Вернемся к тридцатым годам, когда Аносов только что вступил в исполнение обязанностей начальника горного округа. Назначение Аносова — человека еще молодого и отнюдь не знатного рода — на высокий административный пост показывает, что в правительственных кругах были, видимо, всерьез обеспокоены состоянием уральской горнозаводской промышленности и стали искать инициативных и энергичных людей, которые были бы способны поднять производство. Положение и в самом деле было тяжелым. Выпуск основной продукции Урала — чугуна — к тридцатым годам XIX века снизился с 12,2 миллиона пудов в год до 11—9,7 миллиона пудов 51.
В то время как русская металлургия фактически топталась на месте, Англия к 1825 году увеличила ежегодную выплавку чугуна до 37 миллионов пудов. Пуд железа в России стоил намного дороже, чем в Англии. В таких условиях, естественно, сократился вывоз железа: в 1820–1830 годах он составил только 1,3 миллиона пудов.
Упадок уральской металлургии был вызван одной важнейшей причиной — заводы, как казенные, так и частные, держались на крепостном труде. Крепостной труд, который в XVIII веке служил «основой высшего процветания Урала и господства его не только в России, но отчасти и в Европе», «…то же самое крепостное право, которое помогло Уралу подняться так высоко в эпоху зачаточного развития европейского капитализма, послужило причиной упадка Урала в эпоху расцвета капитализма. Развитие железной промышленности шло на Урале очень медленно… За сто лет производство не успело удвоиться, и Россия оказалась далеко позади других европейских стран, в которых крупная машинная индустрия вызвала гигантское развитие металлургии.
Главной причиной застоя Урала было крепостное право…»[28]
Уже со второй половины XVIII века протесты против крепостного гнета и бесчеловечной эксплуатации, которые сначала выражались в подаче жалоб начальству, в посылке ходоков и, наконец, в побегах, стали принимать иные формы. На ряде заводов произошли выступления рабочих с оружием в руках. Уральские рабочие были готовы к активному выступлению, и потому они с такой быстротой переходили на сторону Пугачева, пополняли его армию, храбро сражались в пугачевском войске.
Боевые традиции грозных лет пугачевского восстания надолго сохранились в памяти заводского населения.
«В великой крестьянской войне XVIII века под предводительством Пугачева, — пишет академик А. М. Панкратова, — происходят первые массовые волнения горнозаводских рабочих на Урале… В условиях разложения феодализма, возникновения и развития капитализма, когда пролетариат только зарождался, уже первый этап его исторического существования сопровождался протестом рабочих всех категорий против крепостнического гнета и эксплоатации предпринимателей…» 52
Таким был металлургический Урал в начале тридцатых годов XIX века, когда П. П. Аносов стал во главе огромного горнозаводского округа.
Как горному начальнику П. П. Аносову были предоставлены весьма обширные, почти безграничные права.
Еще Петр I ввел для рабочих уральских и сибирских заводов режим военной казармы. Реформы, последовавшие за прошедшие потом сто с лишним лет, еще в большей мере закрепостили рабочих, на всю жизнь приковали их к заводам и рудникам. Николаевский период жизни горнозаводского Урала был наиболее тяжелым и суровым на протяжении всей его истории.
Состав рабочих на казенных уральских заводах был неоднородным. Основные пополнения давали рекрутские наборы среди крестьян. Кто попал на завод, тот оставался тут на всю жизнь, и не только он, но дети, внуки и правнуки его обречены были тянуть каторжную лямку в рудниках, у горнов, у молотов.
В рабочие команды механически зачислялись дети крепостных крестьян, мастеровых, солдат, а также незаконнорожденные и не помнящие родства.
Беглые крепостные крестьяне, «вечноотданные» по указам и, наконец, ссыльные, каторжане, люди, осужденные за различные преступления и административно сосланные «для усмирения» были резервом для пополнения состава заводского населения.
Согласно утвержденному в 1806 году горному положению, «все высшие и нижние чины горные, военные, статские, медицинские и другого звания, все художники, какого бы рода ни были, все мастеровые и рабочие люди, состоящие в службе на заводах, рудниках и других разных местах, от них зависящих, подчиняются ведению Горного начальника» 53.
Рабочий состав делился на рабочие и нижние чины.
Рабочие чины — это были мастеровые, подмастерья, урочные рабочие, цеховые ученики; нижние чины — уставщики или кондукторы, мастера, чертежники, писаря, межевщики, урядники, унтер-шихтмейстеры.
