Почти целый день Крымов переделывал чертежи своей машины. Несмотря на данное Ермолову обещание не рвать больше чертежей, Олег Николаевич все же не удержался и уничтожил еще один. Только после этого, свободно вздохнув, он вооружился карандашом и линейкой.
Время бежало быстро. Крымов работал с увлечением, едва успевая заносить на бумагу новые мысли и технические решения, нахлынувшие на него с неожиданной силой. Он не заметил, как стало темнеть и сумерки постепенно начали наполнять его маленькую комнату. Громкий стук в дверь, наконец, оторвал его от работы. На пороге он увидел Петра Антоновича.
— Я к вам на минутку… — проговорил вошедший, глядя прямо перед собой.
Олег Николаевич приготовился выслушать какое-нибудь неприятное сообщение.
— Дело вот в чем. — Петр Антонович остановился посреди комнаты и вынул из бокового кармана логарифмическую линейку. — Если вы намерены взять для разрыхления породы резцы с отрицательным углом атаки, то как же вы думаете обойтись без дополнительных лопастей?
Крымов молчал. Оба стояли друг против друга.
Быстро работала логарифмическая линейка в руках Петра Антоновича. Он обстоятельно, словно читая лекцию, говорил о своих исследованиях в области бурения земли. Они еще не опубликованы, инженер Крымов может не знать о их существовании. А знать ему нужно.
Неожиданно простившись, Трубнин ушел. «Зачем он приходил? — думал Олег Николаевич. — Сообщить о наблюдениях над разрыхлением породы он мог бы и на работе… Кстати, они не нужны мне для той части шахтного бура, над которой я работаю. Странно… Однако все это надо учесть при проектировании подземной машины!»
Между тем Петр Антонович, выйдя из парадного и сделав несколько шагов по направлению к парку, повстречался с Зоей Владимировной.
— Странные вещи иногда происходят! — говорил он, почти не глядя на Семенову. — Резцы с отрицательным углом атаки — явление очень известное… А представьте себе, начал я сегодня думать и пришел к заключению, что если снабдить их дополнительными лопастями…
Дальше следовало подробное объяснение.
— Петр Антонович! Ведь это обстоятельство можно использовать и в машине Крымова! — проговорила Зоя Владимировна, взглянув на Трубнина.
— В машине Крымова? Да, да… Я уже думал. Кстати, я только что был у него! Я же непосредственный начальник Олега Николаевича, и должен был осведомиться о состоянии его здоровья! Он ведь не приходил на работу.
— Ну, и как он себя чувствует?
— По-моему, неплохо. Мы с ним подробно поговорили относительно резцов с отрицательным углом атаки. Я ему высказал свои соображения…
— Этим вопросом Крымову придется заниматься при постройке шахтного бура?
— Нет, что вы! — удивился Петр Антонович. — Крымов у меня на совершенно другом участке и к резцам никакого отношения не имеет.
— Все ясно! — радостно произнесла Семенова. — Я с вами прощусь и побегу. У меня срочное дело.
Трубнин с недоумением посмотрел вслед Зое Владимировне, не поняв, чему она так обрадовалась.
Вскоре работу Крымова прервал Костя Уточкин, появившийся в комнате со своей неразлучной собакой.
Он расположился, как дома, не обращая внимания на недовольство хозяина.
— Я работаю… — попробовал было объяснить Олег Николаевич.
— Знаю! — весело воскликнул Костя. — И обед пропустили… Все знаю. Сейчас и обед и ужин сюда принесут сразу.
— Зачем? Я не просил.
— Нельзя, Олег Николаевич! По фронтовому уставу не положено… Регулярное принятие пищи есть одно из основных условий поддержания боеспособности, шутил Уточкин.
— А если боец попал на вражескую территорию?
— Это другое дело. А тут кругом наши…
— Не все, Костя…
— Не вижу противника.
— Вы не видите, а я вижу, — ответил Крымов, думая о том, что избавиться от Кости ему уже не удастся.
Этот добродушный и немного забавный юноша был в институте первым человеком, к которому он почувствовал расположение. Олегу Николаевичу захотелось поговорить с ним откровенно.
— Директор, неизвестно почему, отнесся к моему проекту очень холодно, начал он.
