ЛИЦА:
Гаврила Прохорыч Васютин, старик, отставной чиновник.
Анфиса Карповна, жена его.
Прохор Гаврилыч Васютин, сын их.
Вавила Осипович Густомесов, купец, лет 35-ти, одет по-русски.
Орест, лакей, лет 50-ти, важный, неповоротливый, в засаленном сюртуке, часто вынимает табакерку с генералом.
Гостиная в доме Васютиных: налево дверь в кабинет Прохора Гаврилыча, прямо выходная дверь, направо — во внутренние комнаты. Налево от зрителей диван, направо стол.
Явление первое
Орест ( проводит просителя в кабинет ). Пожалуйте! Пожалуйте! Мы ваше дело знаем: ваше дело правое. ( Проситель уходит.) Правда, пословица-то говорится: «У всякого плута свой расчет!» Вот хоть бы нашего барина взять! Ума у него нет. С судейскими со своими или и с нашим братом хорошего разговору от него нет, умного (нюхает табак), чтобы стоило внимания. Лепечет много языком-то, а ничего не складно, безо всякого рассудка, что к месту, что не к месту — так, как шелаш какой. А вот с просителями так он свое дело знает, — такой тон держит, что любо на него смотреть. Строгость на себя напустит, точно в меланхолии в какой сделается, и язык-то у него не ворочается; так проситель-то вздыхает, вздыхает, пот его прошибет; выйдет из кабинета-то, точно из бани; и шинель-то станет надевать — вздыхает, и по двору-то идет — все вздыхает да оглядывается. А с кем так и лаской: и по плечу треплет и по животу гладит. Вот эту-то политику он знает! Нужды нет, что не умен, а на эти дела тонок. Ну, и живет себе, как сыр в масле катается. Так-то вот и наш брат, — всякий должен себя понимать! Кто что умеет, то и делай, а не за свое дело не берись! Я теперь… я все могу, а в хороший дом я служить не пойду. Потому, во-первых — лета, во-вторых — болезнь во мне: в ногах лом стоит; опять же по временам слабость у меня к этой дряни ( плюет ), к этому проклятому вину. В хорошем доме ума не нужно, там ловкость, и чтобы в струне человек был, потому завсегда ты на виду. А мне теперь нужен покой! Мне, по моему характеру, только и жить у подьячих! Ни одёжи от тебя не требуется, ни чистоты, — знай только обращение с просителями. А коли я умею обойтись с человеком, так мне и жаловаться не нужно. У барина свой доход, а у меня свой: потому в моей власти допустить к барину и не допустить. И ежели бы я не был подвержен, по своей слабости, этой временной болезни дня на три и на четыре в месяц, большие бы у меня капиталы были; по здешнему дому оно, конечно, сокращать себя не стоит, — удовольствия этого лишать; да только вот что: как наберешься этого угару, так много у тебя зря денег выходит.
Входит Анфиса Карповна.
Явление второе
Орест и Анфиса Карповна.
Анфиса Карповна. Есть кто-нибудь у барина?
Орест. Проситель сидит.
Анфиса Карповна. Купец или благородный?
Орест. По-немецки, а должно быть, купец.
Анфиса Карповна. Я тебе, Орест, давно говорила, чтобы ты с купцов денег не просил, а ты все-таки своей привычки не оставляешь. Я ведь все вижу. В передней помешают тебе, так ты за ворота выскочишь да там пристаешь, словно нищий.
Орест. Эх, сударыня!
Анфиса Карповна. Что: эх, сударыня? И для нас это страм; подумают, что вы у нас нужду терпите.
Орест. Эх, барыня! Из чего служить-то?
Анфиса Карповна. Ты жалованье получаешь.
Орест. Какое жалованье, сударыня! Стоит ли оно внимания.
Анфиса Карповна. Так зачем же ты живешь, коли ты недоволен жалованьем?
Орест. Эх, сударыня! Затем и живу, что доход есть. Уж это от начала вселенной заведено, что у служащего человека камердинер свой доход имеет. Ну, а которые из просителей этого обыкновения не имеют, тем и напомнишь.
Анфиса Карповна. Да все-таки это мараль.
Орест. Никакой, сударыня, марали нет.
Анфиса Карповна. А я вот Прошеньке скажу, чтоб он тебе запретил.
