"Монастырь согради и братию собра".Всякое дело само себя оправдает. (Изречение о. Моисея)
Высокая дивным смирением своим, поучительная стройностью, постоянным горением духа и ежедневным самопонуждением к исполнению заповедей — жизнь настоятеля и обновителя Оптиной пустыни архимандрита Моисея — замечательно важна не только, как пример личного подвижничества, но и во многих других отношениях.
Имя этого образцового настоятеля навсегда будет запечатлено на страницах истории монашества: с этим именем связано восстановление старчества, и, следовательно, истинного монашеского жития в Оптиной пустыни, явившейся светлою звездою великорусского иночества. В роды родов, вместе с незабвенными именами оптинских старцев Льва, Макария, Амвросия — с благословением будет поминаться смиренное, чистое пред Богом имя отца Моисея. Он останется навсегда высоким "образом" монастырского настоятеля. О. Моисей представляет удивительное сочетание аскетической уединенности келейной жизни с доступностью, твердости с кротостью, хозяйственности с крайнею нестяжательностью, самостоятельности с полною покорностью началу старчества, живой деятельности с неистощимым терпением многих и тяжких скорбей. Каким мягким родным светом озарен трогательный лик сурового к себе и снисходительного к другим инока, неудержимого нищелюбца, спешившего передать земные сокровища чрез руки страждущих — Богу, и вместе с тем, упрочившего и украсившего знаменитую обитель, страдальца, понесшего тяготы, труды и оскорбления за Оптину пустынь.
I. СЕМЬЯ И ПЕРВЫЕ ГОДЫ ИНОЧЕСТВА
Отец архимандрит Моисей, в миру Тимофей Иванович Путилов, был старший сын серпуховского гражданина Ивана Григорьевича и жены его Анны Ивановны, и родился 15 января 1782 г. в городе Борисоглебске, Ярославской губернии, где жил Путилов. Всех детей у отца его было десятеро; из них четверо умерли в младенчестве.
Иван Григорьевич, служивший по питейным сборам, жил благочестиво, держался неопустительно уставов св. Церкви, прилежал службе Божией и чтению священному, и был человек обходительный. У жены его, женщины безграмотной, но умной, было в родне несколько монашествующих строгой жизни.
В страхе Божием воспитывали Путиловы своих детей. Обучались дети дома у отца, а в школу не ходили, отец боялся для них дурного товарищества. В праздники водил их отец в церковь, и, вернувшись домой, расспрашивал о службе. В церкви Путилов, имея хороший голос, певал на клиросе; любил заниматься церковным пением и дома с детьми. Чаще всего посещали Путилова духовные лица, и потому дети его с детства слышали много назидательного.
Дочь Путилова стремилась в монастырь, но, по желанию отца, вышла замуж — и вскоре скончалась; ее муж удалился тогда в Саровскую пустынь.
По девятнадцатому году, Тимофей, вместе с 14-летним братом Ионою, были определены отцом на службу в Москву к откупщику Карпыщеву. Москва, с ее множеством святынь и храмов, соответствовала духовным стремлениям Тимофея, развившимся в нем еще в отцовском доме; здесь же легче было доставать духовные книги. С книгою Тимофей не расставался, и в лавке отлагал ее лишь при приходе покупателя и потом снова брался за нее.
Молодые люди имели знакомство с истинно-духовными людьми. Чрез монахиню Досифею[6] они познакомились со старцами Новоспасского монастыря — Александром и Филаретом, которые находились в духовном общении со знаменитым молдавским архимандритом Паисием Величковским.
В таком расположении, в братьях окончательно созрело желание монашеской жизни, особенно, когда в Саров удалился их зять. В 1804 году (когда Тимофею было 22 года) он приписался с отцом своим к московскому купеческому обществу и, взяв на три года паспорт, отправился с братом Ионою в Саров. Зная, что отец не дал бы на то своего согласия, они написали ему, что от хозяев отошли за невозможностью жить у них, и что есть у них на примете другой Хозяин, которому они дали слово — поступить в услужение. Уже из Сарова написали они откровенно отцу о своем намерении; но Иван Григорьевич разгневался и приказал детям немедленно вернуться домой; но они не показывались ему два с половиною года. За это время Путилов разболелся, и, когда Тимофей приехал к нему мириться, хотя не сразу, — но решился отпустить сына; через год, после долгих уговоров, отпустил и Иону.
