Политика «невмешательства» демократических правительств Европы (1935–1937 гг.)
Политика «изоляционизма» и нейтралитета. Большую услугу поджигателям войны оказывали не только «умиротворители», но и «изоляционисты», стремившиеся уклониться от вмешательства в конфликты, возникавшие между другими странами. Английские изоляционисты заявляли, что Англия — страна не европейская и что она не имеет общих интересов с государствами континента. Провозвестник этой доктрины Эмери доказывал, что «англичанин не может стать европейским патриотом, какими являются и французы и немцы; он не может себя посвятить европейской идее». «Политика, которой мы должны следовать по отношению к Европе, — писал Эмери, — может быть резюмирована следующим образом: обособление от европейских дел. Нужна лишь одна оговорка… а именно, что мы не можем пассивно отнестись к агрессивным операциям, которые происходили бы на близком расстоянии по воздуху от Дувра». Рост воздушной опасности, пояснял Эмери, заставляет англичан принимать меры обороны; однако это не означает, что Англия «должна ввязываться в каждую ссору. А между тем это является практическим выводом из так называемого принципа коллективной защиты мира».
Такую же позицию отстаивали сторонники изоляционизма и в Соединённых штатах Америки. Приверженцы этой доктрины преобладали в американских политических кругах. Лишь немногие государственные деятели, как президент США Рузвельт, понимали всю опасность фашистской агрессии для свободолюбивых народов мира. В 1935 г. в США был принят «закон о нейтралитете». Этим законом воспрещался экспорт оружия, боеприпасов или военного снаряжения для воющих стран или даже для нейтральных государств, которые могли бы передать это вооружение воюющим сторонам. Президенту предоставлялось право решать, не годится ли та или другая сторона в «состоянии войны», если даже война официально ею и не объявлена. Рузвельту пришлось поставить этот вопрос в отношении Италии и Абиссинии. Он признал их находящимися «в состоянии войны») и предложил применить закон о нейтралитете. Впрочем, насколько было возможно, Рузвельт использовал новый закон против Италии. В частности он официально предостерегал американских граждан против путешествий на судах воюющих стран. Фактически это означало — па судах Италии, ибо Абиссиния никакого флота не имела,
В феврале 1936 г., наперекор Рузвельту, американский Конгресс внёс в закон о нейтралитете некоторые существенные поправки и продлил срок его действия. Запрещение продажи, военного снаряжения воюющим сторонам было вновь подтверждено. Запрещалась перевозка военных грузов на американских судах во время войны. Американским гражданам не разрешалось совершать путешествия на кораблях воюющих стран. Однако, исходя из доктрины Монро «Америка для американцев», Конгресс постановил, что закон о нейтралитете не применяется к американским республикам в случае их войны с неамериканскими государствами.
Шесть лет спустя, оценивая результаты политики нейтралитета, официальный представитель правительства Соединённых штатов Америки, заместитель государственного секретаря Уэллес, вынужден был признать её ошибочной и вредной, «После прошлой мировой войны, — говорил Уэллес, — народу США была предоставлена возможность взять на себя долю ответственности за сохранение всеобщего мира путём участия в международной организации, созданной с целью предотвратить и не допустить возникновения войны. Народ США отказался от такой возможности… Мы были слепы к тому, что составляло наш собственный бесспорный интерес. Поэтому мы и не подумали, что, принимая на себя некоторую долю ответственности за сохранение мирового порядка с непосредственными обязательствами, какие, возможно, требовались, мы обеспечили бы нашему народу сохранение демократических идеалов и избавили бы наших детей и внуков от тех же самых жертв, какие вынуждены были принести их отцы… Наши лидеры и огромное большинство нашего народа в годы после первой мировой войны намеренно вернулись к провинциальной политике, характерной для прежних времён, полагая, что, поскольку такая политика была хороша в прошлом, она может сослужить свою службу и в новом, изменившемся мире. В настоящее время… мы пожинаем горькие плоды нашей собственной близорукости…».
Подготовка отказа Германии от Локарнских соглашений. Не встречая противодействия со стороны сильнейших держав Западной Европы, пользуясь благоприятно сложившейся обстановкой невмешательства и нейтралитета, поджигатели войны спешили устранить последние препятствия, мешавшие осуществлению их замыслов. Одним из таких препятствий являлись для Германии Локарнские соглашения; их условия не допускали вооружения её западных границ, необходимого для осуществления захватнических планов Гитлера на Востоке. Имея за собой неукреплённую я демилитаризованную долину Рейна, германские армии не могли бы беспрепятственно двинуться против Австрии, Чехословакии, Польши или СССР. Очередной задачей гитлеровской дипломатии явилось поэтому создание военного барьера на Рейне как средства обеспечить германский тыл. Конечно, это прямое нарушение локарнских обязательств создавало непосредственную угрозу безопасности Франции. Всё же правительство Гитлера было убеждено, что ни Болдуин, ни Сарро с Фланденом, ни тем более Муссолини не окажут серьёзного противодействия осуществлению германского плана. Между прочим в Берлине учитывалось и несочувствие англичан франко-советскому пакту. Тем удобнее было избрать для маскировки замышляемого нарушения локарнских обязательств тот предлог, что франко-советский пакт якобы с ними несовместим. 21 февраля 1936 г., принимая французского журналиста де Жувенеля, Гитлер заверял своего собеседника, что Германия готова пойти на сближение с Францией. Однако этому препятствует франко-советский договор. «Этот достойный сожаления пакт, — говорил Гитлер, — создаёт новое положение. Понимаете ли вы, французы, что вы делаете? Вы даёте себя вовлечь в дипломатическую игру такого государства, которое ничего иного не хочет, как столкнуть друг с другом крупные европейские народы, чтобы извлечь из этого пользу для себя одного ».
В действительности, как видно из бесед американского посла Додда с немецкими дипломатами, представители германского правительства не придавали франко-советскому пакту, серьёзного значения. 29 февраля 1936 г. в разговоре с Нейратом Додд затронул вопрос о возможности возвращения Германии в Лигу наций. Нейрат заявил, что Германия может вернуться в Лигу, но лишь при условии, что западные державы возвратят ей колонии, не будут возражать против занятия германскими войсками демилитаризованной Рейнской области и пойдут на некоторые уступки в отношении паритет; военно-морских сил. «Он решительно настаивал на возвращена колоний, — записывает Додд, — и заявил, что по вопросу о Рейнской зоне можно начать дипломатические переговоры, что франко-русский пакт не имеет серьёзного значения и что Англия получила согласие Германии участвовать в переговорах о морском договоре, которые должны начаться в Лондоне».
Рассчитывало правительство Гитлера и на поддержку со стороны английских профашистских кругов. С 30 января по 4 февраля 1936 г. один из влиятельных сторонников сближения с Германией, маркиз Лондондерри, посетил Герпнга и Гитлера. Принимая этого гостя в своём охотничьем замке, Геринг доказывал ему неизбежность германской экспансии на Восток и необходимость немедленного укрепления Рейнской области. В свою очередь и Гитлер убеждал Лондондерри, что «Москву нужно подвергнуть карантину». По возвращении в Лондон Лондондерри послал через Риббентропа письмо с выражением благодарности за радушный приём. При этом он намекал, что информация о пожеланиях германского правительства встречена благоприятно английским общественным мнением, хотя при наличии противоречивых взглядов «бывает трудно правильно определить истинное общественное мнение ».
Гитлер знал, что и во Франции его готовы поддержать профашистские круги. Ему было известно, что в заседании Совета министров был поставлен вопрос о намерении Германии оккупировать Рейнскую область и порвать с Локарнским пактом. По этому поводу «неосоциалист» Деа, один из активнейших фашистов в Парламенте, а затем в кабинете Сарро, заявил, что вопрос о ремилитаризации Рейнской области не стоит крови хотя бы одного французского солдата, тем более, что эта область в конце концов принадлежит Германии.
Осенью и зимой 1935 г. фашистский агент Отто Абец беседовал в Париже с рядом французских политических деятелей и с представителями промышленного и финансового мира. Его заверяли, что правительство не окажет противодействия ремилитаризации Рейнской области. Такую позицию занимал и французский посол в Берлине Франсуа Понсэ. По свидетельству Андрэ Симона, «некий французский дипломат на завтраке во французском посольстве, в присутствии высоких особ с Вильгельмштрассе, заявил, что война не популярна во Франции и что нынешнее правительство не сможет поднять общественное мнение Франции против ремилитаризации Рейнской области».
6 марта 1936 г. на заседании германского кабинета подвергнут был обсуждению вопрос об отказе от Локарнскиг соглашений. Нейрат, Шахт и Бломберг выступили с возражениями против оккупации Рейнской области: по соображениям дидломатическим, финансовым и стратегическим это мероприятие представлялось им рискованным. Военный министр Бломберг откровенно предупреждал, что немецкая армия ещё не готова для оказания сопротивления французам, если их войска вступят в Рейнскую область. Но Гитлер заявил, что нужно рискнуть. Между прочим его обнадёживали обстоятельства, при которых произошла ратификация франко-советского договора французской Палатой депутатов. 27 февраля 1936 г. Против ратификации голосовали 164 депутата; 100 депутатов воздержались от голосования; за ратификацию подали голос 353 депутата. Это означало, что около половины членов Палаты отказывалось от договора о взаимопомощи не только с СССР, но и с Чехословакией, защиту которой против германского агрессора невозможно было обеспечить без участия Советского Союза. Это означало также, что значительная часть Палаты высказывается за фактический разрыв Франции с её друзьями, за ликвидацию старой системы военных союзов, т. е. за сдачу всех тех позиций международной обороны Франции, которые после войны старалась укрепить французская дипломатия.
