоны войск для отражения нападений кочевников Ордоса. Но эти времена давно миновали. Вместо гарнизонов остались маленькие отряды из десяткадругого солдат, проводивших время в бездействии и курении опиума. Внутри городских стен — развалины, пустыри и только вдоль главной улицы отдельные скромные лавки. Местность бедная, слабо населенная земледельцами изза частых неурожаев; хотя почва на лёссовых увалах плодородная, но дождей мало, а искусственное орошение невозможно. Все эти города производили впечатление совершенно ненужных, умирающих, ворота содержались небрежно, своды их разрушались.

Справа от дороги, на большем или меньшем расстоянии, тянулись сплошные барханные пески южного Ордоса, местами подступавшие к Великой стене, местами отделенные полосой солончаков. Перед г. Динбянь мы пересекли длинную полосу барханов, выдававшуюся большим языком, на юг, вглубь широкой долины в лёссовом плато. Отдельные барханы достигали высоты в 15–20 м и имели типичную форму с рогами у крутого подветренного склона (фот. 40). У г. Хуамачен северозападная стена была сильно занесена песком, надвинувшимся на нее большими барханами, достигавшими местами высоты стены (рис. 41). Через стену песок переносится и в город, засыпая улицы и дома. Эти «пионеры пустыни», высланные песками Ордоса на завоевание новых пространств, ясно доказывали, что через известное время вся эта окраина будет поглощена пустыней, если не будут приняты меры для закрепления песков, что потребовало бы больших затрат, возможных только в будущем. Селения на этом пути встречались не часто, были маленькие; некоторые были брошены и представляли развалины. Попадались отдельные фанзы и маленькие постоялые дворы. Вблизи г. Хуамачен за Великой стеной расположено несколько соляных озер, в которых китайцы и монголы, добывают самосадочную соль. В первое из этих озер впадает ручеек с заметно соленой водой, который пересекла наша дорога. За этим городом Великая стена в одном месте делится на две ветви, а по соседству находятся развалины укрепления Гаобинпу. В этой малонаселенной местности мы ежедневно встречали небольшие стада антилоп, которые паслись за Великой стеной на солончаках и равнинах и подходили иногда совсем близко к стене. К ним удавалось подойти на выстрел, и я добыл несколько штук, что было очень кстати, так как на постоялых дворах и в городах мяса в продаже не было. Весной антилопы уходят в пески, где, благодаря дождям, в котловинах появляется свежая трава. Осенью и зимой они (рис. 42) держатся на степи южной окраины Ордоса, где корма больше.

На последнем переходе к Желтой реке мы миновали развалины двух городов; здесь непосредственно за Великой стеной тянулись сплошные пески Ордоса (рис. 43). Дорога поднялась на низкий кряж Аршанула, с которого открылся вид на долину Желтой реки. На противоположном берегу виднелись рощи, селения, поля, представлявшие резкий контраст с унылой местностью, по которой мы шли от Сяочао. На западном горизонте сквозь пелену пыли можно было различить зубчатый гребень Алашанского хребта.

Рис. 42. Хуанянг (желтая коза) — антилопа (дзерен помонгольски) в Ордосе

Рис. 43. Остатки Великой стены, на заднем плане пояс сыпучих песков Южного Ордоса

Желтая река собиралась сбросить ледяной покров. Немного южнее видны были уже полыньи, на которые садились для отдыха стаи уток, летевших на север, отмечая наступление весны. Мой караван перешел реку по льду, который местами трещал под ногами мулов. Ширина реки в этом месте достигала 800 м. Если бы мы опоздали на день, пришлось бы ждать не меньше недели, пока пройдет лед и установится переправа. За рекой пошли пашни, рощи, канавы, по которым вода из реки была выведена для орошения полей. Мы въехали в большой город Нинся и остановились в доме нашего посредника, везшего нас из Пекина. Он был очень рад моему предложению остаться в городе несколько дней, чтобы я мог налегке сделать экскурсию в Алашанский хребет.

