Авва Пафнутий, которому иные приписывают происхождение из Сидона, был основателем монастыря в области Гераклеи в Нижней Фиваиде и прославился своими добродетелями. Полагают, что это он вернул к Богу знаменитую Таисию, о жизни которой также будет здесь рассказано.
Он уже скончался, когда Руфин около 390 года посетил его монастырь, так что Руфин передает о нем только по слышанным им рассказам. Жизнь, которую он вел, была так высока, что на него смотрели скорее как на Ангела, чем как на человека. К нему являлись бесплотные духи. Однажды на молитве он пожелал узнать, успел ли он в добродетели. И тогда один из этих чудных Небесных собеседников сказал ему, что он может сравнить себя с одним музыкантом, который зарабатывал себе хлеб игрой в одном соседнем городке.
Это сравнение удивило и смутило его. В желании извлечь себе урок он поспешил отправиться к этому человеку, занятие которого не имело ничего общего с добродетелями и которого, однако, небо ставило на один уровень с пустынником, всецело преданным подвигам и исканию духовного совершенства. Его удивление еще увеличилось, когда, найдя его и спросив его о его жизни, услыхал в ответ, что он был великим грешником и существовал лишь воровством, прежде чем взялся за свое теперешнее ремесло.
Пафнутий просил его сказать ему, не случалось ли ему, по крайней мере, будучи разбойником, делать какие-нибудь добрые дела. Он ему ответил, что помнит только о двух делах: однажды, когда он был с другими грабителями, они захватили девицу, посвященную Богу; его товарищи хотели оскорбить ее, а он вырвал ее из их рук и отвел ее ночью в городок, в котором она жила, охранив ее от всякого зла.
Другое же его дело было такое. Найдя в пустыне женщину в глубоком отчаянии, так как заимодавцы бросили в темницу ее детей, а также разыскивали и ее, он сжалился над нею, отвел ее к себе в пещеру, дал ей прийти в себя от той ужасной усталости, в которой она находилась, не евши четыре дня, и подарил ей триста серебряных монет, чтобы уплатить долг и освободить мужа и детей.
Пафнутий подивился такому проявлению доброты в воре и воспользовался этим случаем, чтобы уговорить его воспользоваться Божественным милосердием.
«Я. — сказал он, — никогда не сделал ничего подобного, а между тем ты, полагаю, слыхал, что имя Пафнутия достаточно известно между отшельниками, и всю жизнь мою горю я желанием учиться добродетели и подвизаться в ней. И вот Бог открыл мне, что Он ценит тебя не менее меня. Таким образом, брат мой, видя, что ты занимаешь не последнее место в ряду угождающих Богу, не пренебрегай позаботиться о душе».
Эти слова тронули сердце музыканта и возбудили в нем чувство чрезвычайной благодарности Божественному милосердию. Он тотчас бросил на землю флейту, бывшую у него в руках, последовал за преподобным в пустыню, исполнял точно все, что приказывал ему авва, и через три года отдал душу Богу среди пения ангельских ликов.
Со времени блаженной кончины этого кающегося Пафнутий стал прилежать более, чем когда-нибудь, в подвижничестве, и, чтобы лучше узнать, чего требует от него Бог, он вторично помолился, чтобы ему был указан человек, с которым он может себя сравнить. Он получил ответ, что он походит на главного жителя самого близкого города. Он тотчас пошел туда и отыскал его без всякого труда, так как тот вышел к нему навстречу, привел его к себе в дом, омыл ему ноги и радушно угостил его.
Во время трапезы Пафнутий спросил у него, как он живет, но тот был более склонен говорить о своих грехах, чем выставлять напоказ те доброе, что в нем было; и он бы не узнал вовсе его добродетелей, если бы инок не объяснил ему, что сам Бог посылал его к нему, чтобы услыхать из его уст, чем он угождает Богу.
«Не знаю, — сказал тогда этот человек, — за собой ничего доброго, но, так как ты уверяешь, что Бог открыл тебе обо мне, то я не смею более скрываться перед тем, кому все открыто. Скажу тебе поэтому, как я стараюсь располагать мою жизнь.
Уже более тридцати лет я с согласия моей жены живу целомудренной жизнью, имев от нее трех детей. Я никогда не отказал никому в гостеприимстве и всегда шел навстречу первый чужестранцам и принимал их у себя. Я никогда не выпускал от себя гостя, не снабдив его, с чем совершить остальной путь. Я не отнесся равнодушно ни к одному бедному и никому не отказал в помощи; когда дело идет о правде, я бы не покривил душой для родного сына перед моим ближним. Я не пользовался никогда плодами чужих трудов. Когда я узнавал о поссорившихся людях, я всегда старался их примирить. Я никогда не позволял, чтобы мои дети давали кому-нибудь повод жаловаться на них, ни чтобы мои стада делали потравы на чужих лугах. Я не мешал другим сеять на моей земле и довольствовался тем, что засевал лишь те поля, которые они оставляли свободными. Я всегда, сколько мог, старался поддержать слабых против несправедливых угнетений могущественных людей. Я остерегался кого бы то ни было сердить; и когда мне приходилось быть во главе какого-нибудь судебного разбирательства, я изо всех сил старался примирить обе стороны, чем присудить одну из них к наказанию. Вот как живу я по милосердию Божию».
