Развитие корчемства и преследование корчемников
Кабацкие выборные должны были смотреть, чтобы мимо кабаков вина не курили, пив не варили, медов не ставили, и виновный в этом считался корчемником. Поэтому кабацкие головы и целовальники, а потом с XVII века корчемные сыщики, получали право надзора над общественной и домашней жизнью народа, право входить в его семейную жизнь с обыском, насилиями, производя срам и оскорбление нравственного достоинства человека.
По городам в каждый торговый день на площадях появлялись бирючи и кликали, чтоб продажного и неявленого питья никакие люди у себя не держали, и вина не курили. Но народ не слушал ничего, а продолжал по-прежнему варить пиво, курить вино, заводил тайные корчмы, а в кабаки не шёл — там собирались одни лишь питухи. Продавцы вина ходили тайно с кувшинами, плошками и ковшами, продавали вино со дворов сткляницами или развозили в бочках. Дворовые люди, крестьяне и дворники крадут вино у бояр и торгуют им; корчемствуют архиерейские служители, монахи, монахини. Мы уже видели, что собор запрещал десятильникам держать корчмы. Царская грамота двинскому воеводе 1623 года извещает, что «новгородского де митрополита дети боярские на монастыре ставятся сильно, корчму и жёнок держат, а городовой де приказчик Иван Багачин в монастыре ставится сильно же, корчму и жёнок держит, и на монастыре де у них святому месту и царскому богомолью чинятся позор великий и продажи». Никон, не в силах будучи сладить с монахами Печенского монастыря, писал царю, что «к тем старцам приезжают нарочно на кораблях немцы, и те старцы, хотя твое государево богомолье видеть в пусте, монастырскую соль и рыбу на кораблях им, немцам, на вино, и на водки, и на романею, и на ренское, и на всякие немецкие питья меняют, и с теми ж с воеводами, и стрельцами, и с посадскими людьми заодно пьют, и бражничают, и монастырь разорили, и всё пропили вместе». Корчемствовали ямщики, стрельцы, солдаты и всякие служилые люди.
По словам Корба[106] (1698), Прозоровский, желая прекратить торговлю вином по домам ямщиков, потребовал у Гордона пятьдесят солдат, и с писарем послал их отобрать у ямщиков водку, но они, собравшись гурьбою, стали солдат отгонять; трое солдат пало, многие ранены. Но ямщики угрожали при том, что будет и хуже, если ещё раз назначат подобное преследование.
Коломенского кружечного двора голова Микифор Прохоров с товарищами доносил в 1653 году: велено ему с кружечного двора государеву казну, сборные деньги, «сбирати на государя на веру, в правду, а питье велено продавать в указанные дни и часы, а о Великий пост, и о Святой недели, и в Успенский пост же, и в воскресные дни во весь год; а Рождественского и Петрова постов в среды и пятки с того кружечного двора питья продавать не велено, — но в те запрещенные дни солдатского строя служилые люди приходят на коломенский кружечный двор и продают вино из фляг в чарки явно, а в некоторые де дни кружечный двор бывает отперт, и в те дни солдаты, ходячи около кружечного двора, на торгу и по рядам, и на посаде, в слободах, на дворах и на улицах вино продают беспрестано, и маер де их от той винной продажи не унимает, и во всем им сам норовит, потому что многожды, с вином имая, к нему солдатов приводили, и он их освобождает без наказания, а по дворам де те солдаты, где кто стоит, на продажу варят и продают пьяные браги, а на выемку они, Микифор с товарищами, к ним ходить не смеют, потому что похваляются убить до смерти. Да солдаты же по вся дни сбираются на государеве коломенском кружечном дворе в избах, и играют зернью и карты, и о том де он, Микифор с товарищи, не одно время маеру извещал, чтоб он их от того унял, и маер де их не унимает; а как де они учнут их с государева кружечного двора сбивать, чтоб зернью и карты не играли, и они де их, Микифора с товарищами, бранят, и хотят бить, и с кружечного двора нейдут, чинятся сильны. Да в нынешнем же 1653 году декабря в 6-й день солдатского ж строю служилые люди собрався на государев кружечной двор человек с двести и больше, учали в избах ломать подставы, и питье кабацкое лить, и целовальников