Как будто вот сейчас стоит передо мной друг моих ранних юношеских лет Семен Крапко, задумчивый украинский хлопец с ясными голубыми глазами, немного сутулый и очень серьезный.
Семен был не намного старше меня. Мы жили в маленьком уездном городишке, заброшенном за двадцать километров от ближайшей железной дороги и изрядно разрушенном во время недавно окончившейся гражданской войны. Я ученик реального училища, а он помощник машиниста в местной механической мастерской — оба мы были страстными любителями физики и электротехники. Неутомимые экспериментаторы и мечтатели, мы обладали умением видеть в обыкновенном заржавленном электрическом звонке вполне реальную основу для изготовления мощной искровой радиостанции.
Нас связывала крепкая юношеская дружба.
Странная история, которую я собираюсь рассказать, началась, собственно говоря, с того момента, когда мне сообщили о случае с кладбищенскими крестами.
Однажды поздно вечером подходит ко мне на улице старушка и говорит:
— Как тебе только не стыдно, Сереженька! Не пройдет тебе это так… Вот, погоди, вспомнишь мои слова. Разве можно глумиться над усопшими?
— Не понимаю, бабушка, к чему вы мне все это говорите? — отвечаю ей.
— Полно тебе! Не понимаешь! — продолжает она. — Ты же все-таки мальчик из интеллигентной семьи. Стыдно тебе. Пусть уж Крапко или, предположим, тот же Грицько Горобец, которого только что в милицию повели, так они из темного народа. А тебе непростительно.
Старушка погрозила пальцем и медленно побрела своей дорогой. Я долго смотрел ей вслед.
При упоминании имени Грицька Горобца страшное подозрение появилось у меня.
Дело в том, что совсем недавно он притащил нам цинковые пластинки, вырезанные из какого-то сосуда странной формы. Цинк нам был нужен для изготовления гальванических батарей, и мы просили Горобца достать еще.
«Так вот из какого цинка мы мастерили с Семеном нашу батарею! — мелькнула страшная догадка. — Неужели Горобец утащил с кладбищенского креста цинковую овальную коробку, в которой обычно висят венки, и выдал ее за бывший умывальник?»
Я тотчас отправился к Семену.
Путь мой пролегал как раз мимо нашего единственного городского кладбища. Иду я по узкой тропинке и стараюсь почему-то поменьше смотреть в ту сторону, где виднеются темные силуэты крестов. Не то чтоб я был в то время пугливым, а просто так. На душе как-то было нехорошо. Видно, от сознания, что я косвенным образом стал соучастником в осквернении могил. А ночь чудная. В пряном весеннем воздухе необычайно тихо. Над самыми верхушками деревьев повисла луна, озарившая шпиль колокольни маленькой кладбищенской церкви. Откуда-то чуть слышно доносятся девичьи голоса, поющие песни.
Неожиданно меня поразила очень странная вещь. Мне показалось совершенно отчетливо, что на шпиле колокольни вспыхивают какие-то голубоватые огоньки. Я даже остановился. Что такое?.. Начинаю с некоторым страхом всматриваться. Как будто уже ничего нет… Но ведь было же, совершенно отчетливо!
Помню, что после этого я пошел как можно быстрее и вскоре стоял перед знакомой хатой Семена, запыхавшийся и немного взволнованный.
* * *
Комнату моего друга Семена описать очень трудно.
Для того чтобы по ней можно было свободно передвигаться, следовало бы прежде всего перерезать не менее полусотни проводов, протянувшихся в самых разнообразных направлениях. Единственный стол завален вещами, каких не увидишь ни в какой другой хате. Тут самодельные динамо-машины, электрическая машина, индукционная спираль, разные грубо сделанные электроизмерительные приборы, а больше всего — банок. Они служили нам для изготовления самых разнообразных гальванических элементов.
Над столом горела крохотная электрическая лампочка для карманного фонаря, получавшая электроэнергию от батареи, правда размера огромного, но зато весьма оригинальной конструкции. Электрического освещения, конечно, в то время в городе не было, и эта лампочка, озарявшая жиденьким светом белые стены хаты, вызывала восхищение у многих жителей города и необыкновенно поднимала среди них наш авторитет.
Одним словом, комната Семена была своеобразной лабораторией, где мы проводили свои непонятные многим опыты по электротехнике.
