Зима выдалась суровая. За бурями последовал снегопад, а потом грянули крепкие морозы, продолжавшиеся до февраля. Животные по мере сил продолжали отстройку мельницы, зная прекрасно, что внешний мир следит за ними и что завистливые люди будут радоваться и торжествовать, если мельница не будет достроена вовремя.
Люди со злости делали вид, что не верят, будто Снежок разрушил мельницу: они говорили, что она обвалилась потому, что стены были слишком тонкие. Животные знали, что это неправда. Все же решено было строить стены толщиной в три фута, вместо прежних полутора, а это значило, что надо было собрать гораздо больше камня. В течение долгого времени каменоломня была завалена сугробами снега, и ничего нельзя было делать. Кое-что было сделано в сухую морозную погоду, которая наступила затем, но это был тяжкий труд, и животные уже не питали прежних надежд. Им всегда было холодно и почти всегда голодно. Только Боксёр и Кашка не отчаивались никогда. Фискал произносил великолепные речи о радости служения и достоинстве труда, но других животных больше воодушевляли сила Боксёра и его неизменный возглас: «Я буду трудиться еще пуще!»
В январе обнаружилась нехватка пищи. Паек зерна был резко сокращен, и было объявлено, что взамен будет произведена лишняя выдача картошки. Потом обнаружилось, что картофель по большей части померз в кучах, которые были недостаточно плотно прикрыть Он размяк[и обесцветился, и лишь небольшая часть его была съедобна. Целыми днями животные питались исключительно соломой и кормовой свеклой. Казалось, их неминуемо ждет голод.
Было совершенно необходимо скрыть это обстоятельство от внешнего мира. Ободренные обвалом мельницы, люди выдумывали всякую новую неправду о Скотском Хуторе. Снова был пущен слух, что животные дохнут от голода и эпидемий и что они все время воюют между собой и прибегают к канибализму и детоубийству. Наполеон хорошо сознавал, как скверны могут быть последствия, если правда о продовольственном положении станет известна, и решил использовать г-на Уимпера, чтобы распространять противоположные слухи. До сих пор животные почти не имели дела с Уимпером во время его еженедельных посещений. Теперь, однако, некоторым избранным животным, главным образом овцам, поручено было говорить, как бы между прочим, в его присутствии о том, что пайки увеличены. Кроме того, Наполеон распорядился, чтобы почти пустые ведра в амбаре были наполнены чуть не доверху песком, а поверх него положены остатки зерна и корма. Под каким-то благопристойным предлогом Уимпера провели через амбар, позволив ему взглянуть на ведра. Обманутый, он продолжал сообщать внешнему миру, что СкотскийХутор не испытывает недостатка в продовольствии.
Все же к концу января стало очевидно, что придется откуда-то доставать зерно. В те дни Наполеон редко показывался на народе; проводя все время в фермерском доме. каждая дверь которого охранялась свирепыми псами. Если он выходил, то делал это торжественно, сопровождаемый шестью псами, которые окружали его плотным кольцом и рычали, когда кто-нибудь подходил слишком близко. Часто он не появлялся даже в воскресенье утром, а отдавал приказы через одну из других свиней, обыкновенно через Фискала.
В одно прекрасное воскресенье Фискал объявил, что куры, которые только что снова снеслись, должны сдать яйца: Наполеон через Уимпера подписал контракт на 400 яиц в неделю. Этих яиц будет достаточно, чтобы оплатить зерно и корм, необходимые для прокормления фермы до наступления лета и улучшения положения
Услыхав об этом, куры подняли страшный скандал. Их предупреждали, что эта жертва может от них потребоваться, но они не поверили, что это взаправду произойдет. Они как раз готовились высиживать весенний выводок и заявили, что отнять у них сейчас яйца равносильно убийству. Впервые со времен изгнания Джонса произошло что-то вроде мятежа. Возглавляемые тремя молодками из породы Черных Минорок, куры сделали решительную попытку воспротивиться желаниям Наполеона. Они взлетали к стропилам и там клали яйца, которые разбивались при падении на пол. Наполеон предпринял быстрые и беспощадные меры. Он приказал приостановить куриный паек и объявил, что всякое животное, которое даст хотя бы зернышко курице, будет подлежит смертной казни. Собаки следили за выполнением этих приказов. Куры сопротивлялись пять дней, а затем сдались и вернулись класть яйца в свои ящики. Девять кур в промежутке околело. Их похоронили в саду, объявив, что они сдохли от коккидоза. Уимпер ничего не узнал об этом деле, яйца заготовлялись согласно условию, и фургон бакалейщика приезжал за ними раз в неделю.