Из мастеровых и рабочих формировались рабочие команды, которыми управляли горные офицеры. Они следили за выполнением заданных уроков и муштровали рабочих.
Труд на заводах и рудниках был очень тяжелым. На ссыпке куч для выжига угля, на мельницах, на резке кирпича, строительстве, перевозке руды и железа, растереблении пакли и даже добыче железных руд работало много женщин и детей. Так, на Бакальские рудники весной для работы по добыче руды собиралось до восьмисот мальчиков двенадцати-четырнадцатилетнего возраста.
Часты были побеги, но они редко удавались — беглецов ловили и сурово наказывали. Даже за двух-трех-дневную отлучку давали сто розог.
Непосильные штрафы, порка, шпицрутены, каторга — вот что на каждом шагу ожидало рабочих.
Конечно, среди горных начальников находились и люди либерально настроенные, которые считались с человеческим достоинством рабочих, задумывались над путями подъема горнозаводского дела в России. Но большинство начальников были крепостниками по убеждению, садистами, им доставляло особое удовольствие мучить людей. Одним из таких деспотов был предшественник Аносова — фон-Ахте, в течение четырех лет — с 1827 по 1831 год — почти бесконтрольно правивший Златоустовским горным округом. Он надолго оставил о себе недобрую память тем, что в его времена сильнее, чем когда-либо раньше, мучили рабочих и очень часто слышен был барабанный бой на «зеленой улице».
«Зеленой улицей» называли переулок, где наказывали шпицрутенами. Сохранился записанный в начале XX века рассказ старого рабочего Команова о том, как происходили экзекуции.
«Я хорошо это помню. Мне привелось быть на экзекуции раз двенадцать. Я видел, как наказывали Ширяева, Исаева, Любезина, Бухарца и других.
На время экзекуции по распоряжению управы благочиния закрывались лавки на рынке и казаки сгоняли народ к месту наказания. Из завода пригоняли рабочих. Наказание производилось исключительно шпицрутенами сквозь строй, а палача-кнутобойца не было.
Шпицрутены — это ивовые прутья, из которых плетут корзины. Прутья в длину и толщину ружейного ствола. В Златоусте стояла 1-я рота горного линейного полка. Полный состав ее доходил до 250 человек, но так как этого состава чаще всего нехватало для положенного по приговору числа ударов (обычно назначали не менее 1000 ударов), то недостающее число солдат пополняли рабочими, выбирая из них средних лет и физически здоровых.
Придут солдаты… Придут и строго, как в церкви, встанут поротно рабочие.
…Под конвоем приводят осужденного. Секретарь раздельно читает приговор. С осужденного снимают рубаху и привязывают его за руки к двум накрест связанным ружьям, приклады которых упираются ему в живот.
Раздалась команда… Барабанщик начал бить мелков дробью. Началось… Барабанщики «грают специальный для наказания сигнал.
Я хорошо запомнил, как бьет барабан сначала в одном конце, а затем заступает барабанщик, стоящий в другом конце.
Когда наказуемый падает, его кладут на заводскую тачку, на которой возят руду и уголь…
В конце шеренги наготове военный доктор.
— На сегодня довольно, — говорит он, наконец.
Наказанного везут в госпиталь и держат, пока не заживут раны, а потом снова на «зеленую улицу», чтобы доходил назначенное число ударов…»
В это описание надо внести лишь одну поправку: и палачей-кнутобойцев Ахте часто вызывал в Златоуст, без них он тоже не мог обойтись. Вот один из документов, каких немало в делах Златоустовского горного округа:
«Начальник Златоустовского горного округа, 9 декабря 1827 г., № 4890.
В Оренбургское губернское правление.
Покорнейше прошу правление о немедленной присылке в Златоустовский завод заплечного мастера для наказания кнутом… мастеровых Белых и Фертакова.
Начальник Златоустовского горного округа — фон-Ахте» 54.
За более тяжкие преступления рабочих предавали военному суду, но с ними расправлялись также управа благочиния, начальники заводов, мастерских, смотрители — командиры рабочих команд. Наказывали за малейшую провинность, а часто и без вины — стариков и молодых, женщин, подростков, детей; под лозы клали даже беременных женщин.
Ахте придумывал различные издевательские наказания, он предписал мастеровых, «обнаруживших… протест или недовольство, сажать в исправительную казарму или тюрьму и брить им половину головы к посрамлению и стыду» 55.