Орест. Никогда они мне не запретят, по тому самому, что они тоже доходом живут, жалованье тоже небольшое получают. Они могут рассуждать правильно, сообразно с рассудком.
Анфиса Карповна. А я, по-твоему, неправильно рассуждаю, несообразно с рассудком? Как ты смеешь так говорить со мной?
Орест. Вот что, сударыня, извините вы меня: всякий свое дело знает. Одно дело вы можете рассудить, а другое дело мужского рассудка требует. Как же вы говорите, чтобы не брать! Господи боже мой! Да с чем это сообразно! Ну, положим, не я у вас буду служить, другой будет; так нешто он не станет брать? — тоже станет; женщину заставьте служить, и та станет брать. Коли есть такое положение, чтобы брать деньги с просителей, как же вы мне приказываете не брать? Для чего же мне от своего счастья отказываться? Это даже смешно слушать!
Анфиса Карповна. Ты такой грубиян, такой грубиян стал, что просто терпенья нет с тобой! Я непременно на тебя сыну пожалуюсь.
Орест. Эх, сударыня! Какой же я грубиян! А что, конечно, которое дело до вас не касающее, так скажешь…
Анфиса Карповна. Как не касающее? Все, что до сына касается, и до меня касается, потому что я всячески стараюсь его хоть немножко облагородить.
Орест. Все это я, сударыня, понимаю-с, только никак нельзя.
Анфиса Карповна. Отчего же нельзя? Вот он теперь женится на барышне образованной, так совсем другой порядок в доме пойдет.
Орест. Никак этого нельзя-с.
Анфиса Карповна. Как нельзя? Вот ты увидишь, что очень можно.
Орест. Разве службу оставят.
Анфиса Карповна. И службу оставлять не станет, только деликатнее вести себя будет, уж и людей таких держать будет…
Орест. Каких хотите, сударыня, держите, все это одно. Хоть теперь барин и женится, да ежели не оставит службу, так круг знакомства у них все тот же будет, все те же служащие да купечество, та же самая канитель, что и теперь; так и люди, глядя на господ, себя в строгости содержать не будут. И брать деньги тоже будут, потому что купцы даже любят, когда с них деньги берут. Если с него не взять, так он опасается, — уж у него такой развязности в разговоре нет, точно он чего боится. С купечеством тоже надо уметь обойтись! А что насчет благородства, так этак всякий бы, пожалуй, захотел…
Анфиса Карповна. Ну уж молчи, пожалуйста, когда тебя не спрашивают.
Орест. Я замолчу; только уж, видно, сударыня, выше лба глаза не растут.
Анфиса Карповна. Где твое место? Твое место в передней! Что же ты здесь толчешься! В комнаты ты должен войти, когда тебя позовут…
Орест. Известно, в передней: потому хам. А тоже и господа господам рознь, и потому только одно это название, что он господин, а по делу совсем напротив выходит. Хоть бы теперь барин жениться хочет…
Анфиса Карповна. Я тебе сказала, чтоб ты шел в переднюю.
Орест. Я пойду. Эх, сударыня! Говорить-то только не приходится, а то бы я сказал. Тоже смыслим кой-что. Надо жену-то по себе брать. ( Уходит.)
Явление третье
Анфиса Карповна и потом Гаврила Прохорыч.
Анфиса Карповна. Какое наказание с этим народом! Сколько уж у нас людей перебывало, все такие же. Сначала недели две поживет ничего, а потом и начнет грубить либо пить. Конечно, всякий дом хозяевами держится. А у нас какие хозяева-то! Только сердце болит, на них глядя. С сыном вот никак не соображу: молодой еще человек, а как себя неприлично держит. Знакомства-то, что ли, у него нет, заняться-то ему не у кого? Или уж в отца, что ли, уродился? тоже, знать, пути не будет! Хоть бы мне уж женить-то его поскорее! Отец от безобразной жизни уж совсем рассудок потерял. Ну, вот люди-то, глядя на них, и меня не уважают. Всю жизнь я с мужем-то маялась, авось хоть сын порадует чем-нибудь! Хоть бы месяц пожить как следует; кажется, для меня это дороже бы всего на свете. А и мне еще люди завидуют, что сын много денег достает. Бог с ними, и с деньгами, только б жил-то поскромнее. Есть же такие счастливые, что живут да только радуются на детей-то, а я вот…
Входит Гаврила Прохорыч.