7 марта 1936 г. в германское Министерство иностранных дел были приглашены послы Англии, Франции, Бельгии и Италии. Здесь Нейрат передал им меморандум германского правительства, который гласил: «В интересах естественного права народа защищать свои границы и сохранять свои средства обороны германское правительство восстановило с сегодняшнего дня полную и неограниченную суверенность империи в демилитаризованной зоне Рейнской области». Ознакомив послов с содержанием меморандума германского правительства, Нейрат сообщил им об отказе от Локарнских соглашений и о занятии Рейнской зоны германскими войсками.
Оккупация германскими войсками Рейнской зоны (7 марта 1936 г.). В тот же день, 7 марта, германские войска вступили в Рейнскую область. Одновременно опубликован был меморандум германского правительства, где доказывалось, что первой нарушила локарнские обязательства Франция, заключив договор с Советским Союзом.
Отсюда делался вывод, что локарнско-рейнский пакт «практически прекратил своё существование». Поэтому германское правительство и решило восстановить свой полный и неограниченный суверенитет в демилитаризованной зоне Рейнской области.
Меморандум заявлял, что германское правительство готово заключить пакт о ненападении между Францией, Бельгией и Германией сроком на 25 лет; согласно оно и на заключение с западными державами воздушного пакта. Германия может даже вернуться в Лигу наций, «если вопросы о колониальном равенстве и об отделении пакта Лиги наций от Версальского договора станут предметом дружественных переговоров».
В этот же день состоялось торжественное заседание Рейхстага. Здесь Гитлер заявил о занятии Рейнской области германскими войсками, повторив те же объяснения, которые изложены были в правительственном меморандуме.
«Всё было обставлено, как великое событие, — записал Додд 7 марта. — Гитлер обратился по радио ко всей Германии и ко всему миру. Речь его продолжалась полтора часа. Мне казалось совершенно непоследовательным говорить о всеобщем мире и 14 пунктах Вильсона, а затем в течение 15 минут поносить франко-русский пакт, основная цель которого — оборона против агрессия. Такие же выпады делались и по адресу Чехословакии. Между тем всякому ясно, что эта маленькая страна, которая насчитывает всего 14 миллионов населения, никогда не нападёт на Германию… Мне казалось, — добавляет Додд, — что Германия и Италия действуют совместно. Если моё предположение правильно, то это доставит Франции много неприятностей».
Вступление германских войск в Рейнскую зону и речь Гитлера вызвали переполох в дипломатических кругах. Казалось, война неминуема. Больше всего споров вызывал в кругах иностранных дипломатов вопрос о том, решатся ли Англия и Франция применить санкции против Германии.
В один из таких напряжённых дней, 14 марта 1936 г., Додд записал: «Мне сообщили, что Гитлер целый день совещался с членами кабинета и другими руководителями. Сэр Эрик Фиппс встретился с Нейратом и сообщил ему мнение Англии о том, что нужно сделать Германии, чтобы избежать возможной войны… После этого фон Нейрат долго советовался с фюрером. Чувствуется большая напряжённость».
Утром 7 марта собрался и французский кабинет. После заседания Фланден принял послов Англии, Италии и Бельгии, Вечером кабинет снова собрался на совещание вместе с генеральным штабом. На заседании Жорж Мандель выступил с требованием немедленной мобилизации. Деа, Фланден и большинство министров возражали против этого предложения. Было решено потребовать созыва чрезвычайной сессии Совета Лиги наций и совещания держав, гарантировавших Локарнские соглашения.
Отрядам, вступившим в Рейнскую зону, немецкое командование приказало: если здесь появятся французские войска, боя не принимать и немедленно отступить на свою территорию.
Намерения Гитлера занять Рейнскую зону встречали возражения среди части германской военщины. Об этом рассказывал Женевьеве Табуи один из хорошо осведомлённых дипломатов, аккредитованных в Берлине: «Гитлер имел ужаснтю стычку со своими генералами. Германские войска плохо вооружены, и у них есть приказ отступить при первом признаке сопротивления со стороны Франции. Гитлер уверен, что Франция не будет действовать. Он поставил всё на карту. Если Франция окажет сопротивление, это будет означать его личный крах и коней нацизма».
Расчёт Гитлера оказался верен: правительство Сарро — Фландена бездействовало. «Париж был охвачен паникой, — вспоминает Женевьева Табуи. — Каждый спрашивал: «Будет ли мобилизация?» И этот вопрос часто повторялся в течение следующих трёх дней, — дней, тянувшихся, как годы, дней, полных агонии и сомнений по поводу того, какую позицию займёт наше правительство по отношению к Германию).
Выступая по радио от имени французского правительства, премьер-министр Сарро заявил, что «Франция не может допустить, чтобы Страсбург был под угрозой германских пушек». «Нет больше мира в Европе! — патетически восклицал Сарро. — Нет международных отношений, если такой образ действий входит в практику!.. Французское правительство твёрдо решило не вступать в переговоры под угрозой насилия. Я заявляю от имени французского правительства, что мы намерены отстаивать основные гарантии французской и бельгийской безопасности, данные английским и итальянским правительствам (т, е. Локарнский договор), через Совет Лиги наций».
Коммюнике о заседании французского Совета министров сообщало, что германский меморандум признан неприемлемым и что создавшееся положение будет обсуждено Советом Лиги наций и совещанием держав, подписавших Локарнские соглашения. Министры военный, морской и авиации получили полномочия принять «требуемые обстоятельствами меры».
Отозвалась на оккупацию Рейнской области и английская Палата общин.
Болдуин и Идеи выступили с осуждением одностороннего отказа Германии от обязательств Локарнского пакта. Однако, по мнению английского правительства, шаг, совершённый Германией, не представляет по существу военных действий я не грозит вызвать вооружённый конфликт. Сама Германия заявляет, что «неизменно стремится к подлинному умиротворен!! Европы и готова заключить пакт о ненападении с Францией Бельгией». Нужно было бы лишь предварительно договориться с другими участниками Локарнского соглашения. Что касается франко-советского пакта, то, если бы германское правительство обратилось по этому поводу к соответствующим правительствам, весь вопрос можно было бы урегулировать путём дипломатических переговоров.
Представитель профашистских кругов лорд Астор предостерегал английское правительство от действий, «равносильных превентивной борьбе против Германии». Ссылаясь на письмо, якобы полученное им от Гитлера, Астор настаивал на необходимости помочь главе национал-социалистского правительства «спасти Германию и Европу от коммунистической революции». Другой сторонник Гитлера, лорд Лотиан, выступил с резкой критикой франко-советского пакта; по его мнению, такие пакты о взаимопомощи являются не чем иным, как окружением Германии.
Против этого утверждения решительно выступил Черчилль, «Говорят об окружении Германии, — возмущённо заявил он, — но это окружение не Германии, а потенциального агрессора. Если агрессором будем мы, то пусть это окружение будет направлено против нас. Если агрессором будет Франция, то она будет окружена таким же образом. Первое, что нам нужно, — это пакты о взаимной помощи».
Дискуссия вокруг нарушения Локарнского пакта. 10 марта 1936 г. представители Англии Иден и Галифакс, Бельгии — Ван-Зееланд и Италии — Черутти встретились в Париже с Сарро и Фланденом. Французское правительство требовало немедленного вывода германских войск из Рейнской зоны. В случае отказа Германии оно предлагало применить к ней санкции. Но Идеи и Галифакс имели указание добиваться предварительных переговоров с Германией, 11 марта 1936 г. Идея официально предложил германскому правительству, поскольку ремилитаризацию Рейнской зоны оно считает вопросом германского престижа, оставить там только «символическое количество» войск, дав обязательство не увеличивать этого контингента и не возводить в зоне никаких укреплений. На следующий день Идеи получил ответ германского Министерства иностранных дел. Никаких дискуссий на тему о кратковременном или длительном ограничении германского суверенитета в Рейнской зоне, гласил он, фюрер не принимает; он может только обещать на время переговоров не увеличивать количества войск в зоне и не продвигать их Дальше к границам Франции и Бельгии. По телефону Идеи снёсся с Болдуином. Тот дал ему директиву предложить созыв Совета Лиги наций в Лондоне и пригласить туда представителей Германии. Сарро и Фланден приняли это предложение.
Заседание Совета Лиги наций открылось в Лондоне 14 марта, Фланден просил Совет констатировать факт нарушения Германией статьи 43 Версальского договора. Одновременно он предлагал передать на рассмотрение Гаагского международного трибунала поднятый Германией вопрос о несовместимости франко-советского пакта с обязательствами Локарнского соглашения. Предложение Фландена было поддержано бельгийским премьером Ван-Зееландом.
17 марта 1936 г. в Совете выступил народный комиссар иностранных дел СССР Литвинов. Он напомнил членам Лиги, что защита международных договоров является обязанностью Лиги наций. Нельзя сохранить Лигу, если она не будет выполнять своих собственных постановлений; тем самым она приучит агрессоров не считаться с её предостережениями. Советский представитель подверг резкой критике выдвинутое германской дипломатией утверждение о несовместимости франко-советского договора с Локарнским пактом. Всему миру известно, что ни Советский Союз, ни Франция не имеют никаких претензий на германские земли и не стремятся к изменению границ Германии. Если Германия не совершит нападения ни на Францию, ни на Советский Союз, пакт о взаимопомощи, заключённый между этими двумя странами, никогда не будет приведён в действие.
