Смертная казнь, массовые расстрелы, мудьюгская каторга, тюрьма, ссылка — все эти зверские расправы иноземных захватчиков не сломили сопротивления и стремления к победе трудящихся Советского Севера. Требовалось еще что-то другое, более исключительное для массового уничтожения коммунистов и сочувствующих большевистской партии и Советской власти. Восстание и побег мудьюгских каторжан ускорили выполнение зверских намерений интервентов и белогвардейцев открыть новую каторгу, но вместо предполагавшихся тюрем на островах Онежского залива Белого моря интервенты открыли тюрьму на Иоканьге за полярным кругом.
Открытие Иоканьгской ссыльно-каторжной тюрьмы по замыслам палачей должно было разрешить две задачи: очистить Архангельск от опасных и неблагонадежных элементов и поставить заключенных в такие условия, чтобы исключалась всякая возможность побега и гарантировалось полное истребление заключенных.
Побывавший на Иоканьге член белогвардейского правительства Б. Соколов писал:
«При самом выходе из горла Белого моря на Мурманском берегу — бухта. Кругом голые скалы, ни одного деревца. Постоянные неистовые ветры. Все это заставляло издавна людей избегать этих, как они называли, проклятых богом мест. Действительно, трудно представить себе картину более безотрадную. На сотни верст никакого селения».
Новую каторжную тюрьму охраняла свирепая стража с известным по Мудьюгу Судаковым во главе.
Первая группа каторжан в триста шестьдесят человек была доставлена на Иоканьгу 23 сентября 1919 года. Вскоре число заключенных там достигло тысячи двухсот человек Сюда же были сосланы, как и на Мудьюг, дисциплинарники — солдаты белой армии, арестованные и брошенные в тюрьму за отказ воевать против Советской власти. В число заключенных Иоканьгской тюрьмы были включены с определенными целями уголовники и провокаторы, список которых впоследствии нашли у Судакова.
Подавляющее большинство каторжан до Иоканьги прошло через Мудьюг, губернскую тюрьму и иные места заключения. Их силы были уже подорваны, а Иоканьга должна был: стать им последним пристанищем. Заключенные так и считали, что они доставлены сюда с заранее обдуманной целью — на смерть от голода, эпидемий, цынги.
Как и на Мудьюге, каторжане Иоканьги должны был; своими силами строить помещения тюрьмы. В осеннюю стужу, под пронизывающим ветром с полярного моря, голодные, неодетые и необутые, они сначала построили фанерный барак, несколько землянок и затем бревенчатый барак. Неимоверная скученность, грязь, обилие насекомых, испарения от сорокаведерных параш, холод и сырость делали пребывание в таких постройках невыносимым.
Под карцер, тоже по опыту Мудьюга, был приспособлен заброшенный ледник. Узникам, брошенным в такой карцер, не давали брать с собой одеял, их лишали горячей пищи, а спать или лежать можно было только на голой, мерзлой земле. Редкие выдерживали пребывание в таком карцере, и зачастую по утрам надзиратели обнаруживали там окоченевшие трупы.
Первые месяцы на Иоканьге производились поверки. Заключенных, едва прикрытых лохмотьями одежды, выстраивали у тюрьмы и заставляли разуваться на снегу. Одновременно с поверкой шел обыск. Поверки сопровождались избиением и известными по Мудьюгу «поучениями» Судакова: «Я здесь царь и бог! Что хочу, то и делаю!.. Мне власть дана такая! — и, показывая вверх дубиной, заключал: — А отвечаю я только перед всевышним».
Впоследствии такие поверки, дававшие заключенным возможность хоть немножко подышать свежим воздухом, были отменены, и заключенные, кроме выводившихся на работу дисциплинарников, круглые сутки держались запертыми.
Начальник каторги Судаков с надзирателями проводил по ночам повальные обыски с избиением насмерть. Судаков действовал дубиной, надзиратели — прикладами и револьверами. В один из очередных обысков и побоищ Судаков растоптал насмерть секретаря Савинского волисполкома В. С. Фомина, прикладом винтовки раздробил кость другому заключенному, Хамеляйнену, который после этого умер.
Упоминавшийся выше Б. Соколов писал, что Судаков «…находил какое-то особое удовольствие в собственноручных избиениях арестантов, для каковой цели всегда носил толстую дубину… Если бы мне кто-нибудь рассказал о нравах Иоканьги, то я бы ему не поверил, но виденному собственными глазами нельзя не верить».
Судаков и его свора знали, что доведенные ими до отчаяния люди способны на все ради одного мига свободы. Поэтому бараки с заключенными закрывали круглые сутки на замок, а заключенные должны были лежать без движения, без разговоров всю восемнадцатичасовую полярную ночь. Достаточно было бредового вскрика больного или последнего стона умирающего, чтобы стража открыла стрельбу по тюрьме.
Массовые заболевания цынгой, дизентерией, тифом, голод уносили жертву за жертвой. Умершие ночью оставались лежать до утра между живыми. Тряпье, оставшееся от умерших, разбиралось их товарищами, чтобы сколько-нибудь укрыться от холода.
За полтора-два месяца, с 23 сентября 1919 года, на Иоканьге умерло семьдесят человек. Наиболее активные из каторжан не могли мириться с положением обреченных насмерть и готовились к побегу. Две попытки побега оказались сорванными стараниями провокаторов, но инициаторов подготовки побегов никто не выдал, за что жестоко поплатились все каторжане.
В одну из ноябрьских ночей заключенные были разбужены стрельбой и стенами раненых товарищей. Оказалось, что по команде Судакова: «По уровню нар — пальба!» стража залпами обстреливала тюрьму и затем, возглавляемая Судаковым, набросилась на арестованных. Судаков, действуя дубиной, стрелял из револьвера в направлении стонов раненых, а его подручные орудовали прикладами.
После побоища из тюрьмы вынесли девять убитых и тридцать раненых, из них четырнадцать вскоре умерли. Таким образом число расстрелянных и убитых Судаковым в эту кошмарную ночь достигло двадцати трех человек.
О замученных, убитых и расстрелянных на Иоканьге Судаков сообщал начальству как об умерших от цынги или других заболеваний. Всего за пять месяцев существования Иоканьгской каторги там погибло более 250 человек.
20 февраля 1920 года каторжане, узнав по радио о разгроме белых, избрали свой исполком, арестовали стражу. Через десять дней на Иоканьгу пришли два парохода и вывезли бывших каторжан в освобожденный советский Мурманск.
Многие бывшие узники умерли после освобождения. Смерть продолжала подкашивать изнуренных и заболевших. Какой степени достигла смертность показывает одна из радиограмм Иоканьгского исполкома в Архангельск:
«Сообщаем, как часто мы производим похороны. 7 февраля похоронили 36; 9 февраля — 14; 13 — 8; 16 — 12; 20 — 16; 25 февраля похоронили 21 и к 8 часам вечера — умерло еще 4 человека… По сведениям фельдшера, кандидатов в братскую могилу сто двадцать три человека, которые умирают каждый день, кроме этого еще имеется больных около 280 человек, чуть шевелящих руками».
За одни только сутки перехода до Мурманска умерло двадцать четыре человека.
Просуществуй Иоканьгская каторга еще полтора-два месяца и на месте тюрьмы осталась бы братская могила на тысячу человек.
Таковы жуткие итоги Иоканьгской каторги. Таким оказались на деле щедро обещанные интервентами и их марионеточными бело-эсеровскими «правителями» «демократические свободы».