После того Иван Григорьевич жил не долго.
В городе Мологе, Ярославской губ., на городском кладбище, у алтаря церкви Всех Святых стоит простой мраморный памятник с обозначешем имени Ивана Григорьевича Путилова. На обратной стороне написано, что памятник воздвигли: "Путилова дети: Моисей, игумен Оптиной пустыни; Исаия, игумен Саровской пустыни; Антоний, игумен Малоярославецкого Николаевского монастыря".
Саров, где полагал начало Тимофей, находился в то время в полном процветании. Уже 37 лет жил там великий старец Серафим, там же пребывали схимонах, носивший подвиг юродства, Марк, и на покое восстановитель Валаама, игумен Назарий.
Строитель Саровский, Исаия, был тоже известен строгостью жизни. Тимофей имел тяжелое послушание в хлебне, а потом ходил за больным строителем, о. Исаиею; во время трехлетнего пребывания в Сарове, Тимофей много воспользовался наставлением Саровских старцев.
Неизвестно почему, простившись с отцом, Тимофей не вернулся более в Саров, как его брат, который, оставшись там, был впоследствии Саровским игуменом. Тимофей поступил послушником в Свенский Успенский монастырь Орловской епархии. Вероятно, его привлекала близость Рославльских и Брянских лесов, где в то время спасалось много пустынножителей. К числу этих отшельников, в 1811 г., присоединился и Тимофей Иванович.
II. РОСЛАВЛЬСКИЕ ЛЕСА И НАЧАЛО ОПТИНСКОГО СКИТА
В Рославльских лесах Тимофей Иванович провел десять лет. Он вручил себя руководству иеросхимонаха Афанасия. Этот мудрый старец пребывал постоянно в духовном трезвении и имел дар умной молитвы. Беспопечительность его о всем житейском была безгранична. Этим старцем и пострижен Тимофей Иванович в монашество, с именем Моисея. Это имя было дано ему по общей мысли пустынников, в знак гостеприимства, которое с любовью оказывал о. Моисей странникам, доходившим до пустынников. Преподобный Моисей Мурин любил успокаивать странников.
Пустынники, с которыми поселился в лесу о. Моисей, числом 8, жили в трех келлиях. Место уединения их находилось в дачах помещика Броневского, в сорока верстах от Рославля, в пяти от сельца Якимовского, в семи от села Лугов и в 30 от сельца Межова, на берегу лесной речки Богдачевки.
Всю церковную службу пустынники правили каждодневно у себя в келлии, начиная с 12 часов ночи; в воскресные и праздничные дни случалось им отправлять службу вместе; в Рождество, Пасху, и великие праздники приходил из села Лугов священник, с запасными Дарами.
В свободное от молитвы время пустынники занимались рукоделием; так, о. Моисей переписывал полууставом священные книги.
Огород, который обрабатывали пустынники, родил только репу. Летом собирали грибы, ягоды для благодетелей, присылавших печеный хлеб, крупу и иногда бутылку масла. При недостатке соблюдали сухоядение. Целую зиму кругом выли волки; и медведи обижали пустынников, расхищая иногда огород; они подходили близко, но не трогали монахов — только по лесу слышался шум ломаемых ими ветвей. Однажды отшельники чуть не были перебиты разбойниками; полиция иногда придиралась к ним.
Но всего страшнее были бури, ломавшие столетние деревья. Однажды громадное дерево упало около келлии с ужаснейшим треском, и о. Моисей думал, что все кончено; но дерево задало келлию лишь ветвями.
В 1812 г., при нашествии французов, отшельники покинули пустыню, и о. Моисей удалился в Свенск и Белые Берега, а потом вернулся опять в пустыню.
В 1816 г. к отцу Моисею приехал его младший брат Александр, чтобы разделить с ним его жизнь. Через четыре года Александр келейно пострижен иеросхимонахом Афанасием, с именем Антония, и поручен руководству брата своего о. Моисея, к которому всю жизнь сохранял великое послушание.