Однако сама Германия явно преследует захватнические цели. Ради них германские войска заняли и Рейнскую зону. Совершенно очевидно, что Германия готовится к нападению на СССР. «Весь смысл выступлений господина Гитлера и его предложений в области международной политики, — говорил представитель СССР, — сводится к организации похода против народов представляемого мною государства, к объединению против них всей Европы, всего мира. Пусть его агрессия фактически метит на ближайшее время в другие страны, пусть его атаки на Советский Союз являются лишь дымовой завесой для подготовки агрессии против других государств, но уже то обстоятельство, что он выбирает для этой цели мишенью своих беспрестанных атак Советский Союз и что он это сделал опять в связи с нарушением Локарнского договора, даёт мне право открыто и с особой силой говорить о сущности агрессивной внешней политики господина Гитлера».
18 марта в Совете выступил Идеи. Он заявил, что вторжение немецких войск в Рейнскую зону представляет собой нарушение Версальского договора. Однако оно не является угрозой миру и «не вызывает той непосредственности акции, которая предусмотрена при известных условиях Локарнским договором». С некоторыми оговорками Идеи поддержал предложение Франции и Бельгии.
Как и следовало ожидать, итальянский делегат Гранди занял двусмысленную позицию. Он признал, что формально имеет место нарушение Локарнского договора Германией. Но тут же с явным злорадством посол подчеркнул, что «локарнская система», основанная на солидарности держав, подписавших этот договор, давно уже уничтожена враждой в их среде, т. е. санкциями против Италии в связи с абиссинской войной. Слишком очевидно противоречие в положении Италии как гаранта Локарнского договора и как объекта санкций. Италии приходится одновременно выступать судьёй и быть в роли подсудимого.
19 марта состоялось выступление представителя Германии Риббентропа. Он начал с того, что «немецкое правительство приняло приглашение Совета Лиги наций, желая оказать помощь осуществлению дела мира». Наступает «поворотный пункт» в истории Европы: никогда ещё в Совете Лиги наций не защищалось более справедливое народное дело. Лига наций должна оценить по достоинству мудрость немецкого правительства, которое 7 марта 1936 г. совершило акт благодеяния, уничтожив остатки Версальского договора, подрывавшего европейский мир.
Наглое выступление Риббентропа не встретило должного отпора со стороны заинтересованных держав. Совет Лиги наций принял резолюцию, которая ограничилась признанием факта нарушения Германией статьи 43 Версальского договора и Локарнского соглашения.
В тот же день состоялось совещание представителей государств, подписавших Локарнский договор. Германия отсутствовала. Совещание также подтвердило нарушение Германией локарнских обязательств. Тем не менее было постановлено, если Германия примет предложение четырёх держав о приостановке ремилитаризации Рейнской зоны, вступить в переговоры о пересмотре в дипломатическом порядке статуса этой области.
Германия снова оставалась безнаказанной. Естественно, правительство Гитлера торжествовало,
«Всё идёт прекрасно, — говорили Додду Нейрат и Шахт: — Германия получила обратно Рейнскую область; скоро она вернёт себе колонии и затем, возможно, вернётся в Лигу наций и восстановит мир во всём мире».
В таком же победном тоне выступал в эти дни и Гитлер. 21 марта он заявил в Гамбурге, что «дух Версальского договора Уничтожен». На следующий день он провозгласил в Бреславле, что «в Европе должен возникнуть новый порядок». В последующие дни в Людвигсгафене, Эссене и Кёльне Гитлер вопил в исступлении: «Нет в мире лучшей гарантии безопасности, чем рука, которая объемлет 67 миллионов немцев!»
И всё же английская дипломатия не теряла надежды договориться с Гитлером. Эрику Фиппсу было поручено получить от Гитлера ответ на ряд вопросов, дабы иметь базу для дальнейших переговоров. Основной вопрос сводился к следующему: признаёт ли германское правительство существующий территориальный и политический порядок в Европе и намерено ли оно его соблюдать.
Гитлер ничего не ответил англичанам. Только нота Нейрата, уведомлявшая о ремилитаризации Рейнской зоны, заверяла, что ввод германских войск в эту зону является не более как «символическим действием».
Дальнейшее вооружение Германии. Ремилитаризация Рейнской зоны свела на нет последние военные ограничения Версальского договора. Вооружение Германии пошло вперёд стремительными темпами. С лихорадочной поспешностью немцами сооружались военные укрепления, мосты и автострады, ведущие к границам Франции, Бельгии и Голландии. 24 августа 1936 г. опубликован был закон о продлении срока службы в германской армии с одного года до двух лет.
К концу 1936 г. в Германии насчитывалось 14 армейских корпусов и одна кавалерийская бригада. Регулярная германская армия достигла численности 700–800 тысяч человек. Эта вооружённая сила была прекрасно оснащена. На каждого солдата пехотной дивизии приходилось в 4 раза больше технических средств, чем до 1914 г. В 1936 г. Германия имела уже не менее 1 500 танков. Германская промышленность выпускала более 100 танков в месяц. Громадные средства затрачивались и на создание военной авиации. В 1936 г. германский военно-воздушный флот насчитывал 4 500 самолётов, из них 1900 первой линии. По всей Германии была развёрнута широкая сеть аэродромов, число которых превышало 400.
Спешно осуществлялась и программа военно-морского строительства, якобы в соответствии с англо-германским морским соглашением 18 июня 1935 г.
Специальный военный журнал «Deutsche Wehr» из номера и номер освещал проблему «тотальной войны». Той же проблеме была посвящена обширная литература, которая изучала не только в специальных военных училищах, но и во всех университетах. О «тотальной войне» твердили и в германских школах. Такая война опрокидывала все ограничения, установленные международным правом и предусмотренные заключёнными в мирное время договорами. Страны, ведущие «тотальную войну», должны были отбросить все условности морали, все традиции культуры. Предпосылкой для такой войны являлось подчинение всей хозяйственной, социальной и политической жизни требованиям военной подготовки.
Борьба за перевооружение капиталистических стран. Стремительное перевооружение Германии и открытая подготовка ею новой войны требовали от всех европейских государств увеличения своих собственных вооружений. Однако под влиянием соглашательских, пацифистских и профашистских течений в ряде стран усиление национальной обороны проводилось темпами, явно не соответствовавшими требованиям необходимости.
В Англии Уинстон Черчилль, Идеи и другие сторонники системы коллективной безопасности не раз отмечали в своих выступлениях, что Англия остаётся, в сущности, безоружной перед лицом агрессора. В особенности настойчиво призывал к созданию мощной обороны страны Уинстон Черчилль. Выступая в Палате общин по поводу занятия Рейнской области германскими войсками, Черчилль доказывал, что действенная сила договоров о взаимопомощи определяется военной мощью государств, подписывающих такого рода соглашения. В ряде статей, опубликованных после отказа Германии от обязательств Локарно, Черчилль предупреждал, что английский народ слишком погружён в будничную жизнь, увлекается спортом, кино и другими развлечениями. Между тем «Германия усердно вооружается, опираясь на широкую научную базу, вооружается так, как ни один народ этого не делал до настоящего времени ». Весь народный доход Германии поглощается военной подготовкой. Немцы воспитываются в духе расовой ненависти и обособленности; всё молодое поколение Германии представляет собой фанатиков пли покорное пушечное мясо.
Так предостерегал свою страну Черчилль против излишнего благодушия и близорукой самоуверенности. С ещё большим основанием такой упрёк можно было направить Франции.
В ноябре 1935 г. при обсуждении военного бюджета во французской Палате депутатов докладчик привёл следующие Цифры. Французская армия насчитывает 654 тысячи солдат; из них на континенте находится не более 400 тысяч. Между тем 3 германской армии к этому времени было уже 800 тысяч человек. Правительство не делало из этих данных должного практического вывода. Семь лет спустя об этом свидетельствовали участники риомского процесса, организованного правительством Виши после поражения Франции.
На заседании суда 20 февраля 1942 г. Даладье заявил что в решающем, по его выражению, 1934 г. военное министерство Франции использовало лишь незначительную часть отпущенных ему кредитов. Между прочим маршал Петэн возражал против укрепления Седана, ссылаясь на то, что этот район достаточно защищён «широким лесным массивом». Тот же Петэн выступил в Высшем военном совете против предложения продолжить линию Мажино до моря. Он требовал огромных сумм лишь для дополнительного укрепления существующей линии Мажино в ущерб прочим статьям военного бюджета. Следствием такой политики явился недостаток во французской армии танков, самолётов, орудий и боеприпасов к моменту наступления Германии.
В связи с риомским процессом бывший французский министр авиации Пьер Кот сообщил сотруднику одной из американских газет, что в 1936 г. он дважды представлял программу удвоения французских воздушных сил. Оба раза генеральный штаб отверг его предложение.
На судебном заседании 3 марта 1942 г. Даладье разоблачил изменническую позицию крупнейших французских промышленников, производивших вооружение. В частности трест «Шней-дер-Крезо», объединявший основные предприятия французской военной промышленности, находился в постоянной связи с германскими военными фирмами и являлся их поставщиком. Своему собственному правительству он отказывал в принятии важнейших военных заказов. Когда правительство Леона Блюма наметило план частичной национализации французских оборонных предприятий, владельцы заводов «Шнейдер-Крезо» дерзко поставили ультиматум не касаться ни одного предприятия фирмы: в противном случае фирма не примет важнейших правительственных заказов или пойдёт на организацию «итальянской» забастовки.
