Он родился около 321 года неизвестно где. В возрасте пятнадцати лет он удалился в пустыню в обществе своего старшего брата, который вел там столь совершенную жизнь, что Бог после его смерчи показал его Аполлону в небе среди св. апостолов.
Он явился наследником его добродетели и сделал громадные успехи в духовной жизни. Бог готовил его к великим делам на благо многих.
Проведя сорок лет пустыннической жизни, он услыхал голос с неба, приказывавший ему идти в обитаемые места, где Бог хотел через него образовать совершенно стойкий в добродетели и ревностный ко всякому благу народ. Преподобный имел случай заметить, что те, кто поставлен над другими в качестве настоятеля или силой чрезвычайных своих дарований, особенно подвержены искушению тщеславия. Поэтому он просил Создателя укрепить его против этого опасного искушения и не дать погубить ему достигнутого таким трудом иноческого делания. Его молитва имела такие же последствия, как молитва Соломона, когда он просил Господа даровать ему мудрость. Тот же голос, который объявил ему, что он призывается к делу спасения своих братьев, велел, чтобы он занес руку за голову, взял то, что там найдет, и зарыл это в песок. Аполлон тотчас послушался и нашел там маленького эфиопа, который закричал: «Я без гордости!» Тогда Небесный голос произнес: «Иди же теперь; Бог будет давать тебе все, что ты просишь».
Обезопасенный таким образом против столь тонкого и опасного порока, Аполлон вышел из пустыни и поселился в окрестности города Гермопольца в Фиваиде, в месте, где, по преданию, младенец Иисус провел несколько времени со Своей Пречистой Матерью и Иосифом Праведным, когда они бежали в Египет от преследования Ирода.
Место, выбранное им для жилья, была пещера, расположенная у подошвы горы. Там, не отыскивая тех, кого ему суждено было принять на свое попечение, он ожидал в сосредоточии и молчании, чтобы Господь исполнил Свое обетование, приведя к нему этих людей.
Преподобный одевался в толстую льняную тунику и покрывало, обматывавшее ему голову и шею. Он не ел ничего, что прошло через огонь, даже хлеб, но только сырую траву, как произрастила ее земля. Его воздержание было так велико, что жизнеописатель его говорит, что пища эта была более Небесная, чем земная. Он молился не менее ста раз днем и столько же ночью, так что без преувеличения можно сказать, что его молитва не прекращалась ни днем, ни ночью. Так проходила его жизнь, вся проникнутая мыслью, о Боге, когда настало время, в которое Господь исполнил сделанное ему обетование.
Он не искал случая стать известным, но посланный ему Богом дар чудес, которые он творил в великом множестве, составил ему славу Пророка или Апостола. И несколько отшельников из соседней провинции собрались под его руководством и стали жить около него. Он принимал всех с безграничной любовью и служил им верной поддержкой, показывая своим примером, как исполнять то, чему учил он их на словах.
Он узнал в то время, что офицеры Юлиана Отступника, находившегося тогда в Антиохии, захватили одного соседнего отшельника и отвели его в тюрьму с намерением принудить его служить в войсках. Его любовь не позволила ему оставить этого человека без утешения, хотя он и видел, что сам подвергается опасности. Он пошел к месту его заключения с другими отшельниками и убеждал не терять мужества, потому что настало время христианам проявить свою ревность ко Христу.
Во время их беседы пришел центурион и, рассерженный тем, что монаху позволили войти в тюрьму, запер его и сопровождавших его отшельников с намерением забрать всех под арест и велел усилить стражу, чтобы они не убежали. Но что мог он против тех, кого Бог принял под Свое покровительство?
В полночь Ангел, сияющий светом, явился открыть им дверь темницы. Это так сильно испугало стражу, что она бросилась к ногам служителей Божиих и просила их уйти, говоря, что они лучше сами подвергнутся смерти, чем будут их удерживать после такого чуда.
Они еще не ушли, когда поспешно прибыл с несколькими высокопоставленными лицами забравший их центурион, потому что землетрясение опрокинуло его дом, под развалинами которого были погребены его главные слуги. Освобожденные пустынники вернулись в свое уединение, прославляя Бога.
