Наконец-то внизу хлопнула парадная дверь!

Шаги были сначала тихие, потом громче и снова затихли на их площадке. Глеб и Гандзя, уже одетые, не дожидаясь звонка, скинули цепочку.

— Квартира Авдеевых? — спросил высокий, розовый от мороза милиционер.

— Авдеевых.

Глеб и Гандзя попятились и коридор. Милиционер вынул из кармана бумажку, прочитал: «Авдеев Глеб, Петровых Анна Геннадиевна». Точно?

Глеб и Гандзя кивнули головой. Тогда милиционер обил с сапог снег, шагнул и переднюю и сказал:

— Ежели точно, собирайтесь. Мамаша приказала — одеться потеплей.

Глеб, заторопившись, сунул ноги в калоши, шепнул что-то Гандзе.

— Мы сейчас, мы и так тепло, вы выходите. Я только ключ соседям отдам.

Но милиционер остановил его:

— Ушаночку, молодой гражданин, оправьте. К ночи оно похолодает.

Он ловко и осторожно развязал на Глебкиной шапке тесёмки, спустил уши, а Гандзе поправил съехавший платок.

Потом все трое вышли на площадку. Глеб запер свою дверь и позвонил напротив. Оттуда сразу выглянул мальчишка в накинутой на плечи фуфайке.

— Толька, — громко зашептал Глеб, становясь на цыпочки, — мама ключ вам по телефону велела оставить. Искать её в приёмник едем, понимаешь?

— В приёмник? — Глаза у Тольки стали круглые, как у совы, — Я ж говорил — на улицу пошла. Я на лыжах катался, видел. Со щенком. И пропала? А милиционер зачем?

Глеб ничего не ответил. Но, спускаясь с лестницы, крикнул:

— Ты ключ никому не отдавай, слышишь? Это если она откуда-нибудь придёт… Погоди, а как же… — Глеб вдруг остановился и схватил Гандзю за рукав. — А откуда же она узнает, что ключ у них?

Гандзя тоже остановилась, подняла заплаканное лицо.

— Я услышу-у!.. — закричал сверху Толька. — Я караулить буду, ты не бойся! Я услышу-у…

Милиционер положил Глебу на плечо руку, кивнул наверх:

— Так, так, добре! — и они вышли из подъезда.

На улице была настоящая ночь.

Снег перестал. Высоко над домами поблёскивали редкие звёзды. У ворот дворник, ворча что-то, посылал песком накатанную за день дорожку. Увидев Глеба и Гандзю, за которыми, поскрипывая сапогами, шёл милиционер, он скосил лицо и буркнул:

— Ага, допрыгались! С милицией, значит. То-то мамаше радость! За дело, стало быть…

Глеб хотел объяснить, что случилось, но вспомнил, как сердитый дворник на расспросы о Люде ответил: «Знать ничего не знаю, не видал!», и махнул рукой.

За углом милиционер посадил их с Гандзей в троллейбус, вскочил сам.

Гандзя ничего не спрашивала, только ёжилась и смотрела на всех испуганными глазами. Глеб, стиснув зубы, молчал тоже. Что же говорить? Надо дело делать.