Другие крупные заводчики Франции следовали этому примеру. Владельцы авиационных заводов сокращали производство, увольняя рабочих; то же время, ссылаясь на недостаток рабочих рук, они затягивали выполнение военных заказов правительства. В глазах магнатов французского капитала Гитлер был спасителем Европы от социальной революции и опасности коммунизма. Их приводил в ярость подъём рабочего движения ео Франции; образование народного фронта казалось им началом революции. Чтобы спасти своё классовое господство, эти «хозяева Франции» шли на измену народу, отказываясь работать на оборону своей страны против немецкого фашизма.
На путь отказа от международных соглашений стала, в целях открытого перевооружения, и Япония.
В конце 1936 г. истекал срок обязательств Вашингтонского договора 1922 г., денонсированного Японией в декабре 1934 г., и Лондонского морского соглашения 1930 г. об ограничении морских вооружений.
Заключение англо-германского соглашения от 18 июня 1935 г. дало Германии возможность увеличить свой военный флот более чем в 5 раз.
Япония воспользовалась этим. Она усиленно стала добиваться равенства своего флота с морскими силами Великобритании и Соединённых штатов Америки.
На Лондонской морской конференции 15 января 1936 г. это требование Японии было отклонено. Тогда Япония покинула конференцию. С этого момента она вступила на путь ничем не ограниченного военно-морского строительства.
После ухода представителей Японии с Лондонской конференции оказалось невозможным устанавливать какие бы то ни было количественные ограничения морских вооружений. 25 марта 1936 г. между Англией, Соединёнными штатами Америки и Францией было подписано новое соглашение, заменившее Вашингтонский и Лондонский морские договоры. Державы, подписавшие это соглашение, обязывались лишь взаимно осведомлять друг друга о своём военном судостроении.
Пересмотр Лозаннской конвенции о проливах. После провала Лондонской конференции 1936 г. морское вооружение во всех странах стало быстро возрастать. Было очевидно, что перед лицом надвигающейся войны державы спешат заблаговременно укрепить свои позиции на море, В связи с этим вновь выдвинулся на сцену один из крупнейших вопросов международной политики, издавна привлекавший внимание дипломатов. То был вопрос о проливах. На сей раз его подняло турецкое правительство.
Режим демилитаризации проливов, установленный Лозаниской конвенцией от 24 июля 1923 г., противоречил не только интересам государственной обороны Турции, но и её суверенитету. Не раз на различных международных конференциях — в Лиге наций, на конференции по разоружению — турецкие Делегаты заявляли о необходимости пересмотра Лозаннской конвенции. Представители Советского государства неизменно поддерживали эти турецкие требования. Советско-турецкая Дружба, бывшая могучим фактором усиления Турции, позволяла её правительству поставить в порядок дня вопрос о пересмотре Лозаннского договора. К тому же и обстановка в Европе изменилась в благоприятную для Турции сторону.
С конца 1935 г., в связи с итало-абиссинской войной, английская дипломатия стала искать сближения с Турцией. Возможность англо-итальянского вооружённого столкновения становилась всё более вероятной. «Ось» Берлин — Рим укреплялась, В случае войны на Средиземном море Италия могла бы Рассчитывать на поддержку со стороны Германии: тогда главные силы Франции были бы прикованы к германской границе. В такой обстановке Турция с её стратегическими позициями в восточной части Средиземного моря, в проливах, с её военно-морскими базами, с её влиянием в Балканской Антанте приобретала для Англии большой интерес. Со своей стороны и турецкое правительство стремилось заручиться британской поддержкой против возрастающей угрозы итальянского нападения. Муссолини недаром предупреждал, что его «взоры обращены на Восток». Италия лихорадочно вооружалась. На островах Додеканеза, особенно на острове Лерос, а также на Родосе, в непосредственной близости от турецких берегов, возникла мощная военно-морская и авиационная итальянская база. Итало-турецкие отношения обострились. Участие Турции в экономических санкциях против Италии внесло в них ещё большую напряжённость. В декабре 1935 г. английская дипломатия сделала решительный шаг в сторону сближения с Турцией. Она заключила с ней, а также с Грецией и Югославией «джентльменское» соглашение о взаимной помощи на Средиземном море в случае итальянской агрессии.
Используя благоприятную международную обстановку и опираясь на помощь СССР, турецкое правительство решило вновь поставить вопрос о пересмотре Лозаннской конвенции. 10 апреля 1936 г. оно обратилось к державам, участвовавшим в лозаннских переговорах, с формальным предложением произвести указанный пересмотр.
Турецкая нота предлагала правительствам СССР, Великобритании, Франции, Италии, Румынии, Греции, Югославии, Болгарии и Японии вступить в переговоры с целью достигнуть в краткий срок заключения соглашений, предназначенных урегулировать режим проливов, с соблюдением условий, охраняющих неприкосновенность турецкой территории и наиболее благоприятных для развития торгового мореплавания между Средиземным и Чёрным морями.
Нотой от 16 апреля 1936 г. советское правительство ответило согласием на турецкое предложение. При этом оно отметило, что разделяет опасения турецкого правительства насчёт необеспеченности всеобщего мира. Поэтому оно считает естественным стремление Турции укрепить свою безопасность путём соответственного изменения режима проливов.
Вскоре Турция получила и от остальных заинтересованных держав согласие на открытие переговоров о пересмотре Лозаннской конвенции.
Конференция в Монтрё (22 июня —20 июля 1936 г.). Конференция по пересмотру режима проливов открылась 22 июня 1936 г. в Монтрё, в Швейцарии. На ней присутствовали делегаты от девяти государств, участвовавших в лозаннских переговорах 1922–1923 гг. Только Италия отказалась прислать своих представителей. В момент открытия конференции итальянское правительство довело об этом до сведения делегатов, ссылаясь на то, что участниками конференции проводятся против Италии экономические санкции. Когда же эти санкции были отменены, итальянское правительство выдвинуло тот аргумент, что в силе остаются ещё направленные против Италии средиземноморские соглашения о взаимопомощи между Англией, Турцией, Грецией и Югославией. Конечно, объяснения, приводимые итальянской дипломатией, обходили молчанием главный мотив ее отказа: вступив на путь сближения с гитлеровской Германией, подавшей пример одностороннего нарушения международных договоров, Италия не желала участвовать в легальном пересмотре Лозаннской конвенции в порядке дипломатических переговоров.
Вопрос о ремилитаризации проливов не вызвал на конференции в Монтрё никаких возражений. Его, собственно, и нечего было обсуждать: самый факт согласия держав на созыв конференции означал, что они в принципе признают основательность турецких предложений. Главные споры на конференции возникли по двум вопросам — о проходе военных кораблей черноморских держав через проливы и о допущении в Чёрное море военных флотов других государств.
Оба вопроса имели жизненное значение для всех черноморских государств. Защитником их интересов выступило советское правительство. Не настаивая на полном запрещении входа военных флотов нечерноморских стран в Чёрное море, оно лишь требовало для входа таких кораблей необходимых ограничений. Вместе с тем советская делегация добивалась того, чтобы черноморские страны, для которых проливы являются единственным путём сообщения со Средиземным морем и океанами, поставлены были в особое положение и могли проводить через проливы любые свои корабли.
Английская делегация занимала иную позицию. На первых же заседаниях конференции выяснилось, что Англия готова удовлетворить требования Турции о ремилитаризации проливов; однако её дипломатия явно не намерена была считаться с особыми интересами черноморских стран и в частности Советского Союза. Английская делегация настаивала на признании Чёрного моря открытым международным морем. Поэтому она возражала против каких бы то ни было стеснений входа в это море военных кораблей нечерноморских держав, Правда, она признавала, что следует установить определённые условия для прохода через проливы военных кораблей. Однако, по мнению англичан, эти условия должны быть одинаковы для нечерноморских держав и для государств Чёрного моря.
Позиция британской делегации была весьма шаткой. Никто никогда не признавал Чёрного моря открытым международным морем. Для обоснования своего требования свободного входа военных кораблей в Чёрное море англичанам пришлось придумывать явно несерьёзные объяснения: необходимость посылать в Чёрное море военные корабли для полицейского розыска британских рыболовов, якобы самовольно меняющих место своего промысла; просто надобность «показать там свой флаг»… Так же слабо обосновывался и второй тезис английской делегации — об одинаковых условиях прохода через проливы для черноморских и для нечерноморских военных кораблей. Единственное, на что ссылались англичане, была общая полезность «принципа взаимности».
Тем не менее позиция англичан в вопросе равенства нечерноморских и черноморских держав была настойчиво поддержана японской делегацией. Японцы пошли даже дальше: они заявили, что готовы принять любые, самые жёсткие ограничения для прохода через проливы иностранных военных кораблей, лишь бы черноморские страны подчинены были таким же условиям и не имели бы права ни на какие изъятия.
Спор между советской и британской делегациями осложнился поведением турок на конференции в Монтрё. Хотя Турция сама является черноморской державой, она не проявила стремления оградить особые интересы стран Чёрного моря. Больше того, турецкая делегация в Монтрё, повидимому, хотела воспользоваться пересмотром конвенции, чтобы попытаться создать препятствия для развития и свободы передвижения советского Черноморского военного флота. Создавалось впечатление, что турки жертвуют своими черноморскими интересами и дружбой с СССР ради своей средиземноморской политики и сближения с Англией. В течение всей конференции между турецкой и английской делегациями велись оживлённые закулисные переговоры. В результате председатель турецкой делегации, министр иностранных дел доктор Арас неожиданно отказался от собственного проекта конвенции и заявил, что за основу обсуждения принимает британский проект, предусматривавший ещё менее приемлемые для СССР условия.