Конечно, какой-нибудь инженер-электрик подивился бы, как мы смастерили все эти приборы из таких неподходящих материалов. Стоило бы ему посмотреть хотя бы на динамо-машину, построенную из кровельного железа. Еще больше поразился бы инженер, если бы узнал, что мы не только строим свои электрические приборы, но и производим с ними опыты, стараясь найти новые, еще неведомые пути в электротехнике. Ко всему этому нужно добавить, что на изготовление самодельных приборов и опыты с ними Семен тратил значительную часть своего скудного заработка.
* * *
Мой друг встретил меня в каком-то сильно возбужденном состоянии, в котором я никогда его раньше не видел.
— Семен! Грицько Горобец воровал цинк… — начал было я.
Но он резко перебил меня:
— Тише!.. Погоди немного… Опять начинается…
Босиком, с засученными рукавами, он стоял посредине комнаты, протянув дрожащую руку к большому самодельному вольтметру, установленному на краю стола. Я с удивлением смотрел то на качающуюся стрелку вольтметра, то на Семена, то на его черную тень, резко обрисовавшуюся на белой стене. В низенькой комнате пахло чем-то паленым.
— Видишь? — зловеще прошептал он. — Ток больше одного вольта…
Я почему-то вспомнил, что в наших батареях поставлен цинк, украденный с могилы, и мне сделалось немного не по себе.
— Семен! — начал было я опять. — Цинк, который в батареях…
— Какой там цинк! — вдруг заорал на меня Семен. — Сейчас не цинк, а уголь… Ты понимаешь: уголь! Вот так уже целый вечер: то появляется, то исчезает. Ты понимаешь? А совсем недавно…
Он схватил меня за руку и потащил к столу.
Стрелка вольтметра качалась какими-то лихорадочными рывками. Иногда она показывала довольно высокое напряжение.
Вот тут-то я и заметил нечто такое, что заставило меня вздрогнуть от неожиданности… Прямо передо мной было маленькое окошко. Яркий лунный свет заливал находившуюся рядом кладбищенскую церковь, и она была хорошо видна из окна. Теперь, когда уже прошло много лет, я продолжаю помнить все это вполне отчетливо. Семен же в то время, будучи немного близоруким, кажется, больше поверил моим словам, чем увидел собственными глазами. Может быть, поэтому он так упорно, но совершенно бесплодно продолжал свои опыты даже тогда, когда уже стало ясно, что их нужно было бы отложить до лучших времен.
Я увидел совершенно ясно, как вблизи церковного шпиля вспыхивают голубоватые огоньки, смутно виденные мною уже раньше. Но самое замечательное было в том, что каждая вспышка обязательно сопровождалась резким увеличением напряжения в нашем вольтметре.
— Видишь, Семен? — бормотал я захлебывающимся от возбуждения голосом, показывая пальцем на окно.
— Да, да… Что?.. — забеспокоился он, крепко сжимая мою руку.
— Церковная колокольня… сверху… слева…
Но в это мгновение я уже тоже ничего не увидел. Темная человеческая фигура неожиданно выросла перед нашим окном и все заслонила собой. Раздался настойчивый стук, и через минуту в нашу комнату-лабораторию входили два рослых милиционера в серых солдатских шинелях.
— Будем делать обыск, — деловито проговорил один из них.
Только теперь я вспомнил, что не успел сообщить Семену о грозившей нам неприятности.
* * *
— Что за дьявольщиной вы там занимаетесь? — строго спросил нас круглолицый низкорослый начальник уездной милиции, когда мы пришли к нему.
Мы сидели на табуретках в просторной комнате, наполненной запахом махорки и сапог, обильно смазанных дегтем.
Мы явились в милицию с полным сознанием своей невиновности, так как действительно не знали, откуда Грицько Горобец доставал цинк. Начальник был известен в городе как добродушный и веселый человек. Бояться его у нас не было никаких оснований.
— Алхимики вы, что ли? — спросил он улыбаясь.
— Нет, мы не алхимики, — ответил я. — Мы электротехники-экспериментаторы.
— Электротехники? Так зачем же вы пользуетесь крадеными кладбищенскими принадлежностями?
— Мы не знали, что они краденые, а тем более кладбищенские, — отвечал я. — Нам просто были нужны цинковые пластинки.
