О том, как Панург советуется с Пантагрюэлем, стоит ли ему жениться
Видя, что Пантагрюэль ничего на это не отвечает, Панург с глубоким вздохом продолжал свою речь:
— Вы знаете, государь, что я решил жениться, если только, на мою беду, все щели не будут заткнуты, забиты и заделаны. Во имя вашей давней любви ко мне скажите, какого вы на сей предмет мнения?
— Раз уж вы бросили жребий, — сказал Пантагрюэль, — поставили это своей задачей и приняли твердое решение, то разговор кончен, остается только привести намерение в исполнение.
— Да, но мне не хотелось бы приводить его в исполнение без вашего совета и согласия, — возразил Панург.
— Согласие я свое даю и советую вам жениться, — сказал Пантагрюэль.
— Да, но если вы считаете, — возразил Панург, — что мне лучше остаться на прежнем положении и перемен не искать, то я предпочел бы не вступать в брак.
— Коли так — не женитесь, — сказал Пантагрюэль.
— Да, но разве вы хотите, чтобы я влачил свои дни один-одинешенек, без подруги жизни? — возразил Панург. — Вы же знаете, что сказано в Писании: V eh soli[7]. У холостяка нет той отрады, как у человека, нашедшего себе жену.
— Ну, ну, женитесь с Богом! — сказал Пантагрюэль.
— Но если жена наставит мне рога, — а вы сами знаете: нынче год урожайный, — я же тогда из себя вон выйду, — возразил Панург. — Я люблю рогоносцев, почитаю их за людей порядочных, вожу с ними дружбу, но я скорее соглашусь умереть, чем попасть в их число. Вот что у меня из головы не выходит.
— Выходит, не женитесь, — сказал Пантагрюэль, — ибо изречение Сенеки справедливо и исключений не допускает: как сам ты поступал с другими, так, будь уверен, поступят и с тобой.
— Так вы говорите, — спросил Панург, — исключений не бывает?
— Исключений Сенека не допускает, — отвечал Пантагрюэль.
— Ах, шут бы его взял! — воскликнул Панург. — Не поймешь, какой же свет он имеет в виду: этот или тот. Да, но если я все-таки не могу обойтись без жены, как слепой без палки (буравчик должен действовать, а иначе что же это за жизнь?), то не лучше ли мне связать свою судьбу с какой-нибудь честной и скромной женщиной, чем менять каждый день и все бояться, как бы тебя не вздули, или, еще того хуже, как бы не подцепить дурную болезнь? С порядочными женщинами я, да простят мне их мужья, пока еще не знался.
— Значит, женитесь себе с Богом, — сказал Пантагрюэль.
— Но если попущением Божиим случится так, что я женюсь на порядочной женщине, а она станет меня колотить, то ведь мне придется быть смиреннее самого Иова, разве только я тут же взбешусь от злости. Я слыхал, что женщины порядочные сварливы, что в семейной жизни они — сущий перец. А уж я ее перещеголяю, уж я ей закачу выволочку: и по рукам, и по ногам, и по голове, и в легкие, и в печенку, и в селезенку, все, что на ней, изорву в клочья, — нечистый дух будет стеречь ее грешную душу прямо у порога. Хоть бы годик прожить без этаких раздоров, а еще лучше не знать их совсем.
— Со всем тем не женитесь, — сказал Пантагрюэль.
— Да, но если, — возразил Панург, — я останусь в том же состоянии, без долгов и без жены (имейте в виду, что я расквитался себе же на горе, ибо кредиторы мои не успокоились бы до тех пор, пока у меня не появилось бы потомство), если у меня не будет ни долгов, ни жены, то никто обо мне не позаботится и не создаст мне так называемого домашнего уюта. А случись заболеть, так мне все станут делать шиворот-навыворот. Мудрец сказал: «Где нет женщины, — я разумею мать семейства, законную супругу, — там больной находится в весьма затруднительном положении». В этом я убедился на примере пап, легатов, кардиналов, епископов, аббатов, настоятелей, священников и монахов. Нет, уж я…
— В мужья записывайтесь с Богом, в мужья! — сказал Пантагрюэль.
— Да, но если я заболею и не смогу исполнять супружеские обязанности, — возразил Панург, — а жена, возмущенная моим бессилием, спутается с кем-нибудь еще и не только, не будет за мной ухаживать, но еще и посмеется над моей бедой и, что хуже всего, оберет меня, как это мне не раз приходилось наблюдать, то уж пиши пропало, беги из дому в чем мать родила.
— Ну и дела! Уж лучше не женитесь, — сказал Пантагрюэль.
— Да, но в таком случае, — возразил Панург, — у меня никогда не будет законных сыновей и дочерей, которым я имел бы возможность передать мое имя и герб, которым я мог бы завещать свое состояние, и наследственное и благоприобретенное (а что я в один прекрасный день его приобрету, за это я вам ручаюсь, да еще и немалую ренту буду получать), и с которыми я мог бы развлечься, если я чем-нибудь озабочен, как ежедневно на моих глазах развлекается с вами ваш милый, добрый отец и как развлекаются все порядочные люди в семейном кругу. И вот если я, будучи свободен от долгов и не будучи женат, буду чем-либо удручен, то, вместо того чтобы меня утешить, вы же еще станете трунить над моим злополучием.
— В таком случае женитесь себе с Богом! — сказал Пантагрюэль.
