ГЛАВА I. РЕВОЛЮЦИЯ 1848 ГОДА И РЕАКЦИЯ ВО ФРАНЦИИ. 1848—1852

I. Февральская революция

Манифестация 22 февраля. Банкетная кампания в пользу избирательной реформы^[1] вызвала во Франции, а в особенности в Париже, политическое возбуждение, которое неожиданно привело к революции. На все требования реформы король и министерство отвечали систематическим отказом; на банкетную кампанию они ответили фразой тронной речи, в которой король предостерегал страну от волнений, «разжигаемых враждебными и слепыми страстями» (28 декабря 1847 г.). Министерское большинство палаты высказалось против реформы в проекте ответного адреса на тронную речь, составленную в том же духе, что и адрес. Проект обсуждался долго и оживленно; оппозиция, состоявшая из левой и левого центров, предлагала поправку, но большинство отвергло ее и приняло адрес (12 февраля 1848 г.).

В Париже комитет XII округа (предместье Сен-Марсо) организовал банкет; назначенный на январь, затем отложенный, он был в конце концов запрещен министерством. Во имя свободы собраний оппозиция оспаривала право правительства запретить частный банкет; восемьдесят семь депутатов обещали присутствовать на этом банкете. Банкетная комиссия назначила сбор в полдень 22 февраля в церкви св. Магдалины (Мадлэн); она пригласила национальных гвардейцев явиться в мундирах, но без оружия, для встречи депутатов, которые должны были составить колонну для следования в зал, предназначенный для банкета. Это явилось бы демонстрацией протеста против запрещения собрания.

В ночь с 21 на 22 февраля правительство расклеило воззвание, которым воспрещались как предполагавшееся шествие, так и всякие сборища вообще; протестуя против этого, депутаты заявили, однако, что от участия в банкете они отказываются. Но публика, ожидавшая манифестации, собралась вокруг церкви. Было пасмурно, моросил мелкий дождь. Сначала явились студенты с левого берега Сены, затем рабочие заняли площадь Согласия. Толкались, пели Марсельезу и Песню жирондистов, кричали «Да здравствует реформа!» Драгуны и городская полиция несколько раз атаковали толпу, но не слишком рьяно; с наступлением сумерек толпа начала кое-где строить баррикады, разграбила оружейную лавку, а вечером зажгла в Тюильрийском саду костры из стульев ж деревьев.

До сих пор еще нельзя было говорить ни о восстании, ни даже о бунте; это была толпа, собравшаяся для демонстрации; она волновалась, не имея еще ни вождей, ни определенной цели. Старый республиканский штаб, руководивший восстаниями в первые годы царствования Луи-Филиппа, был дезорганизован со времени неудачи, постигшей в 1839 году Барбеса и Бланки. Оставалось только несколько небольших тайных обществ, разучившихся сражаться; главное из них — Общество времен года — насчитывало не более 600 членов. Газета республиканской партии Реформа (La Refоrmе), редактируемая Флоконом и Ледрю-Ролленом, влачила жалкое существование: у нее не было и 2000 подписчиков. Вечером 21 февраля вожди партии, собравшись в помещении газеты, решили воздержаться от участия в манифестации, чтобы не доставить правительству удобного случая раздавить их; вечером же 22 февраля, после неорганизованного выступления первого дня, они все сошлись на том, что положение дел не таково, чтобы пытаться произвести революцию.

Падение Гизо (23 февраля). Восстание началось в ночь с 22 на 23 февраля; рабочие старых республиканских кварталов восточной части Парижа (Сен-Мартен, Сен-Дени, Сен-Марсо) построили баррикады и вооружились. Кое-где слышались ружейные выстрелы.

Сначала правительство не хотело пускать в дело войска; оно распорядилось созвать национальную гвардию. Но тогда выяснилось, что с 1840 года парижская буржуазия отвернулась от короля. Национальные гвардейцы собрались, но, за исключением первого легиона, отказались выступить против инсургентов и кричали «Да здравствует реформа!» Некоторые кричали даже «Долой Гизо!» и мешали движению войск; другие направились к Вурбонскому дворцу, чтобы склонить депутатов потребовать реформы.

Луи-Филипп испугался; он призвал к себе сначала министра внутренних дел Дюшателя, затем Гизо. В результате обсуждения они пришли к выводу, что нужно или распустить национальную гвардию, или согласиться на реформу. Король не хотел прибегнуть к первому средству, Гизо не мог согласиться на второе. Тогда Луи-Филипп решил расстаться с Гизо и пригласил своего личного друга Моле составить министерство. Моле обратился за содействием к Тьеру, который заявил, что «не намерен входить в кабинет, в котором он не был бы первым министром». После нескольких часов тщетных попыток Моле вечером 23 февраля заявил королю, что ему не удалось составить министерство.

Известие об отставке Гизо, объявленное в полдень в палате депутатов, было встречено бурными приветствиями толпы и национальной гвардии; вечером была иллюминация; казалось, что восстание прекратилось. И префект полиции сказал: «Дадим этому бунту умереть естественной смертью».

Республиканское восстание (24 февраля). До этого момента борьба шла лишь между двумя группами роялистов: министерством Гизо и династической оппозицией, которую поддерживала национальная гвардия. Падение Гизо являлось лишь победой партии реформы. Но баррикады еще не были разобраны, а инсургенты еще были вооружены. Республиканская партия воспользовалась волнением, чтобы обратить его против Луи-Филиппа и против монархии.

Вечером 23 февраля толпа, вышедшая из восточных кварталов, двигалась по большим бульварам, распевая песню Плошки (Des lampions!.). По дороге в нее влилась группа, манифестировавшая с факелами под окнами Насьоиаля. Дойдя до улицы Капуцинов, толпа перед зданием министерства иностранных дел, где жил Гизо, начала кричать «Долой Гизо!» Здание охранялось отрядом солдат; какой-то неизвестный, находившийся в толпе манифестантов, произвел выстрел по отряду^[2]. Солдаты ответили залпом в густую толпу; около пятидесяти человек упали, более двадцати оказались убитыми.

Республиканцы, — вероятно, те, что группировались вокруг Насьюоналя, — немедленно воспользовались этими трупами, чтобы организовать демонстрацию. Пять трупов были сложены в телегу, запряженную одной лошадью; молодой парень с факелом поместился на сиденье для освещения всего, происходящего; какой-то рабочий взобрался на телегу; время от времени он поднимал труп молодой женщины, показывал народу ее шею и грудь, залитые кровью, и кричал: «Мщение! Убивают народ!» Кортеж двигался по бульварам, возбуждая на своем пути публику. Видевшие это разошлись во все стороны, рассказывая всем и каждому, что правительство, обманувшее народ, теперь избивает его.

В ночь с 23 на 24 февраля все восточные кварталы Парижа покрылись баррикадами; с шести часов утра движение по улицам стало невозможным. На этот раз республиканцы выступали открыто; они уже не кричали, как накануне, «Да здравствует реформа!», но — «Да здравствует республика!»

Около двух часов ночи обеспокоенный Луи-Филипп послал за Тьером. Пробравшись через баррикады, Тьер ночью же прибыл в Тюильри^[3].

— Ну, — сказал король, — составили ли вы какое-нибудь министерство?

— Составил ли я министерство, государь? Но ведь я явился только за приказаниями вашего величества.

— А, вот как! Вы не желаете служить короне?

— Нет, государь, я не желаю служить в ваше царствование.

— Ну, хорошо, поговорим серьезно. Кого вы можете взять себе в сотрудники?

— Одилона Варро.

— Прекрасно, — ответил король, — Одилон Варро дурак, но хороший человек.

— Господина де Ремюза.

— Идет!

— Дювержье де Горанна.

— О нем я и слышать не хочу.

— Ламорисьера.

— В добрый час! Теперь перейдем к делу.

— Нам необходима парламентская реформа.

— Вздор! Вы получите палату, которая даст нам скверные законы, а быть может и войну.

— Я прошу прибавить только от пятидесяти до ста тысяч новых избирателей и — это не бог весть какая уступка! — распустить палату, действующую в настоящее время.

— Это невозможно! Я не могу расстаться с моим большинством.

— Но если вы отвергаете и меры, которые я предлагаю, и средства, которыми я рассчитываю оперировать, то как могу я вам служить?

— Я дам вам Бюжр в качестве главнокомандующего. Он подавит бунт, а там мы посмотрим.

— Бюжо только усилит раздражение.

— Нет, он внушит страх, а именно в этом мы и нуждаемся.

— Устрашение имеет смысл только тогда, когда за ним стоит достаточная сила. Располагаем ли мы этой силой?

— Вот что, мой дорогой, разыщите Бюжо, поговорите с ним, соберите ваших министров, приходите ко мне в восемь часов утра, а там посмотрим.

— Но пока мы еще не министры.

— Конечно, ни вы, ни я не связаны никакими обязательствами. Но как бы дело ни уладилось, вы должны быть главой… А сейчас нужно объявить в Монитере, что вы и Барро назначены нашими министрами.

— Но мы не министры, мы, может быть, никогда ими и не будем.

— Это не важно, — мне нужны ваши имена.

— Мое имя к услугам вашего величества, но я не могу распоряжаться именем Барро.

— Мы и не скажем, что вы приняли сделанное вам предложение, а только — что вам поручено сформировать кабинет.

Луи-Филипп своей рукой набросал заметку, гласившую, что король поручил Тьеру и Одилону Барро составить новый кабинет.

Бюжо, ночью назначенный главнокомандующим армии и национальной гвардии в Париже, прибыл около четырех часов утра в главную квартиру, на площадь Карусели (в то время это место большей частью было занято извилистыми улицами). Сведения относительно количества войск, находившиеся в распоряжении главнокомандующего, расходятся: министерство считало, что располагает 40 000 человек, Тьер говорит, что их не было и 20 000. Солдаты, по словам Бюжо, «были деморализованы, так как простояли в полном вооружении около шестидесяти часов в холодной грязи, не получая ничего, кроме трех рационов сухарей, и оставались пассивными наблюдателями того, как восставшие нападали на городскую полицию, рубили деревья, разбивали уличные фонари и поджигали караульные будки. У большинства солдат было не более десяти патронов… Лошади были измучены, им не давали овса, а люди больше двух суток не слезали с них». Бюжо добавляет: «Я доставлю себе удовольствие перебить побольше этой сволочи; это что-нибудь да значит». Он послал три колонны занять Пантеон, Ратушу и Бастилию; третья колонна была остановлена толпой на Монмартрском бульваре.

Тьер объехал своих министров; Барро согласился принять портфель, но протестовал против назначения Бюжо, заявив: «Если мы ставим себе задачей успокоить народ, то не должны обременять себя самым непопулярным человеком в Париже». На это Тьер возразил: «Нам предстоит, вероятно, выдержать жестокую борьбу; зачем же мы станем лишать себя услуг первого солдата в Европе?» Тьер и Барро пустились в путь; у каждой баррикады они говорили, что министерство сменено и что народу будет дано удовлетворение. Но перестрелка на бульваре Капуцинов оставила в душе народа непобедимое недоверие; толпа отвечала: «Король нас обманывает! Он собирается расстреливать нас картечью». — «Нет, — возражал Тьер, — мы министры, а не убийцы». — «А Бюжо?» кричали ему. Одилон Барро был потрясен. «Бюжо, — сказал он Тьеру, — подходит Гизо, но не нам».

В Тюильри Тьер нашел короля; тот только что встал с постели и объявил, что принимает всех министров.

— Нужно распустить палату, — сказал Тьер.

— Это невозможно, я не могу расстаться с большинством, которое так хорошо понимает мою политику.

— Необходима реформа.

— Это мы увидим, когда минует кризис. Но не об этих предположениях мне приходится говорить с вами. А вот, чтб нужно сделать сегодня?

— Государь, мы еще не состоим вашими министрами, но если бы мы и были ими, то не могли бы взять на себя проведение политики репрессий. Гизо — еще министр. Он и Бюжо как раз подходят для подавления бунта, а я не имею никакого права давать вам советы.

— Не будем говорить о конституционных глупостях. Вы прекрасно знаете, что о Гизо не может быть и речи. Что же мне делать?

— Прежде всего я полагаю, что Ламорисьер будет более популярным командиром национальной гвардии, чем Бюжо.

Ламорисьер, присутствовавший при этом разговоре, согласился принять на себя командование национальной гвардией под начальством Бюжо, который сохранял звание главнокомандующего. Король послал Бюжо приказ сконцентрировать свои силы у Тюильри. Правительство надеялось склонить на свою сторону национальную гвардию и боялось использовать регулярные войска, ставшие слишком непопулярными. Бюжо, недовольный полученным приказом, передал его войскам, стоявшим на бульваре. Но, возвращаясь обратно по бульварам, войска, шедшие узкой колонной с пушками в арьергарде, были разрезаны бунтовщиками, отделены от своей артиллерии и совершенно деморализованы; некоторые батальоны подняли ружья прикладами вверх и перешли на сторону народа.

Тогда Ламорисьер с Одилоном Барро отправились на бульвары, чтобы попытаться успокоить национальных гвардейцев. Тьер вернулся во дворец, чтобы снова повидаться с королем. Было десять часов. «Волна поднимается, поднимается, — сказал Тьер, — через два часа она поглотит нас всех». И он предложил королю выехать из Парижа, отправиться в Сен-Клу, призвать армию, а затем взять Париж приступом (тот план, который ему суждено было осуществить впоследствии против Коммуны). Луи-Филипп удалился, чтобы посоветоваться с королевой и с Гизо. Вместо того чтобы согласиться на предложение Тьера, он решил показаться войскам.

Отречение Луи-Филиппа. Луи-Филипп выехал верхом; но на площади Карусели национальные гвардейцы встретили его криками «Да здравствует реформа!» и скрестили штыки над его конем. Король ответил: «Она дарована». Однако этот прием явно его обескуражил; он внезапно остановился и вернулся во дворец. Из окон домов, расположенных на площади Карусели, началась стрельба.

Пока король колебался, не зная, что предпринять, республиканцы перешли в наступление. Тщетно Барро заявлял, что король согласен на уступки, что составлено министерство левого центра, что палата распускается, что отдан приказ прекратить огонь. Толпа отказывалась ему верить. Воззвание, расклеенное деятелями Реформы, гласило: «Луи-Филипп приказал нас убивать, как это сделал Карл X; пусть он и отправляется вслед за Карлом X». Около десяти часов инсургенты из восточных кварталов заняли Палэ-Рояль, защищавшийся двумя ротами солдат; пост Шато-д'О (ныне не существующий) преграждал им дорогу к Тюильри. Между этим постом и инсургентами, через площадь Палэ-Рояль, завязалась продолжительная перестрелка; это было единственное сражение за всю Февральскую революцию; оно задержало движение народа к Тюильри и дало королю время обсудить положение, а затем бежать.

Вернувшись с Тьером в Тюильри, король застал там нескольких оппозиционных депутатов. Вдруг вошел Кремьё: «Я прошел большую часть Парижа, — сказал он. — Еще не все потеряно. Народ не примет Бюжо или Тьера, но министерство Барро, составленное целиком из членов левой, с Жераром в качестве главнокомандующего, будет встречено с восторгом». — «Ради всего святого, государь, — воскликнул Тьер, — сделайте эту попытку!» Луи-Филипп уступил и подписал назначение Барро и маршала Жерара. Но оповестить об этом народ уже не было времени. Посланный, принесший Тьеру известия о его семье, заявил, что с минуты на минуту можно ждать появления толпы и что осталось одно средство — отречение Луи-Филиппа. Этой ценой удастся, быть может, спасти престол для графа Парижского. Герцог Немурский подошел к королю.

— Слышите, государь, необходима страшная жертва.

— Мое отречение? Я готов передать вам бразды правления.

— Боюсь, — ответил герцог Немурский, — что этой жертвы будет недостаточно. Я еще менее популярен, чем ваше величество. Регентство следует вручить герцогине Орлеанской.

Луи-Филипп поговорил с обоими сыновьями, затем перешел в салон королевы, где собрались королева, герцогини Орлеанская, Немурская, Монпансье, их дети, статс-дамы, Гизо и де Бройль. Сцена слез и вздохов длилась десять минут. Луи-Филипп вернулся, окруженный дамами королевской семьи, и опустился в кресло. Герцогиня Орлеанская воскликнула: «Государь, не отрекайтесь от престола! Корона слишком тяжела для нас, вы один в состоянии ее носить». Из передних комнат доносились крики: «Отречение! Отречение!» Королева, склонившись к Луи-Филиппу, обняла его со словами: «Они не стоят такого доброго короля».

Наконец, уступая настояниям присутствующих и герцога Монпансье, Луи-Филипп решился: он подписал отречение от престола, вопреки уговорам королевы и Бюжо. Внук его, граф Парижский, должен был стать королем под именем Луи-Филиппа II, а регентство переходило к матери молодого принца, герцогине Орлеанской. Но уже не оставалось времени объявить об отречении. Инсургенты подожгли казарму поста Шато-д'О и подошли к Тюильри. Луи-Филипп и его семья сели в две закрытые кареты и двинулись по набережным, эскортируемые кирасирами. Войска рассеялись. Толпа, не встречая сопротивления, ворвалась во дворец, разрушила трон и выбросила через окна королевскую мебель, причем ни одна вещь не была украдена.

Образование временного правительства. Герцогиня Орлеанская, по совету своего секретаря, удалилась вместе с сыном в Бурбонский дворец. Она явилась в палату депутатов; большинство встретило ее восторженными приветствиями и провозгласило регентшей от имени графа Парижского.

Но вскоре вооруженная толпа заполнила зал заседаний с криками «Низложение!» Председатель надел шляпу и объявил перерыв заседания. Ледрю-Роллен, единственный депутат социалистической партии^[4], обращаясь к толпе, сказал: «Во имя народа, который вы представляете, я требую молчания». Он протестовал против регентства, затем предложил составить временное правительство, назначенное не палатой, а самим народом. Ламартин поднялся на трибуну, произнес хвалебную речь «славному народу, который в течение трех дней сражается за низвержение вероломного правительства», и потребовал назначения временного правительства, «задача которого — немедленно принять необходимые меры для призыва всей страны высказать свое мнение».

В это время новая толпа вооруженных людей ворвалась в зал с криками «Долой палату! Не нужно депутатов!» Председатель объявил заседание закрытым. Но часть депутатов левой осталась в зале. Ламартин зачитал список имен; толпа отвечала на каждое имя то криками одобрения, то протестами. Так народом был принят список членов временного правительства, заготовленный республиканцами Насьоналя; в него вошли Дюпон де л'Эр, Араго, Ламартин, Ледрю-Роллен, Кремьё, Мари, Гарнье-Пажес — все депутаты.

В то время как в палате составлялось правительство, республиканцы-социалисты^[5], собравшись в редакции газеты Реформа, составляли свой список. Это был тот же список Насьюналя с прибавлением нескольких имен из своих: Флокон, секретарь Реформы; Луи Блан, автор Организации труда, Альбер, рабочий-механик, вождь тайного общества Времена года. Затем, следуя партийной традиции, все отправились в Ратушу и там провозгласили республику; Коссидьер взял на себя префектуру полиции, а Араго — почту.

Как и в 1830 году, в Париже образовалось два революционных правительства; как и в 1830 году, правительство, провозглашенное в Бурбонском дворце, прошло по улицам, наполненным восставшими, направляясь в Ратушу; здесь оно сформировалось, поделив министерские портфели между своими членами. Но оно не посмело, как в 1830 году, отделаться от правительства Ратуши звонкими фразами; оно решилось принять в свой состав деятелей Реформы. Так как министерские портфели были уже распределены, их внесли в список в качестве «секретарей». И все вместе они остались в Ратуше под охраной рабочих^[6].

II. Временное правительство

Первые мероприятия временного правительства. Обе группы, — Насьюналя и Реформы, — действовавшие совместно для низвержения Луи-Филиппа, очутились бок о бок во временном правительстве. Обе эти группы были республиканскими. Они единодушно решили принять название Временного правительства Французской республики — название, которое с 25 февраля стало официальным. Применяя на практике свои общие принципы, временное правительство, помимо отмены дворянских титулов, декретировало свободу печати с отменой гербового сбора, свободу политических собраний, право для всех граждан вступать в национальную гвардию. Эти три меры совершенно изменили условия политической жизни в Париже. Немедленно возникло более сотни дешевых политических газет, продававшихся в розницу; эти газеты распространялись в рабочей среде и создали общественное мнение, благоприятное для социалистов. Почти во всех кварталах основаны были клубы, куда каждый вечер приходили рабочие послушать дебаты по политическим вопросам. Самый деятельный из этих клубов — Права человека — возглавлялся старыми руководителями тайных обществ — Собрие и вышедшим из тюрьмы Бланки. Рабочие массами вступали в национальную гвардию; число национальных гвардейцев Парижа, составлявшее к 1 февраля 66 751, к 18 марта достигло цифры 190 000. Таким образом, благодаря народным газетам, клубам и национальной гвардии в течение нескольких дней организовалась новая сила, достаточная, чтобы господствовать над Парижем.

В среде временного правительства шли раздоры между двумя разнородными группами, которые совместно совершили революцию. Деятели Насъопаля, парламентские республиканцы, хотели ограничиться политическим переворотом; им хотелось как можно скорее созвать собрание, которое должно было организовать республику; это была партия демократической республики, партия трехцветного знамени. Деятели же Реформы в политическом перевороте видели лишь средство к совершению социальной революции^[7]; они хотели воспользоваться своей властью для того, чтобы улучшить положение рабочих, а чтобы иметь достаточно времени для осуществления проектируемых ими реформ, отсрочить насколько возможно созыв Национального собрания; это была партия демократической и социальной республики, фамильярно называемая demos-soc; она приняла знамя тайных обществ — красное знамя. Ледрю-Роллен принадлежал одновременно к обеим группам и держался нерешительной тактики.

В первые дни между этими группами существовала только глухая вражда. Каждая из них проводила меры, согласные с ее собственной политикой; партия Реформы стремилась удовлетворить требования парижских рабочих, партия Насьюналь— успокоить остальную Францию.

В провинции революция была встречена с изумлением, но без противодействия; провозглашение республики принято было в городах без всякого протеста; армия была спокойна, а известнейшие генералы Бюжо и Шангарнье заверили правительство в своей преданности. Буржуа и чиновники боялись слова «республика», которое в их воображении связывалось, с террором; но они выставляли напоказ республиканские чувства, чтобы отвратить от себя преследования, казавшиеся им неизбежными. Правительство для их успокоения отменило смертную казнь за политические преступления. Ледрю-Роллен, министр внутренних дел, отозвал прежних префектов и назначил вместо них правительственных комиссаров, которым поручено было упрочить республику; но в остальных ведомствах служащие остались на своих местах. 25 февраля в Ратушу явилась толпа рабочих, требовавших замены трехцветного знамени красным — символом социальной республики; их принял Ламартин, который спас трехцветное знамя, произнеся свою знаменитую речь: «Красное знамя, которое вы нам предлагаете, побывало только на Марсовом поле, где оно волочилось в крови народа в 91 и 93 годах, тогда как трехцветное знамя обошло весь мир, разнося повсюду имя, славу и свободу отечества».

Для успокоения Европы Ламартин, занимавший пост министра иностранных дел, разослал дипломатическим агентам Франции за границей циркуляр 2 марта: «Война, ставшая роковой и славной необходимостью в 1792 году, теперь не является принципом Французской республики. Французская республика никому не намерена объявлять войну. Она не будет также вести подпольной зажигательной пропаганды в соседних государствах».

Партия социальной республики, со своей стороны, принуждала правительство к принятию мер, которых требовали рабочие.

25 февраля вооруженная толпа, ворвавшись в зал, где заседало правительство, заявила, что народу нужны реформы, и Луи Блан, с согласия своих коллег, тут же набросал декрет, составленный на основе его собственной доктрины: «Правительство Французской республики обязуется гарантировать рабочему его существование трудом. Оно обязуется обеспечить работу для всех граждан^[8]. Оно признает за рабочими право объединяться в союзы для пользования законными плодами своего труда. Временное правительство передает рабочим принадлежащий им миллион, который будет едят с цивильного листа, отныне уничтожаемого». На следующий день декретом 26 февраля этот принцип проводился в жизнь: «Правительство постановляет немедленное учреждение национальных мастерских». Это была формула Луи Влана^[9].

25 февраля большая манифестация рабочих явилась в Ратушу со знаменами, несущими на себе лозунг: Организация труда (таково было заглавие сочинения, создавшего популярность Луи Влана), и потребовала немедленного учреждения министерства прогресса. Луи Влан поддержал это требование, — его коллеги отказали. Луи Влан не решился использовать ту силу, которую в этот момент давала ему масса его приверженцев, и пошел на компромисс. Декрет 28 февраля признал в принципе требования рабочих: «Принимая во внимание, что революция, совершенная народом, должна быть произведена в его интересах; что пора положить предел продолжительным и несправедливым страданиям рабочих; что вопрос о труде является вопросом величайшей важности; что не существует вопроса более высокого и более достойного забот республиканского правительства; что задачей Франции является серьезное изучение и решение проблемы, поставленной в настоящее время-перед всеми промышленными нациями Европы…» Но в действительности вместо требуемого министерства дано было согласие лишь на учреждение Правительственной комиссии для рабочих, которой специально была поручена забота об участи последних. Луи Влан и Альбер, назначенные членами этой комиссии, водворились в Люксембургском дворце. Следствием этого было удаление их из Ратуши, что подорвало влияние социалистической партии в правительстве^[10].

Затем был решен основной вопрос о созыве избирателей для выборов депутатов в Национальное собрание, которому предстояло установить политический строй Франции. В принципе обе партии были согласны; 24 февраля Ламартин сказал в палате: «Временное правительство должно будет… созвать всю страну, всех тех, кому звание человека дает права гражданина». Таким образом, без прений было принято всеобщее избирательное право, которое сразу вырвало политическую власть из рук привилегированного избирательного корпуса, состоявшего из каких-нибудь 250 000 человек, и передало ее народной массе, насчитывавшей 9 935 000 избирателей. Декретом 4 марта все совершеннолетние граждане призваны были выбрать 900 народных представителей по системе департаментских избирательных списков, относительным большинством, без перебаллотировки. Вопреки желанию социалистической партии выборы были назначены на 9 апреля.

Манифестации. Парижская буржуазия, растерявшаяся в первые дни революции, понемногу набралась смелости и начала делать попытки стряхнуть с себя господство рабочих. Борьба вылилась в форму манифестаций перед Ратушей, целью которых было оказать давление на правительство.

Во время реорганизации национальной гвардии упразднены были отборные роты стрелков и гренадер, составленные из буржуазии. Гвардейцы, входившие в состав этих рот, толпой явились в Ратушу (16 марта) и потребовали, чтобы им предоставлено было право носить прежнюю форму (вот почему эта манифестация и названа была «манифестацией медвежьих шапок»). На следующий день рабочие, полагая, что буржуазия угрожает правительству, собрались на Марсовом поле и под предводительством клубов толпою двинулись к Ратуше, где вожди их предъявили правительству их требования. Они находили, что срок для выборов слишком короток, и требовали его продления на неопределенное время, чтобы дать социалистам возможность склонить на свою сторону народ. Правительство уступило и отложило выборы до 23 апреля. Таким образом, манифестация 17 марта окончилась победой рабочих^[11].

Но социалистическая партия, опиравшаяся исключительно на парижское население, была ничтожным меньшинством; против нее была даже половина Парижа. Временное правительство относилось к ней все враждебнее по мере того, как росло сопротивление в департаментах. В борьбе с рабочими национальными гвардейцами оно опиралось на буржуазных национальных гвардейцев и на двадцать четыре батальона мобильной гвардии (так называемых мобилен), составленной из юношей, навербованных за плату в 30 су за день^[12].

Решительным днем был день манифестации 16 апреля. Клубы и люксембургские делегаты созвали рабочих на Марсово поле, чтобы двинуться оттуда к Ратуше и представить петицию временному правительству: «Народ требует демократической республики, уничтожения эксплуатации человека человеком и организации труда посредством ассоциации». Кроме того, речь шла еще о продлении срока дня выборов. 40 000 манифестантов, двигавшихся плотными рядами со знаменами клубов, направились через весь Париж к Ратуше. Но министр внутренних дел Ледрю-Роллен, колебавшийся до тех пор между двумя партиями, решился примкнуть к буржуазии; он приказал бить сбор в Париже, и враждебные социалистам национальные гвардейцы сбежались со всех сторон с оружием в руках. У Ратуши манифестанты натолкнулись на вооруженных национальных гвардейцев, встретивших их криками «Долой коммунистов!» Правительство приняло манифестантов очень плохо и заставило удалиться, пропустив между двумя рядами национальных гвардейцев. С этого дня партия социальной революции потеряла всякое влияние на временное правительство.

Действия временного правительства. Во время этой внутренней борьбы и до открытия Национального собрания временное правительство применило, в форме декретов, общие принципы республиканской партии. Оно отменило рабство негров во французских колониях, а также гербовый сбор с периодических изданий; повысило процент, уплачиваемый сберегательными кассами до пяти, ввиду того, что «справедливость властно требует установления равенства между доходами богача и бедняка»; наконец оно отменило налог на соль во Франции (15 апреля) и октруа (городские ввозные пошлины на мясо и вино в Париже) (19 марта).

Революция вызвала внезапный кризис, остановивший всю деловую жизнь. Казна была совершенно пуста. Правительство попыталось заключить заем, но он не был покрыт; оно обратилось с воззванием к патриотическим пожертвованиям, но это оказалось лишь поводом для патриотических манифестаций. В конце концов, следуя принципам либеральной политической экономии, осуждавшей косвенные налоги, правительство установило чрезвычайный добавочный налог в 45 сантимов с каждого франка прямых налогов. Это были те знаменитые «45 сантимов», которые восстановили против республики крестьян^[13].

Люксембургская комиссия и национальные мастерские. Обещания, данные рабочим со стороны временного правительства, привели к созданию двух учреждений — Люксембургской комиссии и национальных мастерских. И комиссия и мастерские, основанные правительством крайне неохотно, лишены были средств, необходимых для правильного их функционирования, и сознательно извращены с целью скомпрометировать партию, требовавшую их учреждения.

Правительственная комиссия для рабочих заседала в Люксембургском дворце в помещении бывшей палаты пэров под председательством Луи Блана. Прежде всего он пригласил представителей 5-ти рабочих разных ремесел, чтобы выслушать их мнение о настоятельных нуждах и «подготовить разрешение вопросов труда». На приглашение комиссии явилось двести человек. Делегаты потребовали в первую очередь тех реформ, которые ближе всего затрагивали их интересы. Комиссия передала эти требования временному правительству, которое немедленно обратило их в декреты (2 марта). «Принимая во внимание, что слишком продолжительный физический труд не только разрушает здоровье работника, но также препятствует его умственному развитию и этим нарушает его человеческое достоинство; что эксплуатация рабочих подрядчиками, берущими заказы из вторых рук, крайне несправедлива, притеснительна и противоречит принципу братства», правительство сократило рабочий день на один час (10 часов вместо 11 в Париже, 11 часов вместо 12 в провинциях) и запретило подряды из вторых рук. Фактически этот декрет не применялся, он так и остался в области благих пожеланий.

Комиссия, лишенная средств для практических действий, превратилась в дискуссионное общество. Луи Влан пригласил туда экономистов различных направлений; некоторые из них отозвались на это приглашение (Жан Рейно, Видаль, Пеккёр, Дюпон-Байт, Воловский, Консидеран).

10 марта состоялось общее собрание рабочих делегатов (242 человека), а 17 марта — собрание делегатов от хозяев (231 человек); на этих собраниях произносились примирительные речи. Затем, 20 марта учреждена была смешанная комиссия, состоявшая из 10 рабочих и 10 предпринимателей, к которым были присоединены экономисты; она издала Общий доклад комиссии, содержавший план социальных реформ, составленный Видалем и Пеккёром. Были попытки организовать третейские суды между хозяевами и рабочими; хотели даже основать из рабочих производственные товарищества; но в конце концов все свелось к тому, что безработные портные были собраны в освободившейся долговой тюрьме Клиши, где они по заказу государства шили мундиры для национальных гвардейцев. От всей Люксембургской комиссии остался только рабочий комитет, основанный Луи Вланом 28 марта для подготовки выборов; это был Центральный комитет люксембургских делегатов, который впоследствии должен был превратиться в один из руководящих органов недовольных рабочих.

Национальные мастерские основаны были министром торговли Мари, противником Луи Блана. Дело шло о предоставлении работы безработным, весьма многочисленным в Париже, где по случаю революции большинство заводов закрылось (кроме того, много безработных прибывало в столицу из провинции). Луи Блан хотел организовать настоящие производственные ассоциации, субсидируемые государствам, в которых каждый рабочий мог бы найти занятие, соответствующее его профессии. Правительство приняло название, но отвергло сущность. Собранных в национальных мастерских рабочих оно использовало для земляных работ в Париже. Во главе этих мастерских поставлен был воспитанник Центральной школы Тома; он организовал рабочих по-военному: 10 человек составляли отделение; 5 отделений — бригаду, 4 бригады — взвод; 16 бригад — роту. Рабочие получали по 2 франка в день (начальник отделения 2,5 франка, бригадир — 3 франка).

Но скоро работа оказалась на исходе, а количество рабочих увеличилось: с 25 000 человек 16 марта число их возросло до 66 000 к 16 апреля и до 100 000 в мае. Тогда число рабочих дней в неделю было сокращено до двух, с платой по 2 франка, а в остальные прогульные дни рабочим платили по франку (всего 8 франков в неделю), при этом их отправили на Марсово поле копать землю^[14]. Таким образом, получилась масса недовольных, доведенных почти до нищеты людей, которые целыми днями обсуждали политические вопросы и слушали речи социалистических пропагандистов.

Оба эти учреждения — Люксембургская комиссия и национальные мастерские — систематически парализуемые правительством, не осуществили ни одной социальной реформы; но они сплотили рабочих и дали им вождей, создавших из них боевую силу. Манифестацию 16 апреля организовал Люксембургский комитет, и двинулась она из национальных мастерских с Марсова поля.

III. Учредительное собрание

Открытие Учредительного собрания. Национальное собрание, избранное 23 апреля путем всеобщей подачи голосов и открывшееся 4 мая, было по своему составу республиканско-демократическим. Восстановлен был революционный принцип вознаграждения депутатов, которого тщательно избегала цензовая монархия (la monarchie censitaire); представители народа получали 25 франков в день. К власти пришли почти сплошь новые лица; из 900 депутатов около 800 были республиканцами. Но довольно сильное меньшинство, состоявшее из крупных землевладельцев, избранных при поддержке духовенства, не выступая открыто против республики, требовало политики реакции (в то время это слово не употреблялось еще в неблагоприятном смысле) против «покушений» социалистических демократов.

Огромное большинство было враждебно настроено против парижских рабочих; оно хотело демократической республики, но отнюдь не социального переворота. Чувства свои это большинство обнаружило разными способами: заявляя, что временное правительство оказало важные услуги отечеству; избрав (9 мая) исполнительную комиссию из пяти членов (Араго, Гарнье-Пажес, Мари, Ламартин и Ледрю-Роллен), которые прежде входили в состав временного правительства и известны были своим враждебным отношением к Луи Влану; отказав, наконец, создать министерство труда.

15 мая и июньские дни. Парижские рабочие, крайне недовольные результатами выборов и собранием, отказались принять участие в празднике Согласия. Клубы решили идти толпой к собранию, чтобы представить петицию, требующую вмешательства Франции в пользу угнетенной Польши.

15 мая к собранию двинулась огромная толпа рабочих и вооруженных национальных гвардейцев. По видимому, не все руководители этой манифестации имели одинаковые намерения. Люксембургский комитет, Луи Влан и Альбер рассчитывали ограничиться мирной манифестацией. Но вожаки клубов, старые революционеры, как Бланки и Барбес, хотели воспользоваться удобным случаем и произвести революцию^[15].

Так как Бурбонский дворец охранялся плохо, толпа проникла туда и ворвалась в зал заседаний с криками «Да здравствует Польша!» Один из народных вождей, Юбер, воскликнул: «Именем народа объявляю Национальное собрание распущенным!» Затем провозглашено было временное правительство, в котором Луи Блан и Альбер, несмотря на свои протесты, фигурировали рядом с Барбесом и Бланки. В это время другая толпа овладела Ратушей. Но революционеры торжествовали недолго. Забили тревогу; национальная гвардия и мобили сбежались и освободили собрание. Альбер и Барбес были арестованы (и впоследствии осуждены Верховным судом в Бурже); Луи Блан, которому также грозил арест, эмигрировал.

Раздраженное собрание решило уничтожить национальные мастерские и назначило комиссию, докладчиком которой был избран легитимист-клерикал Фаллу. Рабочие, которым грозила потеря последнего заработка, организовались для сопротивления; 15 мая они лишились своих политических вождей, но у них оставались еще Люксембургский комитет и делегация национальных мастерских; в национальных мастерских они были организованы по-военному, а как национальные гвардейцы — вооружены. Ввиду этого Национальное собрание в течение некоторого времени не решалось вступить с ними в борьбу.

Наконец комиссия представила свой доклад, в котором предлагала закрыть национальные мастерские. 21 июня министр общественных работ издал постановление, которым национальные мастерские объявлялись закрытыми, а рабочие приглашались поступить в армию в качестве солдат или же быть готовыми к отправке в провинцию на земляные работы.

Делегация из 1200–1500 рабочих, посланная Люксембургским комитетом и национальными мастерскими, со знаменами отправилась к правительству для заявления протеста. Министр Мари ответил: «Если рабочие не желают уйти честью, мы принудим их к этому силой» (23 июня).

В тот же вечер, в шесть часов, в Пантеоне состоялась большая сходка, на которой рабочий Пюжоль произнес речь, На следующий день в шесть часов утра Пюжоль собрал у Бастильской колонны толпу из 7000 рабочих; присутствующие опустились на колени и воскликнули: «Свобода или смерть!» Одна молодая девушка принесла Пюжолю букет; тот привязал его к древку знамени. Гражданская война началась.

Рабочие удалились в свои кварталы, забаррикадировались в них и послали правительству требование восстановить национальные мастерские и распустить собрание. Но собрание объявило осадное положение и вручило военному министру, генералу Кавеньяку, диктаторскую власть. Исполнительная комиссия вышла в отставку, и Кавеньяк сосредоточил всю власть в своих руках. Он имел в своем распоряжении 20 000 солдат, мобильную гвардию и национальную гвардию западных кварталов. Позднее прибыли еще национальные гвардейцы из пригородов и департаментов.

Битва продолжалась четыре дня (с 23 по 26 июня). Инсургенты держались оборонительной тактики; правительственные войска должны были атаковать их в восточных кварталах под убийственным огнем. 24-го у них взяты были северные предместья (Пуассоньер и Сен-Дени), а также квартал Пантеона; 25-го — предместье Сен-Марсо; вслед за этим они были окружены в главном своем квартале — Сент-Антуанском предместье^[16], где 26-го захвачены были последние бойцы. С обеих сторон борьба велась с крайним ожесточением; противники обвиняли друг друга в избиении пленных и раненых. Захваченные в плен инсургенты (около 11 000) были массами брошены в тюрьмы и подверглись жестокому обращению^[17]; затем по постановлению Национального собрания их целыми партиями отправляли в ссылку. Июньские дни надолго создали самые враждебные отношения между рабочими и буржуазией и довершили упадок социалистической организации: правительство закрыло тридцать две газеты^[18].

Конституция 1848 года. Собрание сохранило осадное положение до 20 октября. Глава исполнительной власти Кавеньяк составил министерство из антисоциалистических республиканцев и назначил главнокомандующим национальной гвардии роялиста Шангарнье.

Затем Собрание приступило к выработке конституции. Сначала оно вотировало декларацию прав. «Перед лицом бога и именем французского народа собрание провозглашает: «Франция принимает республиканский образ правления…» «Французская республика — республика демократическая». Легитимист Ларош-Жаклен сказал: «Мне хотелось бы, чтобы это слово (республика) истолковывалось в смысле, не дающем предлога для ружейных выстрелов». А Дюпен пояснил: «Это слово означает всеобщее и прямое избирательное право».

«Принципами республики являются: свобода, равенство и — братство, а в основе ее лежат: семья, труд, собственность и общественный порядок». Декларация признает за гражданами право «союзов, собраний, петиций, высказывания своих мыслей в печати или иным способом»; она отвергает «произвольное лишение свободы, домовые обыски, исключительные суды, смертную казнь, рабство и цензуру». Она обещает даже социальные реформы: бесплатное первоначальное обучение, профессиональное образование, равенство в отношениях между хозяевами и работниками, страховые кассы, организацию кредита и общественного призрения (ни одна из этих реформ в действительности не была осуществлена).

Споры главным образом сосредоточились вокруг статьи 8, касавшейся вопроса о труде. Первый проект, составленный комиссией до восстания (20 июня), признавал «право всех граждан на труд и на призрение». В августе этот текст был заменен неопределенной формулой^[19], которая и была принята подавляющим большинством голосов. Так исчезло «право на труд», провозглашенное временным правительством.

Конституция 1848 года организовала правительственную власть на основании двух теоретических положений: 1) «Все государственные власти исходят от народа и не могут передаваться по наследству; 2) разделение властей составляет основное условие свободного правительства». Поэтому установлены были две власти — обе исходящие от французского народа. Законодательную власть народ поручал однопалатному собранию, состоящему из 750 депутатов, избранных всеобщей подачей голосов; исполнительную власть он вручал гражданину, избираемому на четыре года в президенты республики и не подлежащему переизбранию. Государственный совет, избираемый собранием, должен был подготовлять законопроекты. Греви предложил учредить только пост избираемого собранием председателя совета министров, но его поправка была отвергнута.

Располагая централизованным правительством Франции, непобедимой армией и многочисленным корпусом чиновников, привыкших властвовать над страной, один-лишь президент получил в свое распоряжение реальную силу, которая отдавала в его власть всю страну. Рядом с ним Собрание, с его чисто абстрактной законодательной властью, являлось совершенно бессильным и беззащитным учреждением. Таким образом, судьба республики зависела от решения практического вопроса: каким образом будет избираться президент? Часть республиканцев желала, чтобы его избирало собрание; в таком случае избран был бы Кавеньяк, и будущность республики была бы обеспечена. Но большинство находило более сообразным с демократическим принципом избрать Президента путем всеобщего избирательного права. Ламартин, воображавший себя достаточно популярным, чтобы быть избранным народом, произнес знаменитую речь: «Жребий брошен! (Alea jactaest!) Пусть выскажутся народ и бог! Предоставим что-нибудь провидению!» Собрание большинством 602 голосов против 211 решило, что президент будет избираться всеобщей подачей голосов; после этого, чтобы удержать президента в пределах долга, Собрание требовало от него присяги на верность конституции и, в случае нарушения этой присяги, грозило ему преданием верховному суду.

