Онъ не долго знакомился съ Петербургомъ и былъ невнимателенъ. Все время стояла передъ нимъ мысль о странномъ положеніи Натальи Валентиновны въ домѣ дяди.
Онъ думалъ, что застанетъ здѣсь шумное веселое общество, ее въ центрѣ большого оживленнаго интереснаго кружка. Онъ скорѣй боялся, что найдетъ въ домѣ дяди слишкомъ разнообразное общество, въ которомъ онъ потеряется.
Въ южномъ городѣ кругъ ея знакомыхъ былъ не великъ, но зато все это были дѣйствительно интересные люди. Въ ихъ числѣ былъ и дядя. А теперь она какъ будто лишена даже и его общества. Значитъ, это что-то вродѣ самопожертвованія.
Не больше часу онъ ходилъ по улицамъ и почти ничего не замѣтилъ. Ему представлялась Наталья Валентиновна, жаждущая, чтобы съ нею поговорили. Это было до такой степени несуразное представленіе, что онъ даже какъ-то растерялся. Онъ поспѣшилъ вернуться въ казенную квартиру. Съ Натальей Валентиновной они болтали цѣлый день. Но она все только распрашивала его о южномъ городѣ, сама же была чрезвычайно скупа относительно того, что касалось ея.
Послѣ шести часовъ оба они стали нетерпѣливо посматривать на дверь. Прошло полчаса. Послышались мягкіе шаги по ковру. Кто-то приблизился къ двери. Володя поднялся, совершенно увѣренный, что увидитъ дядю, но вошелъ Корещенскій.
— Ба, воскликнулъ онъ, цѣлуя руку Наталья Валентиновны. Южное солнышко! Какимъ образомъ, зачѣмъ и на долго-ли?
Онъ прибавилъ, обратившись къ Натальѣ Валентиновнѣ:- Если не прогоните, сегодня у васъ обѣдаю. Мнѣ просто надоѣло обѣдать въ ресторанѣ.
— А вы до сихъ поръ не устроились? — спросила Наталья Валентиновна.
— И не думалъ. Да гдѣ же? Минуты свободной нѣтъ. Я забылъ, какъ зовутъ моихъ дочерей.
Корещенскій, какъ поселился въ гостинницѣ, когда пріѣхалъ въ Петербургъ, такъ и остался тамъ. Онъ нисколько не преувеличивалъ, что ему некогда устроиться. Ему тоже была отведена казенная квартира, но устройство ея потребовало-бы заботъ и времени. Надо было пріобрѣтать обстановку, обзаводиться прислугой. Онъ-же съ утра до вечера былъ поглощенъ «государственными обязанностями».
Поэтому онъ сидѣлъ въ гостинницѣ и питался ресторанной пищей, да и то въ высшей степени не аккуратно.
Володя смотрѣлъ на него и дивился. Этотъ крѣпкій человѣкъ, прежде обладавшій розовыми щеками, теперь казался какимъ-то хилымъ, замореннымъ. Очевидно, онъ испортилъ себѣ желудокъ неправильнымъ образомъ жизни.
— Да, батенька, — говорилъ Корещенскій, — это не то, что ѣздитъ на земскихъ по уѣздамъ, охотясь за статистическими данными… Тамъ воздухъ, тамъ жизнь, а тутъ… Я еще не знаю, право, что собственно тутъ… Но много бумаги, много пыли…
— Вы, кажется, разочаровались, Алексѣй Алексѣевичъ? спросилъ Володя.
— Въ личныхъ удобствахъ — да… Но въ дѣлахъ… Какъ бы это вамъ сказать?.. Ихъ у меня непочатый край…
— И вы недовольны?
— Этого еще не знаю… Можете себѣ представить, я никакъ не могу собраться сконцентрировать свои мысли и рѣшить вопросъ: принесу я пользу или вредъ? Левъ Александровичъ говоритъ, что пользу, но я ему не вѣрю. У меня одна работа такъ быстро смѣняется другой, что я дѣлаю ихъ почти механически. Я подобенъ молоту, который куетъ желѣзо, не вѣдая, послужитъ ли оно для колеса рабочей телѣги или крюкомъ для висѣлицы.
— А дядя скоро пріѣдетъ?