волоча из изб, бить кольем и дубинами до смерти, и они де, Микифор с товарищи, видя над собою смертное убийство, учали бить в колокола, и едва государеву казну отстояли, а в то де время те солдаты целовальника Абакумка Ременникова да работника Ивашка Долгова убили, только де и живы будут ли, пробили им головы до мозгу, и руки и ноги переломали. Да того ж числа, в полночь, кружечного двора целовальник Викулка Ильин прибежал к нам в государеву казенную избу, испужався, и сказал, что капитан (имя не ведает, а в лицо знает), собрав с собою солдатов человек с пятидесяти и больше, перелезли к нему на двор через ворота, поставили меж государева кружечного двора и казенной избы на дороге солдатов в день и ночь в перемене человек по двадцать и больше, с мушкеты и с пиками; и те де солдаты на государев коломенский кружечный двор никого питухов не пускают и продают им питье сами, да на всякой де день приходит к ним немчин, на кружечный двор к избам, по трижды и четырежды в день, а с ним солдатов человек по пятьдесят и больше с барабаны и с мушкеты, и с пиками, и с копьи, а для какого умыслу приходит, того им неведомо, и, видя де такой страх, коломняне и коломенского уезда люди, которые придут купить питья, с кружечнаго двора бежат врознь, — и солдаты де, которые стоят с мушкеты, у питухов питье отымают и разливают».
Точно также поступали и стрельцы, и не допускали вынимать корчемные питья. В 1614 году послали на Белоозеро в кабацкие головы Иева Карпова, и велели ему «беречи накрепко, чтоб в городе на посаде дворяне, дети боярские, иноземцы, и стрельцы, и пушкари, и посадские люди мимо кабака питей на продаже не держали»; но Карпов доносил, что стрельцы «чинятся сильны», и не дают вынимать у себя продажного питья. Войско в конце XVII века получило новое устройство и явились новые корчемники из урядников и солдат. Однажды в Москве узнали, что в Немецкой слободе в известном доме солдаты держат вино. Подьячий с отрядом стрельцов явился на выемку и нашёл вино, хотя солдаты успели спрятать его в саду. Стрельцы взяли вино, захватили и несколько солдат; но прибежали другие солдаты, освободили товарищей, отняли вино, и протолкали стрельцов до городских ворот. Тут к стрельцам пришла подмога, и солдаты, в свою очередь, принуждены были бежать; но скоро и они получили подкрепление, солдат набралось восемьсот человек, стрельцов было семьсот, и произошёл бой. Корчемством занимались солдаты Преображенского, Семёновского, Выборного и Бутырского полков вместе с жёнами и детьми. Солдатских жён и детей, уличённых в корчемстве, велено приводить к розыску в Преображенский приказ, бить кнутом и ссылать в ссылку; но при этом оговорено, что за работу или мастерство какое можно давать солдатам ведро вина или меньше; но кто даст больше ведра, того считать наравне с корчемником.
Не меньше других занимались корчемством и те, которым поручен был надзор за питейными сборами. В 1664 году на Холмогорах уничтожены были все кабаки, и вместо них заведён один кружечный двор, но воевода доносил, что в Холмогорах на посаде кружечных дворов голова Надея Коровинской с товарищи вино русское, и немецкое, и водки продаёт с винного подвала, да на холмогорских же посадах в шести местах, и не только за деньги, но и в долг вино отдаёт, и в записях пишут винную отдачу деньгами в оржаной солод на винное куренье, а не вином. В 1698 году приставники по сибирским питейным делам воровали знатно, покрав себе немалое число, в вино воду примешивали; также провожатые провозили вместо доброго вина смешанное с водою. В 1692 году для выемки питей установили бурмистров, выборных из купеческого чину, а с 1699 года — кабацких бурмистров; но и бурмистры воровали. Узнали, что корчемству потворствуют сами приказные дьяки, и поэтому с 1703 года выемку питей велят ведать по-прежнему в ратушах, «не ссылаясь ни с которыми приказы, где всяких чинов люди корчемное вино, пиво и табак сами, и крестьяне по их приказу, продают, или в том им, людям своим и крестьянам, совершенную понаровку чинят, или приказным или мастеровым людям за работу и всякие вещи вином платят».
