МИСАИЛ И ВАРЛААМ, бродяги-чернецы; ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ, мирянином; ХОЗЯЙКА. Х о з я й к а. Чем-то мне вас потчевать, старцы честные? В а р л а а м. Чем бог пошлет, хозяюшка. Нет ли вина? Х о з я й к а. Как не быть, отцы мои! сейчас вынесу. (Уходит.) М и с а и л. Что ж ты закручинился, товарищ? Вот и граница литовская, до которой так хотелось тебе добраться. Г р и г о р и й. Пока не буду в Литве, до тех пор не буду спокоен. В а р л а а м. Что тебе Литва так слюбилась? Вот мы, отец Мисаил, да я, грешный, как утекли из монастыря, так ни о чем уж и не думаем. Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли: всё нам равно, было бы вино... да вот и оно!.. М и с а и л. Складно сказано, отец Варлаам. Х о з я й к а   (входит). Вот вам, отцы мои. Пейте на здоровье. М и с а и л. Спасибо, родная, бог тебя благослови. (Монахи пьют; Варлаам затягивает песню: Как во городе было во Казани...) В а р л а а м   (Григорию). Что же ты не подтягиваешь, да и не потягиваешь? Г р и г о р и й. Не хочу. М и с а и л. Вольному воля... В а р л а а м. А пьяному рай, отец Мисаил! Выпьем же чарочку за шинкарочку...
Однако, отец Мисаил, когда я пью, так трезвых не люблю; ино дело пьянство, а иное чванство; хочешь жить, как мы, милости просим — нет, так убирайся, проваливай: скоморох попу не товарищ.
Г р и г о р и й. Пей да про себя разумей, отец Варлаам! Видишь, и я порой складно говорить умею. В а р л а а м. А что мне про себя разуметь? М и с а и л. Оставь его, отец Варлаам. В а р л а а м. Да что он за постник? Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда,— да еще и спесивится; может быть, кобылу нюхал... (Пьет и поет: Молодой чернец постригся.) Г р и г о р и й   (хозяйке). Куда ведет эта дорога? Х о з я й к а. В Литву, мой кормилец, к Луёвым горам. Г р и г о р и й. А далече ли до Луёвых гор? Х о з я й к а. Недалече, к вечеру можно бы туда поспеть, кабы не заставы царские да сторожевые приставы. Г р и г о р и й. Как, заставы! что это значит? Х о з я й к а. Кто-то бежал из Москвы, а велено всех задерживать да осматривать. Г р и г о р и й   (про себя). Вот тебе, бабушка, Юрьев день. В а р л а а м. Эй, товарищ! да ты к хозяйке присуседился. Знать, не нужна тебе водка, а нужна молодка, дело, брат, дело! у всякого свой обычай; а у нас с отцом Мисаилом одна заботушка: пьем до донушка, выпьем, поворотим и в донушко поколотим. М и с а и л. Складно сказано, отец Варлаам.... Г р и г о р и й. Да кого ж им надобно? Кто бежал из Москвы? Х о з я й к а. А господь его ведает, вор ли, разбойник — только здесь и добрым людям нынче прохода нет — а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас бедных. (Слышен шум). Что там еще? ах, вот они, проклятые! дозором идут. Г р и г о р и й. Хозяйка! нет ли в избе другого угла? Х о з я й к а. Нету, родимый. Рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором ходят, а подавай им и вина, и хлеба, и неведомо чего — чтоб им издохнуть, окаянным! чтоб им... (Входят приставы.) П р и с т а в. Здорово, хозяйка! Х о з я й к а. Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим. О д и н    п р и с т а в   (другому). Ба! да здесь попойка идет; будет чем поживиться. (Монахам). Вы что за люди? В а р л а а м. Мы божии старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь. П р и с т а в   (Григорию). А ты? М и с а и л. Наш товарищ... Г р и г о р и й. Мирянин из пригорода; проводил старцев до рубежа, отселе иду восвояси. М и с а и л. Так ты раздумал... Г р и г о р и й   (тихо). Молчи. П р и с т а в. Хозяйка, выставь-ка еще вина — а мы здесь со старцами попьем да побеседуем. Д р у г о й    п р и с т а в   (тихо). Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего; зато старцы... П е р в ы й. Молчи, сейчас до них доберемся.— Что, отцы мои? каково промышляете? В а р л а а м. Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя 215 и остальное пропьешь; беда да и только.— Ох плохо, знать пришли наши последние времена... Х о з я й к а   (плачет). Господь помилуй и спаси! (В продолжение Варлаамовой речи первый пристав значительно всматривается в Мисаила.) П е р в ы й    п р и с т а в. Алеха! при тебе ли царский указ? В т о р о й. При мне. П е р в ы й. Подай-ка сюда. М и с а и л. Что ты на меня так пристально смотришь? П е р в ы й    п р и с т а в. А вот что: из Москвы бежал некоторый злой еретик, Гришка Отрепьев, слыхал ли ты это? М и с а и л. Не слыхал. П р и с т а в. Не слыхал? ладно. А того беглого еретика царь приказал изловить и повесить. Знаешь ли ты это? М и с а и л. Не знаю. П р и с т а в   (Варлааму). Умеешь ли ты читать? В а р л а а м. Смолоду знал, да разучился. П р и с т а в (Мисаилу). А ты? М и с а и л. Не умудрил господь. П р и с т а в. Так вот тебе царский указ. М и с а и л. На что мне его? — П р и с т а в. Мне сдается, что этот беглый еретик, вор, мошенник — ты. М и с а и л. Я ! помилуй! что ты? П р и с т а в. Постой! держи двери. Вот мы сейчас и справимся. Х о з я й к а. Ах, они окаянные мучители! и старца-то в покое не оставят! П р и с т а в. Кто здесь грамотный? Г р и г о р и й   (выступает вперед). Я грамотный. П р и с т а в. Вот на! А у кого же ты научился? Г р и г о р и й. У нашего пономаря. П р и с т а в   (дает ему указ). Читай же вслух. Г р и г о р и й   (читает). «Чюдова монастыря недостойный чернец Григорий, из роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось, отбежал он, окаянный Гришка, к границе литовской...» П р и с т а в   (Мисаилу). Как же не ты? Г р и г о р и й. «И царь повелел изловить его...» П р и с т а в. И повесить. Г р и г о р и й. Тут не сказано повесить. П р и с т а в. Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить. Г р и г о р и й. «И повесить. А лет ему вору Гришке отроду... (смотря на Варлаама) за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое...» (Все глядят на Варлаама.) П е р в ы й    п р и с т а в. Ребята! здесь Гришка! держите, вяжите его! Вот уж не думал, не гадал. В а р л а а м   (вырывая бумагу). Отстаньте, сукины дети! Что я за Гришка?— как! 50 лет, борода седая, брюхо толстое! нет, брат! молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до петли доходит. (Читает по складам). «А лет ему от роду... 20».— Что, брат? где тут 50? видишь? 20. В т о р о й    п р и с т а в. Да, помнится, двадцать. Так и нам было сказано. П е р в ы й    п р и с т а в   (Григорию). Да ты, брат, видно забавник. (Во время чтения Григорий стоит потупя голову, с рукою за пазухой.) В а р л а а м (продолжает). «А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая». Да это, друг, уж не ты ли? (Григорий вдруг вынимает кинжал: все перед ним расступаются, он бросается в окно.) П р и с т а в ы. Держи! держи! (Все бегут в беспорядке.)