Нельзя себе представить, не будучи умиленным, жизнь, которую они вели в этой пустыне. Их было приблизительно пятьсот, и они были размещены в разных монастырях у подошвы горы, где жил преподобный; и во всех них было одно сердце и одна душа. Преподобный вел их с такой бдительностью, ревностью, с такой кротостью и совершенством, что, по отзывам историка, среди такого громадного множества иноков не было почти ни одного, который бы не получил от Бога дар чудес. Их одежда была белая, как у преподобного, и он требовал, чтобы они держали ее всегда в чистоте, которая служила отражением чистоты их души, так что, смотря на них, невольно тотчас представлялась в воображении Небесная ангельская рать. Между ними было несколько эфиопов, не уступавших другим в пламенном благочестии.
Хотя сам он не ел хлеба, но позволял ученикам употреблять его с солеными сырыми травами. Сперва он им позволял принимать пищу отдельно, а потом завел для всех общую трапезу. Он не хотел позволять нарушения постов среды и пятницы, и если в один из этих дней приходил какой-нибудь чужой инок, желавший подкрепиться пищей раньше трех часов — время трапезы, — он позволял подавать лишь одному гостю то, что было необходимо.
Господь пожелал в день Пасхи сменить суровость их обычного поста необыкновенным явлением Своего к ним благоволения. Преподобный собрал их накануне, чтобы отпраздновать праздник обычным богослужением. Когда все положенное по их уставу для трапезы было приготовлено, он сказал: «Если в нас есть вера, если мы, действительно, верные слуги Иисуса Христа, то пусть каждый из нас просит у Него послать ему по случаю праздника лучшую, чем обыкновенно, пищу». Они ему отвечали, что считают себя недостойными такой милости Божией, и просили его помолиться о том Богу. Тогда преподобный начал молиться с чрезвычайно веселым лицом, доказывая тем свою великую веру в Бога; и когда он кончил свою молитву и все они сказали заключительное «аминь», тогда появились никому не известные люди, несшие такое громадное количество разнообразных съестных припасов, какого в монастыре никогда не было видано. Там были даже плоды, неизвестные в Египте: кисти винограда необыкновенной величины, орехи, фиги, гранаты, время которых еще не наступило. Было также множество меда и молока и хлебы белые и совсем теплые, хотя по их внешнему виду казалось, что они принесены из какой-нибудь отдаленной страны.
Передав монахам все принесенное, все они поспешно удалились, как весьма торопившиеся люди, а святые отшельники, прославляя Создателя, промыслившего о них с такой отцовской заботой, питались всем этим не только в Пасху, но вплоть до Троицына дня.
Святой получил от Бога высокий дар проникать в глубь сердец словами жизни, исходившими из его уст, и его поучения оказывали удивительное впечатление на его учеников.
Он убеждал их возбуждать самих себя, чтобы возрастать изо дня в день в святости, и внушил им святое соревнование, чтобы одному превзойти другого в делании добродетели. Он говорил им, что об успехах во внутренней жизни можно судить по чувству отрешенности от всех вещей мира. Он советовал им бороться с дурными мыслями, внушаемыми демоном, как только они предстанут нашему уму. «Этим способом, — говорил он, — вы раздавите главу змию и сделаете его остальное тело лишенным силы и жизни».
Он предупреждал их опасаться, если Бог посылал им благодать творить чудеса, чувства тщеславия и предпочтения себя другим. И наоборот, советовал мудро скрывать этот дар из страха, чтоб Бог не лишал их этого дара или чтоб не впасть им в искушение.
Он был врагом печали и не желал, чтобы кто-нибудь из его иноков ей предавался. Поэтому во всех них радость, которая есть признак доброй совести, всегда прорывалась наружу. Если случайно бывало, что кто-нибудь из них казался доволен менее, чем обыкновенно, он сейчас же спрашивал у того о причине; и если кто затруднялся ответить, он говорил ему об этом сам, так как дар прозорливости открывал ему все тайны сердечные.
Он о радости говорил всем: «Пусть печалятся язычники, пусть евреи проливают слезы, пусть грешники непрестанно вздыхают. Но праведные должны радоваться. Ибо, если те, которые любят земные вещи полагают радость в том, чтобы владеть легко и быстро гибнущими благами, почему нам не быть полными радости, если нас наполняет надежда на обладание бесконечной славой, на наслаждения вечным блаженством! И не зовет ли нас к этому Апостол словами: Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, о всем благодарите».
Он убеждал их также часто приобщаться и говорил, что отшельник, насколько может, должен приступать ежедневно к Св. Тайнам, из страха, как бы, удаляясь от св. Трапезы, ему не удалиться от Бога. Он прибавлял к этому, что душа получает великую пользу, чаще представляя перед духовными очами страдания Господа Иисуса Христа, чтобы почерпнуть в Нем пример терпения.
