Шевельнулись ветки кустов. Лохматая голова показалась, спряталась и опять показалась в просвете.
Человек это или зверь?
Об этом не сразу можно было догадаться.
Рыжая львиная грива спускалась с этой головы и падала по плечам. На груди она сливалась с огромной бородой и совершенно скрывала шею. Из-под низкого лба остро глядели узкие щели-глаза. А над ними мохнатой щеткой нависали брови.
И все-таки это был человек.
Когда он раздвинул гущу ветвей на краю берегового обрыва, можно было разглядеть его сутулую, коренастую фигуру. На нем было надето что-то вроде короткого мехового мешка, подпоясанного лыком. В прорезы высовывались жилистые руки, обмотанные широкими меховыми браслетами. Левая рука сжимала копье с каменным наконечником. Человек втягивал носом воздух, подставляя под ветер широкие ноздри.
Потом он вылез из кустов, сделал несколько шагов вдоль края обрыва и нагнулся.
Здесь трава и кусты орешника были сильно поломаны и помяты.
Рыжий стал на колени, оперся ладонями о землю, пригнул лицо к притоптанной траве и принялся нюхать ее.
Он нашел след какой-то огромной ступни:
— Хумма, хумма, хумма!
Он трижды прошептал это странное слово, поднялся и поманил кого-то к себе волосатой рукой. Потом приложил к носу указательный палец и сделал рукой плавный жест, как будто закручивал в воздухе невидимую спираль. Затем высоко поднял ладонь, два раза помахал ею.
Кому делал он эти знаки?
Не прошло и четверти минуты, как из чащи показались еще два человека.
По наружности они резко отличались от первого. Оба были много выше. Они были молоды и стройны.
На их лицах не было ни усов, ни бороды. Прямые черные волосы, перевязанные на макушке, торчали пучком. В середину такого пучка было воткнуто перо, а у пояса назади болталось по лисьему хвосту. Горбатые тонкие носы, широко раскрытые глаза и соболиные брови придавали им смелый и воинственный вид.
Рыжий еще раз прошептал: «Хумма!» — и показал рукой на север. Молодые ответили ему выразительными движениями, они радостно подпрыгнули на месте и взмахнули копьями.
Все трое выбрались на край речного обрыва. Внизу перед ними расстилалась долина Большой реки. На другой стороне зеленела мокрая пойма. На заливных лугах блестели узенькие озерки и лужи: их оставило здесь половодье. Люди осмотрелись и стали спускаться вниз, цепляясь руками за длинные корни деревьев. Ниже обрыва начиналась пологая и мягкая осыпь, по ней тянулись звериные тропы. Одна, самая нижняя, была и самой широкой. На ней среди давних оленьих следов виднелись огромные свежие следы какого-то гигантского зверя.
— Хумма! Хумма! — радостно шептали охотники.
— Хо, хо! Волчья Ноздря! — выкрикивал, смеясь, самый младший из них — Ао.
Это был горячий восторг перед необыкновенным чутьем охотника.
Волчья Ноздря опустился на колени и стал обнюхивать след огромной ступни:
— Хумма прошел, когда солнце проснулось и роса высохла.
Рыжий разбирал следы, как грамотей читает книгу.
Он внимательно вгляделся в них и прибавил:
— Прошла молодая самка, а тут старая. Здесь детеныш и еще детеныш.
Ао также пристально изучал следы на краю берега и вдруг хлопнул себя ладонью по коленке:
— По воде шли! Много… много…
Волчья Ноздря засмеялся. Глаза его совсем спрятались в морщинках. Рот растянулся почти до ушей.
Третий охотник, Улла, стал искать что-то в глубине мешочка, сшитого из беличьих шкурок. Он вытащил оттуда белый предмет длиною в ладонь. Это была женская статуэтка, вырезанная из мамонтовой кости. Статуэтка была сделана очень искусно. Она изображала пожилую женщину с тонкими, прижатыми к груди руками. Голова ее была опущена. На голове можно было различить что-то вроде шапочки, покрывающей прическу. Или, быть может, это были изображены завернутые вендом косы.
