Жажда

Thirst by Eugene O'Neil (1913)

перевод с английского В. Денисова

Действующие лица:

Джентльмен

Танцовщица

Темнокожий матрос, вест-индиец

Декорация. На гигантских волнах зеркально-гладкого тропического моря медленно покачивается спасательный плот. Небо над ним безжалостно ясное, синевато-стальное, у самого горизонта переходящее в чёрную тень. Солнце в зените — оно похоже на огромное око гневного Бога. Жара невыносимая. Тепло призрачными волнами поднимается с белой палубы плота к самому небу. То здесь то там на спокойной поверхности моря появляется плавники акул — от них по воде медленно расходятся ленивые круги. На плоту два мужчины и одна женщина. На одном конце сидит темнокожий матрос, вест-индиец, в голубой матросской форме и грубых ботинках. На матроске красными буквами написано «Королевская почта». Он говорит певуче, растягивая слова, словно у него дефект речи. А сейчас он мурлычет себе под нос одну и ту же негритянскую мелодию, следя в это время своими круглыми глазами за акульими плавниками. На другом конце — белокожий мужчина средних лет. Он в костюме, который когда-то был вечерним но солнце и соленая вода оставили от него одни воспоминания. Мятая белая рубашка вся в пятнах, потерявший форму воротник болтается вокруг шеи, а черный галстук превратился в блеклую ленту, очевидно, он ехал первым классом, но сейчас сидит и с жалким видом, невидящими глазами тупо смотрит на воду. Его жидкие черные волосы растрепаны, и виднеется малиновая от солнца лысина. Усы в беспорядке свисают над губами, и с них по худому загорелому, изможденному от голода и жажды лицу темными струями стекает краска. Время от времени он облизывает распухшие губы почерневшим языком. Между ними лицом вниз, раскинув руки, лежит молодая женщина. Она выглядит еще более странной, чем мужчина в вечернем костюме, так как одета в балетную пачку из черного бархата с блестками. Её длинные волосы спадают на обнаженные плечи, шелковые чулки мешковаты к все в складках, а балетные тапочки потеряли форму. Она поднимает голову — и бриллиантовое ожерелье холодным блеском оттеняет ее исхудавшие ключицы. Из-за беспрерывных слез и от краски ее глаза превратились в черно-красные пятна, но все же видно, что до того как голод и жажда сделали из нее привидение, она была очень красива. Танцовщица беспрерывно и безнадежно рыдает. В глазах у всех троих видны признаки надвигающегося безумия.

Танцовщица (принимая сидячее положение, ДЖЕНТЛЬМЕНУ, жалобно). Господи! Господи! От этого безмолвия с ума сойти! Почему вы со мной не поговорите? Корабля там не видно?

Джентльмен (вяло). По-моему, нет. Я, по крайней мере, не вижу. (Пытается встать, но слишком ослабел и со стоном снова падает на палубу). Стоя виднее, а так — далеко не видно. Рядом вода, от нее глаза как в огне, и он все ярче и ярче, будто дырку в мозгу сверлят.

Танцовщица. А я куда не посмотрю — везде огромные малиновые пятна. Как капли крови — и прямо с неба. Вы их тоже видите?

Джентльмен. Вчера видел. Или не вчера — уже и дням счет потерял. Но сегодня все красное. Даже в море не вода, а кровь. (Облизывает распухшие потрескавшиеся губы, потом дико смеется, как сумасшедший). А может, это кровь тех, кто утонул?

Танцовщица. Что вы говорите, какой ужас! Все равно я вас не слушаю. (Дрожа всем телом, отворачивается).

Джентльмен (мрачно). Хорошо, не буду. (Закрывает лицо руками). Боже, как же болят глаза! Как горит горло! (Шмыгает носом. Пауза. Вдруг он поворачивается сердито говорит): Зачем тогда просили поговорить, если не слушаете?

Танцовщица. Я же не просила говорить о крови. И о той ночи тоже.

Джентльмен. Хорошо, тогда я молчу. А если захотите — говорите с ним. (С усмешкой показывает на МАТРОСА).

НЕГР не слышит — он мурлычет себе под нос и следит за акулами. Длинная пауза. Плот медленно покачивается. Солнце палит.

Танцовщица (переходя на крик). О это безмолвие — я его не вынесу! Говорите же, говорите о чем угодно, только говорите! Я не должна думать! Не должна.

Джентльмен (с сожалением). Извините, милая леди. Боюсь, что был с вами груб. Я сам не свой, даже голову потерял. Ведь столько солнца и моря! Странно все это. А какая слабость — ведь мы так давно не ели, да и воды во рту тоже давно не было. (С тоской в голосе). О, только бы воды!

Танцовщица (падает на плот и колотит по нему кулаками). Ну, пожалуйста, не надо о воде!

Матрос (резко прерывая песню и поворачиваясь). Вода? У кого вода? (Облизывает пересохшие губы распухшим языком).

Джентльмен (поворачиваясь к матросу). Ты же знаешь — воды здесь ни у кого нет. (С раздражением). Украл у нас последние капли, так что же спрашивать?

МАТРОС отворачивается и снова начинает следить за акулами. Пение прекращается, воцаряется тишина, глубокая и напряженная.

Танцовщица (подползая к ДЖЕНТЛЬМЕНУ и хватая его за руку). Слышите, какая тишина? Словно в мире вообще никого. Так страшно! Что произошло?

