Глава шестая

Дипломатическая борьба вокруг созыва Генуэзской конференции

Новый поворот в английской политике. Вашингтонская конференция ярко продемонстрировала то, что передовым умам капиталистического мира было ясно и раньше: ни урегулирования мирового хозяйства, ни решения вопросов международной политики нельзя было достигнуть без участия Советской России. Выпадение из мирового хозяйства одной шестой части всего мира резко отразилось на торговом обороте ряда стран. Прежде всего это ощутила на себе Англия.

Почти три года прошло со времени окончания войны, а Европа всё ещё билась в тисках разрухи. Промышленность замирала. Население европейских стран изнывало под бременем налогов. Число безработных угрожающе росло, особенно в Англии. То, что удавалось получать в виде репараций с Германии, уходило в Англии на пособия безработным. Разумеется, если бы Советская Россия могла выступить на рынке в качестве покупателя, в Англии не стало бы безработицы — так рассуждали английские промышленники. В конце 1921 г. английская пресса усиленно заговорила об экономическом значении России, о её военной мощи, о влиянии Советской России на Востоке. Всё чаще указывалось на необходимость вернуть Россию в круг мирового хозяйства и привлечь её к участию в его оздоровлении. Само английское правительство иначе, чем французское, отнеслось к ноте советского правительства от 28 октября 1921 г., где советская власть, выражая готовность признать довоенные долги дореволюционного правительства, предлагала созвать международную конференцию, которая рассмотрела бы взаимные требования иностранных держав и России и выработала бы окончательный мирный договор. В то время как французское правительство признавало «тщетными и опасными попытки возобновить контакт, хотя бы экономический», с Советской страной, правительство Англии вступило в дипломатическую переписку с правительством Советской России. Ллойд

Джордж запросил дополнительные данные относительно предложения Советской России. В английской прессе высказывалось убеждение, что британское правительство примет предложение Советской страны о созыве международной конференции.

Маневры германской дипломатии. Примирительная позиция английской прессы в отношении Советской России вызвала беспокойство в Германии. Немцы считали, что советский рынок должен остаться за ними; нельзя допускать туда Англию. Намечающийся поворот английской политики германская дипломатия пыталась использовать в своих интересах. Англия нуждается в рынке; пусть же предоставят Германии кредиты, облегчат условия репараций, — и Германия станет крупнейшим покупателем английских товаров. Об этом говорилось в дипломатических кругах, писалось в немецких газетах. Немецкие банкиры и промышленники твердили это при встречах с английскими предпринимателями. Своим маневром германская дипломатия надеялась убить сразу двух зайцев: с помощью Англии пробить брешь в Версальском договоре и, с другой стороны, помешать сближению той же Англии с Советской Россией. Германский министр иностранных дел Вальтер Ратенау решил посетить Лондон. Опираясь на связи с видными английскими деятелями, он начал там переговоры с Английским банком о кредитах. Немцы соглашались на высокий процент, если сумма кредитов будет достаточно велика. Ратенау был приглашён и к английскому премьеру. После трёхдневных переговоров Английский банк сформулировал свой ответ в письме, составленном сообща с немцами; в этом документе развивалась мысль, что нельзя предоставить кредиты Германии, придавленной репарационными обязательствами. Письмо можно было вручить самому Ратенау, но для соблюдения конспирации англичане выждали, пока Ратенау уехал в Бремен; вслед за ним они направили письмо германскому канцлеру. Тот немедленно предал его гласности. Однако в печать не попал один секретный пункт письма: Английский банк предлагал председателю германского Рейхсбанка ни при каких условиях не выдавать остатка своего золотого запаса, если бы Франция потребовала этого в качестве санкции. Английский банк предлагал даже взять на себя защиту остатка золотого запаса Германии.

Опираясь на письмо Английского банда, германское правительство сообщило репарационной комиссии, что уплата репараций, предстоящая 15 января и 15 февраля 1922 г., остаётся под вопросом. Французы в репарационной комиссии немедленно заявили протест. Они требовали прямого и точного ответа на вопрос, когда будут уплачены задержанные взносы и какие гарантии будут даны немцами, если последует отсрочка платежей.

Ратенау снова связался с лондонскими кругами. Там ему дали понять, что можно не уступать: французов не поддержат.

К этому времени заехал в Лондон на обратном пути из Вашингтона премьер-министр Франции Бриан. Ллойд Джордж познакомил его с планом англичан предоставить возможность Советской России и Германии стать покупателями английских товаров. Ллойд Джордж уже разработал свой проект «умиротворения Европы»: в нём предусматривался созыв европейской конференции с участием Германии и России, чтобы добиться возвращения этих стран в круговорот мирового хозяйства. Чтобы помочь Бриану преодолеть сопротивление кругов, враждебных всякой компромиссной политике в отношении Германии и России, Ллойд Джордж поставил вопрос о заключении англо-французского пакта. Таким пактом Англия гарантировала бы на ближайшие 10 лет безопасность Франции, т. е. осуществила бы данное ещё на Версальской конференции, совместно с Америкой, обещание. При этом, однако, имелась оговорка, сводившая на нет весь эффект английского предложения: гарантия обусловливалась участием в ней США. Оба премьера решили продолжить переговоры в Каннах, где предстояло заседание Верховного совета союзников.

Бриан вернулся в Париж. Там уже знали о переговорах Англии с Германией. Последнее предложение Ллойд Джорджа встречено было более чем сдержанно. Для националистического лагеря тяжёлой индустрии, сторонников Мильерана и Пуанкаре, английских обещаний было мало: они требовали политической изоляции России и Германии, обеспечения безопасности Польши, постоянного объединения деятельности французского и английского генеральных штабов. Впрочем, мало веря в осуществимость своих требований, националисты склонялись к иному — радикальному, по их мнению, — разрешению вопроса. Вернейшим путём им представлялась оккупация Рура впредь до получения репараций.

Когда в Лондоне убедились, что английское предложение вызывает в Париже только раздражение, Ллойд Джордж решил пойти дальше. Он предложил Бриану пакт, гарантирующий Франции на тот же десятилетний срок английскую помощь против нападения Германии, если оно не будет вызвано самой же Францией.

Такое предложение Ллойд Джорджа отняло у французских националистов возможность просто отказаться от участия Франции в конференции. Бриан был отпущен в Канны.

Каннская конференция (январь 1922 г.). На заседании Верховного совета союзников в Каннах Ллойд Джордж выступил с предложением созыва международной экономической конференции. 6 января 1922 г. Верховный совет в принципе согласился с предложением Ллойд Джорджа; после детального обсуждения Совет утвердил соответствующую резолюцию. Союзные державы признали, что облегчение страданий всех народов возможно лишь при восстановлении международной торговли и развитии естественных: богатств всех стран и что избавление Европы от экономического паралича требует соединённых усилий наиболее мощных стран. Решено было созвать в Генуе в феврале или начале марта экономическо-финансовую конференцию; всем европейским государствам, в том числе Советской России5 Германии, Австрии, Венгрии и Болгарии, имелось в виду предложить прислать на неё своих представителей. При этом Верховный совет наметил шесть условий, признание которых должно было содействовать успеху всего плана.

Первое условие: ни одно государство не может навязывать другому государству систему собственности, внутренней эко-комической жизни и управления.

Второе: государство, предоставляющее другому кредит, должно быть уверено, что имущество и права его граждан будут ограждены.

Третье условие, особенно детально разработанное, гласило:

«Действительные гарантии безопасности не могут быть восстановлены до тех пор, пока правительства всех государств, желающих воспользоваться иностранным кредитом, не заявят вполне определённо, что они признают все государственные долги и обязательства, заключённые или могущие быть заключёнными или гарантированными государством, муниципалитетами или какими-либо другими общественными организациями, а также обязательство восстановить всё принадлежавшее иностранцам имущество или компенсировать их за убытки, причинённые им конфискацией или секвестром, их имущества, и систему законодательства и суда, которая беспристрастно ограждала бы права и обязательства, вытекающие из коммерческих и другого рода договоров, и обеспечивала бы их принудительную силу».

Далее следовало требование организовать финансово-денежное обращение, обеспечивающее ведение торговли. Пункт пятый говорил о воздержании от пропаганды направленной к низвержению существующего порядка. Шестой пункт призывал все страны принять на себя взаимное обязательство воздерживатъся от нападения на своих соседей.

Тот же шестой пункт содержал указания на условия признания Советской России: «Если в целях обеспечения условий, необходимых для развития торговли в России, российское правительство потребует официального признания, то союзные державы будут готовы согласиться на такое признание, но лишь в том случае, если русское правительство согласится с выше приведёнными условиями».

Каннская резолюция предлагала, чтобы в будущей конференции приняли участие премьер-министры приглашаемых стран. Конференцию имелось в виду созвать в Генуе.

На следующий день, 7 января, итальянское правительство по поручению Верховного совета передало в Москву через советскую торговую делегацию в Италии сообщение о принятой резолюции.

«Итальянское правительство согласно с великобританским правительством, — гласил этот документ, — считает, что личное участие в этой конференции Ленина значительно облегчило бы разрешение вопроса об экономическом равновесии Европы. Королевское Министерство иностранных дел просит российскую торговую делегацию самым срочным образом сообщить в Москву о желании королевского правительства, чтобы Ленин не преминул принять участие в конференции.

Необходимо передать ответ в Канны к будущему понедельнику».

8 января советское правительство ответило, что с удовлетворением принимает приглашение на европейскую конференцию, созываемую в марте. Наркоминдел добавлял, что советская делегация будет избрана на чрезвычайной сессии ВЦИК, который снабдит делегацию самыми широкими полномочиями. Что касается Ленина, то советский ответ гласил: «Даже в том случае, если бы председатель СHK Ленин, вследствие перегруженности работой, в особенности в связи с голодом, был лишён возможности покинуть Россию, тем не менее состав делегации, равно как и размеры предоставленных ей полномочий, придадут ей такой же авторитет, какой она имела бы, если бы в ней участвовал гражданин Ленин. Таким образом, ни в коем случае со стороны России не будет каких-либо препятствий к быстрому ходу работ конференции».

В Канны была приглашена и Германия. Немцы решили продолжить свою игру: рвать Версальский договор по кусочкам, используя разногласия между союзниками. Чтобы скрыть истинные намерения своей делегации, германское правительство сквозь пальцы смотрело на травлю Ратенау в фашистской прессе. Там писали, что в Каннах Германию ждёт новый ультиматум. «Я даже благодарен этой прессе за то, что она сообщала подобные вещи», — признавался Ратенау, отчитываясь позже на секретном заседании в Берлине.

Переговоры с Германией велись в «обнадёживающем тоне», как писал позже Ллойд Джордж. Речь шла о значительном облегчении репарационных платежей. Ратенау говорил, что Англия и Италия обещали совершенно определённо, что вскоре после Генуи будет аннулирована обязательная уплата каждые 10 дней по 31 миллиону марок репараций. «Я прошу вас, — уговаривал Ратенау своих слушателей на секретном совещании в Берлине, — не говорить о Версальском договоре, от которого отпадает кусочек за кусочком. Если мы будем иметь такой вид, что достигли успехов, то самые яростные из наших противников станут цепляться за букву договора… Только когда в договоре будут пробиты большие бреши… мы сможем сказать: «теперь это постыдное деяние также превращено в клочок бумаги»».

Казалось бы, германская дипломатия приближалась к осуществлению своего замысла. Но радость её была преждевременной.

Капиталистическая пресса подняла невообразимый шум вокруг предстоящей Генуэзской конференции. Её называли вторым Парижским конгрессом 1919 г., но в более широком масштабе. Ллойд Джордж заявлял, что это крупнейшая конференция из всех когда-либо имевших место. Скоро, однако, в этом хоре стали звучать и скептические ноты. Всеведущие журналисты чуть-чуть приподняли завесу над Каннами. Рассказывали, что на Каннской конференции премьер-министр Франции Бриан требовал для Франции гарантий против пересмотра каких-либо договоров, хотя и признал, что предложения Ллойд Джорджа в общем его удовлетворяют. Говорили, что в зеркальных залах морского клуба в Каннах между Ллойд Джорджем и Брианом уже достигнуто соглашение о Турции. Поэтому будто бы в списке приглашённых на Генуэзскую конференцию и не было Турции. Во всяком случае в Париже было объявлено о скором созыве конференции по ближневосточному вопросу.

