Тысячелетия длится соперничество народов в искусстве варить и обрабатывать сталь. В производстве оружия в древние и в более поздние века преуспевал Восток. Многие совершенные приемы обработки металла и наиболее существенные открытия в этой области были заимствованы Западом с Востока. Восточные мастера прежде всего заботились о том, чтобы вооружение не стесняло и не утомляло воинов. Это главная отличительная черта «индо-персидского» и «индо-мусульманского» оружия как древних, так и образцов XVIII и отчасти даже XIX веков; отличительной чертой восточного оружия была также добротность стали, известной под названием «булат».
По-персидски булат означает сталь; иногда булат называют также дамасской сталью. Однако специалистами в этой области оспаривается персидское происхождение высших сортов стали. Они считают, что присвоение высшим сортам стали персидских названий следует объяснить лишь тем, что в средние века в Европу ввозили оружие через Дамаск. Он и дал свое имя товару, подобно тому, как остров Майорка дал свое название итальянским фаянсам, как порт Кардиф — валлийскому углю, как город Бордо — известным винам Южной Франции 33.
На самом деле родиной булата является Индия, и булат часто называют вуцем, что означает слиток стали, сплавленной в виде плоской лепешки. Из Индии в восточные страны ввозили «хлебцы» вуца. Они имели вид небольшой лепешки диаметром около 12,5 сантиметра, толщиной 0,25 сантиметра и весом около 900 граммов. Каждый такой «хлебец» разрубался пополам на равные части, чтобы покупатель мог рассмотреть строение металла.
О вывозе вуца из Индии в страны Ближнего Востока — Сирию, Египет — есть указания в ряде исторических документов. Живший в XII веке до нашей эры арабский географ Едризи говорит, что в его время индусы славились производством стали и выковкой мечей.
Большой интерес представляет недавно опубликованный перевод минералогического трактата «О железе», принадлежащего перу средневекового энциклопедиста хорезмийца Бируни 34. Автор трактата делит весь черный металл на четыре вида: кричное железо — «нормохан», сырцовую сталь, или уклад, — «шапуркан», чугун — «дус» и тигельную сталь — «фулад».
Под словом «фулад», или, по русской транскрипции, «булат», подразумевается вообще сталь. Таким образом, бесспорно устанавливается, что жители, обитавшие на территории нынешних среднеазиатских республик нашей страны, были знакомы с булатом и культурой его выплавки.
В русских литературных памятниках слово «булат» впервые встречается в «Слове о полку Игореве», а также при описаниях доспехов русского воинства (Афанасий Никитин, «Хождение за три моря»). Упоминание о булате можно найти и в духовной грамоте князей Ивана и Федора Высоцких (в числе «прочей рухляди» там упомянута одна сабля булатная, гирейская. Грамота эта относится к 1504–1505 годам).
Русские государственные деятели XVI–XVII веков высоко ценили булат как высший сорт стали. В числе подарков, привезенных царю Федору Ивановичу и Борису Годунову посольством от Кызылбашского (персидского) Абасс-шаха и от Гилянского Ахмета-царя, значатся восемь булатных сабель. Оружие это было сделано из индийской стали. В 1613 году новый персидский посол шаха Абасса купчина Хозя Муртоза привез в подарок царю Михаилу Федоровичу много булатного оружия.
Царь Алексей Михайлович был большим любителем булатных клинков. В Московской оружейной палате хранится много образцов булатного оружия. Алексей Михайлович решил завести в Москве булатное производство и с этой целью отправил в Астрахань трех мальчиков для «учения булатных сабельных полос и панцырного дела».
Об удивительных свойствах булата было распространено много легенд и исторических анекдотов. В одном из них говорилось о встрече английского короля Ричарда Львиное Сердце с султаном Саладином. Они заспорили о том, чей меч лучше. Чтобы доказать преимущество своего меча, английский король мощным ударом разрубил железный брус, при этом на лезвии не осталось ни малейшей зазубрины. Тогда султан вынул свой меч, сделанный из настоящей булатной стали, подбросил в воздух платок из тончайшего шелка, взмахнул мечом, и платок оказался разрезанным пополам.
Король думал, что султан над ним посмеялся, и уже было обиделся. Тогда Саладин предложил Ричарду попытаться разрубить своим мечом такой же платок. Сколько Ричард ни старался, у него ничего не выходило: его меч не был настолько острым, чтобы им можно было перерезать в воздухе тонкую ткань. Оказалось, что это труднее сделать, чем разрубить кусок железа.
Эти легенды и рассказы о булате свидетельствуют о неослабевающем интересе народов Азии и Европы к булату как к высшему сорту стали, как к материалу для производства самого совершенного оружия.
