Добродетель философов-стоиков — вот один-единственный луч, освещавший мрак этой эпохи. Философия стоика Зенона проповедовала человечеству, что самое прелестное в мире есть добродетель, все остальное — прах. Последователи этого учения сохранили свои святые убеждения даже среди страшного деспотизма; ценою жизни они не хотели расстаться с усвоенными ими правилами. Один из приговоренных Нероном к смертной казни, некто Плауций Латерано, был убит своим товарищем по заговору, именно трибуном Домицием Стацием. Латерано нашел эту казнь вполне законной. Первым ударом меча трибуна он был только ранен, потом принял такое положение, которое давало возможность Домицию отрубить ему голову. То же самое сделал Сцевин Клавдий: он спросил палача, какую должен принять позу для удобного совершения казни. Другой стоик Кандид Юлий, прохаживаясь в саду с императором Калигулой и очень дружески с ним разговаривая, на прощанье услыхал такую фразу его величества:
— Не беспокойся, я приговорил тебя к смертной казни!
— Благодарю нас, государь, — отвечал Юлий.
Но прошло 10 дней после этого разговора, а казнь еще не была совершена. Один раз, когда Юлий играл в шахматы, к нему пришел центурион и объявил от имени Калигулы, чтобы он шел на казнь.
— Погоди немножко, — хладнокровно сказал Кандид Юлий, — дай мне кончить партию в шахматы.
Увидав, что окружающие его друзья плачут, он прибавил:
— Что вы грустите? Вы же сами постоянно рассуждаете о бессмертии души, — я иду узнать, правда ли это?
На месте казни он обратился к одному из своих друзей:
— А право, интересно бы знать, в какой именно момент душа вылетит из моего тела.
Презрение к жизни среди римлян было поразительно: они уничтожали себя часто без малейших причин. Мания самоубийства последнее время имела эпидемический характер. История нам представляет массу поразительных примеров, где человек уничтожал себя решительно без всякого основания. Так, например, ученый юрист, некто Копий Нерва, обладавший прекрасным здоровьем, богатый, решился себя уничтожить. Император Тиверий, узнав об этом решении Нервы, велел принять меры, чтобы воспрепятствовать самоубийству; тогда юрист уморил себя голодом. Марцеллин, также очень богатый молодой человек, любимый всеми, один раз простудился, что показалось ему очень скучным, и он решился умереть; роздал все свои деньги рабам и просил их убить его, но рабы наотрез отказались исполнить волю господина. Тогда Марцеллин пригласил своих друзей в баню, открыл себе вены и, уверяя всех, что расставаться с жизнью очень приятно, умер. Грустно и вместе с тем смешно сказать: многие римляне решались на самоубийство из любопытства; а некоторые просто потому, что им надоело каждый день мыться, есть, пить, спать, подвергаться холоду во время зимы и жаре во время лета. Один раз эпикурейцу Агриппину друзья сказали, что его дело разбирается в сенате.
— Хорошо, — отвечал Агриппин, — но теперь пойдем-ка мы в баню.
Когда вся компания пришла в баню, Агриппин сел в ванну и беспечно разговаривал со своими приятелями. В это время пришли те, которые присутствовали в сенате при разбирательстве его дела.
— Ну что, приговорили к смерти? — совершенно равнодушно спросил Агриппина.
— Нет, к ссылке, — отвечали ему.
— А состояние конфисковали?
— Нет.
— Прекрасно! Значит, и в ссылке мы будем так же приятно жить, как и в Риме.