Избрание Луи-Наполеона. Глава семьи Бонапартов, Луи-Наполеон, укрывшийся в Англии, воспользовался французской революцией для того, чтобы вернуться во Францию. 25 февраля он прибыл в Париж и, так как был немедленно выслан временным правительством, поручил вести за себя агитацию своим друзьям. В то время не существовало еще императорской партии. На апрельских выборах в Учредительное собрание за Наполеона не голосовали, и никто не принял всерьез группу, проходившую по улицам Парижа с возгласами на мотив Плошек (Lampions): «[На]полеон, полеон, мы возьмем свое!» (Poleon, Poleon, nous l'aurons!) Но имя Наполеона оставалось популярным. При дополнительных выборах в июне Луи-Наполеон был избран 84 000 голосов в Сенском департаменте и, кроме того, прошел в трех других департаментах. Тогда послышались крики «Да здравствует-император!» и появились бонапартистские газеты.

Избрание президента республики было назначено на 10 декабря; кандидатами были Кавеньяк, Луи-Наполеон, Ледрю-Роллен — кандидат социалистов, Ламартин и Распайль. Кавеньяк являлся представителем антисоциалистической республиканской партии. Монархическо-католическая партия, прозванная «партией порядка», незадолго до того сорганизовалась под руководством Комитета улицы Пуатъе, во главе которого стояли вожди трех роялистских фракций: орлеанист Тьер, легитимист Верье и католик Монталамбер. Эта партия предложила Кавеньяку свою поддержку на следующих четырех условиях: он должен провести закон о закрытии клубов (они были закрыты только временно), сохранить в Париже 50 000 солдат, не признавать Франкфуртского собрания (Тьер был ярым противником немецкого единства) и оказать сардинскому королю помощь против республиканцев. Кавеньяк отказался связать себя определенными обязательствами. Тогда комитет решил признать кандидатом «партии порядка» Луи-Наполеона, который обещал все, чего от него хотели.

За Луи-Наполеона были роялисты и католики; за него же была масса избирателей из крестьян и рабочих, не получивших никакого политического воспитания и не знавших другого имени, кроме имени Наполеона. Он был избран 5 434 226 голосами, причем громадное большинство получил даже в наиболее республиканских департаментах (Соны-и-Луары, Изера, Дрома). Кавеньяк получил только 1 498 000, Ледрю-Роллен — 370 000 и Ламартин — 7910 голосов^[20].

Конец Учредительного собрания. Водворившись в Елисейском дворце, Луи-Наполеон составил министерство из членов правой под председательством Барро^[21], причем портфель народного просвещения получил католик Фаллу. Префектом полиции назначен был воинствующий бонапартист Карлье, а в департаменты посланы были префекты, которые начали гонения на республиканские эмблемы — деревья свободы и фригийские колпаки.

Учредительное собрание, в огромном большинстве состоявшее из республиканцев, беспомощно смотрело на действия исполнительной власти, а монархическое меньшинство открыто заявило ему, что, выполнив свою миссию, оно должно уступить место Законодательному собранию. Такой именно смысл имело предложение Рато, которое, несмотря на протесты комитетов, было принято большинством трех голосов (8 января).

Затем возник вопрос о том, чтобы «покончить с собранием» силой. Шангарнье, доверенный генерал роялистской партии, командующий национальной гвардией Сенского департамента и войсками Парижа, располагал всеми военными силами столицы. Утром 29 января он приказал бить сбор и наводнил улицы Парижа солдатами. Обеспокоенное бюро собрания вызвало Шангарнье, который спустя два часа приказал ответить, что он задержался у президента республики, а что войска собраны для подавления восстания. Этот инцидент так и не получил объяснения. Барро уверял, будто дело шло о мятеже мобильной гвардии. Возможно, что это была попытка государственного переворота. Вечером в Елисейском дворце Луи-Наполеон имел тайное совещание с Шангарнье, Тьером, Моле и де Бройлем. Шангарнье хотел разогнать собрание силой; Тьер объявил эту идею абсурдом: «Дайте этому собранию накричаться, Барро не уступит ему в крикливости: он прямо создан для этой роли; это его ремесло, и он исполняет его добросовестно». Тьер советовал «отложить героическую, но тяжелую операцию государственного переворота вплоть до того момента, когда болезнь настолько укоренится и примет такой опасный оборот, что применение этого решительного средства будет оправдываться обстоятельствами». Луи-Наполеон, по обыкновению молчаливый, одобрил отсрочку насильственных мер. А Шангарнье, уходя, сказал Тьеру: «Вы заметили, какую мину скорчил президент? В конце концов — это трус».

Конфликт между Учредительным собранием и президентом вспыхнул по вопросу об итальянской политике. Республиканское большинство собрания хотело придти на помощь Сардинскому королевству, которому угрожали австрийцы; Луи-Наполеон, чтобы угодить католической правой, хотел восстановить папу и уничтожить Римскую республику. Собрание вмешалось в это постановлением 30 марта: «Если исполнительная власть для более верного обеспечения неприкосновенности пьемонтской территории и для более твердой охраны интересов и чести Франции считает необходимым подкрепить дипломатические переговоры частичной и временной оккупацией Италии, то она найдет в собрании полную поддержку». По совету Тьера, президент согласился на вмешательство в итальянские дела, но обратил его против Римской республики. Он заставил собрание вотировать чрезвычайный кредит на трехмесячную военную экспедицию; Варро уверял, что в данном случае дело идет только «об охране французского влияния и защите цивилизации». Но экспедиционный корпус, отправленный под командой Удино в Чивитавекию, двинулся к Риму и был отброшен. Республиканское большинство собрания немедленно приняло резолюцию: «Собрание приглашает правительство безотлагательно принять необходимые меры, для того чтобы итальянская экспедиция не отвлекалась более от предназначенной ей цели». Не считаясь с постановлением собрания, президент 8 мая написал Удино: «Нашим солдатам оказан был враждебный прием, наша воинская честь задета».

Однако собрание отвергло предложение о предании министров суду и даже отказалось выразить им недоверие (329 голосами из 620); но когда министр внутренних дел официально сообщил о результатах этого голосования департаментам, то собрание вотировало такой порядок дня, который принудил правительство выйти в отставку. Учредительное собрание могло бы продолжить свое существование впредь до окончательного принятия органических законов, дополняющих конституцию, но оно дало себя поймать на удочку правой и вотировало поправку, совпадающую с предложением Рато. 26 мая собрание разошлось.

IV. Законодательное собрание

Выборы и открытие Законодательного собрания. Законодательное собрание, состоявшее из 760 депутатов, выбранных 13 мая 1849 года относительным большинством по системе департаментских избирательных списков и открывшееся 28 мая, по соотношению партий существенно отличалось от Учредительного собрания. Прежнее республиканское большинство (партия Кавеньяка) упало до 70 человек. Крайняя левая, принявшая традиционное название Горы, сорганизовалась для выборов под руководством избирательных комитетов «Республиканская солидарность», «Друзья конституции», которые призвали демократические чувства страны на борьбу с врагами республики. Составленный Феликсом Пиа манифест 65 представителей Горы содержал даже некоторые обещания социальных реформ: реформы воинской повинности (в смысле устранения неравенства), отмены налогов на предметы первой необходимости, прогрессивного налога на чистый доход, эксплуатации государством железных дорог, рудников и каналов, государственного страхования и кредитов^[22]. Гора насчитывала 180 депутатов, выбранных главным образом в восточных и южных департаментах и в Париже. Против этих. 250 республиканских депутатов клерикально-монархическая коалиция улицы Пуатье провела около 500 представителей «партии порядка», орлеанистов, легитимистов и сторонников слияния обеих фракций; бонапартистов было очень немного.

Исполнительная власть и собрание согласны были совместно-действовать против республиканской партии; они стремились, раздавить ее, отняв у нее все средства пропаганды и действия: республиканские газеты, политические союзы, светскую» школу и всеобщее избирательное право.

13 июня и поражение Горы. Когда получены были известия о битвах под стенами Рима, партия Горы перешла в наступление. Организованные для выборной агитации комитеты составили протест против правительства, нарушившего пятую статью конституции, которая гласила: «Французская республика уважает иностранные национальности… и никогда не употребит своих сил против свободы какого-либо народа». Ледрю-Роллен потребовал от собрания предания суду президента республики и его министров. На объяснения Варро и на крики правой он ответил следующим заявлением, которое затем повторил: «Конституция была нарушена, мы будем защищать ее даже с оружием в руках» (11 июня). Собрание отвергло предложение. На следующий день Ледрю-Роллен и некоторые депутаты, организованные в комиссии, выпустили прокламацию, разоблачавшую заговор монархистов против республики и приглашавшую национальных гвардейцев явиться в мэрию V округа, чтобы оттуда без оружия отправиться всей массой к собранию.

На это приглашение откликнулось только несколько сот национальных гвардейцев и рабочих; 13 июня, в 11 часов утра, они двинулись от Шато-д'О с криками «Да здравствует конституция! Да здравствует Италия!» и дошли до улицы Мира. Собранные Шангарнье войска атаковали манифестантов и рассеяли их. Организаторы манифестации были окружены в «Консерватории (музее) искусств и ремесел»; солдаты собирались их расстрелять, когда пришел приказ арестовать их. Ледрю-Роллен бежал в Лондон^[23].

Собрание воспользовалось удобным случаем для нанесения решительного удара партии Горы. 33 депутата были преданы суду. Правительство декретом закрыло все газеты партии. Собрание вотировало закон о печати, который восстановил залог 24 000 франков и дал администрации право воспрещать продажу газет на улицах и площадях; оно приняло закон, воспрещавший в течение года публичные политические собрания. Собрание объявило Париж на осадном положении законом, который передавал все преступления «против безопасности республики, против конституции, общественного спокойствия и порядка» суду военных советов. Греви сказал: «Это военная диктатура», на что Дюфор ответил: «Это парламентская диктатура».

Образование бонапартистской партии. После того как — общий враг был раздавлен, между президентом и большинством начались раздоры. Старые парламентские деятели, господствовавшие в собрании, презирали Луи-Наполеона; они ставили ему в упрек его прошлое заговорщика, его друзей-авантюристов, его долги, его частную жизнь. Со своей стороны, Луи-Наполеон не хотел больше оставаться орудием в руках большинства, а старался составить собственную партию. Он стал менее уступчив с Тьером, окружил себя новыми людьми, стал привлекать к себе многих офицеров. Ему хотелось направлять внешнюю политику по своему личному усмотрению. По возвращении папы в Рим Луи-Наполеон написал открытое письмо своему другу Нею, в котором жаловался на реакцию и заявлял, что восстановление папы должно сопровождаться амнистией и реорганизацией управления в светском духе. Католическое большинство, вотируя кредиты на римскую экспедицию, упрекнуло президента за это вмешательство в дела «св. отца» (т. е. папы).

Министерство Барро, составленное из орлеанистов, отказалось выступить против Собрания. Сначала конфликт оставался в скрытом состоянии. Но вдруг Луи-Наполеон, по привычке своей — без всякого предупреждения, опубликовал послание от 31 октября. Это было провозглашением разрыва с парламентарным режимом и манифестом о переходе к системе личного управления. «Франция, обеспокоенная отсутствием направляющей силы, ищет опоры и проявления воли избранника 10 декабря. А воля эта может дать себя почувствовать лишь в том случае, если между президентом и его министрами существует полное согласие во взглядах, мыслях и убеждениях и если Собрание само находится в общении с национальной мыслью, выражением которой явилось избрание исполнительной власти». Вследствие этого президент уволил своих министров и заменил их личными приверженцами, лицами почти еще неизвестными: Руэр получил министерство юстиции, Фульд — финансов и Парьё — народного просвещения.

Префект полиции Карлье основал «Общество 10 декабря», имевшее своей задачей охрану религии, труда, семьи и собственности, а также борьбу «с социализмом, безнравственностью, беспорядком, с вредными изданиями и с закоснелостью крамольников». Это общество рекрутировалось из воинствующих бонапартистов, которые с дубинами в руках нападали на демократические собрания.

Закон о народном образовании и закон 31 мая (1850). Собрание и президент снова объединились для борьбы с республиканцами. Конституция обещала бесплатное образование; для этого необходимо было выработать органический закон, и Государственный совет подготовлял его не торопясь. Министр Парьё представил проект временного закона и во время дебатов назвал учителей «генералами от демократической и социальной республики», обвиняя их в том, что они «распространяют в деревенской глуши разрушительные принципы».

16 марта 1850 года собрание вотировало общий закон о народном образовании, выработанный Фаллу, — закон, который отдавал учителя под надзор кюре и обязывал его преподавать катехизис. О бесплатном народном образовании не было уже и речи. Среднее образование, которое со времени Наполеона I оставалось монополией светского государственного Университета, было объявлено свободным; частным лицам предоставлено было право открывать средние и низшие учебные заведения. Городские советы получили право приглашать в свои школы членов монашеских орденов, а женским конгрегациям дали привилегию заменять экзамен на звание учительницы (что требовалось для открытия школы) представлением «свидетельства о послушании», выдаваемого епископом.

Университет и церковь начали оспаривать друг у друга право воспитания юношества и этим подготовили разделение французской буржуазии на два враждебных общества, воспитанных по двум различным системам. Монталамбер указал на истинный смысл этого закона: «Большинство избрано для борьбы с социализмом.-.. Необходимо сделать выбор между католицизмом и социализмом». Нужно, как он говорил, «предпринять внутреннюю римскую экспедицию». Это прозвище так и осталось за католической кампанией против демократии.

На апрельских дополнительных выборах, когда речь шла главным образом о замене республиканцев, изгнанных в 1849 году, выбрано было большинство кандидатов Горы (27 из- 37). Собрание испугалось и решило «почистить избирательное право»; президент не стал этому мешать, а может быть даже одобрил такое намерение^[24]. Таким образом, быстро, всего в несколько дней, прошел закон 31 мая, разработанный де Бройлем. Не отменяя открыто принципа всеобщего голосования, этот закон требовал от избирателей трехлетнего проживания на одном месте, удостоверенного внесением в списки плательщиков личных налогов, и лишал избирательного права людей, осужденных за какое-нибудь политическое преступление (возмущение, оскорбление властей, участие в клубах или тайных обществах). Этот закон сократил число избирателей на 3 миллиона и коснулся главным образом городских рабочих, голосовавших за республиканскую партию (в Париже на 64 процента).

Собрание завершило репрессии законом о печати (16 июля 1850 г.), который повысил залог до 50 000 франков и обязал авторов подписывать свои статьи. Затем оно разошлось на каникулы (8 августа), оставив постоянную комиссию из 25 человек, исключительно монархистов.

Конфликт между президентом и Собранием. Президент воспользовался каникулами, чтобы совершить турне по департаментам, всюду выдавая себя за защитника порядка. Он устраивал так, что его встречали криками «Да здравствует император!», и он требовал пересмотра конституции. Тем временем орлеанисты и легитимисты пытались слиться в одну партию; граф Шамбор (Генрих V) должен был сделаться конституционным королем, а граф Парижский — его преемником. «Слияние» не удалось, так как Генрих V не хотел принимать никаких условий. Но опасение перед возможностью восстановления монархии ослабило сопротивление, оказываемое республиканцами президенту.

Столкновение между президентом и Собранием началось по поводу армии. На смотру в Сатори (10 октября), который был произведен Луи-Наполеоном, кавалерия, дефилируя перед ним, кричала: «Да здравствует император!» Пехота прошла молча, так как генерал Неймайер напомнил солдатам, что по военному уставу запрещается кричать в строю. Правительство отставило Неймайера (31 октября); Шангарнье стал на его сторону. По возобновлении заседаний собрания (12 ноября) президент сделал вид, что уступает: он отправил примирительное послание и сменил военного министра.

Но вскоре конфликт возобновился и уже не прекращался. Президент хотел иметь в своем распоряжении войска Парижа; постепенно он ввел туда преданных ему офицеров, враждебно настроенных против гражданских властей и готовых к насильственным действиям (Флёри, Сент-Арно, Эспинас и др.). Главнокомандующий Шангарнье был ставленником Собрания; президент отнял у него командование (5 января 1851 г.). Собрание ответило выражением недоверия министерству, принятым 417 голосами против 286, но только благодаря голосам республиканцев; монархическое большинство разделилось. Собрание разбилось на три почти равные части: на республиканскую партию, на монархистов, примкнувших к президенту, и на монархистов, явно ему враждебных. Отныне могло составиться только коалиционное большинство, и собрание никак не могло сговориться относительно какой-нибудь положительной меры.

Ссылаясь на отсутствие большинства, Луи-Наполеон назначил «переходное министерство», составленное из его личных приверженцев (24 января). Он потребовал увеличения жалованья на 1 800 000 франков. Монталамбер от имени католиков согласился на это требование, но оно было отвергнуто коалицией республиканцев и легитимистов 396 голосами против 294. Затем орлеанисты потребовали отмены закона, по которому члены прежних царствовавших династий изгонялись из Франции. Это требование было отвергнуто той же коалицией, так как легитимисты отказались вотировать закон, которым их претендент не желал воспользоваться.

Решительная борьба разгорелась по вопросу о пересмотре конституции. Конституция 1848 года не допускала переизбрания президента, и, чтобы быть переизбранным, Луи-Наполеон требовал ее пересмотра. Через своих префектов он организовал подачу петиции и побудил генеральные советы (51—в 1850 году, 80—в 1851 году) выразить соответствующее (кстати сказать, незаконное) пожелание. Но установленная Учредительным собранием процедура делала пересмотр конституции почти невозможным: Собрание должно было три раза подряд вотировать пересмотр большинством трех четвертей голосов, а самый пересмотр должен был производиться специально избранным собранием. Легитимисты и большинство орлеанистов хотели пересмотра конституции. Но так как часть орлеанистов присоединилась к республиканцам, то за пересмотр подано было 446 голосов, а против пересмотра — 278; таким образом, требуемое большинство трех четвертей голосов не было достигнуто, и пересмотр конституции был отвергнут (26- июля). Среди приближенных к президенту лиц начали поговаривать о необходимости отделаться от Собрания посредством государственного переворота; но лица, пользовавшиеся особым его доверием, генералы Сент-Арно и Маньян, советовали не торопиться^[25]. Президент сменил кабинет и назначил на пост военного министра Сент-Арно. Во время парламентских каникул партии приготовились к решительной борьбе.

Полномочия Собрания истекали в мае 1852 года, а полномочия президента — в декабре 1852 года. Республиканцы надеялись, что выборы вернут им власть. Так как политические союзы были воспрещены, демократы организовали ряд тайных обществ, особенно на юго-востоке и в центре. Некоторые из этих обществ имели тайные обряды посвящения по образцу франкмасонских лож (клятва на кинжале), особые эмблемы (ватерпас, наугольник, фригийский колпак, топор) и пароли вроде: «Знаете ли вы мать Марианну?»^[26] Они состояли в сношениях с французскими эмигрантами, проживавшими в Лондоне и Швейцарии, и с иностранными революционерами. Правительство обвиняло их в том, что они имеют склады оружия и проскрипционные списки, что они подготовляют к моменту выборов 1852 года нападение на префектуры и учреждение революционных трибуналов. Оно старалось напугать общественное мнение^[27]. Сам президент в послании, прочитанном при возобновлении парламентской сессии, заявил собранию: «Во Франции и в Европе организуется огромный демагогический заговор».

Орлеанисты чувствовали, что собранию угрожает насильственный роспуск. Они поддержали «предложение квесторов» о необходимости вывесить в казармах статью декрета 1848 года, которая давала председателю собрания право непосредственно вызывать вооруженную силу. Военный министр Сент-Арно приказал этот декрет сорвать.

Во время дебатов Мишель (из Буржа) произнес знаменитые слова: «Никакой опасности не существует, и я позволю себе даже прибавить, что если бы и существовала какая-нибудь опасность, то имеется также и невидимый часовой, который нас охраняет, этот часовой — народ».

Республиканцы опасались роялистского переворота; поэтому они соединились с бонапартистами, и предложение^[28] было отвергнуто большинством 408 голосов против 300 (17 ноября). Таким образом, Собрание оказалось неспособным даже к самозащите.

V. Установление империи

Государственный переворот 2 декабря. Луи-Наполеон решился наконец произвести государственный военный переворот, который он подготовлял уже давно, и назначил его на 2 декабря, годовщину сражения при Аустерлице. Вечером 1 декабря он давал бал в Елисейском дворце. Ночью министр внутренних дел Мопа собрал полицейских комиссаров; до наступления утра вожди парламентских партий — республиканских и роялистских — были схвачены в своих постелях, и солдаты заняли зал заседаний. Особой прокламацией президент объявил народу о роспуске Собрания и «ставил народ в положение судьи между Собранием и собою». Прокламация к солдатам говорила, что президент рассчитывает на них, чтобы заставить уважать основной закон страны и народное верховенство, и приглашает их «как граждан подать свой голос совершенно свободно». Теоретически переворот был произведен во имя республики и суверенных прав народа, но на самом деле это было восстание исполнительной власти и вооруженной силы против законно избранных представителей нации.

Собрание, дезорганизованное арестом своих вождей, пыталось, однако, оказать сопротивление. Кое-где стали собираться группы депутатов; главная из них, состоявшая из 217 человек, по большей части монархистов, собралась в мэрии X округа^[29]. Здесь она составила собрание, которое объявило президента лишенным власти на основании конституции (предусматривавшей подобный случай) и назначило нового главнокомандующего. Но явившиеся солдаты арестовали собравшихся депутатов. Верховный суд, установленный конституцией, чтобы судить президента, собрался, со своей стороны, во дворце Правосудия и приступил к разбору дела, но был разогнан. 3 декабря собрание республиканских депутатов также декретировало низложение президента.

Сопротивление государственному перевороту организовалось только в следующие дни; парижские рабочие совершенно не интересовались судьбой Собрания^[30]. Правительству нужен был какой-нибудь бунт, который оно могло бы подавить.

3 декабря оно приказало уланам атаковать толпу. 4 декабря оно раздало солдатам деньги и послало их па бульвары, где они стреляли в окна домов и в безоружную толпу. Наконец, когда рабочие восточных кварталов построили несколько баррикад, то произошли бои: расстреливали инсургентов, арестовали подозрительных лиц, набили ими крепостные казематы и оставили их там на несколько дней пока не отобрали тех, кому была назначена ссылка.

В провинции сопротивление оказано было только республиканцами; они провозгласили низложение президента и во имя конституции двинулись на окружные центры. Восстание произошло только в каких-нибудь 10–12 юго-восточных и центральных департаментах, но волнения охватили около 20 других. Инсургенты состояли главным образом из крестьян, руководимых членами тайных обществ. Правительство воспользовалось этим обстоятельством для того, чтобы выступить в роли защитника общества от жакерии и коммунистов. Оно объявило 32 департамента на осадном положении и произвело многочисленные аресты.

Репрессия была организована с явной целью уничтожить республиканскую партию. 80 депутатов, главным образом республиканцев, были изгнаны из Франции. Президент декретом 8 декабря присвоил себе право отправлять в ссылку всех членов тайных обществ. Он учредил «смешанные комиссии» из трех членов — префекта, генерала и генерального прокурора, — которые постановляли окончательные приговоры без права апелляции, они могли передавать дела в военный совет или приговаривать арестованных к изгнанию и к ссылке. Из документа, подписанного Мопа и найденного в Тюильри (1870), видно, что «общее число лиц, арестованных и подвергшихся преследованию в связи с восстанием в декабре 1851 года», достигло 26 642; из них «освобождено 6501 человек, отдано под надзор полиции 5108, осуждено 15 033, в том числе 915 человек — за преступления общеуголовного характера». По этим данным, 239 человек были сосланы в Кайенну, 9530 — в Алжир, 1545 — изгнаны; 2804 — водворены, без права выезда, в провинциальные города.

Плебисцит. Для санкционирования произведенного им государственного переворота, президент пригласил граждан и солдат (3 декабря) ответить да или нет на следующий вопрос: «Желает ли французский народ сохранить власть за Луи-Наполеоном Бонапартом и предоставить ему необходимые полномочия для установления конституции на основаниях, предложенных в его прокламации от 2 декабря?» Эти «основания конституции», которые в дальнейшем должны были разработать собрания, сводились к следующему: 1) исполнительная власть вручается ответственному президенту, выбираемому на 10 лет; 2) министры зависят только от исполнительной власти; 3) Государственный совет, составленный из наиболее выдающихся деятелей, подготовляет законопроекты и защищает их перед Законодательным корпусом; 4) Законодательный корпус, обсуждающий и вотирующий законы, избирается всеобщей подачей голосов, но не по системе избирательных списков, «искажающей результаты выборов»; 5) вторая палата «должна стоять на страже основного договора и общественных свобод». При подаче голосов избиратели должны записывать в мэрии свои имена в особом реестре. Но впоследствии новым декретом была восстановлена закрытая баллотировка. Голосование, производившееся в условиях террора, дало 7 481 280 да и 647 292 нет (в том числе 39 359 нет дала армия). Глава католической партии Монталамбер открыто высказал одобрение государственному перевороту.

Конституция 1852 года. Конституция 1852 года (14 января) организовала правительственную власть по образцу, завещанному Наполеоном I. Как говорила прокламация 2 декабря, «эта система, созданная первым консулом, однажды уже доставила Франции спокойствие и благосостояние».

Вся исполнительная власть вручалась президенту, избираемому на 10 лет. Он назначает на все должности; ему же принадлежит часть законодательной власти, он один заключает договоры, объявляет войну, вводит осадное положение; ему одному принадлежит право законодательной инициативы.

При президенте действуют три учреждения: Государственный совет, члены которого назначаются президентом, вырабатывает законопроекты; Законодательный корпус, состоящий из 251 депутата, избираемый всеобщим голосованием и руководимый президентом (который назначает официальных кандидатов), вотирует представляемые ему законы; Сенат, состоящий из 150 членов, пожизненно назначаемых президентом, стоит на страже конституции; он может отвергать законы, противоречащие конституции, и изменять конституцию по соглашению с президентом. Министры назначаются и увольняются президентом, причем они перестают быть ответственными.

Остается одна только ответственная власть: это — президент; но он ответствен не перед каким-нибудь реальным государственным учреждением, а только перед народом, который лишен каких бы то ни было средств для осуществления своего права. Таким образом, налицо остается одна лишь реальная сила — это президент, в руках которого сосредоточены все виды власти: исполнительная непосредственно, а законодательная через учреждения, где действуют его ставленники. Однако от революции 1848 года сохраняется один институт, а именно: всеобщее и прямое избирательное право, осуществляемое в форме выборов в парламент и плебисцита. Это — система личного правления, прикрытая оболочкой демократического представительного режима.

Провозглашение империи. Государственный переворот подавил во Франции всякую политическую жизнь. Принц-президент сохранил диктаторскую власть до марта и окончательно водворил в стране молчание. Он установил для печати^[31] систему предварительного разрешения и предостережений (17 февраля); подчинил кафе, питейные дома и всякие народные сборища режиму предварительного разрешения, которое во всякое время могло быть взято обратно, и таким образом все средства пропаганды находились в полном распоряжении администрации. Президент конфисковал владения Орлеанского дома и запретил его членам владеть во Франции каким бы то ни было недвижимым имуществом. Он реорганизовал национальную гвардию так, что фактически ее уничтожил. Поселился он в королевской резиденции, — Тюильрийском дворце.

1852 год был посвящен водворению порядка и церемониям. Выбранный в марте Законодательный корпус состоял исключительно из официальных депутатов. Республиканцы, избранные в Париже, отказались присягнуть на верность президенту, как того требовала конституция. Чиновники всех рангов щ, офицеры должны были принести такую же присягу. Отказавшиеся были удалены.

Затем принц-президент предпринял триумфальную поездку по всей Франции. Его встречали криками «Да здравствует император!» В Бордо Луи-Наполеон сам заговорил о восстановлении империи. «Империя, — сказал он, — это мир!» По возвращении в Париж президент созвал Сенат, который вынес решение: пригласить французский народ проголосовать вопрос о «восстановлении императорской власти в лице Луи-Наполеона Бонапарта». Плебисцит 20 ноября дал 7 839 000 да и 253 000 нет. Принц-президент был провозглашен императором под именем Наполеона III.

ГЛАВА II. РЕВОЛЮЦИЯ И РЕАКЦИЯ В ИТАЛИИ. 1848–1849

I. Либеральные реформы и национальное движение (1846–1848)

Общий характер рассматриваемого периода. В 1848–1849 годах Италия последовательно была ареной сначала внутренних переворотов, совершенных народами для получения свободы, затем национальной войны, проводимой государями в целях завоевания независимости, и, наконец, вооруженной реакции соседних государств, стремившихся восстановить прежний порядок. Но если Италия прошла через те же кризисы, что и остальные европейские государства, то раньше она пережила период спокойствия и надежд; казалось, что эти потрясения для нее невозможны. Три государя поняли, какой опасностью грозит их престолам сохранение старой системы абсолютизма, и попытались предупредить насильственную революцию проведением реформ: впервые с 1815 года итальянские монархи ответили на требования своих подданных уступками, а не репрессией, И этой перемены политики было достаточно для того, чтобы возбудить среди народов всеобщий энтузиазм и вызвать мирное волнение, проявившееся в манифестациях, празднествах на открытом воздухе, в банкетах и речах. Это движение носило двоякий характер: либеральная его часть, представителями которой являлись папа Пий IX и великий герцог Тосканский, достигла осуществления политических и административных реформ; национальная же, руководимая пьемонтским королем Карлом-Альбертом, стремилась к изгнанию австрийцев из Италии.

Либеральное движение. Рим. Либеральное движение началось со дня вступления на папский престол нового палы. По смерти Григория XVI (июнь 1846 г.) конклав, собравшийся для назначения ему преемника, устранил австрийского кандидата, кардинала Ламбрускини, и выбрал Джованни Мастаи-Феретти, епископа Имолы, которого поддерживал французский посланник Росси. Этот епископ считался либералом и оставил в Сполето и в Имоле репутацию безупречного священника, хладнокровного политика и свободного от предрассудков человека. Но сумеет ли он порвать с ложной политикой своих предшественников и явится ли он тем идеальным папой, о котором мечтал Джоберти? Такой вопрос выдвигался при его избрании, и первые же действия нового папы должны были на него ответить. Меры, принятые Пием IX, не обманули надежд либералов: швейцарская гвардия, набранная Григорием XVI для обуздания народа, была распущена (1 июля); политическим преступникам дарована была общая амнистия (15 июля), и, наконец, кардинал Джицци, известный своими либеральными тенденциями, был назначен государственным секретарем (8 августа). Эти мероприятия так сильно отличались от предшествующей политики панской курии, что произвели глубокое впечатление в Риме, в Италии и в Европе. В Риме Пий IX не мог показаться на улице без того, чтобы карета его не была окружена толпой, бурно приветствовавшей его и просившей его благословения; в остальной Италии имя Пия IX сделалось знаменем всех, кто увлекался неогвельфизмом^[32] Джоберти. В Европе новый папа возбуждал тот же интерес, и в то время как он получал изъявления одобрения из Франции, Германии, Ирландии и даже из Америки, старый князь Меттерних говорил в письме к австрийскому посланнику, состоявшему при особе папы, что последние события, имевшие место в Риме, знаменуют наступление новой эры. Однако первые действия Пия IX носили лишь симптоматический характер; от него ждали большего; требования, которые вскоре стали примешиваться к приветствиям, побудили его приступить к реформам. Ему пришлось последовательно сделать своему народу ряд уступок: эдиктом 14 марта 1847 года, который смягчал строгость цензуры, введена была свобода печати, по крайней мере относительная; введена представительная система путем учреждения государственного совета, который состоял из светских лиц, назначенных правительством, и которому поручалась выработка законов (14 апреля); установлена коммунальная автономия учреждением сената, которому папа передал управление Римом. Наконец, для проведения этих реформ в жизнь и их завершения Пий IX образовал министерство (14 июня), разрешил сформирование гражданской гвардии, способной защищать новые учреждения (5 июля), и назначил нового государственного секретаря, более склонного применить эти реформы на практике, чем его предшественник (8 августа).

Таким образом, политика Пия IX соответствовала тем надеждам, которые пробуждены были его первыми действиями, и к концу 1847 года он попрежнему пользовался полным доверием со стороны своего народа. Однако по некоторым признакам можно было думать, что согласие это очень эфемерно. Действительно, Пий IX был поставлен между сопротивлением абсолютистов, которые задерживали уступки, хотя и не могли помешать их осуществлению, и требованиями революционеров, которые добивались этих уступок, но не удовлетворялись ими. Одни старались сделать все эти уступки призрачными, противопоставляя папской политике непреодолимую силу инерции; они обращались за помощью к Австрии, которая в январе 1847 года заняла своими войсками город Феррару, чтобы найти предлог к дипломатическому конфликту и к вооруженному вмешательству. Другие, пользуясь уступками Пия IX только для того, чтобы выставлять новые требования, удовлетворить которые тот отказывался, становились все притязательнее, по мере того как росла снисходительность папы; к манифестациям в его честь они примешивали демонстрации против иезуитов или против побежденных клерикалов швейцарского Зондербунда. Чтобы иметь возможность оказать сопротивление обеим этим крайним партиям, нужно было решительно осуществить необходимые реформы, твердой рукой наметить им границы и образовать среднюю партию, которая, довольствуясь вновь полученными правами, примкнула бы к умеренному и справедливому правительству; но эта задача требовала такой ясности и твердой решимости, на которые Пий IX был совершенно неспособен. «Из меня хотят сделать какого-то Наполеона, — говорил он, — тогда как я только бедный деревенский священник».

Тоскана. Если популярность Пия IX начала тускнеть в Риме, то в остальной Италии престиж его оставался неприкосновенным, а поданный им пример начал вызывать подражания. Первым последовал примеру папы великий герцог Тосканский, который, впрочем, медлил около десяти месяцев, прежде чем ввести реформы, уже осуществленные в Папской области. В то время как Меттерних грозил ему военным вмешательством, в стране развивалась и усиливалась либеральная оппозиция; в Пизе, где во главе этой оппозиции стоял Монтанелли, она оставалась на конституционной почве, но в Ливорно, где ею руководил романист Гверацци, она приняла революционный характер. Происшедшая в этом городе бурная манифестация окончательно заставила герцога склониться к уступкам; 8 мая 1847 года был опубликован закон, разрешавший «почтительно обсуждать действия правительства».

Несмотря на всю половинчатость этой реформы, либералы встретили ее с энтузиазмом, так как они надеялись, что за первой уступкой не замедлят последовать другие, более. серьезные. «Тактика, — говорит Монтанелли, — заключалась в том, что мы принимали эти реформы как задаток, хвалили их больше, чем они того заслуживали, признавали действительно осуществленными такие реформы, которые вовсе не входили в намерения правительства, и в общем ухитрялись вырвать от него как можно больше свободы». После издания закона 8 мая основано было свыше 20 газет, требовавших учреждения гражданской гвардии для защиты национальной независимости от Австрии. Великому герцогу эта идея не улыбалась, сначала он. пытался обмануть ожидания своих подданных путем учреждения совещательного органа, аналогичного тому государственному совету, который был создан Пием IX; но волнения, начавшиеся в его владениях, и восстание, вспыхнувшее в Ливорно при известии об оккупации Феррары, принудили его уступить (3 сентября 1847 г.).

С этих пор Тоскана получила такие же государственные учреждения, как и Папская область; она получила свободу печати, совещательный орган при правительстве и национальную гвардию. Почти в то же время отречение герцога Луккского от престола в пользу Леопольда II привело к распространению тех же преимуществ и на бывшие владения этого монарха.

Пьемонт. Из всех итальянских правителей пьемонтский король Карл-Альберт последним вступил на путь реформ. До сентября 1847 года он, казалось, игнорировал либеральное движение, которое охватило центральную Италию и постепенно распространялось на его собственные владения. В этот момент ряд демонстраций, организованных в. Турине в честь папского нунция, и возбуждение, охватившее оживленную и демократическую Геную, воочию показали Карлу-Альберту, какой опасности подвергает он из упрямства свой престол.

Ввиду этого он сразу согласился предоставить своим подданным все права, которых соседние народы добились постепенно: 30 декабря опубликован был эдикт о реорганизации государственного совета, который впредь должен был пополняться депутатами от провинций, о смягчении цензуры и о создании гражданской гвардии. Эти своевременные уступки вернули Карлу-Альберту симпатии его подданных.

Реформистское движение должно было остановиться на границах Пьемонта: в герцогствах Пармском и Моденском оно было без труда подавлено государями этих стран благодаря поддержке Австрии; в королевстве Обеих Сицилии оппозиционное движение проявилось в ряде беспорядков, вспыхнувших в Реджио и в Мессине и легко подавленных Фердинандом II. Тем не менее в трех крупных итальянских государствах это движение привело к таким результатам, которых тремя годами раньше невозможно было ожидать; если народу и не удалось добиться верховенства, то во всяком случае общественное мнение получило законное признание и располагало как свободной прессой для выражения своих стремлений, так и выборными учреждениями для их проведения и национальной гвардией для доставления им победы.

Национальное движение. В то время выдвинулся вопрос о национальной независимости. И этот вопрос был поднят государем, который до тех пор отличался столь же слепой, сколь и рассчитанной угодливостью перед Австрией: это был Карл-Альберт. Всю жизнь этого принца преследовала идея освобождения Северной Италии, но он не осмеливался выступить против державы, которая простила ему его революционное прошлое и позволила вступить на престол. Однако в 1846 году он решился на этот шаг. По поводу одного столкновения на чисто экономической почве Карл-Альберт объявил Австрии таможенную войну, которая привлекла к нему внимание всех патриотов. С этого момента национальное движение, начавшееся, как и либеральное, благодаря инициативе одного из итальянских монархов, вылилось в ряд непрерывных и бурных манифестаций^[33]. В декабре 1846 года в Генуе состоялся съезд итальянских ученых, который закончился торжественными празднествами в память столетней годовщины изгнания чужеземцев из этого города; в сентябре 1847 года в конце банкета Сельскохозяйственного общества в Казале секретарь Карла-Альберта, Кастаньето, прочел письмо короля, вызвавшее единодушные приветствия присутствующих. Письмо это заканчивалось следующими словами: «Если по милости господа бога мне суждено будет предпринять когда-нибудь войну за независимость, то я лично стану во главе армии и сделаю для гвельфского дела то, что Шамиль сделал против могучей русской империи. Счастлив будет тот день, когда мы сможем поднять знамя национальной независимости!»

Наконец, итальянские подданные Австрии начали, как казалось, все нетерпеливее относиться к своему порабощению. Их угнетали тяжесть налогов и военная повинность; их раздражала несоразмерность между тем, что давала Австрия Италии, и тем, что брала у нее тупость придирчивой администрации; раздражало также полное отсутствие контакта между чиновниками и населением. Сначала жители Милана проявляли свое недовольство в мирных демонстрациях, задачей которых было укрепить национальное чувство: такой характер носили празднества, которые организованы были по случаю возвращения на родину останков скончавшегося в изгнании Конфалоньери или прибытия нового архиепископа Ромилли, заменившего в миланской епархии немца (сентябрь 1847 г.). После оккупации Феррары имперскими войсками волнения усилились, и отношения между правящими слоями и управляемой массой приняли явно враждебный характер. В то время как центральные «конгрегации» в Милане и Венеции подали пример легальной оппозиции и представили вице-королю записку, излагавшую причины их недовольства и их пожелания, миланское население готово было, по видимому, прибегнуть к насилию, чтобы добиться удовлетворения своих требований. Миланцы решили не курить с 1 января 1848 года с целью причинить ущерб австрийской казне и хотели принудить к такому же воздержанию солдат и чиновников; они нападали с оружием в руках на всех, кто показывался на улице с сигарой в зубах, и этим вызвали репрессии, стоившие жизни многим итальянцам (3 января 1848 г.). С этого момента между венским кабинетом и его заальпийскими подданными произошел полный разрыв.

Итак, к началу 1848 года все великие вопросы, от которых зависела судьба Апеннинского полуострова, были поставлены с полной определенностью. Их можно было формулировать следующим образом: удовольствуется ли население Пьемонта, Тосканы и Папской области теми реформами, которые были осуществлены в этих государствах, или оно потребует введения конституционного образа правления? В состоянии ли будет Неаполитанское королевство сохранить свой старый режим, который остался там почти в полной неприкосновенности? Наконец, согласится ли население Ломбардо-Венецианского королевства терпеть чужеземное владычество, ставшее совершенно невыносимым, или постарается освободиться от него, хотя бы ценой войны? В течение шести месяцев все эти вопросы должны были получить свое разрешение.

II. Революционные движения и конституционные реформы

Двойное движение политической и национальной эмансипации, волновавшее Италию со времени вступления на папский престол Пия IX, действительно должно было в течение первых недель 1848 года совершенно изменить свой характер. Прежде оно было мирным, теперь сделалось насильственным; оно преследовало только достижение частичных реформ, а привело к внутренним революциям и национальной войне. Чтобы вызвать такую резкую перемену, достаточно было двух восстаний, вспыхнувших на противоположных концах полуострова: первое произошло в Палермо и повлекло за собой установление конституционного режима во всех итальянских государствах; второе залило кровью Милан и привело к объединению итальянского населения и монархов в общем крестовом походе против Австрии.