Несмотря на многовековое знакомство с восточными булатами, европейские мастера обладали весьма скудными и неясными понятиями о составе булата, методах производства, свойствах и механических качествах его. В 1779 году в Париже, в обществе поощрения национальной промышленности, слушался специальный доклад об узорчатых клинках.
«Фабрикация булатных клинков, — говорил докладчик, — является секретом, окруженным непроницаемым покровом тайны восточных мастеров. Европейцы тщетно старались в течение долгого времени открыть этот секрет и, в конце концов, оказались вынужденными получать все свои булатные клинки с востока…» 35
Среди ученых, интересовавшихся булатом, были французы Клуэ, Дегран Гюржет, Бреан, Бертье, итальянец Кривели, англичане Вильям, Дюпейн, Стодарт, Фарадей… 36
Задача оказалась настолько трудной и сложной, что даже имитация булата, то-есть выделка стали, которая была лишь внешне похожа на булат, уже считалась серьезным достижением.
Не остались равнодушными к булату и высшие правители России XIX века. Они не жалели средств на покупку булатного оружия и готовы были хорошо оплатить секрет производства булата.
Неудивительно, что когда наместник царя на Кавказе граф Паскевич-Эриванский отыскал мастера, некоего Кахрамана Елиазарова, будто бы знавшего секрет производства восточной стали, то министр финансов Канкрин тотчас распорядился закупить у него оружие 37.
Елиазаров не мог предложить готовой продукции, но согласился за короткий срок изготовить оружие высшего качества. Цену он назначил очень высокую — 60 червонцев за клинок. Канкрин знал, что Елиазаров дорого запросит, и он, обычно страшно скупой, на сей раз решил ни перед какими затратами не останавливаться. Он писал Паскевичу, что покупка должна быть совершена, невзирая на цену.
Сделанное Кахраманом Елиазаровым оружие царю очень понравилось, и Паскевичу предложили договориться с тифлисским мастером о том, чтобы тот научил русских мастеров делать такое оружие.
Елиазаров сначала наотрез отказался передать кому-либо свое мастерство и лишь после долгих торгов согласился за значительную плату взять нескольких учеников.
В Тифлис отправили четырех мастеров из Златоуста — двух русских и двух иностранцев. В учении у Елиазарова они пробыли два года.
После окончания учения мастера приехали в Петербург. Министр хотел лично от них узнать, каких успехов они достигли, оправдались ли расходы.
Оказалось, что Кахраман Елиазаров секрета булата не знал, своих учеников он водил за нос и в конечном счете вынужден был признаться, что настоящие булатные мечи можно делать лишь из индийского железа. Но что такое «индийское железо» и чем оно отличается от уральского, Елиазаров не мог и сам объяснить. Он умел разрисовывать клинки, но русские мастера в этом искусстве могли с ним поспорить. Такого конца миссии, на которую возлагались столь серьезные надежды, Канкрин никак не ожидал.
Царь и его министр не подумали, что секрет булата вовсе не надо покупать или выведывать в других странах, что именно в России может найтись человек, который сумеет заново разработать метод производства лучших в мире сортов стали.
Не приходится удивляться тому, что в Петербурге об опытах Аносова по производству булата узнали из… письма путешествовавшего по России иностранного ученого Александра Гумбольдта.
В конце двадцатых годов XIX столетия на Урале были открыты значительные залежи платины. Никто тогда не знал, как и на что применить этот редкий металл. Так как русские финансы находились в весьма плачевном состоянии и золота для чеканки монет не хватало, министр финансов Канкрин решил употребить для этой цели платину.
Однако он не был уверен в правильности своего решения и обратился за советом к иностранному ученому Гумбольдту, который считался большим знатоком металлов и минералов.
Канкрин, однако, ответа не дождался и приказал Монетному двору незамедлительно взяться за чеканку платиновых монет. Действительно, в 1828 году на эти цели было употреблено около 15 тонн (900 пудов) платины.
Уже после этого пришло письмо от Гумбольдта: он высказался против употребления платины на чеканку монет, обстоятельно обосновав свое мнение. Канкрин и сам чувствовал, что поспешил, но он не имел привычки признаваться в своих ошибках и ответил Гумбольдту пространным письмом, в котором пытался оправдать выпуск значительного количества платиновых монет.
Так между министром финансов России и немецким ученым завязалась переписка. В своих письмах Гумбольдт высказал желание побывать в России, лично познакомиться с ее природными богатствами. Канкрин добился у царя разрешения на поездку Гумбольдта по России на казенный счет.