Воровали сами воеводы. На мангазейского воеводу Кокорева доносили, что к сыну его промышленные люди ходят ежедневно продажное вино пить: кто принесёт гривну, тому даст чарку, кто принесёт две гривны, то даст две чарки, и так дальше по расчёту; и как эти люди, напившись, пойдут от того двора, то люди его, крестьяне, перстни и пояса с них оберут, а с иных и всё платье поснимают в заклад. Из наказа 1692 года видно, что сибирские воеводы, и дьяки, и письменные головы провозили с собою из Москвы и из иных городов в Сибирь вино и мёд, и, будучи в сибирских городах, «теми своими запасы сами и дети их торговали, продавая на деньги, и меняя на соболи и лисицы». В 1698 году воеводы друг на друга в провозе и продаже многого вина, мёда, пива и квасу доводили, и посторонние люди извещали, а во многих делах явилось, что «те воеводы сверх указанного числа многое вино в Сибирь провозили, и дорогою едучи, в Тобольске и Туре продавали, и на своих дворах посторонним и многим тутошним людям продавать велели». Обширная корчемная торговля вином заводится, наконец, в московском Кремле, возле самого царского двора, в Земском приказе, где ведались московские посадские люди, белые и чёрные слободы, московские разбойные дела, а также мощение улиц и очистка их во время царских выходов. Царю Алексею Михайловичу было подкинуто письмо, в котором говорилось: «Вестно тебе, государь, будет, что у тебя, государя, близ твоего царского дворца, великое воровство чинится на земском дворе. Многие ведомые воры из ссылок собрались, записываются в метельщики, и многие беглые рейтары и солдаты и всякие служилые люди, збегши с твоей великого государя службы, живут для воровства, торгуют вином и табаком во всех избах ортельми, вино продают в чарки, и в ковши, и в скляницы, и под заклады дают, а заклады принимают татиные, и разбойные, и сами пьяных грабят. А деньги они делят помесячно, а достается им на месяц рублев по пятнадцати и болше, да они ж нарядчикам с артели дают рубли по три и по четыре на месяц. А всего у них винной и табачной продажи сходится на месяц рублев по тысяче и больше. А зернью, государь, они, запоя пьяных, все заговором оговаривают и даром отнимают и грабят, кости и карты подделывают, а Земского, государь, приказу начальные люди про то их воровство про все ведают, да покрывают, потому что они и с ними во всем делятся, и они их во всем покрывают да из стороны оберегают. И ныне их, воров, собралося на Земском дворе больши тысячи человек, и от того их воровство твоей великого государя службе великая спона, и многие, государь, от них домы разорились. Да они ж, метельщики, держат у себя молодых робят и чинят с ними содомский грех, и беззаконие от них многое чинится».
У архангельского порта и по всей юго-западной границе торговлей вином (корчемством) занимались немцы, польские купцы и черкасы (южноруссы). Польские купцы (1636) подмосковными просёлочными дорогами провозят вино горячее и табак. Приехали они в Оскольский уезд, и оскольский воевода Пущин их ограбил. Двое литовских купцов пробрались в Тверь с вином и табаком и были высланы вон, а для береженья послан с ними пристав; но они, отъехав от Твери пять вёрст, пристава от себя отбили и поехали самовольно к Ярославлю, многие городы объезжая воровством; когда приехали они в Ярославль, то их из Ярославля выслали, и они начали по деревням с вином и табаком ездить. За такое воровство они посажены в Ярославле в тюрьму и потом из тюрьмы выпущены, «а заповедного товару, бочка с вином, у них рассечена, а табак сожжен». В 1645 году два московские священника — один от церкви Николы на Столпах, а другой от Кузьмы и Дамиана — подали челобитную, что вдовые немки держат у себя по дворам всякие корчмы. Вообще в Москве корчемство стало какой-то общественной заразой.