Положение советской делегации было не из лёгких. И всё же благодаря своей твёрдости она добилась своего. В критический момент переговоров советские представители предупредили конференцию, что не дадут своего согласия на неприемлемые для них предложения. Для всех было ясно, что без подписи советского правительства любая конвенция о пролива, останется фикцией. Британская делегация немедленно снеслась со своим правительством; от Идена последовало указа принять основные советские требования. Английское правительство не хотело допустить срыва конференции: это было бы торжеством Германии и Италии, поведение которых становилось всё более вызывающим. Турецкая делегация в свою очередь получила нужные инструкции из Анкары и сняла все возражения против советских предложений.
20 июля 1936 г. конференция в Монтрё завершилась подписанием новой конвенции о проливах.
Требование Турции о восстановлении её прав в зоне проливов было полностью удовлетворено. Международная комиссия проливов распускалась. Наблюдение и контроль за проходом судов через проливы возлагались на Турцию. Она получила право содержать свои вооружённые силы в зоне проливов и укреплять её.
Конвенция подтвердила лозаннское решение о полной свободе прохода через проливы коммерческих судов всех стран. В отношении же военных судов было проведено различие между черноморскими и нечерноморскими державами. Военным судам черноморских государств предоставлялось право прохода через проливы, при условии соблюдения ряда требований, без серьёзных ограничений. Для военного же флота нечерноморских держав были установлены строгие ограничения. Этим державам было разрешено проводить в Чёрное море только лёгкие надводные корабли, малые боевые и вспомогательные суда. Максимальный тоннаж судов, одновременно проходящих через проливы, был ограничен 15 тысячами, а их численность — девятью единицами. Общий же тоннаж находящихся в Чёрном море военных судов всех нечерноморских держав не должен был превышать 30 тысяч, а судов одной из держав — 20 тысяч. Предельная продолжительность пребывания военных судов нечерноморских стран в Чёрном море ограничивалась 21 днём. На время войны, если Турция не участвует в таковой, воспрещался проход через проливы военных кораблей любой воюющей державы. В случае участия Турции в войне проход через проливы подчинялся усмотрению турецкого правительства; последнее имело право ввести это положение в действие также и в том случае, если Турция окажется под непосредственной угрозой войны.
Несмотря на ряд недостатков конвенции, её принятие имело большое положительное значение и явилось крупной победой советской дипломатии.
Италия и Германия с явной враждебностью отнеслись к новой конвенции. Около двух лет, несмотря на все старания турецкой дипломатии, Италия отказывалась присоединиться к новому соглашению о проливах. Только в 1938 г., добившись от турок уступок по некоторым вопросам балканской политики, Италия согласилась подписать эту конвенцию.
Что касается Германии, то она ни формально, ни по существу не должна была бы вмешиваться в вопрос о проливах, ибо не участвовала в Лозаннской конвенции. Тем не менее в начале 1937 г. германское правительство сочло уместным представить турецкому правительству свои «оговорки» по поводу конвенции, подписанной в Монтрё. Турция отклонила эти оговорки.
Конец независимости Эфиопии. В то время как Германия беспрепятственно развивала своё наступление в Европе, итальянская армия безнаказанно расправлялась с Абиссинией. Маленькая и плохо вооружённая страна отчаянно боролась за свою независимость.
Абиссинские войска оказывали итальянцам упорное сопротивление. В январе 1936 г. они даже нанесли итальянцам поражения на севере и на юге Абиссинии. Взбешённые фашисты ответили на это свирепой бомбардировкой абиссинских госпиталей и учреждений Красного Креста. В марте и апреле итальянские самолёты применили против беззащитных селений и городов Абиссинии ядовитые газы.
20 апреля 1936 г собрался, наконец, Совет Лиги наций. На запрос об отравляющих газах итальянский делегат барон Алоизи вызывающе ответил, что конвенция от 17 июня 1925 г., воспрещающая применение этого средства, не относится к «осуществлению права репрессий против жестокостей».
Представитель Великобритании Идеи выразил сочувствие Абиссинии. «Если конвенция, подобная этой, может быть разорвана, — заключил он свою речь, — то как мы можем верить, что наш собственный народ, несмотря на все торжественно подписанные протоколы, не будет подвергаться сожжению, ослеплению и в муках встречать смерть?»
Французский представитель в Лиге наций, бывший правый социалист Поль Бонкур, выступил с примиренческими предложениями. Он всё ещё рассчитывал договориться с Италией. «Мы нуждаемся в урегулировании отношений этой большой страны с Лигой наций, — патетически восклицал Поль Бонкур, — для того чтобы Италия могла участвовать в деле созидания Европы… Я с удовольствием отмечаю, — галантно заключил оратор, — что представитель Италии любезно выразил такое же желание его собственной страны». Советский представитель иронически отметил по этому поводу «тенденцию относиться к агрессору с терпимостью и даже со снисходительностью, которые фактически возрастают в той же мере, в какой увеличиваются дерзость и упорство агрессора».
29 апреля 1936 г. негус Эфиопии обратился к западным державам с призывом о помощи. «Неужели народы всего мира не понимают, — гласило его воззвание, — что, борясь до горестного конца, я не только выполняю свой священный долг перед моим народом, но и стою на страже последней цитадели коллективной безопасности? Неужели они настолько слепы, что не видят, что я несу ответственность перед всем человечеством?.. Если они не придут, то я скажу пророчески и без чувства горечи: Запад погибнет…»
Мольба негуса осталась без ответа. Лига наций бездействовала. Во Франции и Англии раздавались голоса, доказывавшие, что санкции против Италии бесполезны и даже опасны. Война в Абиссинии продолжается. Дальнейшие санкция вызовут войну и в Европе. Можно ли рисковать жизнью многих тысяч европейцев из-за независимости Абиссинии? 18 июня 1936 г. Иден выступил в Палате общин с заявлением, что санкции не дали того результата, какого от них ожидали в качестве способа воздействия на Италию.
Одно государство за другим отказывалось от применения санкций к Италии и возобновляло с ней нормальные отношения. Лиге наций оставалось лишь подтвердить общую капитуляцию. 30 июня 1936 г. она собралась на чрезвычайную сессию. В Женеву прибыл и абиссинский негус. Вновь и вновь взывал он к представителям 50 стран, которые всего 8 месяцев назад обещали ему помощь и поддержку. Выступавшие затем представители Англии и Франции заявили, что после занятия Аддис-Абебы итальянскими войсками приостановить дальнейшее наступление Италии могли бы только военные санкции. Но в настоящее время нельзя итти на риск европейской войны. «Надо смотреть прямо в лицо фактам, — говорил Иден, — надо считаться с действительностью… продолжение санкций в нынешней форме не принесёт никакой пользы».
4 июля 1936 г. Лига наций постановила отказаться от дальнейшего применения санкций. Так Абиссиния была принесена в жертву итальянскому агрессору.
Австро-германское соглашение 11 июля 1936 г. Пока фашистская Италия вооружённой рукой захватывала Абиссинию, дипломатия Гитлера подготовляла поглощение Австрии национал-социалистской Германией.
После неудачного фашистского путча в Вене в 1934 г. туда был направлен в качестве личного представителя Гитлера фон Папен. Он имел широкие связи в венских влиятельных кругах. Спекулируя своим католицизмом, он рассчитывал заманить в свои сети влиятельных австрийских клерикалов.
Осенью 1935 г. состоялась встреча австрийского канцлера Курта фон Шушнига с новым германским послом. Автор книги о Папене, озаглавленной «Сатана в цилиндре», Тибор Кэвеш утверждает, что в конечном итоге это свидание «оказалось первым шагом по пути к трагедии Австрии». В беседе с Шушнигом Папен заявил, что пришло время восстановить мир и доверие между обеими родственными странами: старые разногласия и обиды должны быть забыты; нужно создать основу для взаимного доверия и дружественного сотрудничества… «Не является ли действительно достойной целью достижение гармонии, если она будет обеспечена доброй волей и честным сотрудничеством обеих сторон?» — вопрошал Папен своего собеседника.
«Основным условием всякого сближения должна быть независимость Австрии», — заявил в ответ Шушниг.
«Само собой разумеется, дорогой канцлер! — воскликнул Папен. — Я имею в виду своего рода взаимный мирный пакт. Мы наложили запрет на наши газеты, наших артистов, лекторов. Германские туристы не могут посещать Австрию, и наши торговые отношения ненормальны. Я уверен, что мы можем найти выход из этого тупика…»
Шушниг согласился. Он был доволен тем, что инициатива сближения исходила от германского посла. По приказу Гитлера Папен начал официальные переговори о «дружбе» с Австрией. Результатом явилось австро-германское соглашение от 11 июля 1936 г.
Официально новый договор подтверждал суверенитет Австрии и обоюдное невмешательство во внутренние дела. Однако в том же документе имелся весьма многозначительный параграф. «Правительство австрийского федерального государства, — гласил он, — будет постоянно руководство-ваться в своей общей политике и в частности в своей политике по отношению к Германии тем принципом, что Австрия признает себя германским государством».
Подписывая этот параграф соглашения, австрийское правительство собственной рукой ликвидировало независимость своей страны. Понимал ли это канцлер Шушниг? В день подписания соглашения он телеграфировал Муссолини:
«Я счастлив сообщить вашему превосходительству, что мной только что подписано совместно с полномочным послом Германской империи… соглашение, которое имеет целью возобновить нормальные и дружественные отношения между Австрией и Германией».