На следующий день я отправился вдвоем с Цоктоевым с легким вьюком на двух мулах, на которых примостились и два китайца из наших возчиков. Миновали широкую культурную полосу, которая тянется вдоль Желтой реки, орошена выведенными из нее каналами и занята полями, рощами и поселками, а также пустырями, заполненными спущенной с полей водой или покрытыми густыми выцветами солей, которую вода извлекает из почвы и оставляет при испарении. Затем началась пустыня, которая окаймляет подножие хребта; на ее песчаноглинистой почве, усыпанной галькой, только коегде торчат чахлые кустики. Но развалины города Писачен, расположенные на расстоянии около 3 верст от культурной полосы, доказывали, что последняя прежде была шире; тут же пролегал земляной вал без башен, которые местные жители также величают Великой стеной; второй вал с развалинами башен мы миновали еще в пределах культурной полосы.

С выездом в пустыню перед нами открылся Алашанский хребет во всем своем диком величии. Он круто поднимается над плоскими холмами, окаймляющими его подножие; формы его сильно расчленены глубокими ущельями, гребень зубчатый. Высшая часть расположена против и немного севернее г. Нинся. Несмотря на зимнее время на горах нигде не видно было снега; высоко на склонах местами темнел редкий лес.

Мы переночевали в маленьком поселке среди пустыни, существующем очевидно только на счет проезжих по этой дороге, ведущей в г. Фумафу, столицу Алашанского князя; возле поселка полей не было. На следующий день продолжали путь и вскоре поднялись на холмы предгорий к устью ущелья; здесь, несмотря на каменистую почву, усыпанную валунами, много площадок было расчищено под пашни, обсаженные деревьями, а в устье ущелья оказалось и селение, отвоевавшее у пустыни свои поля благодаря возможности орошения их водой небольшой речки, текущей с гор. Валуны пашен были тщательно сложены в стенки, ограждающие участки полей. Подобные же маленькие селения китайцев видны были и в устьях соседних ущелий.

Рис. 44. Зубчатый гребень Алашанского хребта и постоялый двор в ущелье по дороге из Нинся в Фумафу

Ущелье, по которому мы ехали, вскоре сузилось и было безлюдно и бесплодно, так как все дно его усыпано галькой и валунами и во время дождей, вероятно, заливается водой бурного потока; на крутых склонах появились хвойные и лиственные деревья, в тени которых местами еще белел снег. Вскоре одна ветвь ущелья ушла на запад, врезаясь в высокие зубчатые горы; дорога повернула на северозапад, в другую ветвь, ведущую к перевалу. Не дойдя до последнего, мы ночевали в уединенном постоялом дворе, над которым поднимались голые скалистые склоны и зубчатый гребень хребта, расчлененный на острые шпицы и башни (рис. 44). По соседству была китайская угольная копь в виде штольни, длиной около 200 шагов, ничем не крепленная. Пласт угля в 2 м, местами до 4 м, мощности, невысокого качества, был почти превращен в графит в связи с огромным давлением в опрокинутой складке. Этот уголь служил только для выжега извести из известняков, залегающих рядом. Копь работала только в свободное от полевых работ время.

На следующий день мы поднялись на перевал по крутому склону, изрытому глубокими оврагами и скудно поросшему лесом; в оврагах лежал снег, по склонам соседних гор видны были скудные альпийские луга и редкий лес из японского можжевельника, ели, сосны, карликовой туи и кустов, беспощадно вырубаемый китайцами из Нинся и монголами. С перевала должен был открыться обширный вид на равнины Алашаня и огромные пески Тынгери в их южной части, но оттуда дул сильный ветер, и вся местность скрылась в пыли. Мы заночевали на постоялом дворе на западном склоне, надеясь на следующий день закончить осмотр его до подножия.