Во время путешествия Гумбольдт продолжал переписку с Канкриным. В очередном письме из Златоуста он сообщал, что в день своего шестидесятилетия неожиданно получил чрезвычайно ценный подарок: меч, выкованный из булата. Булат этот выплавлен по способу инженера Аносова. На клинке явственно видны красивые желтоватые узоры, что является несомненным свидетельством, что это настоящий булат.
Письмо Гумбольдта пришло вскоре после того, как стали известны результаты исследования булата, произведенные английским физиком Фарадеем. По мнению последнего, узоры булата будто бы образовывались вследствие прибавления к стали платины.
Так не применить ли уральскую платину для производства булатной стали?! Министр финансов решил поручить производство опытов инженеру Аносову. О нем он уже слышал не раз, а теперь о существовании Аносова ему неожиданно напомнил и Гумбольдт.
В тот же день главному начальнику заводов хребта Уральского было отправлено предписание поручить смотрителю оружейной фабрики в Златоусте П. П. Аносову лично провести опытные плавки стали с прибавлением платины для получения булата по способу Фарадея.
В своем сочинении о булатах, о котором еще не раз будет упоминаться, Аносов рассказывает, что его заставило заняться поисками «тайны булата»:
«В Азии булаты с незапамятных времен не выходят, так сказать, из моды и сохраняют постоянную ценность, подобно благородным металлам. Азиатцы, хотя отставшие от нас в просвещении, не могли ошибаться в продолжении многих веков в истинном достоинстве каждой вещи, приобретаемой за дорогую цену. Они охотно платят за лучшие клинки по 100 и более червонцев.
…Эти соображения, лет за двенадцать перед сим, заставили меня верить более мнению о булатах, переданному нам древними, нежели точности химических разложений. Собрав несколько образцов, я старался определить относительное их достоинство различными испытаниями, посредством которых я скоро мог заметить, что при некоторых видоизменениях узоров булат очевидно тверже, но не хрупче стали, следовательно лучше ея. С тех пор я принял намерение опытами доискиваться тайны приготовления булатов…
Россия, богатая железными рудами различного свойства, не бедна и искусными руками: ей недоставало только совершенства в общеупотребительном материале — в стали, а это есть булат».
Так, уверенный в способностях русских людей, в своих силах, Аносов приступил к опытам по раскрытию тайны булата, которую до него безуспешно пытались постичь крупнейшие ученые многих стран.
В начале девятнадцатого века в научном мире не было единодушия в оценке булата. Известный шведский ученый-металлург Карстен относился к булату весьма скептически.
«Какую бы цену ни приписывали булату по узору, она ничего не доказывает в пользу качества металла, — писал Карстен, — напротив того, можно утверждать, что лучшая и наиболее однородная сталь есть именно та, которая наименее способна принять узорчатую поверхность».
Карстен и другие металлурги того времени не придавали значения вестям о достоинствах азиатских булатов, которые привозили бывавшие на Востоке путешественники. Эти ученые считали рассказы очевидцев сильно преувеличенными.
Однако среди ученых были и сторонники другого мнения: они пытались теми или иными способами получить булатную сталь, искали объяснения, почему на булате образуются узоры и в чем причины столь совершенных свойств его.
Шведский металлург Ринман утверждал, что узоры булата происходят единственно от сваривания стали и железа разной твердости, а различие узоров зависит от способа сваривания.
Француз Бертье принимал за булат хромистую сталь. Он пришел к этому убеждению, очевидно, потому, что хромистая сталь имеет блестящий оттенок и в меньшей мере поддается коррозии. Другой французский ученый — Бреан — склонен был отнести причины появления узоров на булате за счет того, что этот род стали содержит повышенное количество углерода.
Не находя научных объяснений образованию узоров на булатной стали, некоторые ученые готовы были согласиться с тем, что секрет булата связан с влиянием на железо различных, неизвестных им прибавок.
Молодой исследователь Аносов (когда он начинал свои опыты, ему не было и тридцати лет) пришел к убеждению, что за узорами булата кроется целый мир, в который еще никто не мог проникнуть, который никто по-настоящему и не пытался разгадать.
Еще тогда, когда Аносов начинал опыты изготовления литой стали, он уже думал и о булате, но даже самому себе боялся в этом признаться. Лишь после того, как он убедился, что изобретенный им метод себя оправдал, после успехов, достигнутых в 1827–1828 годах в производстве литой стали, у Аносова появилась уверенность в том, что, следуя строго научным путем, ему удастся разработать и технологию выплавки булата.
Аносов не ожидал, однако, легких успехов, он знал, что путь к этой тайне лежит через долгие и настойчивые исследования.
Тщательно разработал Аносов план исследований. Составил он его в результате глубокого изучения литературы и критического осмысливания основ применявшейся в то время технологии производства стали.