С братом своим, в 1816 г., о. Моисей был в Киеве, где радушно принят митрополитом Серапионом и наместником лавры Антонием (впоследствии арх. Воронежский). По дороге в разных обителях о. Моисей посетил старцев: о. Василия Кишкина, о. Макария (будущего Оптинского) и о. Филарета Глинского.
Во время пустынной жизни окреп и созрел духовно о. Моисей. Он приобрел сосредоточенность и молчание, внимание и дар молитвы и уничижения себя; все эти качества высказались в нем в многопопечительном звании настоятеля. Следами той постоянной и неуклонной борьбы, какую вел с собою в тиши уединения о. Моисей, осталось несколько разрозненных листков из числа тех, на которых о. Моисей записывал иногда свои думы. Вот отрывки из них:
"Нб. 15. 1819 г. — По принесении молитвы исповедания грехов слагался[7] в сердце на все следующее время блюстися опасно, чтобы не ужинать отнюдь, ибо бесчисленно страдал от того и искусом наставлен, что нет лучшего средства к благоустроению души, как вкушать пищу по однажды в сутки. Господи, не остави мене, вонми в помощь мою, отсели воздержатися от вечернего употребления пищи и в обеденном трапезовании не пресыщатися и принять искус употребления одного рода пищи.
1819 г. Дек. 14 (после причастия). Занимаясь правилом, пришло мне на мысль: исправя, с Божиею помощью, труд поста обучением себя в одном роде простой пищи, начать хранение уст, в разуме грехов своих и недостоинства еже глаголати, за нечистоту и неисправленность сердца и ума моего: чтобы вовсе не говорить устно ничего ни с кем, а по крайней нужде изъясняться через брата, краткими словами на письме полууставом. Боже, помоги мне не начатое и начатое совершить, определяя лучше умереть, нежели начатое нарушить и несовершити.
Дек. 15. Во время трапезы блеснуло в уме разумение относительно до сожительствующих со мною братии, чтоб их погрешности, видимые мною и исповедуемые ими, принимать на себя и каяться как за собственные свои, дабы не судить их строго и гневом отнюдь не воспламеняться. Ошибки, проступки и грехи братьев да будут мои".
Эти уцелевшие на общее вразумление и поучение записки, являются драгоценными чертами из жизни о. Моисея. Какую рисуют он исполненную строгой, духовной красоты картину непрестанной кровавой борьбы во исполнение закона евангельского!
В Рославльских же лесах о. Моисей постоянным прилежанием к чтению приобрел глубокое знание учения св. Церкви и святоотеческих творений. Здесь же началось и дело руководства им других лиц. Он сносился, по послушанию, с помещиками, заботившимися об отшельниках; и эти помещики обращались к нему за советами.
Когда о. Моисей возрос до меры учительного и крепкого в духовной жизни мужа — Господу угодно было призвать его на высшее служение и вручить ему трудное и многоплодное дело.
В 1820 г. отец Моисей, проездом из Москвы, где ему было необходимо побывать, посетил Оптину пустынь, и был представлен ее игуменом Калужскому преосвященному Филарету. Этот знаменитый подвижник (скончавшийся в сане митрополита Киевского и в схиме) и мудрый архипастырь всею душою от юности любил монашество. Дикий сосновый бор, окружающий Оптину пустынь, навел его на мысль, устроить при Оптиной скит. Он слыхал о рославльских пустынниках, и именно им желал поручить устройство скита.
Знакомство с о. Моисеем утвердило его в этом намерении. После переписки и приглашения, о. Моисей с братом Антонием и еще двумя монахами 6 июня 1821 г. прибыли в Оптину и поместились на монастырской пасеке.
В 170 саж. от обители, где стояла, среди вековых сосен и порослей орешника и липы, уединенная келлия, избрано место, составлен план и приступлено к работам.
С великим трудом новоприбывшие пустынники должны были очистить избранное место от сосновых, вековых деревьев — вырубить и выкорчевать их. В этом помогали им немногие нанятые работники. Из срубленного леса выстроили небольшую келлию, обвели свое место забором и поставили церковь во имя Св. Иоанна Предтечи; вслед затем число келлий стало увеличиваться.