Палермское восстание и неаполитанская конституция. Из всех итальянских государств Неаполитанское королевство осталось единственным, в котором государь не сделал никаких уступок реформистскому движение. Неаполитанцы, привыкшие к деспотизму, по водимому, мирились с тем злом, которое отсюда вытекало, но сицилийцы переносили это зло менее терпеливо. Здесь деспотизм сталкивался не только с либеральными тенденциями буржуазии, но и с глубоко вкоренившимся духом местной автономии, которым проникнуты были все классы общества. Сигнал к революции был подан в Палермо, где восстание подготовлялось уже давно и где оно было почти назначено. В начале января 1848 года на стенах города появляется анонимная афиша, которая угрожает правительству восстанием, если до 12 числа текущего месяца оно не согласится на введение реформ. В назначенный день один юноша, по имени Ла Маза, выходит на улицу с трехцветным знаменем в руке, собирает кучку либералов и затевает стычку с королевскими войсками, которые слабо отвечают мятежникам. На другой день сражение продолжается, к движению присоединяются деревенские жители, и составляется комитет восстания под председательством старого адмирала Руджиеро Сеттимо; наконец, 27 января город, безуспешно бомбардируемый неаполитанским флотом, окончательно оставлен войсками, движение охватывает весь остров, и сицилийцы заявляют, что они не сложат оружия до тех пор, пока собравшийся в Палермо сицилийский парламент не восстановит в измененном виде конституцию 1812 года. События, разыгравшиеся в Сицилии и обнаружившие фактическую слабость абсолютистского правительства, не могли, конечно, остаться без влияния на население Неаполя. В течение предшествовавшего года в этом городе произошел ряд манифестаций в честь Пия IX, причем одна из них закончилась кровавым столкновением (14 декабря 1847 г.). По получении известия о палермском восстании либералы стали вести себя почти угрожающе и не хотели удовлетвориться некоторыми частичными реформами. Наконец, 27 января 1848 года на улицах Неаполя произошла громадная манифестация, которая испугала короля и заставила его, по совету окружавших его генералов, уступить желаниям своих подданных. Первой уступкой общественному мнению было увольнение ненавистного министра полиции Делькаретто и образование нового министерства под руководством либеральных вождей Боццелли и Польрио; затем, припоминая, как легко его предок в свое время усыпил народное недоверие путем дарования конституции, король со своей стороны обещал 29 января дать конституцию, которую и обнародовал 10 февраля. Эта конституция, составленная по типу, получившему распространение во Франции и в Европе с 1815 года, вручала законодательную власть парламенту, составленному из двух палат (члены одной назначались пожизненно, другой — избирались), устанавливала свободу печати, равенство перед законом, амнистию по политическим делам и, чтобы предупредить возможность абсолютистской реакции, заменяла иностранные войска национальной гвардией.

Пьемонтская, тосканская и римская конституции. Решаясь на широкие уступки, которые совсем не гармонировали с его абсолютистскими идеями, Фердинанд II действовал так не только под влиянием страха перед либеральным движением, но и с целью отомстить монархам-реформаторам, которых ему обыкновенно ставили в пример. На этот раз ему хотелось принудить их последовать его собственному примеру. События оправдали его дальновидный расчет. В Турине группа либералов, во главе которых. стоял молодой граф Кавур, уже основала газету Возрождение (Risorgimento), ставившую себе целью борьбу за введение конституционного режима. Когда либералы узнали, что в Неаполе конституция уже провозглашена, требования их стали гораздо настойчивее. По совету Кавура муниципальные магистраты отправились к королю с просьбой последовать. примеру Фердинанда II. Карл-Альберт, который мог вступить на престол только после данного Австрии обещания сохранить абсолютистский режим, колебался нарушить клятву и решился на этот шаг только после беседы со своим духовником и после совещания с министрами, созванными на экстренное заседание. Он обнародовал знаменитую прокламацию от 8 февраля, в которой набросал основные черты конституционного статута, напоминавшего в главных своих положениях неаполитанскую конституцию. Этот статут появился месяц спустя (4 марта 1848 г.) и до наших дней (1923 года) лежал в основе итальянского государственного устройства. За несколько дней до обнародования этого статута, представительный режим был распространен и на Тоскану, где Леопольд II, напуганный волнениями в Ливорно, даровал своим подданным конституцию (17 февраля), сходную с конституцией Франции.

В этот момент в Италии оставалось одно только государство, лишенное конституционных учреждений, и как раз то государство, откуда некогда подан был сигнал к реформам. Пий IX, колеблясь между своими религиозными убеждениями и политическими интересами, не хотел ввести в управление Папской областью таких перемен, которые должны были отнять у духовной власти часть ее суверенитета; когда же настойчивые требования либералов заставили его дать конституцию, он по крайней мере постарался сделать ее подготовку недостаточной, обнародовал ее с запозданием, значение ее сделал иллюзорным. Выработанный комиссией духовных лиц, мало знакомых с государственными науками, «Основной статут светского управления владениями святого престола» был опубликован лишь 14 марта 1848 года. Подобно другим итальянским статутам, он учреждал две палаты, имевшие право вотировать законы (члены одной назначались пожизненно, члены другой — избирались); подготовка законопроекта возлагалась на государственный совет, ответственность за выполнение законов — на министерство. Но палатам запрещалось обсуждать всякое предложение, касавшееся религиозных или даже смешанных вопросов, а коллегия кардиналов, поставленная во главе государственного механизма, могла отвергать принятые палатами решения. Несмотря на всю свою неполноту, эти уступки казались Пию IX крайними, и он заявил, что большего дать не может.

Обнародованием папского статута завершился в Италии конституционный период, подобно тому как пьемонтским эдиктом 30 октября 1847 года закончился период реформ. Общественное движение, вызванное избранием Пия IX, — дошло к этому времени до своего логического конца; абсолютизм уступил место представительному режиму, а верховенство перешло от монархов к народам.

Восстание в Милане и Венеции. Жители Ломбард Венецианского королевства, убежденные в несовместимости австрийского владычества с установлением необходимых свобод, были также уверены в том, что всякая попытка произвести восстание закончится полным разгромом. Но когда чувство страха и бессилия покинуло их, они восстали для завоевания национальной независимости.

Этот момент наступил, как только в Милане было получено известие о революции в Вене. Испуганный вице-король бежал из Милана в Верону, а миланцы, решившись воспользоваться растерянностью правительства, толпой двинулись к заменившему вице-короля О'Доннелю и потребовали учреждения гражданской гвардии. Выстрел, произведенный в толпу часовым, превратил это мирное шествие в бурную демонстрацию; толпа ворвалась в королевский дворец, захватила О'Доннеля в плен, а город покрылся баррикадами, на которых развевалось итальянское трехцветное знамя и раздавались крики «Да здравствует Пий IX!» Между народом и войсками Радецкого, сосредоточенными вокруг замка, началась борьба. Эта борьба продолжалась 5 дней (18–22 марта 1848 г.) под руководством нескольких отважных юношей — Каттанео, Чернуски и Корренти; она была отмечена штурмом главных общественных зданий и захватом одних городских ворот и закончилась отступлением Радецкого. Испытывая недостаток в съестных припасах и опасаясь быть отрезанным в Милане восстанием ломбардских городов и деревень, старый фельдмаршал отступил со своей армией в крепости «четырехугольника»^[34].

По прибытии сюда Радецкий получил известие о восстании в Венеции. Слухи о венских событиях произвели в Венеции такое же впечатление, как и в Милане, и вызвали там революцию, хотя и не столь кровавую, но столь же глубокую. Главными эпизодами венецианского восстания были: 18 марта — освобождение из тюрьмы Манина, молодого адвоката, который стал во главе движения; 18 и 19 — сформирование гражданской гвардии, несмотря на сопротивление губернатора; 22 — занятие арсенала, очищенного по требованию Манина австрийскими войсками без кровопролития, и подписание капитуляции, после чего австрийцы окончательно покинули город; наконец, 23 марта — установление временного правительства и провозглашение Венецианской республики, к которой мало-помалу примкнули все города «материка» (т. е. бывшей Венецианской области). Так как около того же времени герцоги Пармский и Моденский бежали из своих владений, территория, на которую прямо или косвенно распространялось австрийское владычество, сведена была к незначительной площади, занимаемой австрийскими войсками, сконцентрированными вокруг Вероны и Мантуи.

Вмешательство Пьемонта. Здесь Австрии пришлось выдержать натиск всей Италии, объединившейся под руководством пьемонтского короля. Сначала Кар л-Альберт не решался вмешаться в начавшуюся в Ломбардии борьбу, но вскоре обращенные к нему настойчивые приглашения заставили его сойти с позиции постороннего наблюдателя; миланцы тотчас после одержанной ими победы отправили к нему депутацию, заклиная его перейти со своей армией границу; туринские студенты, жители Генуи, «маццинисты» всего королевства также громко требовали войны; наконец, даже умеренные умоляли его воспользоваться небывалым Случаем для расширения своих владений и выполнения исторической миссии своей династии. Один из представителей умеренного направления, Кавур, так резюмировал положение дел в статье, помещенной в газете Возрождение: «Для сардинской монархии пробил роковой час… Ввиду тех событий, которые совершаются в Ломбардии и Вене, никакие колебания уже невозможны… Мы, люди холодного рассудка, привыкшие больше к велениям разума, чем к голосу сердца, мы громко заявляем, что для правительства, для нации, для короля нет другого исхода, кроме немедленного объявления войны». Карл-Альберт понял это и 26 марта 1848 года выехал к армии. Эра восстаний закончилась; начиналась национальная война^[35].

III. «Королевская война»

Борьба, которую Карл-Альберт начал таким образом против Австрии, продолжалась до августа. В ней приняла участие вся Италия; но она до последнего момента велась под руководством пьемонтского короля, опиравшегося на монархическую конституционную партию. Война распадается на три стадии: удачная вначале (апрель), она принимает нерешительный характер в мае и заканчивается в июле полным поражением.

Первая стадия военных действий (25 марта — 6 мая 1848 г.). Политические успехи. В начале войны Карл-Альберт был вознагражден за свою инициативу целым рядом политических и военных удач, превзошедших самые смелые его надежды. В Риме Пий IX, напуганный бурными народными демонстрациями, должен был отправить на границу Но дивизию, состоявшую из 17 000 человек под командой Дурандо. Во Флоренции великий герцог Леопольд, несмотря на свои австрийские симпатии, призвал подданных поднять оружие на защиту итальянского дела. Наконец, в Неаполе король, после долгих и тщетных попыток сопротивления, принужден был уступить национальному движению, пригласить в министерство историка Карла Тройа и издать прокламацию, в которой говорилось: «Все государи и все народы обязаны примкнуть к борьбе, которая должна обеспечить независимость, свободу и славу. Мы намерены принять в ней участие со всеми нашими сухопутными и морскими силами…». Он обещал послать против австрийцев сорокатысячный корпус под начальством Пене, одного из ветеранов Первой империи. Во всех крупных городах сформировались батальоны волонтеров, которые рекрутировались среди студентов и средних классов и несли на помощь национальному делу если не свой опыт, то по крайней мере свой энтузиазм. Казалось, что Карл-Альберт самой судьбой предназначен был к тому, чтобы повести всю Италию в бой против австрийского владычества.

Военные успехи. В начале кампании пьемонтский король показал, что он в состоянии собственными силами поколебать австрийское могущество. Хотя в первое время он располагал не больше чем 25 000 человек, ему удалось одержать несколько частичных побед, которые, казалось, давали основание рассчитывать в будущем на полный триумф. Преследуя, — быть может с излишней осторожностью, — отступавшую австрийскую армию, Карл-Альберт достиг ломбардского четырехугольника крепостей и после блестящего авангардного дела форсировал переход от Минчио до Гоито (8 апреля). Затем он расположился между Пескиерой и Мантуей и выслал к обеим этим крепостям отряды для рекогносцировки (13 и 19 апреля). Решившись овладеть долиной Адидже (Эч), он атаковал 30 апреля австрийские позиции при Пастренго, которые, будучи расположены к северу от Вероны, господствовали над тирольской дорогой, и овладел ими после отчаянного сражения, которое могло бы быть решающим, если бы он отважился продолжать бой и ночью. Наконец, 6 мая он овладел одной из передовых позиций Вероны, ванта-Лючией, но не мог взять самой крепости. Тогда он счел благоразумным приостановить наступательные действия и перейти к выжидательной тактике, так как ему казалось, что Радецкий слишком хорошо укрепился в четырехугольнике и что выбить его оттуда возможно, только овладев предварительно крепостями, на которые тот опирался^[36].

Итак, Карл-Альберт приостановил наступательное движение и воспользовался этой передышкой для реорганизации армии, находившейся под его верховным командованием. Эти войска занимали в рассматриваемый момент следующие позиции: на севере 6000 ломбардских волонтеров под начальством Аллеманди блокировали тирольские проходы от Тонале до Стельвио и угрожали верхней долине Адидже (Эч); в центре пьемонтская армия, численность которой была доведена до 55 000 человек, осаждала Пескиеру и Мантую; с правого фланга она была усилена тосканской дивизией, состоявшей из 5000 человек и расположенной перед Мантуей; Дурандо с 7000 папских войск перешел без приказа границу и занял позицию в южной части четырехугольника между По и нижним течением Адидже (Эч); 15 000 венецианских волонтеров занимали Фриульские ущелья и главные города Венецианской области; наконец, 14 000 неаполитанцев прибыли на нижнее течение По. Положение Радецкого, запертого в четырехугольнике, казалось совершенно безнадежным, и принц Евгений Савойский, регент Пьемонта, выразил надежды всей Италии, когда при открытии заседания первого парламента (8 мая) сказал: «Мы твердо надеемся, что в скором времени общее согласие тесно свяжет между собой народы, которые самой природой предназначены составить единую нацию».

Вторая стадия войны (6—30 мая). Отпадение Пия IX. События, наступившие в Италии в мае, разбили эти оптимистические надежды; если результат их еще не был для Карла-Альберта потерей его славы, то во всяком случае военное счастье перестало ему улыбаться; а для дела итальянского освобождения наступил если не конец успехов, то период тяжких испытаний. Итальянцы потерпели ряд неудач, которые изменили соотношение сил к их невыгоде. Мы разумеем отпадение Пия IX, неаполитанскую революцию и потерю Венеции.

Война с Австрией поставила Пия IX в крайне неловкое положение, так как его интересы итальянского государя сталкивались с долгом первосвященника. Итальянский государь уступил желанию своего народа и отправил на границу армию; а первосвященник, напуганный угрозами австрийского посланника, который намекал ему на возможность религиозного раскола в империи, запретил этой армии переходить границу. Наконец наступил момент, когда под риском потерять уважение как противников, так и защитников Италии, пришлось открыто выбирать между теми и другими, и министры Пия IX дали это понять в записке, которую передали ему 25 апреля. Папа не заставил долго ждать ответа; 29 апреля он произнес на тайном совещании речь, почти тотчас же обнародованную; речь эта содержала следующие слова: «Мы поручили нашим солдатам лишь защиту неприкосновенности папских владений… Мы громко и открыто заявляем, что от нас, недостойного наместника бога мира и любви, чрезвычайно далека мысль о войне против Австрии». В Риме немедленно началось волнение, причем национальная гвардия окружила замок св. Ангела. Испуганный Пий IX принужден был уступить, составить новое министерство, во главе которого он поставил испытанного патриота Мамиани, и отправить австрийскому императору письмо с убедительной просьбой отказаться от своих итальянских владений (3 мая). Но он уже не мог ни загладить неблагоприятного впечатления, произведенного его речью, ни вернуть себе былую популярность, созданную его первыми действиями.

Неаполитанская революция (15 мая 1848 г.). В то самое время, когда дело итальянской свободы потеряло тот моральный престиж, который ему придавало сочувствие Пия IX, отпадение Фердинанда II лишило это дело и материального превосходства, которое одно могло ему доставить победу. И действительно, открытие неаполитанского парламента послужило сигналом к абсолютистскому перевороту. Король, который поклялся соблюдать конституцию, хотел принудить к этому и депутатов, но последние отказались, чтобы не лишиться в случае надобности возможности изменить ее, а в требуемой от них формальности они усматривали попытку ограничить полноту их законодательных прав. Этот конституционный конфликт в день созыва палаты привел к вооруженному столкновению (15 мая). Ночью либеральные вожаки воздвигли на главных улицах баррикады, а король в ответ на эти угрозы приказал, войскам занять стратегические пункты. Хотя войскам и приказано было стрелять только в случае крайней необходимости, но ввиду вызывающего поведения толпы они потеряли терпение, атаковали баррикады и овладели ими после кровопролитного сражения, вслед за которым началось разграбление города. Палата была распущена, национальная гвардия уничтожена, а лаццарони, оставшиеся верными абсолютной монархии, бурно приветствовали короля.

Впрочем, Фердинанд II воспользовался своей победой с некоторой умеренностью: он сохранил конституцию и назначил на 15 июня новые выборы. Но он счел необходимым стянуть в Неаполь все военные силы, какими располагал. 20 000 человек готовились отправиться в Ломбардию; они остались в столице. Неаполитанский флот, посланный для блокады Триеста совместно с сардинской эскадрой, был отозван, а блокада была снята (27 мая). Наконец, дивизия численностью в 13 000 человек под командой генералов Пепе и Стателлы достигла Феррары, но 22 мая получила приказание возвратиться обратно. Пепе, который предпочел неповиновение измене национальному делу, смог привести в Венецию лишь незначительную часть войска.

Потеря Венеции. Решение, принятое неаполитанским королем, позволило Радецкому освободить свой арьергард, снова овладеть Венецией и восстановить прямое сообщение с Веной. При известии о первых поражениях Радецкого, в Истрии немедленно была собрана вспомогательная армия численностью в 20 000 человек, которая должна была двинуться ему на выручку. Стоявший во главе ее генерал Нуген перешел 16 апреля через реку Изонцо, занял Фриуль, 23-го вступил в Удино, после сильной бомбардировки овладел крепостью Пальманова, которую защищал Цукки, оставил слева Тревизо и Венецию, пытался обойти с севера линию Пиавы и 9 мая прорвал ее при Корнуде, несмотря на сопротивление римских волонтеров под начальством Феррари. 20 мая он появился перед Виченцей; взять крепость он не мог, но он обогнул ее, а 23 мая ему удалось соединиться с Радецким, которому он привел 15 000 человек с 30 пушками и огромным обозом. Эта непродолжительная кампания, проведенная с такой энергией и быстротой, находилась в резком контрасте с медленностью итальянских военных операций.

Последние победы. Гоито. Два значительные события, одно — в военной области, другое — в политической, внушили Карлу-Альберту новые надежды и отдалили поражение, которое он уже предвидел. Первым успехом он обязан был преждевременной попытке своего противника перейти в наступление. 28 мая Радецкий выступил из Вероны и двинулся с 15 000 человек к Мантуе, имея в виду обойти итальянскую армию с левого фланга. 29-го он неожиданно напал перед этой крепостью, у Куртатоне и Монтанары, на шеститысячный тоскано-неаполитанский отряд, разбил его после ожесточенной схватки, а затем 30 мая двинулся на Гоито, где натолкнулся на главные пьемонтские силы, давшие ему решительный отпор. К вечеру пьемонтские войска принудили его отступить, и, узнав о взятии Пескиеры, тут же на поле битвы провозгласили Карла-Альберта королем Италии.

Территориальные приращения. Почти в то же время король получил еще одно приятное известие — о присоединении Ломбардии к Пьемонту путем голосования. С самого начала войны естественно возник важный вопрос о том, составят ли те области, к которым Карл-Альберт шел на помощь, самостоятельные государства, или же они присоединятся к пьемонтским владениям; будет он для них вождем военным или вождем политическим, освободителем или монархом. Первоначально казалось, что он не преследует никакой иной цели, кроме изгнания австрийцев. Но вскоре прибытие в Милан Маццини, начавшего там республиканскую пропаганду, боязнь оставить в тылу очаг опасных волнений, необходимость добиться полного распоряжения всеми военными ресурсами Ломбардии, наконец честолюбивые стремления к главенству над великой областью Верхней Италии — все это побудило Карла-Альберта перейти к менее бескорыстной политике и постараться вызвать в освобожденных от австрийского владычества провинциях движение в пользу присоединения к Пьемонту. Прежде всех уступило его желаниям население тех герцогств, которые были слишком слабы для образования самостоятельного государства. Так, в начале мая Пьяченца, Парма, Модена и Реджио решили присоединиться к Пьемонту без всяких условий. Ломбардия, где республиканская партия насчитывала более многочисленных приверженцев, а дух федерализма отличался большей живучестью, сначала несколько сопротивлялась предстоявшему ей поглощению Сардинским королевством. Чтобы побудить Ломбардию к этому решению, пришлось пообещать ей, что по заключении мира жители Ломбардии совместно с населением Пьемонта изберут учредительное собрание, которому и поручена будет выработка нового общего устройства для обеих провинций, и только на этом условии Ломбардия решилась отказаться в пользу Карла-Альберта от завоеванной ею независимости и почти единогласно вотировала (29 мая) если не присоединение к Пьемонту, то объединение с ним.

В результате этого голосования движение в пользу присоединения к Пьемонту распространилось и на Венецианскую область. Сначала оно охватило города материка. Падуя, Тревизо, Виченца и Ровиго угрожали метрополии (т. е. Венеции) отделением, если она не последует примеру Милана. После долгих колебаний вождь венецианского движения Манин наконец понял, что, упорствуя в желании сохранить своей родине независимое существование, он лишит ее симпатии итальянского народа и сам потеряет популярность. Ввиду этого он позволил учредительному собранию Венецианской республики в первом же заседании вотировать 127 голосами из 133 присоединение к Пьемонту (4 июля).

Таким образом, все провинции Северной Италии одна за другой решили вопрос о своей судьбе и постановили слиться в одно королевство под властью Савойского дома. Но если им удалось разрешить разделявший их политический вопрос, то военный вопрос оставался открытым, и участь Италии зависела от решительного сражения, которое Карл-Альберт собирался дать австрийским войскам.

Третья стадия войны (30 мая — 9 августа 1848 г.). Битва при Гоито оказалась последней победой итальянского оружия. Первая стадия войны была для него периодом успехов, вторая— периодом затруднений, а третьей суждено было сделаться периодом ошибок и поражений. Карл-Альберт, который в апреле шел от победы к победе, а в мае перестал если не побеждать, то по крайней мере наступать, в августе принужден был отступить до самой границы своих владений. В июне и в. июле он совершил несколько серьезных ошибок, которые обусловили неизбежность катастрофы.

Первая ошибка его заключалась в том, что он не сумел воспользоваться победой при Гоито. Вместо того чтобы смело преследовать Радецкого со всеми находившимися в его. распоряжении силами, он потерял четыре дня на концентрацию своей армии и слишком поздно перешел в наступление, чтобы догнать противника (4 июня) и занять на крайнем левом его фланге опасную, но выигрышную позицию при Риволи, господствующем над течением Адидже (10 июня); вместо того чтобы занять обсервационное положение перед австрийской армией и таким образом сделать ее неподвижной в Вероне, он позволил ей уйти и овладеть Виченцей. Эта крепость, которую Нугену не удалось захватить, могла смело рассматриваться как ключ к обладанию Венецией; Радецкий выступил из Вероны с 25 000 человек и 60 пушками, неожиданно напал на римскую дивизию Дурандо, защищавшую Виченцу, и, разгромив огнем своей артиллерии, принудил ее к капитуляции (11 июня). С этого момента Венеция потеряла лучших защитников, а Радецкий мог больше не опасаться за участь своего тыла. С такой же быстротой он вернулся и занял свои прежние позиции (13 июня). Таким образом, Карл-Альберт не сумел ни достигнуть новых успехов, ни помешать предприятиям своего противника, а производимые им бесплодные маневры вели только к упадку духа и истощению сил пьемонтских солдат.

К этой ошибке он не замедлил присоединить вторую. Переходя от одной крайности к другой, он после этой беспорядочной усиленной деятельности целый месяц оставался в пагубном бездействии. В течение 30 дней (14 июня — 13 июля) он не предпринимал ни одной сколько-нибудь серьезной операции. В продолжение этого времени он обдумывал, следует ли ему укрепиться на Минчио и вести войну оборонительную или перейти в наступление и атаковать линию Адидже (Эч). В конце концов он остановился на среднем решении и предпринял осаду Мантуи (13 июля).

Этот внезапный переход к бездействию принес Карлу-Альберту не меньше вреда, чем проигранная битва. Он обнаружил все причины дезорганизации и все факторы бессилия, которые должны были привести дело итальянского народа к поражению. Этих причин было очень много, и главным образом многое обусловливалось характером короля и составом его армии.

По свидетельству одного из его почитателей, Карл-Альберт был настолько же нерешителен в совете и насколько храбр на поле битвы. В область военных действий он перенес ту же наклонность к раздумью и тот же дух колебаний, какие ему были свойственны в деле управления государством; когда нужно было принять быстрое решение, он пускался в бесконечные рассуждения, замечал только дурные стороны во всех предлагавшихся ему комбинациях, а если и соглашался на какое-нибудь из этих предложений, то осуществлял его без достаточной энергии. Отсутствие решимости мешало ему пользоваться благоприятными обстоятельствами, а его робость в области практических действий препятствовала до-. ведению частичных успехов до полной победы.

Могли ли, по крайней мере, достоинства армии компенсировать недостатки главнокомандующего? Эта армия состояла из элементов двоякого рода: из пьемонтских войск и из волонтеров. Пьемонтские солдаты отличались храбростью, физической силой, послушанием, выносливостью, а офицеры — смелостью и энергией; но генералам, достигшим преклонного возраста и совершенно невежественным в вопросах стратегии, недоставало активности и решимости. Что же касается волонтеров, взявшихся за оружие для изгнания австрийцев из Италии, то они были малочисленны и также не блистали военными качествами. Количество волонтеров не превышало 20 000, тогда как понадобилось бы 100 000 человек, чтобы перевес оказался на стороне итальянцев^[37]; с другой стороны, хотя волонтеры отличались энтузиазмом и пылкостью, т. е. качествами, драгоценными во время восстания, им не хватало военного опыта и выносливости, необходимых для продолжительной кампании.

Поражение (июль — август 1848 г.). Австрийская армия, напротив, только выигрывала от того, что война затягивалась: она непрерывно получала подкрепления, которые довели ее численный состав до 120 000 человек, и в июле Радецкий нашел своевременным оправдать возлагавшиеся на него надежды. Воспользовавшись разбросанностью пьемонтцев, фронт которых растянулся от Мантуи до Риволи, он отвлек внимание противника к его правому флангу демонстрацией при Ферраре (14 июля), атакой на его левый фланг принудил очистить плато Риволи, а затем двинул свои главные силы в обход центра пьемонтцев, чтобы раньше их достигнуть Минчио. 23-го ему удалось осуществить этот план, но 24-го он должен был остановиться и отразить нападение Карла-Альберта, который поспешил сюда из-под Мантуи с целью отрезать Радецкому отступление. Решительный бой произошел при Кустоцце и Сомма-Кампанье; он продолжался два дня (24–25 июля) и закончился поражением Карла-Альберта; тот должен был поспешно отступить, очистить без боя линию по Олио и Адде и ретироваться к Милану, куда он прибыл во главе 25 000 деморализованных солдат. Сначала Карл-Альберт думал защищать этот город; но съестных припасов там было недостаточно, укрепления — слабы, милиция — не дисциплинирована, и после арьергардного боя он мог убедиться, что всякая попытка сопротивления приведет лишь к бомбардировке и грабежу. Ввиду этого он в тот же вечер (4 августа) подписал капитуляцию, позволившую ему мирно очистить город. На следующий день (5 августа) ему пришлось уже защищаться от угроз и насилий со стороны части миланского населения, возмущенного капитуляцией, которую оно считало изменой; Карл-Альберт должен был прибегнуть к силе, чтобы отстоять свою свободу. 6 августа он окончательно оставил город и отступил до Тичино, составлявшего границу его владений. Полагая, что с этого момента война потеряла всякий смысл, он поручил своему адъютанту Саласко подписать перемирие, условия которого были для него чрезвычайно благоприятны. По этому перемирию пьемонтские войска должны были очистить те крепости, которые они еще занимали в Ломбардии, и восстанавливалось status quo ante bellum (9 августа).

Таким образом, первая война за итальянскую независимость закончилась разочарованием, тем более глубоким, чем более пылкими были возбужденные ею надежды. Ломбардо-Венецианская область, освободившаяся на короткое время, снова подпала под австрийское иго; восстановлены были прежние границы и старый режим. Но если национальная война и прекратилась, то разбуженные ею политические страсти не улеглись, и период волнений, начавшихся в Италии со времени Палермского восстания, продолжался еще в течение 8 месяцев.

IV. Революционное движение

Новое направление итальянской политики. Перемирием 9 августа 1848 года открывается новый период в истории итальянской революции. С этого момента умеренная партия утрачивает руководство национальным движением, которым стараются овладеть радикальные элементы. Проникнутая монархическими и федералистическими тенденциями, умеренная партия играла до тех пор преобладающую роль; сначала она ставила себе целью изгнание австрийцев, затем образование объединенного Итальянского государства под властью пьемонтского короля и папы. Но она не исполнила ни одного из своих обещаний, так как Карл-Альберт обнаружил полную неспособность, Пий IX колебался, остальные итальянские государи противились национальному объединению, а Австрия оказалась непобедимой.

Партия республиканцев-объединителей, которая оставалась в тени во время последних событий и не желала нести за них ответственность, естественно, должна была воспользоваться тем, что эти события дискредитировали программы и вождей умеренной партии. Выступавшие теперь на сцену республиканцы утверждали, что нация может добиться независимости не с помощью полумер, неудовлетворительность которых доказана опытом, а с помощью радикальных средств. По их мнению, политический вопрос следовало разрешить раньше национального, а войне с Австрией должно было предшествовать низвержение монархов, уничтожение границ и объединение всех итальянских государств в единую республику. Таким образом, к концу 1848 года во внутренней истории Италии произошла эволюция, которую современники предвидели и предсказали: «Кто снова предастся династическим иллюзиям, — воскликнул Маццини, — тот докажет, что у него нет ни ума, ни сердца, ни истинной любви к Италии, ни какой бы то ни было надежды на будущее!». «Либеральная партия, — писал своему правительству лорд Нэпир, английский посланник при неаполитанском дворе, — либеральная партия, в состав которой входит большая часть честных и просвещенных деятелей высшего и среднего классов, по видимому, потеряла всякую опору и надежду снова взять в свои руки направление государственных дел». Наконец, д'Азелио в следующих словах резюмировал сущность подготовлявшихся в Италии событий: «Война монархов закончилась, начинается народная война».

Первые результаты поражения, понесенного Пьемонтом. Первые признаки нового поворота обнаружились на другой же день после сражения при Кустоцце. Известие о поражении произвело во всей Италии сильнейшее впечатление на людей, не ожидавших такого исхода, и вызвало взрыв патриотического возбуждения, которым постарались воспользоваться вожаки маццинистов. Они не имели успеха в Венеции и в Турине, но во Флоренции и в Риме оказались счастливее.

Венеция, оставленная на произвол судьбы Кар лом-Альбертом, ограничилась восстановлением республики под диктаторской властью Манина (13 августа); она обратилась к Франции с просьбой о помощи и стала готовиться к защите против австрийской армии. В Турине парламент, волнуемый теми же чувствами, что и народная масса, оставался верен монархическому принципу, но не мог согласиться на заключение мира; он низверг один за другим кабинеты Касати и Ревеля, недостаточно, по его мнению, проникнутые воинственным духом. В Тоскане положение было еще более серьезным; в Ливорно вспыхнул бунт, подготовленный романистом Гверацци; он в несколько дней принял такие размеры, что для успокоения народа великий герцог принужден был обратиться к содействию руководителя восстания (29–30 августа). Вскоре после этого Леопольд II, напуганный новыми манифестациями, должен был пригласить в министерство обоих вождей радикальной партии, Гверацци и Монтанелли, которые требовали созыва учредительного собрания.

Подобные же стремления начали обнаруживаться и в Риме. По мере того как развертывались события, отношения папы с его правительством и населением становились все более натянутыми. Известие о сражении при Кустоцце повлекло за собой отставку Мамиани (2 августа). Через несколько дней стало известно, что генерал Вельден перешел границу папских владений и напал на Болонью, но был отбит благодаря мужеству населения. Папа, от которого народ требовал, чтобы на эту провокацию он ответил объявлением войны австрийцам, ограничился протестом против нарушения неприкосновенности своей территории. А когда это миролюбивое поведение только усилило брожение и увеличило непопулярность папы, то он пытался дать удовлетворение общественному мнению, пригласив в министерство (6 сентября) человека, казавшегося наиболее способным примирить его с подданными. Это был граф Росси, бывший французский посланник при папском дворе, талантливый администратор и убежденный либерал.

В Неаполитанском королевстве Фердинанд II воспользовался поражением Пьемонта, чтобы дважды отсрочить заседания парламента и вернуться к системе личного управления. Затем он обратил свои силы против Сицилии, которая сохранила независимость и выбрала в короли герцога Генуэзского, второго сына Карла-Альберта. Фердинанд отправил туда под начальством Филанджиери армию, которая высадилась под Мессиной, засыпала город бомбами и взяла его приступом (8 сентября). Но враждебные действия были приостановлены благодаря посредничеству французского правительства, настоявшего на заключении перемирия между королем и его подданными (16 сентября). Тем не менее королевство Обеих Сицилии не оставалось в стороне от движения, охватившего остальную Италию.

Римская республика; Тосканская республика. Это демократическое движение, которое монархи надеялись прекратить или замедлить своими уступками, в Риме было, напротив, ускорено трагическим событием — убийством Росси. Едва достигнув власти, этот новый министр Пия IX проявил таланты искусного администратора и благоразумного политического деятеля. В административной области он проводил реорганизацию гражданского управления Римского государства, искоренял наиболее вопиющие злоупотребления, улучшил финансы и добился от духовенства ссуды в 4 миллиона экю. В политической области деятельность его выразилась в том, что он начал переговоры с Турином, Флоренцией и Неаполем об образовании федерации итальянских государств, причем специальный договор должен был определить взаимные их отношения в мирное время и численность военных контингентов в случае войны. Этим Росси надеялся доказать, что для установления либерального режима в папских владениях не нужна республика, а для получения Италией национальной независимости не нужно объединение. Восстановив против себя умеренных своей доктринерской непреклонностью и высокомерием, он тем же самым вызвал ненависть крайних; враги решили отделаться от него убийством.

15 ноября 1848 года Росси должен был изложить свои проекты перед римской палатой депутатов. Несмотря на полученные им угрожающие письма, он отправился без всякого эскорта в Капитолийский дворец, где происходили заседания палаты, и здесь у самого входа был поражен кинжалом неизвестного лица. Это преступление, хладнокровным свидетелем которого была гражданская гвардия и при известии о котором депутаты не обнаружили никакого волнения, послужило сигналом к еще более серьезным беспорядкам. На следующий день на улицах Рима произошла бурная демонстрация; манифестанты осадили папу в Квиринале и требовали от него демократического министерства, созыва итальянского учредительного собрания и объявления войны Австрии; отказ папы привел к кровавой схватке между народом и швейцарской гвардией. К вечеру Пий IX уступил, призывая иностранных посланников в свидетели того насилия, которому он подвергся, и согласился призвать к власти агитаторов Галетти и Стербини. Но с этого момента он только и помышлял о бегстве из Рима, где не считал себя в безопасности и где положение его стало невыносимым. 24 ноября ему удалось осуществить свой план и бежать в Гаэту.

Отныне между папой и его подданными произошел полный разрыв, который вскоре сделался непоправимым. Из Гаэты он писал, что не отказывается от своих прав, дважды назначал исполнительную комиссию, которая не соглашалась вступить в отправление своих обязанностей, и не захотел принять делегацию, которой поручено было просить его возвратиться в сбою столицу. В ответ на это палата депутатов назначила государственную джунту, временно облеченную исполнительной властью; папская грамота немедленно объявила учреждение этой джунты святотатственным покушением на права святого престола. Непримиримое поведение Пия IX, делавшее бесполезной всякую попытку соглашения, лишило умеренных морального авторитета, которым они пользовались до тех пор, и позволило радикальным республиканцам, влияние которых сделалось теперь преобладающим, требовать созыва собрания, избранного всеобщей подачей голосов. Уступая их желанию, римский парламент объявил себя распущенным и назначил выборы в учредительное собрание на 21 января 1849 года. 5 февраля открылось новое собрание; в состав его вошли почти исключительно маццинисты, а также главные вожди демократической партии других итальянских государств. Первым делом, подле продолжительных дебатов, собрание вотировало 143 голосами против 11 лишение папы светской власти, причем гарантировало ему независимость в духовных делах; затем оно провозгласило Римскую республику (9 февраля). Таким образом, первая часть программы Маццини была в Риме осуществлена: теократический режим уступил место республике.

После республики оставалось осуществить объединение Италии. Первыми поняли необходимость этого шага тосканские демократы. Фактически они признали вождем самого автора проекта итальянского учредительного собрания. С момента несчастного исхода австро-итальянской войны Монтанелли не переставал повторять, что единственным средством для спасения национального дела является созыв в Риме единого учредительного собрания, избранного, на основе всеобщей подачи голосов, всем населением полуострова. Властью он воспользовался лишь для торжества своей любимой идеи. Новые выборы позволили ему рассчитывать на благожелательное большинство. Великий герцог был напуган народными манифестациями, и 10 января 1849 года парламент постановил, что Тоскана должна выбрать 39 депутатов в общеитальянское учредительное собрание, которое соберется в Риме. Великий герцог, понимая, какой опасностью это решение угрожает его короне, бежал в Сиенну. Маццини немедленно поспешил во Флоренцию, где ему была оказана триумфальная встреча. Составлено было временное правительство, провозгласившее республику и созвавшее учредительное собрание (18 февраля). Таким образом, в самом центре Италии, между австрийской армией и неаполитанскими войсками, возникли две республики, тесно связанные общностью принципов и надежд.

Вторая война за независимость. События, имевшие место в Риме и во Флоренции, произвели во всей Италии слишком глубокое впечатление, чтобы отраженное влияние их не сказалось на Турине. Но те чувства, которые эти события возбудили в Пьемонте, вылились в национальную форму и вызвали там не политическую революцию, а войну против Австрии.

Вожди радикальных партий и ломбардские эмигранты не переставали требовать этой войны с момента заключения перемирия. Их первый успех заключался в том, что 15 декабря 1848 года они ввели в министерство Джоберти, имя которого было одновременно символом возобновления войны против Австрии и установления федеративного пакта между всеми итальянскими государствами. При известии о низложении папы и о возможном вмешательстве Австрии их требования приняли такой настойчивый характер, что Карл-Альберт начал опасаться, как бы ему не потерять и популярность и корону, если он станет дальше сопротивляться. 12 марта 1849 года он объявил перемирие расторгнутым, а 20-го перешел границу с 65 000 человек, командование над которыми поручил генералу Хржановскому, пользовавшемуся славой выдающегося стратега. Хржановский переправился через Тичино у Буффалоры и двинулся на Милан. На следующий день он принужден был прекратить свое наступление, переменить фронт и обратиться против Радецкого, который, воспользовавшись упущением Раморино, перешел через Тичино при Павии и поднимался теперь по правому берегу реки, чтобы отрезать отступление пьемонтской армии. Решительное сражение произошло при Новаре 23 марта; сначала удача, казалось, была на стороне пьемонтцев; но в четыре часа вечера австрийцы произвели яростную атаку и овладели деревушкой Бикокка, являвшейся ключом позиции пьемонтцев, принудив их ночью к беспорядочному отступлению к Новаре, во время которого было потеряно 5000 человек. Деморализация армии не позволяла Карлу-Альберту продолжать войну, а предложенные Радецким мирные условия казались ему неприемлемыми. Полагая, что личность его является помехой для спасения Пьемонта, он после сражения при Новаре в тот же вечер отрекся от престола в пользу своего сына и уехал в Опорто, где рассчитывал провести остаток дней своих. Новый король Виктор-Эммануил II подписал 26 марта перемирие с Радецким.

Вторая война за независимость продолжалась пять дней. Она закончилась кровавым эпилогом в Бресчии и Генуе. В Бресчии, узнав о возобновлении военных действий, население восстало и в течение десяти дней сопротивлялось войскам Гайнау, посланным для усмирения бунта (23 марта — 2 апреля). В Генуе по получении известия о поражении при Новаре вспыхнуло республиканское восстание, для подавления которого пришлось применить вооруженную силу (11 апреля). С этого момента в Северной Италии было восстановлено спокойствие.

V. Восстановление прежних порядков в Италии

Битва при Новаре знаменует апогей революционного движения и начало реакции. События, разыгравшиеся в Риме и во Флоренции, превратили итальянский вопрос в вопрос европейский. С одной стороны, монархические государства смотрели на возникновение двух новых республик как на опасность для престолов; с другой стороны, католические державы и вообще католики, считавшие светскую власть папы необходимым условием его независимости, чувствовали себя оскорбленными низложением Пия IX. Демократическое движение, и без того ослабленное рядом ошибок и внутренними раздорами, пало вследствие вмешательства или вражды иностранцев во всех странах, где оно раньше торжествовало. И за периодом революций наступил период восстановления прежних порядков — период реакции.

Реакция в Сицилии. Прежде всего и почти беспрепятственно реакция началась в Сицилии, где неаполитанские войска занимали пока только Мессину. Ободренный известием о победе австрийцев на севере, Фердинанд II расторгнул перемирие, заключенное в сентябре 1848 года; Филанджиери двинулся против сицилийских волонтеров, находившихся под начальством поляка Мирославского, овладел 4 апреля 1849 года Таорминой, 6 апреля — Катаной, а 8-го появился перед Палермо; 15 мая после отчаянного сопротивления город принужден был сдаться па капитуляцию. С этого момента Сицилия была покорена, и в Южной Италии восстановлен абсолютизм.

Реакция в Тоскане. Оставались еще три республики: Венецианская, Римская и Флорентийская. Флорентийская республика вследствие ошибочных действий своих руководителей существовала недолго. Тосканское учредительное собрание, открывшееся 25 марта, начало с того, что отняло власть у триумвирата и вручило диктатору Гверацци. Последний только и думал о том, как бы сохранить доставшуюся ему власть; он окружил себя ливорнскими волонтерами, которые своей распущенностью восстановили против себя народ, и своими ошибками вызвал во Флоренции и в деревнях монархическое восстание (11–12 апреля). Тогда флорентийский муниципалитет, состоявший из либералов-конституционалистов, захватил власть от имени великого герцога и пригласил его возвратиться в страну. Леопольд II послал вперед 18-тысячную австрийскую армию, которая заняла Флоренцию и Ливорно (15–22 мая) и позволила ему, вопреки его обещаниям, приостановить действие конституции и заключить в тюрьму главных вождей демократической партии. Таким образом, в Тоскане реставрация произошла вследствие измены, но без пролития крови.

Реакция в Риме. Не так было в Риме. Все условия содействовали здесь тому, чтобы борьба между защитниками и противниками юной республики затянулась и приняла кровавый характер. В Рим съехались со всей Италии вожди и защитники демократической партии, изгнанные реакцией из своего отечества. Сюда прибыли один вслед за другим: Маццини, который играл в событиях 1848 года ограниченную роль и лишь теперь впервые нашел обширное поприще для своей деятельности; Гарибальди, молодой генуэзский генерал^[38], приобретший популярность блестящей борьбой против Австрии; наконец, множество тосканских, генуэзских и сицилийских волонтеров, явившихся в Рим для защиты последнего оплота независимости. Эмигранты поддерживали в народе энтузиазм и толкали вперед учредительное собрание, которое распорядилось по их настоянию принять серьезные меры для обороны города и вручило исполнительную власть триумвирату, составленному из Маццини, Саффи и Армелини.