Но пыльный ветер из пустыни разразился за ночь снегом, который продолжал падать; наши китайцы заявили, что лучше вернуться немедленно, так как большой снег совсем скроет тропу на перевале, и они не найдут дорогу. Пришлось повернуть обратно и итти на перевал в густом тумане и под снегом, часто сбиваясь с дороги. Но за перевалом, в верховьях восточного ущелья, снег прекратился, а дальше даже не выпадал.

Перевал имеет 2540 м абс. высоты и поднимается на 750 м над равнинами Алашани и на 1500 м над долиной Желтой реки. Высшие вершины хребта достигают, по Пржевальскому, в этой части его 3000 и 3300 м. По наблюдениям того же путешественника, охотившегося две недели в хребте, в нем обитают марал, кабарга и горный козел (кукуяман), волки, лисицы, зайцы, а из птиц: гриф, коршун, галка, дрозд, куропатка и ушастый фазан. Кабаргу и марала истребляют охотники, первую изза мускуса, марала изза рогов, так как то и другое имеет большое применение в китайской медицине. Маралов бьют весной, когда молодые рога еще мягкие, налитые кровью. Этот промысел развит и в южной Сибири, особенно на Алтае, где маралов ловят и содержат в больших огороженных питомниках, а весной спиливают у самцов рога, которые экспортируются в большом количестве в Китай.

Рис. 45. Типичный бархан: 1 — продольный разрез; 2 — вид сверху

По возвращении в Нинся, мы направились по большой дороге вдоль Желтой реки, по населенной и орошаемой местности, которая благодаря этому не знает неурожаев, как лёссовые плато к востоку от реки. Было начало марта, и полевые работы были в полном разгаре; везде пахали, боронили и сеяли «белое» зерно — пшеницу, просо, кукурузу, которые поспевают в июне; после их уборки сеют «черное» зерно — горох и бобовые, поспевающие в сентябре. Установилась вполне весенняя погода, и китайцы работали на полях обнаженные до пояса. Можно было удивляться тщательной обработке земли; после пахоты каждую глыбу почвы разбивали деревянными молотками на мелочь, потом еще дробили и выравнивали поле боронами, снабженными вместо зубьев пучками хвороста, а после посева укатывали поле каменными цилиндрическими или призматическими валиками.

Пролет уток и мелкой птицы уже кончился, летели вдоль Желтой реки стаи журавлей, лебедей и диких гусей, полет которых на север напоминал о родине, находившейся в той же стороне. Желтая река в меридиональных частях своего течения по обе стороны Ордоса является любимым путем больших стай перелетных водоплавающих птиц, так как дает им возможность отдыхать и кормиться перед огромным перелетом через Монголию, где озера соленые, а рек до Урги нет, если не свернуть западнее к нагорью Хангай. Перелет гусей дал возможность подновить запас провизии, так как антилопы, добытые в Ордосе, были уже съедены.

Несколько дней дорога шла по этой благодатной полосе. К западу от нее на горизонте тянулся еще южный конец Алашанского хребта, сильно понизившийся и представлявший голые, скалистые горы, на склонах которых в бинокль можно было даже различить, как залегают пласты горных пород, образующие разнообразные складки. Понизившийся хребет уже слабо защищает культурную полосу от песков Алашанской пустыни; западные ветры приносят оттуда песок, образующий скопления и отдельные барханы среди полей, почва которых становится более песчаной. Один бархан был настолько типичен, что я обмерил его (рис. 45); его форма показала, что он создан западносеверозападными ветрами.

Рис. 46. Столбы выветривания и развевания в красных песчаниках

На третий день пути дорога пересекла невысокую цепь гор, протянувшуюся от Алашанского хребта до Желтой реки, которая пересекает его по длинному, но неглубокому ущелью. За этими горами вдоль реки возобновилась культурная полоса, но гораздо более узкая, ограниченная с запада обрывом столовой возвышенности, над которой еще западнее поднимаются плоские горы Иетоушань, все еще представляющие продолжение Алашанского хребта. В этой узкой культурной полосе принос песка с запада был еще заметнее, обрыв столовой возвышенности местами совершенно засыпан песками, доходящими в виде барханов до дороги. На правом берегу Желтой реки все время также тянутся горы Ньютоушань с плоскозубчатым гребнем; их западный склон сильно разрезан оврагами.