Эта «политика» шпицрутенов и кандалов, конечно, одобрялась и поощрялась высшими властями и прежде всего главным начальником заводов хребта Уральского и возглавлявшим все горнозаводское дело в России министром финансов Канкриным. Этот иностранец, занимавший в России крупнейший государственный пост, рассматривал крепостное право как один из институтов «древних исторических порядков», которые он считал необходимым закрепить на продолжительное время.
Горные начальники нередко превышали данную им и без того широкую власть. Они сурово расправлялись не только с подчиненными им мастеровыми и рабочими, но и с вольнонаемными.
В этом отношении типична история массовой порки вятских крестьян.
Для работы на Миасских золотых промыслах было законтрактовано большое число крестьян из Вятской губернии. Воспользовавшись их неграмотностью, начальство золотых приисков навязало завербованным кабальные условия труда.
Однако после трех месяцев работы крестьяне убедились, что они были грубо обмануты, и заявили, что желают вернуться домой. Горный начальник категорически отказался отдать законтрактованным паспорта. Крестьяне настаивали на своем праве оставить работу, так как они вольнонаемные. Но Ахте это ничуть не смутило, и он приказал всех зачинщиков «бунта» перепороть.
При экзекуции присутствовал исправлявший обязанности оренбургского гражданского губернатора Хирьяков. В своем рапорте об этом событии Хирьяков так описывал «победу», одержанную им над «бунтовщиками».
«…я внушил крестьянам. — писал он, — чтоб они не осмеливались отнюдь более быть праздными, но шли бы непременно на труды. Крестьянин Михей Бушмакин, видя крестьян склонившимися на убеждение и показывая к тому неудовольствие, и вероятно, желая возбудить в них прежнее безрассудное домогательство уклониться от обязанности, закричал со свойственною ему дерзостию, что он работать не идет, и был бы ему отдан паспорт… я удалил Бушмакина от прочих и постарался узнать от горного начальника, не он ли был зачинщиком непослушания и получил от него удовлетворительный ответ с наименованием участников его: Михея Бурова, Павла Ермолина, Григорья Подлевского, Трифона Дайпина, Андрея Крестьянинова, Тимофея Мальцова, Акима Зыкина, Луки Сырцова и Романа Платупова, приказал всех сих людей наказать розгами, и мера сия столь была полезною, что и сии последние дали обещание находиться в работах назначенное в контрактах время. Да и на товарищей приметно таковое полицейское исправление много подействовало, ибо они паки мне, равно горному начальнику и чиновникам его управления повторили клятвенное намерение исполнять контракты» 56.
Получив донесение, Канкрин приказал составить записку для доклада государю. На ней есть следующая пометка: «Прочитав доклад, е. и. в. распорядился объявить горному начальнику и вице-губернатору Хирьякову, что «его величество сего дела скорым окончанием доволен».
Таким «скорым» судом царские сатрапы пытались разрешить все «затруднения», которые то и дело возникали в России в результате царившего в стране засилья крепостников.
К тому времени, когда Аносова назначили начальником горного округа, он уже провел в Златоусте четырнадцать лет, и у него выработалось свое отношение к тем «методам» управления, на которых держался крепостной Урал.
На оружейной фабрике сложились совсем иные отношения мастеровых с начальством. Успех дела тут держался не на палках, а на заинтересованности рабочих в своем труде. Аносов сумел пробудить в людях чувство гордости за свой труд. Он не только работал со Швецовым у горна, он советовался с рабочими как со знатоками дела, как с людьми.
Мог ли в то время мастеровой думать о том, что горный офицер высокого чина будет запросто разговаривать с ним, досконально расспрашивать, как что получается, почему вчера клинки получились хорошие, а сегодня — брак?1
Какой-нибудь крепостник рассудил бы просто: стало быть, вчера этот мастеровой работал со старанием, а сегодня нет, и потому дать ему столько-то розог — и дело с концом.
Совсем не так поступал Аносов. Немудрено, что он снискал доверие и любовь не только мастеровых, но и всех, кто трудился на фабрике.
И вот Ахте удалили, а на его место назначили Аносова. Как же поведет он теперь дело?
Этот вопрос интересовал рабочих и других производств, которые успели уже прослышать о необычном отношении управителя оружейной фабрики к мастеровым. Это интересовало и горных офицеров, видевших в Ахте чуть ли не идеал горного начальника.