— Цинковые вам нужны… Почему именно цинковые? А железные? Железные вам не нужны? Как насчет крыш — я могу быть спокоен?
Семен был задумчив. Видно, он продолжал размышлять о прерванном опыте и его необыкновенных результатах.
— Ну-ка, объясните, зачем вам нужен цинк? — настаивал начальник.
— Вы, конечно, знаете, как устроены гальванические элементы… — начал я неуверенно.
— Нет, не знаю, даже понятия никакого не имею, — ответил начальник, откидываясь на спинку стула. — Это которые для звонков, что ли?
Голос начальника показался мне настолько добродушным, что я решил объяснить ему все как можно лучше.
— А вы вот возьмите банку с водой, — начал я немного неуверенно, — и насыпьте туда столовой соли, чтобы вода лучше проводила электричество…
— Ну…
— А дальше в эту же банку нужно сунуть медную пластинку и цинковую пластинку… Только смотрите, чтобы они не соприкасались друг с другом.
— Ну и что?
— А то, что вы сразу получите простейший гальванический элемент. На концах проводников, прикрепленных к пластинкам, образуется электрическое напряжение…
— До чего просто! — удивился начальник.
— Вы понимаете? — продолжал я. — Цинк-то, окисляясь в жидкости, то есть соединяясь с ее кислородом, ведь должен выделять энергию. Ну, так же, как, скажем, уголь, который выделяет энергию в виде тепла, когда окисляется на воздухе, иначе говоря — сгорает. Куда деваться энергии от окисления цинка, я вас спрашиваю?
Ну вот она и превращается в электрический ток. Сгорая незаметно в жидкости, цинк вырабатывает электроэнергию. Вам понятно?
— Да так как будто бы сравнительно ясно, — угрюмо проговорил начальник.
— Иногда медная пластинка, — продолжал я, — заменяется пластинкой из прессованного угля. Она, так же как и медная, не растворяется в жидкости, а служит только для того, чтобы выводить электрический ток из жидкости.
— Ну, а цинк разве нельзя ничем заменить? — осторожно спросил начальник.
— Цинк ни в коем случае, — твердо ответил я. — Без него пока что немыслим ни один практически работающий элемент. Разве только вот что…
Я вопросительно посмотрел на Семена, не зная, можно ли открывать нашу тайну. Но начальник не заметил моего замешательства.
— Очень жалко, — проговорил он со вздохом, видно вспоминая про ограбленное кладбище. — Вот что, — продолжал начальник. — Все для меня ясно. Спасибо, конечно, за популярное объяснение. Мне непонятно только, зачем вам необходимо такое количество этих самых элементов. Ну сделали один, ну два. Я понимаю, что вы большие любители этого дела. Но почему, я вас спрашиваю, все кладбище обезображено? Так же нельзя, ребята! У нас тут, конечно, нигде цинка и не достанешь, но нельзя же допускать надругательство над мертвецами!
— Мы делаем опыты, — понурясь, проговорил Семен. — Мы хотим построить такую батарею, чтобы она могла освещать весь город…
— Что? — переспросил начальник. — Весь город? Да раз вы объясняете, что без цинка никакие батареи невозможны, то на какие такие кладбища вы надеетесь?
И вот тут-то Семен неожиданно для меня открыл перед начальником нашу тайну.
— Это мы делаем предварительные опыты, — начал он, — так сказать, практикуемся. А дальше нам цинк не нужен будет. Мы придумываем такой гальванический элемент, у которого растворялся бы не цинк, а уголь, Пусть уголь сгорает в элементах и за счет этого получается электроэнергия. Тогда незачем его будет сжигать в топке паровой машины, чтобы получать электричество от вращения динамо. Электростанции будут не нужны…
Начальник улыбнулся.
— А разве без вас не нашлось умников, чтобы так сделать? — весело спросил он.
— Нет, не нашлось! — горячо вставил я.
— Значит, электростанции, по-вашему, зря строят? — продолжал начальник.
— Не могут еще люди превращать химическую энергию угля непосредственно в электрическую, — торжественно заявил Семен приподнимаясь. — Вот потому и электростанции строят с паровыми машинами.
— Подождите! — заволновался начальник и тоже поднялся со стула. — Машина ведь дает огромную силу, а сколько же нужно будет элементов, чтобы осветить даже такой маленький город, как наш?