Долина Желтой реки затем поворачивает на запад, ограничивая с юга горы Иетоушань, которые сильно засыпаны наступающими с запада песками. Выше г. Чжунвей культурная полоса вдоль реки кончается, и на всем протяжении до г. Ланьчжоу река пересекает несколько хребтов системы Наньшаня, часто образуя пороги; в долине ее мало места для поселения. Наша дорога также уходила от реки, пересекала опять Великую стену и переваливала через большую площадь барханных песков, составляющую окраину сплошной песчаной пустыни Тынгери, которая занимает южную часть Алашани и здесь доходит до Желтой реки. По этой окраине и вдоль подножия северной цепи Наньшаня мы шли три дня от г. Чжунвей; местность пустынная с редкими и небольшими поселками; на одном из ночлегов брали даже деньги за воду для людей и животных, так как ее доставляют из источника за 4–5 км. Северная цепь Наньшань представляет довольно плоские горы, безлесные и безводные. Затем дорога повернула почти на юг, и шесть дней мы пересекали эти горы. Наньшань состоит из целого ряда отдельных горных хребтов, но ни один из них не имеет общего названия на всем протяжении. Местное население — китайцы, монголы, тангуты — дают названия только некоторым частям каждого хребта или отдельным вершинам. Китайцы называют также всю систему «Наньшань», т. е. южные горы. Поэтому европейским путешественникам приходилось давать названия каждому хребту в отдельности. Северную цепь я назвал хр. Рихтгофена в честь известного геолога, исследовавшего большую часть Китая, автора прекрасного сочинения «China».

Эта восточная часть Наньшаня не живописна; плоские горы, с пологими склонами, покрытыми лёссом и поросшими травой и мелкими кустами; они даже не образуют определенные цепи, а расплываются в широкие группы и короткие гряды; только в одном месте к западу от дороги остался высокий, но короткий кряж Шичоцзешань, поднятый на 1500 м над дорогой и состоящий из двух цепей, на которых еще лежал снег. Селения встречались редко на небольших ручьях и ключах, из которых орошались участки полей; но чаще они добывали воду из колодцев. Между горами местность представляла широкие котловины и холмы. Ближе к г. Ланьчжоу населенность увеличилась, и было видно много пашен, уже засеянных, но еще без всходов. Я обратил внимание на то, что лёссовая почва их довольно густо усеяна галькой и мелкими валунами и усеяна нарочно; земледельцы добывают их шурфами, глубиной в 4–8 м, из слоя галечника, подстилающего лёсс. Как я узнал в Ланьчжоу, это оригинальная мера от засухи, от которой часто страдает этот край: галька предохраняет почву от быстрого высыхания, а также от развевания ветрами. Китайцы полагают, что только известные породы камней обладают этим свойством, и поэтому сортируют добываемую гальку; кроме того, они считают, что камни со временем теряют это свойство и гальку нужно заменять свежей. Англичанин Рокгилль, прошедший по этой же дороге, также заметил этот своеобразный обычай и отметил, что камнем усыпают, главным образом, поля, засеянные маком для получения опиума, что камни сохраняют в почве сырость и предохраняют ее от развевания (до всхода растений) и что их нужно менять каждый год.