Особенно много толков было о переговорах с Германией. Выяснилось, что в сенатской комиссии в Париже Пуанкаре произнёс резкую речь против Бриана. Пошли тревожные толки, что Бриан слишком во многом уступает Ллойд Джорджу, особенно же в вопросах эвакуации левого берега Рейна и германских репараций. Парижская «Matin» сообщала, будто бы французский президент Мильеран послал Бриану телеграмму, упрекая его за каннскую резолюцию. 12 января «Journal des Dibats» писал:

«В Каннах считают безапелляционной принятую 6 января резолюцию относительно Генуэзской конференции. Мы открыто признаём её прискорбной и неприемлемой. Мы снова протестуем против всякого признания советского правительства, прежде чем оно действительно не изменит существующего в России режима».

Парижские газеты заговорили о поражении французской дипломатии. «Итак, Ленин приглашён сидеть рядом с Брианом!» — негодовали журналисты.

В то же время и итальянская делегация в Каннах заявила протест против переговоров о заключении англо-французского пакта без участия Италии. 11 января Ллойд Джордж адресовал итальянцам меморандум, заверявший, что «проектируемый пакт не имеет целью исключить Италию из совещания главных союзников или ослабить их тесное согласие с нею… Исключительная заинтересованность Англии в безопасности восточных границ Франции от германского нападения с неумолимой очевидностью доказана войной. В 1914 г. германское нашествие едва не охватило портов Ламанша и было отражено во Франции и во Фландрии на линии, очень близкой от английских берегов. Залпы германских пушек слышны были в Англии ежедневно в течение четырёх лет. Англия знает очень хорошо, что если бы Германии удалось во время будущей войны установить свою артиллерию на французском побережье, снаряды её достигали бы Лондона».

В заключение Ллойд Джордж напоминал, что 28 июня 1919 г. Англией вместе с США было подписано соглашение, обещавшее Франции их помощь в случае нападения Германии. Меморандум заявлял, что «честь» обязывает Англию превратить это обещание в обязательство.

Англо-французский пакт, обеспокоивший не только Италию, но и США, подписан не был. Бриан был внезапно вызван в Париж. Его обвиняли в том, что он шёл в Канны, а попал в Каноссу.

12 января Бриан выступил в Палате с отчётом о конференции в Каннах. Национальный блок Палаты 230 голосами выразил Бриану недоверие. Правительство ушло в отставку. Во главе нового кабинета стал Пуанкаре, прозванный в своё время «Пуанкаре-война».

Французский кризис отозвался по всей Европе. Пал кабинет в Польше. Ушло в отставку министерство Шобера в Австрии; та же судьба постигла и правительство Гунариса в Греции; итальянское правительство Бономи должно было уступить место новому кабинету. Зашатался и кабинет Ллойд Джорджа, против которого начались выступления в Парламенте. Только угроза прихода к власти лейбористов, обозначившаяся на дополнительных выборах, заставила Чемберлена выступить от имени консерваторов в защиту Ллойд Джорджа и за сохранение прежней коалиции.

Маневрирование Франции. Все изощрялись в догадках, какова будет Маневрирование политика нового премьера Франции. Французские газеты открыто писали о провале Генуи или во всяком случае о длительной отсрочке предположенной конференции. Английские газеты, напротив, утверждали, что Пуанкаре окажется перед неизбежностью или вернуться к политике Бриана или изолировать Францию. Неопределённость скоро рассеялась: новый премьер Франции открыто перешёл в наступление. 6 февраля Пуанкаре отправил в Лондон меморандум по поводу Генуэзской конференции. В отношении пакта о безопасности он решительно настаивал на расширении его обязательств в духе программы французского национального блока. Тем самым «западноевропейская часть» каннских проектов обрекалась на затяжные переговоры. «Сделанное Великобританией предложение заключить договор о гарантиях для Франции, — писал Ллойд Джордж, — было отвергнуто с презрением; нам сказали очень грубо, что это бесполезно при отсутствии военной конвенции» (т. е. военного союза).

Непосредственную задачу Генуэзской конференции Пуанкаре сводил к дискуссии по русскому вопросу. Если Франция примет участие в конференции, писал Пуанкаре, то до этого необходимо добиться полного соглашения между союзными правительствами о пунктах программы конференции. Хотя Чичерин телеграммой от 8 января и выразил согласие советского правительства с каннской резолюцией, но это согласие не было подтверждено официально. Необходимо на первом же заседании конференции, до всякой дискуссии, занести в протокол, что самым фактом своего присутствия все приглашённые державы заявляют о полном согласии с принципами каннской резолюции. Но этого недостаточно. Союзным правительствам необходимо предварительно сговориться между собой о точном смысле каннских принципов,

Дальше Пуанкаре излагал своё толкование каннской резолюции. Он категорически заявлял, что она не даёт оснований для каких бы то ни было изменений договоров по отношению к Германии и другим странам. «Было бы недопустимо в частности, — говорилось в меморандуме Пуанкаре, — чтобы Генуэзская конференция заменила собой Лигу наций в обязанностях, возложенных на последнюю мирными договорами, — обязанностях, которые только Лига и в состоянии выполнить».

С особой резкостью Пуанкаре настаивал на твёрдой политике в вопросе о репарациях. Пуанкаре требовал внести ясность и в вопрос о невмешательстве во внутренние дела; необходимо знать, по его мнению, относится ли это к реставрации Гогенцоллернов или другой довоенной монархии. Наконец, заявлял Пуанкаре, надо добиться уважения прав и интересов иностранцев в других странах.

«В самом деле, — писал Пуанкаре, — невозможно представить себе уважения к собственности, когда права собственности не существует. Поэтому следует предположить, что в этих случаях права и имущество иностранцев не будут подчинены местному внутреннему праву, а останутся под управлением законов, действующих в стране, подданным которой является иностранец, и признанных имеющими силу и для стран, о которых идёт речь. Таким образом, представляется возможным установить подлинный режим капитуляций».

Что касается долгов, то все державы, особенно те, которые отвергали их признание — здесь Пуанкаре открыто метил в Советскую Россию, — должны не только безоговорочно признать их, но и приступить к практическому выполнению своих обязательств.

Меморандум заканчивался следующим заявлением:

«Прежде всего необходимо будет удостовериться, намерены ли Советы установить льготы для торговли, законные и юридические гарантии, охрану промышленности, авторской и художественной собственности, ввести консульский устав, разрешить въезд и свободную деятельность иностранцев, без которых торговля возобновиться не может…

Таким образом, различные пункты, которые могут быть включены в последние три параграфа программы, должны быть теперь же определены самым точным образом, дабы полное согласие на этот счёт установилось между союзниками и остальными цивилизованными странами, когда последние станут лицом перед пустыней, созданной Советами».

В заключение французское правительство настаивало на отсрочке Генуэзской конференции на 3 месяца. Полное сохранение всех договоров версальской системы; никаких уступок в вопросе германских репараций; безоговорочное признание Россией всех долгов — такова была программа воинствующего французского национализма.

Для того чтобы усилить нажим на Англию, французская дипломатия одновременно с отправкой меморандума предприняла новый маневр. 7 февраля 1922 г. в газете «Temps» появилась статья, направленная против предполагаемых переговоров между Россией и Англией. Статья намекала на возможность русско-французского соглашения. Вся мировая печать подхватила этот намёк. С особенной тревогой писала о возможности франко-русского соглашения германская пресса.

В ответ газета «Daily Telegraph», отражавшая официальную точку зрения английского Министерства иностранных дел, подвергла критике меморандум Пуанкаре, который, кстати говоря, ещё не был опубликован в печати. «Инициаторы ангорской политики, — писала газета, намекая на сепаратное франко-турецкое соглашение 1921 г., — не должны мешать усилиям, направленным к достижению соглашения с Москвой».

Тем не менее «Temps» продолжала печатать передовые статьи о франко-русском соглашении. Специальный корреспондент «Matin» Зауэрвейн помчался на машине из Парижа в Берлин, — другого способа сообщения не было, так как в Германии началась всеобщая железнодорожная забастовка. В Берлине французский корреспондент побеседовал с одним из представителе! Советской России. Вернувшись в Париж, он опубликовал интервью, в котором доказывалась необходимость освободить Россию из-под английского влияния.

Слухи о франко-русских переговорах, раздуваемые Францией, всё ширились. Английская пресса принимала их всерьёз. «Westminster-Gazette» с грустью писала: «Франция может заключить мир с большевиками прежде, чем мы узнаем о том, что делается в этом направлении».

Английское правительство предложило создать комиссию экспертов для подготовки генуэзских решений. Франция ответила согласием. Но при этом она потребовала приглашения экспертов и от Малой Антанты и притом обязательно в Париж. Таким образом, Франция явно затягивала дело.

В то же время в Париже под председательством бывшего французского посла в Россия Нуланса состоялась в середине февраля конференция кредиторов России. На конференции были представлены Ассоциация британских кредиторов, Главная комиссия для защиты французских интересов, кредиторы из Бельгии, Дании, Японии, США. Конференция потребовала, чтобы союзнические правительства добились от Советской России признания всех долгов, а также принятия шести каннских условий как предварительной платформы для переговоров. Резолюция сыграла свою роль в маневрах французской дипломатии. Англия убеждалась воочию, что соглашение с Россией встречается с серьёзными затруднениями международно-политического порядка.

Английская печать, настаивавшая до тех пор на невозможности отсрочить Геную, мало-помалу изменяла тон. Кое-где уже стали поговаривать о том, что конференцию, видимо, придётся отложить, если того потребует Италия в связи с министерским кризисом.

В разгар этой газетной кампании советское правительство обратилось в Рим с запросом, верны ли сведения об отсрочке конференции. Итальянцы ответили, что конференция не может открыться 8 марта и что итальянское правительство вступило в сношения с союзными державами для установления другого срока. Дипломатический маневр Пуанкаре начинал давать результаты. Англия пошла на уступки.

Добившись уступок от Англии, французская дипломатия резко изменила свою тактику. 20 февраля газета «Temps» в передовой статье заявила, что французское правительство отнюдь не собирается вести с Советской Россией какие бы то ни было переговоры до созыва Генуэзской конференции и «желает противопоставить Советской России общий фронт».

Дипломатический маневр Пуанкаре вынудил Англию искать соглашения с Францией. Ллойд Джордж предложил Пуанкаре личную встречу. Она состоялась 25 февраля в Булони. Совещание длилось около трёх часов. На следующий день было опубликовано официальное коммюнике. «Оба премьера, — гласил его текст, — пришли к полному соглашению относительно политических гарантий, необходимых для предупреждения всякого посягательства на прерогативы Лиги наций, на подписанные Францией договоры и на права союзников в области репараций. В ближайшие дни в Лондоне состоится съезд экспертов для обсуждения экономических и технических вопросов. Итальянскому правительству будет предложено созвать Генуэзскую конференцию на 10 апреля».

С 20 по 28 марта в Лондоне собрались экономические и финансовые эксперты союзников, которые разработали подробный проект резолюций по основным вопросам предстоящей конференции.

Польско-балтийский блок. Западноевропейская пресса была заполнена сообщениями о переговорах между странами Большой и Малой Антанты. Шла лихорадочная подготовка дипломатического блока против Советской России. Часть газет усилила травлю Советской страны. Участились клеветнические статьи о шатком положении советского правительства, о мнимых восстаниях в республике, измышления «собственных корреспондентов» о том, что Советская Россия вовсе не собирается устанавливать отношения с Западом, а лишь готовится использовать международную трибуну для коммунистической пропаганды.