— Долженъ быть сейчасъ. Мы разстались съ нимъ въ министерствѣ, но онъ еще куда-то хотѣлъ заѣхать на минутку. Ну, разскажите-же, ясное солнышко, что у васъ тамъ дѣлается? Слышалъ про генеральные аресты… И, кажется, не шуточные… По нашимъ свѣдѣніямъ, по крайней мѣрѣ… Вотъ если бъ я былъ тамъ, можетъ быть, и меня прихватили бы… Что подѣлываетъ нашъ милый эстетъ… Максимъ Павловичъ Зигзаговъ?
— О немъ разскажу, когда дядя пріѣдетъ.
— А вотъ я слышу шаги его высокопревосходительства, — сказалъ Корещенскій, прислушиваясь къ шагамъ въ гостинной.
И въ самомъ дѣлѣ вошелъ Левъ Александровичъ. При видѣ Володи, онъ не выказалъ изумленія. Онъ быть уже предупрежденъ. Лизавета Александровна встрѣтила его въ передней и успѣла сообщить ему не только о пріѣздѣ Володи, jho кой-что и о Зигзаговѣ.
Онъ привѣтливо поздоровался съ Володей и, цѣлуя Наталью Валентиновну, заявилъ, что очень голоденъ.
— Ждемъ васъ, Левъ Александровичъ, чтобы услышать вѣсти о нашемъ общемъ другѣ Максимѣ Павловичѣ.- сказалъ Корещенскій. — Безъ васъ Володя не хочетъ разсказывать.
— Это онъ намъ разскажетъ послѣ обѣда, — промолвилъ Левъ Александровичъ. — Я догадываюсь, что вѣсти эти способны испортить аппетитъ.
— Какъ? ты уже догадался? Или, можетъ быть, зналъ? спросила Наталья Валентиновна.
— Конечно, это дѣло для меня не ново…
— Неужели же ты до сихъ поръ ничего не сдѣлалъ?
— Послѣ объясню, милый другъ, послѣ обѣда. А теперь я выдвигаю на первую очередь мой аппетитъ.
— Аппетитъ министра, — сказалъ Корещенскій.
— Надѣюсь, и товарища?..
— Мой аппетитъ болѣе теоретическій или, такъ сказать, отвлеченный… Ресторанные обѣды вселили въ меня скептицизмъ по отношенію къ пищѣ.
— Другими словами, вы нажили себѣ катарръ желудка! сказалъ Володя.
— Человѣкъ долженъ жертвовать своимъ желудкомъ на общую пользу.
— Да, конечно, если общая польза доказана.
Наталья Валентиновна поднялась. — Пойдемте, господа, обѣдъ навѣрно готовъ.
Корещенскій внялъ Володю на талію и повелъ его впередъ. Левъ Александровичъ на минуту задержался. Онъ подошелъ къ Натальѣ Валентиновнѣ.
— Я страдаю отъ того, что рѣдко вижу тебя, Наташа, — сказалъ онъ, нѣжно взявъ ее за руку. — Вотъ придетъ лѣто, я возьму отпускъ и мы поѣдемъ за границу… Но мнѣ хотѣлось бы, чтобы къ тому времени ты не носила фамилію господина Мигурскаго.
— Тебѣ этого хочется? — спросила Наталья Валентиновна и съ великимъ изумленіемъ посмотрѣла на него. Это она слышала отъ него въ первый разъ.
— Да… Мы поговоримъ съ тобой объ этомъ подробно. Пойдемъ въ столовую.
За обѣдомъ разговоръ сосредоточился за южномъ городѣ и на тѣхъ новостяхъ, которыя привезъ Володя. Но ни словомъ не касались Зигзагова. Какъ только дѣло подходило къ нему, Левъ Александровичъ быстро мѣнялъ тему и перескакивалъ на что нибудь другое.
— Почему это онъ? — думала Наталья Валентиновна и ей казалось, что она понимаетъ это: онъ не хочетъ говорить объ этомъ при Лизѣ, взгляды которой на этотъ счетъ ему хорошо извѣстны. Такъ объяснила она себѣ это.