Его ученики собирались вокруг него ото всех мест горы к трем часам пополудни, чтобы принять святое Причастие. После этого следовала легкая закуска; они оставались там до конца дня, чтобы слушать его наставления, и затем иные уходили на всю ночь, остальные проводили всю ночь с преподобным в пении псалмов. Некоторые из них, приняв святое Причастие, тотчас удалялись, не думая вовсе о принятии какой бы то ни было пищи, довольствуясь принятым ими духовным брашном. Так делали они несколько дней подряд. Всего же замечательнее было в этом сборище святых, что они находились в такой радости, что не было человека в мире, который бы испытывал такую же радость.
Это веселие благочестия показывало со стороны преп. Аполлона внимание, с которым он приготовлял своих учеников к принятию таинств; а со стороны учеников — на плоды благодати, которые производило в них таинство.
В высшей степени прилежал преподобный к исправлению своих учеников от их недостатков. Он не только с усердием и силой напоминал им постоянно об этом, но напрягал весь жар своих молитв, привлекая на них таким образом возрождающую благодать. Один из них испытал это на себе ощутительным образом. Ему не хватало иногда смирения и кротости, и он очень жалел, что лишен этих добродетелей. В сильном желании приобрести их он пришел однажды к преподобному и просил его, чтобы он от Бога вымолил ему эти свойства души. Преподобный помолился, и молитва его была настолько услышана, что этот инок стал как бы другим человеком. Прочая братия не могла достаточно налюбоваться его кротостью и спокойствием во всех тех обстоятельствах, где он раньше расстраивался.
Прием, который он оказывал чужестранцам, доказывает согревавшую его любовь ко всем людям и смирение. Руфин передает так свои впечатления:
«Нас было трое, направлявшихся к нему. Мы находились еще довольно далеко от монастыря, когда несколько из его учеников, которым он за три или четыре дня предсказал наш приход, вышли к нам навстречу, распевая псалмы, что они всегда делают, когда к ним приходят иноки. Поклонившись нам в ноги, они воздали нам целование мира и говорили друг другу: «Вот эти братья, которых приход нам авва предсказал, уверяя нас, что через три дня к нам придут три брата из Иерусалима». Некоторые из этих иноков шли перед нами, другие сзади нас, и все они пели псалмы.
Когда преподобный услыхал пение и мы приблизились к монастырю, он тоже вышел к нам навстречу, и как только увидел нас, пал ниц. Затем обнял нас и повел нас в монастырь. Совершив молитву, он по обычаю сам омыл нам ноги, и не было забыто ничего, что бы могло дать нам отдых от усталости. Так поступал он со всеми, кто к нему приходил».
В беседах, которые вел он с Руфином и его товарищами, он объяснил им, почему имеет такой обычай для приема странников. Он падал перед ними ниц, как будто молясь на них, потому что их приход знаменует явление Иисуса Христа, сказавшего в Евангелии: «Странен бе и посетисте Мене», и потому что Авраам, которому явилась Святая Троица, принимал также лиц, казавшихся ему людьми, но в которых почитал своего Господа. Он прибавлял, что иногда надо принуждать чужестранных братьев воспользоваться гостеприимством, хотя бы они этого и не желали, и приводил в пример Лота, который как бы насильно завел к себе ангелов.
Руфин и его товарищи оставались у него неделю, во время которой он беседовал с ними о многом, касающемся духовных добродетелей и монашеской жизни. Особенно много говорил он им об опасностях тщеславия, о чистоте намерения при посте и аскетических подвигах, о тайне, в которой нужно все это держать, чтобы не выдать людям своих трудов и чтобы людская молва и уважение не лишили нас награды от Бога. Он очень порицал некоторых иноков, которые носили длинные волосы, ожерелья и другие предметы для украшения тела. «Они могут, — говорил он, — делать это лишь из тщеславия и чтобы привлечь внимание людей».
Когда Руфин с товарищами простился с ним, он проводил на некотором расстоянии и сказал им последнее наставление:
— Выше всего, дорогие дети, это жить вместе в великом единении и не разделяться один от другого.