Снежок между тем как в воду канул. Были слухи, что он скрывается на одной из соседних ферм либо в Лисьем Заказе, либо в Скудополье. У Наполеона к этому времени улучшились немного отношения с другими фермерами. Случилось так, что во дворе имелся запас дерева, сложенного десять лет тому назад после расчистки буковой рощицы. Оно было хорошо выдержанное, и Уимпер посоветовал Наполеону продать его: и г-н Пилкинггон, и г-н Фридрих зарились на него. Наполеон колебался между ними и не мог решиться. Обратили внимание, что каждый раз, как он готов был заключить соглашение с Фридрихом, объявлялось, что Снежок скрывается в Лисьем Заказе, а когда он склонялся в пользу Пилкингтона, Снежок оказывался в Скудополье.
В начале весны вдруг обнаружилось грозное обстоятельство: Снежок по ночам тайком посещал ферму! Животные были так встревожены, что они едва могли спать у себя в стойлах. Говорили, что каждую ночь он приползает под покровом темноты и занимается всякого рода вредительством. Он воровал зерно, опрокидывал бидоны с молоком, разбивал яйца, вытаптывал грядки, сгрызал кору с фруктовых деревьев. Обычным стало всякие непорядки приписывать Снежку. Если окно бывало разбито или сточная труба закупорена, кто-нибудь непременно говорил, что Снежок побывал ночью и проделал это, а когда был потерян ключ от амбара, то вся ферма была убеждена, что Снежок бросил его в колодец. Как ни странно, они продолжали верить этому даже тогда, когда потерянный ключ был найден под мешком корма. Коровы заявили единогласно, что Снежок пробрался к ним в стойло и подоил их во сне.
Наполеон приказал произвести тщательное расследование о деятельности Снежка. В сопровождении собак он произвел доскональный обход фермы. Другие животные следовали сзади на почтительном расстоянии. Каждые несколько шагов Наполеон приостанавливался и обнюхивал землю в поисках следов Снежка, которые он, по его словам, мог обнаружить по запаху. Он перенюхал каждый уголок в сарае, в коровнике, в курятниках, в огороде и почти всюду находил следы Снежка. Прикладываясь пятачком к земле, он несколько раз глубоко втягивал в себя воздух и провозглашал зловещим голосом: «Снежок! Он побывал здесь! Я чую его запах! и при слове «Снежок» все собаки издавали рычанье, от которого мороз пробегал по коже, и оскаливали клыки.
Животные были смертельно напуганы. Снежок представлялся им каким-то невидимым флюидом, проникавшим всюду и угрожавшим им всякого рода бедами. Вечером Фискал созвал их и с встревоженным лицом объявил, что имеет сообщить нечто важное.
— Товарищи! — вскричал он, нервно подскакивая, — обнаружилась ужасная вещь. Снежок продался Фридриху из Скудополья, который в этот самый момент замышляет напасть на нас и отнять нашу ферму! Снежок будет его проводником, когда нападение произойдет. Но есть кое-что и похуже. Мы думали, что причиной бунта Снежка были его тщеславие и честолюбие. Но мы ошиблись, товарищи. Знаете, что было настоящей причиной? Снежок был в сговоре с Джонсом с самого начала. Все время он был тайным агентом Джонса. Все это доказывается документами, которые он оставил и которые только теперь обнаружены. По-моему, это многое объясняет, товарищи. Разве мы сами не видели, как он пытался-к счастью, безуспешно добиться нашего поражения и истребления в сражении при. Коровнике?
Животные были ошеломлены. Это новое злодеяние Снежка превосходило разрушение мельницы. Но прошло несколько минут прежде, чем они могли как следует усвоить себе это. Они все помнили или им казалось, что они помнят — как Снежок вед их в атаку в сражении при Коровнике, как он поддерживал их дух и ободрял их во всех перипетиях боя, и как он ни на секунду не остановился, когда был ранен в спину дробью из ружья Джонса. Сначала им было немного трудно понять, как увязать это с его поддержкой Джонса. Даже Боксёр, который редко задавал вопросы, был озадачен. Он лег, подобрал под себя передние копыта, закрыл глаза и с трудом выразил свою мысль.
— Я не верю этому, — сказал он. — Снежок храбро дрался в сражении при Коровнике. Я собственными глазами видел это. Разве мы не пожаловали ему орден Скота-Героя первого класса сразу же после этого?
— Это была наша ошибка, товарищ{2}.
— Но он же был ранен, — сказал Боксёр. — Мы все видели, как он истекал кровью.
— Все это было подстроено! — воскликнул Фискал. — Выстрел Джонса только поцарапал его. Я бы мог показать вам все это написанное его рукой, если бы вы умели читать. Согласно плану. Снежок должен был в критический момент дать сигнал к бегству и оставить поле боя за неприятелем. И ему почти удалось это — я даже скажу, товарищи, что ему это бы и удалось, если бы не наш героический Вождь, товарищ Наполеон. Разве вы не помните, как в тот именно миг, когда Джонс и его люди проникли во двор, Снежок внезапно повернул и побежал, и многие животные последовали за ним? И разве вы не помните также, что как раз в тот момент, когда произошла паника и все казалось потерянным, товарищ Наполеон ринулся вперед с криком «Смерть Человечеству!» и вонзил зубы в ляжку Джонсу? Конечно же вы помните это, товарищи?! — воскликнул Фискал, приплясывая с боку на бок.