Послѣ обѣда у Льва Александровича былъ свободный часъ. Онъ взялъ Володю подъ руку и сказалъ. — Ну, мы съ тобой, милый племянникъ, на четверть часа удалимся ко мнѣ въ кабинетъ. Алексѣй Алексѣевичъ не уйдетъ безъ меня. Ты займи его, Наташа. Не больше четверти часа.
И онъ увелъ 'Володю въ кабинетъ. Это тоже показалось Натальѣ Валентиновнѣ страннымъ. Почему онъ не хотѣлъ говорить о Зигзаговѣ при ней и Корещенскомъ? Казалось бы, дѣло, касавшееся общаго друга, слѣдовало бы и обсудитъ вмѣстѣ.
Всѣ эти «тонкіе штрихи» въ связи съ неожиданнымъ заявленіемъ Льва Александровича о фамиліи господина Мигурскаго слегка энервировали ее, и Корещенскій замѣтилъ, что она не совсѣмъ такая спокойная и выдержанная, какъ бывала всегда.
А въ кабинетѣ произошелъ разговоръ.
— Ну, разсказывай, — говорилъ племяннику Левъ Александровичъ:- и съ перваго же момента учись быть краткимъ. Мы здѣсь страшно дорожимъ временемъ. Максимъ Павловичъ арестованъ. Это я знаю. У него въ квартирѣ нашли много компрометирующихъ бумагъ, это тоже мнѣ извѣстно. Надъ нимъ виситъ довольно тяжкое обвиненіе. И это знаю.
— Значитъ, вы все знаете, дядя.
— Да, конечно. Здѣсь извѣстно, что онъ былъ мнѣ близокъ и, само собой разумѣется, мнѣ сейчасъ же приподнесли это. И при этомъ смотрѣли мнѣ въ лицо, чтобы видѣть его выраженіе. Но на моемъ лицѣ не было никакого выраженія. Что же дальше?
— Дальше, дядя, ничего. Я надѣюсь, какъ и всѣ его друзья, что вы облегчите его участь.
— Какимъ образомъ я могу это сдѣлать?
— Вамъ это лучше извѣстно, дядя.
— Едва-ли. Я знаю только, что я могъ бы на этомъ дѣлѣ ухудшитъ свое положеніе, но не знаю, какъ могъ бы облегчить его.
— Какъ ухудшить свое положеніе?
— Да вѣдь я же тебѣ сказалъ, что, докладывая мнѣ о дѣлѣ Зигзагова, смотрѣли мнѣ въ лицо. Въ этомъ вся суть. Но во всякомъ случаѣ мы объ этомъ подумаемъ съ Корещенскимъ. Вотъ пока все, что могу тебѣ сказать. А теперь пойдемъ туда. Я, милый мой, дорожу каждымъ получасомъ, когда могу видѣть Наташу. Вѣдь ты у насъ будешь жить? Хочешь работать? Служить? Отлично. Это мы устроимъ. Была бы охота работать.
Эти послѣднія слова онъ говорилъ, взявъ его за локоть и ведя въ будуаръ Натальи Валентиновны. Скоро они были тамъ и Наталья Валентановна видѣла, что у Володи лицо какое-то растерянное.
Времени у Льва Александровича и Корещенскаго оставалось еще съ полчаса. Балтовъ былъ очень оживленъ и какъ-то подѣтски веселъ. Глядя на него, казалось, что это какой-то беззаботный весельчакъ. Онъ говорилъ глупости и звонко смѣялся.
— Я никогда не видѣла тебя такимъ веселымъ, — сказала Наталья Валентиновна. — Развѣ у тебя случилось что-нибудь особенно пріятное?
— Да, вотъ, именно то, что я сижу дома съ тобой и съ Володей и съ Алексѣемъ Алексѣевичемъ, какъ съ моимъ гостемъ, а не какъ съ «товарищемъ». Только это. Это меня возбуждаетъ и опьяняетъ. А то вѣдь я все «засѣдаю» и исполняю обязанности. Вѣдь мы тамъ говоримъ не своимъ языкомъ и даже не своимъ голосомъ, и настроеніе наше какое-то казенно-дѣловое. И не думай, что мы ломаемся. Избави Вотъ, я далекъ отъ этого. Но просто такъ само собой выходитъ. Опускаясь на дно морское, напрасно мы будемъ мечтать дышать непосредственно кислородомъ. И рыбы научились отлично это дѣлать… У нихъ вмѣсто легкихъ образовались жабры. Вотъ, Володя станетъ у насъ служитъ и всему этому научится и все это познаетъ.