С своей стороны, Пий IX также не оставался бездеятельным и легко находил себе союзников. 18 февраля он обратился к католическим державам с просьбой оказать ему помощь против республиканцев. Франция, Австрия, Испания и Неаполитанское королевство откликнулись на этот призыв, но на состоявшейся в Гаэте конференции (март — апрель 1849 г.) не могли столковаться относительно условий предполагавшегося вмешательства. Так как Австрия обнаруживала, по-видимому, желание приступить к самостоятельным действиям, то Луи-Наполеон, занимавший с декабря 1848 года пост президента Французской республики, решил ускорить. ход событий и предупредить австрийское правительство, чтобы не дать ему возможности приобрести преобладающее влияние в Центральной Италии. Добившись благоприятного вотума со стороны учредительного собрания, он послал под начальством Удино семитысячный экспедиционный корпус, который высадился в Чивитаьекии (25 апреля). Задание этого небольшого отряда было неопределенным: он должен был «следить за ходом событий в интересах охраны французского влияния и свободы, которые могли подвергнуться опасности». Когда этот корпус приблизился к стенам Рима, где рассчитывал быть принятым как освободитель, он был атакован, разбит республиканцами (30 апреля) и принужден заключить перемирие^[39].

Римская республика ясно показала свое намерение отразить силой всякую попытку постороннего вмешательства. Скоро в пределы ее вторглись: с севера — австрийцы, овладевшие Болоньей (8 мая); с юга — неаполитанцы, которых Гарибальди сумел задержать и разбить при Веллетри (19 мая); с запада— испанцы, высадившиеся в Террачине. Наконец, генерал Удино по приказу Луи-Наполеона, поддержанного в этом случае новым Законодательным собранием, возобновил военные действия (3 июня) и во главе 30 000 человек приготовился к осаде Рима. 4 июня начаты были осадные работы, 13-го — бомбардировка, а 30-го французы овладели частью городских стен. С этого момента дальнейшая оборона стала невозможной, и Гарибальди, командовавший войсками, выступил 2 июля из Рима с 5000 волонтеров, чтобы продолжать борьбу в Апеннинских горах. Учредительное собрание, не отваживаясь на уличную битву, приняло отставку Маццини, поручило муниципалитету ведение переговоров с неприятелем и при вступлении французских войск в столицу разошлось, обнародовав, в качестве последнего протеста, республиканскую конституцию, выработанную им во время осады. 14 июля генерал Удино провозгласил восстановление светской власти папы. Гарибальди, преследуемый со всех сторон австрийскими войсками, успел ускользнуть от грозившей ему опасности и уехать в Геную^[40].

Падение Венеции. Теперь знамя итальянской независимости развевалось только на стенах Венеции. Население этого города, осажденного с сентября 1848 года, готовилось показать всей Италии поразительный пример героизма, солидарности и единения. Когда получено было известие о сражении при Новаре, отнявшее у венецианцев всякую надежду на помощь со стороны, национальное собрание издало следующий простой декрет: «Венеция будет сопротивляться до конца; Манияу вручается неограниченная власть». Далее оно сделало принудительный заем и поручило командование над волонтерами неаполитанцу Уллоа. Овладев на материке фортом Мальгера, австрийцы открыли бомбардировку (26 марта); к ужасам бомбардировки присоединились вскоре страдания осажденных от голода и холеры. Когда в городе оставалось съестных припасов не больше чем на 18 дней, Манин понял, что наступил последний час; он поручил муниципалитету начать переговоры с генералом Горжковским, сложил с себя власть и выехал во Францию. в самый день вступления австрийцев в Венецию (22 августа 1849 г.).

Таким образом, республиканская Италия пала в борьбе, как пала и Италия монархическая. Обе партии, получившие в свои руки власть одна за другой, оказались не в состоянии осуществить свои программы: одна — монархическая — слишком полагалась на государей, враждебно относившихся к идее национального единства, другая — республиканская — на народ, еще не способный к самоуправлению. Тем не менее из этого неудачного опыта итальянцы почерпнули надежды на конечное торжество своего дела и ряд полезных уроков. Если папа и обманул ожидания джобертистов, то нашелся монарх, который поднял оружие и пострадал за национальную независимость. Если народ и обнаружил недостаток политических качеств, которые ему приписывались маццини-стами, то своим героизмом в Милане и в Венеции, в Риме и в Палермо он показал, что ему присуще национальное чувство, и впервые принял участие в патриотическом движении не в качестве постороннего наблюдателя. Таким образом, колоссальное усилие, сделанное Италией в 1848 и 1849 годах, не прошло бесследно: оно дало стране возможность осознать себя, показав, что отныне национальное дело имеет своего представителя в лице Савойской династии и защитника в лице народа^[41].

ГЛАВА III. РЕВОЛЮЦИЯ И РЕАКЦИЯ В ГЕРМАНИИ. 1848–1852

Разложение старого режима. По получении известий о февральских событиях в Париже германские официозные газеты пытались сначала возбудить немецкий шовинизм и обратить против Франции возбуждение, которое они предвидели. «В том случае, — писала прусская Всеобщая газета, — если нашим пределам будут угрожать новые посягательства, прикрываемые, быть может, заботой о счастье других народов, которым будут внушать французские теории, пусть Германия будет готова отразить всякое нападение, если понадобится — даже силой оружия!» Эти поучения продолжались долго. Еще до появления циркуляров Ламартина никто не подозревал временное правительство в желании воскресить воинственную политику Конвента. Подобно различным общественным классам отдельные нации, охваченные кипучим энтузиазмом и бурным оптимизмом, готовы были протянуть друг другу руки в братском пожатии. При этом убеждение, что старый порядок обречен на гибель, было настолько распространено, что даже наиболее заинтересованные в его сохранении отказались его защищать, и революция распространилась без особых усилий, можно сказать, почти без борьбы.

27 февраля 1848 года либералы, собравшиеся в Оффенбурге и в Мангейме, решили представить баденскому сейму (ландтагу) петицию, в которой были сформулированы их требования: свобода совести, отмена феодального режима и финансовая реформа, суд присяжных, ответственность министров, национальная гвардия, отмена исключительных законов, свобода печати и собрание народных представителей (от всех германских государств) во Франкфурте. Великий герцог Леопольд скомпрометировал себя поддержкой министра Биттерсдорфа, и, хотя более умеренная политика нового министерства Бека несколько успокоила народное раздражение, общественное мнение было восстановлено против правительства. В округах, расположенных поблизости от французской и швейцарской границы, радикалы были многочисленны; армия была мала и ненадежна; среди администрации царили разногласия — она была расшатана.

Несколько запальчивых речей, поддержанных громкими возгласами горсти манифестантов, увлекли палату; великий герцог призвал к власти вождей левой и объявил, что готов удовлетворить народные желания.

В Гессен-Дармштадте Людвиг II назначил председателем совета министров Генриха Гагерна, которого немецкая конституционная партия охотно признавала своим главой. В Баварии, где не улеглось еще волнение, вызванное падением католического министерства и влиянием Лолы Монтес^[42], Людвиг I пытался успокоить брожение, призвав к власти вождей оппозиции; затем, увидев, что власть мало-помалу ускользает у него из рук, он отрекся от престола в пользу своего сына Максимилиана II (19 марта).

В курфюршестве Гессенском, Нассау, Вюртемберге, Саксонии, Гамбурге, Бремене правительства после весьма слабого сопротивления уступили народным требованиям. Поток казался непреодолимым, так как на пути своем он не встречал никаких серьезных препятствий: чиновники переходили на сторону восставших, а «монархи своей слабостью огорчали даже врагов». В несколько недель власть повсюду перешла в руки вождей левой — Пфитцера, Рёмера, Гергенгана, Виппермана, Штюве, Пфордтена. Противники их до того растерялись, что левые имели, казалось, полную возможность осуществить всю свою программу. У самых устойчивых людей закружилась голова. Не было такой области или местечка, в котором жители не высказывали бы своих пожеланий, в котором не произошло бы каких-нибудь беспорядков, трагических или нелепых манифестаций. «От нас уже требовали все, что только возможно, — писал 15 марта Эрнест Саксен-Кобургский, — вплоть до доброго здоровья и долголетия». Слишком долго подавляемая потребность свободы прорвалась в резкой форме, в сущности не столько грозной, сколько шумной. Но, развиваясь, события грозили превратиться в гражданскую войну и привести к открытой реакции, носители которой вскоре оправились от паники. Чтобы помешать «безумному году» сделаться кровавым годом, во главе движения стали несколько вождей: они старались указать этому беспочвенному энтузиазму определенную цель и дисциплинировать отряды волонтеров.

Объединительное движение. В интересах обеспечения своих завоеваний победители почувствовали необходимость во взаимном сближении: объединение Германии казалось им основным условием свободы. Меттерних превратил Франкфуртский сейм в орудие реакции; в продолжение четверти века этот сейм составлял предмет общей ненависти и злобы; он должен был исчезнуть. Наступил момент очистить почву от такого пережитка прошлого, мешавшего социальному, экономическому, политическому и моральному прогрессу. Низшие классы, раздраженные бедствиями последних лет, приветствовали в революции главным образом надежду на менее тяжелую жизнь; на другой же день после битвы их единение исчезло. Государи и дворяне, испуганные аграрным движением, поспешили успокоить крестьян уступками, которыми последние в общем удовлетворились. Городские рабочие были еще относительно немногочисленны, и большинство из них находилось под влиянием хозяев^[43]. Крупная промышленность только зарождалась; социалистическая партия не имела ни вождей, ни программы^[44]. Таким образом, руководство движением досталось, естественно, среднему классу и преимущественно профессорам, писателям, студентам, которые наложили на него свой особый отпечаток.

С момента кризиса 1840 года стремление к объединению Германии, временно забытое, проснулось с новой силой. Главная и основная свобода, которой требовали немцы, заключалась в праве самим устраивать свою судьбу и располагать своими силами; из всех видов угнетения они больше всего страдали от правительственной анархии, парализовавшей их усилия перед лицом иностранных государств. И па этой почве революционное движение находило обильную пищу в колебаниях и слабости властей предержащих; а первый порыв отличался столь всеобщим характером и такой силой, что чуть было не смел все стоявшие на его пути препятствия.

5 марта 1848 года 51 представитель партии собрались в Гейдельберге и поручили комиссии из семи человек созвать во Франкфурте «предварительный парламент» (Vorparlament). Союзный сейм, сразу выведенный-из оцепенения, признал эти требования законными и предложил правительствам прислать делегатов для выработки новой конституции. Прусский король согласился с мыслью о необходимости федеральной реформы и отправил в Вену одного из любимых своих советников, Радовица, чтобы установить основные положения этой реформы. Гагерн и умеренные либералы пытались войти с ним в соглашение, но их планы были- разрушены событиями, разыгравшимися в Берлине.

18 и 19 марта в Берлине. Политические фантазии Фридриха-Вильгельма IV, а также его медленные и неполные уступки мало-помалу ослабили правительственную власть и возбудили народное недовольство. События, имевшие место в Париже и южной Германии, почти немедленно нашли отголосок в Рейнских провинциях, в Силезии и Саксонии. В начале марта в Берлине было организовано несколько публичных собраний; на Унтер-ден-Линден и в Тиргартене раздавались бурные речи; это поверхностное брожение можно было легко успокоить или удержать в должных пределах. Но правительство было дезорганизовано — внутренними раздорами: министр Бодельшвинг настаивал на необходимости скорых реформ; король колебался между своей ненавистью к революции и желанием привлечь к себе симпатии Германии. А пока правительство рассуждало, вожаки революционного движения проникались верой в свои силы. Экономический кризис выбросил на мостовую тысячи рабочих, и манифестации принимали все более бурный характер; полиция растерялась; армия, призванная на помощь, была раздражена; было несколько жертв. Король, глубоко уверенный в своей популярности, не проявил особой тревоги, когда узнал, что Меттеряих оставил свой пост (13 марта) и что Вена находится во власти революционеров. Однако и тогда он продолжал откладывать свои решения. Только 18 марта он обещал немедленно созвать ландтаг, ввести конституционный режим и объявить о намерении взять в свои руки реформу устройства Германского союза.

Собравшаяся перед замком толпа встретила чтение королевского манифеста шумными приветствиями; но мало. — помалу начали подходить новые манифестанты, мрачные и враждебно настроенные; рукоплескания сменились свистками; во время этой сумятицы из солдатских рядов раздались два выстрела. У революции есть свои обычаи: народная толпа рассеялась по улицам, требуя мести, разграбила оружейные лавки и воздвигла баррикады. Начался кровопролитный бей.

Несмотря на отчаянное сопротивление, войска мало-помалу продвигались, и если бы битва продолжалась на другой день, их победа была бы несомненной. Но совесть короля была неспокойна, а нервы его расшатались; вокруг него царила величайшая растерянность; он обратился с воззванием к своим «дорогим берлинцам» и обещал отозвать войска, как только баррикады будут покинуты бойцами; затем он согласился на то, чтобы солдаты первыми оставили свои боевые позиции. Потому ли, что приказ короля был неправильно понят, или потому, что генералы сочли невозможным оставить лицом к лицу с народом полки, расстроенные битвой и отступлением, но генерал Притвиц сначала увел солдат в казармы, а затем и вовсе очистил город.

Таким образом Берлин очутился во власти революции. Впоследствии представитель Французской республики де Сиркур хвалился, что спас в этот трудный момент династию Гогенцоллернов, отказавшись дать какие-либо поощряющие обещания радикалам. В действительности же республиканское движение не могло иметь никаких шансов на успех. Восстание, что бы ни думал о нем сам король, явилось результатом не столько давно задуманного заговора, сколько все возрастающего возбуждения умов. Победители ни одну минуту не помышляли о низвержении монархии: они удовольствовались ее унижением. Трупы павших жертв были снесены во двор замка, затем толпа яростными криками стала вызывать короля; бледный, больной, осунувшийся, он вышел на балкон под руку с королевой Елизаветой и поклонился трупам.

Новое министерство заявило, что король намерен стать во главе общегерманского движения. 21 марта, окруженный принцами, генералами и министрами, король проехал по городу с трехцветной повязкой на рукаве (черно-красно-золотой). «В опасное время я беру на себя верховное руководство, — говорил он в знаменитом манифесте. — Мой народ не оставит меня, и Германия присоединится ко мне с доверием; с настоящего дня Пруссия сливается с Германией». Результат этой декларации был не из счастливых. Австрия, которая, несмотря на переживаемые ею затруднения, не желала отказаться ни от одной из своих традиций, усмотрела в заявлении короля узурпаторские стремления и поспешила оговорить свои права. В западной и южной Германии после мартовских дней проснулась глубокая антипатия к Пруссии; радикальная пресса, ловко инспирируемая австрийской дипломатией, резко напала на «короля от картечи». Все усилия Гагерна и либеральных централистов должны были разбиться об это сопротивление. По существу либералы были правы, так как объединение Германии могло произойти только при теснейшем участии Пруссии. Но, с одной стороны, король не хотел принять предлагаемой ему либералами короны, а с другой — народы Германии не соглашались признать своим главой рекомендуемого им прусского короля. Таким образом, либералам пришлось отсрочить окончательное решение вопроса, а это промедление, которого они не властны были избегнуть, дало Австрии время собраться с силами, тогда как размах революции быстро ослабевал.

Франкфуртский парламент. «Предварительный парламент» собрался 31 марта во Франкфурте при бурных приветствиях восторженно настроенной толпы. Власть его была ничтожна, а состав крайне пестрый. Австрия вовсе не была на нем представлена, преобладали южногерманские делегаты, особенно баденцы и гессенцы. Фактически это было лишь народное сборище высшего разряда. Тем не менее его резолюции принимались без всякого протеста. Предварительный парламент постановил созвать учредительное собрание, избранное на основе всеобщей подачи голосов всеми провинциями, входившими в состав прежнего союза, а кроме того Шлезвигом, Прусским королевством и немецкой частью Познани. Радикалы предложили собранию объявить себя постоянным и захватить власть; потерпев неудачу, они призвали народ к оружию. Струве и Геккер пытались поднять великое герцогство Ваденское; тогда на помощь Леопольду немедленно двинулись баварские и гессенские войска. В сражении при Кандерне баденский генерал Гагерн был убит, но инсургенты без всякого труда были рассеяны (20 апреля). Им пришлось оставить занятый ими Фрейбург; поэт Гервег, приведший с собой несколько сот итальянских, польских, французских и венгерских солдат, наткнулся у Доссенбаха на вюртемберг-ские войска и потерял половину своих волонтеров. В десять дней порядок был восстановлен во всей стране. Восстание, вспыхнувшее около того же времени в великом герцогстве Познанском, было вызвано враждой, которая давно существовала в этой восточной области между славянами и немцами. Несмотря на проявленный ими героизм, отряды Мирославского не в состоянии были оказать продолжительное сопротивление превосходным силам Пфуля(29 апреля—13 мая). Эти волнения имели серьезные последствия: они придали смелости реакционерам, напугали наиболее умеренную часть буржуазии, и без того задетую в своих интересах и устрашенную требованиями рабочих, и снова возбудили и обострили разногласия, ослаблявшие либеральную партию.

Эти результаты сказались не сразу. Выборы прошли в полном порядке повсюду, за исключением Чехии, где Палацкий в замечательном письме протестовал против узурпаторских проектов пангерманистов, намеревающихся включить в состав Германского союза королевство, отделенное от него как своей историей, так и волей своего народа; чешские округа отказались послать представителей во Франкфуртский парламент. 18 мая в церкви св. Павла состоялось первое заседание собрания. В продолжение нескольких месяцев в этом парламенте господствовал крайний беспорядок; не было ни организованных партий, ни признанных вождей, ни определенных программ; профессора, весьма многочисленные, принесли на трибуну свою привычку к доктринерским и педантическим рассуждениям и не могли удержаться от искушения произносить речи. Они составляли ядро самой влиятельной группы, правого центра, который по месту своих собраний получил название «партии Казино». Эти люди, проникнутые либерализмом, выставляли скромные требования и готовы были на всякие жертвы для того, чтобы обеспечить себе содействие Пруссии. Но так как сами по себе они не располагали большинством против австрийцев, ультрамонтанов и крайней левой, объединенных общей ненавистью к умеренным либералам, то принуждены были купить поддержку левого центра ценою ряда уступок, которые быстро отняли у них непостоянные симпатии Фридриха-Вильгельма IV.

Гагерн, глава конституционалистов, стремившихся к объединению Германии, председатель парламента, открыто требовал предоставления собранию верховной власти: «Мы должны составить конституцию для Германии, для всей империи: права наши и нашу власть мы почерпнем в народной воле». Но эти горделивые заявления не соответствовали ни внутреннему убеждению оратора, ни фактическому положению вещей. В ожидании выработки окончательной конституции было организовано временное исполнительное правительство, и по предложению Гагерна имперским наместником, правящим империей, избрали брата последнего австрийского императора Франца I, эрцгерцога Иоанна (29 июня). Новый «имперский наместник» родился под счастливой звездой: внезапная популярность, приведшая к избранию его на этот пост, не имела за ссбой никаких серьезных оснований; под маской добродушной откровенности он скрывал много хитрости и расчета. Он постарался извлечь для себя и для своего дома все возможные выгоды из того положения, в которое его неожиданно поставила судьба. Найдя прекрасного помощника в своем министре Шмерлинге, он считал главной своей миссией борьбу с прусскими интригами, и не легко было выбить его с той позиции, которую он занял благодаря необъяснимой оплошности сторонников Фридриха-Вильгельма.

Впрочем, ввиду того, что большинство не приняло бы в тот момент проектов правого центра, серьезные вопросы были отложены, и собрание приступило к обсуждению «основных прав», которые должны были составить введение в конституцию. Тема была чрезвычайно широка. Ораторы касались в своих речах всех политических, религиозных, социальных и экономических вопросов. Так дело могло бы тянуться и несколько лет. А пока ораторы Франкфурта предавались своим риторическим упражнениям, революционный энтузиазм начал вокруг. них угасать. Июньские дни в Париже привели в ужас всех капиталистов, а разгром французских социалистов ободрил всех реакционеров. Монархи, опомнившись от первого испуга, искали опоры в партикуляристских предубеждениях^[45].

Франкфуртский парламент пользовался только лишь моральным авторитетом, и по мере того как народ от него отдалялся, а холодный рассудок брал верх над опьянением первых дней, власть его заметно уменьшалась. Он не располагал никакими материальными силами, у него не было ни собственных финансов, ни войска; когда он приказал войскам отдельных государств присягнуть на верность имперскому наместнику и прицепить трехцветную кокарду, то Австрия и Пруссия этому распоряжению не подчинились. Бессилие Франкфуртского парламента с особой яркостью обнаружилось в вопросе о герцогствах.

Волнение, вызванное в Шлезвиге и Голштинии жалованными грамотами Христиана VIII, еще усилилось после того, как датский король призвал к власти Эйдерскую партию, которая стремилась теснее связать Шлезвиг с датской монархией. Немецкие унитаристы, убедившиеся к тому времени в большинстве своем, что им придется порвать с Австрией, искали компенсации на Балтийском море. Не имея возможности поглотить Данию, они намерены были по крайней мере расчленить ее и связать оба герцогства более тесными узами. Таким образом, когда вследствие отказа Фридриха VII даровать Шлезвигу и Голштинии общую конституцию, в Рендсбурге составилось временное правительство, общественное мнение Германии решительно высказалось в пользу инсургентов. Франкфуртский парламент принял в свою среду выбранных Шлезвигом депутатов, а прусское министерство убедило Фридриха-Вильгельма послать в герцогства свою армию. Генерал Врангель заставил датчан отступить и занял южную Ютландию. Его успехи были скоро остановлены угрожающим поведением Швеции и вмешательством Англии, а особенно России. Николай I не мог предоставить Балтийское море Пруссии, а Фридрих-Вильгельм IV слишком нуждался в благоволении русского царя, чтобы не считаться с его желаниями. Притом лично он не очень сочувствовал восставшим, в которых видел главным образом революционеров; поэтому он благосклонно отнесся к жалобам прусских купцов, которым морская война причиняла огромные убытки, и согласился на заключение перемирия в Мальме. Этим перемирием военные действия были приостановлены на семь месяцев (26 августа 1848 г.).

Условия перемирия, которые, казалось, знаменовали оставление инсургентов на произвол судьбы и полный отказ Германии от Шлезвига, вызвали во Франкфуртском парламенте всеобщее негодование. К оскорбленному национальному чувству присоединилось опасение за дальнейшую судьбу самого собрания: Пруссия превысила свои полномочия, подписав без согласия парламента договор, касавшийся интересов всей Германии. Дальман, сделавший защиту немецкой национальности в герцогствах целью своей жизни, убедил собрание не утверждать перемирия. В этом вопросе от него отделились его друзья из центра, боявшиеся разрыва с Пруссией, но он был поддержан левой, которая отстаивала принцип народного верховенства. А имперский наместник смотрел без огорчения на конфликт, уменьшавший влияние Фридриха-Вильгельма IV. Собрание приняло большинством 17 голосов предложение Дальмана, которому было поручено составить министерство. Коалиция, давшая большинство голосов, состояла из слишком разнородных элементов, и сформировать из нее правительство было не легко; после трехдневных бесплодных переговоров Дальман отказался от возложенного на него поручения. Шмерлинг снова получил власть и добился от собрания ратификации перемирия (16 сентября). Это было тяжким ударом для парламента, фактическое бессилие которого ясно обнаружилось перед всем миром; республиканцы пытались воспользоваться моральным его банкротством, чтобы захватить власть, и взялись за оружие.

Министерство приняло свои меры: восставшие наткнулись на прусские и австрийские войска, спешно вызванные из соседних гарнизонов, и после боя, продолжавшегося несколько часов, принуждены были покориться (18 сентября). Баденские республиканцы, готовившиеся поддержать движение, были обескуражены этим быстрым поражением; им удалось захватить Лёррах и спуститься через Шварцвальд к Рейнской долине; но при Штауфене они быстро были рассеяны генералом Гофманом. Беспорядки, вспыхнувшие в некоторых городах центра и запада, были подавлены еще легче. Становилось очевидным, что революционная партия теряла почву под ногами; реакционеры, в течение последних месяцев начавшие организовываться, перешли в наступление. Оставив пока в покое Франкфуртский парламент, который с меланхолической вялостью продолжал предаваться академическим дискуссиям, они прежде всего приложили все свои усилия к укреплению правительственной власти в Австрии и в Пруссии. Им было ясно, что с момента, когда они станут господами в Берлине и Вене, Франкфурт окажется в их власти.

Революция в Пруссии. Учредительное собрание, открывшееся в мае в Пруссии, в большинстве своем состояло из умеренных; оно охотно последовало бы указаниям правительства, если бы последнее проявило хоть сколько-нибудь искренности и энергии. Но король уже раскаивался в сделанных им уступках; он не отказался ни от одного из своих предубеждений. В своей ненависти к реформам он опирался на старопрусскую группу — «маленькую, но могущественную партию», которой руководил генерал Герлах и которую энергично поддерживала королева Елизавета. В конце июля в Берлине под руководством Бюлова-Кумерова собрался съезд крупных землевладельцев, ставивший себе задачей защиту интересов дворянства; органом этого «юнкерского парламента» сделалась Новая прусская газета, получившая впоследствии столь громкую известность под именем Крестовой газеты. Вся страна покрылась «прусскими кружками», которые стали центрами реакционных вожделений. Теоретиком этой партии был Шталь, а самыми деятельными и влиятельными ее членами — Бисмарк, Зенфт фон Пильзах, Клейст-Ретцов, президент Людвиг Герлах, Штольберг, Вагенер, Массов, Нибур. Эта партия опиралась на ортодоксальное лютеранство и на Россию. Она охотно помирилась бы с конституционными учреждениями, но при условии, чтобы дворянству принадлежала преобладающая роль. Последовательно сменявшиеся у власти министры Кампгаузен, Ганземан и Пфуль не пользовались симпатией короля; они не могли представить палате ни одного из законов, введения которых она желала. Их бессилие принималось за измену, а поведение короля вынуждало большинство палат искать опоры в демократии. С другой стороны, буржуазия, обманутая в своих ожиданиях, не стала оказывать особого сопротивления радикальной партии, слишком слабой, чтобы захватить власть, но достаточно сильной, чтобы поддерживать шумную уличную агитацию.

Май и первые недели июня ознаменовались различными бурными манифестациями. В ночь с 15 на 16 июня несколько тысяч рабочих напали на арсенал и начали его грабить. Провинция была также неспокойна. В Швейднице бестактность и наглость губернатора привели к волнениям, закончившимся бойней. Палата приняла резолюцию, которой предлагала министерству поставить на вид офицерам, что они обязаны уважать новый конституционный режим, а если совесть им этого не позволяет, пусть выходят в отставку. Король был крайне возмущен этой резолюцией, которую он рассматривал как узурпацию и оскорбление, и с этого момента начал помышлять о государственном перевороте.

Палата требовала предоставления ей прав учредительного собрания, вычеркнула из королевского титула формулу «божиею милостью» и выбрала в председатели лидеров левой — фон Унру и Вальдека. Волнение на улицах росло. Известия из Вены, которая в результате интриги^[46] очутилась в руках революционеров (октябрь) и осаждалась армиями Елачича и Виндивзгреца, довели возбуждение до пароксизма; будущность всей Германии зависела теперь от борьбы, разгоравшейся в Австрии. Родбертус и Вальдек обратились к правительству с Предложением защищать всеми средствами свободу, которая в Вене подвергалась опасности, а народная толпа ринулась к театру, служившему местом заседаний палаты, чтобы поддержать это предложение (31 октября). На следующий день газеты возвестили капитуляцию Вены; тогда «камарилья» добилась от Фридриха-Вильгельма вручения власти его дяде, графу Бранденбургу, сыну Фридриха-Вильгельма II и графини Денгоф. Граф принял назначение из послушания; так как его политический опыт был невелик, ему дали в качестве «корнака»^[47] Мантейфеля.

Мантейфель являлся типичным представителем бюрократической традиции; он не был склонен к насильственным мерам и сумел подавить революцию без пролития крови. Палата протестовала против составления нового министерства (2 ноября); тогда министерство отсрочило ее заседания, а затем созвало ее на 27 ноября в городе Бранденбурге. Большинство палаты отказалось подчиниться этому распоряжению, но не посмело поднять восстание. «Пассивное сопротивление» могло только вызвать смех; народ, который сначала, казалось, готов был защищать собрание, скоро от него отвернулся. Врангель, снова вступивший в Берлин со своими войсками, обезоружил гражданскую гвардию. Средние классы колебались между двумя противоположными чувствами: с одной стороны, они жалели о потерянной свободе, с другой — радовались избавлению от анархии. Левая часть палаты даже делала вид, будто снова хочет начать свою игру в обструкцию. Но это уже всем надоело.

Когда Мантейфель издал декрет о роспуске собрания (5 декабря), этот факт никого не удивил и не возмутил. Правительство поступило очень ловко: оно обнародовало либеральную конституцию, издало ряд законов, которые уничтожали чрезвычайные трибуналы, отменяли феодальный режим и вводили суд присяжных. Дворянство считало себя обойденным, да и сам король долго не решался подписать хартию. Но Мантейфель успокоил их соображением, что «довлеет дневи злоба его». И действительно, когда новая палата обнаружила кое-какие покушения на независимость, она была распущена (27 апреля 1849 г.), и был опубликован новый избирательный закон, вводивший пресловутую трехклассную систему и сохранивший свою силу до революции 1918 года. В каждом округе избиратели первой степени были разделены на три группы, каждая из которых представляла собой плательщиков третьей части налогов и выбирала одинаковое число избирателей второй степени; таким образом, богатым классам предоставлялось решающее влияние на исход выборов; кроме того, так как «свободный народ должен иметь мужество открыто высказывать свое мнение», установлена была устная и открытая баллотировка.

Выбранный на основании этого закона сейм (ландтаг) оказался послушным орудием в руках министерства, и с этого момента реакция пошла полным ходом. Утомленное продолжительной анархией общественное мнение не проявило особой требовательности и утешилось сохранением внешаих парламентских форм. Прусское правительство, обнаружившее больше проницательности, чем венские феодалы, сумело, сохранив в неприкосновенности все прерогативы королевской власти, дать некоторое удовлетворение немецкому либерализму.

Великогерманская и малогерманская партии. Тем временем Франкфуртский парламент вотировал в общих чертах конституцию, значительно ослабившую власть некоторых немецких государей и создавшую достаточно централизованное союзное государство. Теперь перед ним встали важные вопросы, рассмотрение которых до тех пор откладывалось: кому будет вручена центральная власть? какие провинции войдут в новое германское государство?

Тогда правый центр раскрыл свои карты: он хотел вручить управление союзом Пруссии, а так как не подлежало сомнению, что Габсбурги не согласятся признать гегемонию своих соперников, он склонялся к исключению Австрии из состава нового союзного государства, оговариваясь, что оба государства могут быть связаны вечным дипломатическим союзом. Этот план, вполне разумный в принципе, представляет поразительную аналогию с тем, который был осуществлен Висмарком; впрочем, план этот отличался от последнего в том отношении, что предоставлял — не столько юридически, сколько фактически — моральную гегемонию западной и южной Германии и, следовательно, требовал от Пруссии таких жертв, на которые ни прусский король, ни его народ не могли согласиться.

Со своей стороны, правый центр не мог ограничить свои требования, так как в этом случае он был бы оставлен на произвол судьбы либеральными группами, а ему была необходима их поддержка во Франкфурте. Не скрывая от себя всех трудностей положения, он понял, что не может далее отступать, если не желает оказаться в смешном положении. Впрочем, новая политика Австрии не допускала дальнейших отсрочек.

В течение всего лета 1848 года внимание венского двора было отвлечено от германских дел теми войнами, которые вызваны были борьбой наций, объединенных под скипетром Габсбургов, но не слившихся в единый национальный организм.

Однако армия осталась верна австрийскому правительству и привела его к победе. К концу года не все затруднения были, конечно, улажены, но самая грозная опасность миновала: Италия была побеждена, венгерское восстание ослабевало, давая правительству надежду, что уже не долго будет сопротивляться соединенным силам Елачича и Виндишгреца. Революция в Вене была подавлена, парламент, заседания которого были перенесены в Кремниц, не оказывал никакой оппозиции; наконец 2 декабря император Фердинанд I отрекся от престола в пользу своего племянника Франца-Иосифа; последний был молод, свободен от всяких обязательств и имел энергичного и смелого руководителя в лице князя Шварценберга.

Шварценберг, внесший в область дипломатии замашки кавалерийского офицера, допускал лишь такую федеральную реформу, которая превратила бы моральное влияние Австрии, постепенно завоеванное осторожной политикой Меттерниха, в постоянную и бесспорную диктатуру. Его планы, которых он и не скрывал, принудили правый центр откровеннее обнаружить свои намерения. Гагерн заменил в совете министров Шмер-линга и обратился к Франкфуртскому парламенту с просьбой о разрешении начать дипломатические переговоры с Австрией с целью урегулировать ее отношения с Германией. Таким образом, вопрос был поставлен совершенно ясно: в противовес партии прусской, или малогерманской, сформировалась партия великогерманская; несмотря на полное поражение правого центра, было очевидно, что прусская партия представляла уже огромное большинство общественного мнения, так как ей одной удалось уравновесить силы коалиции австрийцев, партикуляристов, ультрамонтанов и радикалов.

Первые вотумы Франкфуртского парламента отличались нерешительным характером, но поведение Шварценберга, планы которого все более раскрывались по мере того, как из Венгрии и Италии приходили все более благоприятные вести, заставило некоторых колебавшихся депутатов снова примкнуть к партии Гагерна. К правому центру присоединилась фракция левой, удовлетворенная теми резолюциями, которые вводили всеобщее избирательное право, предоставляли будущему главе союза лишь право условного veto и придавали, таким образом, конституции демократический характер. 27 марта 1849 года собрание 267 голосами против 263 решило, что управление объединенной Германией будет вручено наследственному императору, а на следующий день 290 голосами избрало императором короля прусского Фридриха-Вильгельма IV. Это большинство было слабым, но для правильной оценки его значения не следует упускать из виду, что меньшинство было усилено голосами нескольких сот австрийских депутатов.

Разгром демократической партии. Председатель Франкфуртского парламента Эдуард Симеон во главе особой депутации немедленно выехал в Берлин, чтобы испросить согласие короля на принятие короны и конституции. Среди окружавших короля лиц немногочисленная, но довольно влиятельная группа, в состав которой входили Бунзен и Радовиц, убеждала его оказать делегатам благосклонный прием; прусский наследный принц, будущий император Вильгельм I, хотя и не чувствовал особенной симпатии к демократическим учениям, сильно поддавался впечатлению широких перспектив, открывавшихся перед династией Гогенцоллернов; сам Мантейфель склонялся к компромиссу: дело шло главным образом о получении императорской короны, а впоследствии можно было придумать средство, чтобы убедить либералов согласиться на какую-нибудь сделку.

Но король был несговорчив. Он желал федеральной реформы, но хотел осуществить ее при содействии Австрии и других государей. «Мне не приходится сказать вам ни «да», ни «нет», — писал он Бунзену, — потому что вы ничего не можете мне предложить. Этот вопрос я должен урегулировать путем переговоров с равными мне; а с демократами разговаривать не приходится: против них можно послать только солдат!» 3 апреля он ответил Симеону, что ценит предложенный ему собранием высокий сан, но что он будет недостоин оказываемого ему доверия, если примет корону без соглашения с государями, которые должны совместно рассмотреть конституцию и обсудить необходимые в ней изменения. Король не отказывался от надежды объединить всю Германию под главенством Пруссии, но отвергал дар, который связал бы его с либералами.

Поведение короля поставило Франкфуртский парламент в самое ложное положение: авторитет его, и без того давно поколебленный, окончательно рушился от этого нового удара. Двадцать восемь государств признали решения парламента, но Ганновер, Вюртемберг, Саксония и Бавария явно заняли по отношению к нему враждебную позицию. Сломить их сопротивление можно было, только обратившись к народу; центр отказался от революционного образа действий, и самые влиятельные его члены покинули собрание, в котором скоро осталась какая-нибудь сотня депутатов, принадлежавших к крайней левой. Прежде они боролись против конституции; теперь же, когда она была отвергнута правительствами, они выступили на ее защиту. Отныне на каюту поставлен был вопрос о самом принципе народного верховенства; если бы радикалы одержали победу, эта победа неизбежно привела бы к провозглашению республики. Их ошибка в том и заключалась, что они не посмели признать это с самого начала. Время для успешной борьбы против реакции уже ушло, а между тем демократическая партия располагала серьезными силами.

Многие неудачи доказали демократической партии необходимость приступить к организации. Наряду с коммунистами, главным органом которых была Новая Рейнская газета Карла Маркса и которые встречались преимущественно в Саксонии, Силезии, Вестфалии и рейнской Пруссии, демократы насчитывали множество сторонников^[48] в великом герцогстве Баденском, Вюртемберге и рейнской Баварии; вся центральная Германия была покрыта сетью мартовских кружков. Умеренные либералы, раздраженные реакционной политикой немецких правительств, нигде не были расположены оказывать этим правительствам действительную поддержку; у мелких государств армия была немногочисленна, и притом тайные общества вели среди солдат пропаганду.

При некоторой решительности левая Франкфуртского парламента, быть может, привлекла бы на свою сторону значительную часть германских государств, кроме Пруссии и Австрии. Вюртембергский король Вильгельм I, столь ревниво относившийся к своим прерогативам, уступил уже разыгравшемуся волнению и признал конституцию; в Мюнхене, Нюрнберге, Вюрцбурге, Мангейме, Гейдельберге, Майнце, Дармштадте и т. д. замечалось глухое брожение; в самой Пруссии демократы внушали правительству очень серьезное беспокойство. Парламентские республиканцы колебались и теряли дорогое время. Они перенесли свои заседания в Штутгарт и дали себя обмануть министру Рёмеру, который разогнал остатки парламента (18 июня 1849 г.). С этого момента революция, лишенная руководства, свелась к ряду отдельных эпизодов.

В Пруссии, где в нескольких местах вспыхнули волнения, министерство легко восстановило порядок и, подавив брожение внутри страны, предоставило свои войска в распоряжение остальных немецких государей. Серьезная борьба имела место только в Саксонии, великом герцогстве Баденском и рейнской Баварии. В Дрездене реакционные министры Бейст и Рабенгорст распустили сейм, потребовавший от них признания конституции; город покрылся баррикадами, король бежал в Кёнигштейн, а руководство обороной. перешло в руки временного правительства; душой восстания был русский, Бакунин. Прусская гвардия овладела городом после двухдневного сражения (9 мая); солдаты, подстрекаемые офицерами, действовали безжалостно.

В великом герцогстве Баденском восстал раштадтский гарнизон (9 мая); пример его увлек большую часть армии, и власть перешла в руки революционного комитета, главными деятелями которого были Брентано, Струве и Фиклер. Вместо того чтобы перейти в решительное наступление, комитет спокойно ждал нападения прусских войск. Командовавший ими принц Вильгельм сначала покорил Баварское курфюршество, затем перешел Рейн у Гермерсгейма и двинулся на инсургентов, которым с другой стороны угрожал генерал Пейкер, стоявший во главе гессенских, меклеибургских, вюртембергских и нассауских полков.

Революционеры, располагавшие 25 000—30 000 солдат неодинакового достоинства, вручили главную команду поляку Мирославскому. Последний был разбит при Вагхейзеле и на берегах Мурга, после чего остатки его армии бежали в Швейцарию, а Раштадт капитулировал (23 июня). Репрессии были ужасны, и с тех пор династия, окруженная атмосферой глухой народной ненависти, искала поддержки за границей. Немецкая демократическая партия не могла оправиться после этого разгрома^[49].

Прусский союз и Готская партия. Победы, одержанные прусской армией, не вплели новых лавров в ее венок, но тем не менее они значительно упрочили положение Фридриха-Вильгельма IV. Он сыграл роль восстановителя порядка и спасителя общества и имел право рассчитывать на признательность государей, спасенных им от гибели. Нотой 28 апреля он пригласил немецких государей на конференцию для обсуждения тех изменений, которые следовало внести во франкфуртскую конституцию. Переговоры начались в Берлине 17 мая. При них присутствовали только представители Австрии, Баварии, Ганновера и Саксонии. В первом же заседании австрийский делегат заявил, что Австрии нечего делать в союзе, проектируемом Пруссией, и удалился; баварский посланник протестовал против избрания единого главы союза. Саксония и Ганновер отнеслись не с большим энтузиазмом к предложениям Фридриха-Вильгельма, но, менее свободные в своих действиях, они вынуждены были делать, как говорится, «веселое лицо при дурной для них игре» и старались только подготовить себе удобную лазейку для отступления.

26 мая они заключили с Пруссией союз на один год и пригласили остальных немецких государей примкнуть к новой федерации, построенной на следующих началах: председательство и руководство дипломатическими и военными делами должно принадлежать исключительно Пруссии, которой будет помогать коллегия, состоящая из шести государей; предложения правительства поступают на обсуждение двух палат: палаты государств, составленной из 160 делегатов от правительств, и палаты депутатов; глава союзного государства может налагать veto на все постановления парламента. До вступления в действие окончательно принятой конституции заведование общими делами поручалось административному совету под председательством Пруссии; разрешение возможных между союзными государствами конфликтов возлагалось на третейский суд.

Не будучи даже пессимистом, можно было с самого начала скептически отнестись к осуществимости столь сложного проекта. Саксонский министр Бейст, не отличавшийся склонностью к самопожертвованию, оговорил для себя право расторгнуть договор, если Бавария станет упорствовать в своей оппозиции; а чувства Максимилиана II в этом отношении не оставляли места для сомнений. Пруссия заранее была предана союзниками, которых она тащила за собой на буксире. Австрия не скрывала своей враждебности. Радовиц предложил Шварценбергу конвенцию, имевшую целью урегулировать на будущее время взаимные отношения Австрии и немецких государств, объединенных под главенством Пруссии. Князь Шварценберг ограничился ответом, что он не может подписать договор с союзным государством, «которое еще не существует и о характере которого нельзя, следовательно, составить определенного мнения»; он категорически отказался обещать, что император не окажет никакого сопротивления развитию этого государства и предоставит Пруссии полную свободу действий; он настаивал на необходимости создать в Германии временную центральную власть. Австрийский кабинет имел перед своим соперником неоспоримое преимущество: он прекрасно знал, чего хочет, и не отступал перед логическими следствиями своих действий; он отнюдь не намерен был добровольно устраниться от германских дел и для защиты своих прав готов был взяться за оружие. Теперь, когда демократия была побеждена, немецкие государи не задумались бы поддержать Австрию, а раздражение против Пруссии, превышающее благоразумие, отдало бы их с головой в руки Габсбургов.