Не подлежит сомнению, что для Муссолини был ясен истинный смысл австро-германского соглашения 11 июля 1936 г.
Муссолини не мог не помнить о первой встрече своей с Гитлером в Венеции, о запальчивых спорах по вопросу о правительства Дольфуса, о злодейском убийстве канцлера, о демонстративном направлении итальянских войск к Бреннеру на итало-австрийскую границу… Однако за два года слишком многое изменилось. Муссолини был уже прикован к «оси» Рим — Берлин. Волей-неволей ему приходилось повиноваться указке своего партнёра, который направлял движение этой «оси» из Германии.
Что оставалось Муссолини? Делая, по французскому выражению, «хорошую мину при плохой игре», он ответил Шушнигу поздравительной телеграммой. Он приветствовал соглашение, как «новый вклад в дело мира», знаменующий «значительный шаг вперёд по пути реконструкции Европы и дунайских стран».
На основании австро-германского соглашения в состав венского правительства введены были два фашиста; все фашистские шпионы, диверсанты и террористы в Австрии были амнистированы; германским фашистам было разрешено открыто носить в Австрии значок с изображением свастики.
Очень скоро агенты Гитлера почувствовали себя полными хозяевами в Вене. Уже 29 июля они устроили в городе уличную демонстрацию. Она вызвала в столице общее недовольство; под влиянием этого Шушниг решился произвести аресты гитлеровцев. Тогда гитлеровская пресса открыла бешеную кампанию против венского правительства. Продолжала действовать я старая система террора. Ещё до подписания соглашения произошла загадочная катастрофа с автомобилем жены канцлера, имевшей при себе портфель Шушнига с компрометирующими Гитлера документами. Агентам Гитлера было приказано во что бы то ни стало захватить эти документы. Жена Шушнига и шофёр были убиты. Кровавые следы вели в Германию. Канцлеру было дано зловещее предупреждение. Недаром после подписания австро-германского соглашения фон Папен чуть ли не каждую неделю являлся к нему с протестами и угрозами по поводу якобы нарушаемого договора и с требованием всё новых и новых уступок.
Ещё до фашистского выступления в Вене итальянское правительство сожгло последний мост, соединявший его с участниками Локарнских соглашений. В ответ на предложение англо-французской дипломатии принять вместе с Германией участие в совещании с целью нового объединения локарнских держав итальянское Министерство иностранных дел опубликовало коммюнике об отказе Италии от предполагаемого совещания. Там же объявлялось и о том, что Италия более не считает себя связанной Локарнскими соглашениями.
Истинный смысл вызывающего заявления Италии раскрылся спустя несколько дней. 25 июля германские, а за ними итальянские военные суда прибыли в испанские воды для поддержки фашистского мятежа против республиканского правительства Испании.
Подготовка фашистского мятежа в Испании. Подготовка военно-фашистского мятежа в Испании началась с момента установления республики в апреле 1931 г. Коалиционное правительство, пришедшее на смену свергнутой монархии, оставило во главе армии генералов-монархистов. Под покровом республики эта военщина, опираясь на помещиков, духовенство и финансовый капитал, вела усиленную работу для объединения контрреволюционных элементов. Осенью 1933 г. эти группы одержали победу на выборах в испанский Парламент. Победа эта была добыта подкупами, обманом и террором.
К власти пришло реакционное правительство Леруса. Предав республику, этот бывший радикал с помощью фашиста Хиля Роблеса превратил Испанию в кровавый застенок. Всеобщая забастовка в Барселоне была подавлена. Астурийские горняки, сражавшиеся за демократию, были разгромлены марокканскими войсками. Но к концу 1935 г. все антифашистские и демократические партии объединили свои силы против реакции, создав мощный народный фронт. 16 февраля 1936 г. он одержал блестящую победу на выборах в Кортесы. Было создано новое республиканское правительство Асаньи, который стал впоследствии президентом Испанской республики. Фашистские генералы Франко и Годед, стоявшие во главе генерального штаба, попытались поднять мятеж против правительства среди частей мадридского гарнизона.
По всей Испании создана была сеть контрреволюционных организаций. В казармах и старых крепостных зданиях устраивались склады оружия и боеприпасов. Кандидат в военные диктаторы генерал Санхурхо отправился в Берлин для получения указаний. Крупный миллионер и контрабандист Хуан Марч финансировал организаторов мятежа. Незадолго до восстания он также совершил поездку в Германию и Италию. Финансовую помощь оказывал мятежникам и английский нефтяной король Генри Детердииг, руководитель мирового треста «Ройяль Детч Шелл». Он получил от мятежников обещание в случае успеха их замыслов предоставить его тресту монополию на продажу нефтяных продуктов на территории Испании.
Подготовкой мятежа занимались генеральные штабы в Германии и Италии. Дипломатические представительства и консульства этих стран в Испании поддерживали самую тесную связь с организаторами восстания.
В первые дни июля 1936 г. в маленьких тавернах Мадрида шла бойкая торговля картофелем, Случайно обнаружилось, что торговлю эту производили лейтенант Мигуэль в ресторане «Эль Агиля» и бывший офицер в Барселоне Хуан Гунц, представлявший немецкую фирму «Теуберта», которая строила в Испании ветряные мельницы.
Было установлено далее, что эти «торговцы картофелем» являются представителями главного штаба германской военно-шпионской службы в Испании. Под видом продажи картофеля в тавернах тайно распределялось контрабандное оружие. Хуан Гунц имел повсюду своих агентов. Для Гунца работал бывший германский лётчик Генрих Родац, представитель воздушной компании «Юнкере» в Мадриде. Он имел доступ на все испанские аэродромы и снабжал мятежников самолётами «Юнкере». В первые же дни восстания испанские фашисты под руководством немецких инструкторов начали сбрасывать бомбы на Мадрид и другие города Испании. Один из агентов Гунца, отставной прапорщик германской службы Вильгельм Киндлер, был представителем судоходной компании. Он завёл связи во флотских кругах и стал информатором Германии по морским вопросам. Немецкие судоходные линии в Испании кишели шпионами.
В испанском Военном министерстве подвизался немецкий фашист, офицер Малибран. Он получал важные военные сведения и передавал их немцам. В частности он имел подробные данные о всех контрактах и военных заказах, какие давались иностранным фирмам Военным министерством Испании.
Подробные указания о подготовке мятежа и захвате власти в Испании шли от иностранного отдела национал-социалистской партии Германии. Для агитаторов и инструкторов испанской «фаланги» организовывались специальные курсы и доклады. Особое внимание уделяли агитаторы Розенберга острову Майорка, который и превратился в центр военно-фашистского восстания в Испании. Ещё в 1935 г. испанское Военное министерство заключило контракт с германскими фирмами на строительство укреплений на Майорке. Среди специалистов, которым было поручено возводить эти укрепления, было множество немецко-фашистских шпионов.
Мятеж против испанского правительства начался 17–18 июля 1936 г. в Испанском Марокко, на Канарских и Балеарских островах. 18 июля 1936 г. радиостанция Сеуты передала условную фразу — сигнал к началу мятежа: «По всей Испании безоблачное небо». В тот же день под руководством генерала Мола началось выступление мятежников на севере Испании, в Наварре, Старой Кастилии. Мятежники выступили также в Барселоне, Севилье, Сарагоссе и других городах. Через два дня, 18 июля, завязались их бои с мадридской рабочей милицией и войсками, оставшимися верными правительству. Для поддержки республиканского правительства в Мадрид прибыл вооружённый отряд астурийских горняков.
В это время марокканские мятежники высадили десант на территории Испании, в Кадиксе. 19 июля 1936 г. они заняли Севилью. Во главе мятежа стал правительственный комиссар в Марокко генерал Франко, который заменил Санхурхо, разбившегося при аварии самолёта. Он сообщил корреспондентам иностранных газет: «Наша борьба представляет собой не только испанскую, но и международную проблему. Я убеждён, что Германия и Италия сочувствуют нашим целям».
Интервенция в Испании. Под предлогом охраны жизни и собственности германских граждан правительство Гитлера немедленно отправило к берегам Испании две военные эскадры. 30 июля 1936 г. в Тетуан, Испанское Марокко, прибыли 20 германских самолётов «Юнкере» и 20 итальянских машин «Капрони», предназначенных для переброски в Испанию марокканских частей, выступавших против республиканского правительства. 31 июля английская газета «Daily Herald» сообщала об отправке из Гамбурга в Испанию 28 самолётов с грузом бомб, снарядов и других боеприпасов.
Так началась открытая военная интервенция Германии и Италии в Испании. Целью интервенции было захватить в свои руки пути сообщения, связывающие Атлантический океан с бассейном Средиземного моря, и закрепить за собой испанский плацдарм на случай войны с Англией и Францией.
Мятеж генерала Франко и поддержка его военными силами Италии и Германии представляли серьёзную опасность для Англии и Франции. В ближайшие планы Муссолини входило укрепиться в стратегическом треугольнике: Балеарские острова, Картахена, Сеута. Итальянские военно-морские силы оккупировали важнейший из Балеарских островов — Майорку.
Захват Балеарских островов перерезал пути сообщения Франции с Марокко. Что касается Германии, то она стремилась укрепиться на путях, связывающих Англию и Францию с их африканскими колониями.
Несмотря на прямую угрозу со стороны фашистской Испании интересам Франции и Англии, правительства обеих демократических держав не оказали противодействия мятежникам. Наоборот, они всячески стремились ликвидировать «красную опасность» в Испании.
Под флагом борьбы за мир была провозглашена политика «невмешательства» в испанские дела. На деле она вскоре превратилась в прямое попустительство и пособничество германо-итальянским интервентам.