Вся тяжесть корчемных выемок падала на крестьянина. Крестьянин, нуждавшийся в вине по случаю праздника и не желавший идти в кабак из стыда, или из опасения, что его там споят, или ограбят, или потому, наконец, что кабак отстоял далеко, покупал где-нибудь винца и подвергался разграблению. Если, случалось, воевода узнаёт, что в таком-то месте есть вино, или квас дрожжаной, или даже сусло, он тотчас едет туда большим повальным обыском, или посылает, вместе с головой, и целовальниками, и стрельцами, дворян и детей боярских «выняти, что будет найдено». В 1615 году дошёл слух до воеводы, что поставлено в Заболоцкой волости в деревне Демине вино, а привезено то вино с Вологды. Сотник стрелецкий с рассыльщиком, да с ним стрельцов пять человек, поехали выняти то вино, и привезли к съезжей избе, к воеводе да к дьяку, крестьянина Мартюшку Тянухина, да крестьянку Марьицу, да малого Первуньку, а с ними привезли две насадочки вина, всего ведра с четыре, а взято то вино в коровнике. Стали их допрашивать, и все они, даже маленький Первунька, сказали одно, что приехал к ним какой-то неизвестный человек, оставил вино на время и не возвращался. Воевода с дьяками приговорили: то вино отдать на кабак чумаку, в печатное ведро, а за то вино по государеву указу, по кабацкой цене, в государеву казну взять по 2 рубля по 10 алтын, а на Марьице да на Мартюшке и даже на малом Первуньке доправить заповедных два рубля за то, что они неведомых людей пускают к себе на двор с вином. Наехавший воевода имел право тут же и бить виновного, как корчемника. За пойманного вступался народ. Боярские дети и стрельцы поймают корчемника, увидят лавочные сидельцы и отбивают его, а народ отбивает табачников и питухов. Когда же нельзя было отбить, то за пойманного давали поручные записи, что такому-то, «живучи за нашими поруками, вина не курити и не продавати, а учнет он это делать, то на нас монастырская пеня (дело шло с тихвинским монастырём), а в пени, что укажет игумен с братиею». Тому же тихвинскому монастырю посадские люди дали поручную запись за посадскую жилицу Анну Кузмину, да за сына её за Ивана, что им «живучи в посаде, вином и пивом не кучити, и зерни, и бл… не держати и никаким воровством не воровата». Но когда не удавалось отбить или выручить пойманных с вином, то вино у них отбирали, а их самих били кнутом и ставили на правёж, доправлять с них заповедные пошлины, а если дело было с монастырём, то виновных смиряли ещё монастырским смирением.