В декабре о. Моисей поехал за сбором в Москву и вернулся в повозке столь нагруженный, что самому ему еле можно было сидеть.
В начале 1822 г. храм был освящен, и преосв. Филарет немедленно затем прибыл в Оптину. О. Моисей просил у него разрешение принять схиму. "Не у приде час", — был ответ. По отъезде владыки, о. Моисей послал ему о том же письменное прошение. Но преосвященный ответил предложением священства, от которого пустынник решительно отказался. Видя, какие дары кроются в о. Моисее, мудрый архипастырь не уступал; спор длился шесть недель. Наконец, еп. Филарет сказал: "Если ты не согласишься, буду судиться с тобою на страшном суде Господнем". Только тогда умолк о. Моисей и 22 декабря 1822 г. рукоположен в иеромонахи и определен духовником Оптиной.
Между тем, о. Моисей продолжал устраивать скит, сажал и сеял деревья, которые теперь такою красотой осеняют место Оптинского скита. Бог посылал и пособия; но значительные расходы на постройки и долги потребовали в 1825 г. поездки о. Моисея за подаянием в Москву, где он получил известие об избрании его в настоятели.
III. ТРУДЫ НАСТОЯТЕЛЬСТВА
43 лет от роду принял о. Моисей в свое заведывание Оптину пустынь и 37 лет пекся о ней. За это время, трудами настоятеля, Оптина совершенно преобразилась. Число братства увеличилось во много раз, были сделаны, несмотря на то, большие хозяйственные запасы, почти удвоена монастырская земля, разведены фруктовые сады, заведен рогатый скот, устроена обширная монастырская библиотека, расширен собор, воздвигнуты две церкви, выстроены трапеза, гостиницы, конный и скотный дворы, семь корпусов келлий, два завода, мельница и знаменитая белая Оптинская ограда; служба стала совершаться благолепно, но, что всего важнее, возвысился нравственный строй обители.
Все эти громадные постройки были производимы без денег, на веру — и столько же для обители, сколько на помощь бедным, для заработков.
"Есть ли у вас, батюшка, деньги? — спрашивали приближенные при начале стройки. — Есть, есть, — и покажет 15, 20 рублей. — Да ведь это не деньги — дело тысячное". А о. Моисей улыбнется и скажет: "А про Бога забыл: у меня нет, так у Него есть". И вера эта не была посрамлена. Очень часто бывало, что рабочие просили уплаты, когда у настоятеля было всего несколько медных монет; он просил обождать, и чрез день-два по почте приходили деньги. Когда же и этого не было, он занимал и при первом случае возвращал все сполна.
Каменные гостиницы, для которых иногда срывали гору и возили землю в озера, и обширная ограда строились в голодный год, когда пуд муки продавали по 5 руб. асс. Хлеба и у братии было мало; монастырь был набит голодным людом из окрестностей, и в это самое время о. Моисей вел постройки и кормил народ. Народная беда прошла глубоко к его сердцу. Однажды, когда его стали уговаривать оставить стройку в таких тяжких обстоятельствах, от глубокого волнения отверзлись его всегда молчаливые уста, и, обливаясь слезами он ответил: "Эх брат, на что же мы образ-то ангельский носим? Для чего же Христос Спаситель наш душу Свою за нас положил? Зачем же Он слова любви проповедал нам? Для того ли, чтоб мы великое Его слово о любви к ближним повторяли только устами? Что же народу-то с голоду что ли умирать? Ведь он во имя Христово просит… Будем же делать, дондеже Господь не закрыл еще для нас щедрую руку Свою. Он не для того посылает нам Свои дары, чтоб мы их прятали под спуд, а чтоб возвращали в такую тяжелую годину тому же народу, от которого мы их получаем".
Вообще нищелюбие о. Моисея не знало предлов. Он покупал иногда за высшую, чем просили, цену вовсе ненужные вещи только для того, чтоб помочь нуждающемуся продавцу, покупал гнилые припасы, сам и употребляя их в пищу, держал на жалованьи сирот, одних для отпугивания ворон, других для ловли кротов.