25 июля 1936 г. французское правительство Леона Блюма приняло решение о политике строгого нейтралитета и запрещении вывоза оружия в Испанию. Оно предложило и другим державам дать такое же обязательство. Английское правительство ответило согласием. Германия и Италия медлили с ответом. Правительство СССР приняло предложение, но настаивало i;a непременном привлечении к общему соглашению о невмешательстве также и Португалии, через территорию которой мятежники беспрепятственно снабжались оружием, и немедленном прекращении помощи, оказываемой мятежникам Италией и Германией.
Испанское правительство протестовало против решения французского кабинета прекратить отправку оружия и самолётов в Испанию. Оно ссылалось на то, что заказы эти были сделаны задолго до соглашения о нейтралитете и невмешательстве. В беседе с представителями печати глава испанского правительства Хираль заявил: «Мы не требуем, чтобы нам помогали, мы требуем, чтобы нас не карали за то, что против нас поднят мятеж. Почему наши заказы во Франции, сданные ещё до 18 июля, не должны выполняться лишь в силу того, что заговорщики напали на нас? Разве можно считать преступлением, если законное правительство стремится восстановить в стране порядок?»
Протесты и требования республиканской Испании оставались без ответа. Повторялось то же самое, что происходило с Абиссинией, раздавленной фашистским сапогом.
Во Франции существовало правительство, опирающееся на народный фронт. Во главе этого правительства стоял руководитель французской социалистической партии Леон Блюм. В сформированный им кабинет входили социалисты и радикал-социалисты. Леон Блюм не решился занять ту позицию, которая была провозглашена программой народного фронта. Новых министров пугали выдвинутые этой программой требования — разоружить фашистские организации, установить во Франции демократический режим и организовать тесное сотрудничество государств, входящих в Лигу наций, для борьбы с фашистскими агрессорами. Министром иностранных дел стал бывший профессор литературы и журналист Ивон Дельбос. Это был типичный представитель буржуазной интеллигенции. Хотя он и заявлял себя сторонником коллективной безопасности, но на самом деле был во власти постоянных сомнений и колебаний. Вместо того чтобы взять новый курс в международной политике Франции, Дельбос фактически пошёл по пути Лаваля. Выступая в первый раз в Парламенте в качестве министра иностранных дел, Дельбос заявил: «Франция была бы рада, если бы усилия Италии можно было привести в гармонию с нашими собственными стремлениями». Говоря о Гитлере Дельбос признался, что не видит основания сомневаться в словах человека, который в течение четырёх лет сам переживал ужасы войны. Друзья Дельбоса считали его идеалистом. В действительности его прекраснодушие являлось не чем иным, как близоруким оппортунизмом и чистейшим соглашательством.
Национальные интересы Франции, её военная безопасность и программа народного фронта требовали оказания немедленной помощи демократическому правительству Испании против мятежников и интервентов. Но Леон Блюм считал основой своей международной политики сохранение англо-французского сотрудничества. Он не смел действовать без согласования своей позиции с руководителями английской политики. Поэтому он спешно выехал в Лондон.
Сперва Блюм встретил со стороны руководителей английской политики холодный и недоверчивый приём. В их глазах он был эмиссаром народного фронта, проводником политики «большевизации» Франции, едва ли не поджигателем гражданской войны. Но после нескольких бесед отношение английских хозяев к французскому гостю изменилось. Их подкупили мягкость, уступчивость, гибкость этого лидера французских социалистов; их успокоили его объяснения, что он сам — противник коммунизма, сторонник классового мира, что он не против соглашения с Германией и Италией и менее всего расположен оказывать помощь народному фронту в Испании. Англичане вспомнили, что вождь французской социалистической партии родился в богатой семье еврейских банкиров и сам является одним из крупных капиталистов. Блюм был питомцем аристократического лицея имени Генриха IV и знаменитой Высшей нормальной школы, которая открывала путь к широкой административной и политической карьере. Журналист с изящным пером, излюбленный оратор парижских салонов, ловкий адвокат, наживший капиталы защитой сомнительной клиентуры, совладелец одного из крупнейших универсальных магазинов Парижа, Леон Блюм был по достоинству ценим буржуазными хозяевами Франции. Недаром его газета «Populaire» получала финансовую поддержку от крупнейшего французского банка, «Лионского кредита», а также от одной известной ликёрной фирмы. Французская буржуазия знала, что, став в 1919 г. депутатом и членом социалистической фракции Парламента, Блюм уже на ближайшем конгрессе социалистической партии в Туре в 1920 г. ратовал за разрыв социалистов с коммунистами. После раскола партии он стал признанным вождём французских социалистов. Когда в 1924 г. на парламентских выборах победил левый картель, Леон Блюм, оставаясь за кулисами, оказывал большое влияние на политику кабинета Эррио. Англичанам нетрудно было понять, что в лице Леона Блюма перед ними стоит французское издание Макдональда. Общий язык был, таким образом, найден. Плодом дружественных переговоров в Лондоне и явилась пресловутая англо-французская политика «невмешательства».
Не встречая противодействия извне, итало-германская интервенция в Испании развёртывалась всё шире. 15 августа 1936 г. в Бургосе сформировалось «национальное правительство», которое требовало установления в стране военной диктатуры. На поддержку бургосскому правительству была направлена новая германская эскадра. «В обмен на свою помощь, — записал Додд в своём дневнике, — Германия и Италия стремятся поделить между собой испанские колониальные владения и заключить соглашение, в результате которого три диктатора установили бы свою власть над Европой ».
Чтобы скрыть свою помощь бургосскому контрреволюционному правительству, Германия и Италия объявили, что присоединяются к соглашению о запрещении ввоза оружия в Испанию.
Опираясь на поддержку интервентов, Франко перебросил в течение августа из Марокко в Испанию 15 тысяч человек, столько же — в первых числах сентября. Получая через Португалию оружие и боеприпасы, он начал общее наступление против республиканской Испании. Народ испанский мужественно защищал свою свободу. 4 сентября 1936 г. было сформировано правительство народного фронта во главе с Ларго Кабальеро, человеком неустойчивым, недальновидным и нерешительным. Но народ был полон непоколебимой решимости сохранить любой ценой национальную независимость республиканской Испании.
Комитет по невмешательству. Надежды испанского демократического правительства на помощь со стороны других стран Европы не оправдались. 9 сентября в английском Министерстве иностранных дел начал свою работу Международный комитет по вопросам невмешательства в дела Испании.
В комитет вошли и представители обоих фашистских государств. На просьбу доложить комитету о мероприятиях по невмешательству, осуществляемых их правительствами, немецкий представитель Отто фон Бисмарк и итальянский посол в Лондоне Гранди, естественно, не могли сообщить ровно ничего. Поэтому комитет отложил своё заседание до 14 сентября. На этой второй сессии он утвердил постановление о порядке рассмотрения жалоб на нарушения принципа невмешательства.
В начале октября республиканское правительство Испании опубликовало «Белую книгу» об интервенции иностранных государств в Испании и о помощи, оказываемой этими государствами испанским мятежникам. Представитель СССР в Комитете по невмешательству вручил 7 октября 1936 г. председателю заявление о фактах нарушения нейтралитета со стороны Германии, Италии и Португалии. В связи с этим от имени правительства СССР советский делегат внёс предложение установить контроль над португальскими портами. Это предложение было отклонено председателем комитета лордом Плимутом; он заявил, что не считает целесообразным на данном этапе созывать комитет для обсуждения вопроса о действиях Португалии.
Между тем португальское правительство оказывало широкое содействие итало-германским интервентам. Из Испании бежало в Португалию около 50 тысяч испанских помещиков офицеров и духовных лиц, которые открыто поддерживали военно-фашистскую диктатуру. В Лиссабоне, в отеле «Авис» поместился главный штаб испанских мятежников. Здесь происходила открытая вербовка добровольцев, поступавших в войска генерала Франко. Оружие и снаряжение для армии мятежников поступали из Германии и Италии через Португалию. Германские и итальянские пароходы, прибывавшие в порты Португалии, были освобождены от таможенного досмотра и фрахтовых сборов. Португальские аэродромы и самолёты обслуживали войска мятежников. Португальские банки снабжали их средствами.
И всё же, несмотря на эти всем известные и точно установленные факты, Комитет по невмешательству не предпринимал никаких мер, чтобы воздействовать на Португалию.
22 октября 1936 г. советский посол в Лондоне направил английскому Министерству иностранных дел ноту, в которой предлагалось признать и восстановить право испанского правительства на закупку вооружения. Нота предупреждала, что в противном случае советское правительство не будет считать себя связанным соглашением о невмешательстве в большей мере, чем другие участники соглашения. Дня два спустя английское Министерство иностранных дел опубликовало свою ноту, где перечислены были случаи нарушения обязательства о невмешательстве, заслуживающие расследования; три таких нарушения были якобы совершены Советским Союзом и только одно — Италией. Что касается Португалии, то в ответ на представленные советским делегатом материалы её правительство стало угрожать отозванием своего представителя из Комитета по невмешательству. 28 октября 1936 г. комитет всеми голосами против делегата СССР признал необоснованными обвинения, выдвинутые против Португалии и Италии.