Джентльмен. Слышу, но понять не могу.

Танцовщица. А, теперь я знаю. Ведь это он замолчал. Помните он пел свою странную заунывную песню — такие пост на похоронах? Я слышала столько всяких песен везде, где выступала, но такую впервые. Почему, по-вашему, он перестала? Или чего-то испугался?

Джентльмен. Не знаю. Хотите, спрошу. (МАТРОСУ). Почему ты не поёшь?

МАТРОС смотрит на него со странным выражением, не отвечает, снова поворачивается к акулам и заводит ту же безрадостную и заунывную песню с того места, где остановился. ТАНЦОВЩИЦА и ДЖЕНТЛЬМЕН с напряженным вниманием вслушиваются.

Танцовщица (истерически смеётся). Ну и песня! Никакой мелодии, да и слов-то не разберёшь. Интересно, о чем он поет.

Джентльмен. Бог знает! Какая-нибудь популярная мелодия его народа.

Танцовщица. Но я хочу знать. Матрос? Скажи, о чем ты поёшь?

Матрос (после паузы, глядя на нее смущенным взглядом и растягивая слова). Эта песня моего народа.

Танцовщица. Да, но о чем она?

Матрос (показывая на акул). Я пою им. Это заклинание. Мне сказали, очень сильное. Пока я пою, они нас не съедят.

Танцовщица (с ужасом). Съедят? Кто нас съест?

Джентльмен (показывая на движущиеся в спокойной воде плавники). Он имеет в виду акул. Это черное там, в воде, их плавники. Разве вы их раньше не замечали?

Танцовщица. Да, да, замечала, но не думала, что это акулы. (Всхлипывает). О, как это ужасно!

Джентльмен (НЕГРУ, грубо). Почему ты ей это сказал? Ты что, не знал, что она испугается?

Матрос (безразличным тоном). Она спросила, о чем я пою.

Джентльмен (пытаясь утешить ТАНЦОВЩИЦУ, которая все ещё всхлипывает). Ну, а если по правде, то всё это детские сказочки, будто они едят людей. (Повышая голос). Вы же знаете, что нет. И я знаю.

НЕГР на него смотрит — его губы сжимаются. Похоже, что он сдерживает улыбку.

Танцовщица (поднимая голову и вытирая глаза). А вы уверены?

Джентльмен (взгляд НЕГРА его смутил). Конечно, уверен. Все знают — акулы боятся людей, они трусы. (НЕГРУ). Ты пытался испугать леди, а?

НЕГР отворачивается, смотрит на море и снова заводит свою песню.

Танцовщица. Больше не хочу — сразу представляешь всякие ужасы. Скажите, чтоб он перестал.

Джентльмен. Ну вот, вы и разволновались. Это все-таки лучше, чем мёртвая тишина.

Танцовщица. Да — даже такая песня.

Джентльмен. Он странный, этот Матрос, никак я его не пойму.

Танцовщица. Странная песня, которую он поет.

Джентльмен. По-моему, он не слишком желает с нами сближаться.

Танцовщица. Я это тоже заметила. Спросила о песне а он вообще не хотел отвечать.

Джентльмен. Но он ещё прилично говорит по-английски, а то и вообще бы нас не понимал.

Танцовщица. Он говорит так, будто у него какой-то дефект речи.

Джентльмен. Очень может быть. Тогда надо его пожалеть и признать, что не стоило так с ним разговаривать.

Танцовщица. А мне не жалко. Я его боюсь.

Джентльмен. Ну и глупо. А все из-за солнца: оно безжалостно — вот и наводит на такие мысли. Одно время я его тоже побаивался, но теперь вижу: это все от того что всё время смотришь на воду и слушаешь эту бесконечную тишину. От нее с ума сойдёшь!

Танцовщица. А теперь не боитесь?

Джентльмен. Теперь нет. В голове у меня все в порядке: с вами поговорил — вот и прояснилось. Надо все время разговаривать.

Танцовщица. Да, надо. Когда говоришь, то видений нет.

Джентльмен. Знаете, был миг, когда я чуть не тронулся. Мне показалось — он на меня смотрит, а в руках нож. Но это было умопомрачение, теперь понятно. Он просто бедный черный матрос, наш товарищ по несчастью. Бог видит — все мы в одном плачевном положении, и не надо никого ни в чем подозревать.

Танцовщица. Всё равно, я боюсь. У него в глазах такое — я прямо дрожу.

Джентльмен. Ничего там нет, поверьте, это все воображение.

Длинная пауза.

Танцовщица. Боже всемилостивый, корабля ещё нет?

Джентльмен (пытается встать, но от слабости падает). Не вижу. Чтобы увидеть — надо встать, а я не могу.

Танцовщица (показывая на НЕГРА). А вы его спросите, он сильнее. Может, он увидит,

Джентльмен. Матрос!

НЕГР перестаёт петь и бесстрастно на него смотрит.

Ты сильнее и видишь дальше. Встань и скажи, там нет корабля?

Матрос (медленно встает и всматривается в горизонт). Нет. Ничего. (Снова садится и продолжает мурлыкать ту же заунывную песню).

Танцовщица (плача, безнадежным тоном). Господи, это же ужасно! Ждать того, кто никогда не придёт.

Джентльмен. И правда ужасно. Но необходимо.

Танцовщица. Что значит необходимо? Вы что, надеетесь на спасение?