15 марта Наркоминдел вынужден был обратиться с нотой протеста к правительствам Англии, Италии, Франции. Ссылаясь на сообщения всей западной прессы о переговорах между правительствами Большой и Малой Антанты, «имеющих целью дать им возможность явиться на конференцию с готовыми решениями относительно России», нота констатировала, что «часть западной прессы, очевидно, инспирированная официальными кругами, вновь начала и с крайним ожесточением ведёт кампанию лжи и клеветы против Советских республик». Мало того, «русское правительство имеет в руках неопровержимые доказательства формирования враждебных банд на территориях соседних государств. Против Советской России заключаются новые военные союзы, и при таких условиях сама конференция может стать точкой отправления новой военной интервенции, открытой или замаскированной, на русской территории ». Накануне созыва Генуэзской конференции с полной ясностью раскрылось стремление французской дипломатии создать антисоветский фронт прибалтийских стран.

13 марта 1922 г. по приглашению польского Министерства иностранных дел в Варшаве собрались представители Польши, Латвии, Эстонии и Финляндии. Литва не была приглашена. 17 марта Варшавская конференция заключила политическое соглашение, известное под названием Варшавского договора. Польша, Финляндия, Эстония и Латвия обязывались из заключать никаких договоров, прямо или косвенно направленных против какого-либо из подписавших этот документ государств, и впредь сообщать друг другу тексты соглашений, заключаемых между ними и с другими государствами. Представленные на Варшавской конференции правительства должны были начать в ближайшем будущем переговоры для заключения торговых договоров, конвенций о выдаче преступников и т. д. В центре Варшавского договора находился, однако, седьмой пункт, гласивший: «Представленные на Варшавской конференции государства обязуются, в случае если одно из них без провокации с его стороны подвергнется нападению другого государства, соблюдать благосклонную позицию по отношению к атакованному государству и заключить немедленное соглашение о необходимых мерах».

Соглашение было заключено на пять лет. Варшавский договор являлся осуществлением давнего плана французской дипломатии создать блок прибалтийских государств под фактическим руководством Польши. Даже финские газеты, оценивая политические итоги Варшавской конференции, отмечали, что она устанавливала формальный контроль Польши над внешней политикой балтийских лимитрофов. Блок четырёх государств был направлен в первую очередь против Советской страны. Однако он имел и другое остриё. Под руководством Франции польско-балтийский блок мог помешать Англии вступить в соглашение с Германией и Советской Россией.

В балтийских странах Варшавский договор вызвал недовольство некоторых политических кругов. Так, в Латвии даже социал-демократы расценивали его как начало антисоветской военной авантюры. Ввиду этого они и протестовали против его ратификации. Однако латвийский Парламент утвердил Варшавский договор. То же сделал и Парламент Эстонии.

Америка и Генуэзская конференция. Правительство США не сразу ответило на приглашение в Геную, переданное через итальянского посла в Вашингтоне. Часть американской прессы сочувственно отнеслась к идее конференции. Сторонники её в США рассчитывали, что решения Генуэзской конференции помогут восстановлению Европы и тем самым расширят возможность использования американских капиталов. Но крайняя настойчивость, проявленная Англией в деле подготовки Генуи, возбудила тревогу, нет ли попытки со стороны британской дипломатии взять реванш за Вашингтон и объединить Европу против Америки скоро появились сигналы, что в Генуе будет поднят вопрос о списании военных долгов. 19 января в парижской газете «Matin» опубликована была статья о финансах Франции. Автор статьи доказывал, что тяжёлое положение Франции вызывается отнюдь не военными расходами: на армию Франция тратит 2 миллиарда франков, т. е. одну двенадцатую часть всего бюджета; между тем на уплату процентов по займам, заключённым для ведения войны, уходит 13 миллиардов. «Вот что убивает нас!» — восклицал автор. Итак, заключал он, «из расходного бюджета в 25 миллиардов мы должны платить 13 миллиардов за то, что нам навязали войну, и ещё 2 миллиарда за то, чтобы нам не навязали её опять».

Разговоры о долгах заставили США насторожиться. 3 февраля 1922 г. американский Сенат принял билль, внесённый сенатором Мак-Кормиком, о погашении союзниками в течение 25 лет 10-миллиардного долга вместе с причитающимися процентами.

8 марта государственный секретарь США Чарльз Юз ответил итальянскому послу на приглашение принять участие в Генуэзской конференции. Заверив, что правительство США с глубочайшим интересом относится к конференции и признаёт, что без восстановления Европы не может быть и речи об улучшении условий жизни всего мира, Юз, однако, сообщал об отказе США принять участие в конференции. Мотивом отказа являлось то, что конференция будет иметь не экономический, а главным образом политический характер.

Юз добавлял, что США следят «с интересом и симпатией» за возрождением экономических условий, при которых Россия восстановит свои производительные силы. «Однако американское правительство, — писал Юз, — придерживается того мнения, что эти условия не могут создаться до тех пор, пока теми, на кого главным образом падает ответственность за постигшую Россию экономическую разруху, не будут приняты соответствующие меры ».

В качестве основы для экономических связей с Россией Юз выдвигал ту же политику «открытых дверей»), которую американский империализм проводил по отношению к Китаю: «Не должно быть предпринято ничего, что имело бы целью извлечь из России экономические выгоды в ущерб справедливым правам других… должна быть установлена справедливая и равная для всех возможность участия в экономической жизни этой страны».

Неприязнь к России, сказавшаяся в ноте Юза, объяснялась главным образом позицией советского правительства в вопросе о долгах. Финансовые круги США вели кампанию против Советской страны, отказавшейся признать долги и тем якобы подавшей соблазнительный пример другим государствам. К тому же некоторые круги капиталистов боялись, что возрождённая Россия станет крупным конкурентом США, особенно на нефтяном и сырьевом рынках.

Отказавшись участвовать в Генуэзской конференции, правительство США поручило своему послу в Италии Чайльду присутствовать в Генуе в качестве «наблюдателя».

Советская республика и Генуэзская конференция. Готовилась к Генуэзской конференции и Советская республика. Правительство её, конечно не разделяло тех надежд, которые лицемерно возлагала мировая пресса на конференцию, как на спасительницу Европы и организатора всеобщего мира. Но на Генуэзской конференции можно было добиться признания советской власти. Правда, это не спасало России от интервенции. Ясно было, что в случае войны и Франция и Англия, несмотря на признание Советской республики, помогли бы Финляндии и другим своим вассалам. Но признание всё же несколько осложняло интервенцию. Советская власть мало надеялась и на получение займов. Западная Европа не имела свободных капиталов: в разговорах о международном консорциуме для финансовой помощи России называлась весьма незначительная сумма — всего 20 миллионов фунтов стерлингов. Но признание советской власти облегчило бы переговоры о частных кредитах и о концессиях с крупными предпринимателями.

«Мы с самого начала, — говорил Ленин, — заявляли, что Геную приветствуем и на неё идём; мы прекрасно понимали и нисколько не скрывали, что идём на неё как купцы, потому что нам торговля с капиталистическими странами… безусловно необходима, и что мы идём туда для того, чтобы наиболее правильно и наиболее выгодно обсудить политически подходящие условия этой торговли, и только».

Общему фронту капиталистических стран необходимо было противопоставить единение всех советских республик. 17 января председатель ВЦИК т. Калинин обратился к ним с телеграммой. «Настоящий момент, — гласила она, — требует создания единого фронта для дипломатической борьбы с капиталистическими правительствами на европейской конференции. Российское правительство считает невозможным участие на конференции без союзных советских республик и Дальневосточной народной республики».

27 января была созвана чрезвычайная сессия ВЦИК. Сессия утвердила состав делегации на конференцию во главе с Лениным в качестве председателя; заместителем его сессия назначила народного комиссара по иностранным делам Чичерина. Резолюция ВЦИК содержала указание, что заместитель председателя имеет все права председателя «на тот случай, если обстановка исключит возможность поездки т. Ленина на конференцию».

Советский народ не пожелал послать Ленина за границу: в обстановке, накалённой злобной антисоветской кампанией, не исключена была возможность вражеского покушения па главу советского правительства, как это случилось годом позже с т. Воровским. Во ВЦИК, в Совнарком, в редакции центральных и местных газет сыпались десятки тысяч резолюций и писем с протестом против поездки Ленина. «Берегите Ленина, не пускайте его!» — требовали красноармейцы, рабочие, крестьяне.

22 февраля 1922 г. в Москве было созвано совещание представителей Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, Азербайджанской ССР, Армянской ССР, Белорусской ССР, Бухарской Народной Советской Республики, Грузинской ССР, Дальневосточной Республики (ДВР), Украинской ССР п Хорезмской Советской Республики. Представители восьми республик подписали протокол о передаче РСФСР защиты интересов всех республик; ей они поручили заключить и подписать на Генуэзской конференции от их имени все договоры и соглашения как с государствами, представленными на конференции, так и со всякими другими странами.

Но противопоставить капиталистическому фронту единение советских республик было недостаточно. Второй задачей Советской страны было расколоть фронт капиталистов. Судя по прессе, в капиталистическом лагере наметились к тому времени три группы. Одна группа, настроенная более агрессивно, стремилась запугать советскую власть, чтобы навязать ей кабальные условия соглашения, Ленин писал по поводу угроз этой группы: «По вопросу о Генуэзской конференции нужно строго отличать суть дела от тех газетных уток, которые буржуазия, пускает; ей они кажутся страшными бомбами, но нас они не пугают, так как мы их много видели и они не всегда заслуживают, чтобы на них отвечать даже улыбкой. Всякие попытки навязать нам условия, как побеждённым, есть пустой вздор, на который не стоит отвечать. Мы, как купцы, завязываем отношения и знаем, что ты должен нам, и что мы тебе, и какая может быть твоя законная и даже повышенная прибыль».

Была и вторая, более деловая группа капиталистов. Она заинтересована была в успехе конференции и положительном завершении переговоров с Советской республикой. Имелась, наконец, третья группа. Её можно было бы назвать пацифистской. В неё входили некоторые крупные государственные деятели, лидеры II и II? Интернационала и прочие буржуазно-демократические представители. Они носились с идеей всеобщего примирения, доказывали, что империалистическая война 1914–1918 гг. должна быть последней войной, мечтали о создании такого порядка, при котором войны были бы невозможны.

Отнюдь не разделяя этих буржуазных иллюзий, советское правительство, тем не менее, учитывало влияние пацифистских настроений в широких общественных кругах. Поэтому Ленин предлагал на конференция развернуть пацифистскую программу.

«Всё искусство в том, — писал Ленин 14 марта 1922 г., — чтобы и её, и наши, купцовские предложения сказать ясно и громко до разгона (если «они» поведут к быстрому разгону)…

Всех заинтригуем, сказав: «Мы имеем широчайшую и полную программу». Если не дадут огласить, напечатаем с протестом.

Везде «маленькая оговорка»: «мы-де коммунисты имеем свою коммунистическую программу (III Интернационал), но считаем всё же своим долгом, как купцы, поддержать (пусть 1/10.000 шансов) пацифистов в другом, т. е. буржуазном лагере (считая в нём 2 и 2 1/3. Интернационалы)».

Будет и ядовито, и по «доброму» и поможет разложению врага.

При такой тактике мы выиграем и при неудаче Генуи. На сделку, невыгодную нам, не пойдём».

В первую очередь на конференции должен был встать вопрос о долгах. Необходимо было установить различие между долгами военными, заключёнными царским правительством и Временным правительством, и довоенными займами. По вопросу о военных займах не предвиделось особых разногласий. Во-первых, ни одна из стран Европы фактически не платила своих долгов; во-вторых, параграфом 116 Версальского мира было формально оговорено право Советской России на значительную долю из той контрибуции в 132 миллиарда золотых марок, которую Антанта навязала Германии. Никто, видимо, не захотел бы особенно настаивать на уплате русских военных долгов.