Люди чёрных сотен и слобод тяглых для выемки выбирали меж себя десятских, которые должны были смотреть за корчемством и извещать в Новую четверть. Но, во всяком случае, преследование корчемства и наблюдение за выемкой возложены были на воевод. Царская грамота 1661 года делает крепкий заказ вологодскому воеводе, чтоб он смотрел за неявленным питьём: «А буде ты и дьяк корчемного, продажного питья, для своей бездельной корысти, выимать не велите, то, когда случится недобор, — он будет доправлен на вас». Прошло восемь лет, действительно, явился недобор, и в 1669 году новая грамота идёт в Вологду: «Ныне мы услышали, что чинятся на кружечном дворе недоборы большие и вы корчемником норовите, — то буде у кого корчемное питье объявится, тем быть в жестоком наказании безо всякой пощады и сослану в Сибирь, а поместья их взять бесповоротно». Не зная, какие уже принять меры к прекращению корчемства, Москва приказывала воеводам подслушивать и выведывать тайно. Та же грамота 1669 года продолжает: «И вам бы однолично о том корчемном питье заказ учинить крепкой объезжим и кружечных дворов головам, целовальникам, стрельцам и приставам, чтоб они проведывали всякими мерами, и подсылкою для покупки корчемного питья велели б есте подсылать, а тем людям, по извету которых питье будет вынято, велели б давать из опальных животов по рублю человеку и больше, чтоб ему впредь проведывать и извещать было повадно ». В 1681 году назначены были в Москве объезжие головы из дворян добрых пятнадцать человек, да стрельцов для выемки и посылки сто человек. В наказе объезжему голове 1699 года велено быть ему в объезде, где ведает, кроме стрелецких слобод, и ездить ему по улицам и переулкам беспрестанно и проведывать накрепко, чтоб ни у кого корчемного питья не было, а у выемки над солдатами смотреть, чтоб никого не били, не грабили и не устрашали, и корчемным бы питьям не подмётывали, и клепать никого ничем не учили, и, взяв кого с корчемным и с неявленным вином, или на улице пьяного, к себе по подворьям не водили. Назначали для управления питейным делом и для выемки питей земских бурмистров, и в 1700 году предписывали им, чтоб меньше указанных цен вина не продавали, исключая порубежных мест, куда зарубежные питья подвозят по малой цене; «там-то продавать дешевле, только б питухи, мимо государевых питейных сборов, для дешёвых цен, за рубеж не ходили, а которые после сего будут ходить за рубеж, с теми поступать, как с корчемниками». Выемным головам приказывают править деньги с корчемников, «а буде с них взять нечего» — со старост и выборных; изветчикам из несвободных и рабов обещают свободу, и кроме того часть поместий и вотчин корчемников. Но оказывается, что и сами кабацкие бурмистры, « по замерзлому своему противству, наготовя вина число многое и продав, писали, крадучи излишние себе деньги продажею, в книги, с убавкою, и цену продажам записывали неравную; тако ж и от целовальников тех продаж многие чинятся общие с теми городовыми бурмистры воровства, о чем по нынешним розыскным в Ратуше делам явно; а в иных городах и сами бурмистры и целовальники винились, что ради себе многого прибытка так воровски чинили, и те вымышленные воровством краденые деньги по себе делили, и, привозя к Москве, приказным людям себе же для пользы давали. И для того, что многими их великих государей указами то корчемство запрещено, и истребиться доселе не может, то ведерную, полуведерную и четвертную продажу вина производить только с отдаточного двора, и записывать ее в книги, а с кружечных дворов не покупать, а буде которые купят вино не в указаном месте, и в книгах покупки не явится, таковый в том будет истязан, а паче приказные и купеческих чинов люди ».
В Москве по всем слободам и улицам выбрали старост и десятских, изветчикам снова обещали десятую часть из имущества, а несвободным рабам и работникам свободу. Но доносы были редки. В 1705 году винный подрядчик Куньевской волости Григорий Некошев пишет донос, что в Московском уезде курят вино разных сёл и деревень крестьяне, по именам тридцать человек, да дьякон, дьячок и Пономарёвы дети, — курят на пятьдесят пять кубов. Для выемки вина и взятия у них кубов посланы из ратуши подьячие Фёдор Карандашев да выемной Иван Андреев, и для подлинного при тех выемках известия, дворцовой канцелярии подьячий Василий Овсянников; но кубов они ни у кого не нашли. И вот из Москвы рассылаются указы и особые посланные разыскивать везде винокуренную посуду, и ломать её на месте, или отбирать в казну, потому что — говорит указ — «как отберут где винную посуду, так в кружечных дворах тотчас же сказывается прибыль». По указу 1711 года корчемников ссылают на каторгу, а тех, которые знали о них и не донесли, подвергают жестокому штрафу; но, заметив потом, что через это многие лишаются имения, и иные под наказание подпали, в 1751 году велят всех, обвинённых по корчемным делам до 1749 года, простить и имения им возвратить, содержащихся в губерниях, провинциях и городах под караулом освободить. И всё-таки корчемство распространяется более и более, обхватывая все области, присоединяемые к Москве: инородцев, белорусов и украинцев.