Вот еще давно не видались. Зачем это? Не слыхать ли?
Гаврила Прохорыч ( приседает, как барышня, и шепотом ). За газетами-с. ( Берет со стола газеты.)
Анфиса Карповна. Сидели бы наверху у себя. Кому нужно на вас глядеть-то! Тут, чай, люди ходят. Сына-то только стыдите!
Гаврила Прохорыч. Сына стыдите! У! у! ( Делает гримасы.)
Анфиса Карповна. Ну, пожалуйста, не паясничайте, я не люблю этого.
Гаврила Прохорыч ( злобно ). Кого я могу стыдить! Я титулярный советник.
Анфиса Карповна. Важное кушанье!
Гаврила Прохорыч. Да-с! Дослужитесь подите! Что такое титулярный советник? Капитан-с! А! Какова штука-то! Вот и думайте, как знаете!
Анфиса Карповна. Что думать-то! Думать-то нечего! Много вашего брата по кабакам-то шляется. Знаю я одно, что тридцать лет с вами маялась, да и теперь маюсь.
Гаврила Прохорыч. Ну, не очень гневайтесь, уйду-с. А то сына стыдить! Сам он меня стыдит. ( Уходит, потом возвращается и плачет.)
Анфиса Карповна. Это что еще?
Гаврила Прохорыч. Прошенька скоро женится.
Анфиса Карповна. Ну, так что же?
Гаврила Прохорыч. Жалко Прошеньку.
Анфиса Карповна. Ведь это не вы плачете; это вино в вас плачет. Плачут-то, когда дочерей отдают, а когда сыновей женят, так радуются. Вы забыли.
Гаврила Прохорыч. Нет, так что-то чувствительно стало; а то я ничего, — я радуюсь. Он ко мне почтителен; он меня, старика, уважает, к слабостям моим нисходит.
Анфиса Карповна. Вы и его-то этим слабостям выучили. А вы бы вот оделись да нынче с сыном к невесте съездили, благо, вы в своем виде, а то ведь не скоро этого дождешься.
Гаврила Прохорыч. Хорошо, я пойду оденусь.
Анфиса Карповна. Да ведите-то себя приличней.
Гаврила Прохорыч. Что вы меня учите! Я знаю, как себя вести. Как ведут себя благородные люди, так и я себя стану вести. ( Уходит.)
Анфиса Карповна. Как же! Похоже на то, что ты будешь вести себя, как благородные люди ведут! Ну, да с старика-то не взыщут.
Входит купец с кульком в руках
Явление четвертое
Анфиса Карповна и купец.
Анфиса Карповна. А, Вавила Осипыч! Вы к Прошеньке?
Купец. Точно так-с.
Анфиса Карповна. Он занят теперь.
Купец. Подождем-с.
Анфиса Карповна. Садитесь, пожалуйста!
Купец. Покорнейше благодарим-с. Не извольте беспокоиться-с. ( Садится.)
Анфиса Карповна. Что это такое у вас? Вино, должно быть?
Купец. Оно самое-с.
Анфиса Карповна. Что это вы всё вино носите?
Купец. Потому завсегда требуется-с.
Анфиса Карповна. Да уж часто вы его носите-то, да и помногу.
Купец. Изойдет-с. Для дому вещь необходимая-с.
Анфиса Карповна. Что ваше дело?
Купец. Прикончено-с.
Анфиса Карповна. Что ж, вы довольны?
Купец. Не то что довольны, а так надобно сказать, что должны век бога молить за Прохора Гаврилыча. За это дело я теперича, кажись, по гроб моей жизни все, что только им угодно. Скажи они мне: Вавила Осипыч!.. меня, сударыня, Вавила Осипыч зовут… достань птичьего молока! Всю вселенную пешком обойду, а уж достану.
Анфиса Карповна. Да, ему многие благодарны.
Купец. Отменный человек-с.
Анфиса Карповна. Его купечество очень любит.
Купец. Нельзя не любить-с; потому, первое дело, человек деловой-с, всякому нужный; а второе дело, невзыскательны-с. С нашим братом компанию водит, все равно что с равным, безобразия нашего не гнушается; даже я так замечаю, что им очень нравится. Ну, и выпить ежели, так как у нас этот порядок заведен, — я вам доложу, сударыня, мы временем бываем довольно безобразны, так нам для этого нужна компания, — так они никогда от этого не прочь, а завсегда с нами по душе. И не то чтоб отставать или компанию ломать, а могут посидеть вплотную и со всеми равняются. Да другой и из наших против них не выстоит. Ну, и значит, человек стоит уважения. Ведь и у нас тоже не всякого полюбят, а с разбором-с, кто чего стоит.