Иное значение имел вопрос о довоенных долгах. Общая сумма их составляла до 4,5 миллиарда рублей золотом, не считая процентов. Заключённые в частных банках, распределявших русские бумаги главным образом среди мелких держателей, эти довоенные займы интересовали миллионы людей, вложивших в них свои сбережения. Отказ советского правительства от оплаты этих обязательств был бы использован врагами республики для яростной агитации против Страны Советов. Поэтому при известных условиях советское правительство считало возможным пойти на переговоры относительно уплаты довоенных долгов.

Однако в качестве противовеса оно имело в виду выдвинуть свои собственные контрпретензии, именно — оплату Антантой того ущерба, который причинён был Советской России во время интервенции.

Достигнуть раскола антисоветского фронта можно было путём соглашения с отдельными европейскими странами. На Францию рассчитывать было нечего. Если бы и было возможным соглашение с ней, оно не сулило практических выгод. Франция больше других стран была непримирима в вопросе о признании долгов. Легче было бы опереться на Италию. Она нуждалась в хлебе, угле, минеральной руде, нефтяных продуктах Советской страны. Ещё в 1919 г. она высказывалась за возобновление отношений с Советской Россией. Но и Италия не была самостоятельна в своей внешней политике. Находясь под давлением великих держав, она согласовывала с ними каждый свой шаг.

Больше других государств в соглашении с Советской страной была заинтересована Англия ввиду мирового характера английских торговых, финансовых и промышленных связей. Наконец, положительные перспективы сулило и соглашение с Германией. Отсюда и вытекала основная позиция советского правительства накануне Генуэзской конференции. В качестве своего контрагента оно предпочитало иметь дело с такой международной группировкой, где участвовала бы Германия, стремящаяся сбросить иго версальской системы.

В переговорах с частными капиталистами тактика советского правительства представлялась несложной: нужно было предоставлять каждому в отдельности более выгодные условия, чем консорциуму. Противопоставляя одного капиталиста другому, было легче договориться об условиях, более или менее обеспечивающих интересы Советской республики.

Что касается каннской резолюции, советское правительство готово было принять её лишь за основу для переговоров. Советская Россия не могла подчиниться всем условиям, которые пытались навязать ей державы Антанты.

«Нам надо торговать, и им надо торговать, — говорил Ленин. — Нам хочется, чтобы мы торговали в нашу выгоду, а им хочется, чтобы было в их выгоду. Как развернётся борьба, это будет зависеть, хотя и в небольшой степени, от искусства наших дипломатов».

Балтийская конференция (март 1922 г.). 27 марта советская делегация выехала из Москвы. 29 марта она прибыла в Ригу, период Варшавской конференции Наркоминдел предложил её участникам организовать совместную конференцию с Советской Россией. Телеграмма прибыла в Варшаву в день заключения соглашения. Из Варшавы сообщили, что советское предложение вручено Польше, но что прочие делегации разъехались.

После этого советское правительство продолжало переговоры с прибалтийскими странами о конференции. В принципе решено было созвать её в Риге. По предложению Москвы, Латвия запросила Финляндию. Оттуда ответили, что конференция желательна, но лёд на Финском заливе непрочен, поэтому приезд финских делегатов в Ригу невозможен. Советские представители предложили финнам ехать в Ригу через Петроград. На это финны ответили советом перенести встречу в Геную. Ясно было, что Финляндия — видимо, не без давления извне — уклоняется от встречи с советской делегацией.

Тем не менее в день приезда советской делегации в Ригу, 29 марта 1922 г., здесь открылась конференция представителей правительств Латвии, Польши, Эстонии, Советской России. Из-за конфликта с Польшей по поводу Вильно литовские представители отказались прибыть в Ригу, финляндские — присутствовали только с информационной целью. Конференция продлилась два дня и рассмотрела три вопроса:

а) возобновление экономической жизни Восточной Европы,

б) восстановление торговых сношений между представленными государствами и

в) упрочение мира в Восточной Европе.

Конференция признала желательным согласование действий представителей этих государств на Генуэзской конференции по всем трём вопросам. Делегаты правительств, представленных на конференции, подтвердив готовность строго выполнять все свои обязательства, высказались за желательность гарантировать взаимно мирные договоры, заключённые между Россией и Эстонией 2 февраля 1920 г., между Латвией и Россией — 11 августа 1920 г. и между Польшей, Россией, Украиной и Белоруссией — 18 марта 1921 г. Кроме того, делегаты Эстонии, Латвии и Польши выразили мнение, что для восстановления Восточной Европы необходимо юридическое признание советского правительства.

По второму вопросу конференция признала необходимым облегчить железнодорожное сообщение между участвующими в ней странами, установить прямое сообщение для товаров, направляемых на их рынки, приступить к торговым операциям, завязать прямые финансовые отношения через кредитные учреждения их стран.

По третьему вопросу конференция высказалась за необходимость поддерживать принцип ограничения вооружений во всех государствах. Решено было далее, что границы государств должны охраняться только регулярными войсками или пограничной стражей. Кроме того, было признано необходимым установить вдоль границ зоны, куда вооружённые силы допускались бы в ограниченном, равном для соседнего государства, количестве. Делегаты конференции констатировали, что сосредоточение вооружённых банд вблизи границ, так же как и их набеги на территорию соседнего государства, опасны для общего мира, и поэтому каждое правительство несёт ответственность как за формирование этих банд, так и за переход их на чужую территорию.

Таким образом, советской дипломатии удалось несколько поколебать единый фронт прибалтийских государств и притупить антисоветское остриё решений Варшавской конференции.

Советская делегация в Берлине. 30 марта 1922 г. советская делегация выехала из Риги. В субботу. 1 апреля, она прибыла в Берлин. Представители Советской страны попытались вступить немедленно в переговоры с берлинским правительством. Но рейхсканцлер Вирт и министр иностранных дел Ратенау не спешили. Они приняли советскую делегацию только в понедельник. Германия вовсе не торопилась заключать соглашение с Советской Россией.

Впрочем, встречены были делегаты весьма любезно; им было сказано немало дружественных слов. Заговорив о проекте международного консорциума, советские представители заявили, что считают его враждебным замыслом, тем более, что в этом плане особая роль отводилась Германии как орудию для эксплоатации России; очевидно, за это Германия должна получить свою премию.

Ратенау в ответ сообщил, что Германия уже связана переговорами о консорциуме и выйти из него не может. Правда, она готова дать письменное обязательство не заключать никаких сделок без предварительного согласия России. За это Ратенау требовал компенсации, но не указал — какой. При второй встрече Ратенау пояснил, что компенсацией могло бы явиться обязательство России при переговорах о концессиях предварительно каждую концессию предлагать Германии. Всё яснее становилось, что немцы хитрят. За каждую пустяковую уступку они немедленно требовали несоразмерной компенсации.

Наконец, за официальным завтраком Вирт и Ратенау приоткрыли свои карты. Немцы предложили зафиксировать официально следующее соглашение: Германия отказывается от возмещения убытков, причинённых ей революцией, исходя из того, что Советская страна не будет платить за такие убытки и другим государствам. Однако в секретном добавлении должно быть сказано, что в случае, если Советская страна даст другой державе денежное вознаграждение за эти убытки, то вопрос должен быть пересмотрен и по отношению к Германии. Советская делегация добивалась полного отказа Германии от возмещения убытков; это могло бы послужить прецедентом для переговоров и с другими государствами в Генуе; но германские представители упорствовали. Мало того, выяснилось, что и этот договор, вместе с секретным добавлением, будет в Берлине не подписан, а только парафирован. Ясно было, что Германия и не думает итти на соглашение с Советской Россией. Переговоры с Советской Россией были только приманкой: Вирт и Ратенау вели ни к чему не обязывающие разговоры, а немецкая пресса намеренно раздувала слухи о якобы предстоящем русско-германском договоре, чтобы припугнуть дипломатию Антанты.

Впоследствии, в 1926 г., заведующий восточными делами Министерства иностранных дел Германии Мальцан, встретившись на одном обеде с английским послом лордом д'Аберноном, признал, что «Ратенау противился подписанию (соглашения) ввиду предстоящей Генуэзской конференции. Ратенау фактически был противником восточной ориентации и стоял за более близкую связь с Францией и Англией, в особенности с первой».

Единственно, чего удалось достигнуть в Берлине советским представителям, было взаимное обязательство, что в Генуе обе делегации будут поддерживать тесный контакт.

ГЕНУЭЗСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ.

Открытие конференции в Генуе. 6 апреля советская делегация прибыла в Геную. Итальянцы встретили её как будто весьма любезно. Однако под предлогом охраны они настолько изолировали советских представителей, что тем пришлось протестовать против столь чрезмерного усердия. В воскресенье, 9 апреля, состоялось первое свидание советских делегатов с премьер-министром Италии Факта и министром иностранных дел Шанцером. Советская делегация поставила вопрос о приглашении на конференцию Турции и Черногории. По поводу последней итальянцы заявили, что Черногория уже участвовала в выборах в югославскую скупщину; таким образом, делегаты Югославии представляют и Черногорию. О Турции было сказано, что конференция является европейской, а Турция — малоазиатская страна.

Итальянский министр иностранных дел сообщил, что конференция предполагает выделить четыре комиссии: политическую, финансовую, экономическую и транспортную. Советская делегация будет допущена только в первую; в остальных комиссиях она будет участвовать лишь после заключения основных соглашений в первой комиссии. Советская делегация заявила решительный протест против такой своей изоляции.

В воскресенье днём, во время предварительного заседания представителей Антанты, советскую делегацию посетил итальянский посол в Лондоне Джанини. Он сообщил, что французы грозят уехать, если не будут иметь удовлетворения по вопросу о каннских резолюциях. Впрочем, французы, быть может, и согласятся на допущение советских делегатов во все комиссии. Но для этого большевики в приветственной речи должны заявить о признании в принципе каннской резолюции. Советская делегация согласилась принять это условие.

10 апреля, в 3 часа пополудни, во дворце Сан-Джорджо открылся пленум конференции. Всего было представлено 29 стран, как доложила мандатная комиссия; если считать доминионы Англии, — 34. То было наиболее широкое собрание представителей европейских держав, когда-либо имевшее место в Европе.

После избрания председателем конференции премьер-министра Италии он произнёс речь об экономической разрухе, охватившей весь мир, где по крайней мере 300 миллионов человек уже не занимаются производительным трудом. Делегаты стран, съехавшиеся в Геную, должны без дальнейших промедлений приступить к излечению Европы. Среди присутствующих, говорил Факта, нет ни друзей, ни врагов, ни победителей, ни побеждённых; здесь собрались только нации, желающие отдать свои силы для достижения намеченной цели.

В заключение своей речи Факта прочитал следующую декларацию:

«Настоящая конференция созвана на основе каннских резолюций; резолюции эти были сообщены всем получившим приглашение державам. Самый факт принятия приглашений уже доказывает, что все, принявшие его, тем самым приняли принципы, содержащиеся в каннских резолюциях».

Эта декларация — явно французского происхождения — свидетельствовала о наличии сговора между капиталистическими державами: она буквально повторяла одно из требований известного меморандума Пуанкаре от 6 феврали 1922 г.

После Факта выступил Ллойд Джордж. Он также подчеркнул, что на конференции все равны, но добавил: равенство это заключается в том, что все приняли равные, а именно каннские, условия. В дальнейшем Ллойд Джордж остановился на экономической разрухе, справиться с которой, по его мнению, можно только совместными усилиями. В связи с этим он выразил сожаление, что США не участвуют на конференции.

Закончил свою речь Ллойд Джордж следующими словами: «Мир будет следить за нашими совещаниями то с надеждой, то со страхом, и если мы потерпим неудачу, то всем миром овладеет чувство отчаяния».

Французский министр иностранных дел Барту поддержал прочих ораторов в вопросе о каннских резолюциях. При этом он категорически заявил, что Франция не допустит обсуждения какого бы то ни было из версальских соглашений. «Генуэзская конференция не является, — говорил Барту, — не может явиться и не явится кассационной инстанцией, ставящей на обсуждение и подвергающей рассмотрению существующие договоры».