Радовиц, которому Фридрих-Вильгельм поручил руководство германскими делами, не смущался этими затруднениями. Он обладал пылким воображением и был так же оптимистичен, как и сам король; умея хорошо говорить, он упивался собственными аргументами и никогда не терял надежды убедить своих противников. Это был двоедушный человек, под маской математической точности скрывавший пустоту своих туманных и неустойчивых воззрений. Он пользовался затруднительным положением Австрии.

Шварценберг, любивший прихвастнуть, очутился бы в несколько неловком положении, если бы кто-нибудь вздумал серьезно отнестись к его бахвальству. Монархия сильно пострадала от недавнего кризиса; Пьемонт сохранял угрожающее положение; венгерское восстание отразило все атаки имперских войск, и для подавления его Франц-Иосиф принужден был обратиться к помощи русской армии. Судьба, которая в эти годы не переставала улыбаться Пруссии, доставила ей последний случай подчинить себе Германию. Во всяком случае судьба предоставляла Пруссии возможность выйти с честью и выгодой из ложного положения, в которое поставил ее и честолюбивый и в то же время трусливый король.

Сторонники германского объединения принимали поставленные им условия без возражений. Они надеялись утвердить единство, но горький опыт заставил их ограничить свои желания и умерить требования, лишь бы было создано правительство, достаточно сильное, чтобы обеспечить стране почетное положение среди других держав; к мелочам они не придирались. У этих профессоров и чиновников идея государства брала верх над стремлениями к свободе. Главные вожди бывшего правого центра — Гагерн, Дальман, Мати, Гергенган — созвали своих сторонников на съезд в Готу с целью обсудить вопрос, какой тактики следует держаться ввиду сделанных Пруссией предложений. На это приглашение отозвалось 150 депутатов. Некоторые из них с горечью указывали на недостатки конституции, которую Фридрих-Вильгельм предлагал Германии, и на то недоверие, которое вызывали люди, сначала всячески мешавшие деятельности народного парламента, а теперь выступавшие в роли творцов национального единства.

Против этих доводов трудно было возражать, и Гагерн, Беккерат или Яков Гримм даже не пытались этого делать. Они только старались доказать наличие смягчающих вину обстоятельств: положение, говорили они, крайне серьезное; можно опасаться, что Германии предстоит полное возвращение к тому жалкому политическому состоянию, которое существовало до революции; следует спешить, пока у Австрии еще связаны руки; прусские министры, если бы даже их убеждения были неустойчивы, все равно были бы увлечены своими приверженцами и оказались бы пленниками собственных побед. Отказаться принять объединение из рук монархов значило бы совершить такую же ошибку, какую сделали монархи, отказавшись принять его из рук народа.

После страстных дебатов 130 депутатов заявили, что, «убежденные по прежнему в том, что национальное собрание действовало сообразно положению вещей в Германии, когда вотировало конституцию 28 марта, они тем не менее признают невозможность практического применения этой конституции» и готовы оказать содействие тем государям, которые попытаются осуществить объединение Германии иными средствами (28 июня). С этого времени сторонники национального объединения Германии получили название» Готской партии; забыв, с какой бесцеремонностью Пруссия пренебрегла их предложениями, они отдавали себя со связанными руками и ногами во власть прусской монархии.

Не желая преувеличивать значения этой декларации, мы должны признать, что она имела некоторое влияние на решения мелких владетельных князей: многие из них уже давно прислушивались к тому, что говорится в Берлине; другие были слишком слабы, чтобы сопротивляться общественному мнению; некоторые, наконец, ничуть не дорожили принадлежавшей им хрупкой и незначительной властью. Двадцать девять государств, признавших франкфуртскую конституцию, примкнули к Прусскому союзу, охватившему с тех пор всю Германию, кроме Австрии, Баварии, Вюртемберга, Люксембурга, Гессен-Гомбурга и княжества Лихтенштейн. Но прусский король не сумел воспользоваться счастливым поворотом судьбы. Вскоре события показали, как проницательны были депутаты, составлявшие меньшинство на Готском съезде, когда они отказывались верить в энергию и искренность людей, взявших в свои руки направление германской политики.

Австрия не признавала за всеми этими государями права отдавать свою судьбу в руки Пруссии. Только война могла принудить ее отказаться от своих прежних прав, но Фридрих-Вильгельм с ужасом отступал перед этой грозной перспективой, не столько по трусости и душевному ничтожеству, сколько потому, что видел в такой войне своего рода братоубийство. Он не слишком дорожил делом рук своих; Герлах и старопрусская партия настоятельно говорили ему о затруднениях, а, быть может, и об опасностях, которые отсюда вытекали. По их мнению, правительству предстоит достаточно возни с прусским парламентом (т. е. ландтагом) и не имеет смысла ставить себя под контроль еще нового собрания: оно только стеснило бы королевскую политику. Небольшое увеличение сил, которые мог бы дать Пруссии этот союз, было бы в значительной степени парализовано усложнением правительственного механизма, возникновением внутренних трений и нескончаемых споров. Эти аргументы отвечали тайным соображениям короля; тем не менее он не решался расстаться со своими мистическими проектами. Он ждал чуда, которое заставило бы его соперников раскаяться и покориться; но, к несчастью, Шварценберг не был так сентиментален и мягок, как либералы Франкфуртского парламента, и Пруссия мало-помалу заходила в тупик, выбраться из которого можно было лишь путем опасной войны или унизительного отступления.

Распад Прусского союза. Все лето 1849 года король оставался инертным, и его нерешительность привела к тому, что он потерял всякое влияние. Скорее покорно, чем с энтузиазмом, общественное мнение приняло то, что ему было предложено; поведение Фридриха-Вильгельма разочаровало самых пылких оптимистов. За последние два года общество быстро переходило от одной надежды к другой; теперь оно уже больше ничего не ожидало. Поскольку необходимо было возвращение к старому порядку, всем хотелось как можно скорее покончить с этим невыносимым положением. Делали только покоя. У государей были развязаны руки, и все те, кто примкнул к союзу только из страха перед радикалами или перед Пруссией, увидели, что они дрожали перед призраками; убедившись же в этом, они решили сбросить свои цепи.

Фридрих-Вильгельм, казалось, сам приглашал их к этому. Он был женат на сестре эрцгерцогини Софии, матери Франца-Иосифа; его жена чувствовала к своему племяннику материнскую любовь. Эти семейные отношения всегда имели сильное влияние на чувствительную душу короля; во время свидания в Пильнице (сентябрь 1849 г.) его легко, убедили подписать соглашение (interim), по которому Пруссия и Австрия брали на себя руководство общими делами Германии до 1 мая 1850 года. Он видел в этом соглашении лишь удобный путь для спокойной подготовки реформы Германского союза; Австрия же, наоборот, делала этим актом первый шаг к восстановлению старого Франкфуртского сейма.

Это прекрасно поняли и народ и государи: венское правительство порывало с революцией и не признавало никаких легальных основ, кроме трактатов 1815 года. Временно ослабевшие партикуляристские тенденции возродились теперь с новой силой, так как успех стал казаться более вероятным. Когда административный совет Прусского союза предложил созвать избирателей для избрания депутатов в давно обещанный парламент, Ганновер и Саксония бурно запротестовали, а так как совет не обратил на их протест внимания, то оба короля отозвали своих посланников; Австрия оказала им энергичную поддержку. 27 февраля 1850 года Саксония подписала с Баварией и Вюртембергом договор четырех королей. Хотя Ганновер официально и не примкнул к этому союзу, но истинные его намерения не подлежали сомнению; в силу этого договора Германский союз должен был управляться директорией из семи членов (Пруссия, Австрия, четыре указанных королевства и оба Гессена), при которой должен был состоять парламент из 300 депутатов, поровну избираемых Австрией, Пруссией и остальной Германией. Австрия немедленно приняла предложение Баварии и Саксонии и только потребовала, чтобы в состав реорганизованной Германии входили все ее провинции. Это было окончательным крушением прусских надежд. Отданная во власть коалиции своих противников, Пруссия в известном смысле перестала существовать в качестве независимой державы; ей предлагали расходовать силы на укрепление собственной соперницы.

Принц Луи-Наполеон, искавший в то время союзников, послал в Берлин своего наперсника Персиньи, с тем чтобы нащупать почву и завязать там связи. Наполовину немец, дружественно расположенный к стране, где он провел часть молодости, Персиньи ничего не имел против того, чтобы Пруссия округлила свою территорию; он предлагал ей поддержать ее проекты за небольшое «вознаграждение», например за Ландау. В качестве импровизированного дипломата Персиньи, в котором было больше пылкости, чем проницательности, внес в свои предложения некоторую нескромность, что крайне возмутило Фридриха-Вильгельма. Последний был еще слишком проникнут воспоминаниями о Священном союзе, и Франция оставалась в его глазах наследственным врагом; мысль о том, что разрыв с Австрией может толкнуть его в объятия принца-президента, еще сильнее побуждала его к примирительной политике. Однако вызывающее поведение Баварии и Саксонии резко задевало самолюбие Фридриха-

Вильгельма, и Радовицу удалось добиться от него согласия на принятие двух мер, на которые до сих пор он не решался.

Несмотря на требования прусского ландтага, Фридрих-Вильгельм в течение нескольких месяцев оттягивал окончательное утверждение дарованной им конституции, которая была, по его мнению, слишком окрашена радикализмом. Либеральное меньшинство больше с мужеством, чем с успехом, старалось спасти некоторые завоевания мартовских дней; постепенно ему пришлось отказаться от свободы печати, от присяги солдат хартии, от права отменять существующие уже налоги; правительство было уполномочено издавать указы, имеющие силу закона. Но всех этих уступок было еще недостаточно: король потребовал пересмотра пятнадцати статей; парламент подчинился и на этот раз. Тем не менее, он, быть может, не получил бы награды за свое смирение, не случись осложнений во внешней политике. В предвидении внешнего конфликта правительство благоразумно рассчитало, что не следует восстанавливать против себя народ.

Не без огорчения решился Фридрих-Вильгельм присягнуть конституции; в сущности говоря, палата была теперь просто совещательным учреждением, и король мог быть уверен, что неопределенный и далекий контроль такого парламента не угрожает его власти никакой опасностью. Тем не менее совесть короля была неспокойна, и совершавшаяся в его душе внутренняя борьба ясно выразилась в произнесенной им речи: «Я и мой дом, — сказал он, — мы хотим служить господу богу. Сегодня я в первый и последний раз выступаю перед депутатами страны, не прикрытый ответственностью моих советников, а единолично, как человек чести, который хочет дать то, что у него есть самого дорогого, хочет дать свое слово, произнести свое решительное и обдуманное «да». Конституция родилась в такую годину, которую преданность грядущих поколений захочет смыть слезами и вычеркнуть из истории Пруссии, и на всех частях ее лежит клеймо ее происхождения. Но в том исправленном виде, который она получила в настоящее время, я могу присягнуть ей на верность; я могу это сделать в надежде, что мне дадут возможность управлять на ее основании, что верность народная окажет мне поддержку против злонамеренных людей, которые пожелают прикрыть свою испорченность свободой, дарованной королем, и смотреть на эту хартию как на устранение божественного провидения» (6 февраля 1850 г.).

Одной из отличительных черт характера Фридриха-Вильгельма было его исключительное упрямство; на него не действовали ни сов. еты, ни логика событий; если он иногда и откладывал осуществление своих планов, то никогда окончательно от них не отказывался. В тот самый момент, когда он присягал на верность конституции, он уже помышлял о дальнейшем ее изменении, причем не без основания рассчитывал на тупую покорность своих подданных и на их Почти безграничную угодливость. Он отказался по крайней мере от мысли о восстановлении чистого абсолютизма, а при бессилии и безнадежном положении немецких либералов им достаточно было самой слабой надежды на лучшее будущее, чтобы они все-таки отдавали предпочтение Пруссии.

В это время в государствах, объединенных под гегемонией Пруссии, состоялись наконец так долго откладывавшиеся выборы. Парламент собрался в Эрфурте 20 марта. Это было зрелище одновременно и трогательное и комическое, — самоотречение Депутатов, которые старались предупредить все фантазии избранного ими государя, чтобы убедить его принять их в число своих подданных. Большинство депутатов принадлежало к Готской партии; они были «больше роялистами, чем сам король», и в данном случае слова эти следует понимать в буквальном смысле. Им предложено было внести в конституцию 26 мая 1849 года некоторые изменения, обусловленные отпадением от союза Саксонии и Ганновера; слово «конфедерация» было заменено словом «союз»; коллегия государей была сокращена до пяти членов. Ни на одно предложение депутаты не возразили ни слова. Скоро они заметили, что их излишняя услужливость не нравится и что покорность их рассматривается как бестактность. Король хотел, чтобы они изменили основную хартию. Но в каком смысле, в каком пункте? Решение этих вопросов предоставлено было их собственной догадливости. Радовиц предупредил их, что чрезмерным усердием» они рискуют скомпрометировать все дело, а затем погрузился в молчание оракула.

Собрание пустилось на хитрости; оно решило принять сначала конституцию целиком (чтобы создать таким образом «совершившийся факт» и окончательно привязать Фридриха-Вильгельма к союзу), а затем рекомендовать правительствам принять ряд предложенных поправок. При всем том собранию не удалось удовлетворить короля, оно разошлось с печальным сознанием, что было одурачено комедией, к которой никто серьезно не относился, и с чувством сожаления о том, что принесло свои убеждения в жертву королю, который даже не догадывался о горечи этой жертвы и уже решил столковаться с Австрией.

Нашлись горячие головы, которые хотели довести начатое, дело до конца, в том числе князь Эрнст Саксен-Кобургский. Он играл до известной степени роль мухи, помогавшей (в басне) тащить телегу, и возбуждал к себе подозрительное отношение Елизаветы и партии Крестовой газеты, прекрасно знавшей слабые стороны короля, который легко увлекался фантастическими планами. Чтобы вырвать короля из-под влияния окружавших его «старопруссаков», князь предложил ему созвать входивших в союз государей на съезд в Готу. Этот план способен был вскружить романтическую голову Фридриха-Вильгельма: среди этого кортежа государей он мог бы вообразить, что возродилась эра Гогенштауфенов и, может быть, удалось бы добиться от него заявления, от которого оп не мог бы отказаться. Королева вместе с камарильей отпарировала этот удар; съезд состоялся, но не в Готе, а в Берлине (май 1850 г.), и с этого момента потерял всякое значение. Под более или менее благовидными предлогами введение в действие конституции союза было снова отложено; теперь никто уже не строил себе иллюзий относительно близкого будущего, а большинство членов выжидало только удобного повода, чтобы снова отдаться под покровительство Австрии.

Теперь у Шварценберга руки были развязаны; 13 августа 1849 года Гёргей сложил оружие при Виллагоше, а 27 сентября капитуляция Клацки при Коморне ознаменовала конец венгерского восстания. Венеция была покорена (август), туринский парламент утвердил мирный договор, заключенный Виктором-Эммануилом (декабрь). Италия лежала у ног Ра-децкого. Эти быстрые успехи несколько опьянили австрийских государственных деятелей, и они готовились расправиться с Пруссией так, как они расправились с Пьемонтом.

Кризис. Прежде чем произвести на союз решительную атаку, Шварценберг занялся его расшатыванием: он настаивал на отречении великого герцога Баденского, который связал себя по отношению к Пруссии слишком определенными обязательствами. Шварценберг поддерживал мекленбургское рыцарство против его монарха, предлагал свою поддержку гессенскому курфюрсту, который согласился на предложение Фридриха-Вильгельма только после самого упорного сопротивления и давно уже собирался порвать с союзом. Вюртембергский король Вильгельм I, уверенный в поддержке Гофбурга^[50], объявил объединение Германии опасной химерой, а союз 26 мая 1849 года — новым Зопдербундом и самоубийством Германии.

Когда общественное мнение оказалось достаточно подготовленным, Шварценберг раскрыл свои карты и 26 апреля 1850 года пригласил немецкие правительства прислать во Франкфурт своих представителей, чтобы заменить временную австро-прусскую комиссию, полномочия которой истекали. Восстановив таким образом собственной властью старый союзный сейм, он послал Фридриху-Вильгельму угрожающий ультиматум. Если Пруссия не хотела идти на опасный конфликт, у нее оставался один лишь выход: скромно занять свое прежнее место среди остальных союзных государств, озлобленных ее честолюбивыми проектами и готовых нагло издеваться над ее отступлением. Вся Германия разделилась на два лагеря: с одной стороны сторонники Пруссии, с другой — все те, кто не желал подчиниться ее гегемонии.

10 мая 1850 года при открытии сейма представлены были только четыре упомянутых королевства, Гессен-Гомбург и Люксембург; но скоро ряды прусских союзников поредели вследствие измены: оба Гессена, Шаумбург и Стрелиц. послали своих делегатов во Франкфурт. Не обращая внимания на протест Фридриха-Вильгельма, председатель заявил (2 сентября), что сейм учрежден правильно и что решения его обязательны для всех членов союза. Прусский король поднял брошенпую перчатку и назначил Радовица министром иностранных дел. Он упустил удобный момент для получения некоторых уступок и теперь упорствовал уже из нелепого самолюбия. Герлах и Бисмарк старались ему растолковать, что нет смысла итти на риск страшной войны для сохранения под своим влиянием дюжины мелких государей, неспособных оказать ему никакой реальной помощи и неизбежно являвшихся его вассалами не в силу специальных договоров, а по самой сущности вещей. Король не возражал на эти доводы и решился не итти до конца. Но ему было крайне тяжело отказаться от всех своих планов, и его. честолюбие было очень упорным, особенно благодаря убеждению, что его честолюбивые вожделения вызываются преданностью интересам отечества. Прусский король не усматривал никакого неудобства в дальнейшем сопротивлении, так как полагал, что Шварценберг, как и он сам, с ужасом отступит перед перспективой междоусобной войны; он упорно закрывал глаза на Очевидность, отказывалс. я признать, что прусские проекты, в какой бы форме он их ни выставлял, угрожают австрийскому влиянию в Германии, и каждый раз придумывал новые туманные и неосуществимые планы.

Фридриха-Вильгельма считали лицемером; правильнее было бы сказать, что он обманывал самого себя, что он находил удовольствие в ложных положениях и сумбурных мыслях и что ему никак не удавалось примирить свою совесть с унаследованной от предков алчностью. Несмотря на свет, пролитый на характер Фридриха-Вильгельма его корреспонденцией и свидетельствами некоторых близких к нему лиц, как Бунзен, Герлах, Реймопт и Ранке, историк с недоумением останавливается перед этой загадочной и неопределенной личностью. Не следует, во всяком случае, удивляться, что он вызывал ожесточение своих противников.

Второстепенные дворы толкали Шварценберга вперед; в Мюнхене и Дрездене Пфордтен и Бейст замышляли широкие планы. Изречение, которое приписывается князю Шварценбергу: «следует сначала унизить Пруссию, а затем ее уничтожить», быть может, не совсем верно; но это изречение во всяком случае точно выражало заветную мечту мелких государей. Им улыбалась мысль сбить спесь с этой «выскочки» среди других государств (Пруссии), которая в продолжение целого столетия отодвигала их на задний план, и вычеркнуть гогенцоллернский эпизод из истории Германии. Австрийские войска сосредоточивались в Чехии, а Максимилиан II усиливал наличный состав своей армии. В Брегенце, на берегу Констанцского озера, состоялось свидание между ним, Вильгельмом I и Францем-Иосифом. «Я старый солдат, — заявил вюртембергский король, — и не люблю фраз. Достаточно сказать, что я готов исполнить приказания своего императора, куда бы он меня ни послал». Франц-Иосиф на это ответил, что с такими товарищами никакой противник ему не страшен (октябрь 1850 г.).

В действительности, Шварценберг далеко не был спокоен. Правда, слишком продолжительный период мира ослабил прусскую армию; чрезмерная бережливость Фридриха-Вильгельма III, а также небрежное и причудливое ведение дел при его преемнике привели к отрицательным результатам: генералы были слишком стары, кадры — крайне немногочисленны, а солдаты, состоявшие на действительной службе не свыше двух лет, не всегда были достаточно обучены. Недостатки военной организации, которые с особенной яркостью обнаружились только во время событий 1848–1850 годов, составляли предмет серьезной заботы военного начальства. Однако эти недостатки были не настолько велики, чтобы помешать прусскому наследному принцу Вильгельму, человеку уже не молодому, не увлекающемуся и прекрасно знакомому с военными вопросами, считать победу над Австрией возможной. Вильгельм рассчитывал на патриотизм возбужденного населения. Венский двор прекрасно понимал, что предстоящая война далеко не будет победным шествием, как это воображал Бейст. Значительная часть австрийской армии оставалась е Италии, а отозвать эти войска правительство не решалось из страха вызвать новое восстание. В расквартированных в Чехии дивизиях процент венгров был довольно высок, а преданность их была сомнительна; политика Стадиона и Баха восстановила против правительства все национальности; казна была пуста, кредит почти не существовал. При таких условиях Австрия могла надеяться па победу только в случае решительной помощи со стороны России.

В это время царь Николай I пользовался в Европе авторитетом, далеко превосходившим его действительные силы. Революционный поток бессильно остановился у пределов его империи, а его престиж возрос пропорционально падению престижа остальных монархов: он спас Австрию; к нему обращались взоры всех людей, напуганных революцией. Как это часто бывает, личные чувства Николая обострились под влиянием ненависти и надежд, возносившихся к его трону, и он стал рисоваться своими убеждениями. Царю нравилась роль защитника законности и порядка. Он строго осудил заигрывания своего шурина (прусского короля) с революцией и одно время помышлял даже силой освободить его от «интриг либералов». Когда однажды генерал Дона, присутствовавший на русских маневрах, поздравил Николая с прекрасным состоянием войск, царь быстро возразил: «Они вам нравятся. Так я вам их даю. Возьмите их, идите на Берлин и освободите короля». Дона, несколько смущенный, холодно ответил, что прусский офицер исполняет только приказания своего государя.

Политика Радовица не рассеяла, конечно, неудовольствия Николая против коварных и нерешительных действий берлинского кабинета; но от этого неудовольствия было еще далеко до открытого разрыва. Царь чувствовал искреннюю симпатию к Фридриху-Вильгельму. В августе 1850 года Николай приехал в Берлин, и взаимные отношения обоих дворов, по крайней мере наружно, получили характер прежней сердечности. Король оказал Николаю почтение, к которому тот был чрезвычайно чувствителен.

По истечении заключенного в Мальме перемирия военные действия в герцогствах возобновились (апрель 1849 г.); при этом пруссаки сначала отбросили датские войска в ряде сражений; но на границе Ютландии они остановились, и осаждавшие Фредерицию инсургенты, захваченные датчанами врасплох (июль), потерпели полное поражение. Европейские державы снова вмешались и принудили воюющие стороны заключить перемирие. После долгих переговоров Фридрйх-Вильгельм подписал с Данией договор, но которому восстановилось status quo ante helium (2 июля 1850 г.), но статьи договора были составлены очень двусмысленно, и Пруссия сохраняла возможность создать, при желании, новый конфликт. Царь, страстно, желавший восстановления порядка. в герцогствах, чувствовал тем не менее признательность к Фридриху-Вильгельму за оказанное ему уважение и возмущался теми препятствиями, которые чинил в этом вопросе сейм.

Шварценберг был крайне встревожен и сделал Пруссии выгодные предложения, которые сводились к следующему: исполнительная власть в союзе будет принадлежать обеим крупным немецким державам; председательство в сейме принадлежит поочередно им обеим; австрийский император признает Прусский союз, ограниченный территорией северной Германии. Но это примирительное настроение продолжалось недолго; во время свидания с Нессельроде в Ишле Шварцен-бергу удалось вернуть себе расположение царя присоединением к Лондонскому протоколу (2 августа 1850 г.), по которому Франция, Англия, Россия и Швеция гарантировали неприкосновенность Дании, в то время как Фридрих-Вильгельм снова восстановил против себя Россию.

В то время курфюршество Гессенское управлялось курфюрстом Фридрихом-Вильгельмом I, которого Радовиц сравнивал с Калигулой; это было преувеличением. Курфюрст был просто маленьким тираном, озлобленным мизантропом, сварливым и грубым; его женитьба на разведенной жене капитана, особе сомнительной репутации, графине Шаумбург, поставила его в двусмысленное положение, от которого он сильно страдал. Его дети не могли ему наследовать; ему хотелось, по крайней мере, обеспечить их в материальном отношении, но конституция подчиняла финансовое управление строгому контролю парламента; чтобы избавиться от этого контроля, он начал подготовлять государственный переворот, но тут подоспела революция. Когда прошел первый испуг, курфюрст Берну лея к своему первоначальному плану и пригласил в министерство Гассенпфлуга, бессовестного честолюбца, который перед тем принужден был оставить свое о отечество и искать, счастья в Пруссии (февраль 1850 г.),

Гассенпфлуг сознательно провоцировал конфликт с палатами и отказался представить им бюджет. Гессенны — народ упорный и сутяжный; либералы, которые имели все основания не доверять своим государям, очень ловко в свое время составили конституцию. Курфюрст приказал чиновникам взимать налоги, несмотря на отказ парламента; суды запретили им это делать, чиновники повиновались. Тогда курфюрст прибег к военной экзекуции, после чего 241 офицер подали в отставку.

Фридрих-Вильгельм Гессенский поспешил во Франкфурт, чтобы просить у Германского союза помощи против своих подданных; его просьба была немедленно принята, и австро-баварский корпус готовился уже вступить в гессенские пределы. Но Радовиц решительно протестовал. Пруссия не признавала Франкфуртского сейма, а, следовательно, не считала его в праве принимать законные резолюции, главным же образом она не считала возможным допустить вступление австрийской армии в область, географически и исторически связанную с прусской политикой, и позволить чужеземным батальонам водвориться в самом сердце монархии, между рейнскими провинциями и столицей.

Спор обострился еще вопросом о Голштинии. Инсургенты, официально оставленные Пруссией на произвол судьбы, отказались подчиниться; статья 4 Берлинского трактата позволяла Дании «требовать вмешательства Германского союза для восстановления своей законной власти в. герцогстве». Австрия обещала Дании содействие, тогда как берлинское правительство, не решаясь открыто принять сторону бунтовщиков, придумывало формальные препятствия, дававшие инсургентам возможность продолжать сопротивление.

Николай был крайне недоволен; граф Бранденбург поехал в Варшаву, чтобы постараться его успокоить. Зибель, который при составлении своей «Истории основания Германской империи» имел возможность пользоваться берлинскими архивами, доказал необоснованность легенды, представляющей этого министра искупительной жертвой королевской слабости, умирающим с горя при виде унижения своего отечества.

Принимая условия, поставленные ему царем, Бранденбург не приносил никакой жертвы. Он чувствовал к голштинцам или гессенцам не больше симпатии, чем сам король, и не придавал никакого значения Прусскому союзу» в который входила лишь горсть мелких князьков; рисковать войной из-за каких-нибудь формальностей, да притом еще при самых неблагоприятных условиях, он считал бы абсурдом. Но, что бы ни говорил Зибель, нельзя отрицать, что такое подчинение приказаниям иностранного государя было несколько унизительно. Несомненно, что для Пруссии выгоднее было столковаться непосредственно с Шварценбергом несколькими месяцами раньше.

У царя не было никаких оснований для личной неприязни к Бранденбургу, и весьма вероятно, что он старался ослабить горечь положения, в которое попал прусский министр; он не хотел придавать делу особой огласки, но ясно дал понять, что если Пруссия будет по прежнему косвенно поддерживать голштинских или гессепских революционеров, он не поколеблется поддержать Австрию. Таким образом, царь фактически требовал от Пруссии признания Франкфуртского сейма и принуждал Фридриха-Вильгельма отказаться от своих проектов относительно Германии. Франц-Иосиф прибыл в Варшаву со своим министром; уверенные в расположении России, они проявили полную несговорчивость по всем существенным пунктам (28 октября 1850 г.), и Бранденбург выехал обратно в Берлин, чтобы убедить своих коллег и короля согласиться на уступки, которые, по его мнению, необходимо было сделать.

В Берлине господствовало сильное возбуждение. Радовиц готов был на полный разрыв; Фридрих-Вильгельм искал среднего пути: он хотел соблюсти достоинство и свалить на своих министров ответственность за эти тягостные решения; даже в этот момент он не относился серьезно к угрозам Шварценберга, обманывал себя относительно настроения царя, надеялся утомить своих противников и вырвать у них некоторые уступки. Но этот упрямый оптимизм должен был привести только к более громкому поражению. Бранденбургу не стоило труда доказать, что раз решено принять в основных пунктах условия Австрии, то нет уже смысла ставить на карту существование монархии из-за формальностей и самолюбия.

В заседании совета 2 ноября большинство, несмотря на энергичное сопротивление наследного принца, отклонило мобилизацию и приняло проект ноты ГОварценбергу, составленной в крайне примирительных тонах. Пруссия отказывалась от Прусского союза и в принципе не противилась федеральной экзекуции в Гессене, настаивая лишь на известных гарантиях. Прусский король, с несвойственной ему конституционной корректностью, которая в уме его не исключала мысли О возможности нового переворота, склонился перед решением большинства. Радовиц подал в отставку, а Бранденбург удалился, чтобы составить ноту. Волнения и утомление последних дней расшатали его здоровье; состояние его быстро ухудшалось; он впал в беспамятство и умер, не приходя в сознание (6 ноября 1850 г.).

Ольмюцское унижение. Трагическая смерть Бранденбурга усилила общественное волнение и произвела, по видимому, некоторое впечатление на короля; он усмотрел в ней перст божий и вернулся к своим воинственным проектам. Согласно обычной своей тактике он старался отвоевать шаг за шагом потерянную, почву; прусские войска стояли по прежнему в Гессене лицом к лицу с армией Германского союза и преграждали ей дорогу. Таким образом, никогда разрыв не казался более вероятным, чем в тот момент, когда спорящие стороны пришли к соглашению относительно большей части спорных пунктов (ноябрь 1850 г.).

Шварценберг лишь в целях самозащиты согласился на компромисс, который оставлял все в прежнем положении и давал Пруссии возможность вернуться при первом случае к своим проектам. Министры мелких дворов, в особенности Бейст, толкали его к более решительным действиям; противоречивая политика берлинского кабинета, украшавшего цветами, дружественных протестов и смиренных просьб свое непобедимое упорство, окончательно вывела его из терпения. Впрочем, он был уверен, что в решительный момент Фридрих-Вильгельм отступит, а потому не имел основания с ним церемониться. Его ноты становились все более высокомерными и настойчивыми; он подкреплял их передвижением военных сил.

Ввиду деятельного вооружения Австрии и шумливой воинственности Баварии и Саксонии Мантейфель, сделавшийся после смерти Бранденбурга председателем прусского кабинета, отдал приказ о мобилизации армии, заявив, что он не преследует никаких враждебных намерений. Шварценберг, у которого уже не оставалось никаких сомнений, начал теперь действовать решительнее и потребовал от Фридриха-Вильгельма свободного пропуска для союзных войск в Гессен. Грёбену, командовавшему войсками в Гессене, были даны самые мирные инструкции «ввиду уважения, которое прусское правительство должно оказать правительству русскому». Ему не удалось предупредить небольшой стычки при Бронцелле (8 ноября); но офицеры поспешили прекратить сражение, а крайне взволнованный Мантейфель не замедлил дать Шварценбергу убедительные доказательства своего расположения; он заявил тем государям, которые остались верны Пруссии, что последняя отказывается от своих объединительных проектов, и высказал сожаление по поводу стычки при Бронцелле.

«Мы добились полной победы, — писал Прокещ-Остен, австрийский посланник в Берлине. — Здешнее правительство находится в самом затруднительном положении; его фиаско настолько колоссально, что притворство никого не обманывает». Но даже в этот момент король, «самым настойчивым образом просивший Шварценберга дать ему возможность явиться перед палатами», оговаривал свои права и обратился к прусскому парламенту с воинственным посланием: «он никому не угрожал, но требовал такого устройства Германии, которое соответствовало бы положению Пруссии среди остальных держав». Доведенный до крайности и увлекаемый своими союзниками, Шварценберг ответил ультиматумом, в котором заявил, что экзекуционный корпус дольше. ждать не может, и спрашивал, дан ли Грёбену приказ очистить ему дорогу.

Шварценберг требовал ответа. через сорок восемь часов. Припертый к стене король приказал Мантейфелю попросить у Шварценберга свидания, а так как последний, справедливо видевший в этой конференции лишь новую попытку промедления, не спешил дать согласия на свидание и не торопился отвечать на получаемые из Берлина депеши, то прусский министр по приказу своего повелителя отправился наудачу в Ольмюц; здесь он и встретился с князем Шварценбергом, приехавшим сюда против своей воли по требованию Франца-Иосифа (28 ноября). Посол Фридриха-Вильгельма находился в невыгодном положении для ведения переговоров, и продиктованные ему условия не были почетными: Пруссия не должна была оказывать никакого сопротивления союзной экзекуции в Гессене; она обязывалась не оказывать поддержки революционному правительству Голштинии и перевести свою армию на мирное положение. В награду за эти уступки Пруссии было обещано созвать в Дрездене конференцию для обсуждения реформы Германского союза.

Ольмюцское соглашение (29 ноября) вызвало в Пруссии взрыв яростного негодования. «Новая Пруссия похоронена», писала жена наследного принца, принцесса Августа. «В нашей истории нельзя найти ничего подобного, — писал Бунзену граф Пурталес. — Во всем этом есть нечто столь подавляющее, что я никак не могу подобрать подходящего выражения». Повсюду говорили о новой Иене. «Неудача какого-нибудь плана всегда связана с неприятным чувством, — сказал Мантейфель в прусском парламенте, — но на сильных и на слабых людей она производит неодинаковое впечатление. Сильный человек отступает на один шаг, по не упускает; из виду конечной цели и старается отыскать другие средства для ее достижения». Но эти неопределенные утешения не убедили большинство, и пришлось отсрочить заседания палаты.

Старопрусская партия легче примирилась с этой неудачей, которая закрепляла поражение революции. «Прусская армия, — отвечал Бисмарк ораторам, нападавшим на Ольмюцский договор, — не нуждается в представлении новых доказательств своего мужества. Честь Пруссии не требует, я в этом уверен, чтобы она играла в Германии роль Дон-Кихота». Что же касается короля, то он был чрезвычайно доволен возобновлением дружественных отношений с венским двором и продолжал взирать на будущее с доверием. Князь Шварценберг, огорченный тем, что из рук его ускользнула верная, как ему казалось, победа, нисколько не щадил его иллюзий, и тон его депеш отнюдь не отличался примирительным духом: «Все официальные объяснения газет производят жалкое впечатление, — писал он 19 декабря. — В них нет ни искренности, ни честности, и все сводится к хотению и не хотению, возможности и невозможности… Если в Берлине будут продолжать разговаривать на различных языках, говорить направо одно, а налево другое, то скоро обнаружится, что установившееся согласие носит чисто внешний характер». Далее Шварценберг резко напал на слова Мантейфеля, который пытался ослабить дурное впечатление, произведенное Ольмюцским договором: «Австрия, — говорил он в оглашенном циркуляре к своим агентам, — хотела показать, что ей претит воспользоваться своими громадными преимуществами для унижения Пруссии, но она ничем не пожертвовала ни для своей политики в Германском союзе, ни для политики своих союзников»; затем он сообщал о растерянности, господствовавшей при прусском дворе, о «сумасшедших депешах» Мантейфеля, о его поспешном отъезде на конференцию, добиться которой он не надеялся: «Император, мой августейший повелитель, не счел возможным отвергнуть столь скромно формулированную просьбу».

Дрезденская конференция и возвращение к старому порядку. Эти бестактные выходки нельзя объяснить одним деспотическим характером австрийского министра; он испытывал потребность щеголять своей победой, потому что чувствовал ее неполноту и непрочность. Пруссия, принужденная отказаться от своих проектов, избежала катастрофы и осталась довольно сильной, чтобы внушать уважение врагам; мелкие государи, восстановленные против Шварценберга, которого они упрекали в том, что он помешал им удовлетворить чувство мести, скоро вернулись к своей прежней политике колебания между Пруссией и Австрией; все их планы сводились теперь лишь к тому, чтобы установить между обеими великими державами равновесие, которое бы обеспечивало независимость маленьких германских держав.

На Дрезденской конференции (23 декабря 1850 г.) эти мелкие государи инстинктивно сгруппировались вокруг прусского делегата Альвенслебена, который требовал полного возвращения к условиям прежнего союза. Шварценберг предлагал учредить исполнительную директорию с довольно широкими полномочиями, в которой Австрия рассчитывала бы с уверенностью на большинство; он хотел, чтобы в союз были допущены все провинции австрийской монархии; таким образом, в случае нападения со стороны какой-нибудь иностранной державы, Австрия была бы защищена Германией. Мантейфель отнесся к этим предложениям с высокомерием: по его словам, Пруссия готова была согласиться на подобную реформу лишь в том случае, если ей предоставлено будет совместно с Австрией председательство во Франкфуртском союзном сейме. Он чувствовал за собой поддержку Европы.

Царь, замышлявший в то время нападение на Турцию и опасавшийся противодействия Австрии, отнюдь не желал, — чтобы последняя получила преобладание в Германии. Он отрицательно относился к внутренней политике австрийского правительства, находил, что оно не считается с его советами и что Австрия, столь многим ему обязанная, собирается проявить черную неблагодарность. Западные державы заволновались, а французское правительство представило меморандум, в котором, ссылаясь на трактаты 1815 года, самым энергичным образом высказалось против замыслов венского двора. Не менее решительно была настроена Англия, где принц Альберт являлся убежденным противником Австрии.

Шварценберг должен был скоро признать, что ему не удастся убедить большинство, и с грустью закрыл конференцию. В деле преобразования союзного устройства он так же мало добился успеха, как и Франкфуртский парламент или Пруссия. Объединительные попытки все без исключения разбивались о соперничество честолюбивых стремлений, сепаратистские тенденции государей и народов и о недоверие Европы. 13 июня 1851 года в союзный сейм вступило последнее из упорствовавших государств — княжество Вальдек, и сейм снова приступил к своим обычным заседаниям.

Гофбург (австрийский двор) старался взять реванш в другой области: срок таможенного союза истекал 1 января 1854 года, и венский кабинет надеялся помешать его возобновлению. В ожидании внутренних преобразований, которые впоследствии должны были позволить Австрии вступить в таможенный союз (Zollverein), австрийское правительство выразило желание заключить с ним торговый договор, сводившийся к тому, что впредь тарифные ставки могли изменяться только по соглашению обеих договаривающихся сторон. Это было равносильно лишению Пруссии той гегемонии, которой она до сих пор пользовалась в таможенном союзе; в данном вопросе Шварценберг имел на своей стороне второстепенные государства, которые с величайшей охотой готовы были сбросить с себя иго вассальных отношений. Но Пруссия с большим искусством расстроила план Шварценберга; она заключила договор с Steuerverein'ом^[51] (Ганновер, Ольденбург и Шаумбург-Липпе), которым во всех случаях обеспечивалось свободное сообщение между обеими частями Прусского королевства. Южногерманские государства метали громы и молнии, созывали одну конференцию за другой и угрожали соединиться с Австрией, которая предлагала заключить с ними таможенный союз.

Пруссия отнеслась к этой угрозе с величайшим хладнокровием: роспуск Zollverein'а грозил подорвать бюджеты всех мелких государей; эти государи требовали от Австрии гарантии тех доходов, которые рисковали потерять, а так как для. Австрии такая гарантия была равносильна пожертвованию 50 000 000 франков, то она отказала. Да и без того ей не легко было бы склонить их к такой перемене фронта, которая бы резко нарушила интересы и привычки их народов. Пруссия, благодаря договору с Ганновером, держала, в своих руках устья больших германских рек и северные и северо-восточные торговые пути, так что государства центральной Германии находились в ее власти.

При всей своей ловкости и энергии Шварценберг не мог тут ничего достигнуть. После его скоропостижной смерти (5 апреля 1852 г.) преемник его граф Буоль-Шауэнштейн счел благоразумным прекратить этот спор, так как не надеялся выйти из него победителем, а 8 апреля 1853 года таможенный союз был возобновлен на 12 лет; теперь он обнимал территорию в 9046 квадратных миль, на которой жило 35 миллионов человек.

Если Пруссии благодаря ошибкам короля и не удалось объединить Германию под своей гегемонией, то в конце концов она вышла из кризиса более сильной. Испытанное унижение не поколебало ее надежд, а оставило только в сердцах жгучее желание реванша и вместе с тем выяснило необходимость военной реформы, которая должна была подготовить страну к решительной войне. С своей стороны, сторонники национального единства убедились, что без союза с Пруссией они бессильны, а для искания этого союза они готовы были согласиться на какие угодно условия. Падение демократической партии избавило их от опасных конкурентов, в то время как малодушие и деспотизм мелких государей ослабляли узы, связывавшие народы с местными династиями.

Восстановленный Франкфуртский сейм Германского союза немедленно и с лихорадочным жаром принялся за истребление всех следов революции. 23 августа 1851 года он отменил «основные права» и пригласил «правительства безотлагательно принять необходимые меры для устранения из действующего законодательства тех постановлений, которые не согласны с союзными законами или противоречат цели союза». Повсюду исчезали новые конституции; тем государям, которые не решались нарушить обещания, данные подданным, грозили экзекуцией при помощи военной силы союза, так что им пришлось с большей или меньшей готовностью покориться. На прессу надет был намордник, право союзов введено в самые тесные пределы, а правительственное давление всюду обеспечило избрание послушного парламентского большинства. Для борьбы с духом времени правительства обратились к содействию церкви, заключили с Римской курией конкордаты, в которых отказывались от прав государства на вмешательство в церковные дела и начали поддерживать мелочную и нетерпимую ортодоксию. Реакция приняла наиболее резкую форму в Гессен-Касселе.

Эти репрессивные меры ясно показали, каким сильным страхом были охвачены германские монархи. Они потеряли всякие надежды на будущее.