Такая христианская доброта этого человека привела Пафнутия в восхищение. Он обнял его с нежностью и, соображая, что он мог бы стать одним из богатейших украшений его монастыря, сказал ему:
— Раз ты исполнил все это, тебе не достает только совершенного отречения от всех благ мира, чтобы нести Крест Иисуса Христа и идти, все совершенствуясь, за Божественным Учителем.
Тот чувствовал в себе полное согласие с таким советом; итак, они отправились, не теряя времени, вместе в пустыню, где преподобный поместил его в келью, которую занимал музыкант. Он все время наставлял его. И этот второй ученик столь верно пошел по следам первого, что в короткое время достиг меры святости и был призван наконец принять венец славы вечности.
Этот новый пример послужил новым ободрением Пафнутию, и он все быстрее шел по пути совершенства. Он говорил о себе:
— Если живущие в миру совершают превосходные дела, то тем более обязан я, будучи отшельником, стараться опередить их в подвигах!
И он усилил свои прежние труды и больше, чем прежде, усердствовал в молитве.
Он пожелал в третий раз, чтобы Бог возвестил ему состояние его души, и он снова услышал голос с неба, сказавший ему, что он подобен купцу, который к нему направляется, и чтобы он поскорее вышел к нему навстречу. Он тотчас сошел с горы и встретил этого купца, который спустился по Нилу из Верхней Фиваиды, куда он привел несколько кораблей, нагруженных товарами, которые он раздавал бедным. К монастырю Пафнутия его сопровождали несколько слуг, несших овощи, которые он подносил ему в дар.
Как только он приблизился к Пафнутию, тот сказал ему:
— Драгоценная в очах Божиих душа, зачем занимаешься ты мирскими делами, когда тебе назначено погрузиться лишь в Небесные? Оставь тем, у которых мысли только о мире, хлопотать, сколько им угодно; но у тебя все стремление должно быть в том, чтобы купить себе Царствие Божие и следовать за Христом, Который тебя призывает, чтобы служить исключительно Ему одному.
Эти слова произвели на этого человека то же впечатление, как и на двух первых. Купец приказал своим слугам раздать бедным все оставшееся у него имение, последовал за святым в келью, где жили по очереди двое первых, призванных преподобным из мира праведников, стал подражателем их жизни и в недолгом времени окончил жизненный путь в такой же праведности.
Бог пользовался также своим служителем Пафнутием в дивных делах своего милосердия. И самое замечательное из этих дел, в котором особенно ярко воссияла благость Божия, было обращение одной известной грешницы, ставшей еще более знаменитой в церкви своим покаянием, чем она была знаменита в миру своим дурным поведением.
Имя этой женщине было Таисия. Хотелось бы умолчать о ее жизни до ее покаяния. Но если страшно было ее падение, то в ее внезапном и искреннем обращении узнается благость Божия, и великие грешники найдут в этой истории пример возвращения к Богу и надежду на Его милосердие.
Отечество ее неизвестно, так же, как город, который явился местом ее распутства. Знают только вообще, что это было в Египте. Она имела несчастье родиться от матери столь же недостойной, какой стала и она сама. Эта мать не только не заботилась о том, чтобы сохранить ее невинность, но давала ей гнусные советы, рано ее сгубившие. Роковой пример и необыкновенная красота привлекли к ней всех развратников страны, в которых она возбудила столь бурные страсти, что некоторые из них имели из-за нее кровавые столкновения, а другие разорились, делая ей подарки.
Соблазн, ею производимый, был, вероятно, очень велик, если слух о ней дошел до пустынных обителей. Но случилось это не без воли провидения, которое воспользовалось верностью Пафнутия к спасению погибавших, чтобы привести эту заблудившуюся овцу в ограду Пастыря.
Средство, которым воспользовался этот Божий служитель, показывает, что оно пришло свыше, потому что удалось против расчета житейской мудрости. Пафнутий снял иноческое платье, надел мирскую одежду, запасся суммой денег, и в богатой колеснице, которая облегчала ему прием у Таисии, явился к ней под видом ее нового поклонника.
В душе Таисии не угасло совсем религиозное чувство. Она верила в Бога и была убеждена, что существует другая жизнь, где награждают и карают людей. Но эти истины были подавлены в ее душе любовью к удовольствию и богатству; и ее вера лишь делала ее более виновной через преступления, которыми она свою веру позорила.