При отце Моисее образовался значительный приезд богомольцев в Оптину. Все они встречали самый заботливый прием. Архимандрит сам обходил гостиницы, был радушен и у себя в келлии. Он имел способность говорить со всяким согласно его пониманно и развитию.
Когда кто просил чего-нибудь из обители "на благословение", о. Моисей отдавал лучшее и иногда последнее.
В гостинице не было установлено (как ведется и поныне) платы, но всякому предлагалось класть в кружку по усердию. Один богатый купец спросил настоятеля, не боится ли он, что все не будут платить, а жить даром?
— Не заплатят 99? Бог пошлет сотого, который за всех заплатит, — сказал о. Моисей.
Купец после того стал благодетелем Оптиной.
Значительным пожертвованиям о. Моисей не дивился. Одно семейство, много дававшее Оптиной, пришло жаловаться за что-то на гостиника и упомянуло о своих благодеяниях.
— Мы думали, — отвечал о. Моисей, — что вы благотворили ради Бога и от Него ждете награды, а мы, убогие и неисправные, чем воздадим?
Но не сухостью сердечною отвечал о. Моисей на благотворение искреннее, а горячими молитвами.
При приеме в пустынь о. Моисей не требовал денежного вклада; он любил принимать и хилых, больных, слепых, которые ничем не могли воздать обители.
В отношении братии о. Моисей держал себя необыкновенно мудро. По природе горячий, он совершенно переделал себя и приобрел замечательную кротость. Если же находил на него гнев, он торопился уйти, смирял себя молитвою и возвращался успокоенный. Не любя выказывать власть, он однако не упускал ее из своих рук и держал крепко монастырь.
При чрезвычайной деятельности о. Моисея, в нем не было никакой суетливости; все, казалось, шло само по себе, невидимо руководимое одною волею. Мелочными подробностями при назначены послушаний о. Моисей не стеснял; к неудачам других относился с совершенным спокойствием и покрывал их любовью.
Все замечая, о. Моисей часто отлагал вразумление на долгое время и потом напоминал о проступке; такое вразумление действовало сильно. Прежде чем наставлять монаха, о. Моисей молился за него и всегда вглядывался, спокоен ли тот, с кем он должен говорить.
Помня твердо слово Златоуста: "О исправлении того только должно сомневаться, кто в аде находится с бесами", о. Моисей имел необоримое доверие к совести человеческой. Одного печника, много раз обманывавшего о. Моисея и много раз им прощенного, эконом хотел прогнать. Печник обещал исправиться; у него не было и рубашки на теле, а только кафтан, и о. Моисей жалел его.
— Когда же он исправится, батюшка, — уговаривал эконом, — он известный негодяй!
— Как, — ответил о. Моисей, — человек хочет исправиться, а ты говоришь, что он негодяй! Сам ты негодяй, ступай!
Крутых, строгих мер о. Моисей не употреблял и говорил, что нужно подождать, пока Господь коснется сердца человека. Вообще же о. Моисей приноравливался к характеру и духовной степени каждого.
Получив в жизни великую пользу от чтения духовных книг, о. Моисей любил приобретать их. Из Калуги он много привозил их, выписывал духовные журналы. Прочтя книги, он отдавал их в монастырскую библиотеку.
При о. Моисее Оптина пустынь, под непосредственным руководством старца о. Макария, издала 16 духовноаскетических книг древних подвижников. Эти книги о. Моисей целыми тюками рассылал бесплатно в разные стороны.
Всюду ища пользы духовной, он говорил: "Наше дело сеять; Бог даст, когда-нибудь будут и плоды".
Посылая за сбором на обитель, о. Моисей заповедывал монахам, входя в дом, читать "Отче наш" для смягчения сердец; при переправах через реки советывал призывать на помощь св. Николая Чудотворца.
Так, вникая во все многоразличные отрасли монастырской жизни, совершал о. Моисей свое служение; но главная его заслуга состоит в поддержании в Оптиной старчества.