ГЛАВА IV. РЕВОЛЮЦИЯ И РЕАКЦИЯ В АВСТРИИ. 1848–1859

I. Революция (1848–1849)

Революция в Вене. Первые известия о февральских событиях в Париже были получены в Вене 29 февраля 1848 года. Полиция, по обыкновению, думала покончить с волнением, арестуя всякого, кто публично заговаривал об этом опасном предмете. Но на этот раз немедленно началась оппозиционная кампания. Книготорговцы подали петицию, в которой требовали, чтобы австрийская цензура перестала относиться к печатному слову строже римского индекса^[52]. Студенты подавали адреса в пользу свободы слова, печати и преподавания. Съезд Промышленного общества Нижней Австрии в завуалированных выражениях представил своему покровителю, эрцгерцогу Францу-Карлу, брату императора, политические пожелания торгово-промышленных слоев. Политико-юридический клуб, являвшийся центром венской интеллигенции, также подал петицию; адвокат Александр Бах составил известную программу либеральной буржуазии, требовавшую, кроме отмены цензуры, публичного судопроизводства, учреждения национального представительства; среди подписавшихся встречались крупные сановники. Члены императорской семьи и влиятельные придворные советовали сделать некоторые уступки общественному мнению. Но когда прошел первый страх, то «конференция» министров снова воспрянула духом: венцев считали неспособными к революции. 8 марта Меттерних сообщил председателю союза книгопродавцев, что в продолжение нескольких недель он не сможет заняться рассмотрением петиции.

«Революция назначена на 13 марта». Эта фраза, наполовину ироническая, наполовину выражавшая смутные надежды и ходившая в политических кружках, была характерна для тех ожиданий, которые возлагались на нижнеавстрийский сейм, созванный на 13-е число. Авторы петиций, не полагаясь на собственные силы, хотели доверить судьбу своих ходатайств «конституционному выразителю народных желаний». Толпа собралась сначала перед дворцом заседаний земских чинов и в прилегающих дворах, но скоро, возбужденная речами импровизированных ораторов, волнуемая слухами о заговоре и известием о приближении войска, ворвалась в залы дворца. Только тогда земские чины согласились отправиться к императору и сообщить ему о требованиях народа. В то время как они шли в императорский дворец, солдаты эрцгерцога Альберта, которых толкали, теснили, раздражали насмешливыми возгласами, бомбардировали из окон, — открыли огонь. Толпа разбежалась по дальним кварталам, рассказывая всюду о произведенном побоище, и увлекла рабочих в революционное движение.

Тем временем во дворце «конференция» министров, осаждаемая со всех сторон делегациями от университета, от земских чинов и от буржуазии, согласилась на провозглашение свободы печати и учреждение гражданской гвардии. Меттерних, увидев наконец, каковы были народные чувства, вышел в отставку. После непродолжительного сопротивления, которое выразилось в том, что 14 марта генералу князю Виндишгрецу вручена была военная диктатура, двор пошел на уступки: 15 марта императорское воззвание обещало жителям Вены созыв учредительного собрания «в целях конституционного устройства отечества».

Революция в австрийских провинциях. Вена играла роль центра только для немецких провинций Австрии, и только в этих провинциях венские события дали толчок к революционному движению, не представлявшему, впрочем, особенно серьезного значения.

В Галиции воспоминания 1846 года и врожденная ненависть крестьян к своим господам предохранили австрийскую администрацию от серьезных замешательств. Польская аристократия, не пытаясь воспользоваться падением Меттерниха и последовавшей за этим анархией, поспешила укрыться в городах от грозных крестьянских кос.

Напротив, в Чехии, где фрондирующее дворянство, либеральная немецкая буржуазия^[53] и масса чешского народа совместно боролись против меттерниховской системы, революционное движение с самого начала приняло своеобразную форму. По получении известий о парижских событиях и об отраженном их действии в Германии, в Праге самопроизвольно возник национальный комитет; народное собрание, созванное на 11 марта, единогласно решило послать в Вену петицию, требовавшую свободы собраний, учреждения национальной гвардии, отмены феодальных повинностей' и, кроме того (в очень туманных выражениях), более тесного слияния Чехии, Моравии и Силезии, этих трех областей короны святого Венцеслава.

Но, вместо ожидаемой триумфальной встречи, делегация, вернувшаяся с благоприятным ответом правительства, натолкнулась в Праге на почти враждебный прием. В ее отсутствие движение приняло демократический характер, и в силу того, что низшие классы населения состояли главным образом из чехов, оно получило более национальный характер. В Вену была послана вторая петиция, которая требовала для Чехии особого министерства, ответственного перед чешским сеймом, широкой законодательной и административной автономии, права для сейма рассмотреть будущую австрийскую конституцию для согласования ее постановлений с интересами провинции и, наконец, полного равенства чешского и немецкого языков. Императорский указ от 8 апреля удовлетворил все эти требования.

В Вене чрезмерные требования чехов и интриги Пруссии в Германии вызвали взрыв немецкого национального чувства. Вена хотела остаться столицей Австрии и снова сделаться столицей Германии; поэтому ее возмущали и сепаратистские стремления Чехии, этого «лена Германской империи», и притязания Фридриха-Вильгельма IV на гегемонию в Германии. Жители Вены противопоставляли берлинскому «палачу» доброго Фердинанда, который «не позволяет стрелять в венцев»; воспоминанию о Фридрихе II — воспоминание о Иосифе II; узурпаторским замашкам Гогенцоллернов — права Габсбуртов. 2 апреля громадное черно-красно-золотое знамя, символ новой Германии, взвилось на колокольне собора св. Стефана. Скоро имперские цвета, черный и желтый, стали подвергаться преследованию в Вене, тогда как в Праге их начали выставлять напоказ и подвергать гонению трехцветное германское знамя^[54].

Революция в Венгрии. Законы 1848 года. Собравшийся в ноябре 1847 года в Пресбурге сейм очутился лицом к лицу с совершенно новым правительством. Палатин эрцгерцог Иосиф умер несколькими месяцами раньше; герцог Георгий Аппоньи заменил Антония Майлата B должности канцлера Верховного совета и убедил своего друга Сеченьи поступить на государственную службу. Можно было ожидать, что правительство обнаружит теперь больше понимания истинных нужд страны и примет более положительную программу, чем это было до тех пор. Но за истекший период требования оппозиции также возросли. Тронная речь была встречена с энтузиазмом, так как она впервые была произнесена на мадьярском языке. Но оппозиции нужны были более серьезные уступки; она настойчиво требовала соблюдения конституционной самостоятельности Венгрии и установления парламентарного образа правления.

3 марта Кошут, вмешавшись в дебаты относительно банка, поднял вопрос на подобающую высоту. «Язва, разъедающая наш организм, — сказал он, — постоянная опасность, угрожающая нашим вольностям, — это австрийский абсолютизм; мы должны одновременно требовать для Венгрии — национального правительства и ответственного министерства, а для других областей, находящихся под властью императора, — введения конституционных учреждений».

Магнаты, опасаясь за целость своих политических и социальных привилегий, пытались всячески затянуть решение этих вопросов. Но их сопротивление было сломлено известиями из Праги, Вены и Пешта, где национально-радикальное возбуждение принимало с каждым днем все более угрожающий характер. В то время как в Вену была послана депутация для предъявления правительству принятых наконец сеймом требований, Кошут, не дожидаясь результатов, нанес последний удар старой аристократической конституции. «Время не ждет, — говорил он, — нам нечего дожидаться согласия магнатов; достаточно, если мы сообщим им наши решения». Увлеченная его речами, нижняя палата почти без прений декретировала равномерное распределение налогов и отмену, на основе выкупа, феодальных повинностей. Это знаменовало вступление Венгрии в новую эру.

16 марта венский двор в принципе согласился удовлетворить все требования сейма. Но потребовались еще новые переговоры и угрозы, чтобы убедить его в том, что времена пустых фраз прошли и что данные обещания надо выполнять. Только 30 марта двор сдался окончательно. Венгрия получила права суверенного государства с той оговоркой, что она должна была принимать участие в расходах на содержание двора и дипломатического корпуса, а императору предоставлялось право распоряжаться армией в случае войны. Австрийское министерство, представлявшее Цислейтанские провинции, которые за минувшие века также приобрели некоторое право быть выслушанными в таком деле, узнало лишь из народной молвы о соглашении, состоявшемся между венгерским королем и венгерской нацией.

10 апреля Фердинанд, окруженный блестящей свитой, прибыл лично, чтобы закрыть сессию сейма и дать свою санкцию органическим законам новой Венгрии. Конституционная реформа выразилась в учреждении отдельного и ответственного министерства, в полном слиянии с Трансильванией, ежегодном созыве сейма, в расширении избирательного права (в принципе — всеобщего), в свободе печати и введении суда присяжных; национальная реформа — в признании мадьярского языка единственным государственным языком; социальная реформа — в отмене феодальных повинностей и установлении равенства в распределении налогов. Таковы были результаты последнего сейма, заседавшего в Пресбурге. Отныне национальная столица, Пешт, была объявлена местопребыванием собрания, превращенного из съезда комитатских делегатов в парламент, состоящий из народных представителей.

Политика венского двора. От старой Австрии осталась только династия, а лойялизм подданных заменял собой австрийский патриотизм. Революция, давшая свободный выход национальным стремлениям, всюду вызвала столкновение между национальным патриотизмом (чешским, немецким и т. д.) и лойялизмом. В 1848 году австрийцы в прежнем понимании сохранились только в лице знатных родов, связанных с династией, и в армии (императорский офицерский корпус). Но при дворе и в армии вера в будущее Австрии сохранилась вполне; здесь на первом плане стояло могущество австрийского императорского дома, основанное на преобладающем влиянии в Италии и Германии, особенно в Италии. И прежде всего дело шло о возвращении этого влияния.

Военный министр Байе-Латур, аристократ и солдат, вывел из Вены войска, несмотря на угрозу революции, для того чтобы усилить армию Радецкого, от которого в то время зависела судьба империи. В ожидании того момента, когда армии удастся покорить Италию, австрийская дипломатия старалась обмануть Германию: взрыв национально-немецкого чувства в Вене, который правительство втайне осудило, служил на самом деле его расчетам. Нота 21 апреля оговаривает для Австрии право подвергать рассмотрению с точки зрения своих интересов решения будущего общегерманского парламента, прежде чем признать за ними силу закона на австрийской территории; но, вопреки протестам чехов, Пиллерсдорф велел произвести выборы во Франкфуртский парламент, так как Австрия должна была иметь там своих представителей. В течение всего этого периода внешняя политика идет по твердо намеченному пути, внутренняя служит ее задачам; первая является целью, вторая — средством.

Торжество демократии в Вене. Из всех уступок, сделанных правительством 13 марта, больше всего венское население, казалось, дорожило вооружением студентов и буржуазии. Академический легион и национальная гвардия сорганизовались очень быстро. Не довольствуясь игрой в солдатики, они основали политические комитеты, которые начали вмешиваться во все общественные и частные дела; особенно важную роль играл студенческий комитет; к нему народ обращался за советами по всевозможным вопросам. Сами министры зависели не столько от двора, сколько от «аулы» (так назывались студенческие сходки)^[55] и от народной массы.

Граф Тааффе, министр юстиции и автор не понравившегося университету закона о печати, вышел в отставку. Граф Фикельмон, министр иностранных дел, считался агентом России; кошачий концерт, устроенный ему народом, заставил его уйти. Из всех министров — в большинстве своем унаследованных от старого режима — общественным доверием пользовался только Пиллерсдорф, управлявший министерством внутренних дел и вообще всеми политическими делами, но именно это доверие делало его жертвой подозрений и интриг со стороны камарильи. Ответственное положение при отсутствии инициативы и свободы действий скоро ему опротивело; он оставался на своем посту лишь из чувства преданности и ввиду невозможности подыскать себе преемника.

26 апреля Пиллерсдорф обнародовал первую австрийскую конституцию — копию бельгийской — с двухпалатным парламентом, избираемым на основе косвенных выборов и цензитарной системы. Действие этой конституции не распространялось ни на Венгрию, ни на Ломбардо-Венецианскую область; но Чехия во имя своей хартии от 8 апреля и Галиция во имя своих естественных прав и интересов отказались ее признать. К сопротивлению этих провинций, объяснявшемуся мотивами национального порядка, присоединилась оппозиция венского населения, обусловленная политическими соображениями.

Комитеты академического легиона и национальной гвардии находили конституцию слишком не демократической. Чтобы добиться полной ее отмены или изменения, они решили объединить свои силы и составить Центральный политический комитет. Министерство, усмотревшее в новой организации зародыш комитета общественного спасения, немедленно издало приказ о его роспуске. Но войска в столице не было; комитет оказал сопротивление и добился от Пиллерсдорфа своего признания, а также обещания, что конституция подвергнется пересмотру в будущем парламенте, сведенном к одной палате (15 мая). Однако радость венцев в связи с этой победой была нарушена известием, которое привело их в ужас: император уехал! 17 мая он без всяких особых приготовлений выехал в карете на свою ежедневную прогулку, а 18-го утром население и вместе с ним министерство узнали о его решении провести некоторое Бремя в Тирольских горах для восстановления здоровья. Император уехал, даже не предупредив своих министров. Из провинции получено было известие, что видные придворные пытались возбудить движение против столицы; таким образом, план камарильи был разоблачен.

18 мая два журналиста, которые среди общего оцепенения вздумали провозгласить республику, едва не были растерзаны рабочими. 25 мая, когда правительство во исполнение первого условия, поставленного императором для своего возвращения, объявило академический легион распущенным, Вена покрылась баррикадами, и рабочие тысячами поспешили на защиту легиона. Растерявшееся министерство, лишенное поддержки и не имевшее в своем распоряжении никаких сил, снова пошло на уступки: оно обязалось не покидать Вены, добиться от императора его возвращения в столицу или назначения наместника и сохранения академического легиона. Был создан комитет, составленный из муниципальных советников, национальных гвардейцев и студентов, под названием комитет безопасности. Он добился от Пиллерсдорфа признания своей полной самостоятельности, взял на себя заботу об охране порядка, но также и защиту уступок 15 мая, торжественно подтвержденных.

День 26 мая был торжеством демократии в Вене. Однако в действительности торжество это было роковым для дела революции. На первых баррикадах, воздвигнутых в этот год, буржуазия увидела призрак республики и призрак социализма. Она отпрянула в ужасе, и из ее рядов появились первые перебежчики в лагерь реакции. Камарилья поспешила использовать как этот страх, так и негодование, возбужденное в провинциях слухами о «дурном» обращении с императором.

Чехия; выборы во Франкфуртский парламент; славянский конгресс в Праге; первые успехи реакции. Образование центрального политического комитета было отчасти ответом на происки пражского Национального комитета. Составленный сейчас же после обнародования императорского указа от 8 апреля под председательством губернатора Чехии (что ничуть не мешало независимости комитета и придавало ему большой престиж), этот комитет фактически играл в Чехии роль временного революционного правительства; впрочем, он встречал так же мало повиновения, как и представители императорской власти, и вскоре превратился в орган одной только партии — чешской.

Германский вопрос поселил раздор среди обеих национальностей. Когда Палацкий был приглашен во франкфуртскую комиссию пятидесяти от имени Австрии, он ответил — письмом, которое вскоре было опубликовано. Оно заключало в себе, национальную программу, с энтузиазмом принятую славянами, с яростью — немцами. В этом письме Палацкий с гордостью называл себя чехом и славянином; он утверждал, что старое объединение Чехии с Германией — дело рук монархов и ни к чему не обязывает чешский народ; он отказывался принять участие в создании Новой Германии, способной лишь — ослабить Австрию к выгоде гигантской Российской империи. Верные этой программе, чехи поставили себе задачей помешать выборам в общегерманский парламент: две трети чешских округов воздержались от участия в этих выборах.

Но чехи не удовольствовались этим пассивным сопротивлением. После событий 26 мая губернатор, граф Леон Тун, по соглашению с чехами провозгласил свою независимость от министерства, ставшего, по его словам, игрушкой в руках венской толпы; однако даже Двор высказал неодобрение таким бестактным защитникам. С целью поднять дух своих приверженцев и внушить уважение врагам, славяне в противовес немецкому парламенту созвали славянский съезд. Прежде всего этот съезд должен был собрать воедино австрийских славян, но на нем могли присутствовать и неавстрийские славяне; действительно, рядом с австрийцами, составлявшими огромное большинство, здесь фигурировали познанские и варшавские поляки, а также несколько русских, в том числе Бакунин.

Съезд открылся 2 июня. Ему предстояло обсудить вопрос о положении славян в Австрии и вне ее, а также об отношениях славян к другим национальностям; он должен был резко протестовать против Франкфуртского парламента. Но благодаря влиянию польских делегатов с первых же заседаний выдвинулась более демократическая и интернациональная программа. Палацкому было поручено составить манифест к европейским народам. Это был единственный положительный результат съезда.

12 июня в Праге вспыхнуло восстание, вызванное, по видимому, венгерскими эмиссарами^[56]; построены были баррикады. После четырехдневного сражения Виндишгрец овладел городом. Теперь уже не было и речи ни о съезде, ни об учредительном собрании: главная из уступок 8 апреля была потеряна. Министерство потребовало, чтобы в Чехии, как и в остальных провинциях, было приступлено к избранию депутатов в австрийский парламент.

Победа Виндишгреца, хотя и легко им одержанная, восстановила престиж армии, значительно поколебленный с мартовских дней, и крайне усилила надменность военных. — В это же время Радецкий и находившиеся под его командой офицеры, ободренные своими первыми успехами, убедили двор отвергнуть всякую мысль о мирном соглашении с итальянским населением и положиться исключительно на силу оружия. Партия сопротивления одержала двойную победу, и на армию была возложена миссия спасти империю от революции.

Австрийское учредительное собрание. Отмена феодальных повинностей. Рескриптом 3 июня император подтвердил уступки, сделанные им 15 мая, и выразил свое «горячее желание» скорейшего открытия парламента. Пиллерсдорфу одному предстояло иметь дело с депутатами. Добльгоф, министр торговли, находился при особе императора в Инсбруке, куда он был откомандирован своими коллегами по министерству; туда же вслед за послами выехал министр иностранных дел Вессенберг. Латур продолжал управлять военным ведомством, но он не поддерживал никаких сношений со своими коллегами и даже не посещал заседаний совета министров. Чтобы возглавить министерство, Пиллерсдорф просил императора на время своего отсутствия назначить кого-нибудь из членов императорской семьи своим заместителем. Эта миссия была, возложена на единственного популярного представителя династии, эрцгерцога Иоанна.

Одним из первых актов эрцгерцога было назначение преемника самому Пиллерсдорфу, принужденному выйти в отставку после вотума недоверия, выраженного ему комитетом безопасности. Комитет указал на Добльгофа; ему и поручено было составить новое министерство. Добльгоф оставил в кабинете Крауса, который никому не внушал зависти своим портфелем (министерства финансов), Вессенберга, необходимого для переговоров с Германией, Латура, которого двор и армия поддерживали, защищая от нападок со стороны комитета. В сотоварищи он дал им лиц, пользовавшихся доверием венской демократии: крупного венского фабриканта Горнбостеля, журналиста Шварцера и наконец, по особому требованию комитета, честолюбивого и не слишком добросовестного адвоката Александра Баха.

22 июля вернувшийся из Франкфурта эрцгерцог торжественно открыл первый австрийский парламент. В тронной речи говорилось о равноправии всех австрийских национальностей, о желательности союза с Германией, о необходимом соглашении с Венгрией, о настоятельных нуждах государственной казны и о высоком призвании парламента. Последний в ответ на тронную речь убедительно просил императора возвратиться в свою столицу; 12 августа двор вернулся в Шен-бруня. Его возвращение несколько утешило венцев, разочарованных составом парламента, в котором большинство принадлежало славянам. Радикальные газеты никак не могли успокоиться. Их яростные нападки на «варваров» находили отклик в сочувствующей аудитории, и не у одного депутата выходили неприятности с венским народом.

На первом же заседании фактическая привилегия, выражавшаяся в признании немецкого языка государственным, подверглась нападкам. Большинство, хотя и не решалось провозгласить равноправие всех языков, отказалось по крайней мере санкционировать притязания немецкого языка. Председателем парламента был выбран венский депутат, но вице-председателями были чех Стробах и поляк Смолка.

Группировка партий не отличалась большой определенностью. Правая в большинстве состояла из славян; ядро ее составляли чехи, выдвинувшие чисто федералистскую программу; их тактическим вождем был Палацкий, оратором — Ригер. Центр состоял из консерваторов, частью из клерикалов; в него входили депутаты разных национальностей, но главным образом «черно-желтые» немцы, т. е. люди, признававшие себя прежде всего австрийцами, а затем уже немцами; по самой своей сущности они были сторонниками министерства, каков бы ни был характер этого последнего. На левой сидели немецкие демократы, радикалы в политических и национальных вопросах, больше германцы, чем австрийцы, централисты, убежденные в превосходстве германизма; среди них большинство составляли герои революции, между прочим Фишгоф, первый оратор 13 марта, и Фюстер, священник академического легиона.

В парламенте преобладали крестьяне. Добрая четверть депутатов принадлежала к этому сословию; на выборах они провалили дворян, феодальных сеньеров, представленных только несколькими аристократами из Галиции. Таким образом, крестьяне обнаружили свое намерение покончить с феодальным режимом. В этом отношении всё были согласны — как более развитые немецкие крестьяне, так и галицийские и буковинские. Эти последние, не зная немецкого языка, обращались за указаниями к своим более образованным православным священникам.

Парламент был сразу засыпан петициями и прошениями, относившимися к тому же предмету. Ввиду этого уже во время третьего заседания самый молодой из депутатов, Ганс Кудлих, внес следующее предложение: «Феодальные отношения, равно как и все вытекающие из них права и повинности, отменяются; при этом обсуждение условий выкупа и его размера откладывается». Такой вопрос нельзя было разрешить в двух строках. Права, подлежавшие отмене, имели различное происхождение: одни были законно приобретены^[57], другие — узурпированы. Но ввиду нетерпения крестьян всякие отсрочки были бы опасны: они способны были вызвать жакерию; фактически все феодальные повинности уже перестали выполняться. Благодаря министерству, которое в решительный момент поставило вопрос о доверии, парламент вотировал отмену феодальных повинностей, причем личные сеньериальные права — сюзеренная власть, вотчинный суд — отменены без вознаграждения, а повинности, связанные с землепользованием, — барщина, десятина и т. п. — объявлены подлежащими выкупу.

Как только отмена феодальных повинностей была в принципе единогласно принята парламентом, крестьянские депутаты вскочили со своих мест и начали обходить скамьи, пожимая руки товарищам и выражая им свою признательность. Не подлежит сомнению, что закон в том виде, в каком он был обнародован 7 сентября, не совсем отвечал надеждам своих авторов: Кудлих мечтал о ночи 4 августа. А крестьянство, получившее единственную интересовавшую его реформу, охладело к борьбе между двором и парламентом. Итак, вслед за испуганной буржуазией, удовлетворенное крестьянство также отошло от революции как раз в тот момент, когда ее противники, ободренные своими успехами во внешней политике, готовились пойти против нее на решительный приступ.

Борьба национальностей в Венгрии. Уступки 15 марта и санкционирование законов 1848 года отвечали желаниям мадьяр, но не остальных народностей Венгрии. Словаки северо-востока, хорваты и сербы, жившие на юге, и трансильванские румыны с недоверием встретили эти нововведения, дававшие им политические вольности ценой их национального порабощения мадьярами. Неполноправные национальности решились оказать сопротивление^[58]. Инициатор иллирийского движения Гай явился в первых числах апреля в Вену во главе депутации, требовавшей автономии Хорватии как по отношению к Австрии, так и по отношению к Венгрии, а также учреждения триединого Далмато-Хорвато-Славонского королевства. Это королевство должно было стать центром для объединения сначала южноавстрийских славян, а затем и турецких (когда они- будут, как на это надеялись, освобождены из-под турецкого ига). Иллирийская партия добилась от правительства назначения нового бана; это был хорватский офицер, полковник Влачич, командовавший полком пограничной стражи.

Сербы, с своей стороны, в своих притязаниях на независимое национальное существование опирались на те привилегии, которые были им предоставлены императором Леопольдом I во время их переселения на австрийскую территорию в конце XVII века; они требовали признания свободы своей православной церкви и восстановления сербского воеводства с национальным правительством и выборным воеводой. Духовенство, с карловацким митрополитом Раячичем во главе, взяло на себя руководство движением. Состоявшийся в Карловаце (13 мая) национальный конгресс провозгласил митрополита патриархом и избрал воеводу; кроме того, он объявил сербов самостоятельной нацией под австрийским скипетром, признал национальные права румын, проживавших в сербской области, и учредил временное правительство.

В Трансильвании румын насчитывалось больше, чем мадьяр и «саксонцев»^[59], вместе взятых; руководимые православным духовенством, они потребовали для своей национальности таких же прав, какими пользовались остальные народности и, сверх того, отказа от союза с Венгрией. Румынское собрание в Влазендорфе (15 мая) формулировало как эти требования, так и требования реформ в пользу крестьян. Однако провинциальные штаты, где румыны не имели ни одного представителя, вотировали присоединение Трансильвании к Венгрии, и это решение было 18 июня утверждено королем. Но первая кровь уже пролилась в стычке румынских крестьян с венгерскими солдатами.

Сначала двор находился в нерешительности, какой политики ему держаться в своих интересах. В первую очередь Влачич запретил всем хорватским властям исполнять чьи бы то ни было приказания, кроме его собственных. Вследствие жалоб, последовавших на это распоряжение из Пешта, император напомнил бану, что он обязан повиноваться венгерскому министерству. Тогда двор еще боялся всяких федералистских движений. Влачич был не столько хорватским патриотом, сколько австрийским солдатом, а, следовательно, прежде всего он был предан интересам династии; но, чтобы не очутиться в изолированном положении и не лишиться всякого влияния, он принужден был искать поддержки иллирийской партии. Поэтому, вопреки пришедшему из Пешта формальному запрещению, он позволил хорватскому сейму собраться 5 июня.

На этом сейме впервые представлена была Военная граница; депутаты остальных славянских провинций австрийской монархии присутствовали на заседаниях, но не участвовали в голосовании. Сейм одобрил план образования великого южнославянского государства, которое являлось бы членом своего рода австрийской федерации. Эта последняя должна была ведать общими делами: вопросами войны, финансов и внешней политики.

Однако наблюдались признаки несогласия: Далмация отказалась прислать в Аграм своих представителей; католическое духовенство распространяло по деревням слух, будто сейм, протягивавший руку сербам воеводства, намеревается обратить всех южных славян в православную веру. Двор, упорствуя в своих иллюзиях, осудил манифестами 10 июня поведение Влачича. Бан, формально объявленный бунтовщиком и лишенный всех своих должностей, прибыл 16 июня с целью оправдаться в Инсбрук. Сразу это ему не удалось; но двор благосклонно отнесся к манифесту, с которым Влачич обратился к хорватским солдатам, служившим в итальянской армии, и в котором он убеждал их не покидать пост, доверенный им императором. Манифест этот имел особенное значение потому, что в это самое время венгерский военный министр почти оправдывал мадьярских солдат, оставлявших свои гарнизоны, чтобы вернуться в Венгрию; он обвинял их лишь в «чрезмерном патриотизме». Вернувшись в Аграм, Влачич постарался успокоить волнение, вызванное манифестами 10 июня, и убедил сейм разойтись (9 июля), а ему, Влачичу, вручить временную диктаторскую власть. Разрыв между Венгрией и двором. В первое венгерское конституционное министерство входили одновременно и консервативные реформисты и радикалы: с одной стороны — председатель совета Батьяни, министр юстиции Деак и министр вероисповеданий Этвёш; с другой — Семере, министр внутренних дел, и, в особенности, Кошут, которому предоставлен был портфель министра финансов. Первые — искренние лойялисты — полагали, что революция закончилась. 10 апреля и что теперь остается лишь мирно развивать новые учреждения. Вторые стремились добиться образования совершенно независимого венгерского государства. Присутствие их в министерстве компрометировало кабинет в глазах двора, а Кошут продолжал печатать программные статьи, едва ли способные рассеять недоверие венского правительства. В финансовой области он принял ряд мер, имевших целью подчеркнуть противоположность австрийских и венгерских интересов в вопросах байкового, монетного дела и т. п.

С другой стороны, ввиду влияния Кошута на депутатов, коллеги выбрали его оратором, который должен был выступать от имени всего министерства перед новым парламентом, собравшимся 5 июля. От старой палаты магнатов осталась одна тень: большая часть крупных землевладельцев, испуганных революцией, удалилась в свои поместья. Новая палата депутатов в сущности составляла весь парламент. 11 июля, после речи Кошута, в которой оратор объявил о соглашении, заключенном правительством с хорватами, палата вотировала военный набор и заем в 42 миллиона флоринов. При обсуждении итальянского и германского вопросов Кошуту представился случай еще яснее раскрыть свои планы. Он увлекся до того, что от имени министерства, но не предупредив Своих товарищей, потребовал от Австрии отказа от Ломбардии. Кабинет принудил его взять обратно свои слова, но окончательно принятая резолюция оставалась двусмысленной. Венгрия обещала свою поддержку австрийской политике в Италии под условием, что венское правительство окажет ей содействие в деле подчинения Хорватии и обязуется при заключении мира дать удовлетворение законным национальным требованиям итальянцев. «Победа австрийцев в Италии, — сказал один из депутатов оппозиции, — противоречит венгерским интересам, так как, покорив Италию, династия соберет все свои силы, чтобы покончить с либерализмом в Венгрии».

С другой стороны, Венгрия старалась как можно больше впутать Австрию в германские дела, — во-первых, для того чтобы отвлечь ее силы, а во-вторых, чтобы не дать ей превратиться в славянскую империю. Кошут, опять-таки не спросив мнения товарищей, присоединился к предложению оппозиции, по которому Венгрия отказывалась помогать Австрии в случае ее войны с Германией. Как ни старались магнаты исправить эту резолюцию, эффект, ею произведенный, остался в полной силе. В то же время Кошут, несмотря на протест военного министра, настоял на том, чтобы часть новых рекрутов составила независимую национальную армию.

Еще до того сербы, под предводительством бывшего гусарского поручика Стратимировича взялись за оружие, разбили венгерские войска и принудили их командиров заключить перемирие. По истечении срока перемирия венский военный министр разрешил офицерам императорской армии поступить на службу в ряды сербов; другие офицеры отказались действовать против лойяльных (сербских) «бунтовщиков»; пограничные полки переходили в полном составе на сторону восставших, которых поддерживал австрийский консул в Белграде. Сербы собрались в укрепленных лагерях и беспокоили своих противников (венгров) мелкими стычками. 19 августа, окопавшись в сильнейшем из этих лагерей, Сент-Тамасе, они отбили нападение 10 000 человек венгерской регулярной армии. Эта неудача была тем тяжелее для венгерского правительства, что 5–6 августа Радецкий вступил победителем в Милан и победа австрийцев в Италии была обеспечена.

Камарилья не замедлила показать, какую выгоду она предполагала извлечь из этих событий. Чрезвычайные полномочия, которыми пользовался палатин в отсутствие короля, были теперь у него отняты; а император немедленно использовал вернувшиеся к нему права и отказался утвердить законы об организации национальной армии и о заключении займа. Против венгерского. правительства двор выдвинул австрийское правительство, которое, во имя цислейтанских интересов и прагматической санкции, начало оспаривать правомерность мартовских уступок и апрельских законов. Депутация венгерского парламента, уполномоченная просить императора определенно высказаться против хорватов и немедленно перенести свою резиденцию в Буду, получила уклончивый ответ (9 сентября). В тот же день был опубликован императорский указ, возвращавший Влачичу все его чины и должности.

Батьяни вышел в отставку; Кошут, провозглашенный диктатором (11 сентября), заставил принять и обнародовать без императорской санкции, т. е. революционным путем, два закона, разрешавших правительству выпуск бумажных денег и новый рекрутский набор. В тот же день Влачич, закончивший вооружения, начатые им с момента неудачи последних своих переговоров с венграми (27 июля), перешел через Драву и вторгся в пределы Венгрии.

Таким образом, Венгрия фактически очутилась на военном положении. После тщетной попытки добиться свидания с Влачичем, палатин тайком оставил Пешт и бежал в Вену, где 24 сентября вернул императору свои полномочия. Двор назначил генерала Ламберга, командовавшего гарнизоном в Пресбурге, правительственным комиссаром, облеченным чрезвычайными полномочиями, и поручил ему принять команду над всеми венгерскими войсками. Ламберг отправился в Пешт, чтобы потребовать от Батьяни, снова сделавшегося министром, конституционной скрепы, без которой его назначение было незаконным. В это самое время Батьяни искал его в армии; а в Пеште господствовал комитет из шести членов, только что избранный палатой для содействия министрам и для контроля над их действиями. По инициативе этого комитета палата, в которой остались одни радикалы, запретила Ламбергу принять назначение под угрозой обвинения в измене конституции (27 сентября). Народ, возбужденный этим заявлением палаты и ложными слухами о приближении хорватов, напал па Ламберга на одной из нештских улиц и растерзал его в клочья (28 сентября). Королевский манифест (3 октября) объявил парламент распущенным, а Венгрию — на осадном положении и назначил Влачича главнокомандующим всех венгерских войск и наместником короля в Венгрии.

Осада и взятие Вены. Отречение императора Фердинанда. Возвратившись в Вену, император не взял обратно тех условий, которые поставил для своего возвращения. Министерство хитростью добилось выхода в отставку комитета безопасности; усилия демократов вызвать 13 сентября восстание ни к чему не привели. Потеряв отныне надежду восторжествовать собственными силами, демократия снова ищет союза с мадьярами. По инициативе Кошута венгерский парламент послал в Вену депутацию, которая должна была> заинтересовать австрийский парламент в деле венгерской свободы; большинство, в согласии с министерством, отказалось принять депутацию, но демократические комитеты устроили ей торжественную встречу.

Когда по приказу Латура венский гарнизон должен был отправиться в Венгрию для усиления императорских войск, боровшихся с революцией, народ силою воспротивился его отправке; при этом один генерал, пытавшийся увести солдат, был убит. Победоносная толпа вернулась тогда во внутренние кварталы города, требуя головы военного министра, изменившего народной свободе. Латур, схваченный в своем доме и вырванный из рук депутатов, пытавшихся его защитить, был повешен на фонаре. На следующий день (7 октября) император бежал в Ольмюц, надеясь обрести безопасное убежище среди славянского населения. Наиболее влиятельные члены правой и центра, собравшись в Праге, протестовали против решений своих коллег, оставшихся в Вене, я отрицали за ними право действовать от имени парламента.

Таким образом, между венской революцией и императорским правительством началась открытая война. Виндишгрецу, произведенному в маршалы и назначенному главнокомандующим всех австрийских войск (кроме находившихся в Италии), поручено было усмирить возмутившуюся столицу. Вена не могла оказать сопротивления: буржуазия только и мечтала о торжестве порядка, наиболее проницательные из вождей демократической партии бежали, чтобы уклониться от неравной борьбы. Венгерская революционная армия, на помощь которой рассчитывала Вена, была отброшена, и после трехдневного сражения венскому населению оставалось только покориться (31 октября).

Начались многочисленные казни, которые, однако, проводились с известной системой. Роберт Блюм и Фребель явились передать венской демократии поздравления германских демократов; они считали себя в безопасности в качестве неприкосновенных членов Франкфуртского парламента. Виндишгрец, чтобы избежать конфликта, хотел было ограничиться их высылкой, но его зять князь Феликс Шварценберг (впоследствии министр иностранных дел) настоял на предании их военному суду, оба депутата были приговорены к смертной казни; из них Фребель был помилован, а Блюм казнен.

21 ноября появился указ о назначении Шварценберга министром. Усталый, пресыщенный, сильно поживший, он находил удовольствие в игре с затруднениями; ему нравилось запугивать своих противников холодной дерзостью, заставлять всех склоняться перед своей неограниченной властью. Выставленная им программа заявляла о его конституционных чувствах, слегка касалась итальянского и венгерского вопросов, настаивала на единстве Австрийской империи и объявляла, что обновленная Австрия заключит с Германским союзом дипломатическое соглашение! Это было равносильно полному игнорированию Франкфуртского парламента и превращению вопроса об объединении Германии в простой дипломатический вопрос.

Парламент, заседания которого были перенесены в небольшой городок Моравии, Кремниц, наученный горьким опытом венских событий, одобрил эту программу (27 ноября). Пять дней спустя он был поспешно созван» на экстренную сессию и с изумлением узнал, что в тот самый день император Фердинанд отрекся в Ольмюце от престола, что брат его и наследный принц отказался от короны и что на престол вступил племянник императора Франц-Иосиф. Так как министерство утверждало, что уступки, сделанные государем, теряют силу вместе с его отречением, новый император был свободен от каких бы то ни было обязательств в венгерском вопросе; первый же манифест объявлял о его твердом намерении слить все области монархии в одно большое государство. Таким образом, опасность грозила не только законам 1848 года, но и самой венгерской конституции.

Парламент в Бремнице. Октроированная («дарованная») конституция. В Кремнице и окрестных местах не существовало каких бы то ни было элементов политической жизни; депутаты оказались отрезанными от народа. За неимением лучшего они погрузились в обсуждение выработанного ими проекта конституции. Парламентские партии распределялись здесь почти так же, как в Вене; они только теснее сплотились. В чисто политической области, когда не задевались национальные вопросы, большинство польских депутатов вотировало вместе с немецкими радикалами. Министерство проявляло мало интереса к парламентским дебатам; оно один только раз (4 января) вмешалось энергично в прения, чтобы противопоставить принципу народного верховенства, который собрание хотело вписать во главе «основных прав австрийцев», монархическую доктрину в ее чистом виде. Министерство одержало победу, но парламент был крайне возмущен этим посягательством исполнительной власти на права учредительного собрания, и с этих пор кабинет (хотя и остававшийся в Ольмюце) держался в стороне.

После продолжительного обсуждения, тянувшегося несколько месяцев, конституционная комиссия представила парламенту свой проект — лучший из всех, которые когда-либо предлагались в Австрии. По этому проекту нация должна была представляться парламентом, составленным из палаты представителей отдельных областей, — уступка, сделанная федералистам, — и из палаты народных представителей. Равноправие всех национальностей обеспечивалось очень широкой автономией, предоставленной коммунам и новым областным подразделениям — округам, которые должны были, по возможности, составляться из одной национальности.

2 марта комиссия закончила свои работы, а 15-го должны были начаться общие прения по этому вопросу. Вечером 6 марта неожиданно прибыл в Кремниц Стадион и, пригласив к себе главных членов правой и центра, заявил, что император, принимая во внимание события, происходящие в Венгрии, и некомпетентность парламента в вопросах, касающихся этой страны, собственной властью пожаловал конституцию всей Австрийской империи. Депутаты протестовали, а Стадион обещал подумать и доложить об этом своим- коллегам. На другой день с раннего утра депутаты могли прочесть на стенах Кремница императорские манифесты, из которых один содержал текст конституции, помеченной 4 марта, а другим распускался парламент за то, что своими чисто теоретическими рассуждениями угрожал существованию установленного порядка. Зал заседаний был закрыт, а ночью наиболее скомпрометированные депутаты левой оставили Кремниц и выехали за границу.

Эта конституция никогда не применялась на деле. Она создавала централистский аппарат, охватывавший собой и Австрию и Венгрию; по этой конституции нижняя палата выбиралась на основе цензитарной системы, а в верхней палате три четверти всех мест предоставлялись землевладельцам, т. е. фактически дворянству. Она предоставляла гражданам свободу личности и совести, но с весьма существенными ограничениями; провозглашала равноправие всех национальностей, не обставляя его ровно никакими гарантиями; оставляла в силе венгерскую конституцию «во всех ее частях, не противоречащих настоящей конституции», другими словами, отменяла ее.

Шварценберг принял это произведение Стадиона, игнорируя в нем все, кроме строгой централизации; эта конституция подходила к его планам в германском вопросе. Он опирался на нее как на совершившийся факт против большинства Франкфуртского парламента, которое намеревалось урегулировать по-своему союз Австрии с Германией, а когда Франкфуртское собрание не обратило внимания на возражения Шварценберга, он отозвал оттуда австрийских депутатов (5 апреля). «Конституция, — говорил он, — сделала Австрию целостным и нераздельным государством». Эта целостность не мешала, впрочем, тому, что в Чехии, Галиции и Ломбардии господствовала военная диктатура, а Венгрия являлась театром настоящей войны.

Венгерская война. Конец революции. Венгерский парламент отказался признать Франца-Иосифа королем: венгерский конституционный король не может отречься от престола без согласия страны, а законным королем может быть признан лишь тот, кто короновался и подписал коронационную грамоту. Уже за несколько недель перед тем Кошут резко нападал на династию, которая «до сих пор не была низложена только благодаря великодушию парламента», но республиканцев было немного, и собрание, придерживаясь легальных форм, продолжало признавать королем Фердинанда V^[60]. Для охраны прав короля, которому вопреки закону мешали осуществлять свою власть, был назначен под председательством Кошута комитет безопасности, состоявший из шести членов и облеченный исполнительной властью.

Против 150 000 императорских солдат и славянских инсургентов Венгрия могла выставить только 100 000 человек, в громадном большинстве — необученных. После падения Вены их пришлось расставить широким полукругом, так как войска шли на Пешт из Моравии, Галиции, Штирии и с юга. Если бы не поразительная бездарность австрийских генералов, война эта не могла бы длиться более двух месяцев. Но в конце сентября Влачич был разбит у Платенского озера. Виндишгрец, которому он передал командование, обязан был некоторыми успехами численному перевесу своих сил и крайней осторожности, с которой он продвигался; в начале января он занял Буду и Пешт.

Парламент и исполнительный комитет бежали в Дебречин. Венгерский генерал Гёргей отступил за Дунай, и венская официозная газета уже праздновала «славный конец кампании». Сформированный в Галиции армейский корпус под начальством Шлика вторгся в Верхнюю Венгрию и, без труда тесня революционные войска, угрожал Дебречину. Но молодой генерал Клапка, бывший австрийский артиллерийский офицер, реорганизовал венгерскую армию. Гёргей двинулся на соединение с ним, и Шлик, избегая грозившей ему опасности, форсированным маршем пошел на соединение с армией Виндишгреца. Венгерские войска, соединившись под командой поляка Дембинского, двинулись на Пешт. Но венгерские командиры относились с недоверием к этому иностранному генералу, навязанному им Кошутом; и действительно, своей медлительностью и бесцельным маневрированием Дембинский превратил нерешительную стычку в проигранную битву (при Капольне, 26 февраля).

Спустя восемь дней обнародована была конституция 4 марта. Однако торжество двора оказалось преждевременным. В Трансильвании Бем, который после падения Вены предложил свои услуги Венгрии, всю зиму тревожил императорские войска; хотя он терпел поражения во всех регулярных сражениях, перевес оказался все-таки на его стороне. После ряда быстрых и ловких маневров он неожиданно напал на противника, усиленного еще русским корпусом, явившимся из Валахии, и овладел Германштадтом (11 апреля). Австрийцы и русские отступили в Валахию. В Банате новый венгерский генерал Перцель взял штурмом Сент-Тамас, который так долго сопротивлялся усилиям мадьяр, прогнал сербов до Карловаца и восстановил сообщение с Бемом.