Теперь, после того как Фискал так красочно описал им эту сцену, животным показалось, что они помнят ее. По крайней мере они вспомнили, что в критическую минуту сражения Снежок повернул и побежал. Но Боксёр все еще недоумевал.
— Мне не верится, что Снежок был изменником с самого начала, — заговорил он, наконец. — То, что он сделал с тех пор — другое дело. Но я думаю, что в сражении при Коровнике он был добрым товарищем.
— Наш Вождь, товарищ Наполеон, — заявил Фискал, медленно и решительно выговаривая каждое слово — утверждает категорически — ка-те-го-ри-чески, товарищ, — что Снежок был агентом Джонса с самого начала и еще задолго даже до того, как зародилась самая мысль о Восстании.
— А, это другое дело! — сказал Боксёр. — Если товарищ Наполеон так говорит, значит так оно и есть.
— Вот это правильный подход! — вскричал Фискал, но все заметили, как его маленькие глазки метнули злобный взгляд на Боксёра. Он повернулся, чтобы идти, потом приостановился и прибавил внушительно: «Предупреждаю всех животных на ферме, чтобы они держали глаза востро, ибо у нас есть основания думать, что тайные агенты Снежка скрываются среди нас сейчас!.»
Четыре дня спустя, после обеда, Наполеон приказал всем животным собраться во дворе. Когда все были в сборе, он прошествовал из фермерского дома с обоими своими орденами на груди (ибо недавно он сам себе пожаловал орден Скота-Героя первого класса и Скота-Героя второго класса); девять его огромных псов приплясывали вокруг, издавая рычание, от которого кровь холодела в жилах животных. Они все молча сбились в кучку, как будто предчувствуя, что сейчас случится что-то ужасное.
Наполеон стоял, строго оглядывая собравшихся; затем издал пронзительный взвизг. Тотчас же псы ринулись вперед, схватили четырех свиней и потащили их, визжащих от боли и ужаса, к ногам Наполеона. Из их ушей текла кровь. Собаки отведали крови и точно взбесились. К удивлению всех, три из них бросились на Боксёра. Тот увидел их приближение и, выставив вперед свое огромное копыто, подхватил одну собаку в воздухе и придавил ее к земле. Собака завопила о пощаде, а две других убежали, поджав хвосты. Боксёр глядел на Наполеона, как бы спрашивая, задавить ли ему собаку на смерть или отпустить ее. Наполеон изменился в лице и резко приказал Боксёру отпустить собаку, на что Боксёр поднял копыто, и пес, помятый, с завыванием уполз.
Понемногу шум стих. Четыре свиньи дрожали в ожиданьи — в каждой черте их физиономий была написана их вина. Наполеон предложил им повиниться в их преступлениях. Это были те самые четыре поросенка, которые протестовали, когда Наполеон отменил воскресные собрания. Без дальнейшего понукания они сознались, что состояли в тайных сношениях со Снежком со времени его изгнания, что сотрудничали с ним в разрушении мельницы и заключили с ним соглашение о передаче Скотского Хутора г-ну Фридриху. Они прибавили, что Снежок по секрету признался им, что был в течение многих лет тайным агентом Джонса. Когда они закончили свою исповедь, собаки тут же перервали им горло, а Наполеон страшным голосом вопросил, не хочет ли еще кто-нибудь из животных в чем-нибудь сознаться.
Три курицы, которые были зачинщицами в попытке мятежа из-за яиц, выступили теперь вперед и заявили, что Снежок явился им во сне и подстрекал их не повиноваться приказам Наполеона. Их тоже прикончили. Потом выступил гусь и сознался, что он утаил шесть колосьев во время прошлогоднего урожая и съел их ночью. Затем одна овца созналась, что она помочилась в водопойный пруд — она. сделала это, по ее словам, по наущению Снежка — а две другие овцы повинились в убийстве старого барана, особенно преданного сторонника Наполеона, которого они загнали на смерть, гоняя вокруг костра, когда у него был кашель. Их всех тут же казнили. Эти исповеди и казни продолжались до тех пор, пока у ног Наполеона не оказалась целая куча трупов, а воздух не сгустился от запаха крови. Ничего подобного не было видано со времени изгнания Джонса.