Потом, обернувшись к братьям своего монастыря, находившимся тут, он спросил, кто из них желает проводить гостей до ближайшего в этой пустыне монастыря. Все они предложили проводить их с великой любовью, но он выбрал из них только трех, знавших греческий и египетский языки, чтобы они могли и служить им в случае нужды переводчиками, и вести с ними духовную беседу. Он приказал им не покидать гостей, прежде чем они не увидят все монастыри и всех отшельников, которых они желали посетить. Наконец, отпуская их, он высказал им так свое благословение:
— Молю Создателя сниспослать с высоты Сиона Свое благословение на вас, чтобы вы во все дни вашей жизни созерцали блага вечного Иерусалима.
Такова была любовь и усердие преп. Аполлона к посещавшим его инокам. Но не менее усерден был он и к язычникам, большое количество которых он обратил к Христу как силой своего примера и своей мощной проповедью, так и своими почти бесчисленными чудесами.
В числе их надо на первом месте поставить то чудесное умножение хлеба, которое Бог совершал не раз, чтобы вознаградить его веру и исполнить принесенное ему обетование даровать ему все, что он будет просить. Голод посетил Фиваиду, и жители прибегали к нему и привели к нему своих жен и их детей, чтобы он дал им свое благословение и пищу, в которой они нуждались. Он велел раздать им, не скупясь, всю провизию, бывшую в монастыре, за исключением трех корзин хлеба, которые были назначены, чтобы в этот день пропитать его монахов. Но так как этот народ был измучен голодом, он вскоре велел принести и эти корзины и, поставив их в кругу этих бедных людей, поднял руки к небу и произнес громким голосом:
— Рука Божия не достаточно ли могущественна, чтобы умножить это? Святой Дух внушает мне, что хлеб не иссякнет никогда в этих корзинах, пока не настанет возможность насытиться нам хлебом будущей жатвы.
Его слово не было тщетно. Бог так умножил хлебы, что в течение четырех месяцев не переставали брать их из этих корзин, а они все не иссякали. Руфин, передающий это чудо по свидетельству учеников преподобного, которые были его свидетелями, рассказывает, что он сам видел, как это чудо возобновилось перед его глазами. «Мы видели, — передает он, — как несли корзины, полные хлеба, который покрыл столы, дотоле пустые. И после того, как все насытились, корзины наполняли еще хлебами и корзины были настолько полны, как будто бы до них совсем не касались».
Демон, будучи не в силах терпеть столь великих чудес, сказал ему в одном случае, где он умножил снова своей молитвой хлеб и елей:
— Разве ты Илия или другой из пророков или апостолов, чтобы осмеливаться на такие вещи?
Но он посрамил демона следующим ответом, полным веры и уверенности в Боге:
— Почему не делать их? Разве пророки и апостолы не были людьми? И не сделали ли они нас наследниками той же веры и той же полученной ими благодати? Бог, существующий для них, неужели перестал существовать для нас? Было бы кощунством утверждать это, так как это мы знаем, что Он Всемогущ и что то, что Он может Он может всегда. Как же, несчастный дух, так хорошо зная, что Он благ, ты так зол?
В другой раз он посрамил демона, заставив его выйти силой своего смирения из тела одного одержимого, которого к нему привели. Нечистый дух, теснимый святым, сказал ему, что послушается, когда он ему объяснит, что разумеет Евангелие под овцами и козлищами. Он отвечал:
— Бог знает, кто овцы, а козлища суть те, которые так же злы, как я.
Демон закричал, что он не может противиться столь глубокому смирению, и вышел тотчас из тела этого человека.
Его власть над демоном выразилась еще более чудно в избавлении душ от их ига.
Недалеко от него находилось девять или десять поселений, населенных язычниками, которые с яростным упорством держались за свои предрассудки. Их идол был поставлен посреди великолепного храма, и во время засухи их жрецы имели обычай носить этого идола вокруг своих деревень в сопровождении всего народа, причем они бегали по полям в безумной разнузданности, подобно вакханкам. Преподобный встретил их однажды в такой оргии и, сжалившись над их ослеплением, преклонил колена на землю и помолился Господу Иисусу Христу сжалиться над этими несчастными и просветить их светом веры Христовой.
Последствием его молитвы было то, что они остались на месте недвижимые со своим идолом и провели весь день под сильными лучами солнца, которое очень жгуче в этих местах. Они не могли понять причины этого неслыханного происшествия и только их священники сказали им, что оно могло быть причинено только христианином по имени Аполлон, жившим в этой пустыне, и что можно надеяться быть избавленными от их неведомых уз лишь при его посредстве.