Немецкий делегат Вирт пытался убедить депутатов в том, что положение Германии особо тяжёлое. Поэтому германская делегация и сочла возможным отложить урегулирование внутренних затруднений и прибыла в Геную в надежде на международную помощь. Речь Вирта была очень длинна. По этому поводу один из журналистов сострил, что германский делегат решил перенести всю тяжесть германских репараций на своих слушателей.

После Германии выступил представитель советских республик. Чичерин заявил, что советское правительство, всегда поддерживавшее дело мира, с особым удовлетворением присоединяется к заявлениям о необходимости установить мир. Глава советской делегации продолжал:

«Оставаясь на точке зрения принципов коммунизма, российская делегация признаёт, что в нынешнюю историческую эпоху, делающую возможным параллельное существование старого и нарождающегося нового социального строя, экономическое сотрудничество между государствами, представляющими эти две системы собственности, является повелительно необходимым для всеобщего экономического восстановления».

Чичерин подчеркнул далее, что экономическое восстановление России как крупнейшей державы, обладающей неисчислимыми запасами природных богатств, является непременным условием всеобщего экономического восстановления. Идя навстречу потребностям мирового хозяйства, Советская Россия готова предоставить богатейшие концессии — лесные, каменноугольные и рудные; имеет она возможность сдать в концессию и большие пространства сельскохозяйственных угодий. Делая эти предложения, советская делегация принимает к сведению и признаёт в принципе положения каннской резолюции, сохраняя, однако, за собой право внесения в неё как поправок, так и дополнительных пунктов.

Вместе с тем Чичерин отметил, что все попытки восстановления хозяйства будут тщетны, пока над Европой и над всем миром будет висеть угроза войны.

«Российская делегация, — говорил советский представитель, — намерена в течение дальнейших работ конференции предложить всеобщее сокращение вооружений и поддержать всякие предложения, имеющие целью облегчить бремя милитаризма, при условии сокращения армий всех государств и дополнения правил войны полным запрещением её наиболее варварских форм, как ядовитых газов, воздушной вооружённой борьбы и других, в особенности же применения средств разрушения, направленных против мирного населения».

Установление такого всеобщего мира может быть осуществлено, по мнению советской делегации, всемирным конгрессом, созванным на основе полного равенства всех народов и признания за всеми ими права распоряжаться своей собственной судьбой. Всемирный конгресс должен будет назначить несколько комиссий, которые наметят и разработают программу экономического восстановления всего мира. Работа этого конгресса будет плодотворной только при участии в нём рабочих организаций. Российское правительство согласно даже принять за исходную точку прежние соглашения держав, лишь внеся в них необходимые изменения, а также пересмотреть устав

Лиги наций, с тем чтобы превратить её в настоящий союз народов, где нет господства одних над другими и где будет уничтожено существующее ныне деление на победителей и побеждённых.

«Считаю нужным, — говорил Чичерин, — подчеркнуть ещё раз, что как коммунисты мы, естественно, не питаем особых иллюзий насчёт возможности действительного устранения причин, порождающих войну и экономические кризисы при нынешнем общем порядке вещей, но, тем не менее, мы готовы со своей стороны принять участие в общей работе в интересах как России, так и всей Европы и в интересах десятков миллионов людей, подверженных непосильным лишениям и страданиям, вытекающим из хозяйственного неустройства, и поддержать все попытки, направленные хотя бы к паллиативному улучшению мирового хозяйства, к устранению угрозы новых войн».

Вся конференция с напряжённым вниманием слушала советского представителя. Тишина прерывалась только шелестом листочков бумаги, на которых подавался делегатам перевод этой речи. Выступление советского делегата сразу нарушило монотонность деклараций единого фронта держав, заранее договорившихся о поведении на конференции.

После Чичерина выступил Барту «с кратким, но самым твёрдым заявлением», как выразился он сам. Он снова повторил декларацию о каннских резолюциях, оглашённую уже в речи Факта. Русская делегация, заявил далее Барту, подняла вопрос о всемирном конгрессе и затронула другие проблемы, которых нет в каннской резолюции. Особенно резко выступил Барту против предложения советской делегации о разоружении. «Вопрос этот, — говорил Барту, — устранён; он не стоит в порядке дня комиссии. Вот почему я говорю просто, но очень решительно, что в тот час, когда, например, русская делегация предложит первой комиссии рассмотреть этот вопрос, она встретит со стороны французской делегации не только сдержанность, не только протест, но точный и категорический, окончательный и решительный отказ».

Барту добавил, что такое же категорическое «нет» будет сказано и в том случае, если советская делегация попытается внести в политическую комиссию свои предложения.

Отвечая Барту, Чичерин заявил, что о французской точке зрения все знают из выступления Бриана в Вашингтоне. Там он признал, что причиной, по которой Франция отказывается от разоружения, является вооружение России. Советская делегация предполагала, что раз Россия согласится на разоружение, тем самым будет устранён вопрос, поднятый Брианом.

Нет сомнения, что большинство делегатов предпочло бы обойти молчанием широкую пацифистскую программу советской делегации. Но Барту своим запальчивым выступлением лишь подчеркнул наиболее важные пункты советского предложения. Тем самым он невольно содействовал их популяризации. Ллойд Джордж в своём выступлении пытался рассеять это впечатление; обращая дело в шутку, он заявил, что по старости лет вряд ли доживёт до всемирного конгресса; поэтому он просит Чичерина отказаться от своего предложения.

Выступление Чичерина вызвало первую, пока ещё небольшую трещину в едином фронте союзников. Во всяком случае Франция не могла не почувствовать некоторой своей изолированности.

На этом инциденте закончилось первое пленарное заседание конференции. Решено было создать четыре комиссии и заседание политической комиссии открыть на следующий день, в 10 часов 30 минут утра, в королевском дворце.

Изолированность Франции усилилась на заседании финансовой комиссии, где провалилось ещё одно предложение французов. На Генуэзской конференции был принят такой принцип представительства, по которому во все комиссии входили делегаты каждой из пяти держав — инициаторов Генуэзской конференции, а также Советской России и Германии. Что касается остальных 21 державы, то от всех их вместе в каждую комиссию избиралось несколько делегатов. На первом же заседании финансовой комиссии французы предложили низвести Россию и Германию на положение остальных держав. Предложение это было отвергнуто единогласно. Таким образом, Россия единодушно была признана великой державой. Франция осталась в одиночестве.

11 апреля утром открылось заседание политической комиссии. На этот раз, стараясь сгладить неловкость своего вчерашнего выступления, Барту вёл себя весьма любезно по отношению к советской делегации. Особенно подчёркивал он своё полное согласие с Англией и Италией. На заседании решено было создать политическую подкомиссию для решения некоторых конкретных вопросов. В подкомиссию были избраны, кроме держав Антанты, Советской России и Германии, представители Румынии, Польши, Швеции и Швейцарии. Советская делегация заявила категорический отвод Румынии, продолжающей оккупировать Бессарабию. Одновременно советский делегат сообщил, что он в письменной форме на имя председателя конференции протестовал против участия в подкомиссии Японии, так как она продолжает занимать своими войсками часть дальневосточной, территории.

Требования империалистов. 11 апреля днём собралась политическая подкомиссия. Ллойд Джордж рекомендовал при- ступить к обсуждению тех конкретных предложений, которые выдвинуты были совещанием экспертов в Лондоне в конце марта. Передавая этот материал, Ллойд Джордж, а вслед за ним и Барту подчёркивали, что доклад экспертов не является официальным документом, но может служить базой для обсуждения.

Доклад экспертов посвящён был двум основным проблемам: восстановлению России и восстановлению Европы. Эксперты выдвигали такие практические предложения, которые означали полное закабаление трудового населения Советской страны. В семи статьях, имевшихся в первой главе доклада, содержались следующие требования:

Советское правительство должно взять на себя все финансовые обязательства своих предшественников, т. е. царского правительства и буржуазного Временного правительства.

Советское правительство признаёт финансовые обязательства всех бывших доныне в России властей как областных, так и местных.

Советское правительство принимает на себя ответственность за все убытки, если эти убытки произошли от действий или упущения советского или предшествовавших ему правительств или местных властей.

Для рассмотрения всех этих вопросов будет создана специальная комиссия русского долга и смешанные третейские суды.

Все междуправительственные долги, заключённые с Россией после 1 августа 1914 г., будут считаться погашенными по уплате определённых сумм, имеющих быть установленными с согласия сторон.

При подсчёте валовых сумм, согласно статье пятой, будут учтены, однако без ущерба для соответствующих постановлений Версальского договора, все претензии русских граждан за убытки и ущерб, понесённые ими в связи с военными действиями.

Все остатки сумм, записанные в кредит одного из прежних российских правительств в банке, находящемся в какой-либо стране, правительство которой давало займы России, зачисляются на счёт данного правительства.

Кроме признания всех долгов и возвращения (реституции) национализированных предприятий, доклад экспертов в дополнительных статьях требовал отмены монополии внешней торговли и установления для иностранных подданных в советских республиках режима, подобного режиму капитуляций в странах Востока.

Наконец, эксперты категорически настаивали на прекращении советской властью коммунистической пропаганды во всех странах.

Империалисты требовали от Советской России уплаты 18 миллиардов рублей. Между тем действительная сумма долгов царского и Временного правительств не превышала 12 с четвертью миллиардов.

Насколько хищническими являлись эти требования, можно судить хотя бы по тому, что царское правительство платило накануне войны по своим долгам почти 13 % государственного бюджета, или 3,3 % ежегодного национального дохода; если бы советское правительство согласилось платить по этим долгам полностью, ему пришлось бы выплачивать пятую часть ежегодного национального дохода и около 80 % всего государственного бюджета России того времени.

Советская делегация потребовала перерыва заседания по меньшей мере на два дня. Своё требование она обосновывала необходимостью ознакомиться с докладом экспертов, впервые вручённым советской делегации. Заседание решено было отложить до четверга, 13 апреля.

Совещание на вилле Альбертис. Советскую делегацию со всех сторон осаждали журналисты. Их было так много, что вилле беседы с ними пришлось перенести в университет. Во время перерыва заседания политической подкомиссии советскую делегацию то и дело посещали представители других держав.

13 апреля один из посетителей передал, что Ллойд Джордж и Барту хотели бы встретиться с советской делегацией до заседания подкомиссии. Рассчитывая на возможность раскола единого фронта империалистов, советская делегация согласилась принять участие в предлагаемом совещании. 14 апреля, в 10 часов утра, на вилле Альбертис состоялась встреча представителей делегаций Великобритании, Франции, Италии, Бельгии и Советской России.

Открывая заседание, Ллойд Джордж спросил, нужно ли присутствие экспертов. Чичерин ответил, что советские делегаты явились без экспертов. Дальнейшее заседание продолжалось без экспертов, но с секретарями.

Ллойд Джордж заявил, что вместе с Барту, Шанцером и министром Бельгии Жаспаром они вчера решили организовать неофициальную беседу с советской делегацией, для того чтобы ориентироваться и прийти к какому-нибудь выводу. Что думает Чичерин о программе лондонских экспертов?

Глава советской делегации ответил, что проект экспертов абсолютно неприемлем; предложение ввести в Советской республике долговую комиссию и третейские суды является покушением на её суверенную власть; сумма процентов, которые должна была бы уплачивать советская власть, равняется всей сумме довоенного экспорта России — без малого полтора миллиарда рублей золотом; категорические возражения вызывает и реституция национализированной собственности.

После предложения Барту обсудить доклады экспертов по пунктам выступил с речью Ллойд Джордж. Он заявил, что общественное мнение Запада признаёт сейчас внутреннее устройство России делом самих русских. Во время французской революции для такого признания потребовалось двадцать два года; сейчас — только три. Общественное мнение требует восстановить торговлю с Россией. Если это не удастся, Англии придётся обратиться к Индии и к странам Ближнего Востока. «Что касается военных долгов, то требуют лишь, — говорил премьер о союзниках, — чтобы Россия заняла ту же самую позицию, что и те государства, которые прежде были её союзниками. Впоследствии вопрос о всех этих долгах может быть обсуждён в целом. Великобритания должна 1 миллиард фунтов стерлингов Америке. Франция и Италия являются одновременно должниками и кредиторами, так же как и Великобритания». Ллойд Джордж надеется, что настанет время, когда все народы соберутся, чтобы ликвидировать свои долги.