Тем временем Виндишгрец, выступивший из Пешта после трехмесячного бездействия, был разбит Гёргеем при Гёдёлё и отступил к стенам столицы (7 апреля); Клапка заставил австрийцев снять блокаду с Коморна, откуда мадьярский гарнизон с самого начала революции беспокоил императорские войска и угрожал Вене. Теперь очередь отступать пришла для австрийцев. Виндишгрец, оказавшийся слишком неспособным, был 12 апреля отозван в Ольмтоц. Армия его очистила Пешт, оставив только в Буде сильный гарнизон. Несмотря на советы Кошута и К лапки, которые стояли за тактику смелого наступления, Гёргей предпринял осаду Буды. Блестящее сопротивление генерала Генци, убитого 21 мая во время последнего штурма, дало двору возможность оправиться и собрать все силы для того, чтобы подавить противника численностью.

Победа при Гёдёлё побудила Кошута сделать решительный шаг. 14 апреля Дебречинский парламент объявил в торжественном заседании династию Габсбургов лишенной престола и изгнанной на вечные времена из венгерских пределов. «Господь может покарать меня всякими напастями, — воскликнул Кошут, — но одной беды он не может на меня наслать: это снова сделаться когда-нибудь подданным австрийского дома!» Таким образом, восстание для защиты права превратилось в борьбу за торжество революции. Тем не менее парламент не решился провозгласить республику: большинство страны было монархическим, и его обольщали надеждой, что найдется наконец государь из какой-либо европейской династии, который согласится принять корону. А пока Кошут сделался главой исполнительной власти со званием правителя.

После того как Радецкий одержал полную победу над сардинцами (20–24 марта), явилась возможность отправить часть его войск — лучших в Австрии — на венгерский театр войны. Назначение на пост главнокомандующего, облеченного гражданскими и военными полномочиями, генерала Гайнау, известного не столько своими военными талантами, сколько зверской жестокостью (он привез с собой из Италии прозвище «гиена Бресчии»), показало, что австрийское правительство решило во что бы то ни стало покончить с венгерской революцией.

1 мая венская официальная газета сообщила, что царь предоставляет в распоряжение австрийского императора русскую армию для усмирения Венгрии. Еще за год перед тем Николай I предложил в первый раз такую помощь. Русский генерал Паскевич совершенно не считался с самолюбием австрийцев и разыгрывал роль спасителя. Все обращения Кошута к западным державам и Турции с целью вызвать контрвмешательство ни к чему не привели. Начались раздоры между венгерскими генералами, а затем между армией и правительством. Гёргей из честолюбивых мотивов интриговал против Кошута и против собственных товарищей. Разбитые при Раабе и при Коморне, главные силы венгерской армии отступили к Сегедину, и преследовавший их Гайнау окончательно уничтожил их при Темешваре (9 августа).

Революционное правительство, переехавшее вслед за армией из Пешта в Сегедин, а из Сегедина в Арад, узнало одновременно об этом несчастье и о поражении Бема в Трансильвании. Покинутый своими министрами, Кошут 11 августа передал диктатуру Гёргею, а сам удалился в изгнание.

Гёргей в свое время высказался против акта 14 апреля и против разрыва с династией. Он поспешил согласиться на капитуляцию, которую русские предлагали ему уже несколько раз; 13 августа при Вилагоше 23 000 венгерцев сложили оружие и сдались царской армии. Неприступная крепость Коморн держалась дольше всех, и только 27 сентября К лапка свободно вышел оттуда со всем гарнизоном. Через несколько дней после капитуляции Вилагоша пала Венеция, и Австрия с торжеством вернулась к тому состоянию, в котором находилась до революции.

II. Реакция (1849–1859)

Восстановление абсолютизма. Армия спасла империю. В силу одной только военной централизации и дисциплины чехи и немцы, поляки и хорваты и даже мадьяры, собранные под черно-желтыми знаменами, превращались в австрийских солдат, превращались в «австрийцев», беспрекословно повинующихся приказаниям императора. Абсолютистская централизация была законом для армии, а теперь она на десять лет должна была стать законом для всей Австрии. Задачу всестороннего восстановления абсолютизма взял на себя Бах, назначенный министром внутренних дел, после того как Стадион сошел с ума.

20 августа 1851 года указом императорского кабинета министерство было объявлено ответственным за свои действия только перед императором; вместе с тем министерству поручено было подвергнуть конституцию 4 марта основательному рассмотрению для выяснения вопроса, совместимо ли ее сохранение с интересами государства. Конечно, несовместимость оказалась очевидной. Кабинетскими указами 31 декабря 1851 года конституция была формально отменена и провозглашены были принципы, долженствовавшие ее заменить, — «принципы органических учреждений в провинциях Австрийской империи». Шварценберг, восторжествовавший над Пруссией в Ольмюце и скрепивший своей подписью декрет об отмене конституции, довел до конца дело восстановления власти. Вскоре после того он скончался, и первое место в правительстве занял Бах, имя которого навеки осталось связанным с реакцией, получившей название баховской системы.

Баховская система. Баху не приходилось стремиться к восстановлению старого порядка во всех его частях; в своей внутренней политике ему необходимо было считаться с двумя новыми фактами: с отменой феодальных повинностей и с уничтожением дуализма. Отмена феодальных повинностей ставила перед ним двойную задачу: с одной стороны, надо было окончательно установить порядок выкупа феодальных повинностей и довести до конца то крупное экономическое и политическое преобразование, которое обусловливалось возникновением в Австрии класса совершенно самостоятельных и свободных крестьян; с другой — необходимо было выработать совершенно новые государственные органы, которые впредь должны были выполнять функции, принадлежавшие до тех лор феодалам; то были имперские суды для замещения прежней вотчинной юрисдикции и государственная полиция. Так как дуализм был отменен конституцией 4 марта и еще определеннее — императорским указом 17 октября 1849 года, который гласил, что «прежняя венгерская конституция отменена самой революцией», — приходилось ввести новую организацию и по ту стороны Лейты: перегородки между обеими половинами империи были разрушены, — а разделявшая их таможенная линия уничтожена в 1850 году.

Очень дорожа властью и каждую минуту опасаясь ее лишиться, Бах готов был идти на все уступки, лишь бы ее не потерять. Единственное, в чем он не хотел и не мог уступить дворянству, это — освобождение крестьян, которое он не мог взять назад. Дворянство, безутешное в потере своих старых прав, повело против Баха отчаянную борьбу. Это являлось одной из причин, почему Австрия данного периода была подчинена чисто бюрократическому режиму. Указ 31 декабря 1851 года содержал в себе обещание представительных учреждений, — правда, не в центре, но в провинциях предполагалось созывать депутатов от дворянства, крупных и мелких землевладельцев и от промышленных слоев, которые должны были помогать правительственным чиновникам своими советами. Но в этих собраниях дворянство преобладало бы над другими сословиями, а своими протестами оно ставило бы правительство в затруднительное положение. Поэтому упомянутое обещание никогда не было исполнено.

По своим взглядам Бах принадлежал к венской централистской школе и не был по опыту знаком с особенностями австрийских провинций и национальностей. Он полагал, что ему удастся осуществить невозможную задачу превращения Австрии в единое немецкое государство путем исключительно административного воздействия.

В государственных интересах, а вовсе не с германизаторскими целями — уверяли защитники системы — немецкий язык был всюду объявлен языком государственным: в судопроизводстве, администрации, фактически даже в области народного образования. Но этим самым было подорвано значение реформ и сильно уменьшено количество лиц, которые могли ими воспользоваться. Когда в 1860 году Бенедек вступил в отправление должности венгерского генерал-губернатора, он с изумлением узнал, что среди высшего персонала пештской полиции по-мадьярски говорил один только чиновник; могла ли при таких условиях полиция выполнять свои обязанности и быть хоть сколько-нибудь связанной с населением? Чтобы войти во вкус своей работы и действовать самостоятельно, чиновникам Баха недоставало спокойной уверенности: все вокруг них было неустойчиво, и они это чувствовали.

Администрация была реорганизована сверху донизу по строгому плану. Мелкие провинции, некогда соединенные в крупные, снова получили прежнюю автономию; очень большие провинции, как, например, Галиция, были разделены на несколько мелких. Венгрия была разорвана на части: не только Хорватия сохранила свое привилегированное положение, не только Трансильвания получила обратно свою прежнюю автономию, но и Сербское воеводство, а также Темешварский банат были выделены в особые провинции; остальная венгерская территория была разделена на пять имперских наместничеств, и с этого момента единство Венгрии воплощалось только в лице военного и гражданского генерал-губернатора.

Низшей административной инстанцией в провинциях являлись окружные власти и в конечном счете власти уездные, облеченные административными, судебными, полицейскими и отчасти финансовыми функциями. Как и следовало ожидать, полиция начала играть выдающуюся роль; общее заведывание полицией перешло к специальному министерству, которому также подчинен был недавно созданный корпус жандармов; но в продолжение всего данного периода от жандармов требовалось не столько наблюдение за исполнением законов, сколько слежка за обывателями. Подозрительность правительства распространялась на все. Так, например, промышленность страдала от слишком придирчивой регламентации; неоднократно намечались проекты реформы, основанной на принципе свободы, но осуществить их удалось только в декабре 1869 года, после падения Баха.

Общественное недовольство. Десятилетняя реакция оставила по себе в Австрии самое скверное воспоминание. Притесняемые народности и средние классы особенно тяжело переносили иго потому, что в 1848 году они уже испытали чувство свободы. Славяне ненавидели систему Баха за ее германизаторские тенденции, немцы — за ее строгий абсолютизм. Общественное мнение лишено было возможности заявить о себе. Закон о союзах и собраниях, поставивший основание всяких обществ в зависимость от правительственного разрешения и подчинивший их строжайшему надзору, запрещал, кроме того, в определенных выражениях всякое общество, «задачи которого вторгаются в круг ведения государственного законодательства или администрации». Печать, со времени издания закона 27 мая 1852 года, была подчинена суровому режиму: каждая газета обязана была представлять властям один экземпляр за час до выхода в свет; розничная продажа на улицах и расклейка были воспрещены, и все газеты должны были вносить залог. Закон 1852 года, как сказал впоследствии один выдающийся юрисконсульт, заставил сожалеть об отмене предварительной цензуры. Суд присяжных исчез вместе с конституцией; но даже и до его уничтожения правительство изменяло приговоры, которые ему не нравились. Крупный чешский журналист Гавличек, оправданный присяжными, был без дальних рассуждений сослан в административном порядке.

Сначала общественное недовольство проявлялось в виде заговоров, которых было особенно много в первые годы (1851–1863); они привели к грандиозным процессам — главным образом в Венгрии и Трансильвании, Из всех частей империи от реакционной политики больше всего пострадала Венгрия; ей хуже всех пришлось от восстановления порядка. После одержанной им победы Гайнау жестоко отомстил революционерам; в один только день в Араде было повешено тринадцать революционных генералов. Венгрия же пострадала больше всех других областей от новой политической организации. Хотя новые чиновники часто оказывались лучше своих предшественников, хотя крестьяне в особенности находили у Них теперь лучший прием и больше правосудия, чем прежде, однако баховские гусары — немцы или онемеченные чехи — натолкнулись на единодушную оппозицию со стороны венгерского населения. Они или вовсе не знали местного языка, или его коверкали; в насмешку за это крестьяне прозвали их «господин не знает, что говорит»(«Monsieur qu'est-ce qu'il dit?»); для них закрыт был доступ в венгерское общество. Высшее дворянство жалело о старой аристократической конституции и все надеялось на ее восстановление, а мелкое дворянство, низшее католическое духовенство и все протестантское духовенство жили воспоминаниями о 1848 годе и ожиданием реванша.

Государственной службы добивались только две категории людей: добровольные шпионы и разорившиеся дворяне, с лихвой возвращавшие своим немецким товарищам то презрение, которым награждали их самих их соотечественники; венгерец, занимавший место помощника уездного судьи, называл своего шефа не иначе, как «чешским псом». Венгерцы никогда не претендовали на звание исправных плательщиков налогов, а теперь считали честью обманывать казну; причинять всякие затруднения угнетателю — разве это не акт патриотизма? Кошут и другие революционные вожди старались из-за границы через своих доверенных агентов поддерживать национальное возбуждение в стране.

Оппозиция остальных народностей была не слабее, хотя и не отличалась таким же единодушием и не проявлялась в такой же открытой форме. Осадное положение в Галиции, Сербском воеводстве и Трансильвании было снято, как и в Венгрии, только в 1854 году. Режим, введенный Бахом, достиг своей цели; он осуществил единство австрийских народностей, по единство заключалось именно в единодушном недовольстве. В одном анекдоте того времени рассказывается, что какой-то мадьяр на вопрос хорвата относительно общественного настроения в Венгрии ответил, намекая на события революционной эпохи: «О, мы весьма довольны. Обращение, которому мы подвергаемся в наказание за грехи, применяется к вам в виде награды»,

Конкордат. Реформы в области народного образования. В то время как проект конституции, выработанный Кремницским парламентом, восстановлял принципы иозефинизма^[61], австрийские прелаты в своих декларациях и петициях, подаваемых императору, требовали предоставления церкви полной свободы и заключения конкордата. Поведение епископов, осудивших на Венском соборе, 1849 года национальные требования и объявивших различие языков пережитком язычества и следствием грехопадения, показало правительству, какую пользу оно могло бы извлечь для своей политики из союза с церковью. Конкордат 18 августа 1855 года закрепил союз трона с алтарем. Тридцать шесть обнародованных статей и ряд секретных добавлений урегулировали отношения между церковью и государством. Католицизм был признан государственной религией. Церкви предоставлены были навеки полнейшая автономия, безусловное право приобретать и владеть имуществом и все привилегии, вытекающие из ее «божественного» происхождения и ее законов. Епископы могли беспрепятственно сноситься с Римом, осуществлять над паствой и клиром юрисдикцию, предоставляемую им каноническим (церковным) правом, и следить за тем, чтобы католическое юношество воспитывалось католическими преподавателями в согласии с учением церкви; епископы же должны были утверждать инспекторов народных училищ. Наконец, им дано было право цензуры и осуждения опасных сочинений, которые правительство обязалось в таком случае пе допускать к распространению. Гражданские власти могли возбуждать преследования против духовных лиц за нарушение общих гражданских и уголовных законов, но они обязаны были предупреждать об этом епископа и соблюдать должное уважение к духовному сану.

Конкордат был обнародован и получил силу закона 5 ноября 1855 года. С 1 января 1857 года отдел австрийского гражданского права «О браке» перестал применяться к католикам^[62]. В передаче дел о браке духовному суду возмущенное, болезненно подозрительное общественное мнение усмотрело символ передачи основных прав гражданского общества в руки его вечного врага. Такое отречение государства от своих прав, казалось, невозможно было объяснить иначе, как изменой. Утверждали, что ценой этого конкордата Бах старался купить поддержку епископов и иезуитов не столько для своей политики, сколько для себя лично. Несмотря на чрезмерные уступки, требуемые от императора, конкордат не вызвал возражений при самом дворе, но он встретил ярых противников среди высоких сановников старой школы, пропитанных принципами иозефинизма и ревниво отстаивавших нрава светского государства. А между тем общество еще не знало всей правды. Одной из секретных статей император обязался не решать никакого вероисповедного вопроса, — затронутого или не затронутого в конкордате, — без согласия папы.

Во исполнение конкордата Леон Тун, министр вероисповеданий и народного просвещения, отдал начальную школу во власть духовенства. Этот акт привел к тому, что общество проглядело действительные заслуги этого министра, который далеко не был только деятелем конкордата и обскурантизма. Напротив, Тун приложил много сил к делу преобразования австрийских университетов по немецкому образцу, так что они перестали быть, как при старом порядке, простыми гимназиями высшего разряда, с той же дисциплиной и с тем же методом преподавания. Он изменил самый дух университетских занятий и отвел чисто научным теоретическим исследованиям почетное место наряду с практической подготовкой слушателей к свободным профессиям. Он содействовал развитию исторического преподавания на юридическом и философском факультетах и, главное, он предоставил студентам свободу учиться, а профессорам свободу преподавать, положив конец подавляющему режиму обязательных семестровых экзаменов. Кроме того, руководясь советами Экснера, он ввел в средних учебных заведениях, классических и реальных, учебный план, остававшийся в силе до последнего времени (1918 года).

Финансы. Министерство Брука. Долги, вызванные великими войнами начала XIX столетия, лежали еще и в 1848 году тяжелым бременем на австрийских финансах. С другой стороны, двойное, банкротство поселило в публике крайнее недоверие; революция довела расстройство финансов до апогея. Несмотря на все запрещения, звонкая монета вывозилась из Австрии, хотя проба ее была преднамеренно понижена; правительство принуждено было выпустить мелкие кредитные билеты, и даже частные банки пустили в обращение мелкие разменные бумажки. До 1854 года сохранялся старый чекан с изображением Фердинанда: не стоило делать нового, так как едва вычеканенная монета исчезала из обращения.

В 1854 году выпущен был внутренний заем в 500 миллионов флоринов, назначенный для восстановления металлического обращения; но подоспели осложнения в восточном вопросе, и 500 миллионов пошли не па изъятие из обращения кредитных билетов, а на военные расходы. С 1815 года австрийское правительство отказалось от этой разорительной формы кредита и поручило банку изъять из обращения оставшиеся бумажные деньги. Но революция, а также итальянская и венгерская войны вызвали значительные расходы и потребовали новых эмиссий. К несчастью, население не поддавалось ни па какие уловки: под каким бы именем ему ни предлагали новые билеты, государственные облигации или облигации займа, выпущенного под обеспечение венгерских доходов, и несмотря на их принудительный курс оно оставалось непреклонным; лаж на звонкую монету поднялся с 9,36 процента в 1848 году до 26 процентов в 1851 году и около 28 процентов в 1854 году.

В обращении находилось слишком много бумажных денег. От такого порядка вещей сильно страдала торговля: постоянные колебания вексельного курса стесняли коммерческие операции; учетный процент для самых солидных подписей был не ниже десяти; затруднительным положением казны и публики пользовались только спекулянты венской биржи, наживавшие состояния. Заем 1854 года должен был дать банку возможность изъять из обращения все государственные бумажные деньги и заменить их обоими билетами. Но операция эта не удалась, и банк, которому государство и без того должно было значительные суммы, принужден был снова ссудить ему 100 миллионов флоринов на покрытие расходов по восточной политике.

С 1848 по 1854 год Австрия делала долги, не помышляя о последствиях. Результаты такой политики не замедлили сказаться: внутренний заем в 500 миллионов флоринов удалось разместить лишь благодаря сильному давлению; заем был распределен правительством между капиталистами, и если они не уплачивали должной суммы, их имущество описывали как у неисправных налогоплательщиков. Правительство решило наконец изменить свою финансовую систему. В январе 1855 года управление министерством финансов было возложено на Брука, бывшего министра торговли, а затем посланника в Константинополе. При одном известии, что Брук представил императору свои проекты, о содержании которых никто еще ничего не знал, лаж сразу понизился на десять процентов, Умный и решительный человек, прирожденный дипломат, Брук заслуживал того доверия, которое оказало ему общественное мнение. Между тем все его усилия заранее были обречены на неудачу.

Режим абсолютизма не давал никаких гарантий порядка и безопасности, которые необходимы были для восстановления финансов. С первого же дня Бруку стало ясно, что он сможет сделать солидную экономию, без вреда для дела, только в области военных издержек. До конца он надеялся добиться этой экономии и позволял высшим военным чинам обманывать себя обещаниями. Он не понимал, что с этой стороны ему нечего было ожидать содействия в деле сокращения расходов. Ведь партия аристократов и военных, была всемогуща при императорском дворе. Одной из первых мер реакции явилось уничтожение военного министерства и передача его функций старшему генерал-адъютанту императора; таким образом военные дела были изъяты из ведения государственной администрации и переданы в личное заведывание монарха. В 1855 году предусматривался дефицит в 175 миллионов флоринов, но расходы по мобилизации и по оккупации Дунайских княжеств утроили его. За 1848–1859 годы на армию было израсходовано 2 миллиарда флоринов.

Брук встретился еще с затруднениями иного порядка. Если венгерская война обременила государство тяжелым долгом, то, с другой стороны, отмена дуализма привела к установлению в Венгрии австрийской фискальной системы. Ввиду этого ожидалось повышение ежегодных доходов казны па 50 миллионов флоринов. Однако на деле обнаружился значительный недобор; по одному только подоходному налогу за Венгрией к концу 1851 года накопилось 13 миллионов недоимок. Общая реорганизация административных органов повлекла за собой сильный рост расходов; за 1850–1859 годы бюджет министерства внутренних дел, равно как и расходы на полицейское ведомство, удвоились. Чтобы раздобыть нужные средства, Брук должен был прибегать к таким мерам, которые он сам осуждал, например, к продаже на крайне невыгодных условиях государственных железных дорог.

Таможенная политика Брука, клонившаяся к созданию австро-германского союза встречала препятствия во внешней политике Австрии, проникнутой идеями конкордата^[63]; ему удалось все-таки провести новый таможенный тариф, на основе которого он заключил с Пруссией торговый договор 1853 года. Решительный разрыв с запретительной системой не только не причинил вреда австрийской промышленности, но даже дал сильный толчок ее развитию. Брук уменьшил долг государства банку, уступив последнему часть государственных имуществ на сумму 156 миллионов флоринов. Он подписал австро-германское монетное соглашение 1857 года, имея в виду подготовить отмену принудительного курса и возобновление свободного размена кредитных билетов, и таким способом упрочить положение банка. Но едва только политика Брука начала приносить свои первые плоды, как разразилась война с Италией; чтобы удовлетворить вновь возникшим потребностям, он снова принужден был нанести удар кредиту банка, им же самим восстановленному.

Внешняя политика. Крымская война и война с Италией. Конец абсолютистского режима. Только крупные успехи могли бы сделать популярным или по крайней мере не столь невыносимым режим, который приносил все интересы австрийских народностей в жертву величию династии. А между тем после смерти Шварценберга, имевшего в своем активе ольмюцское унижение Пруссии, внешняя политика Австрии была сплошным рядом поражений. Граф Буоль-Шауэнштейн унаследовал от Шварценберга его программу, но не его таланты. И это особенно ярко обнаружилось во время Крымской войны.

Россия и западные державы с одинаковым усердием старались привлечь Австрию на свою сторону. Царь предлагал ей Сербию, Боснию, Герцеговину; но Австрия находила, что это приобретение не равноценно дунайским равнинам. Понимание своих интересов толкало Австрию к союзу с Англией и Францией, однако этому противоречила традиция, влияние которой при австрийском дворе всегда было чрезвычайно сильным; кроме того, что бы ни говорил Шварценберг, Франц-Иосиф не решался удивить мир своей неблагодарностью^[64]. Выбор затруднялся еще и другими соображениями. Австрия расплачивалась в этот момент за свое чрезмерное честолюбие; впутавшись во все европейские дела, она не знала, куда повернуться. Ей хотелось действовать только в согласии с Пруссией, чтобы обеспечить себя от возможных сюрпризов в Германии, но Пруссия ставила свои условия. Принимая же сторону России, Австрия рисковала вызвать революционные вспышки в Италии, в Польше и особенно в Венгрии. Наполеон III не остановился бы перед союзом с революцией, а система Баха подготовила для этого плана весьма благоприятную почву. Венгрия, которая во всякое другое время оказала бы содействие в войне против России, теперь рассчитывала на поражение Австрии и не задумалась бы этому помочь. Теперь австрийское правительство начало понимать, какую глубокую ошибку оно совершило в 1849 году; императору представлены были записки, направленные против «нивелирующего якобинства» централизации и рекомендовавшие возвращение к австрийской традиции, которая считалась с историческими и национальными отличиями. И в высших сферах начали уже подумывать о перемене системы.

Буолю не без труда удалось склонить Пруссию на союзное соглашение (20 апреля 1854 года). По словам Зибеля, это был «союз совершенно особого рода., сердечное соглашение, обставленное величайшими предосторожностями, братское доверие со всевозможными оговорками. В понимании Австрии союз имел значение для восточных дел, в понимании Пруссии— для западных». Буоль скоро это заметил; в то время как он всеми силами старался убедить Германию стать против России, Пруссия с успехом противодействовала его усилиям. Ввиду этого Буоль, без совещания со своим союзником, примкнул 8 августа к программе западных держав, так называемым «четырем пунктам», а 2 декабря 1854 года он при таких же условиях подписал формальный договор с Англией и Францией. Этой политикой он навлек на себя вражду Пруссии и ненависть царя, а в то же время его запоздалая решимость не вызвала большого восторга со стороны западных держав. Стараясь всех перехитрить, он успел только возбудить всеобщее недовольство.

На Парижском конгрессе он мог пожать плоды своей политики: несмотря на его сопротивление, державы признали единство Дунайских княжеств (Буоль протестовал против создания у ворот Венгрии нового Пьемонта, который был бы орудием французской политики), а итальянский вопрос был поставлен перед Европой. Австрия оказалась изолированной за одно удовольствие оккупировать- на несколько месяцев Дунайские княжества, чем она окончательно и расстроила свои финансы. Фон Бейст следующим образом резюмирует результаты этой политики: «России нанесено было глубокое оскорбление, и теперь она выжидала удобного случая для отмщения; Пьемонт усилился и занял угрожающее положение; Франция была избалована успехом и становилась опасной; Англия была наполовину подкуплена и колебалась; Пруссия — обижена и выжидала удобного случая, чтобы взять реванш, — таково было положение вещей через два года после подписания Парижского трактата». В Венгрии грозило вспыхнуть восстание. Перемена режима становилась необходимой. 22 августа 1859 года Бах был уволен в отставку.

ГЛАВА V. ФРАНЦИЯ. ВТОРАЯ ИМПЕРИЯ. ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

2 декабря 1852— 21 мая 1870

I. Неограниченная империя

Наполеон III; усиление его власти. Добившийся короны, Наполеон III начал заботиться о расширении своей власти и об обеспечении престола за своей династией. В то время его политика далеко не отличалась либеральным характером. «Свобода, — говорил он немного спустя, — никогда не служила орудием к основанию прочного политического здания, но она может увенчать это здание, когда оно упрочено временем». В ожидании такого «увенчания»- он добился сенатского указа (сенатус-консульта) 25 декабря 1852 года, который сводил почти на-нет компетенцию Законодательного корпуса в области финансовых вопросов.

На основании этого акта торговые договоры, заключенные императором, получали силу закона, даже если они вели к изменению тарифных ставок; общественные работы и предприятия общественного характера разрешались и приводились в исполнение по императорскому декрету; наконец, бюджет вотировался не по отдельным статьям, а по министерствам; распределение же кредитов по отдельным статьям производилось самим императором, который мог притом разрешать перевод сумм из одной статьи в другую. Кроме того, взаимные отношения высших государственных учреждений между собой и отношения их к главе правительства устанавливались последним (эти отношения были вскоре урегулированы императорским декретом от 31 декабря).

К этим новым ограничениям политических свобод надо прибавить законы и декреты, изданные за 1853–1855 годы, о борьбе с политическими преступлениями и покушениями, о составлении списков присяжных заседателей, о назначении мэров и председателей «советов сведущих людей», а также о подчинении народных учителей префекторальной администрации, Таким образом, принцип сильной власти, которому благоприятствовали уже конституция 1852 года и законы-декреты времен диктатуры, выиграл еще больше с установлением Империи.

Двор, императорская семья, императрица. Несмотря на свое демократическое происхождение и на свои постоянные ссылки на революцию, новая империя, по образцу первой, не преминула впасть в подражание традиционным нравам монархии. Поселившись в Тюильри подобно своему дяде и подобно ему получая 25 миллионов по цивильному листу^[65], Наполеон III скоро окружил себя пышным двором; к этому двору он старался привлечь дворян; этикет был восстановлен в своих правах. Не довольствуясь щедрой раздачей титула «маршала Франции», он с самого начала завел при дворе обер-гофмаршала, обер-камергера, обер-шталмейстера, обер-егермейстера, императорского духовника и целый ряд других, менее видных сановников. Затем немного позже он учредил привилегированную императорскую гвардию'.

У него была «гражданская семья», поставленная в личную от него зависимость, и «политическая семья», из среды которой сенатус-консульт разрешил ему (7 ноября 1852 г.) назначить себе наследника. В «политическую семью» входили только экс-король Жером и двое его детей, принцесса Матильда и принц Наполеон. Декретом 18 декабря 1852 года было постановлено, что в случае бездетности императора престол перейдет к Же-рому, а после него к его сыну. Ввиду преклонного возраста принца Жерома его вступление на престол представлялось маловероятным, но второму принцу было всего тридцать лет.

Он был человеком свободомыслящим, но временами отличался крайней резкостью; в Законодательном собрании, при республике, он заседал на скамьях Горы и теперь, при империи, несмотря на свое новое положение, сохранил демократические и антиклерикальные замашки, смущавшие императора, так как. они оскорбляли консервативное общество. Наполеон III признал его своим наследником, конечно, только потому, что надеялся обуздать его, а, быть может, еще рассчитывал иметь через него некоторое влияние на демократическую партию. Во всяком случае, после установления империи он предпочитал держать принца Наполеона поближе к себе. Впрочем, он так же мало хотел оставить ему престол, как высшие государственные учреждения (и в особенности Сенат) хотели видеть его своим императором.

Наполеон желал иметь прямого наследника. Поэтому немедленно по вступлении на престол он стал заботиться о браке. Но шаги его в этом направлении были не слишком благосклонно встречены старыми европейскими дворами, которые готовы были, пожалуй, признать его императором^[66], но не относились с большим доверием к его личности и не очень верили в прочность его положения. Ему не удалось добиться руки принцессы ни из дома Гогенцоллернов, ни из дома Вазы. Убедившись в тщетности своих попыток и будучи склонным к внезапным оригинальным поступкам, он решил вступить в брак по любви. 22 января 1853 года он возвестил о своем намерении сочетаться браком с молодой испанкой из знатной, но не царствующей фамилии, Евгенией Монтихо, в которую незадолго до того влюбился; при этом он заявил, — правда, несколько поздно, — что гордится своей репутацией «рапгзпи»^[67].

И действительно, через несколько дней (30 января) Наполеон III женился на Евгении Монтихо. Новая императрица должна была, по словам императора, воскресить «добродетели императрицы Жозефины»; своей красотой, грацией и роскошью она усилила-блеск придворных празднеств, которые с этого времени давались в Тюильри почти без перерыва. Но эта невежественная, капризная и легкомысленная женщина никогда не пользовалась настоящей популярностью. Следует прибавить, что близкая по самому своему воспитанию к ультрамонтанской партии Евгения еще более сблизилась с ней потому, что принц Наполеон был склонен вести с этой партией борьбу, а этот принц, которого она отдаляла от трона, становился в ее глазах противником. Таким образом, с самого начала вокруг Наполеона III образовались две непримиримые партии, между которыми нерешительный император никогда не мог сделать окончательного выбора, к большому вреду для своей политики и к несчастью для Франции.

Рост национального богатства. Насилие, употребленное Наполеоном III для захвата власти, и ошибки, совершенные им в качестве императора, не должны заслонять от нас его гуманные чувства, его стремление к развитию национального богатства и особенно к увеличению благосостояния трудящихся классов^[68]. Он был и хотел казаться человеком прогресса. Ему хотелось играть роль просвещенного деспота и обеспечить народу счастье, но с условием, чтобы все это он мог делать лично, без чьих бы то ни было советов и контроля, и чтобы в действия его никто не вмешивался. В первые годы его царствования неровная и беспорядочная, но вместе с тем плодотворная деятельность Наполеона не встретила никаких затруднений, и история, которая во многих отношениях должна отнестись к нему сурово, не может умолчать о благе, достигнутом благодаря его инициативе и его импульсивности.

В эту эпоху во Франции возникло множество благотворительных учреждений, яслей, детских приютов, богаделен, обществ взаимопомощи (число которых за три года возросло на целую треть). Во всех крупных центрах поощрялось основание рабочих поселков; в городах и деревнях правительство пыталось организовать врачебную помощь. С другой стороны, основание в 1852 году поземельного кредита, который в 1854 году сделался настоящим государственным учреждением, дало возможность землевладельцам, крупным и мелким, а также коммунам и департаментам получать за невысокие проценты необходимые для их предприятий капиталы. Крупные железнодорожные линии, постройка которых едва началась при Луи-Филиппе, быстро были доведены до конца; кроме того, был построен ряд новых линий; а в 1857 году установлены правильные рейсы трансатлантических пароходов в Гавре, Сен-Назере и Бордо.

Благодаря этим новым улучшениям средств сообщения торговые обороты ускоряются и расширяются. Железоделательная промышленность, горное дело, производство светильного газа и т. п. преобразуются и быстро развиваются. Париж под диктаторским управлением префекта Османа^[69] (с 1853 года) украшается, оздоровляется и благодаря проведению новых улиц и постройке новых зданий приспособляется к потребностям современной жизни. Его примеру начинают следовать остальные большие города. Всемирная выставка 1855 года обнаружила громадные успехи, сделанные в короткое время французской промышленностью; эти успехи не следует, конечно, приписывать исключительно императорскому правительству, но не подлежит сомнению, что оно в значительной мере им содействовало.

Первые симптомы недовольства. Однако даже первые годы Второй империи не были сплошь периодом величия и процветания; медаль имела свою оборотную сторону. Пример двора, а также слишком быстрое образование или рост некоторых состояний развили в буржуазии, а скоро и в народе, наряду со стремлением к благосостоянию, жажду роскоши и необузданную погоню за наслаждениями. Колоссальные биржевые операции, вызванные государственными займами и выпуском на рынок множества промышленных и финансовых ценностей, породили погоню частных лиц за быстрой наживой. Общественная мораль явно изменилась; биржевая игра сделалась потребностью. Тщетно император высказывал свое одобрение сочинениям, которые обличали и высмеивали биржевую спекуляцию^[70]; даже окружающие его лица были заражены этой болезнью, а его платонические увещевания не производили никакого действия.

Приток и быстрое обращение капиталов, равно как украшение городов вскоре повлекли за собой вздорожание всех продуктов, от которого особенно страдали рабочие, рантье и чиновники. Если к этому экономическому кризису прибавить случайные бедствия (неурожай, холеру), посетившие Францию в 1853–1855 годах, наводнения 1855 и 1856 годов, наконец убийственно продолжительную Крымскую войну, которая обездолила множество семейств и в которой народ не усматривал никаких выгод для страны, то мы поймем, что уже с этого времени оптимистическое и доверчивое настроение нации не было свободно от некоторой примеси недовольства.

Оппозиционные партии (легитимисты, орлеанисты, республиканцы) с 1852 до 1857 года. Правда, народ мало сознавал это недовольство. Впрочем, он почти лишен был легальных средств для его выражения, а применить иные средства ему не приходило в голову^[71]. Толпа не устраивала демонстраций. Конечно, партии, враждебные Империи, не сложили оружия и не отказались целиком от своих надежд. Но они не успели еще оправиться от растерянности и уныния, в которое их поверг государственный переворот. Они производили впечатление офицеров без армии; нерешительный характер действий и недостатки тактики, казалось, еще надолго обрекали их на полное бессилие.

Наименее опасной была, конечно, партия легитимистов, которая составляла ничтожное меньшинство нации и была непопулярна в народных массах. А между тем правительство относилось к ней с величайшей предупредительностью ввиду ее тесной связи с духовенством, в котором оно само сильно нуждалось. Поэтому известное количество роялистов примкнуло к Империи без особого сопротивления и начало принимать от нее должности и почести^[72]. Другие мирно будировали или сочиняли острые эпиграммы, которые оскорбляли Наполеона III, но особенного вреда причинить ему не могли. К тем, кто слишком злословил, врывалась иногда полиция, уносившая после обыска их бумаги. Некоторые роялисты основали «федеральную лигу», существовавшую, впрочем, только на бумаге (1853). Вожаки партии ездили в Фромдорф и привозили оттуда неизменный лозунг: «воздержание». Граф Шамбор, самый непримиримый и самый инертный из всех претендентов (внук Карла X, представитель Бурбонов), как будто поставил себе задачей привести в уныние друзей своей полной достоинства, но чисто пассивной и выжидательной политикой.

Орлеанизм, насчитывавший в своих рядах настоящих государственных людей, администраторов, генералов и талантливых писателей, постоянно внушал Наполеону III сильное беспокойство, несмотря на свое фактическое бессилие. Осторожный Журналь де Деба, служивший официальным органом этой партии, гораздо больше раздражал императора тем, чего он не хотел говорить, чем тем, что он говорил. Орлеанские принцы, изгнанные из Франции, оставили там богатых и образованных сторонников, оппозиция которых, при всей своей корректности и умеренности, отличалась непримиримым характером.

Во всяком случае, эта семья (Орлеаны), также не обнаруживавшая никакой активности, могла бы причинить серьезные затруднения Империи лишь в том случае, если бы слияние привело к искреннему и полному примирению обеих ветвей династии Бурбонов^[73]. Но эта двусмысленная политика натолкнулась с одной стороны на лойяльное сопротивление графа Шамбора, который требовал от своих родственников безусловного подчинения и признания его «божественного права», с другой — на непобедимое отвращение орлеанистов, которые, как, например, Тьер, Ремюза, Дювержье де Горанн и т. д., не хотели пожертвовать ради белого знамени принципами 1789 года. Герцог Омальский, принц Жуанвильский, герцогиня Орлеанская и ее дети отказались от такой жертвы. Таким образом, визит, сделанный в конце 1853 года герцогом Немурским «главе французской династии» во Фромдорфе, и ответный визит последнего (1854) королеве Марии-Амелии^[74] не привели ни к чему. Глубокие разногласия и личная вражда, разделявшие обе семьи, остались в полной силе, а гласное констатирование этих разногласий графом Шамбором надолго сделало бесполезной всякую новую попытку к сближению.

В ожидании слияния обеих династий или реставрации одной из них орлеанисты и легитимисты составили так называемую либеральную коалицию, поставившую себе целью добиваться восстановления конституционных свобод, отмененных режимом 1852 года. Эта партия насчитывала в своих рядах многих выдающихся и талантливых людей, но она фатально была осуждена на бессилие именно потому, что состояла из представителей «избранного» общества, с презрением относившихся к всеобщему избирательному праву и не желавших вмешиваться с толпой. Ее главный орган Корреспондент (Gorrespondant) читался-только в салонах; ее главной квартирой была Французская академия, где так называемые «старые партии» были господами положения. В период 1854–1857 годов тон задавали там такие люди, как Гизо, Тьер, Кузен, Монталамбер; они ввели туда одного за другим Дюпанлу, Берье, Сильвестра де Саси, герцога Бройля, графа Фаллу. Привлечение каждого из этих лиц рассматривалось новой фрондой как великая победа; при каждом приеме нового члена произносились тщательно обработанные речи, полные многозначительных намеков, которые подчеркивались аристократической и религиозной аудиторией, «поражали» империю и ее сторонников в самое сердце, но не мешали этим последним чувствовать себя прекрасно.

Республиканская партия была более многочисленной, более решительной, более подготовленной к действию, чем партии монархические; естественно, что Наполеон III боялся ее и следил за ней больше всего. Но эта партия была бедна; в самой Франции находились лишь немногие из ее вождей, а остальные (и самые выдающиеся) были тогда в ссылке или изгнанци в разных странах, (в Швейцарии, Бельгии, Англии и т. д.). Те же из деятелей 1848 года, которые имели возможность остаться во Франции или возвратиться туда, должны были либо молчать, либо служить своему делу с крайней осторожностью. Кавеньяк, за которым строго следцли, держался в стороне от общественной жизни; Жюль Фавр произносил талантливые речи, которые правительство не разрешало печатать; Жюль Бастид тайком внушал новому поколению сознание своих прав и обязанностей; Гудгло с большим трудом устраивал подписки в пользу изгнанников. Единственные газеты, в которых могли высказываться представители демократической оппозиции — Век, Шаривари, Пресса (Siecle, Charivari, Presse) — старались вести'себя скромно и чинно, чтобы избегнуть административных кар. Когда умирал какой-нибудь блестящий носитель республиканской идеи, как Марраст и Араго в 1853 году или Ламеннэ в 1854 году, то народ вооруженной силой не допускался к участию в похоронах. Несколько студенческих сборищ, несколько свистков, которыми встречены были в 1855 году Сент-Бёв и Низар^[75] в Коллеж де Франс и в Сорбонне, — вот и все те публичные манифестации, которые позволяла себе учащаяся молодежь, некогда строившая баррикады.

Правда, во мраке и в тайне (раскрывавшейся императорской полицией) эмиссары или лица, поддерживавшие связь с эмигрантами, проживавшими в Лондоне или Брюсселе, лишенные поддержки и помощи, организовывали один заговор за другим. Предполагалось то захватить императора, то убить его. Эти заговоры приводили к процессам, как, например, процессы «ипподрома» и «Комической оперы», Революционной коммуны и т. п., и за ними неизменно следовали новые высылки (1853–1854). Иногда покушения на жизнь императора совершались отдельными лицами, как, например, покушения Пианори и Беллемаре (апрель — сентябрь 1855 г.).

Но общественное спокойствие этими покушениями не нарушалось, а народная масса не возмущалась тем, что правительство, воспользовавшись удобным предлогом, наполняло тюрьмы подозрительными людьми и затем ссылало их без суда (как оно поступило, например, с Артуром Райком в 1855 году). В общем народная масса была очень покорна. Если не считать незначительной выходки «Марианны» (республиканское тайное общество) в Анжере (в августе 1855 года), то нельзя указать ни одной попытки народного возмущения в первые годы Второй империи.

Законодательный корпус и выборы 1857 года. Казалось, таким образом, что в общем новый политический режим застрахован от всяких потрясений. Особенно обеспеченным представлялось его будущее в 1856 году, по окончании Крымской войны, покрывшей французское оружие славой и сделавшей Наполеона III на Парижском конгрессе как бы арбитром Европы. В то же время судьба послала ему сына^[76], и сам папа Пий IX счел за честь быть крестным отцом этого принца. После такого события Наполеон III мог считать судьбу своей династии вполне обеспеченной. Во всяком случае он без страха ожидал первого обновления Законодательного корпуса, которое должно было произойти в следующем году.