Когда все было кончено, оставшиеся животные, за исключением свиней и собак, тихонько удалились. Они были потрясены и несчастны. Они не знали, что ужаснуло их больше — предательство тех животных, которые стакнулись со Снежком, или же жестокое возмездие, свидетелями которого они только что были. В старые времена часто бывали сцены столь же ужасного кровопролития, но теперешнее казалось им гораздо хуже, потому что они сами были замешаны. С тех пор как Джонс покинул ферму и до самого сегодняшнего дня ни одно животное не было убито другим животным. Даже ни одна крыса не была убита. Они прошли к пригорку, где стояла недостроенная мельница и все разом легли, как бы сбиваясь в кучку в поисках тепла: Кашка, Манька, Вениамин, коровы, овцы и стадо гусей и кур, словом все, кроме кошки, которая внезапно пропала как раз перед тем, как Наполеон приказал животным собраться. Некоторое время все молчали. Один Боксёр оставался на ногах. Он переминался с ноги на ногу, бил себя длинным черным хвостом по боками изредка издавал тихое удивленное ржанье. Наконец, он промолвил:
— Мне это непонятно. Я бы никогда не поверил, что такие вещи могут случаться у нас на ферме. Вина, должна быть, в нас самих. Выход, мне кажется, в том, чтобы трудиться еще пуще. Отныне я буду вставать по утрам на целый час раньше. И он неуклюже зарысил в направлении каменоломни. Добравшись туда, он собрал две нагрузки камня и втащил их вверх к мельнице, прежде чем идти спать.
Животные молча скучились вокруг Кашки. С пригорка, где они лежали, открывался широкий вид. Им была видна большая часть Скотского Хутора — длинное пастбище, тянувшееся до шоссе, луг, рощица, водопойный пруд, вспаханное поле, где густо зеленела молодая пшеница, и красные крыши построек, из труб которых курился дымок. Выл ясный весенний вечер. Лучи заходящего солнца золотили траву и набухающие почками живые изгороди. Никогда еще ферма — и с некоторым удивлением они вспомнили, что это их собственная ферма, что каждая пядь ее принадлежит им — не казалась животным таким желанным местом. Глаза Кашки, смотревшей вниз с холма, наполнились слезами. Если бы она умела выразить свои мысли, она бы сказала, что не этого добивались они, когда несколько лет тому назад поставили себе задачей свержение человеческого рода. Не эти сцены ужаса и резни видели они перед собой в ту ночь, когда старый Майор впервые поднял их на Восстание. Если перед ней была в то время какая-нибудь картина будущего, то это была картина общества животных, свободных от голода и кнута, равных между собой, работающих каждое по своим способностям, причем сильные защищают слабых, как она защитила выводок осиротевших утят своей передней ногой в день речи Майора. Вместо того — она не знала почему — они дожили до такого времени, когда никто не смел высказываться, когда повсюду рыскали свирепые, рычащие псы, и когда приходилось смотреть, как разрывают на куски твоих товарищей после того, как они сознались в гнусных преступлениях. У нее не было и мысли о восстании иди неповиновении. Она знала, что даже сейчас им живется лучше, чем во времена Джонса, и что главное дело — помешать возвращению людей. Что бы ни произошло, она останется лояльна, будет трудиться вовсю, будет исполнять приказы и принимать водительство Наполеона. Но все лее не этого она и другие животные чаяли и не для этого трудились. Не для этого они строили мельницу и стояли под пулями Джонса. Таковы были ее мысли, хотя у нее не было слов выразить их.
Наконец, чувствуя, что это как-то заменяет слова, которых она не может найти, она запела «Скот английский». Другие, сидевшие вокруг нее животные, подхватили и пропели всю песню трижды.
Они как раз кончили петь в третий раз, когда к ним подошел, с таким видом как будто он имеет сообщить что-то важное. Фискал в сопровождении двух псов. Он объявил, что специальным декретом товарища Наполеона «Скот английский» отменен. Отныне запрещается петь эту песню.
Животные были ошеломлены.
— Почему?! — воскликнула Манька.
— В этой песне больше нет нужды, товарищ, — натянуто ответил Фискал. — «Скот английский» был песней Восстания. Но Восстание теперь завершено. сегодняшняя казнь предателей была заключительным актом. И внешний и внутренний враг разбиты. В «Скоте английском» мы выразили наши чаяния будущего лучшего общественного устройства. Но это общественное устройство уже осуществлено. Ясно, что эта песня больше не имеет смысла.
Как они ни были перепуганы, некоторые животные, пожалуй, стали бы протестовать, но в это время овцы заблеяли свое обычное «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо»; это тянулось несколько минут и положило конец всякому обсуждению.
«Скот английский» перестали петь. На его место поэт Минимус сочинил другую песню, которая начиналась так:
Скотский хутор. Скотский хутор,
Никогда через меня не придет тебе беда
и которую пели по воскресеньям утром после подъема флага. Но почему-то ни слова, ни мотив ее не казались животным идущими в сравнение со «Скотом английским».