По поводу реституции Ллойд Джордж заметил, что, «откровенно говоря, возмещение ни в коем случае не есть то же самое, что возвращение». Можно удовлетворить требования потерпевших, предоставив им в аренду их бывшие предприятия. Что касается советских контрпретензий, то Ллойд Джордж категорически заявил:

«Одно время британское правительство оказывало помощь Деникину и в известной степени Врангелю. Однако то была чисто внутренняя борьба, при которой помощь оказывалась одной стороне. Требовать на этом основании уплаты равносильно тому, чтобы поставить западные государства в положение платящих контрибуцию. Это похоже на то, как будто им говорят, что они — побеждённый народ, который должен платить контрибуцию».

Ллойд Джордж не может стать на такую точку зрения. Если бы на этом настаивали, Великобритания должна была бы сказать: «Нам с вами не по пути».

Но Ллойд Джордж и здесь предлагал выход: при обсуждении военных долгов определить круглую сумму, подлежащую уплате за причинённые России убытки. Другими словами, предложение Ллойд Джорджа сводилось к тому, чтобы претензии частных лиц не противопоставлять государственным контрпретензиям. За советские контрпретензии списать военные долги; согласиться на сдачу промышленных предприятий прежним владельцам в долгосрочную аренду вместо реституции.

Выступивший вслед за Ллойд Джорджем Барту начал с заверений, что на пленуме его неправильно поняли. Он напомнил, что был первым государственным деятелем Франции, который в 1920 г. предложил начать переговоры с Советской Россией. Барту убеждал советскую делегацию признать долги. «Невозможно разбираться в делах будущего до тех пор, пока не разберутся в делах прошлого, — заявлял он. — Как можно ожидать, чтобы кто-либо вложил новый капитал в России, не будучи уверен в судьбе капитала, вложенного ранее… Весьма важно, чтобы советское правительство признало обязательства своих предшественников как гарантию того, что последующее за ним правительство признает и его обязательства».

Ллойд Джордж предложил устроить небольшой перерыв, для того чтобы посоветоваться с коллегами. Через несколько минут делегаты встретились снова. Было решено сделать перерыв с 12 часов 50 минут до 3 часов, а за это время экспертам подготовить какую-нибудь согласительную формулу.

Так как русской делегации предстояло сделать несколько десятков километров, чтобы добраться до своего отеля, то Ллойд Джордж пригласил делегацию остаться на завтрак. После перерыва число участников совещания пополнилось премьер-министром Бельгии Тёнисом и некоторыми экспертами Англии и Франции.

В 3 часа дня заседание не удалось открыть. Ожидали экспертов с формулой соглашения. Пока их не было, Ллойд Джордж предложил советской делегации сообщить, в чём нуждается Советская Россия. Делегация изложила свои экономические требования. Её засыпали вопросами: кто издаёт в Советской стране законы, как происходят выборы, кому принадлежит исполнительная власть.

Вернулись эксперты. Они всё ещё не пришли к соглашению. Тогда Барту спросил, каковы же контрпредложения Советской России. Представитель советской делегации спокойно ответил, что русская делегация всего два дня изучала предложения экспертов; тем не менее она скоро представит свои контрпредложения.

Барту начал проявлять нетерпение. Нельзя играть в прятки, раздражённо заявил он. Итальянский министр Шанцер разъяснил, что это значит: хотелось бы знать, принимает ли русская делегация ответственность советского правительства за довоенные долги; является ли это правительство ответственным за потери иностранных граждан, вытекающие из его действий; какие контрпретензии оно намеревается предъявить.

Ллойд Джордж предложил экспертам поработать ещё. «Если этот вопрос не будет разрешён, — предупреждал он, — конференция распадётся». Снова был объявлен перерыв до 6 часов. В 7 часов открылось новое совещание. Эксперты представили ничего не значащую формулу. Основной смысл её сводился к тому, что необходимо созвать на следующий день ещё одну небольшую комиссию экспертов. Ллойд Джордж подчеркнул, что он чрезвычайно заинтересован в продолжении работы конференции. Поэтому он и его друзья соглашаются на созыв комиссии экспертов, чтобы выяснить, не могут ли они договориться с русской делегацией. Было решено 15-го, в 11 часов утра, собрать по два эксперта от каждой страны, а затем продолжить частное совещание. Прежде чем разойтись, Барту предложил не разглашать сведений о переговорах. Решено было издать следующее коммюнике:

«Представители британской, французской, итальянской и бельгийской делегаций собрались под председательством Ллойд Джорджа на полуофициальное совещание, чтобы обсудить вместе с русскими делегатами выводы доклада лондонских экспертов.

Два заседания были посвящены этому техническому обсуждению, которое будет продолжаться завтра при участии экспертов, назначенных каждой делегацией».

Утром следующего дня состоялось совещание экспертов. Там представители советских республик объявили о контрпретензиях советского правительства: они исчислялись в 30 миллиардов золотых рублей. В тот же день, в 4 часа 30 минут, на вилле Альбертис вновь открылось совещание с участием экспертов. Ллойд Джордж сообщил, что советская делегация назвала поражающую сумму своих претензий. Если Россия действительно их предъявляет, то он спрашивает, стоило ли ехать в Геную. Далее Ллойд Джордж подчеркнул, что союзники примут во внимание тяжёлое положение России, когда речь будет итти о военном долге. Однако они не пойдут на уступки в вопросе о долгах частным лицам. Нет смысла говорить о чём-либо ином, пока не решён вопрос о долгах. Если к соглашению прийти не удастся, то союзники «сообщат конференции, что им не удалось договориться и что нет смысла дальше заниматься русским вопросом». В заключение Ллойд Джордж внёс следующее предложение, подготовленное союзниками:

«1. Союзные государства-кредиторы, представленные в Генуе, не могут принять на себя никаких обязательств относительно претензий, заявленных советским правительством.

Ввиду, однако, тяжёлого экономического положения России государства-кредиторы склоняются к тому, чтобы сократить военный долг России по отношению к ним в процентном отношении, — размеры которого должны быть определены впоследствии. Нации, представленные в Генуе, склонны принять во внимание не только вопрос об отсрочке платежа текущих процентов, но и дальнейшем продлении срока уплаты части истекших или отсроченных процентов.

Тем не менее окончательно должно быть установлено, что для советского правительства не может быть сделано никаких исключений относительно:

а) долгов и финансовых обязательств, принятых в отношении граждан других национальностей;

б) прав этих граждан на восстановление их в правах собственности или на вознаграждение за понесённые ущерб и убытки».

Началась дискуссия. Советская делегация отказывалась принять предложение союзников. Тогда Ллойд Джордж заявил, что хотел бы посоветоваться со своими коллегами.

Совещание возобновилось в 6 часов 45 минут. Уже первое выступление союзников показало, что они, видимо, договорились и намерены выдержать единую линию. Барту, до этого молчавший, выступил с заявлением: «Необходимо прежде всего, чтобы советское правительство признало долги. Если Чичерин ответит на этот вопрос утвердительно, работа будет продол» жаться. Если ответ будет отрицательный, придётся работу закончить. Если он не может сказать ни «да», ни «нет», работа будет ждать».

Ллойд Джордж поддержал ультимативное требование Барту. Советская делегация отстаивала свои позиции. В заключение она заявила, что ей необходимо связаться с Москвой. Было решено, что итальянское правительство примет меры к организации связи с Москвой через Лондон; до получения ответа постановлено было продолжать работу политической комиссии или подкомиссии.

К концу совещания Барту снова попытался произвести нажим на советских делегатов. Он просил сказать, желают ли они соглашения, что их разделяет с союзниками, зачем телеграфировать в Москву? Они говорят только о принципах, а между тем русская делегация уже приняла условия Каннской конференции, которые включают признание долгов. Почему им не повторить то, что они сделали, приняв каннские резолюции? Если они на это пойдут, то будет выиграно 48 часов.

Заседание на этом закончилось. Прессе решено было сообщить, что дискуссия продолжается.

Рапалльский договор (16 апреля 1922 г.). Все дни, пока шли переговоры на вилле Альбертис, Генуя переживала тревогу, Журналисты терялись в догадках, что происходит за стенами виллы. Нервы всех были напряжены. Делегаты беспрерывно сновали из одного отеля в другой, разнося самые противоречивые слухи. Большинство склонялось к выводу, что советская делегация видимо, добилась соглашения с Антантой против Германии. Немецкая делегация была подавлена. Она уже жалела о холодном приёме, оказанном Чичерину в Берлине. О растерянности немцев знали в кругу советской делегации. Поздно ночью 15 апреля из советской делегации позвонили в отель, где разместились германские представители. Дальнейшие события весьма живо изображает бывший английский посол в Берлине лорд д'Абернон в своей книге «Посол мира». Ему б 1926 г. рассказал о них Мальцан:

«К германской делегации в Генуе стали поступать неофициальные сведения из различных источников — от голландцев, итальянцев и от других, — что Россия пришла к соглашению с Англией и Францией, а Германия оставлена в стороне. Ратенау был в отчаянии. Все его планы рушились. Германская делегация всесторонне обсудила положение и в конечном результате решила, что в настоящий момент ничего нельзя предпринять. Отправились спать. В 2 часа ночи лакей разбудил Мальцана: «Какой-то джентльмен с очень странной фамилией желает говорить с вами по телефону», — сказал он. Это был Чичерин. Мальцан спустился в залу гостиницы в чёрном халате и вёл разговор по телефону, длившийся четверть часа. Разговор сводился к тому, что Чичерин просил немцев прийти к нему в воскресенье и обсудить возможность соглашения между Германией и Россией. Он не сказал о том, что переговоры с западными державами потерпели неудачу, но Мальцан сразу понял, что сообщения о состоявшемся соглашении между Россией и западными державами были ложны. Мальцан вообразил, что русские начнут ухаживать за немцами; поэтому он воздержался от прямого ответа и сказал, что в воскресенье трудно будет встретиться, так как германская делегация организовала пикник, а сам он должен пойти в церковь. Но после того как Чичерин дал обещание предоставить Германии право наибольшего благоприятствования, Мальцан согласился пожертвовать своими религиозными обязанностями и прийти на свидание.

В 2 часа 30 минут ночи Мальцан пришёл к Ратенау. Последний ходил взад и вперёд по комнате в пижаме, с измученным лицом и с воспалёнными глазами. Когда Мальцан вошёл, Ратенау сказал: «Вы, вероятно, принесли мне смертный приговор?» «Нет, известие совершенно противоположного характера», — ответил Мальцан и передал Ратенау всю историю. Последний сказал: «Теперь, когда я знаю истинное положение вещей, я пойду к Ллойд Джорджу, всё объясню ему и приду с ним к соглашению». Мальцан возразил: «Это будет бесчестно. Если вы это сделаете, я немедленно подаю в отставку и уйду от государственных дел». В конце концов Ратенау присоединился к мнению Мальцана и согласился — правда, не совсем охотно — встретиться в воскресенье с русской делегацией. В воскресенье утром состоялось совещание русских с немцами.

Обе стороны были упорны, и дело подвигалось вперёд медленно. Так как немцы были приглашены на завтрак, то в час Дня они прервали переговоры и уехали. В это время Ллойд Джордж позвонил по телефону и сказал: «Я очень желал бы видеть Ратенау возможно скорее; удобно ли было бы ему прийти сегодня на чан или завтра к завтраку? Это приглашение каким-то образом сразу стало известно русским. Вследствие этого они стали более сговорчивы, и вечером того же дня рапалльское соглашение было подписано без дальнейших отсрочек».