С любовью приняв в Оптину старцев Леонида и Макария, он и сам преклонил пред ними свою волю, никого без их совета не определял и не постригал, советовался с ними во многом. Обладая сам в высокой степени даром рассуждения, о. Моисей, зная, что руководитель в духовной жизни должен быть один, на всю жизнь воздержался от руководства братии словом, касаясь ее лишь по внешним делам послушания. Мало того, он ото всех и посторонних скрывал свои старческие дарования. И многие, слыша его общеназидательный разговор, не знали, какой высокой духовности перед ними муж. Только однажды, в присутствии о. Макария, пришлось о. Моисею сделать наставление. Исполненная силы речь так и лилась из его уст, и все изумлялись не столько речам его, сколько постоянному его молчанию при таких дарованиях. Таким образом, столь много потрудившись для духовного преуспеяния Оптиной, о. Моисей сумел казаться большинству простым и добрым иноком, способным заботиться лишь о внешних нуждах обители, и утаил то высокое духовное разумение, какое стяжал подвижническою своею жизнью.
В довершение перечня подвигов, понесенных о. Моисеем за время настоятельства, следует сказать, что он вынес одно ничем не заслуженное, тяжкое, соединенное с великими скорбями и многолетнее гонение, и терпел его с неистощимым смирением. Столь же тягостно для отца Моисея было гонение на столь дорогое ему старчество, гонение, прекратившееся, по-видимому, заступничеством митрополита Киевского Филарета.
IV. КЕЛЕЙНАЯ ЖИЗНЬ О. МОИСЕЯ. КОНЧИНА.
Келейная жизнь о. Моисея была постоянным понуждением себя.
Спал он мало, не раздеваясь и вставая едва ли не в полночь. К утрени ходил неопустительно, говоря, что за литургиею приносится за нас бескровная жертва, а в утреню мы сами приносим в жертву свой покой, — также к обедне и вечерне.
У службы стоял прямо, не облокачиваясь, и погружался иногда в такую молитву, что не замечал ничего вокруг. Также иногда, ходя, был так углублен в себя, что не видел и не слышал подходивших к нему, и слезы, орошавшие его лицо, выказывали его настроение. Молитва, которую постоянно творил он, поддерживала его — ею он, горячий нравом, стяжал кротость.
Всякую свободную минуту о. Моисей посвящал чтению, и, когда его отрывали от книги, замечал, где остановился, чтоб, исполнив дело, вернуться вновь к чтению. В трапезу о. Моисей ходил постоянно, и брал пищи понемногу. Дома же ел самое простое, и часто, для смирения себя, испорченное.
Непрестанным наблюдением за собою, о. Моисей приобрел кротость и молчание, и в минуту тревоги углублялся во внутреннюю молитву.
Однажды в Оптиной случился весьма убыточный пожар в гостинице. О. Моисей, зная, что все меры приняты, смотрел спокойно на огонь, который был потушен, когда против него стали с Казанскою иконою. Всегда молчаливый, особенно скрытен был о. Моисей, если кто пытался расспрашивать о его жизни и внутреннем его делании. Тут ничего нельзя было от него узнать. Когда кто говорил о. Моисею о его заслугах, он недоверчиво улыбался. Однажды посетил Оптину один архиерей — и, осмотрев скит, спросил о. Моисея, кто это устроил. О. Моисей уклончиво ответил, что это устроилось постепенно на здешнем месте.
— Я и сам вижу, что на здешнем, но кто именно построил?
— Настоятель с братиею.
— Говорят, что вы все это устроили.
— Я тоже при этом находился…
После таких ответов гость уже более не допытывался.
Говорил о. Моисей медленно, взвешивая каждое слово, и, слушая других творил молитву Иисусову, перебирая четки.
Одевался о. Моисей в простую, но чистую, по званию, одежду.
Подвиги поста и благотворения прикрывал иногда шутливым словом. Один торговец упросил о. Моисея купить бочонок сельдей, которые, по его словам, были прежде вкусные и сорта хорошего, да от жары испортились. Келейник нашел, что селедки вовсе не годятся и что их девать некуда.
— А ему-то, подумай, куда их девать, у нас все разойдутся, — и велел подавать себе к ужину по одной селедке, с хреном — и все их съел. Также иногда делал вразумление в виде шутки.
О. Моисей желал как-то купить для монастыря яблок сорта "добрый крестьянин". Один мужик привез ему много антоновки, и, когда архимандрит спросил про сорт, отвечал.