Оформление «оси» Берлин — Рим (25 октября 1936 г.). Отказ от санкций против Италии, безнаказанность Германии, открыто нарушившей условия Версальского мира, военные успехи интервентов в Испании и позиция невмешательства, занятая европейскими державами, придавали всё больше смелости поджигателям новой войны. В октябре 1936 г. итальянский министр иностранных дел Чиано посетил Германию; здесь с Гитлером и Риббентропом им были подвергнуты обсуждению все вопросы, касавшиеся Абиссинии, Испании и дальнейшего итало-германского сотрудничества. Переговоры закончились заключением официального соглашения между Италией и Германией 25 октября 1936 г. Подписанный Риббентропом и Члано протокол состоял из пяти пунктов. Германия формально признавала аннексию Абиссини Италией. Устанавливалась общая линия поведения немцев итальянцев в лондонском Комитете по невмешательству. Закреплено было соглашение о признании правительства Франко; в связи с этим намечены были способы дальнейшей военной помощи испанским мятежникам. Стороны договорились также о разграничении сфер экономической деятельности Италии и Германии на Балканах и в Дунайском бассейне.
Республиканское правительство Испании продолжало разоблачать вооружённое вмешательство Германии и Италии в гражданскую войну на Пиренейском полуострове. 27 ноября 1936 г. испанский министр иностранных дел Альварес дель Вайо обратился к Лиге наций с требованием в кратчайший срок рассмотреть факты нарушения Германией и Италией их международных обязательств и оказать испанскому народу помощь в его борьбе за независимость. Обращение Испании как члена Лиги наций в Совет Лиги являлось её неотъемлемым правом. Однако Совет Лиги наций явно не склонен был отозваться на обращённый к нему призыв. Своё уклонение он оправдывал ссылкой на то, что уже существует Международный комитет по невмешательству, который и занимается вопросами, поставленными республиканским правительством Испании. На поддержку Альвареса дель Вайо выступил на чрезвычайном заседании Совета Лиги наций 11 декабря 1936 г. лишь представитель Советского Союза, посол СССР во Франции.
«Факты, изложенные в прекрасной, полной достоинства речи делегата Испанской республики, — заявил он, — чрезвычайно серьёзны. Они установлены с неотразимой убедительностью… Налицо поддержка, оказываемая извне мятежникам, поднявшим бунт против законного правительства, свободно избранного народом и защищающего дело демократии. Это не что иное, как интервенция в пользу мятежников, осуществляемая иностранными державами».
Советский представитель подчеркнул далее, что после признания Германией и Италией «правительства Франко» вооружённая интервенция в Испании приняла особо опасную форму и чревата серьёзными международными осложнениями. Совет Лиги наций должен предупредить катастрофу, угрожающую делу всеобщего мира.
12 декабря 1936 г. Совет Лиги наций принял чисто академическую резолюцию о необходимости «изучить положение».
Дальнейшее развитие политики «невмешательства». 16 февраля 1937 г. специальная подкомиссия Комитета по невмешательству рассмотрела и приняла советское предложение о запрещении отправки «добровольцев» в Испанию. Однако уже в марте численность войск интервентов в Испании превышала 100 тысяч человек. Представитель СССР вновь выступил в комитете с протестом по этому поводу. И апреля английское правительство получило ноту Франко, уведомлявшую о том, что его командование решило блокировать испанский порт Бильбао и не допускать в Испанию английских пароходов с продовольствием. Английское Министерство иностранных дел не только не дало отпора этому решению мятежного «правительства», но и само отказалось от дальнейшей посылки в Бильбао пароходов на том основании, что порт будто бы блокирован и минирован. На заседании английской Палаты общин 19 апреля это решение правительства вызвало любопытную дискуссию:
«Либерал Перси Гаррис (обращаясь к Идену): Верно ли, что вы препятствуете пароходам ходить в Бильбао?
Идеи: Это не совсем так.
Лейборист Джонс (обращаясь к Сэмюэлю Хору): Известно ли вам, что республиканские власти очистили вход в Бильбао от мин?
Хор: Мы имеем об этом сведения месячной давности.
Синклер: Не может ли министр сказать, сколько пароходов ушло из Бильбао на прошлой неделе?
Ренсимен: Четыре британских и неустановленное число испанских пароходов.
Синклер: А что, с этими пароходами случилось какое-либо несчастье? Они пострадали от мин?
Ответа на этот вопрос не последовало.
Синклер: Если министр не может ответить, то какие он вообще имеет доказательства наличия мин в Бильбао? (Смех в зале)».
Плоды политики невмешательства сказались очень скоро. 29 мая 1937 г. германский броненосец «Дейчланд», находившийся в испанской бухте у острова Ивиса, обстрелял из зенитных орудий республиканские самолёты.
Германские военно-морские суда нарочито становились на пути военного флота республиканской Испании, мешая его действиям. Когда испанские республиканские власти обстреляли суда мятежников, привезшие военное снаряжение, немецкие суда получили приказ «рассчитаться» с мирным населением: они подошли к беззащитному испанскому городку Альмерия и в течение нескольких часов вели артиллерийский обстрел этого города. В результате население города тяжело пострадало.
4 июня 1937 г. испанское правительство обратилось к представителю Великобритании с просьбой передать его ноту в Комитет по невмешательству. В ней оно указывало не только на нарушения немцами суверенитета республиканской Испании, но и на то, что возмутительные акты агрессии проводились ими под предлогом осуществления контроля, установленного лондонским Комитетом по невмешательству. Но комитет продолжал бездействовать. Ту же позицию сохранял и Совет Лиги наций, собравшийся на майскую сессию 1937 г. Резолюция Совета от 29 мая «с сожалением констатировала, что меры, принятые правительствами в результате рекомендаций Совета Лиги наций, не имели до сих пор желаемого эффекта». Тем не менее резолюция подтверждала, что «международная система контроля находится в действии»; членам Лиги предлагалось «не жалеть никаких усилий в этом направлении». Немецкие агрессоры имели полное основание весело посмеяться. Их «контроль» хорошо «действовал». Во всяком случае они «не жалели никаких усилий» при его осуществлении на Ивисе и в Альмерии.
Нионское соглашение (14 сентября 1937 г.). После майской резолюции морской контроль интервентов и мятежников у берегов Испании стал проводиться ещё смелее. Участились случаи захвата судов, не только прибывших в Испанию, но и проходящих через Гибралтар. В особенности агрессивно действовали итальянские военные суда против торговых судов СССР. Итальянские подводные лодки потопили советские суда «Тимирязев» и «Благоев». В ноте протеста от 6 сентября 1937 г. советское правительство возложило на итальянское правительство всю полноту политической и материальной ответственности за эти пиратские действия. В конце концов французскому и английскому правительствам также пришлось подумать об охране торговых судов, плавающих в Средиземном море. С этой целью они предложили созвать конференцию средиземноморских и черноморских держав. Отвечая на это предложение, Наркоминдел в ноте от 7 сентября 1937 г. указал, что «правительство СССР готово принять участие в совещании, созываемом по инициативе французского и английского правительств 10 сентября и долженствующем обсудить вопрос о мерах, способных обеспечить безопасность плавания на открытых морских путях, представляющую одну из основ мира». Конференция состоялась с 10 по 14 сентября в Нионе, близ Женевы. На ней были представлены СССР, Англия, Франция, Турция, Египет, Румыния, Болгария, Греция и Югославия. Италия отказалась участвовать в Нионской конференции. Отказалась и Германия, также получившая приглашение, хотя она и не является средиземноморской державой. Зато республиканская Испания, непосредственно заинтересован-ная в вопросах конференции, приглашения не получила.
Нионская конференция вынесла резолюцию, обязывающую всех участников этого совещания принять решительные меры борьбы против действий пиратов на Средиземном море. Заинтересованные правительства распределили между собой охрану моря по отдельным зонам. На британский и французский флоты возлагалась обязанность обеспечить безопасность мореходства в открытом море вплоть до Дарданелл. Делегация СССР на Нионской конференции настаивала на том, чтобы охрана распространялась и на торговые суда испанского правительства. Однако это предложение было отклонено конференцией. Отказ был мотивирован доводом, представляющим верх дипломатического лицемерия. Указывалось, что «охрана жизни экипажей испанских судов может быть сочтена за вмешательство в испанский конфликт».
Сторонники невмешательства шли всё дальше. Английская и французская дипломатия уже ставила вопрос, не пора ли признать за правительством Франко право воюющей стороны. Это означало бы легализацию военно-фашистского мятежа в Испании против законного правительства. Разумеется, советское правительство решительно возражало против такого акта.
19 октября 1937 г. представитель СССР в Комитете по невмешательству огласил на заседании подкомиссии заявление, содержавшее резкую оценку деятельности этого учреждения.
«По убеждению советского правительства, — заявил делегат СССР, — так называемая политика невмешательства, проводимая через лондонский комитет, ни в какой мере не достигла своей цели, а именно не только не предотвратила самого активного вмешательства некоторых государств в испанские дела, но, наоборот, создала ширму, под прикрытием которой мятежные генералы получали за время существования комитета в постоянно возрастающем количестве подкрепления людьми, самолётами и амуницией. Лондонский комитет не мог помешать тому, что целые сражения с занятием значительной территории и крупных городов проводились почти исключительно иностранными войсками, сражающимися на стороне Франко. Весь мир убеждён теперь, что лондонскому комитету не удалось принять меры, которые ограничивали бы вмешательство в испанские дела, поскольку это касалось помощи генералу Франко, но что эти же меры создали действительное ограничение для снабжения законного испанского правительства ».
Советская делегация заявила, что не может принять на себя «ни в малейшей доле ответственность за такую политику, которая уже в достаточной мере доказала свою несостоятельность».
1 марта 1939 г. Совнарком СССР постановил отозвать своего представителя из состава Комитета по невмешательству.