— Но, дядя, я не хочу, чтобы у меня образовались жабры.
— Тѣмъ лучше для тебя, если ты съумѣешь обойтись безъ этого.
Показаніе часовъ, стоявшихъ на каминѣ, вдругъ взволновало Льва Александровича. Онъ началъ торопиться.
— Ѣдемъ, Алексѣй Алексѣевичъ. Сегодня мы вмѣстѣ съ Алексѣемъ Алексѣевичемъ даемъ сраженіе. Потребовалась мобилизація всѣхъ силъ. Мы всегда даемъ сраженіе.
— Побѣдоносно?
— До сихъ поръ всегда побѣждали.
— Но, дядя, я хочу задатъ вамъ одинъ вопросъ: какое удовольствіе доставляетъ такая жизнь?
— Удовольствіе побѣды, мой другъ.
— Значитъ, спортъ?
— Непремѣнно. Въ работѣ долженъ быть спортъ. Если все дѣло сводится къ полученію жалованья и наградъ, то дѣло становится мертвымъ. Всякая маленькая побѣда доставляетъ удовольствіе, но предвкушеніе большой, генеральной, окончательной побѣды постоянно держитъ меня въ возбужденіи, заставляетъ жертвовать всѣми своими индивидуальными благами. У меня служащіе всѣ спортсмены. Они постоянно стараются обогнать другъ друга, побить служебный рекордъ. Ну, ѣдемъ, ѣдемъ, Алексѣй Алексѣевичъ. Въ сегодняшней коммиссіи насъ ожидаетъ сплоченная стѣна враговъ. Мы должны обрушить на нихъ всѣ свои силы. Но я надѣюсь вернуться раньше полуночи.
Они уѣхали. Наталья Валентиновна и Володя остались вдвоемъ. Лизавета Александровна не выходила. Но Наталья Валентиновна привыкла всюду чувствовать ея присутствіе. Въ особенности будуаръ ея былъ на подозрѣніи. Поэтому она сейчасъ же поднялась и сказала Володѣ.
— Перейдемте въ гостиную, тамъ больше воздуха.
И они перешли въ гостиную. Тутъ Наталья Валентиновна пошла по очереди ко всѣмъ дверямъ и растворила ихъ настежъ.
— Это самое лучшее средство: растворить всѣ двери и говорить громко. Вы, Володя, говорили съ дядей о Максимѣ Павловичѣ?
— Да, именно объ этомъ мы и говорили. Но оказалось, что дядя, все зналъ.
— Неужели? А мнѣ не сказалъ. Должно быть, за кучей дѣлъ, забылъ.
— Конечно, у него столько дѣла.
— Значитъ, онъ самъ уже думалъ объ этомъ?
— По всей вѣроятности. Но дядя думаетъ совсѣмъ не такъ, какъ я ожидалъ. Кажется, онъ не находилъ возможнымъ сдѣлать что-нибудь для Максима Павловича.
— Неужели?
— Да, насколько я могу судитъ… Вотъ его фраза: «Не знаю, насколько я могъ бы улучшить положеніе Зигзагова, но знаю, что могу ухудшить свое». А вотъ другая, въ которой заключались всѣ надежды: «мы объ этомъ подумаемъ съ Алексѣемъ Алексѣевичемъ». Отсюда вывожу, что они объ этомъ еще не думали.
— Вы меня огорчаете, Володя. Вы точно привезли съ собой съ юга огорченіе.
— Да, кажется, даже въ буквальномъ смыслѣ. Я, можетъ быть, огорчу васъ еще больше однимъ сообщеніемъ. Мнѣ не хотѣлось говорить вамъ это, но въ сущности, я не имѣю права не сказать.
— Если меня касается…
— Очень. Видите-ли, со мной ѣхалъ сюда докторъ Мигурскій.
— Онъ здѣсь?
— Да, онъ доѣхалъ до самаго Петербурга.