Ответ пришел раньше, чем можно было ожидать; отношение Аносова к мастеровым и вообще его отношение к «рабочему вопросу» с исключительной ясностью выявилось, когда на предприятиях Златоустовского горного округа внедряли новые, высочайше утвержденные штаты.
Отсталость горнозаводской техники, бесправное положение крепостных рабочих, нищенский уровень их жизни, естественно, привели к крайне низкой производительности труда на уральских казенных заводах. Она была в несколько раз меньше, чем на предприятиях горнозаводских районов Западной Европы.
Чтобы исправить положение, в Горном департаменте решили пересмотреть штаты горных предприятий и резко повысить задаваемые рабочим уроки.
Новые штаты для Екатеринбургских, Богословских, Златоустовских и Гороблагодатских заводов 57 были представлены в сенат в июне 1829 года. Сенат, конечно, штаты утвердил, а Николай I распорядился ввести их в действие немедленно, причем до их напечатания типографским способом штаты приводились в исполнение по спискам. В августе они уже были доставлены на заводы, и «всем подведомственным заводским конторам предписано было новые’ штаты ввести в действие с 1 числа сентября».
Однако новые, рожденные в бюрократической канцелярии Горного департамента штаты оказались нереальными и не соответствующими техническому состоянию предприятий.
Среди значительной части рабочих тогда сильны были «царистские» настроения. Рабочие говорили, что царь не стал бы утверждать уроки, которых выполнить нельзя и от коих «неминуема голодная смерть и страдания под лозами».
В ряде мест среди рабочих возникли волнения, которые начальники горных округов, как обычно, пытались заглушить розгами и палками. И на сей раз особенно отличился начальник округа Златоустовских заводов Ахте.
Занятые на выжиге и поставке угля рабочие Кусинского завода, в числе более двухсот человек, объявили заводскому управителю, что они не верят в то, что объявленные им нормы и плата за жжение и перевозку угля, а также взыскания за недожог и пережог оного правильные, и потребовали, чтобы им показали «царевы документы», потому что «утвержденное самим государем должно быть непременно печатное».
Не получив удовлетворительных объяснений, кусинские углежоги в начале декабря бросили работу и отправились за разъяснениями к начальнику горного округа в Златоуст. Из Кусы вышли сто человек, но многие с полпути вернулись, и в Златоуст явилось только тридцать четыре человека.
О том, что произошло дальше, говорится в донесении главного начальника заводов хребта Уральского в Горный департамент:
«Быв предупрежден о таковом самовольном поступке углежогов и желая в самом начале принять решительные меры к усмирению их, горный начальник (Ахте) приказал их сначала встретить, переписать и посадить под караул, а потом в присутствии главной конторы спрашивал их о причинах самовольного в таком большом числе прихода, и получил в ответ самые ничтожные, неосновательные претензии…
После сего, уверив их совершенно в безрассудном сомнении, что писанные штаты присланы для руководства, впредь до напечатания, по воле высшего начальника и конфирмованы[29] государем императором, начальник представил им всю неосновательность их поступка и велел прочесть приличные законы, чему подвергаются приходящие о чем-либо просить скопом и заговором.
Убеждения сии на них до такой степени подействовали, что они все единогласно сознались в безрассудности своей и просили пощады, обещаясь загладить вину свою повиновением и точным исполнением распоряжений местного начальства.
А потому он (т. е. начальник Златоустовского округа фон-Ахте) всех явившихся туда 34 человек, наказав в присутствии своем розгами, отправил за военным конвоем обратно в Кусинский завод, а двух из них, более прочих виновных, оставил работать на некоторое время в Златоустовском заводе, за присмотром» 58.
К моменту, когда Аносов вступил в исполнение обязанностей начальника горного округа, заводы и другие предприятия округа были в исключительно трудном положении Среди рабочих продолжались волнения. Установленный в округе аракчеевский режим привел к массовым побегам рабочих и поджогам. Штаты и уроки 1829 года оказались непосильными, и только Ахте мог объяснить невыполнение уроков леностью и распущенностью рабочих.
Ахте ушел, даже не сдав отчета за 1830 год. Аносову пришлось отчитываться за деятельность своего предшественника, и он не счел возможным отделаться казенными реляциями о том, что «во вверенном округе все благополучно». Тогда-то и раскрылось отношение Аносова к рабочему вопросу.