Анфиса Карповна. Только уж он много пьет-то с вами.
Купец. Нет, что за много-с! Соразмерно пьют.
Анфиса Карповна. Нет, уж не очень соразмерно.
Купец. Оно точно, кто редко, так, может быть, и много покажется-с; а ежели пить постепенно, вот как мы-с, так оно ничего. На все привычка-с.
Анфиса Карповна. Знаете ли, Вавила Осипыч, я его женить собираюсь.
Купец. Оченно прекрасно-с.
Анфиса Карповна. Он теперь в таких летах.
Купец. В самом разе-с.
Анфиса Карповна. Ну, а я стара стала; ведь не знаешь, когда бог по душу пошлет, так хочется его устроить при жизни. Познакомилась я недавно с одной барыней, у ней дочка только что из пансиона вышла; поразговорились мы с ней, я ей сына отрекомендовала; так у нас дело и пошло. Я ей как-то и намекнула, что вот бы, мол, хорошо породниться! «Я, говорит, не прочь! Как дочери понравится!» Ну, уж это, значит, почти кончено дело. Долго ли девушке понравиться? Она еще и людей-то не видала. А с состоянием, и деньги есть, и имение.
Купец. Самое настоящее дело-с.
Анфиса Карповна. Я вам скажу, Вавила Осипыч, я никак не думала, что он такой дельный будет. Ученье ему не давалось — понятия ни к чему не было, так что через великую силу мы его грамоте выучили, — больших хлопот нам это стоило. Ну, а уж в гимназии и совсем ничего не мог понять; так из второго класса и взяли. К этому же времени отец-то его совсем ослаб. Столько я горя перенесла тогда, просто выразить вам не могу! Определила я его в суд, тут у него вдруг понятие и открылось. Что дальше, то все лучше; да вот теперь всю семью и кормит. Да еще что говорит! Я, говорит, маменька, службой не дорожу; я и без службы, только частными делами состояние себе составлю. Вот какое понятие ему вдруг открылось!
Купец. И теперича их работа самая дорогая и самая тяжелая, потому что все надо мозгами шевелить. Без мозгов, я так полагаю, ничего не сделаешь.
Выходят из кабинета Прохор Гаврилыч и проситель. Купец встает.
Явление пятое
Те же, Прохор Гаврилыч и проситель.
Прохор Гаврилыч ( провожая просителя до двери ). Я вам сказал, что хлопотать буду; ну, а там что бог даст.
Проситель. Сделайте милость, Прохор Гаврилыч! ( Уходит в дверь.)
Прохор Гаврилыч ( в дверь ). Хлопотать я буду, уж я вам сказал; а там, как взглянут.
Проситель ( из передней ). Уж похлопочите, Прохор Гаврилыч. Прощенья просим!
Прохор Гаврилыч. Прощайте! ( К купцу.) А, друг! Что это ты, вина принес?
Купец. Особенного.
Прохор Гаврилыч. Ну вот спасибо! Так попробовать надо. Орест!
Входит Орест.
Откупори да подай рюмок!
Орест берет кулек.
Купец. Ты двух сортов откупори. А те, что с долгим горлышком-то, для другого разу оставь. Да постой, я покажу тебе.
Купец и Орест уходят.
Анфиса Карповна. Ты ведь к невесте хотел ехать.
Прохор Гаврилыч. Я и поеду.
Анфиса Карповна. А зачем же вино-то пить?
Прохор Гаврилыч. Так, маменька, что-то я нынче в расположении. Все сидел за делом, так хочется голову освежить, чтобы фантазия была.
Входят купец и Орест с бутылками и рюмками на подносе и ставят его на стол.
Купец ( Оресту ). А ты, братец, поглядывай! Коли видишь, что которая опросталась, ты и перемени, свеженькую подставь. Не все же тебя кликать.
Орест уходит.
Прохор Гаврилыч ( садится ). Ну, вот теперь сядем да потолкуем.
Купец. Сейчас-с! ( Наливает вино о рюмки и подносит Прохору Гаврилычу.) Пожалуйте-с!