— Неверно…
— Мой непосредственный начальник инженер Трубнин проявляет к нему полное равнодушие.
— Это еще неизвестно…
— Единственный человек, который меня понял, — инженер Цесарский.
— Опять неверно…
— Это почему же?
— Цесарский ко всему относится с восторгом…
В дверь постучали, и в комнату, извиняясь на все лады, вошел конструктор Катушкин.
— Олег Николаевич! Простите меня, что вошел к вам без спроса, — говорил он, отмахиваясь шляпой от радостно встречавшей его собаки. — Ваше выступление вчера произвело на всех сильное впечатление… Это так замечательно! Можно присесть?
Катушкин, захлебываясь, стал рассказывать, что он слышал от различных людей о вчерашнем литературном вечере. По его рассказу, выходило так, что литературного вечера и не предполагали делать, а все собрались для того, чтобы участвовать в диспуте о романтике в технике.
В комнату вошла официантка столовой, и голодный Крымов, слушая Катушкина, принялся уничтожать принесенный обед.
— Умное животное! — восторгался конструктор, наблюдая за собакой, грызущей кости, которые ей бросил Крымов. — Понимаете, Олег Николаевич, я как-то заметил, что она разбирается в поэзии! Давайте попробуем…
Он поднялся во весь свой высокий рост и начал читать стихотворение Надсона.
Собака продолжала молча грызть кость.
— Теперь прочту свое! — проговорил поэт, прервав чтение.
То ли от того, что он начал читать свое стихотворение еще громче, или по другой причине, но собака неожиданно оскалила зубы и глухо заворчала.
— Вот видите, — печально сказал конструктор, прекратив чтение, разбирается!
Олег Николаевич понял, что Катушкин старается его развеселить. «Может быть, я действительно выгляжу слишком грустным?» — подумал он и мельком посмотрел на себя в большое зеркало, стоящее в углу комнаты. То, что он увидел, подтвердило его догадку: в зеркале отражалось болезненное лицо, впавшие глаза.
Вдруг в коридоре послышались шаги, и вслед за этим у двери Крымова раздался чей-то глухой голос.
— Неудобно… Надо спросить разрешения.
В комнату заглянул Ермолов.
— Я не один, со мной товарищи… наши комсомольцы. Разрешите войти? промолвил он, обращаясь к Крымову и одновременно пожимая руки Катушкину и Косте.
— Конечно! — ответил тот, поднимаясь из-за стола.
— Здесь целая делегация… — стоя у дверей, продолжал Ермолов, пропуская четырех рослых юношей.
После того как гости расселись, наступило молчание.
Крымов вопросительно посмотрел на Ермолова, как бы спрашивая его, что все это значит. Но тот сделал вид, что не замечает этого взгляда.
— Ну, как поживает твоя собака, Костя? — обратился он к механику.
— Да вот сегодня, когда был на работе, опять не водили гулять! Просто несчастье…
— Ай-яй… Разве можно так обращаться с животным! Можно подумать, что твоя мамаша не любит собаку…
За дверью снова послышались шаги, разговор шепотом, а затем робкий стук в дверь.
— Войдите! — сказал Олег Николаевич.
— Нам нужно видеть инженера Крымова, — проговорил тонкий, немного дрожащий от волнения детский голос.
— Я Крымов. Что вы хотите?
— Да вот мы решили поговорить с вами, — мальчик прошел в комнату. За ним следовали двое ребят.
— Петька! Это ты? — воскликнул Ермолов.
— Я.
— О чем хотите говорить с товарищем Крымовым?
— Насчет его машины… подземной.
— Постой, постой. Вас кто-нибудь просил зайти?
— Зачем, сами пришли…
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Ермолов.
— И я тоже, — добавил Олег Николаевич.
В это время в дверь снова постучали.
— Можно войти? Здравствуйте, товарищи! Все в сборе? — степенно проговорил вошедший.
— Народу, Иван Михайлович, даже больше, чем предполагалось.
— Тут вот еще ремесленники пришли, — начал Ермолов.
— Какие ремесленники? — удивился Батя.
— Петька, внук Панферыча, и еще двое.
— Степан Шаповаленко и Ваня Савельев, — вставил Петька.