Именно этими истинами воспользовался Пафнутий, чтобы пробудить в ней раскаяние. Он прежде всего просил ее отвести его в такое место, где он бы мог укрыться не только от глаз людей, но и от глаз Самого Бога. Когда она ему ответила, что это невозможно, так как Бог повсюду, он, развивая мысль ее ответа, стал объяснять ей, как ужасно грешить перед глазами Божиими и какой страшный ответ она должна дать перед Его Судом за погибель стольких душ, которых она ежедневно увлекала в пучину греха. При этих словах Таисия поняла, что перед ней стоит вовсе не развратник, и в эту минуту Бог воздействовал на сердце ее Своей благодатью; она бросилась к ногам Пафнутия и, обливаясь слезами, сказала ему эти немногие слова:
— Отец, назначь какое хочешь искупление. Я надеюсь, что Бог смилуется надо мной твоими молитвами; я прошу у тебя только три часа времени, и затем я пойду, куда ты назначишь, и исполню все, что ты предпишешь.
Отсрочка, которую она просила, была лишь к тому, чтобы сильнее доказать, как искренна была Происшедшая в ней перемена. Она собрала все, что скопила ценой греха, всю свою обстановку и драгоценности, стоимость которых доходила до сорока фунтов золота, велела отнести все на площадь и подожгла всю эту груду в присутствии всего народа. При этом она возвысила голос и приглашала сообщников своих преступлений взять пример с ее обращения. После этой жертвы, в которой как бы сгорела вся ее прошлая жизнь, она пошла в то место, где ожидал ее Пафнутий. Старец отвел ее в один женский монастырь и запер ее в отдельную келью, дверь которой запечатал свинцом, чтобы никто не осмелился открыть ее без его позволения.
Он оставил ей лишь небольшое окошко, через которое ей можно было подавать пищу, и советовал сестрам носить ей ежедневно лишь немного воды и хлеба.
Заключенная таким образом и лишенная возможности выхода куда бы то ни было, Таисия умоляла Пафнутия, когда он покидал ее, сказать ей, как она должна молиться Богу. Он ей ответил, что она недостойна произносить Его святое имя, недостойна подымать к небу руки, оскверненные столькими преступлениями. Он советовал ей обращаться к Востоку и повторять часто эти слова: «Создавый мя, помилуй мя!» Она смиренно подчинилась его словам и исполняла их.
Прошло три года, и Пафнутий, все время жалевший грешницу, отправился к преп. Антонию, чтобы узнать у него, отпустил ли ей Бог ее грехи. Он ему не сказал повода, по которому к нему приходит, надеясь, что Бог все ему разъяснит. Преп. Антоний собрал своих учеников и приказал им молиться каждому наедине всю ночь, не откроет ли кому-нибудь из них Бог причину прихода Пафнутия.
Преп. Павел Препростой был тем, кому Бог открыл тайну. Он показал ему в небе великолепное ложе, охраняемое тремя девами, и сказал ему, что оно приготовлено для грешницы Таисии покаявшейся.
На другой день Павел рассказал об этом видении преп. Антонию, а Пафнутий, узнав таким образом, что Бог простил Таисию, отправился к месту, где ее заключил, и отпер дверь, чтобы ее выпустить. Кающаяся сказала ему, что желает здесь кончить свою жизнь. Но и теперь, повинуясь приказаниям своего духовного отца столь же беспрекословно, как покорна она была ему в трудах покаяния, она сказал ему, что с тех пор, как она вошла в эту келью, она все время, как бы загребая в кучу свои грехи, созерцала их и постоянно их оплакивала.
— Именно за это, — ответил Пафнутий, — а не за суровость твоего подвига Господь отпустил тебе.
Таисия не пережила выхода из своей вольной темницы. Пятнадцать дней спустя ее душа освободилась также и из темницы ее тела, и она востекла в радость блаженства, приготовленного ей Богом. Память ее празднуется восьмого октября. Что же касается Пафнутия, то ни год, ни время его смерти неизвестны.
Вот что известно лишь из рассказов Руфина. Он продолжал свою строгую жизнь. Перед концом явился к нему Ангел и призвал его в вечные обители, где пророки готовились к его встрече. Следовавший за этим видением день был последним днем его жизни.
Несколько священников посетили его, и он рассказал им о тех трех праведниках которые были явлены ему Богом. Тут он выразил мысль, что не надо презирать никого в этом мире, кто бы чем ни занимался, потому что повсюду есть люди, никому не ведомые, совершающие без всякой огласки весьма угодные Богу дела. Некоторое время продолжалась его беседа о Божественном, и, окончив ее, он тихо предал дух Богу. Все священники и иноки, тут присутствовавшие, были свидетелями, как ангелы возносили его душу, воспевая гимны во славу Божию.