Прохор Гаврилыч берет и пьет.
Вас, сударыня, прикажете просить?
Анфиса Карповна. Я его и видеть-то не могу.
Купец. Как будет угодно; неволить не смею-с. Вот теперь сам выпью-с. ( Наливает себе.) Желаю вам быть здоровым, сударыня!
Анфиса Карповна. Покорно благодарю! Кушайте на здоровье.
Купец ( пьет ). Теперь разве вдруг по другой? А то с одной-то не разберешь.
Прохор Гаврилыч. Наливай!
Купец наливает.
Анфиса Карповна. Будет вам!
Прохор Гаврилыч. Полноте, маменька! Что мы, дети, что ли! Я себя знаю.
Купец ( подавая рюмки ). Пожалуйте-с! Честь имею поздравить! ( Пьет сам.)
Прохор Гаврилыч. С чем?
Купец. Как с чем! Да нынче что?
Прохор Гаврилыч. А что?
Купец. Первая пятница на этой педеле. Ну, вот и честь имеем поздравить.
Прохор Гаврилыч. Ах ты голова! Маменька, каков молодец!
Анфиса Карповна. Поезжай ты поскорее!
Прохор Гаврилыч. Маменька, я понимаю. Вот сейчас и поедем.
Купец. Прикажете?
Прохор Гаврилыч. Наливай!
Анфиса Карповна. Этому конца не будет!
Прохор Гаврилыч и купец пьют.
Прохор Гаврилыч (встает и подходит к матери; в это время купец еще наливает по рюмке). Маменька, я вижу, что вы обо мне заботитесь, и чувствую это. Пожалуйте ручку! ( Целует руку.) Я грязную жизнь веду, — я это понимаю; какой же матери это приятно! Ну, я и оставлю. Женюсь и оставлю. Вам не угодно, чтобы я такую жизнь вел, ну, я и оставлю. ( Опять целует руку.) Я для вас все, что вам угодно.
Анфиса Карповна. Дай-то бог!
Прохор Гаврилыч ( подходит к столу и пьет ). Я уж сказал, маменька! У меня сказано — сделано.
Купец. А я тебя, барин, вчера долго ждал. Я с вашим сынком теперь, сударыня, все равно что неизменное копье: куда он, туда и я. Вот уж другую неделю с ним путаемся, расстаться не могу, все и ездим вместе. Коли он по делу куда зайдет, я на дрожках подожду либо в трактире посижу. А глядишь, к вечеру-то кулечек захватим, да и за город махнем, на травке полежать. Под кустиком-то оно приятно.
Прохор Гаврилыч. Мы и нынче с тобой вместе поедем.
Анфиса Карповна. Ты с отцом поедешь.
Прохор Гаврилыч. Ну, что ж! Он за нами поедет. Ты подожди в трактире! Я оттуда скоро. Что там долго-то делать? Посидим, поговорим, да и кончено дело. Там ведь сухо; кроме чаю, ничем не попотчуют. Да и разговаривать-то с ними, из пустого-то в порожнее пересыпать, тоже скука возьмет.
Купец. Канитель… ( Наливает себе и Прохору Гав рилычу.)
Прохор Гаврилыч ( пьет ). Уж именно, брат, канитель.
Анфиса Карповна ( умоляющим голосом ). Проша!
Прохор Гаврилыч. Маменька, я чувствую. Что у меня — каменное, что ли, сердце-то! Я ведь понимаю, что вам эта жизнь не нравится, и мне она не нравится. Вы находите, что грязно, — и я вижу, что грязно. Вижу, вижу, маменька. Вам не нравится, ну я и оставлю: я для вас это удовольствие сделаю.
Анфиса Карповна. Что же не оставляешь?
Прохор Гаврилыч. Маменька, оставлю. Уж будьте покойны, оставлю, и в рот не буду брать.
Купец ( наливая ). Зачем совсем оставлять!
Прохор Гаврилыч ( берет и пьет ). Нет, я, брат, совсем оставлю. Только, маменька, нельзя же вдруг.
Купец. Даже вред может быть от этого.
Анфиса Карповна. Как же ты к невесте-то поедешь?