— А зачем пришли?
— Хотим помочь товарищу инженеру строить подземную машину… У нас есть предложение.
— Ишь ты! Вот боевые!
— А тайну хранить будете, ребята?
— Какую тайну?
— Все, о чем тут говорить будем.
— А о чем будем говорить?
— О подземной машине. Как помочь ее строительству.
— Ну, это известно. Дело серьезное. Сами понимаем… — заговорили ребята все вместе.
До прихода Бати Крымову казалось, что друзья собрались у него, чтобы поговорить о вчерашнем литературном вечере, помечтать о подземно-движущейся машине и немного подбодрить его. Теперь он понял: присутствующие что-то затевают, но что именно, он не знал.
— Товарищ Крымов! Зачем же вы порвали чертежи? Этого, признаться, я от вас не ожидал, — начал Батя, набивая табаком свою трубку.
— Я уничтожил те, что казались мне сомнительными… — неуверенно ответил Олег Николаевич. — И взамен уничтоженных успел уже сделать другие… Частично, конечно, — добавил он после некоторой паузы.
— Все равно нехорошо. Неудовлетворенность проделанной работой и стремление добиться лучшего — замечательная черта. Не удовлетворяет вас чертеж? Делайте новый! Но зачем же уничтожать старый? Вдруг вам захочется к нему вернуться! Разве не бывает так?
— Едва ли мои чертежи понадобятся скоро.
— Это еще неизвестно. Мне, например, думается, что они потребуются сегодня.
— Кому потребуются? Для чего? — тихо спросил Крымов, едва сдерживая волнение.
— Вы знаете, что сейчас институт выполняет срочное задание. О том, чтобы немедленно приступить к опытным работам над вашей машиной, не может быть и речи. Месяца через два-три институт, конечно, займется вашим проектом. Но я и другие товарищи нашли путь к наиболее быстрому осуществлению вашего проекта.
— Не понимаю… Как же это?..
— Сейчас мы обсудим… Самое главное — у людей есть желание помочь. Предлагаемая вами подземная машина — проект настолько смелый, что многие считают его фантастическим. Следовательно, имеется риск. Может случиться, что силы, отданные на осуществление этого проекта, окажутся затраченными впустую. И тем не менее к вам приходят люди и предлагают вместе с ними разделить этот риск. Они берутся изготовить маленькую опытную модель вашей машины в свободное, неурочное время.
— Понимаю… начинаю понимать… — растерянно, но радостно проговорил Крымов.
— Маленькую машину можно делать у нас в ремесленном. Только надо договориться с заведующим… — послышался голос Петьки.
— Видите, товарищ Крымов, сколько находится желающих работать! — продолжал Батя. — Вот вам и романтика технического творчества, о которой вы рассказывали вчера! Подобная романтика возможна лишь в нашей стране… Много нашлось бы в капиталистической стране людей, которые стали бы помогать изобретателю безвозмездно, не видя в этом личной выгоды?
— Я нашел небольшую ошибку в своих прежних расчетах. Директору надо будет показать… — начал было Олег Николаевич, но Батя перебил его.
— Товарищ Крымов, стоит ли беспокоить директора? Сейчас у него, как говорится, хлопот полон рот. Задание необычайно срочное и ответственное. Вы же знаете! Я слышал, что и на вашу долю падает очень ответственный участок… Трубнин настоял, чтобы его поручили именно вам.
— Мне?.. Ответственный участок?.. И вы говорите, что на этом настоял Петр Антонович?.. — удивленно спросил Крымов.
— Совершенно верно. А говорить директору насчет изготовления модели не нужно. Даже лучше, если он ничего не будет знать. Константин Григорьевич такой человек, что начнет интересоваться нашей работой, а это отвлечет его внимание от основного. И вообще нам не следует распространяться об этом…
Взволнованный Крымов поднялся со своего места.
— Товарищи… — тихо произнес он и замолк.
— А ведь в самом деле лучше всего эту работу развернуть в мастерских ремесленного училища, — послышался голос Ермолова.
— Подумаем… Посмотрим чертежи, посоветуемся и приступим, как говорится, с карандашом в руке к разработке плана, — ответил Батя, поднимаясь со своего места.