— Добрый крестьянин, батюшка, добрый крестьянин!
— Добрый-то, добрый, да не Антоном ли его звали? — сказал о. Моисей.
Великую нестяжательность, поражавшую в о. Моисее, развил он в себе смолоду. "Когда я был в Сарове, — промолвился он однажды, — присматривался я к тому, как кто живет и что имеет, и сказал себе: умру с голоду, но никогда в жизни ничего не буду иметь. Вот, и хожу всю жизнь с сумою". Как говорил келейник о. Моисея, он был "большой гонитель на деньги", а богат был, как сам выражался, только нищетою.
Когда, по кончине о. Моисея, открыли ящик, где он держал деньги, нашли один гривенник, застрявший между дном и стенкою.
— Верно батюшка не заметил его, — сказал его брат, о. Антоний, — а то он бы непременно и его истратил.
В 1856 году игумен Исаия приехал в Оптину повидаться с братьями Моисеем, — которого не видал 38 лет, и Антонием. (О. Антоний из Оптиной был взят в настоятели Малоярославецкого монастыря, и потом водворился в Оптиной на покое). В день коронации три брата служили литургию и молебен, представляя великий и трогательный пример.
В 1860 г. о. Моисей был утешен Высочайшим дарованием пустыни 108 дес. леса, весьма ей нужного. Хотя на обители был еще долг в 17 тыс. р., о. Моисей успокаивал себя тем, что принял ее с большим долгом, а теперь много запасов, и тем, что Господь силен пополнить эту нужду, что вскоре по кончине о. Моисея и случилось.
Ряды сверстников о. Моисея редели и редели. В 1860 году преставился о. Макарий, на 6 лет его младший; о. Моисею шел восьмой десяток к концу.
И в этом преклонном возрасте, подавая пример понуждения, о. Моисей отказался от чая по утрам, и стал еще больше заботиться о строжайшем исполнении устава. В то же время, дойдя до глубины смирения, он говорил: "Теперь дознал я, что, действительно, я хуже всех".
15 мая 1868 г., на 81 году, о. Моисей заболел карбункулом на спине, и уже больной ездил в Калугу. Здесь тяжкую скорбь причинил ему донос на него некоторыми из братии. 26-го о. Моисей пришел в устроенную им оптинскую библиотеку, и молча, как бы прощаясь, осмотрел ее. Вскоре к первой болезни присоединилась водяная. О. Моисея приобщали всякий день; он много страдал, но иногда, перемогаясь, подымался, чтоб заняться монастырскими делами. Лежа, он говорил вслух о пользе старчества, благословляя приходивших прощаться с ним иноков; и в болезни понуждал себя и уклонялся от услуг.
6 июня о. Моисей, сохраняя свое имя, постригся в схиму, при чем вид его был чрезвычайно благолепен.
Между тем, при слухе об опасном недуге о. Моисея, со всех сторон стали приезжать, чтоб проститься с ним, и больной оделял всех образками; их роздано было до 4,000. 14-го о. Моисей приказал вынести из комнаты все вещи и поместить пред собою икону Св. Тихона Задонского, стоявшую пред ним до кончины, последовавшей в день тезоименитства этого святителя. 15-го по движению руки умиравшего старца было замечено, что он благословляет отсутствующих. В это самое время, как узнали из полученного впоследствии письма, одно преданное старцу лицо в Петербурге в тонком сне видело, как о. Моисей благословляет поочередно членов его семейства.
16-го июня, в 10 часов утра, при чтении слов евангелия от Матфея: "Приити имать Сын Человеческий… и тогда воздаст комуждо по делам его" — о. Моисей тихо отошел.
О. Моисей погребен в Казанском храме Оптиной пустыни. С ним рядом лежит его брат, игумен Антоний. Над их общей могилой устроено богатое мраморное надгробие, иждивением г-жи Небольсиной, которой о. Моисей дал первый совет о принятии православия, и старанием оптинского постриженника (ныне архиепископа Варшавского) Ювеналия Половцова, которому принадлежит прекрасный труд жизнеописания о. Моисея, послуживший руководством при составлении настоящего очерка.