Прохор Гаврилыч. Маменька, я себя знаю. Надобно так к невесте ехать, не то чтобы пьян, это уж скверно; а чтобы фантазия в голове была. Что я без фантазии буду с ними, маменька, разговаривать? Об чем? Кабы я знал что-нибудь или читал книги какие, тогда бы другое дело. Значит, мне фантазия и нужна.
Купец. С фантазией лучше.
Прохор Гаврилыч. Я без фантазии с женщинами никогда и не разговариваю; мне как-то робко подойти. А как есть маленькая фантазия, так откуда смелость возьмется!
Входит Орест, ставит бутылку на стол, а пустую уносит.
Анфиса Карповна. Сходи наверх, скажи барину, что пора ехать.
Орест. Они не могут.
Анфиса Карповна. Отчего?
Орест. Я из передней-то отлучился ненадолго, а они унесли бутылку да, должно быть, ее и кончили.
Анфиса Карповна. Тиранит он меня! Хоть вы-то поезжайте.
Прохор Гаврилыч. Мы, маменька, сейчас. Ну-ка, на дорожку. Орест, вели лошадь подавать!
Орест уходит.
Купец. И по закону следует. ( Наливает.)
Прохор Гаврилыч. А где такой закон? Где он написан? ( Пьет.)
Купец. Да хоть он и не написан, а всякий его исполняет.
Прохор Гаврилыч. Ну, какие же у тебя планы? Куда мы с тобой нынче вечером?
Купец. А какие планы? Планы у меня вот какие: перво-наперво в Марьину рощу съездить засветло; а оттуда по дороге в Ельдораду.
Прохор Гаврилыч. Ну, хорошо. Я недолго пробуду, часу до девятого, не больше.
Анфиса Карповна. Да поезжайте! Лошадь дожидается.
Прохор Гаврилыч. Сейчас, маменька. Надобно же столковаться-то; а то там рассуждай после, куда ехать, а время-то идет.
Купец. Это настоящее дело-с.
Прохор Гаврилыч ( встает ). Ну, поедем! Прощайте, маменька! ( Целует руку.) Видите, маменька, я еду. Я для вас все… Что прикажете, то я и сделаю. Вот теперь я себя чувствую, что я могу разговаривать. Я теперь об чем хотите… А без фантазии просто смерть, рот боишься разинуть. ( Нагибается к матери.) А вы, маменька, не беспокойтесь насчет того; там все кончено. Ну, то есть насчет Оленьки… Вам Пульхерия Андревна насплетничала, вы огорчились этим; я сейчас же понял, что вам это неприятно, ну и кончил все. Я из вашего лица заметил, что вам неприятно, ну я и кончил.
Анфиса Карповна. Ну и хорошо.
Прохор Гаврилыч. Кончил, кончил. Прощайте! ( Целует руку.)
Купец. И посошок на дорогу. ( Наливает.)
Анфиса Карповна. Какой еще посошок?
Купец. Уж без этого нельзя-с.
Пьют.
Прохор Гаврилыч ( взяв шляпу ). Маменька, прощайте!
Купец. Прощения просим, сударыня! Вы нас извините; потому, как, собственно, мы из расположения, а не с тем, чтобы что-нибудь дурное. ( Кланяется.)
Прохор Гаврилыч ( уходя ). А вы, маменька, насчет того не беспокойтесь. Я вам сказал — так оно и есть. Кончил я все, кончил.
Уходят.
Анфиса Карповна. Ну, слава богу, уехали! Ну, вот надо бы прогнать этого купца, а как его прогонишь? — нужный человек! Что делать, должность такая. Она бы служба-то и не трудна, да вот этим-то уж очень тяжела — знакомством-то. Тяжелая служба! Ты его стараешься как на путь наставить; а по службе-то он должен вот этакую компанию водить. Не водить компанию — не иметь доходу; а водиться с ними, так сопьешься с кругу. Вот тут как хочешь и раскидывай умом. А матери-то и то больно, и другое не сладко. Деньги-то, знать, никому даром не достаются.
Входит Пульхерия Андревна.
Это еще какими судьбами!
Явление шестое
Анфиса Карповна и Пульхерия Андревна.
Пульхерия Андревна. Вы не удивляйтесь! Хоть мы с вами и поссорились, но я все-таки всегда желала вам добра и никогда вас не могу променять на мещанку какую-нибудь. А теперь выходит такое дело, что я должна вас предупредить; потому я и думаю, что лучше мне позабыть все, что между нами было. По крайней мере вы из слов моих увидите, сколько во мне благородства против вас.