Джентльмен (устало). В своей жизни я надеялся на очень многое, но всегда напрасно. Мы далеко от тех мест, где ходят корабли. Я не слишком разбираюсь в мореплавании, но слышал, как на борту говорили, что мы идем каким-то новым курсом. Почему новым — не знаю. Наверное, капитан хотел побыстрее. Только он один и знает, но, наверное, уже никогда не расскажет.

Танцовщица. Да, он уже никогда не расскажет.

Джентльмен. Почему вы так уверены? А, может, его лодка подобрала?

Танцовщица. Не подобрала. Он умер.

Джентльмен. Умер?

Танцовщица. Да. Он стоял на мостике. Помню, как его лицо осветил фонарь: оно было искажено гримасой и бледное как у покойника. Даже в глазах — там тоже не было жизни. Тонким дребезжащим голосом он отдавал какие-то приказания, но на него никто даже не взглянул. И тогда он застрелился. Я увидела вспышку и услышала выстрел — он был громче всех криков утопающих. Кто-то схватил меня за руку и что-то прокричал в самое ухо. А потом я упала в обморок.

Джентльмен. Бедный капитан! Очевидно, почувствовал себя виноватым, раз застрелился. Должно быть, страшно слушать крики утопающих и знать, что виноват именно ты. Не удивительно, что он покончил собой.

Танцовщица. Капитан был такой добрый. Ещё днем на прогулке он остановился около моего кресла. «Слышал, сегодня вы будете нас развлекать, — он сказал. — Превосходно и очень мило с вашей стороны. Я пообещал себе увидеть вас в Нью-Йорке, но получилось даже раньше.» (После паузы). Такой был красивый, широкоплечий.

Джентльмен. Это внешне, а в душе?

Танцовщица. Не хуже других. Почувствовал свою вину — вот и заплатил жизнью.

Джентльмен. Нет, как раз избежал расплаты. Мертвые ведь не платят.

Танцовщица. И не могут ответить, когда их хулят. Мы знаем только то, что он умер. И давайте на другую тему.

Пауза.

Джентльмен (роется во внутреннем кармане пиджака, достает какой-то темный предмет, похожий на коробочку из-под карт, открывает и удивленно разглядывает. Затем, издав глухой смешок, показывает ТАНЦОВЩИЦЕ). Ох, чёртова ирония!

Танцовщица. Что это? Не разберу — глазам больно.

Джентльмен (продолжая делать вид, что смеется). Наклонитесь! Ближе! Это стоит прочесть — как играет судьба!

Танцовщица (поднеся коробку к глазам, медленно читает). «Американский клуб в Буэнос-Айресе». Не понимаю шутки.

Джентльмен (с раздражением выхватывая у нее коробку). Сейчас объясню, слушайте. Это М-Е-Н-Ю — меню. В том-то и шутка. Сувенирное меню с банкета — его давал в мою честь этот клуб. (Читает). Мартини, коктейли, суп, херес, рыба, бургундское, цыплята, шампанское — а в это время мы умираем здесь без крошки хлеба и глотка воды! (Его безумный смех вдруг стихает, и в яростном гневе он грозит небесам кулаком и кричит). Боже! Боже! Что за шутки ты с нами проделываешь? (После этой вспышки он в изнеможении падает, все ещё сжимая меню дрожащей рукой).

Танцовщица (всхлипывая). Это уже слишком! Что мы сделали, чтобы так страдать? Одно за другим, одно за другим — а муки все сильнее! Да выбросьте! Само его присутствие уже издевка над нами.

Он бросает меню в море — темным пятном оно исчезает в зеркальной воде.

Откуда оно у вас? И надо же — дать его мне, будто и так мало горя!

Джентльмен. Извините, но шутка была так остроумна, что я не мог ей не поделиться. Вы спросили, откуда оно у меня. Сейчас расскажу, это придаст шутке ещё более горький привкус. Помните момент кораблекрушения: мы были в салоне, и вы пели, по-моему что-то популярное.

Танцовщица. Да, ей я начинала лондонскую программу во дворце.

Джентльмен. Вы пели — и были прекрасны, Помню, как какая-то женщина справа сказала: «Как хороша! Интересно, она замужем?» Вот ведь какой идиотизм остается в памяти, а важные воспоминания улетучивается и перепутываются. С нами — трагедия! А в памяти какая-то идиотская реплика — да такое можно услышать где угодно.

Танцовщица. Со мной тоже самое. На борту после крушения был такой толстенький лысый человечек. Люди дрались из-за места в лодке, а этот бедный человечек стоял один, и его круглое лицо пылало от гнева. Он все повторял громко и сердито: «Я опоздал. Я должен дать телеграмму. Я не могу этого не сделать!» Он все еще сокрушался по поводу сорвавшегося свидания, как вдруг толпа надавила, сбила его с ног и — в море. Я вижу его и сейчас, только его и капитана.