То же самое подтвердили им люди, которых слух о таком суде привлек к этому месту; они уверяли, что некоторые на самом деле видели, как тут проходил преподобный Аполлон. Тем не менее язычники привели быков, чтобы постараться сдвинуть идола. Но усилия этих животных остались бесплодными, и язычники послали к преподобному упросить его сжалиться над ними и обещали ему отказаться от своих кощунственных суеверий и принять веру в Христа.
Преподобный, который имел в виду единственно их обращение к Богу, пришел к ним и немедленно разрешил их своей молитвой. Они тотчас бросились к его ногам, уверовали в Иисуса Христа, сожгли идолов и последовали за своим спасителем, который их научил истинам христианской религии. Некоторые из них приняли монашеское звание и остались с ним.
Спустя некоторое время он имел утешение обратить к Богу одного знаменитого разбойника и умиротворить два поселения, озлобленные друг на друга из-за границ их владения. При первом известии об их распре он поспешил, чтобы их примирить. Но он нашел их столь раздраженными, что они не желали ничего слышать, особенно одна их сторона, которую поддерживал этот знаменитый вор, главный виновник этого раздора.
Преподобный, видевший, что именно он больше всего противится примирению, сказал ему такие кроткие слова:
— Брат мой, если ты хочешь изменить свои чувства и содействовать со мной улажению этой распри, я буду молить Бога за тебя, и Он отпустит тебе твои грехи.
Только что он это сказал, благодать уже подействовала на сердце этого преступника. Он бросился к его ногам, заклинал его исполнить обещание, которое он ему только что дал, и, обращаясь вместе с тем к людям, избравшим его предводителем, он отправил их домой в мире. Когда все они ушли, он последовал за святым, который отвел его в свой монастырь; здесь он приобрел своими молитвами такое живое чувство сокрушения о грехах, что оба они получили извещение от Бога, что Он простил ему его преступления.
Когда они однажды спали ночью в монастыре, каждый из них видел сон. Им казалось, что они предстоят пред Престолом Иисуса Христа, поклоняясь Ему в рядах ангелов и святых. И услышали они голос, говоривший: «Хотя нет ничего общего между светом и тьмою и никакой связи между верным и неверным, однако по твоей молитве, Аполлон, даруется спасение этому человеку ради твоих за него молитв». Перемена, происшедшая в этом человеке, была столь совершенна, что привела в восторг всех братьев, которые в этом волке, превратившемся в агнца, познали слова Пророка: «Волки будут пастись с агнцами и львы и быки есть вместе».
Совершенно другое совершилось с другим человеком, который в подобных обстоятельствах осмелился противиться влиянию преподобного. Насколько первый испытал в своем обращении силу Божия милосердия, настолько над вторым, благодаря его упорству, разразилась строгость Божественного правосудия, и ему на себе пришлось лишний раз испытать, что нельзя безнаказанно противиться служителю Бога. Он стоял во главе жителей одной языческой деревни, которая вошла в распрю с христианским поселком и взялась за оружие. Преподобный пришел, чтобы их примирить, и встретил сопротивление только в этом гордом и яростном человеке, который предпочитал умереть, чем допустить примирение.
— Твое желание будет исполнено, — сказал ему тогда преп. Аполлон, который дотоле не мог смягчить его своими уговорами. — Это будет стоить жизни одному тебе, у тебя будет такая могила, какой ты заслуживаешь, потому что ты будешь погребен не в земле, а в желудке зверей и ястребов.
Эти слова оказались не простой угрозой. Злодей упал на месте, хотя его никто не поражал; и тело его засыпали песком. На другой день обнаружилось, что звери вырыли его тело и разорвали на куски и что он служил пищей еще для ястребов. Язычники были так удивлены предсказанием, столь точно исполнившимся во всех своих подробностях, а также и другими рассказанными чудесами, что все они в этой провинции приняли Евангелие.
Год смерти преподобного неизвестен. Можно думать, что он относится к самому концу четвертого века.
Монастырь преп. Аполлона был знаменит в Фиваиде еще в шестом веке, и, насколько там было высоко подвижничество, видно из двух сохранившихся о нем рассказов.
Один молодой инок довел свой аскетизм до того, что воздерживался от всякого питья влаги до самой своей смерти, которая произошла три года спустя после того, как он принял на себя это намерение.
В том же монастыре жил старец, настолько усердный в молитве, что на кирпиче его кельи, на котором он имел обыкновение преклонять колена для молитвы, образовалось углубление в четыре пальца, сделанное его коленами.