Вместе с ведомостью о металлах и изделиях, приготовленных в 1830 году, Аносов представил для доклада государю «Объяснения разности против штатов в количестве выделанных металлов и в цене оных с замечаниями о неудобствах, встреченных при введении штатов» 59. Документ этот датирован 29 августа 1831 года, то-есть написан спустя всего два месяца после назначения Аносова исполняющим должность начальника округа.
Излагая общие соображения о штатах и уроках, Аносов доказывал, что установление уроков «сверху», без учета реальных условий производства, неизбежно должно привести к затруднениям и недовольствам среди рабочих; штаты и уроки должны проверяться на месте, сообразуясь со специфическими условиями труда.
Записка Аносова касается всех родов производств, он убедительно показал, к чему приводит потеря чувства меры при установлении уроков.
«Кричные мастера, — писал, например, Аносов, — до учреждения штатов имели уроки, судя по различным сортам железа, и получали за сверхурочную работу вольную плату. По штатам же назначен им общий урок на все сорта, а выдача вольной платы уничтожена. Мера сия с одной стороны рождает затруднение при раздаче сортов железа мастерам и несогласия между ими самими, а с другой, лишает их усердия к большей выделке железа».
Аносов подчеркивал, что новые штаты и уроки не только тягостны для рабочих, но и противоречат интересам казны. Так, разбирая штаты, определенные на работы по выковке железа, Аносов указывает:
«До введения новых штатов были положены на кричной фабрике на шесть горнов две заводские артели, на случай ушиба и болезни мастеров или работников, но по штатам оные отменены. Между тем, сие почитается необходимым, сколько на случай болезни кого-либо из кричных мастеров, а более для того, чтобы дать некоторое отдохновение мастерам от столь затруднительной работы, какова есть выковка железа».
Дальше Аносов отмечает упущения в штатах, которые произошли из-за того, что лица, составлявшие их, оказались полными невеждами.
Не прошел Аносов и мимо претензий кусинских углежогов.
«Руководствоваться сим положением (то-есть уроками, установленными для углежогов), — пишет Аносов, — невозможно, потому что иногда недожог зависит от местного положения куреня и погоды во время жжения куч, а посему назначение взыскания за недожог вдвое против штатной цены может подвергнуть мастеровых совершенному разорению».
Сам факт подачи записки, в которой столь основательно критикуются штаты, утвержденные сенатом и царем, мог быть рассмотрен как либерализм и вольнодумство.
Совершенно естественно возникает вопрос: каким было отношение Аносова к крепостному строю, какими были политические взгляды Аносова? Может быть, наподобие некоторых специалистов, он отгораживался от политических проблем, считал, что они его «не касаются»?
На вопрос формулярного списка «российской грамоте читать и писать и другие какие науки знает-ли?» П. П. Аносов отвечает:
«Науки: естественные, математические, политические (курсив наш. — И. П. ) и горные и языки — французский, немецкий и начальные основания латыни знает».
Итак, Аносов поставил политические науки впереди горных. Значит, есть все основания предполагать, что Аносов был вместе с передовыми людьми русского общества первой половины XIX века, которых волновали судьбы страны.
Еще в десятых годах прошлого века появилось ставшее широко известным сочинение Н. С. Мордвинова. В нем были поставлены узловые вопросы развития страны — как ликвидировать экономическую и культурную отсталость России и обеспечить ее независимость от других стран, как земледельческую Россию сделать и промышленной.
Тогда разгорелся горячий спор между сторонниками Мордвинова, так называемыми «протекционистами», стоявшими за то, чтобы путем запретительных тарифов и пошлин оградить русскую промышленность от конкуренции со стороны находившихся в гораздо более выгодном положении иностранных государств, и «фритредерами», то-есть сторонниками свободного соревнования между странами.
Аносов, несомненно, следил и за спорами, которые велись в тридцатых годах XIX века. В Златоуст приходили журналы и издания разных направлений. Находясь за 2,5 тысячи верст от Петербурга, Аносов был в курсе всех событий.
Дворянство первой половины XIX века не было единым в своих взглядах. В недрах крепостного строя развивались зародившиеся уже во второй половине XVIII века элементы новых, капиталистических отношений.
Златоуст был одной из цитаделей крепостничества, но и здесь давно уже чувствовалось разложение крепостного режима. На соседних рудниках и заводах то и дело возникали бунты и восстания. И кто знает, о чем говорили горные офицеры, когда они собирались в клубе «ли в горном научном обществе, душой которого был Аносов?!