Эпикур проповедовал наслаждение в добродетели; между тем его последователи, как в древнем Риме, так и впоследствии, до высшей степени исказили его учение, находя наслаждение не в добродетели, а в материальных удобствах. Древняя религия Лация, простая и строгая, была искажена с тех пор, как римляне присвоили божества покоренных ими народов. Как Рим был открыт для всех иностранцев, так римское небо было открыто для всех богов других народов. Олицетворение всех человеческих страстей имело в Риме алтари, храмы и жертвы. После торжественных похорон какого либо императора, тотчас же являлось его изображение из воска; иногда эту маску помещали около постели умирающего еще при его жизни. Сенаторы, матроны поставляли себе обязанностью в продолжении семи дней являться к постели больного. Когда император умирал, сенаторы и кавалеры торжественно несли его через улицу Сакра на форум, где была воздвигнута роскошная золотая ложа, в которую и ставили покойного. Туда же являлся и новый император, окруженный важными римлянами. После пения в честь умершего, его несли в Campo Marzio, куда являлись кавалеры, пешие и конные солдаты. Среди Campo Marzio устраивали громадный костер из сухих дров, положенных пирамидами, закрытых богатыми коврами, вышитыми золотом; на верхушке костра сидел громадный орел с распущенными крыльями; труп покойного поливался духами и душистыми маслами, после чего новый император и родные покойного прикладывались к его руке, а кругом костра дефилировали колонны солдат, разъезжали колесницы, покрытые пурпуровыми мантиями. По окончании всех этих церемоний, император в сопровождении магистрата подходил к костру и зажигал его; когда пламя охватывало дрова, с верхушки костра вылетал живой орел, если мертвый был император, если же императрица, то павлин. Как та, так и другая птица представляли душу, улетевшую на небо. Затем, на месте сожжения трупа умершего или умершей воздвигался храм и приносились жертвы. Римляне вообще любили апофеозы и часто при жизни императоров и императриц делали их богами или богинями. Лишнее говорить, что во все эти комедии не верила ни одна человеческая душа, но они совершались официально, потому что представляли торжественные зрелища и развлекали народ. Император Август употреблял все зависевшие от него меры, дабы поддержать новую религию церемониями, празднествами, храмами, но народ от этого не делался религиознее и участвовал в церемониях ради развлечения. Соединение в императорской персоне духовной и государственной власти окончательно уничтожило верования римлян. Причина последнего, главным образом, заключалась в том, что римские императоры и императрицы вовсе не отличались своей святостью. Вообще, за последнее время в Риме почтя не существовало никакой религии, была лишь одна известная форма. Петроний по этому случаю говорил: — Никто не уважает Юпитера и не верит в небо. — В существование богинь и заоблачных миров не верят даже дети, — сказал Ювенал. Тацит надеялся, что после смерти его душа будет жить и не лишится человеческого понимания; он надеялся, но не верил в это. Человек, — говорили римляне, — должен искать утешения вне его земной жизни, так как в этой жизни он ничего не имеет, кроме страдания. Таким образом римляне перед падением их империи находились, если можно так выразиться, между полуверой и предрассудками. Совершая постоянно преступления, погрязшие в разврате, римляне нередко страдали угрызением совести и в это время отдавались всецело предрассудкам: крестились кровью на церемониях Митра, проходили на коленях Campo Marzio, посылали в Египет за водою из Нила для окропления храма Анубиса, жертвовали одежды жрецам Изиды и т. д. В большой моде были восточные обычаи; каждая матрона имела в своем кабинете египетскую реликвию. Из Финикии привозились изображения наполовину женщины, наполовину рыбы, из Галлии — камни друидов. Германик верил в тайны самарян, а Агриппина советовалась с египетскими знахарями. Верили, что почет, оказанный одному богу, оскорблял другого; не допуская будущей жизни, римляне были до высшей степени суеверны, совещались с авгурами и разными колдунами. Утрата религии неизбежно должна была вести их к предрассудкам, которых было бесчисленное множество; так, например, рассыпанная соль, спотыкание при выходе из дома, встреча разных пресмыкающихся, птиц, крики животных и т. д. Было бы чересчур