— Вы съ нимъ встрѣтились?
— Я, вѣдь, незнакомъ съ нимъ, но знаю его очень хорошо. Мы ѣхали въ разнихъ вагонахъ и даже въ разныхъ классахъ. Онъ въ первомъ, я во второмъ. Но что это былъ онъ, это достовѣрно, я ручаюсь. Я даже видѣлъ, какъ онъ сѣлъ въ омнибусъ гостинницы Англія и поѣхалъ.
— Это странно, — говорила Наталья Валентиновна, поднявшись съ мѣста и прохаживаясь по комнатѣ. — Очень это странно!
— Что тутъ страннаго, Наталья Валентиновна? Это можетъ даже не касаться васъ. У него могутъ быть свои дѣла.
— Конечно, могутъ быть… Но странно совпаденіе.
— Совпаденіе?
— Нѣтъ, Володя, я мыслю вслухъ. Могу только сказать, что это мнѣ непріятно.
— Вы навѣрно не встрѣтитесь съ нимъ, а предпринимать какіе-нибудь враждебные шаги онъ не посмѣетъ. Вѣдь, онъ, кажется, трусъ и положеніе Льва Александровича вполнѣ гарантируетъ отъ этого.
— Говорите мнѣ о чемъ-нибудь другомъ, Володя. Я не хочу сосредоточиваться на этомъ. Говорите, я буду слушать.
— Извольте. Я разскажу вамъ исторію моей любви.
— О, это будетъ очень занимательно.
— Да, занимательно именно своей необыкновенной обыкновенностью.
И онъ разсказалъ эту несложную исторію, въ которой дѣйствительно все было такъ, какъ бываетъ во всѣхъ любовныхъ исторіяхъ. Дѣвушка въ семьѣ. Безотчетное влеченіе, свиданія, исканіе, вплоть до вопроса о женитьбѣ. И вотъ, когда этотъ вопросъ поставленъ былъ ребромъ, Володя почувствовалъ какъ бы ужасъ передъ надвигающимся ураганомъ и пошелъ на попятный.
Наталья Валентиновна слушала его не слишкомъ внимательно, но все-таки поняла все и смѣялась такому постыдному концу.
Но пріѣздъ Мигурскаго сильно обезпокоилъ ее. Она сопоставляла это обстоятельство съ сегодняшнимъ мимолетнымъ разговоромъ передъ обѣдомъ. Неужели тутъ есть связь? Почему Левъ Александровичъ, никогда не думавшій объ этомъ, именно сегодня, имѣя въ своемъ распоряженіи буквально полминуты, счелъ необходимымъ заговорить объ этомъ. Ей казалось, что пріѣздъ Мигурскаго не случайный и это тѣмъ болѣе безпокоило ее. Неужели были предприняты какіе-нибудь шаги?
И она съ нетерпѣніемъ ждала часа, когда возвратится Левъ Александровичъ.
Когда Лизавета Александровна прислала узнать, въ которомъ часу будутъ пить чай, то она отвѣтила, что, тамъ какъ сегодня Левъ Александровичъ пріѣдетъ до полуночи, то подождутъ его.
И онъ вернулся въ одиннадцать часовъ — возбужденный, оживленный и съ полчаса говорилъ о томъ, что происходило въ засѣданіи. Онъ какъ бы не могъ сразу отрѣшиться отъ происходившаго тамъ и продолжалъ еще жить той борьбой, изъ которой сейчасъ вышелъ побѣдителемъ.
— Хотѣлъ пріѣхать со мной Корещенскій, но я его отвезъ домой и строго внушилъ ему, чтобы онъ сейчасъ же легъ спать. Онъ спитъ по три часа въ сутки. А сегодня есть возможность выспаться.
— Ты тоже слишкомъ мало спишь, Левъ, — сказала Лизавета Александровна.
— Я отдыхаю иначе. Для меня отдыхъ — быть дома и слушать простые и милые человѣческіе голоса.
Послѣ чаю скоро разошлись. Наталья Валентиновна слегка, даже нарочно, хотя и незамѣтно, поторопила Володю уйти въ приготовленную ему комнату и лечь спать. Ей хотѣлось поговорить съ Львомъ Александровичемъ сегодня же…