Джентльмен (продолжая свой рассказ упавшим голосом). А вы — вы были прекрасны. Я поражённо смотрел на вас — какая женщина! Видите: знаком не был, но когда гулял по палубе, всегда смотрел. А потом крушение — это ужасное глупое крушение. Нас всех швырнуло на пол, потом крики, проклятья, женщины в обмороке, треск шпангоутов. Смутно помню, как побежал в каюту за бумажником. Должно быть, тогда-то схватил вместо него это меню. Прыгаю в лодку, но там нас слишком много, и вот она уже идет ко дну. Тогда плыву к другой, а меня от нее — веслами! Но вот она тоже идет ко дну. А потом бульканье, захлёбывающиеся люди, крики! Вдруг что-то огромное промелькнуло мимо меня, и на воде — такой блестящий фосфоресцирующий след. Женщина — она плыла рядом в спасательном поясе — издала ужасный крик и пропала. И тогда я понял — акулы! От страха чуть с ума не сошёл, но не остановился, а стал яростно колотить руками по воде. Корабль уже исчез в волнах. Я плыл и плыл с одной только мыслью — прочь от всего этого ужаса. Вдруг вижу рядом что-то белое, хватаюсь — и взобрался. Это и был плот, а на нем — вы и он. А потом я отключился. И надо же: после такого кошмара в голове осталась эта идиотская реплика женщины в салоне. Что мы за люди!

Танцовщица. А я, когда это случилось, тоже бросилась в каюту. Захватила его, (показывает на бриллиантовое ожерелье) надела и — на палубу. Остальное я вам уже рассказала.

Джентльмен. А вы помните, как попали на плот? Ведь странно: столько людей погибло, так и не найдя спасения, а на плоту оказались только вы и он. Так, может, здесь ещё кто-то был?

Танцовщица. Нет, уверена, что нет. Плохо помню остальное, но чувствую, что здесь всегда были только мы с ним, а потом ещё вы. Вас я испугалась — на вашем лице был сплошной страх. Вы стонали.

Джентльмен. Всё из-за акул. Пока их не было, я ещё крепился. Но стоило увидеть — сердце сразу в пятки.

Танцовщица (в ужасе, смотря на круги от плавников). Акулы! Почему они плывут за нами? (Неистово). Вы мне врали — сказали они нас не тронут! О, мне так страшно, так страшно! Закрывает лицо руками.

Джентльмен. Вас жалел. Но будьте мужественны. И имейте в виду: пока мы на плоту, они нас не тронут. (Затем безнадежным тоном). Но что это меняет? Есть акулы, нет — конец все равно один.

Танцовщица (опускает руки и грустно смотрит на воду). Вы правы — что это меняет…

Джентльмен. Боже! Какое море спокойное! Какое спокойное небо! Будто мир умер. По-моему, от мерзкого жужжания этого негра чувствуешь тишину ещё острее! Словно есть только акулы — и больше никого.

Танцовщица. Солнце сжигает меня! (Жалобно). Бедная моя кожа, я ей так гордилась!

Джентльмен (с усилием поднимаясь). Ладно, не будем об этом, а то совсем спятим. Расскажите-ка лучше, что вы почувствовали, очутившись на плоту с ним вдвоем. Этого вы мне ещё не говорили.

Танцовщица. А что говорить-то? Последнее, что помню — какие-то резкие слова в самое ухо.

Джентльмен. И все?

Танцовщица. И все. (Пауза). Подождите, да! Я же забыла. По-моему, кто-то меня поцеловал. Да. Даже уверена. Или нет. Может, это в бреду. В эти ужасные дни и ночи безумных видений было предостаточно. (Её глаза начинают тускнеть, губы подёргиваться. Она бормочет себе под нос). Безумные, безумные видения!

Джентльмен (подходит и трясет её за плечо). Ну же! Вы сказали, кто-то вас поцеловал. Может, вы ошиблись? Я этого точно не делал, да и негр тоже вряд ли.

Танцовщица. Да, теперь я убеждена. Но это было не на плоту а на палубе, когда я упала в обморок.

Джентльмен. И кто, вы думаете, это был?

Танцовщица. У меня язык не поворачивается. А вдруг я ошибаюсь? Помните старшего помощника — того молодого англичанина с огромными карими глазами, высокого и красивого? Все женщины были от него без ума, и я немножко тоже. Но он предпочёл меня — так и сказал. Да, я знаю, он меня любил. И, по-моему, именно он меня и поцеловал — теперь я в этом почти уверена.

Джентльмен. Да, раз так — всё понятно. Он и достал этот плот — другие, наверное, о нем и не знали. Чувства и заставили его забыть о своих обязанностях. Спрошу-ка Матроса, может, он разрешит все сомнения. (НЕГРУ). Матрос!

НЕГР перестаёт петь и смотрит на них широко раскрытыми налитыми кровью глазами.

Это помощник приказал тебе снять эту леди с корабля?

Матрос (мрачно). Не знаю.

Джентльмен. Он приказал тебе посадить на плот только ее — и потом, наверное, себя, так?

Матрос (сердито). Не знаю. (Отворачивается и продолжает петь).

Танцовщица. Не разговаривайте больше с ним. Он разозлился и ничего не скажет.

Джентльмен. По-моему, он уже спятил. Но так или иначе, а это помощник поцеловал вас и спас вам жизнь.

Танцовщица. Он был такой добрый и храбрый и хотел как лучше. И все же сейчас я предпочла бы умереть. Была бы там, в холодной зеленой воде, и спала бы холодным сном. А теперь мозги объяты пламенем — солнце и видения, с ума, наверное, схожу. Мы все сходим с ума. Ваши глаза иногда загораются безумным огнем, глаза Матроса до ужаса странные, а мои видят огромные, танцующие на море капли крови. Да, все мы сошли с ума. (Пауза). Господи! О Господи! И это конец всему? А ведь я плыла домой, домой после стольких лет борьбы, домой к успеху, славе и деньгам. И вот должна умирать здесь на плоту как бешеная собака! (В отчаянии рыдает).