Лица охотников стали сразу же серьезными. Волчья Ноздря посмотрел кругом и выбрал место, где отвесная стена обрыва ближе всего подступала к реке. Со статуэткой в руках он направился туда.
Снизу белели известковые пласты, почти закрытые рыхлой осыпью. Над ними лежала толща плотной глины.
Взобравшись на мягкую площадку осыпи, Волчья Ноздря прежде всего наскреб руками кучку земли и воткнул в нее до колен белую статуэтку.
Ао подошел к обрыву и уверенными взмахами копья начертил на гладком отвесе очертания зверя. Это был горбатый слон на толстых ногах.
Он был покрыт прядями длинных волос и высоко поднимал концы могучих клыков. Фигура слона была сделана немногими, скупыми линиями, но так искусно, что с первого взгляда можно было узнать, кого изображает рисунок. Это было искусство настоящего художника, у которого был глаз охотника, привыкшего подмечать все особенности и повадки зверя. Едва только Ао закончил рисунок, как все трое быстро отпрянули прочь. Глаза их были широко открыты; челюсти плотно стиснуты; пальцы судорожно, с силой сжимали короткие копья; мускулы ног и всего тела натянуты, как струны.
Они медленно пятились назад, чтобы быть подальше от обрыва: там перед ними стоял хумма — живой, мохнатый, страшный.
Охотники опустились на колени: Ао и Улла — по бокам, Волчья Ноздря — посередине, позади статуэтки. Здесь они были в полной безопасности: их охраняла колдовская власть Матери матерей, покровительницы их поселка, могучей заклинательницы вражеских сил и невидимой спутницы во всех их опасных охотах.
Все трое воткнули в землю острием вверх свои копья и ничком припали к земле. Потом вскочили на ноги и затянули протяжную песню. Под монотонный мотив начался охотничий танец.
Они ходили вокруг копий друг за другом, сгибая через каждые три шага то одно, то другое колено.
И песня и танец не были для них развлечением. Это было заклинание. Заклинание должно было принести им, как они думали, охотничье счастье. Слов в песне было немного. Говорились они как бы от имени статуэтки, от имени самой Ло Матери матерей рода Красных Лисиц:
Я Ло, Мать матерей рода Красных Лисиц!
Я заклинаю горбатого хумму.
Заклинаю его бивни, и уши, и все четыре ноги:
Хумма, хумма, пей воду!
Хумма, хумма, иди в гору!
Хумма, хумма, падай в яму!
Хумма, отдай нам твое мясо!
Отдай нам твои бивни и твои кости!
Заклинает тебя Ло, Мать матерей Красных Лисиц.
Охотники хлопнули в ладоши и схватились за копья. Хумма стоял перед ними живой, косматый и поднимал к небу свой ужасный хобот. Но теперь он был уже им не страшен. Мать матерей укротила его. Она околдовала его своими чарами. Она связала его силу. Теперь он не мог сделать ни шагу от той стены, на которой был нарисован. Охотники набрали горсти песку и стали с силой бросать в чудовище. Они метили в то место, где Ао изобразил глаза, оба на одной стороне.
Зачем они делали это?
Нужно было ослепить хумму, чтобы он не мог видеть охотников.
После этого Ао подкрался к хумме и быстро обвел тупым концом копья черту вокруг ослепленного зверя. Круговая черта означала ловушку или, может быть, колдовскую силу, которая смыкается вокруг зверя.
Как только круг замкнулся, охотники опять запели свое заклинание. Они долго-долго кружились, приседали и подпрыгивали.
Наконец заклинательный танец кончился. Охотники поочередно вонзали копья в побежденного хумму.
Одно из них пробило глаз, другое — сердце, третье — живот. Этим все колдовство завершилось. Оно отдавало хумму в полную власть охотников. Они верили, что теперь хумме от них не уйти. Кто может отнять у них ту добычу, которую уже опутало их заклинание? Разве только какое-нибудь чужое, еще более сильное слово станет на их пути и разрушит волшебную власть Матери матерей.