Нет сомнения, что Мальцан кое-что исказил, пытаясь представить позицию германской делегации в наиболее выгодном для неё свете и затушевать её двуличное поведение. Он скрыл, что Ратенау, ведя переговоры с Чичериным, не только поддерживал контакт с англичанами, но тайно сообщал в английскую делегацию обо всём, что говорилось с русскими. Мальцан не рассказал, как извивались немцы, то прекращая переговоры, то с отчаянием вновь бросаясь к Чичерину, который спокойно убеждал их бросить колебания. Он не поведал также и о том, как после звонка Чичерина он поднял всю германскую делегацию. Началось знаменитое «пижамное совещание», которое предшествовало заключению Рапалльского договора. Оно продолжалось до 3 часов утра. Ратенау всё ещё противился сепаратному соглашению с русскими, хотя его оппозиция и становилась всё слабее. Мальцан с энтузиазмом высказывался за переговоры. Вирт соглашался с ним. Было только одно сомнение: что скажет Берлин? Немцы в Генуе знали, что президент Эберт и социал-демократы держались западной ориентации и будут протестовать против соглашения с большевиками (позднее, в тот же день, вопрос о возражениях Эберта был урегулирован в длительной беседе по телефону).

Немцы, с соблюдением всяческих предосторожностей, пытались информировать англичан о своём решении вести переговоры с большевиками.

По Рапалльскому договору, подписанному 16 апреля 1922 г., оба правительства взаимно отказывались от возмещения военных расходов и военных, так же как и невоенных, убытков, причинённых им и их гражданам во время войны. Германия и Советская Россия обоюдно прекращали платежи за содержание военнопленных.

Германское правительство отказывалось от требования возвратить национализированную промышленность бывшим германским собственникам при условии, что Советская Россия не будет удовлетворять аналогичных претензий других государств.

Дипломатические и консульские отношения между Германией и Советской Россией немедленно возобновлялись. Оба правительства согласились применять принцип наибольшего благоприятствования при урегулировании взаимных торговых и хозяйственных отношений и благожелательно итти навстречу обоюдным хозяйственным потребностям. Было обусловлено, что договор не затрагивает отношений договаривающихся сторон с другими государствами.

Рапалльский договор явился бомбой, разорвавшейся совершенно неожиданно на Генуэзской конференции. «Это потрясёт мир! Это сильнейший удар по конференции», — воскликнул американский посол в Италии Чайльд, узнав о советско-германском соглашении.

Договор в Рапалло сорвал попытку Антанты создать единый капиталистический фронт против Советской России. Планы восстановления Европы за счёт побеждённых стран и Советской России рушились. Советская дипломатия одержала победу потому, что следовала прямым указаниям Ленина. «Надо уметь использовать противоречия и противоположности между империалистами, — говорил он. — Если бы мы этого правила не держались, мы давно, к удовольствию капиталистов, висели бы все на разных осинах».

Дипломатия Антанты, надеявшаяся поставить на колени Советскую Россию, изъявшая из обсуждения проблему германских репараций как вопрос решённый, потерпела полное поражение. Напротив, обоим своим участникам Рапалльский договор принёс серьёзные политические выгоды. Договор положил конец спорным вопросам прошлого. Взамен Брест-Литовского договора, основанного на насилии, он создавал новые взаимоотношения, обеспечивавшие обоим государствам полное равенство и возможности мирного экономического сотрудничества. Три основных момента в Рапалльском договоре определили его политическое значение. То было, во-первых, взаимное аннулирование всех претензий; во-вторых, восстановление дипломатических отношений между Германией и Россией (после лимитрофов и восточных государств Германия была первой западноевропейской державой, вступившей с Советской Россией в нормальные дипломатические отношения); наконец, в-третьих, экономическое сближение России и Германии, выходивших из изоляции благодаря Рапалльскому договору. Таким образом, разрывалось кольцо экономической блокады вокруг Советской России. С другой стороны, и Германия получала возможность расширить свою торговлю.

Оценивая Рапалльский договор, ВЦИК отметил в специальном постановлении от 18 мая 1922 г., что он «приветствует русско-германский договор, заключённый в Рапалло, как единственный правильный выход из затруднений, хаоса и опасностей войны, признаёт нормальным для отношений РСФСР с капиталистическими государствами лишь такого рода договоры, поручает Совету Народных Комиссаров и НКИД вести политику в вышеуказанном духе и предписывает НКИД и СНК допускать отступления от типа Рапалльского договора лишь в тех исключительных случаях, когда эти отступления будут компенсироваться совершенно особыми выгодами для трудящихся масс РСФСР и союзных с нею республик».

Антанта и Германия. Через два дня после заключения Рапалльского договора, 18 апреля 1922 г., правительства стран Антанты, Малой Антанты, а также Польши и Португалии адресовали Германии вызывающую ноту. В ней они обвиняли Германию в нелойяльности по отношению к союзникам, в нарушении каннских резолюций, в том, что немецкие представители «заключили тайно, за спиной своих коллег, договор с Россией». Державы, подписавшие ноту, подчеркнули, что после заключения особого соглашения с Россией Германия не может участвовать в обсуждении общего соглашения между прочими странами и Россией. Таким образом, Антанта фактически исключала Германию из политической комиссии Генуэзской конференции. Пресса подняла невообразимый шум вокруг Рапалльского договора, Репарационная комиссия потребовала немедленной присылки официальной копии этого документа, дабы судить, не наносит ли советско-германский договор ущерба правительствам, создавшим репарационную комиссию. Дипломаты Антанты утверждали, что Рапалльский договор нарушает ряд пунктов Версальского договора.

Напуганные поднявшимся шумом, Вирт и Ратенау посетили 19 апреля советскую делегацию. Немцы умоляли вернуть им договор ввиду протестов со стороны союзников. Немцы были в совершенной панике. Они ежеминутно связывались с Берлином, затем пытались броситься к англичанам, потом возвращались к советской делегации с настойчивым предложением отказаться от договора. Встретив категорический отказ советской делегации, немцы просили её поддержать их протест против исключения представителей Германии из политической комиссии. 21 апреля немцы ответили на ноту Антанты. Германская нота подчёркивала, что Рапалльский договор ни в какой мере не вторгается в отношения третьих держав с Россией. 23 апреля союзники послали новую ноту канцлеру Барту. В неё, по предложению Барту, была вставлена следующая фраза: «Нижеподписавшиеся оставляют за своими правительствами полное право считать недействительными и несостоявшимися все те постановления русско-германского договора, которые будут признаны противными существующим договорам».

Новые предложения советской делегации. До сих пор советская делегация в основном отстаивала следующие предложения. Она отказалась обсуждать условия союзников, несовместимые с достоинством Советской страны. Она заявила протест против попытки рассматривать Советскую республику как побеждённую страну. Советская делегация выдвинула свои контрпретензии по возмещению огромных потерь и убытков, причинённых Советской России иностранной интервенцией. «Интервенция и блокада со стороны союзных держав, — заявлял меморандум советской делегации от 20 апреля, — и поддерживаемая ими в течение трёх лет гражданская война причинили России убытки, далёко превосходящие возможные претензии к ней со стороны иностранцев, претерпевших от русской революции».

Советское правительство предлагало полностью аннулировать военные долги. «Русский народ принёс в жертву общесоюзным военным интересам больше жизней, чем все остальные союзники вместе, — напоминал меморандум; — он понёс огромный имущественный ущерб и в результате войны потерял крупные и важные для его государственного развития территории. И после того, как остальные союзники получили по мирным договорам громадные приращения территорий, крупные контрибуции, с русского народа хотят взыскать издержки по операции, принёсшей столь богатые плоды другим державам ».

Советская делегация самым категорическим образом высказалась против всякого вмешательства иностранных правительств в судопроизводство или в организацию внешней торговли республики и против какой бы то ни было реституции национализированных предприятий. Желая, однако, найти почву для соглашения и восстановления деловых сношений с иностранным капиталом, советское правительство соглашалось признать за пострадавшими иностранными гражданами право на возмещение убытков. Однако непременным условием оно ставило соблюдение взаимности. Таким образом, убыткам иностранных граждан от действий и распоряжений советской власти был противопоставлен ущерб, причинённый России разорением её союзными и белогвардейскими войсками. Советское правительство не приняло не только реституции, но и обязательной сдачи национализированных предприятий в аренду прежним владельцам. Оно признало, что это нарушило бы суверенитет Российской республики.

Соглашаясь на признание довоенных долгов, советская делегация подчёркивала вместе с тем, что советское правительство в принципе отвергает свою ответственность за обязательства царского правительства и требует отсрочки платежей на тридцать лет, и то при условии предоставления Советской стране займов.

Такова в основном была первоначальная позиция Советской России в Генуе. Но после заключения Рапалльского договора можно было и отступить от этой позиции, ибо он изменил соотношение сил. Рапалльский договор углубил противоречия в лагере империалистов. Положение осложнялось тем, что 31 мая наступал срок платежей Германией по репарациям. Англия колебалась. Ей приходилось выбирать между капитуляцией перед воинствующей Францией пли соглашением с Германией и Советской Россией. Но соглашение с Россией упиралось в проблему частных претензий. В этом вопросе банковские круги Сити проявляли сугубую осторожность.

Перед советским правительством стояла задача использовать колебания Англии и попытаться дальше расколоть фронт капиталистических держав.

20 апреля Чичерин вновь вступил в переговоры с английскими представителями. Ллойд Джордж заявил, что без принятия реституции дальнейшие переговоры представляются излишними. В ответ советская делегация предложила следующую формулу по основному спорному вопросу. «Российское правительство было бы готово вступить в переговоры с бывшими владельцами национализированных промышленных предприятий о предоставлении преимущественного права на концессии в виде аренды на вышеуказанную собственность или удовлетворении их справедливых претензий каким-либо путём по взаимному соглашению».

Формула была представлена англичанам. Но те заявили, что она неприемлема. Они настаивали на включении в нее следующего общего заявления: «Россия согласна возвратить собственность там, где это возможно…» Затем должна была следовать вышеприведённая формула. Но советская делегация категорически отказалась дать требуемое заявление. Тогда представитель англичан министр Эвене предложил вместо слов «возвратить собственность» вставить «возвратить пользование имуществом», оговорившись, что это также вряд ли будет приемлемо для Ллойд Джорджа.

Ллойд Джордж, ознакомившись с новой формулой, обещал уговорить французов и бельгийцев, хотя и признавал это сомнительным.

Чтобы предупредить обвинения в срыве конференции, советская делегация пошла на дальнейшую уступку. В тот же день советская делегация направила Ллойд Джорджу письмо, являвшееся ответом на предложения союзников, выдвинутые на вилле Альбертис. Российская делегация сообщала, что нынешнее экономическое положение России и обстоятельства, приведшие к нему, дают России право на полное освобождение её от всех обязательств путём принятия её встречных исков. Но советская делегация готова сделать ещё шаг по пути разрешения спора: она согласилась бы принять статьи 1, 2 и 3а упомянутого предложения при условии, что, во-первых, военные долги и все проценты по ним будут аннулированы и, во-вторых, что России будет оказана достаточная финансовая помощь. Далее письмо гласило:

«Что касается статьи 3б, то, с оговоркой вышеуказанных условий, русское правительство было бы расположено вернуть прежним собственникам пользование национализированным имуществом, или же, в случае если бы это оказалось невозможным, удовлетворить законные требования прежних собственников либо путём взаимного соглашения, заключённого непосредственно с ними, либо в силу соглашений, подробности которых будут обсуждены и приняты в продолжение настоящей конференции.

Финансовая помощь со стороны других стран абсолютно необходима для экономического восстановления России; до тех же пор не представится никакой возможности взвалить на свою страну тяжесть долгов, которых она не в состоянии будет уплатить.

Русская делегация желает также ясно указать, хотя это и само собой очевидно, что русское правительство не сможет взять на себя никаких обязательств в отношении долгов своих предшественников, пока оно не будет официально признано де юре заинтересованными державами».