Джентльмен. Успокойтесь, не надо отчаиваться! Я тоже имею право пожаловаться. Боже, после двадцати лет непрерывной однообразной и каждодневной работы это первый отпуск — и я тоже плыл домой. И вот сижу и медленно умираю одинокий и покинутый. И это награда за все мои труды? Боже, неужели это конец? Я тоже могу вопить о справедливости, но небеса глухи — они не услышат ни вас, ни меня. И жестокое море тоже над нами не смилуется.

Танцовщица. А вдруг есть надежда, что какая-нибудь лодка всё же добралась до берега и сообщила о несчастье? И тогда они станут искать всех оставшихся.

Джентльмен. За эти мучительные дни нас унесло слишком далеко. Боюсь, никто уже нас не найдёт.

Танцовщица. Тогда мы пропали! (Падает на плот лицом вниз. Рыдания сотрясают её ее худые плечи).

Джентльмен. Но все же я бы надежды не терял. Мне сказали, в этих морях полно коралловых островов, и скоро мы наверняка мимо одного из них проплывем. По-моему, на один из таких рифов — их нет на карте — мы как раз и напоролись. Я слышал, как кто-то произнес слово «пустынный» но кто — в воде не разглядел. Самое главное — продержаться, пока не появится суша. (Его голос дрожит, он облизывает почерневшие губы. Глаза становятся безумными, он весь трясется). Нас спасла бы вода — хоть немного, хоть несколько капель. (Выразительно). Боже, нам бы только немного воды!

Танцовщица. А вдруг вода будет на острове? Смотрите же, смотрите внимательно! Пока мы болтаем, вдруг появится какой-нибудь корабль или остров! (Пауза, внезапно она встает на колени и показывает прямо перед собой). Вижу! Остров!

Джентльмен (дрожащей рукой прикрывает от солнца глаза и напряженно вглядывается). Ничего. Ничего — только красное море и красное небо.

Танцовщица (все ещё уставившись в какую-то точку, разочарованно). Пропал. Но ведь был же. Вон там и так близко. Весь зелёный и чистый — там точно был ручей и впадал прямо в море. Я даже слышу, как вода бежит по камням. Вы мне не верите? А ты, Матрос, ты его видел, а?

НЕГР не отвечает.

Больше не вижу, но я обязана. Обязана увидеть его снова!

Джентльмен (тряся ее за плечо). Не говорите глупости — никакого острова нет. Ничего, кроме солнца неба и моря. Никакой зелени. И никакой воды.

МАТРОС перестает петь, поворачивается и снова на них смотрит.

Танцовщица (сердито). Хотите сказать, я вру? Я что, глазам своим должна не верить? Говорю, видела прохладную чистую воду. И слышала, как она журчит по камням. Но сейчас не слышу — вообще ничего. (Внезапно поворачивается к МАТРОСУ). Почему ты перестал петь? Всё и так слишком жутко, а ты хочешь, чтоб ещё было хуже?

Матрос (высовывая распухший язык и показывая на него коричневым пальцем). Воды! Я хочу воды! Дайте мне воды — и я буду петь.

Джентльмен (в ярости). У нас нет ее, дурак! И всё из-за тебя! Ведь это ты выпил остаток, когда решил, что мы спим. Да и была бы — не дали. Пострадай же, скотина, ты это заслужил! Если у кого-то из нас есть вода, так это у тебя, и ты ее куда-то спрятал. (С хитрой, безумной усмешкой). Но ты не попьешь, это я тебе обещаю. Я ведь слежу за тобой.

НЕГР с мрачным видом от них отворачивается.

Танцовщица (берет его за руку и шипит в самое ухо. Этот разговор её очень взволновал, а ДЖЕНТЛЬМЕН все ещё скалит зубы). Вы действительно считаете, что у него есть?

Джентльмен (продолжая улыбаться). Может, и есть. Может, и есть.

Танцовщица. Почему?

Джентльмен. Да ведет он себя как-то странно. Такой вид, будто что-то прячет, а что? И вот меня осенило: «А вдруг воду?» И тогда я понял, что поймал его. Я не позволю ему себя одурачить, буду следить, и он не выпьет ни капли. Пока смогу — буду следить.

Танцовщица. А в чем она? У него же ничего нет. (Она охотно поддерживает его безумную идею).

Джентльмен. Кто знает. А вдруг под матроской у него фляжка? Что-то тут все-таки есть, иначе почему он полон сил, а мы… Вон он спокойно стоит, а мы еле-еле. Почему, я спрашиваю.

Танцовщица. Правда. Стоит и смотрит, будто не хочет ни есть ни пить. Вы правы: он что-то прячет — или еду, или питье.

Джентльмен (с безумным желанием подтвердить свою гипотезу). Нет, еды у него нет. Её и не было, а вода была. Когда я здесь очутился, то был маленький бочонок, полный воды. На вторую или третью ночь — уже не помню — я проснулся и увидел, как он пьет. И когда я его отнял, там уже ничего не было. (Яростно, грозя негру кулаком). О, ты свинья! Грязная свинья!

НЕГР делает вид, что не слышит.