— А это и не важно! — кипятился Семен. — Нужно сначала разрешить проблему самого превращения, а уж потом думать о мощностях. Вы считаете, что электростанции с динамо-машинами строят от хорошей жизни. Вы думаете, что это для удовольствия сжигают уголь в топках паровых машин, чтобы потом вращать динамо. Ничего подобного! Нигде в мире не умеют сжигать уголь так, чтобы сразу получилась от него электроэнергия непосредственно. Вот с цинком получается в гальванических элементах, а с углем нет… А ведь химической энергии, заключенной в угле, в несколько десятков раз больше, чем в цинке!
Видно, мы подняли в кабинете начальника такой шум, что в отворившиеся двери стали заглядывать милиционеры, впервые в жизни увидевшие милицейский допрос, превратившийся в научный диспут.
— Что значит — от хорошей жизни? — уже кричал начальник. — Раз строят паровые электростанции, так, значит, они нужны!
— Да, нужны, — язвительно продолжал Семен. — Паровая машина в среднем только пять-семь процентов тепловой энергии, заключенной в угле, превращает в энергию вращения вала. Да потери при передаче вращения на динамо. Да потери в самой динамо. Вот и превращается в электричество только часть того, что можно было бы превратить полностью.
— А вот в гальванических элементах, — вмешался я, — химическая энергия, заключенная в цинке, почти полностью превращается в электрическую. Процентов пятнадцать-двадцать всего потерь. Это научно доказано. Вот если бы так с углем можно было сделать…
Начальник засунул руки в карманы и стал смотреть на нас серьезно.
— И что же у вас… что-нибудь там получается? — опять спросил он, усаживаясь за стол.
— Видите ли… — проговорил Семен, немного смутившись. — Как раз вчера… Правда, ток то появлялся, то исчезал…
— Тут очень странная вещь, — перебил я Семена. — Мною замечено, что сильное напряжение появлялось, когда на кладбищенской колокольне… вспыхивал…
Я остановился и не знал, как мне дальше объяснять. И когда я наконец рассказал о своих наблюдениях, начальник долго и внимательно смотрел на меня с удивлением.
— Это мне нужно будет разузнать. Очень забавно!.. Очень забавно!.. — проговорил он. — Ну что ж, ребята, идите сейчас домой. Я к вам скоро приеду. Надо будет помочь вам, пожалуй, — закончил он, поднимаясь со стула, чтобы проститься с нами.
* * *
Мы сидели в комнате Семена и с тоской глядели на нашу батарею, у которой вместо цинка должен был расходоваться уголь. Она была совершенно безжизненна. Прямо не верилось, что еще вчера получалось от нее напряжение. Тут была какая-то очень большая загадка.
Пробовали построить такой гальванический элемент, конечно, и до нас. Если, например, в раствор серной кислоты насыпать бертолетову соль, то образуется такое сильно окисляющее соединение, что оно может при некоторых условиях окислять даже уголь. В элементе с такой жидкостью уголь уже растворяется вместо цинка. Но напряжение такого элемента ничтожно. Ток можно обнаружить только очень чувствительным прибором. А уж о том, чтобы он мог заменять электростанцию, и говорить не приходится. Но вот вчера…
Здесь происходило, по-видимому, нечто такое, что было нам совершенно неизвестно. Ясно, что происходило случайно. А что именно, мы не могли догадаться. Мои мысли все время возвращались к странному свечению на колокольне, так как я ясно видел, что напряжение в свое время появлялось именно в этот момент. Но Семен, который никакого свечения, кажется, так и не видел, не придавал этому большого значения и продолжал копаться в стеклянных банках, наполненных мутной жидкостью.
Время тянулось медленно. Какая-то воинская часть проходила через город, и повозки, груженные разным имуществом, бесконечно тянулись мимо нашего окна. Я было решил пойти к кладбищенской церкви, чтобы на месте обследовать возможную причину странного свечения, виденного мною, как вдруг на пороге неожиданно появился начальник милиции.
— Здорово, орлы! — весело закричал он, входя в нашу комнату. — Ну, как ваша гальваническая электростанция? Можно уже устанавливать столбы?
— Плохо дело, — ответил я. — Нет сегодня никакого напряжения. А вчера было… Серьезно, было.