Несомненно, что на заседаниях общества не только обсуждали математические расчеты Аносова, взявшегося «проложить» Златоустовский меридиан, а говорили и о волновавших всех политических событиях и об экономических проблемах.
Дальнейшие розыски материалов, касающихся жизни и деятельности Аносова, наверняка осветят нам вопрос, какими политическими науками интересовался Аносов, каких политических взглядов он придерживался, как он относился к экономическим идеям Н. С. Мордвинова и других экономистов того времени, каким было его отношение к декабристам, каким представлял он себе будущее России.
Но мы не ошибемся, если уже теперь скажем, что Аносов стоял за широкое промышленное развитие России. Разве не об этом говорит вся его практическая деятельность, его смелые технические искания, его борьба за технический прогресс?!
Как передовой человек своего времени, Аносов отдавал себе ясный отчет в том, что для развития производительных сил страны необходимо обеспечить достаточно высокую производительность труда. Аносов вынужден был добиваться этого в условиях крепостного режима, но он решительно отверг обычный тогда путь управления горным округом — путь голого принуждения, за который крепко держались заядлые крепостники. Аносов считал, что главным условием подъема производительности труда является развязывание творческой инициативы людей, создание таких условий, при которых рабочие были бы материально заинтересованы в результатах своего труда.
Эти воззрения и были отражены в критике высочайше утвержденных штатов.
Перечитывая замечания Аносова о «неудобствах», встреченных при введении высочайше утвержденных штатов, составители их чувствовали себя так, точно их самих только что больно высекли, и они не могли, конечно, простить этого Аносову.
«Вольнодум, либерал не может справиться с людьми… Какие еше удобства ему понадобились?..» — так говорили об Аносове высокие чины из Горного департамента.
Но доводы Аносова были настолько вескими, что с ними нельзя было не согласиться. Он убедительно доказывал, что штаты, разработанные в Петербурге, неизбежно повлекут за собой дальнейшее ухудшение заводских дел — округ не сможет выполнять наряды на оружие, на поставку снарядов, пострадает и добыча золота. И Аносову дали трехлетний срок на пересмотр и исправление штатов.
Это решение намного разрядило атмосферу в округе. Аносов приказал, чтобы за штатами и уроками постоянно велось наблюдение и чтобы уроки вводились не иначе, как после их опытной проверки.
Сохранилась богатая документация, показывающая, сколько внимания Аносов уделял этому делу, как твердо он отстаивал свою линию, которая заключалась в соблюдении обоюдного интереса: то-есть чтобы производство шло хорошо и оплата рабочих обеспечивала бы им возможность сносного существования.
5 июня 1834 года Аносов докладывал, что «высочайше утвержденные в 1829 г. штаты для Златоустовских заводов по истечении положенных трех лет были мной соображены со всеми встреченными в продолжении сего времени неудобствами и переменами, последовавшими по некоторым производствам и на основании оных с соблюдением возможных ограничений расходов составлены вновь штаты и положения для помянутых заводов, которые и представлены мной…» 60.
О Златоустовских штатах и уроках заговорили на заводах всего Урала, введения «Златоустовских штатов» жаждали рабочие многих казенных и частных заводов. Так, например, главным требованием участников происшедшего в 1841 году так называемого Ревдинского бунта было введение «Златоустовских штатов». За них ревдинские рабочие буквально воевали. Ревдинский «бунт» закончился стрельбой по рабочим из пушек и массовыми убийствами. «При сем происшествии, — писал министр внутренних дел, — убито мужчин — 25, женщин — 8 и ранено обоего пола бунтовавших и зрителей — 114 человек. По водворении таким образом спокойствия для исследования сего происшествия учреждена военно-следственная комиссия» 61.
К новым порядкам, которые П. П. Аносов вводил во вверенном ему округе, пристально присматривались в других горных округах, а также в Екатеринбурге, в канцелярии главного начальника заводов хребта Уральского и в Горном департаменте.
Чиновники екатеринбургской канцелярии и Горного департамента неоднократно и придирчиво перечитывали отчеты Аносова. Они искали поводов, чтобы одернуть «зарвавшегося» молодого начальника горного округа, и Аносову часто посылались неприятные письма с замечаниями о разных упущениях формального порядка.
Однако дела в округе заметно улучшались. Аносов предпринял решительные меры, чтобы улучшить технику горнозаводского производства. И новаторство его вызывало не меньше кривотолков, чем взятая им линия в рабочем вопросе.