Рис. 47. Мост через Желтую реку у г. Ланьчжоу

Рис. 48. Обрыв предгорий хр. Гуаньшань к долине Желтой реки у г. Ланьчжоу; у подножия обрыва китайские кумирни

Последний переход был наиболее интересен; вблизи Желтой реки начались глубокие овраги, и на их склонах изпод лёсса выступали красные песчаники, глины и конгломераты, образуя различные утесы в виде стен и башен (рис. 46). Затем мы спустились в долину Желтой реки против г. Ланьчжоу и перешли реку по мосту, единственному в то время в Северном Китае и считавшемуся чудом техники. Это чудо состояло из целого ряда лодок (понтонов), не укрепленных на якорях, а соединенных друг с другом толстыми канатами и цепями, привязанными к столбам на берегах. Поэтому мост силой течения был изогнут в виде дуги, и помост, лежавший на канатах, не мог быть закреплен, а состоял из настила жердей и тонких бревен, которые раздвигались и плясали под ногами животных (рис. 47), Ширина реки была около 200 м; вода — мутная, бурожелтая.

Миновав мост, мы обогнули стены города с запада и юга и остановились в бельгийской миссии, расположенной в восточной части южного предместья.

Ланьчжоу, столица провинции Ганьсу, большой и оживленный город, расположенный на правом берегу Желтой реки, на абс. высоте около 1550 м, т. е. на высоте монгольского плато над Калганом. Широкая долина с юга ограничена крутыми обрывами предгорий хр. Гуаньшань, покрытых лёссом и достигающих 400–500 м над долиной, которые были хорошо видны с плоской крыши миссии. На нижней части склона, где изпод лёсса выступают третичные красные песчаники и конгломераты, расположены буддийские кумирни и отдельные домики, а у подножья — целые селения (рис. 48).

Большое затруднение оказалось при получении денег, переведенных из русского посольства в Пекине в Ланьчжоу на дальнейшие расходы по путешествию. Деньги были переведены вскоре после моего отъезда, но в ямыне китайского генералгубернатора Ганьсу отрицали получение их.

Вся процедура справок по разным ямыням города, где можно было предполагать распоряжение из Пекина, отправка телеграммы в посольство и получение денег заняли 10 дней.

Рис. 49. Источники, вытекающие изпод красных конгломератов в нижней части обрыва хр. Гуаньшань против г. Ланьчжоу

Второе затруднение состояло в приискании нового посредника для дальнейшего пути. В Ланьчжоу происходил насильственный наем перевозочных средств для доставки военных припасов и принадлежностей телеграфа в Кульджу, на западной границе Китая. Деньги, ассигнованные правительством на оплату транспорта, по обычаю сильно растаяли в карманах мандаринов, пока дошли до Ланьчжоу.

Поэтому возчиков заставляли везти казенный груз за самую ничтожную плату, еле достаточную для прокорма животных и людей. На всех постоялых дворах полицейские караулили прибывавшие караваны и повозки и препровождали их в ямынь. Слух об этом, конечно, разошелся по окрестностям, и караваны сгружали кладь в ближайших деревнях и прятались до окончания этой напасти. Поэтому для меня удалось найти возчиков с достаточным количеством мулов с трудом и за дорогую цену и ходатайствовать еще в ямыне, чтобы не захватили нанятых животных, когда они прибудут в город. Эти хлопоты заняли еще 5 дней, так как ранее получения денег я не мог начинать переговоры и назначать день отъезда.

Изза этих хлопот не удалось сделать более далекие экскурсии, и только один раз мы с миссионером прогулялись к кумирням нижней части правого склона долины, где я осмотрел выходы красных песчаников и конгломератов, интересные тем, что из них в разных местах вытекают источники (рис. 49), вода которых вертит колеса небольших мельниц, а затем идет на орошение полей многочисленных селений на дне долины. Для водоснабжения города на берегу Желтой реки поставлено огромное колесо, к ободу которого прикреплены кувшины; колесо вертит сила течения, а вода из кувшинов сливается по жолобу в канал, по которому она течет за городскую стену в бассейны, где отстаивается. Но так как колесо поставлено на определенном уровне, то при мелководье оно уже не может черпать воду, и тогда нанимают людей, которые черпают воду ведрами в реке и льют ее в жолоб. Это своеобразное водоснабжение большого города возможно только в Китае, где труд человека ценится очень низко.