Прежде всего Аносов решил узнать, какие бывают булаты, чем они отличаются один от другого, какие из них лучшие. Знаний, которые он в свое время почерпнул из описаний разных путешественников по Востоку, было явно недостаточно. Аносову надо было своими глазами увидеть различные сорта и виды булата, изучить их. И он стал «охотиться» за булатами, искать образцы разных клинков.
В России было немало знатоков и коллекционеров, превосходно знавших все виды и сорта булата, разбиравшихся в узорах, умевших установить подлинность булата.
Аносов стал искать знакомств с обладателями булатных клинков, начал с ними переписку. В это же время он завел связи и с киргизами. Они доставляли ему ценные клинки.
Вскоре у Аносова образовалась довольно большая коллекция, он научился отличать настоящий булат от ложного, на котором узоры наводились рисовкой и травлением. Такие подделки под булат в течение многих веков производили в Сирии, Турции, Грузии.
И в Европе изготовляли сварочные булаты. Европейские мастера заботились прежде всего о внешнем виде клинка, о том, чтобы на нем получались узоры.
Изучая разные образцы булата, которые ему удавалось достать, Аносов все более убеждался в том, что, как бы совершенны ни были так называемые сварочные булаты, они ни при каких условиях не могут итти в сравнение с настоящими. Настоящий булат отличается от сварочного неподражаемостью расположения в нем узоров, что зависит прежде всего от состава металла. Кроме того, при переплавке настоящий булат не теряет узора, а лишь претерпевает большие или меньшие изменения в расположении частиц в нем.
Аносов вплотную подошел к основам современного металловедения.
По узору, грунту, отливу Аносов отличал разные виды булата. Он легко мог отличить индийский вуц от табана и кара-табана и, тем более, от сирийского шама. Данные о всех ставших ему известными видах булата Аносов занес в таблицу, каждому сорту его дал точную характеристику. Вверху таблицы стояли табан и кара-табан, а также индийский вуц, за ними следовали персидский кара-хорасан и хорасан, далее гынды, кум-гынды, нейрис и в конце таблицы шам — сирийского происхождения. Каждому виду булата свойствен свой узор, свой грунт, свой отлив 38.
Аносов дал точное определение булата.
«Булатами, — писал он, — называется всякая сталь, имеющая узорчатую поверхность; на некоторых булатах узор виден непосредственно после полировки, а на других не прежде, как поверхность ея подвергается действию какой-либо слабой кислоты. Сок растений или уксус, приготовляемый из пива, может заменить кислоту. Обнаруживание узоров называется вытравкою.
Узоры на стали могут быть весьма различны; но не всякая сталь с узорами должна быть названа булатом. На обыкновенной стали рисовкою и травлением наводят иногда узоры, подобные булатным; но как бы тщательно они сделаны ни были, опытный глаз не затруднится распознать искусство, не зависящее от свойства стали. Такие булаты называются ложными.
Другой род булатов имеет хотя искусственные узоры, но заключающиеся в самом металле, так что сколько бы раз ни повторять полировки и вытравки, оне снова появляются. Эти булаты известны под именем искусственных или сварочных. Они получаются чрез многократную сварку как различного рода стали между собою, так и с железом. Достоинство сих булатов может быть различно и зависит частию от качества первых материалов, частию от искусства мастеров».
Лучшими по своим качествам считались булаты со сложными, переплетающимися рисунками на темном, иссиня-черном грунте. При наклонном падении лучей такие клинки давали явственно золотистый отлив.
У Аносова не было сомнений в том, что между внешним видом этих булатов и внутренним строением металла имеется органическая связь.
Но в чем она? В химическом ли составе или в чем-то ином — этого еще не знал никто. Аносов понимал, что ответ на этот вопрос ему смогут дать только терпеливо проведенные опыты, научные исследования.
Секрет булата он мог открыть у себя в цехе, а не где-то на Востоке.
Аносов продолжал изучение различных образцов булата и в то же время предпринял опытные плавки. Он поставил себе целью — проверить взгляды своих современников на причины образования узоров и особых качеств, присущих булату. Вторая фаза опытов была посвящена исследованию различных факторов, которые могут оказать влияние на образование рисунков, — условий кристаллизации, влияния разных примесей и т. п.
Аносов поставил себе цель — разработать законченный технологический процесс выплавки булата и тем самым снять завесу с «тайны булата».
Исследователь отдавал себе ясный отчет в том, как трудна эта задача; он писал, что предпринятое им дело напоминает «океан, который надлежало переплывать многие годы, не приставая к берегу и подвергаясь различным случайностям».