Танцовщица. Была бы вода — мы бы спаслись. А этот — ну прямо убийца!

Джентльмен (безумная идея приходит ему в голову). Послушайте. По-моему, он отлил тогда себе во фляжку. Там было немного, но не мог же он выпить все? О, он такой хитрый! Вот и поет нарочно, а пьет, когда мы не смотрим. Но больше не попьет — я буду за ним следить! Буду следить.

Танцовщица. Следить? А какая от этого нам польза? Это что, отсрочит нашу смерть? Ведь нет же. Но так или иначе, а воду у него надо отнять. Больше не остается ничего.

Джентльмен. Он не отдаст.

Танцовщица. Тогда украсть, когда он заснет.

Джентльмен. По-моему, он не спит, я ещё не видел, чтоб он спал. Станем красть и разбудим.

Танцовщица (неистово). Тогда убьем! Он это заслужил.

Джентльмен. Но ведь он сильнее, и я тому же у него нож. Нет, это не пойдёт, хотя я бы с удовольствием. Как вы сказали, он это заслужил. Но я не могу даже встать — не осталось сил. И оружия нет. Он меня засмеёт.

Танцовщица. Но надо же что-то делать! Что делают в таких случаях самые бессердечные дикари? Мы должны достать воду, ведь глупо умирать от жажды, когда вода так близко. Думайте! Думайте! Есть выход?

Джентльмен. Продайте ему ожерелье. Я слышал, его народ падок на такие штучки.

Танцовщица. Ожерелье? Да оно же стоит тысячу фунтов! Это подарок английского герцога, и я с ним не расстанусь. Не считайте меня дурой!

Джентльмен. Подумайте о воде!

Они лихорадочно лижут пересохшие губы.

Если в ближайшее время мы не попьем — погибнем. (Грубо смеется). И ожерелье пойдёт акулам — вместе с вами! Все, молчу, но я бы — да я бы и душу сейчас за воду продал!

Танцовщица (содрогнулась от ужаса, потому что посмотрела на движущиеся акульи плавники). Всё-таки вы ужасны! Я о них почти забыла, а вы напомнили, это не по-джентльменски.

Джентльмен. И хорошо, что напомнил. Смотрите на них, смотрите, может, тогда поймете, чего сейчас стоит ваш подарок герцога! (В нетерпении стучит но палубе рукой). Идите же, идите, или, пока вы собираетесь, мы умрем от жажды. Предлагайте же! Предлагайте!

Танцовщица (снимает ожерелье и, думая о чем-то постороннем, держит его в руках — смотрит, как оно играет на солнце). Красивое, правда? Жалко расставаться. А ведь он меня очень… Жалко! Ведь он меня очень… любил, старый герцог, и, по-моему, в конце концов на мне бы женился. Но мне-то он не нравился — такой старый, очень старый. Опять сейчас что-то видела, но уже не помню… А его больше не увижу — остался только его подарок.

Джентльмен (с нетерпением безумца, который увидел воду). Черт возьми, что вы возитесь? Подумайте о воде! Предлагайте же! Предлагайте!

Танцовщица. Да, да, так горло горит, а в глазах — ну прямо пожар. Пить! (Ползёт на четвереньках туда, где сидит негр).

Он ее не замечает. Трясущейся рукой она дотрагивается до его спины. Он медленно поворачивается и смотрит на нее, в его круглых глазах животного скука и отсутствие желаний. Правой рукой она подносит к его лицу ожерелье и хриплым голосом быстро говорит:

Послушай, ты украл нашу воду. Тебя надо было убить, но мы все забыли. Посмотри-ка — это ожерелье. Мне подарил его один английский герцог, пэр. Оно стоит тысячу фунтов — пять тысяч долларов. Ты будешь обеспечен до конца жизни и больше не будешь служить во флоте. И вообще работать. Понимаешь, о чем я?

НЕГР не отвечает. Она лихорадочно продолжает — слова в беспорядке натыкаются друг на друга.

Так, воду ты украл, а я тебе ожерелье, здесь все настоящие бриллианты, представляешь: пять тысяч долларов за простую воду! Не надо все, что ж я не понимаю? Оставь себе. Я не хочу, чтоб ты умер. Дай только мне и моему другу — нам нужно дотянуть до какого-нибудь острова. У меня все губы от жары потрескались, а голова прямо разламывается! Вот же, бери? оно твоё.

Пытается вложить ожерелье ему в руку, но он ее отдергивает, оно падает на плот и сверкает сквозь волны поднимающегося к небу тепла. Срывающимся голосом:

Дай мне воды! Я же дала тебе ожерелье! Дай воды!

Джентльмен (с волнением за ней наблюдая, тоже кричит). Да, дай ей воды!

Матрос (безучастно). У меня нет воды.

Танцовщица. О, да ты жестокий! Почему ты врёшь? Видишь, что у меня нет сил и потому врёшь. Я же дала тебе ожерелье, пять тысяч, понимаешь? За пять тысяч — простой воды!

Матрос. Сказал — у меня нет.

Отворачивается. Она ползет обратно к ДЖЕНТЛЬМЕНУ и ложится рядом с ним, судорожно всхлипывая.

Джентльмен (его лицо перекосилось от гнева, он трясет кулаком). Свинья! Свинья! Чёрная скотина!