Анфиса Карповна. Покорно вас благодарю.
Пульхерия Андревна. Потому что как бы мы с вами ни ссорились, а вы всегда дороже для меня, по своему званию, какой-нибудь мещанки.
Анфиса Карповна. В чем дело-то? Я вас не пойму.
Пульхерия Андревна. Дело в том, Анфиса Карповна, что есть люди, которые, при всем своем ничтожестве, много об себе думают и много себе позволяют. Но по глупости своей, которая в их круге врожденная, не могут никак скрыть своих хитростей.
Анфиса Карповна. Вы уж очень мудрено говорите.
Пульхерия Андревна. Кажется, вам бы можно понять; теперь же у вас такое дело, которое требует с вашей стороны осторожности и оглядки.
Анфиса Карповна. Что же такое за дело? Что я хочу сына женить, так это дело очень обыкновенное.
Пульхерия Андревна. А ежели есть люди, которым это очень не нравится?
Анфиса Карповна. А мне-то что за дело!
Пульхерия Андревна. Ежели бы не было дела, разве бы я к вам пришла?
Анфиса Карповна. Пустяки какие-нибудь.
Пульхерия Андревна. Хотя ваши слова для меня и обидны, но я вам скажу, что не пустяки. Если б пустяки, я бы к вам не пошла. Я должна была переломить себя, чтобы идти к вам; а ежели бы были пустяки, для чего бы мне переламывать себя и идти к вам?
Анфиса Карповна. Ну, так скажите, коли знаете что.
Пульхерия Андревна. Разумеется, знаю.
Анфиса Карповна. Что же такое?
Пульхерия Андревна. Я вам говорила про одну девушку.
Анфиса Карповна. Помню, помню.
Пульхерия Андревна. Ну, так они хотят помешать вашему намерению. Я у них нынче была, они мне об этом говорили. Я притворилась, что их слушаю; но, вы сами можете понять, могу ли я стерпеть, чтобы какая-нибудь мещанка сделала такую неприятность благородной даме? Они воображают, что я могу быть с ними заодно; но они очень ошибаются.
Анфиса Карповна. Да чем же они могут помешать?
Пульхерия Андревна. Ах, боже мой! Точно вы не понимаете! Пойдут к невесте в дом, ну и расскажут все.
Анфиса Карповна. Да что же все-то?
Пульхерия Андревна. Какого Прохор Гаврилыч поведения, и разные другие поступки.
Анфиса Карповна. Да кто же им поверит?
Пульхерия Андревна. Отчего же не поверить?
Анфиса Карповна. Да стоит только взглянуть на моего сына, чтоб не поверить никаким сплетням. А они его часто видят; вот он и теперь к ним поехал.
Пульхерия Андревна. Что же уж вы так очень высокого мнения об вашем сыне?
Анфиса Карповна. Да если он этого стоит.
Пульхерия Андревна. Ну, а насчет крепких напитков-то, что вы скажете?
Анфиса Карповна. Кто же его видел пьяным?
Пульхерия Андревна. Вот прекрасно! Да я думаю, все видали. Трезвым-то редко видят, а пьяным-то чуть не каждый день.
Анфиса Карповна. Так затем-то вы пришли, чтоб моего сына мне в глаза позорить?
Пульхерия Андревна. Хотя и не затем, но что же делать, когда вы так ослеплены? Должна же я вам выразить то, что все об нем знают.
Анфиса Карповна. Вы можете это про себя знать, а я вперед этого слушать не желаю и покорнейше вас прошу…
Пульхерия Андревна ( встает ). Не беспокойтесь, не беспокойтесь! Я уж давно сама себя внутренно проклинаю, что мне пришло в мысль зайти к вам. Я хотела для вашей пользы…
Анфиса Карповна. Да сделайте одолжение, не нужно…
Пульхерия Андревна. И если же после этого когда-нибудь нога моя…
Анфиса Карповна. Очень, очень будем рады.
Пульхерия Андревна ( уходя ). Не пришлось бы и мне кланяться.
Анфиса Карповна ( провожая ее ). Не дай-то господи!
Пульхерия Андревна ( из двери ). Осыпь меня, кажется, золотом, так уж я к вам никогда! ( Скрывается.)
Анфиса Карповна ( в дверях ). Я молебен отслужу.