21-го утром, по получении письма советской делегации, состоялось совещание официозного характера. В нём приняли участие все члены политической подкомиссии, за исключением России и Германии. Присутствующие выразили сомнение по поводу некоторых пунктов письма. Тем не менее председателю подкомиссии Шанцеру было поручено передать советской делегации, что её ответ может в общем служить основой для дальнейших переговоров.

Днём 21 апреля состоялось официальное заседание подкомиссии. Сообщив об утреннем совещании по поводу письма советской делегации, Шанцер предложил учредить комитет экспертов в составе одного представителя от каждой из пяти держав — инициаторов Генуэзской конференции, одного — от нейтрального государства, одного — от всех других стран, примыкающих к Антанте, и представителя России для более глубокого изучения письма советской делегации.

Комитет экспертов собирался четыре раза. Российскую делегацию расспрашивали главным образом об организации советского судопроизводства. С 24 апреля прекратились всякие заседания.

Сотни чиновников, прибывших со своими делегациями на Генуэзскую конференцию, распространяли самые противоречивые сведения о том, что происходит за её кулисами. В ожидании признания Советской России и восстановления с ней экономических отношений в Геную слетелись представители различных финансовых и промышленных компаний. Особенное возбуждение царило в кругах нефтяных фирм, уже строивших планы захвата и использования бакинской нефти. Оба мировых треста — английский «Ройяль Детч» и американский «Стандарт Ойль» — наперебой: подкупали прессу, политических деятелей и дипломатов, ловя информацию о ходе конференции и взвешивая шансы на получение бакинских концессий.

Для противодействия английскому плану овладения кавказской нефтью создался американо-франко-бельгийский нефтяной союз, лихорадочно разрабатывавший в помощь дипломатии свои проекты экономического закабаления Советской России. Во время Генуэзской конференции происходил съезд нефтяных королей всего мира. Он оказывал за кулисами огромное влияние на делегатов конференции. Представители враждующих групп скупали акции бывших русских нефтепромышленных обществ. Чтобы нанести удар своему конкуренту, «Ройяль Детч» огласил в прессе, будто бы «Стандарт Ойль» приобрёл контроль в товариществе братьев Нобель, одном из крупнейших нефтепромышленных предприятий России. Общество «Стандарт Ойль» заставило Эммануила Нобеля выступить с опровержением. Вместе с тем агенты «Стандарт Ойль» поместили в американской газете сообщение о получении председателем общества заверения от статс-секретаря Юза, что «США не потерпят никакого соглашения, которое исключало бы американский капитал от участия в русских нефтяных концессиях».

В Генуе развёртывалось настоящее сражение нефтяных королей.

28 апреля советская делегация запросила, почему не созываются заседания конференции и её комиссий. Если перерыв заседаний и отсутствие ответа на письмо от 20 апреля означают, что державы берут назад своё согласие принять это письмо за базу для переговоров, то и русская делегация более не считает себя связанной письмом и возвращается к своей первоначальной точке зрения.

Меморандум союзников. Наконец, 2 мая 1922 г. союзники представили свой меморандум. За это время в Париже Пуанкаре резко повернул вправо. Его посетили депутации от Комите де Форж и других реакционных групп, протестуя против всяких уступок России. В Париж был вызван Барту. Ему предложили занять в Генуе более твёрдую позицию. Французы приготовили свой вариант меморандума, англичане — свой; после долгой закулисной борьбы оба варианта удалось, наконец, согласовать. Препровождая союзнический меморандум советской делегации, Шанцер добавил, что французские делегаты пока воздержались от подписания этого документа. Они ожидают инструкции от своего правительства.

Во введении к меморандуму было указано, что правительства Антанты могли бы создать международный консорциум с капиталом в 20 миллионов фунтов стерлингов для финансовой помощи России. Английское правительство могло бы гарантировать товарный кредит России до 26 миллионов фунтов стерлингов и поощрить частные кредиты. Однако союзники требовали от советского правительства категорического отказа от пропаганды, якобы направленной к ниспровержению порядка и политического строя в других государствах, не обещая со своей стороны воздерживаться от антисоветской пропаганды. Далее меморандум гласил: «Русское советское правительство употребит всё своё влияние на восстановление мира (в Малой Азии) и сохранит строгий нейтралитет по отношению к воюющим сторонам». Союзники требовали признания всех долгов, кроме военных, и отказывались принять русские контрпретензии. В случае, если их снимет сама Россия, союзники готовы уменьшить свои требования по долгам.

По основному спорному вопросу о национализированной собственности меморандум требовал: «Возвратить, восстановить или, в случае невозможности, возместить потерпевшим все убытки и ущерб, понесённые вследствие конфискации или реквизиции имущества». Если прежние владельцы не могут быть восстановлены в правах, советское правительство обязано выдать им компенсацию.

Было совершенно очевидно, что меморандум отступает далеко назад от предложений, выдвинутых союзниками на вилле Альбертис. Однако и такого документа Франция не подписала.

Ввиду отказа Франции подписать меморандум заговорили о распаде Антанты.

6 мая, по возвращении из Парижа, Барту выступил с речью на банкете, данном французской печатью в честь английской прессы. Барту говорил о том, что Генуэзская конференция подходит к концу.

Многие поняли выступление Барту как сигнал об уходе Франции с конференции. Такой финал представлялся нежелательным для США, которые в последнее время развивали усиленную работу в Генуе, действуя через Францию. Америка решила повлиять на Англию, тем более, что американскому послу Чайльду сообщили, будто английская нефтяная компания «Ройяль Детч» уже заручилась концессией в Советской России.

Возможно, что случайно в том же ресторане, где происходил французский банкет, в тот же день американский посол Чайльд завтракал с Ллойд Джорджем. Американец заявил английскому премьеру, что курс, взятый на конференции, опасен для англо-французских добрых отношений. Между тем их необходимо сохранить. Вопрос о германских репарациях значительно более важен, чем дальнейшие переговоры с русской делегацией. Вопрос этот, не обсуждаемый1 на конференции, приведёт к кризису, как только для Германии наступит срок уплаты. В конце концов Чайльд заявил, что Америка поддержит линию Франции. Посол советовал отложить конференцию, избрать комиссию для обследования России и не заключать сепаратных соглашений с советским правительством. В кругах делегатов передавали, что Чайльд прямо говорил Ллойд Джорджу об участии Америки в конференции в случае ухода Франции.

8-го утром Ллойд Джордж встретился с русскими делегатами, чтобы поговорить с ними о некоторых пунктах меморандума. Пошли панические слухи, что Англия вступила в соглашение с Россией без участия Франции. Вечером того же дня Ллойд Джордж принял журналистов и заявил, что в случае удовлетворительного ответа со стороны русской делегации переговоры будут продолжаться. Ллойд Джордж добавил: «Когда я вернусь в Англию, два миллиона безработных меня спросят, что я для них сделал».

Немедленно после этого и Барту принял представителей прессы и выступил с примирительной речью. Чувствовалось, что он боится, как бы ответственность за срыв конференции не пала на Францию. Барту рассказал, что по приезде из Парижа имел беседу с Ллойд Джорджем. У обоих было грустное настроение. Вспомнили о совместной борьбе в войне 1914–1918 гг. Констатировали глубокие перемены с того времени, однако решили, что о распаде Антанты всё же нельзя говорить. Барту заявил: «Когда я вернусь в Париж, миллионы владельцев русских ценностей меня спросят, что я для них сделал». В заключение французский министр подчеркнул, что при удовлетворительном ответе русской делегации Франция не уйдёт с конференции.

11 мая советская делегация сообщила свой ответ на меморандум союзников. Прежде всего делегация протестовала против того, что из каннских условий относительно воздержания всех стран от революционной пропаганды меморандум Антанты делает одностороннее обязательство для России. Особое изумление российская делегация выразила по поводу пункта о мире в Азии; именно Советская Россия и требовала пригласить Турцию на Генуэзскую конференцию, ибо присутствие турок способствовало бы скорейшему восстановлению мира в Малой Азии.

Что касается строгого нейтралитета, на котором настаивает меморандум союзников по отношению к войне в Турции, то нейтралитет этот должен быть таким, какого требуют международные договоры и международное право от всех держав.

Во всех остальных вопросах, в частности о долгах и реституции, Россия оставалась на той позиции, которая изложена была в её письме к Ллойд Джорджу. В заключение советский меморандум добавлял, что для разрешения спорных вопросов можно было бы учредить смешанную комиссию, работа которой началась бы в установленное время и в определённом по общему соглашению месте.

Заключительное заседание конференции в Генуе. Генуэзская конференция явно зашла в тупик. Но, как выразился один журналист, Ллойд Джордж заставил и труп конференции проделать сальтомортале, чтобы вывести её из безысходного положения. Подхватив последние предложения советской делегации, Ллойд Джордж предложил назначить комиссию для рассмотрения неразрешённых разногласий между советским правительством и другими правительствами. Эта комиссия должна встретиться с русской комиссией, имеющей те же полномочия. Таким образом, вместо советского предложения о смешанной комиссии Ллойд Джордж настаивал на создании двух комиссий: русской и нерусской. Предметом обсуждения этих комиссий должны были служить вопросы относительно долгов, частной собственности и кредитов. Членам обеих комиссий предлагалось прибыть в Гаагу к 26 июня 1922 г. Кроме того, чтобы ослабить впечатление от проектов советской делегации о всеобщем сокращении вооружений, Ллойд Джордж внёс предложение на время Гаагской конференции отказаться от агрессивных актов.

Это последнее предложение вызвало бурю протеста. Франция не хотела приостановить свою борьбу против Советской России и Германии. Она выдвинула такое количество оговорок, что отказ от агрессий оказывался лишённым всякого реального значения.

Япония также требовала, чтобы обязательства об отказе от агрессий не относились к территории Дальневосточной республики, где стояла японская армия.

Советская делегация заявила, что отказ от агрессий мог бы иметь серьёзное значение лишь в случае принятия советского проекта разоружения или сокращения вооружений. Английское предложение советская делегация дополнила рядом конкретных требований, направленных против белогвардейских банд, которые формировались на территории Франции, Польши и Румынии. Советская делегация настаивала также, чтобы отказ от агрессий распространялся и на Японию, всё ещё державшую под ударом Дальневосточную республику.

После долгих дискуссий было принято соглашение, по которому договор о воздержании от актов нападения предусматривал соблюдение status quo и должен был оставаться в силе в течение четырёхмесячного периода после окончания работ комиссий.

19 мая состоялось последнее пленарное заседание Генуэзской конференции. Была утверждена резолюция о продолжении её работы уже в Гааге. Закрывая конференцию, Ллойд Джордж произнёс речь, в которой пытался доказать, что конференция всё же достигла некоторых успехов; во всяком случае она подтвердила ценность подобных международных совещаний. Особо остановился Ллойд Джордж на позиции России. «Я говорю о меморандуме от 11 мая, — говорил Ллойд Джордж, — Россия нуждается в помощи. Европа и мир нуждаются в продуктах, которые может дать Россия. Россия нуждается в накопленном богатстве и знании, которые мир может предоставить в её распоряжение для её восстановления. Россия в течение целого поколения не сможет возродиться без этой помощи».

Представители других стран также пытались уверить, что Генуэзская конференция дала какие-то результаты. Барту отметил не без юмора, что все ожидали «речей о разрыве»; к счастью, оказалось возможным произносить «заключительные речи».

Советский представитель откровенно говорил о неудаче конференции. Он подчеркнул, что так называемая русская проблема может быть разрешена только при том условии, если все заинтересованные правительства будут рассматривать Советскую страну с точки зрения равноправия, независимо от различия систем собственности. Чичерин выразил пожелание, чтобы этот принцип был признан всеми теми, кто намерен продолжать дискуссию в Гааге. Заставить русский народ принять противоположную теорию так же мало удастся дипломатам, как не удалось это сделать белогвардейцам.

Представитель советской делегации закончил свою речь следующими словами: «Русский народ глубоко жаждет мира и сотрудничества с другими нациями, но — я вряд ли должен добавить — на основе полного равенства».