Танцовщица (садится и вытирает слезы). Ну, теперь вы видите — он нам не даст. А, может, у него у самого мало, и он боится, что ему не хватит? А нам-то что делать? Что остается?

Джентльмен (безнадежно). Ничего. Он сильнее. И как назло нет ветра. До острова не доплыть — так и умрем. И всё. (Ложится и закрывает лицо руками. Бесслёзные рыдания сотрясают его плечи).

Танцовщица (ее глаза загораются — она вдруг что-то решила). А-а, кто теперь трус? Кажется, вы отчаялись? А я вот — нет. Один шанс у меня есть — и я его ещё никогда не упускала.

Джентльмен (поднимает голову и с изумлением на нее смотрит). Хотите предложить ему денег?

Танцовщица (с загадочной улыбкой). Нет, кое-что подороже. И он даст нам воду. (Отрывает от своей блузки кусок измятых кружев и тщательно, будто пудрится, вытирает им лицо).

Джентльмен (наблюдая за ней с глупым видом). Не понимаю.

Танцовщица (подтягивает чулки и пытается разгладить платье, затем собирает в пучок свои длинные волосы и завязывает над головой. Потом похлопывает себя по малиновым от солнца щекам, кокетливо поворачивается к ДЖЕНТЛЬМЕНУ и говорит). Вот так-то. Как я выгляжу? Теперь лучше?

Джентльмен (дико хохочет). Ужасно! Отвратительно!

Танцовщица. Враньё! Я красивая — и все это знают. Да вы и сами говорили. Это вы отвратительны! Я понимаю, это ревность, но воды теперь я вам не дам!

Джентльмен. А вы её и не получите — с таким видом. Вы что, танцевать собрались? (С издёвкой). Танец — танец Саломеи. Я буду оркестром а он — зрителем на галерке, и мы оба будем бешено аплодировать. (Опирается на локоть и смотрит на нее, хихикая себе под нос).

Танцовщица (отворачивается, яростно ползет на четвереньках к МАТРОСУ и говорит голосом, в котором слышится призыв). Матрос! Матрос!

Он делает вид что не слышит, она хватает его руку и гладит — он поворачивается, недоуменно на нее глядя.

Послушай, Матрос, как тебя зовут — твое имя?

Соблазнительно улыбается. Он не отвечает.

Так ты мне не скажешь? Или ты сердит на меня? Но я тебя не виню. Я тебя обзывала — прости же меня, ну прости.

Показывает на ДЖЕНТЛЬМЕНА — он перестал на них смотреть и, прищурившись, всматривается в горизонт.

Это всё он. Он тебя не любит, но теперь я поняла: ты лучше, а его я ненавижу! Наговорить мне гадостей — да разве я такое прощу?

Кладет руку ему на плечо и улыбается, глядя прямо в глаза; ее золотистые волосы почти касаются его колена.

Матрос, а ведь ты мне нравишься. Ты высокий и сильный, и мы станем большими друзьями, правда?

Но НЕГР её почти не замечает — он смотрит на акул.

И ты, конечно, дашь мне глоточек твоей воды!

Матрос. У меня нет воды.

Танцовщица. О, опять эта отговорка. Разве тебе мало? (Обнимает его за шею и шепчет в самое ухо). Ты понял? Я буду любить тебя, Матрос, а ведь меня любили и за меня боролись сэры, пэры и миллионеры всех мастей. Но никого из них я не любила так, как буду любить тебя. Посмотри же мне в глаза, Матрос, посмотри мне в глаза!

Что-то заставляет НЕГРА, вопреки его воле, посмотреть ей в глаза. На секунду его ноздри расширяются, он со свистом вдыхает воздух, тело напрягается, и кажется вот-вот он схватит ее в объятия. Но вдруг его желание пропадает — он поворачивается к акулам.

О, так ты не понял? Ты так глуп и не понял, чего я хочу? Послушай, я ведь тебе отдаюсь. Я стою перед тобой на коленях, это я, перед которой на коленях стояло столько мужчин! Я отдаю тебе свое тело, мое тело, мужчины называли его восхитительным. И я обещаю тебя любить — тебя, темнокожего матроса, любить, если ты дашь мне глоточек воды. Тебе что, мало такого унижения, почему ты заставляешь меня ждать? (Повышая голос). Отвечай же! Отвечай! Ты дашь мне воды?

Матрос (даже не пытаясь повернуться). У меня нет воды.

Танцовщица (ее трясет от ярости). Господи, так зачем же я унижаюсь? Расстилалась перед этой черной скотиной, а меня послали как какую-нибудь уличную девку! Ну, это уж слишком! Ты врёшь, грязный раб! У тебя есть вода, ты украл мою долю! (В бешенстве пытается душить его). Воды! Дай воды!

Матрос (хватает ее за руки и грубо отталкивает. Она отлетает и падает на середину плота лицом вниз). Оставьте меня! У меня нет воды.

Джентльмен (выходя из оцепенения). Что такое? Я видел, как сижу, а рядом стаканы — стаканы с ледяной водой. Но они рядом, я стараюсь достать их и… не могу. Вот ужас! А здесь? Что здесь случилось?

Ему не отвечают. НЕГР снова наблюдает за акулами. Танцовщица лежит на куче хлама и негромко стонет. Вдруг она быстро встает — ее слабость как будто прошла. Она стоит, слегка покачиваясь, глаза дико блестят и, кажется, вот-вот вылетят из орбит. Она что-то бормочет себе под нос. Последняя струна лопнула — она обезумела.