— Так чего же вы приуныли? — продолжал начальник, усаживаясь на стул. — Раз вчера было, так, значит, когда-нибудь опять будет… Ну и алхимию вы тут развели!
Начальник с восторгом осматривал нашу лабораторию.
— Так где тут у вас батарея, у которой вместо цинка работает уголь?
— Вот она, — мрачно протянул Семен, указывая на банки, из которых торчали грубые, необтесанные куски кокса.
— Да, кстати, — проговорил начальник. — Я постарался узнать насчет свечения на колокольне, которое вы вчера видели. Это воинская часть, что проходит через наш город, вчера устанавливала свой радиопередатчик, ну и антенну протянули на колокольню. Антенна, говорят, иногда светится в темноте при сухом воздухе — от напряжения, что ли. Одним словом, электричество вроде как бы утекает в воздух. Сегодня антенну уже сняли.
Я замер от неожиданности. Семен уронил большой кусок кокса прямо в банку с подкисленной водой; в лицо ему брызнул фонтан, но он не обратил на это никакого внимания.
Так вот где могла быть причина того, что вчера наш угольный электрогенератор вдруг неожиданно начал работать! Как же теперь повторить этот опыт?
Однако сколько ни бились мы, сколько ни ставили самых разнообразных опытов, наша угольная батарея оставалась мертва.
* * *
Прошло много лет.
Время разделило меня с другом моего детства Семеном Крапко. Я совершенно потерял его из виду.
Но вот недавно, проходя по улице, я неожиданно остановился возле афиши, наклеенной на стене. Буря далеких воспоминаний нахлынула на меня… Не может быть! Неужели это «он»?
Вот что значилось в афише, напечатанной крупными буквами на глянцевой красной бумаге:
«Профессор доктор технических наук С. М. Крапко прочтет публичную лекцию на тему «Достижения советской науки в области прямого преобразования химической энергии в электрическую».
В зале, где должна была состояться лекция, я появился одним из первых.
Какое-то необычайно радостное состояние не покидало меня ни на минуту. И шум собирающейся публики и яркое освещение зала казались мне праздничными, необычными. Мне хотелось обратиться к своим соседям и сказать им:
«Ведь это мой Семен сейчас будет выступать перед вами! Друг моего детства, тот самый Семен, вечно измазанный маслом, помощник машиниста, который раньше ходил босиком… Подумайте только, кем стал он теперь!»
Я с трудом сдерживался, чтобы не выполнить свое желание.
Я сидел в первом ряду и улыбался своему другу детства — солидному, очень внушительного вида профессору. Может быть, только мне удавалось улавливать в его спокойно лившейся речи слабый украинский акцент. Профессор не видел меня и не знал, что я здесь…
* * *
Несмотря на позднее время, сразу же после лекции мы, по настоянию Семена, отправились в его институт. Профессору не терпелось показать мне свою лабораторию.
— А помнишь, Семен… — говорил я, глядя в лицо моего друга, слабо освещенное сквозь стекла машины вечерними огнями столичного города, — помнишь историю с нашими опытами у тебя в хате, когда на колокольне появлялся свет?
— Ну а как же! — весело отвечал профессор.
— И что ж это было тогда? Неужели действительно получилось превращение химической энергии угля в электрическую?
— К сожалению, чет, — отвечал профессор. — Все объяснялось иначе… Провода, развешенные по хате, послужили антенной, принимавшей мощные сигналы радиостанции, временно установленной вблизи колокольни. А у одного из наших элементов, вероятно, был плохой контакт между углем и стальной проволокой. Вот и получился случайно «детектор» — устройство, теперь хорошо известное каждому радиолюбителю… Значит, мы ловили энергию радиостанции и обнаруживали ее своим вольтметром. Увезли радиостанцию — и явление прекратилось. Понимаешь теперь? А ведь этот случай мне долго не давал покоя! Можно сказать, что именно эта загадка привела меня к выбору направления в моей научной работе…
* * *
Осматривая прекрасно оборудованную лабораторию моего друга, где успешно разрешается одна из интереснейших проблем современной техники, я невольно вспоминал первые годы после окончания гражданской войны, глухой уездный город, низенькую хату с глиняным полом — нашу кустарную лабораторию — и думал о великой силе страстного, безудержного стремления к открытиям и изобретениям, которая бурлит всегда в нашем народе, и о широком праве, завоеванном теперь народом, осуществлять это стремление.