долго называть все предрассудки, которым были подвержены неверующие римляне. Плиний называет целую массу предметов, которые по верованиям римлян имели особенное свойство. Перечислим хотя некоторые из них. Так, например, камень (grammatica) делал красноречивым, бюст Венеры защищал от пожара, агат предохранял от бури и останавливал разлитие реки, гелиотроп, смешанный с травой того же имени, делал невидимым. Трава марморит заставляла богов повиноваться, акаменит укрощал ненависть врагов, антирина увеличивала красоту и избавляла от всевозможных несчастий и т. д. Мясо животных, т. е., некоторые его органы также имели значение; например, тот, кто съест сердце крота — узнает будущее; обмазать двери дома кровью гиены — означало избавить всех обитателей дома от болезни и смерти; ношение на себе кишки того же зверя служило к привлечению сердца женщин; жир льва употребляли для приобретения милостей императора. Но повторяем, разве есть возможность перечесть все нелепые верования великого народа, и если мы ко всему этому прибавим веру в ведьм, колдунов, заговорщиков, которые играли весьма видную роль в жизни древних римлян, то мы увидим, что упадок религии и замена последней предрассудками вовсе не послужили к усилению добродетели нации. Фокусы, которые употребляли колдуньи, описаны многими древними авторами. Действуя на воображение своих клиентов, колдуньи употребляли различные ужасы: скелеты змей, кошек, сов и т. д. без конца. При помощи окуривания, т. е., одуряющего дыма, они вызывали тени умерших и адские видения. Не только темная масса плебеев, но и высокопоставленные лица не были избавлены от предрассудков. Император Тиверий всегда прибегал к астрологам; Нерон при помощи магов хотел управлять богами также, как он управлял людьми. Когда его тревожили угрызения совести по случаю убийства матери, он искал утешения у магов. Каждый богач имел своего домашнего астролога. Вопрос будущего всегда разрешался хиромантками, рассматривавшими линии ладони. Юноши, с нетерпением ожидавшие наследства, девицы, жаждавшие любви, бесплодные жены, немощные старцы, ревнивые любовники, тщеславные чиновники прибегали к тем же безумствам. Все города и деревни имели магические статуи, дарохранилища или чудесный грот; даже сами губернаторы в некоторых случаях прибегали к помощи таинственного. Многие храмы в Риме и провинциях отличались чудесами и более всех храм Юпитера близ Котроны; храм окружен был громадными деревьями, около которых на лугу паслись стада без пастухов. Иностранные религии были в большом почете во всех классах Рима от патриция до раба.
Более других верований в Рим проникали восточные веры и самая популярная была Dea Madre. Этот культ праздновался банкетами, музыкой и процессиями; в которых принимали участие евнухи, исполнявшие религиозные обряды (sacerdoti). Халдеи встречали большое сочувствие с их астрологической наукой и предсказаниями будущего; евреи принесли в Рим празднование субботы. Были также религии, требовавшие человеческих жертв, как, например, богиня Ма, названная римской Беллоной; ее чествовали как богиню войны. Во время публичных процессий в честь этой богини многие в экстазе резали себя ножом, оставляя струиться кровь. Таинственный культ Египта — Изиды и Озириса — также имел много последователей в Риме. Человечество всё более погружалось в пропасть, откуда могло выйти только при помощи мистицизма. Ум римлян, потерявших древнюю веру, блуждал в поисках новой религии. Она явилась. Христианский луч света озарил неверующих и заставил трепетать их сердца новым, доселе неиспытанным ими, восторгом. Быстро распространялось христианское учение в Риме и во всей Италии. Чем более преследовали христиан, тем более их нарождалось. Каждый, принявший новое учение, считал своей священной обязанностью распространять его. С каждым днем увеличивалась количество христиан. Женщины воспитывали детей в духе христианского учения и проповедовали его среди рабов. Семейство Прискилла первое отказалось от древних традиций римского патрициата и выказало всем окружающим и зависящим от него милосердие, служащее основанием христианской религии. Потом три Прискилла — Люцин, Флавий и Северин, приняли христианское учение; целые дни они проводили в катакомбах, молясь на могилах мучеников и делая всё, что от них зависело, для облегчения страданий ближнего. Деревни, окружавшие