Танцовщица (расправляя на бёдрах платье, словно смотрится в зеркало). Быстрее же, Мари! Ты сегодня прямо спишь. Я опаздываю. Ведь уже был звонок. Сейчас мой выход. Мари, он прислал мне сегодня цветы? Хороша, значит, он в ложе. Я ему улыбнусь, бедному старому дурачку. Когда-нибудь он на мне женится и я стану герцогиней. Представь, Мари, настоящей герцогиней! Да, да, иду! Не держите занавес. (Её голова падает на грудь, она что-то бормочет).

ДЖЕНТЛЬМЕН смотрит на нее сначала с изумлением, затем с какой-то безумной благодарностью. Она делает паузу — он хлопает в ладоши.

Джентльмен. Продолжайте! Продолжайте! Вы как на сцене. (Дико смеется).

Танцовщица. Смеются — ну не надо мной же! Как жарко, как слепят прожектора! Хорошо, что сегодня я уезжаю. Но так хочется пить. (Прикрывая глаза рукой). Вон он в ложе — бедный старый герцог. Я ему сейчас помашу. (Машет рукой). Он так ко мне добр. Жалко, что такой старик. Какую песню я сегодня пою? О, да. (Грубым ломающимся голосом поет последний куплет какой-то баллады).

НЕГР поворачивается и с интересом на нее смотрит. ДЖЕНТЛЬМЕН хлопает в ладоши.

Аплодируют, сейчас я им станцую. (То и дело спотыкаясь на качающейся поверхности плота, пробует танцевать. Ее волосы падают на плечи, она похожа на призрачную марионетку, которую дергают за невидимые веревки. Танец становится все быстрее. Её руки и ноги совершают в воздухе нелепые движения, словно она ими совсем не владеет). О, как жарко! (Обеими руками разрывает перед корсажа — он спадает. Верхняя половина её тела почти обнажена. Груди высохли и сморщились от голода. В бешенстве она бьет по воздуху сначала одной ногой, затем другой). О, как же жарко! Мне душно! Принесите же воды! Я задыхаюсь! (Падает на плот, судороги сотрясают её тело, и малиновая пена выступает на губах. Глаза стекленеют, безумный взгляд гаснет. Она мертва).

Джентльмен (дико смеется и хлопает в ладоши). Браво! Браво! Ещё!

Она не отвечает. Воцаряется мертвая тишина. Тепло волнами поднимается возле её тела, словно это душа отлетает в великую неизвестность. На лице ДЖЕНТЛЬМЕНА появляется выражение страха. НЕГР смотрит на неё каким-то странным взглядом. Ему, вроде бы, стало легче, даже радостнее, будто он решил волнующую его проблему.

Джентльмен. Не отвечает. Должно быть, ей дурно. (Подползает к ней). Обморок. (Кладёт руку ей на левую грудь — потом наклоняется и слушает сердце. Видно, как несмотря на загар, его лицо бледнеет). Боже! Да она умерла! Бедная девочка! Бедная девочка! (Машинально ласкает её длинные волосы и тихо плачет. Вопрос НЕГРА выводит его из оцепенения).

Матрос. Умерла?

Джентльмен. Да. Умерла, бедная девочка. Сердце больше не бьётся.

Матрос. Для неё лучше — не страдает. Кто-то должен был умереть. (После паузы). Нам повезло, что она.

Джентльмен. Что ты хочешь сказать? Что значит повезло?

Матрос. Теперь мы будем жить. (Вынимает из ножен кортик, точит его о подошву, напевая весёлую негритянскую песенку, которая в наступившей тишине звучит издевательски).

Джентльмен (испуганным голосом). Не понял.

Матрос (его распухшие губы расплываются в улыбке — он показывает на тело ТАНЦОВЩИЦЫ). Поедим. И попьем.

Джентльмен (в первое мгновение от отвращения немеет — затем в его голосе слышатся боль и ужас). Нет. Нет! Не-ет!! Боже, да нет же!

Резким движением хватает тело Танцовщицы обеими руками и с невероятными усилиями сталкивает в воду. Акулы будто этого и ждали. Море вокруг плота вспенивается. Тело исчезает в образовавшемся водовороте, потом все стихает. На поверхности появляется темное пятно.

МАТРОС, пытавшийся удержать тело на плоту, издаёт дикий крик ненависти, набрасывается на ДЖЕНТЛЬМЕНА и приставляет нож к его груди. ДЖЕНТЛЬМЕН с криком поднимается, но тут же падает прямо в море. Одной рукой ему удается вцепиться матросу в воротник. МАТРОС пытается его отбросить, спотыкается, теряет равновесие и летит в море вслед за ДЖЕНТЛЬМЕНОМ. Бурный всплеск. Акулы набрасываются, вода вокруг плота — сплошная пена. На секунду над водой появляется черная голова негра, на лице — гримаса ужаса, на губах — вопль отчаяния. Потом она исчезает.

Темное пятно на поверхности воды увеличивается, Акулы уже не держатся стаей. В наступившей тишине посреди моря медленно покачивается одинокий плот, на котором ослепительно сияет алмазное ожерелье. Солнце смотрит вниз, как огромное око гневного Бога. Тепло внушающими ужас волнами растекается в тихом воздухе, словно души утопленников поднимаются вверх, к самому небу.

Занавес