Рим, — Остия, Веллетрия, Тиволи, Презента, имели катакомбы, где собирались христиане. Здесь устраивались богослужения: присутствующие молились, пели священные гимны, проповедовали и хоронили мертвых, замуровывая их в ниши. Эти места, где хоронили мертвых, назывались cimiteri, т. е. усыпальницы, выражение, дающее успокоительную идею пробуждения в будущей жизни. Ниши не имели никаких особенных украшений, кроме деревянных ваз и венков из цветов. В катакомбах, при свете лампады, читали Евангелие и книги, в которых описывалась жизнь Иисуса Христа. Всех верующих соединяли любовь и милосердие. Кавалер сидел рядом с рабом, падшая женщина с девственницей; богатые отдавали свое имущество на нужды общества, заботившегося обо всех бедных. Председатель собрания назывался епископом (vescovo), совершавший богослужение — диаконом; оба, как епископ, так и диакон, ничем не отличались от других, кроме своих добродетелей и любви к ближним; священные гимны христиане распевали иногда в продолжение всей ночи. В катакомбы собирались, конечно, тайком. Некоторые епископы, избегнувшие каким то чудом костра, проповедовали новую религию и имели чрезвычайное влияние на всех окружающих. Все эти люди, до тех пор погрязшие в эгоизме и пороках, находили утешение в том, чтобы помогать ближним, воспитывать сирот, посещать тюрьмы, утешать пленников и вообще делать все то, что возвышает человеческую душу. Каждый из христиан готов был умереть за своего брата; милосердие и широкая любовь ко всему человечеству были главным основным принципом новой религии, существенно отличавшейся от той религии, которая предоставляла людям лишь чувственные наслаждения и делала их эгоистами. Таким образом среди развращенного римского общества стали быстро распространяться новое учение, озарившее своим светом заблуждавшихся эгоистов. Несмотря на жестокие преследования, число христиан росло. Эгоизм сменился милосердием, каждый надеялся получить награду в будущей жизни и иметь наслаждение в настоящей, помогая своему брату. С первого взгляда могло показаться странным подобное явление, чтобы общество, глубоко испорченное, могло сразу стать добродетельным. Но вникая глубже в этот факт, нетрудно понять, что древняя религия римлян действовала лишь на чувственную их сторону, не касаясь духовной. Но чувственные наслаждения скоро надоедают, организм делается менее впечатлительным, между тем в будущем ничего не предвидится, а тут новая религия обещает вечное блаженство. Принимая во внимание все эти факты, нетрудно понять, почему римляне усвоили христианскую религию, дававшую им надежду в будущем. Как древняя религия римлян, так, равно, и их предрассудки, имели основанием лишь грубый эгоизм. Учение Эпикура, как мы знаем, было искажено: его последователи не находили наслаждения в добродетели, как проповедовал великий философ, что в конце концов также породило эгоизм. Между тем христианская религия проповедовала любовь к ближнему и милосердие, а главное — вечное блаженство в будущем. Падшая женщина, отвергнутая всеми, раскаявшись, как бы перерождалась и христиане не выбрасывали ее из своей среды, — ее принимали как сестру и горячо молились о ее прегрешениях. Философ, ум которого блуждал от одной системы к другой, тщетно стараясь открыть истину, разрешить вопрос — что такое жизнь, успокаивался в новой религии, так просто разрешавшей мучившие его вопросы. Развратник, утопавший в роскоши, заботившийся единственно о материальных удовольствиях, притупивший свои чувства до апатии, в новом учении находил утешение. Что же после этого сказать о несчастных рабах, гладиаторах, на которых смотрел древний Рим буквально, как на животных и даже того хуже — как на материал, служивший для удовлетворения грязных инстинктов толпы, нередко доходившей до зверской жестокости? Понятно, все эти несчастные бросились к христианам, которые не презирали их, не считали вещами или животными, а, напротив, братьями; христиане раскрыли им объятия и считали их равными. Опять повторяем мы, разве все эти отверженные не должны были принять христианскую религию? Идея любви, широкое милосердие делали из самых порочных людей — добродетельных. Затем таинственность собраний, новизна доктрины, общее равенство и эта беспредельная любовь довершили дело: эгоист сделался самоотверженным, порочный — добродетельным и христианская религия быстро распространилась среди древних римлян.