Составленный из креатур правительства, Законодательный корпус никогда не делал серьезных усилий к тому, чтобы выйти из пассивного и унизительного положения, на которое обрекла его конституция 1852 года. Заседания этой палаты, подчиненной Государственному совету, происходили почти втайне^[77]; Законодательный корпус принимал целиком законопроекты, которые не сам вырабатывал и в которые не имел даже права вносить поправки, вотировал бюджет по министерствам, смиренно подчинялся совершившимся фактам, не спрашивал у правительства объяснения его политики, а тем более не смел выражать ему порицание. В составе этого собрания нашелся один только человек, позволивший себе заговорить свободно, — это был Монталамбер; в свое время он присоединился к политике государственного переворота, но затем стал противником нового режима. Коллеги с ужасом выслушивали его речи, в которых он требовал восстановления утраченной свободы, и наступил даже день, когда они предали его суду империи^[78].

Председатель Бильо, а затем сменивший его Морни могли, конечно, без труда руководить дебатами подобного собрания; правительству желательно было, чтобы состав палаты оставался без перемен. На деле, благодаря системе официальных кандидатур, почти все депутаты Законодательного корпуса были переизбраны (22 июня 1857 г.), кроме нескольких человек, которые, подобно Монталамберу, не пользовались покровительством администрации. Так как свободы личности, печати и собраний не существовало, то противники правительства большей частью воздерживались от участия в избирательной борьбе. Орлеанистских и легитимистских кандидатов было очень мало; «старые партии» представлены были в новой палате несколькими «независимыми», вроде Брама или Плишона, которые в сущности не были противниками империи.

Что касается демократической оппозиции, то она могла рассчитывать на успех только в очень крупных городах, особенно в столице. Но даже здесь недостаток дисциплины и единства действий принес ей значительный вред. Жившие за границей республиканцы-изгнанники проповедовали абсолютное воздержание от участия в выборах или отказ от присяги. В Париже не могли столковаться относительно желательных кандидатур; в результате оппозиция одержала победу только в пяти округах из десяти и провела Кавеньяка, Гудшо, Карно, Эмиля Оливье и Даримона. Впрочем, из первых трех один, а именно Кавеньяк, скончался вскоре после выборов (28 октября 1857 г.), а оба другие, как ив 1852 году, отказались от присяги. Правда, на дополнительных выборах, произведенных спустя несколько месяцев (в апреле 1858 г.), в Законодательный корпус были избраны Жюль Фавр и Эрнест Пикар.

Эти два новых депутата вместе с Оливье и Даримоном, а также Геноном, депутатом Ронского департамента, составили группу пяти, которой выпало на долю быть вплоть до 1863 года единственным представителем демократической оппозиции в новой палате. Но одного ораторского искусства Жюля Фавра, Эмиля Оливье и Эрнеста Пикара было недостаточно для ниспровержения империи. Непрерывные усилия пяти не могли бы ее поколебать, если бы Наполеон III не оттолкнул от себя значительную часть своих прежних друзей. Эти друзья в продолжение второй половины его царствования, даже не желая его падения, фактически содействовали нападкам отъявленных врагов императорского режима.

Вследствие разрыва с клерикальными и протекционистскими кругами, т. е. с двумя главными элементами консервативной партии, на которую Наполеон III опирался со времени государственного переворота, он принужден был в 1860 году сблизиться с демократией и перейти без всякой пользы для империи от принципа самовластия к принципу свободы^[79]. Историк должен приписать огромное значение этому двойному разрыву, без которого результаты 1852 года, конечно, долго еще оставались бы в полной неприкосновенности.

Начало раздора между Наполеоном III и римской курией. После римской экспедиции и принятия закона Фаллу католическая партия в течение долгого времени была рьяным и верным сотрудником наполеоновской политики. Высшее французское духовенство приветствовало государственный переворот и приняло самое деятельное участие в восстановлении империи. За исключением небольшой группы так называемых либеральных, католиков (Дюпанлу, Монталамбер, Бройль, Кошен и т. п.), которым «святой престол» выражал неодобрение, сторонники папы объявили себя друзьями императора. Епископы приветствовали в Наполеоне III нового Константина^[80]. Самый резкий и непримиримый из всех ультрамонтанов, Луи Вельо, выступил в своей газете Мир (L'Univers) на защиту нового режима. В продолжение нескольких лет Вельо не переставал расточать похвалы государю, который силой оружия охранял светскую власть папы, снова отдал воспитание юношества в руки церкви и содействовал развитию монашеских орденов.

Но мало-помалу тесный союз правительства и духовенства ослабел. Теперь известно (чего большинство современников не знало), что в течение трех лет (1852–1854) Наполеон III тщетно настаивал на том, чтобы Пий IX приехал в Париж короновать его, подобно тому как Пий VII некогда прибыл туда на коронацию Наполеона I, и что в то же время папа безуспешно старался добиться отмены органических статей и закона, запрещавшего совершение церковного венчания раньше заключения гражданского брака. За этими первыми трениями последовал более чем холодный прием, оказанный императорским правительством догмату «непорочного зачатия», а также процесс «салеттской девы», получивший крайне досадную для католической церкви огласку, пометать которой правительство не пыталось (1854–1855).

Но доверие католического духовенства к императору было поколеблено главным образом заключением во время Крымской войны франко-пьемонтского союза (26 января 1855 г.), а также вследствие открытой поддержки, оказанной Наполеоном III Кавуру во время Парижского конгресса (1856). Соединяясь с правительством, которое намеревалось продолжить итальянскую революцию, не удалившуюся в 1849 году, за счет церкви, Наполеон III дал этим понять римской курии, что он вовсе не намерен отдаваться целиком в ее распоряжение и что в нем может еще проснуться карбонарий 1831 года. После Парижского конгресса поведение императора по отношению к папе, которого он торопил даровать своим подданным реформы, и по отношению к Виктору-Эммануилу, которого он с каждым днем все больше ободрял, стало еще выразительнее. В самой Франции он устроил похороны Беранже на счет государства^[81] и вернул старому галликанцу Дюпену должность главного прокурора кассационного суда (июль— ноябрь 1857 г.). Однако он все еще колебался и не принимал решительных мер; только итальянские заговорщики и их покушения окончательно увлекли его на тот путь, на который он до сих пор не отваживался вступить открыто.

Итальянские патриоты; покушение Орсини и закон об общественной безопасности. Бывшие защитники Римской республики не простили Наполеону III экспедиции 1849 года. Так как в молодости он сам принимал участие в тайных обществах, они прежде рассчитывали на его содействие, а теперь смотрели на него не только как на противника, но и как на изменника. Многие из них были убеждены, что его смерть освободит не только Францию, но и Италию. Один из них, Пианори, покушался на его яшзнь в 1855 году; другой, некий Тибальди, в июле 1857 года был арестован и осужден по обвинению в заговоре с той же целью. Неудача этих покушений не помешала их возобновлению, и 14 января 1858 года четыре итальянских патриота, во главе которых стоял бывший член римского учредительного собрания Феличе Орсини, бросили под карету императора в момент, когда она подъезжала к Опере, несколько. бомб, которые убили и ранили 156 человек, но не задели Наполеона III.

Император воспользовался этим неудачным покушением, вызвавшим всеобщее неодобрение, чтобы возобновить преследование французских республиканцев, не имевших никакого отношения к преступлению Орсини. Снова начался террор. Вся Франция была как бы объявлена на осадном положении и разделена на пять военных генерал-губернаторств (27 января), а в Бурбонский дворец представлен был новый закон о подозрительных под названием «закон об общественной безопасности» (1 февраля). Этот закон был принят Законодательным корпусом с покорностью, но не без некоторой неохоты. Он давал правительству право высылать лиц, виновных в подстрекательстве к покушениям против правительства (даже если это подстрекательство не сопровождалось никакими последствиями), в преступных происках или соучастии в преступлении, совершенном в самой стране или за границей, в изготовлении, продаже, раздаче или хранении взрывчатых веществ, а также лиц, осужденных за участие в незаконных сборищах, тайных обществах, хранении оружия, составлении скопищ и за другие проступки, и, наконец, даже тех лиц, которые уже подвергались преследованиям за участие в восстании в июне 1848 года и в восстании 13 июня 1849 года и сопротивлялись государственному перевороту 2 декабря. Для применения этого закона император назначил министром внутренних дел генерала Эспинаса, известного своим участием в государственном перевороте, а этот замечательный министр потребовал от каждого префекта выдачи ему определенного количества жертв. Более 2000 республиканцев были арестованы, а около 300 человек без суда сосланы в глубину Алжира.

Тайный договор в Пломбьере. После покушения 14 января духовенство и католическая партия стали надеяться, что император откажется от мысли о каком бы то ни было соглашении с Пьемонтом и снова примет сторону папы. Некоторые проявления католического усердия, которых они от него добились, поддерживали в них эту иллюзию в продолжение части 1858 года. А императором, наоборот, в сущности снова овладели революционные идеи; в нем совершился один из тех психологических поворотов, которые так свойственны были его впечатлительной и романтической натуре. Теперь он считал итальянскую войну необходимой, тогда как раньше — хотя и желал ее — долго не мог на нее решиться. Наконец, решение начать войну как можно скорее было принято, и удивительнее всего, что это произошло по просьбе Орсини.

Известно, что этот несчастный написал императору из тюрьмы трогательное письмо, умоляя его загладить свой грех перед Италией и возвратить свободу 25 миллионам людей, которые, вместо того чтобы ненавидеть императора и желать ему смерти, могли бы навеки благословлять его имя и чтить его память. При этом Орсини давал ему понять, что если он будет упорно отказывать в удовлетворении нужд итальянцев, то покушения на его жизнь возобновятся. Наполеон III позволил защитнику Орсини, Жюлю Фавру, прочесть это письмо во Еремя процесса, и знаменитый адвокат сопроводил это чтение такими комментариями, к которым император-не мог остаться равнодушным. Вскоре после того префект полиции Пиетри явился к осужденному в камеру и убедил его написать второе письмо, в котором Орсини, в интересах итальянского освобождения, рекомендовал своим политическим единомышленникам отказаться от таких насильственных мер, как убийство. Орсини написал это письмо, а затем, искупая свою вину, взошел на эшафот (13 марта 1858 г.). Одним росчерком пера он изменил судьбу своей родины^[82].

Вскоре после этого Наполеон III начал вести с графом Кавуром таинственные переговоры, закончившиеся заключением тайного договора в Пломбьере (21 июля 1858 г.). Это был настоящий заговор, с неизбежной необходимостью подготовивший войну 1859 года (о которой говорится в другой главе этой книги). По этому договору Франция обязалась помочь Пьемонту изгнать австрийцев из Италии и получала в награду за эту поддержку Савойю и графство Ниццу; Виктор-Эммануил удовлетворялся присоединением к своим владениям северной части Апеннинского полуострова, а Италия превращалась в союзное государство под почетным председательством папы. Но, и не будучи пророком, можно было предсказать, что, способствуя развитию революции по ту сторону Альп, Наполеон III не в силах будет сдержать ее размаха, что папа, равно как и остальные государи полуострова, будет лишен своих владений и что вся эта авантюра логически приведет к полному объединению Италии.

Первые результаты Итальянской войны. Ни папа, ни французское духовенство, ни их друзья не обманывались в вопросе о том, к чему приведет союз Франции с Пьемонтом. Их опасения особенно усилились в последние месяцы 1858 года, когда выяснилась новая политическая эволюция Наполеона III, проявившаяся в благоволении к итальянской национальной партии и антиклерикальной прессе^[83]. Вскоре вступление принца Наполеона в брак с принцессой Клотильдой, дочерью Виктора-Эммануила (30 января 1859 г.), сделало существование франко-пьемонтского союза очевидным, а войну неизбежной. В последний момент (апрель 1859 г.) в Законодательном корпусе депутаты, наиболее преданные церкви, потребовали от правительства объяснений относительно последствий, которые война может иметь для светской власти папства. Туманные заявления министра Бароша в пользу папы лишь отчасти успокоили ультрамонтанскую партию.

Затем события пошли ускоренным темпом. После битвы при Мадженте (4 июня) восстала вся Центральная Италия, призванная к оружию самим Наполеоном III. Романья возмутилась против «святого престола». Император должен был бы это предвидеть, тем не мепее он испугался того оборота, который приняли события. Императрица и министр Валевский, смущенные недовольством католического духовенства, умоляли его сдержать революционное движение. И непостоянный император, поспешивший на другой день после новой победы (при Сольферино) подписать предварительный договор в Виллафранке (11 июля), сделал это не столько потому, что опасался маловероятного нападения со стороны Германии, сколько из страха перед католической партией^[84]. Но, как известно, это предварительное соглашение, равно как и Цюрихский договор, ничего не изменило; революция отказалась остановиться на полдороге, Центральная Италия, в том числе и Романья, открыто заявили о своем желании присоединиться к Пьемонту, а Наполеон III после слабого протеста снова повернул фронт и предоставил им полную свободу действий. В декабре он стал доказывать папе — сначала в получившей громкую известность брошюре, составленной одним из близких к нему людей^[85], а затем в личном письме, — что лучшим исходом для папы явился бы добровольный отказ от легатств. Пий IX с негодованием отверг эти советы и даже дал Наполеону III оскорбительный ответ (январь 1860 г.). Ввиду этого император, выработавший совместно с Англией план действий в итальянском вопросе, заключил с Виктором-Эммануилом договор в Турине (24 марта 1860 г.) и вступил наконец во владение Савойей и Ниццей.

Угрозы ультрамонтанов. Это новое соглашение Наполеонами с Кавуром удвоило негодование французского духовенства, которое в ряде яростных епископских посланий уже подало сигнал к своего рода крестовому походу против императора. Особенно отличался резким тоном своих нападок орлеанский епископ Дюпанлу. Либеральные католики в этом вопросе действовали солидарно с ультрамонтанами, и Монталамбер заговорил таким же языком, как Вельо. Газета последнего Юнивер (Мир) усвоила столь резкий топ, что правительству казалось необходимым ее закрыть (январь 1860 г.). Для протеста против новой политики императора в Законодательном корпусе образовалась оппозиционная клерикальная группа. По заключении Туринского договора петиции в пользу сохранения светской власти папы защищались в Сенате с большой энергией (29–30 марта 1860 г.).

В Бурбонском дворце, с одной стороны, группа пяти порицала Наполеона III за то, что он оставил Венецию во власти Австрии и продолжал держать в Риме французский гарнизон вопреки желанию населения, с другой — католическая оппозиция, гораздо более многочисленная (Лемерсье, Плишон, Флавиньи, Келлер и т. д.), жаловалась на его потворство революции и требовала новых гарантий в пользу папы. На все эти упреки Варош мог давать лишь уклончивые ответы. В это'время (апрель 1860 г.) Наполеон III готовился отозвать французский гарнизон из Рима, и он осуществил бы свое намерение, если бы этому не помешала экспедиция Гарибальди (май), который стремился возбудить революционное движение не только в Сицилии и Неаполе, но и в самом Риме^[86].

Французские войска продолжали охранять папу. Но таким образом Наполеон III поставил себя в двусмысленное положение и восстановил против себя всех. Если итальянцы перестали чувствовать к нему всякую благодарность за прежние услуги, то и католическая церковь стала считать себя свободной от всякой признательности за те услуги, которые он ей оказывал прежде и продолжал еще оказывать. В это время Наполеон III оружием поддерживал католические интересы даже в Китае и изъявлял готовность так же поддерживать их в Сирии; и тогда же папа отдал свои войска под команду декабрьского изгнанника Ламорисьера, заклятого врага французского императора, демонстративно вербовал в свою армию французскую легитимистскую молодежь и, наконец, допускал в присутствии императорских войск и трехцветного знамени поднимать белое знамя и приветствовать имя Генриха V. Раздраженный этими выходками, Наполеон III, которого эмиссары Кавура уговаривали обуздать революцию и воспрепятствовать Гарибальди провозгласить республику в Квиринале, кончил тем, что дозволил пьемонтской армии двинуться на Неаполь и занять почти всю Папскую область. Результатом этого были битва при Кастельфидардо (18 сентября 1860 г.) и новые плебисциты, сделавшие Виктора-Эммануила королем Италии.

Такие события еще больше восстановили французское духовенство против императора. На следующий день после Кастельфидардо все церкви во Франции огласились воплями скорби и негодования. Жертвы, павшие в этот день, чествовались епископами как мученики и святые. К концу 1860 года епископские послания приняли такой резкий тон, что министр внутренних дел счел необходимым подчинить выпуск тех из них, которые распространялись в виде брошюр, правилам о предварительном представлении в министерство и гербовом сборе. Вопреки закону, составились общества для агитации и собирания подписей в пользу папы; они были распущены, и правительство грозило возбудить против них судебное преследование. Но епископы продолжали действовать в том же направлении, а клерикальная агитация не прекращалась.

Торговый договор 1860 года; недовольство протекционистов. Наполеон III восстановил против себя как сторонников церкви, так и протекционистские элементы, т. е. класс крупных фабрикантов, горько упрекавших его в том, что он принес их интересы в жертву своей фритредерской политике.

Виновник государственного переворота уже с 1852 года втайне задался целью не только служить делу национальной независимости, но и способствовать торжеству тех экономистов, которые требовали снижения международных таможенных барьеров и установления свободной конкуренции на всемирном рынке. Интересы потребителей были Наполеону III дороже, чем интересы производителей, и в первые же годы своего царствования он воспользовался неурожаем для того, чтобы под предлогом борьбы с его последствиями провести понижение таможенного тарифа. Это возбудило тревогу в рядах французских фабрикантов. Затем он предложил Законодательному корпусу (1856) законопроект, имевший целью совершенно отменить тарифные ставки, носившие запретительный характер, и сильно понизить все покровительственные пошлины. Но фабриканты подняли такой вопль, что он поспешил взять свой проект обратно.

Впрочем, с его стороны это было простой отсрочкой вопроса, и с этого момента этот «мягкий упрямец», никогда не отказывавшийся целиком от своих теорий, выжидал лишь удобного случая для осуществления своего намерения. Ему показалось, что благоприятные условия наступили, когда английские фритредеры, в содействии которых он нуждался для низвержения министерства Дерби, мешавшего его итальянской политике, помогли Пальмерстону вернуться к власти (июнь 1859 г.). На этот раз он не сообщил о своих намерениях ни публике, ни Законодательному корпусу. Министр Руэр в величайшей тайне выработал, совместно с англичанином Кобденом, торговый договор 23 января 1860 года между Францией и Великобританией. По этому договору, послужившему образцом для целого ряда других трактатов, заключенных в следующие годы, Франция отказывалась от запретительных ставок и заменяла их ввозными пошлинами, не превышающими 30 процентов стоимости импортируемых товаров. С другой стороны, Франция получала свободный ввоз некоторых своих продуктов в Англию, равно как понижение пошлин с французских вин и спиртных напитков.

Значительная часть французских промышленников отнеслась к этому договору, как к государственному перевороту и национальному бедствию. 400 фабрикантов просили у императора аудиенции, но получили отказ. Однако энергичный Пуйе-Кертье громко высказал в Вурбонском дворце (в Законодательном корпусе) протесты промышленного класса (24 апреля и 2 мая 1860 г.), и агитация еще усилилась после опубликования специальных конвенций, определивших новые тарифные ставки (октябрь — ноябрь).

Декрет 24 ноября 1860 года. Наполеон III чувствовал, что вокруг него скопляется грозная атмосфера ненависти. В течение последнего года он старался сблизиться с демократической партией, еще недавно подвергавшейся с его стороны суровым преследованиям. По возвращении из Италии он обнародовал амнистию, по которой большинство декабрьских изгнанников вернулось во Францию^[87]. Не отказываясь от своей диктаторской власти в делах печати, он фактически предоставил либеральным газетам известную свободу, особенно в области их полемики с обскурантизмом и ультрамонтанством; наконец, разрешено было издание нескольких новых оппозиционных газет — Общественное мнение (U Opinion Nationale), Время (Le Temps), Воскресный курьер (Le Courrier du dimanche) и т. д.

Наполеон III начал пугаться ответственности за свою политику. Эта ответственность перед лицом Франции падала на него одного. Благоразумные (или считавшие себя таковыми) советники, как Морни, дали ему понять, что наступила пора разделить эту ответственность с представителями страны или по крайней мере сделать вид, что он готов ее разделить. Тогда император издал декрет (24 ноября 1860 г.), который предоставлял право Сенату и Законодательному корпусу ежегодно подвергать рассмотрению и оценке политику правительства при помощи свободно обсуждаемого адреса в ответ на тронную речь; министрам без портфеля поручалось защищать эту политику перед палатами, а в официальном Монитере отныне должен был печататься подробный отчет о парламентских прениях.

Таким образом, не отказываясь ни от одной из своих цезаристских прерогатив, император, казалось, был готов привлечь нацию к делу управления, так как он, по видимому, хотел сделать ее судьей своей политики. Наполеон III не сомневался, что обе палаты, из которых одна назначалась им самим, а другая почти вся состояла из депутатов, выбранных по рекомендации префектов, склонны будут одобрить все действия правительства; он не отказывался даже от надежды привлечь на свою сторону группу пяти и таким образом обезоружить зарождавшуюся в недрах Законодательного корпуса демократическую оппозицию. Поэтому, — если бы духовенство вздумало упрекать императора в измене папе, а крупные фабриканты продолжали бы нападать на его экономическую политику, ему легко было бы защищаться, свалив все свои ошибки на страну. Ему и в голову не приходило, что в этой игре он будет одурачен и что из декрета 24 ноября выйдет когда-нибудь во всеоружии фатальная для Империи свобода.

II. Либеральная империя

Демократическая оппозиция в Законодательном корпусе. Группа пяти быстро сообразила, какую выгоду она может извлечь из нового режима. Конечно, она и теперь не могла открыто требовать восстановления республики (двое из группы, впрочем, об этом и не помышляли) или оспаривать основные принципы Империи; теперь, как и раньше, члены пятерки, не могли увлечь за собой большинство или причинить Наполеону III материальный ущерб. Но зато отныне голос оппозиции, до того времени не выходивший за стены Бурбонского дворца, мог быть услышан всей Францией; ей позволено было громко разоблачать злоупотребления правительственной власти и многие ошибки этой власти, остававшиеся до тех пор неизвестными. Они могли также требовать отмены или существенной реформы политических законов, без которых действие конституции 1852 года должно было скоро прекратиться. Пятерка не упустила этого случая. И вот, благодаря ее деятельности, во Франции пробудилось политическое сознание. С 1861 года парламентские прения, которые в течение десяти лет не интересовали страну, начали снова увлекать ее. Нация стала мало-помалу снова сознавать свои права; поколение 1848 года подняло голову, и выросло новое поколение, готовое помочь отцам отвоевать утраченную свободу.

В течение трех сессий 1861, 1862 и 1863 годов депутаты левой смело стояли на своем посту. Трое из них — Жюль Фавр, Эмиль Оливье и Эрнест Пикар — особенно выделялись красноречием, а также живостью и непрерывностью своих выпадов. При обсуждении новых законов и бюджета они имели возможность проводить свою политику только случайно и урывками, но зато обсуждение ответного адреса предоставляло им удобный случай для систематического развития своей хотя и неосуществимой в данный момент, но вполне определенной программы, значение которой не могло ускользнуть от внимания общества. Ежегодно левые требовали, чтобы всеобщее избирательное право было освобождено от опеки правительства, гордящегося тем, что оно вышло из всеобщей подачи голосов; чтобы правительство отказалось от права перекраивать на свой лад избирательные округа; чтобы система официальных кандидатур была отброшена; чтобы французским гражданам возвращено было право собраний и союзов; чтобы свобода печати была восстановлена и обставлена определенными гарантиями; чтобы произвол администрации перестал покрываться статьей 75 конституции VIII года; чтобы закон об общественной безопасности был отменен; чтобы свобода личности признавалась на деле; чтобы на место фиктивной ответственности главы государства поставлена была реальная ответственность министров; чтобы у монарха отнято было право бесконтрольного распоряжения государственными финансами и бесконтрольного заведывания внешними сношениями Франции как политическими, так и экономическими; чтобы он лишен был возможности использовать французские войска для угнетения других народов, как он делал это в Риме с 1849 года, и как готов был сделать это в Мексике в 1862 году. Левые хотели также, чтобы коммунам возвращено было право самим выбирать своих мэров и, наконец, чтобы Париж и Лион, которые больше не имели выборных муниципальных советов, были освобождены от действия исключительных законов.

Само собою разумеется, что голос оппозиции, встречавший отклик во всей стране, совершенно не выслушивался в Бурбонском дворце (в самом Законодательном корпусе). Если министры без портфеля, как Бильо, Мань, Барош, давали себе труд отвечать оппозиционным депутатам, то они делали это не столько для того, чтобы убедить уже заранее убежденное собрание, сколько для того, чтобы самой широтой прений подчеркнуть свободу, предоставленную императором парламенту. В сущности Наполеон III и его советники еще не боялись демократической оппозиции в Бурбонском дворце, которая в действительности представлялась им безобидной; они даже находили ее полезной, так как она давала им возможность пугать общество красным призраком.

Впрочем, с 1861 года старания Морни разбить эту маленькую группу начали приносить плоды. В это именно время Эмиль Оливье, которого этот развратитель (Морни) давно уже оплетал своими сетями, начал делать свои первые публичные заявления в пользу империи. Одержимый крайней самонадеянностью и жгучим желанием играть крупную роль, этот республиканец, сын политического эмигранта, позволил мало-помалу убедить себя, что возможно примирить цезаризм со свободой и, главное, что именно ему, Оливье, предназначено осуществить эту славную задачу. И вот, не переставая требовать основных условий политической свободы, он в 1861 году заявил о своей готовности стать на сторону империи, если Наполеон III соблаговолит согласиться с его взглядами. Теперь он повторял это многократно, объявляя себя врагом как всякой оппозиции, так и неизменного одобрения всех действий правительства. Один из его коллег, Даримон, обнаружил готовность идти по его стопам.

Клерикальная оппозиция. Таким образом, в рассматриваемый период правительство не думало, что опасность грозит ему слева; оно скорее усматривало ее справа, и его опасения оправдывались до некоторой степени поведением клерикалов.

Вся французская католическая партия, без различия между ультрамонтанами и «либералами», провозгласила Наполеона III врагом церкви и отступником перед лицом всего христианского мира. Епископы публично оскорбляли его в своих посланиях, сравнивая его с Понтием Пилатом, а император не сразу даже решился употребить против них невинное и почти смешное оружие appel сотте d'abus (протест правительства против нарушений'духовенством конкордата, подаваемый в Государственный совет). В 1861 году потворство императора итальянскому революционному движению подверглось в Сенате резким нападкам не только со стороны кардиналов, но и со стороны светских ораторов, как, например, Ларошжаклена, Геккерена^[88] и др. Речь принца Наполеона, непочтительно напавшего на светскую власть папы и открыто требовавшего, чтобы Рим сделался столицей объединенной Италии, произвела в верхней палате впечатление настоящего богохульства. Говорившему от имени правительства Бильо с трудом удалось воспротивиться принятию поправки в пользу светской власти папы, за которую высказалась почти половина Сената (61 голос).

В Бурбонском дворце многие депутаты с горечью упрекали Наполеона III в нарушении принятых на себя обязательств и приглашали его возвратить папе утраченную им власть. Один из ораторов, Келлер, в речи, наделавшей много шума, не побоялся сказать, что благоволение императора к итальянским патриотам объясняется его страхом за свою жизнь; по словам Келлера, Франция отступила перед письмом Орсини. Несмотря на усилия Бильо и Морни, 91 голос, т. е. свыше трети выборной палаты, высказался в пользу папы.

Обсуждение адреса 1862 года привело к аналогичным и еще более бурным прениям. Незадолго до того император официально признал Итальянское королевство, а теперь он старался обуздать внутри страны происки конгрегации. Министр внутренних дел Персиньи объявил циркуляром 16 октября 1861 года, что государство имеет право наблюдать за некоторыми конгрегациями (associations) и распускать их, а эти конгрегации являлись для церкви настоящей армией. Он имел главным образом в виду «Общество Сен-Венсан де Поль» (Societe de Saint-Vincent de Paul), которое получало свои лозунги из Рима и, располагая огромными денежными средствами, насчитывало 4000 конференций (из них более 1500 в одной Франции), связанных в стройную иерархическую систему. Это общество управлялось парижским генеральным советом, принявшим характер настоящего политического комитета; своим вызывающим поведением оно начинало напоминать «Священную лигу» XVI века^[89].

Министр потребовал от общества принятия генерального председателя, назначаемого императором. Общество отказалось подчиниться, и его центральный комитет принужден был исчезнуть (или сделать вид, что исчез). В Сенате Персиньи был объявлен «Полиньяком империи»; по словам некоторых ораторов, он заслуживал предания суду. В Законодательном корпусе с не меньшей резкостью нападали на Персиньи разные Лемерсье, Кольб-Бернары, Плишоны и Келлеры. В ответ на эти нападки правительство указало на чрезмерное развитие конгрегации, на рост их богатства и средств к действию; продолжая по прежнему твердить о своей преданности святому престолу, правительство не побоялось заявить, что до сих пор французы отказывались признать за римлянами принцип, который управляет Францией, т. е. народное верховенство и всеобщее избирательное право.

Однако непостоянный характер императора не позволял ему целиком отдаться одной мысли или долго придерживаться одного образа действий. К концу 1862 года Наполеон III снова подпал под влияние императрицы и католической партии, когда итальянское правительство, остановив двинувшегося на Рим Гарибальди, потребовало, чтобы император позволил итальянскому королю занять столицу Италии. Окружавшие императора лица объяснили ему, что правительственное большинство в Законодательном корпусе может быть поколеблено и даже разбито клерикальной оппозицией, что приближаются общие выборы 1863 года и что не следует ставить на карту успех этих выборов, капитулируя лишний раз перед итальянской революцией. Убежденный этими доводами, Наполеон III снова повернул фронт, пригласил в министерство иностранных дел консерватора Друэн де Люиса и категорически отверг последнее домогательство туринского кабинета (октябрь 1862 г.).

Экономический вопрос; финансовый вопрос. Клерикалы были благодарны императору за этот шаг, но в глубине души испытывали чувство беспокойства и недоверия. Следует заметить, что в экономической области все их вожди были крайними протекционистами, а в пользу интересов, задетых торговым договором 1860 года, ничего не было сделано. Тщетно раздавались красноречивые протесты; личная воля императора была по прежнему законом; французские фабриканты сносили теперь эту диктатуру не без содрогания. Что же касается бесконтрольного хозяйничанья императора в области финансов, то все просвещенные и предусмотрительные элементы нации стали понимать, к какой пропасти оно рискует привести страну. Законодательный корпус обязан был вотировать бюджет по министерствам. Правительство имело возможность переводить Отпущенные ему суммы из одних статей в другие, и, что влажнее всего, император мог распоряжаться производством общественных работ и открывать чрезвычайные кредиты посредством простых декретов; неудивительно, что подобный режим скоро начал приносить горькие плоды.

За десять лет сумма государственных расходов возросла с полутора миллиардов до двух; в такой же пропорции увеличились и налоги. Непокрытые чрезвычайные расходы составляли почти три миллиарда, и правительству пришлось заключить крупные займы, которые легли тяжестью на грядущие поколения. Ежегодный дефицит составлял около 100 миллионов; к концу 1861 года текущий долг достигал почти миллиарда. Пришлось снова прибегнуть к займу; в деловом мире чувствовалась заминка и глухое недовольство, побудившее близкого к императору финансиста Фульда открыть Наполеону III глаза на всю серьезность положения. Фульд сделал это в конфиденциальном докладе, который был публично одобрен императором. В известном письме (14 ноября 1861 г.) Наполеон заявил, что он отказывается от своего права открывать кредиты в отсутствие палат и от системы вотирования бюджета по министерствам. Фульд был приглашен в министерство финансов; а 1 декабря того же года император постановил, чтобы ни один декрет, связанный с увеличением предусмотренных бюджетом расходов, не предлагался ему для подписи иначе как с представлением по этому поводу от министра финансов.

К несчастью, все эти распоряжения были превращены в сенатский указ (сенатус-консульт) 31 декабря 1861 года с такими оговорками, которые лишали их всякого серьёзного значения. Было постановлено, что отныне бюджет будет вотироваться не по целым министерствам, а по секциям, обнимающим каждая по нескольку статей и, следовательно, настолько широким секциям, что фактически администрация нисколько не стеснялась контролем парламента. Кроме того, правительство оставило за собой право переводить суммы из одной статьи в другую и даже из одной секции в другую, хотя бы этот перевод был связан с отпуском дополнительных кредитов; наконец, император всегда мог собственной властью сделать распоряжение о производстве обширных общественных работ. Таким образом, эта реформа имела чисто призрачный характер. В 1862 году сверхсметные кредиты достигли 300 миллионов, а дефицит и текущий-долг еще более возросли.

«Либеральный союз» и выборы 1863 года. Все недовольные империей элементы объединились и составили коалицию, чтобы на общих выборах 1863 года бороться совместными силами против империи. Вожди клерикальной оппозиции (Кольб-Бернар, Лемерсье, Келлер, Флавиньи, Жувенель и др.), лишенные милости быть официальными кандидатами, выступали теперь в роли друзей свободы и требовали установления парламентского режима. Протекционисты чистой воды, прекрасно чувствовавшие себя в прежнее время — при императорской диктатуре, находили ее теперь совершенно невыносимой. Конечно, это не были непримиримые противники империи, но многие из них шли в данный момент рука об руку с прежними руководителями либерально-католической партии, всеми силами стремившимися к ее низвержению.

Последние, со своей стороны, действовали солидарно с лидерами орлеанизма и легитимизма, которым надоела тактика бесплодного воздержания и которые решили перейти к активным действиям и присягнуть императору, чтобы проникнуть в Бурбонский дворец. Тьер, более подвижной и честолюбивый, чем когда бы то ни было, снова вмешался в избирательную свалку; озабоченный, в сущности, не столько восстановлением Орлеанской династии, сколько стремлением к достижению власти; сгорая желанием угодить католическому большинству страны; напуганный притом в своем патриотизме быстрым ростом итальянского объединительного движения, которое явилось прелюдией германского объединения; проникнутый, наконец, глубокой антипатией к политике свободной торговли Наполеона III, — он поставил во главе своей программы сохранение светской власти папы и возвращение к системе протекционизма.

Что касается демократов всех оттенков, которые одобрительно относились к итальянской революции и к политике торговых договоров, то, так как они прежде всего стремились разрушить империю или принудить ее принять их условия, они находили уместным действовать заодно со старыми партиями против общего врага. Таким образом составился Либеральный союз, с помощью которого республиканцы помогли Тьеру быть выбранным в Париже, Берье — в Марселе и Ланжюинэ — в Нанте, тогда как монархисты или клерикалы оказали поддержку кандидатурам Жюля Фавра, Жюля Симона, Мари, Глэ-Бизуэна, Геру и Гавена.

Общие выборы 31 мая и 1 июня 1863 года ознаменовались значительным успехом оппозиции и сильно подняли ее дух. Правда, они дали империи еще огромное большинство, но большинство менее покорное, менее доверчивое, менее преданное, чем в-первые годы. С другой стороны, вместо группы пяти, теперь перед правительством стояла решительная группа 35 оппозиционных депутатов (в том числе 17 республиканцев); почти все они были люди талантливые и популярные, которые скоро должны были привлечь на свою сторону новых приверженцев, При этом все прекрасно знали, что оппозиция провела бы гораздо больше своих кандидатов, если бы правительство посредством ловкого перекраивания избирательных округов не постаралось заранее нейтрализовать вотум враждебных ему городов голосами пока еще преданных ему деревень. Париж, который в 1857 году выбрал пять официальных кандидатов (из десяти), на этот раз не выбрал ни одного. В общем число голосов, поданных во всей стране за нежелательных администрации кандидатов, достигло двух миллионов. И это при условии, что печать была скована, что права собраний не существовало, что правительство фактически еще пользовалось неограниченной властью.

Эти выборы были для Наполеона III грозным предостережением. Но он, по видимому, не понял его и ограничился следующими мерами: отнял портфель у бестактного министра внутренних дел Персиньи, излишнее усердие которого немало содействовало относительному успеху оппозиции; вручил портфель народного просвещения антиклерикалу Дюрюи, что должно было понравиться демократам, но глубоко возмутить ультрамонтаиов, и, наконец, отменил должности министров без портфелей. Отныне от имени правительства перед палатами должен был выступать в качестве главного оратора государственный министр.

Только наивные люди могли думать, что эта последняя мера была со стороны Наполеона III уступкой сторонникам ответственности министров. На самом деле император просто создал таким образом должность премьер-министра с целью придать отношениям между правительством и палатами более согласованный, тесный и авторитарный характер. Он определенно предполагал, что, согласно букве и духу конституции 1852 года, министр, которому придется говорить от его имени, будет находиться в полной от него зависимости. На деле так и случилось. Новый государственный министр Бильо, останься он в живых, не играл бы в Вурбонском дворце иной роли, чем та, которую он играл там с 1860 года, — роли безответственного адвоката императора. Однако он скоро умер (октябрь 1863 г.). Преемник его, Руэр, соучастник декабрьского государственного переворота, принял эту должность, подобно Бильо, с единственной целью всегда хвалить политику императора, хотя бы для этого ему приходилось самому себе противоречить и самого себя опровергать изо дня в день, подобно этой самой политике.

Образование «третьей партии». В 1864 году оппозиция энергично возобновила в Вурбонском дворце свою кампанию против цезаризма и его политики. Ораторы демократической левой заговорили громче и решительнее прежнего; они знали, что на их стороне стоит подавляющее большинство городского населения, и для него-то они главным образом и говорили, так как еще не надеялись привлечь на свою сторону большинство Законодательного корпуса. Но могучие союзники, доставленные им старыми монархическими партиями, начали уже морально разлагать большинство, которое, не видя в этих ораторах оппозиции носителей революционного духа, охотно поддавалось обаянию их красноречия. Когда такие люди, как Верье или Тьер, не склонные снисходительно относиться к демагогии, начинали доказывать, что финансы Франции расстроены, национальные интересы скомпрометированы, армия дезорганизована, престиж и авторитет Франции во внешних делах подорваны, — и все это вследствие отсутствия необходимых свобод, которых бывший министр Луи-Филиппа требовал с умеренностью, но в то же время с энергией и убеждением, — то народные представители, до сих пор желавшие быть глухими, не только внимательно слушали ораторов, но, не сознаваясь в том, склонны были согласиться с ними. Многие в душе уже произносили формулу покаяния теа culpa (моя вина) и раскаивались в своем прежнем поведении. Среди них почти не было таких, которые в 1864 году в глубине души не оплакивали бы безумия мексиканской авантюры, но это не мешало им оправдывать ее своим голосованием.

Что касается императора и его министров, то они, невидимому, даже не догадывались, какой серьезный удар был нанесен декабрьскому режиму; они не старались придать этому режиму менее притеснительный и менее произвольный характер. Император, неоднократно заявлявший, что декрет 24 ноября является лишь началом эры свободы, не был, по-видимому, склонен к новым уступкам. И увенчание здания откладывалось в долгий ящик. Если нетерпеливые люди заявляли, что на выборах 1863 года страна высказалась в пользу свободы, то, по словам государственного министра, настоящим основоположником свободы являлся Наполеон III. «Разве не император, — воскликнул он, — первый поднял это знамя? И не для того он его поднял, чтобы затем дать ему упасть в грязь, а для того, чтобы утвердить его на прочном основании законов». Между тем единственным доказательством либеральных намерений императора было в тот момент внесение в Законодательный корпус законопроекта о рабочих стачках, который разрешал устройство стачек, но не признавал рабочих организаций и тем самым являлся для стачечников в полном смысле слова ловушкой, как это доказал Жюль Фавр^[90].

Немного позднее (август 1864 г.) процесс «тринадцати», возбужденный против главных членов комитета, успешно поддерживавшего кандидатуры Гарнье-Пажеса и Карно, показал, какую свободу правительство намерено предоставить своим противникам в области избирательной пропаганды. Вот, наконец, в каких обескураживающих выражениях заговорил император (при открытии сессии 1865. года) о реформах, которых страна ждала так нетерпеливо: «Будем твердо охранять основы конституции; будем противиться крайним стремлениям тех, кто вызывает перемены с единственной целью разрушить то, что мы создали. Утопия находится в таком же отношении к добру, в каком иллюзия находится к истине; а прогресс вовсе не является осуществлением более или менее остроумной теории, а практическим приложением результатов опыта, освященных временем и признанных общественным мнением». Остроумная теория, на которую намекал Наполеон III, теория, с таким блеском изложенная Тьером в Вурбонском дворце за год перед тем, была теорией парламентского режима.

Конвенция 15 сентября и Силлабус. Вызывая таким образом раздражение демократической и либеральной партий, Наполеон III в то же время, снова пробуждал своими словами и действиями вражду клерикальной партии, несколько утихшую с 1862 года. В области внешней политики его неловкие и бесплодные усилия в пользу — Польши и Дании восстановили против него правительства почти всех великих держав. Единственный союз, на который он мог в это время рассчитывать, был союз с Италией. Вот почему он заключил с Италией конвенцию (15 сентября 1864 г.), по которой он обязался в двухлетний срок отозвать из Рима свои войска, взамен чего Виктор-Эммануил обязался не нападать на владения, остававшиеся за «святым престолом».

С этого момента возмущенный Пий IX старался всячески, насколько это от него зависело, усилить политические затруднения, из которых приходилось выпутываться императору французов. Этим объясняется издание энциклики Quanta сига и резюмировавшего ее Силлабуса (8 декабря 1864 г.), документов, переносящих нас в средние века и решительно отрицающих все завоевания революции. В этом манифесте папа осуждал не только права совести, философии и науки, но и самые элементарные принципы государственного права, которые провозгласила Франция 1789 года и которые, следуя ее примеру, признало большинство европейских государств. Папа заявлял, что церковь представляет собой совершенное общество, во всех отношениях независимое от светской власти, что она стоит выше государства и что ей одной принадлежит право руководить воспитанием народа; папа отвергал учение о народном верховенстве и принцип всеобщего избирательного права, свободу некатолических исповеданий, свободу печати и слова; он требовал предоставления церкви карательной власти, а также предоставления духовной власти (в случае ее конфликтов с. властью гражданской) таких прав, которые современные правительства признают только за гражданской властью. Папа хотел, чтобы церкви дано было право вмешиваться в область гражданского законодательства с целью, например, устранения из него всех постановлений, благоприятных для протестантов и евреев; он осуждал гражданский брак. В конце он отвергал положение, что «римский первосвященник может и должен примириться и вступить в сделку с прогрессом, либерализмом и современной цивилизацией».

Теории Силлабуса были проникнуты таким непримиримым духом, были полны таких преувеличений, они настолько расходились с господствующими в обществе идеями, что ни одно правительство не могло серьезно их бояться. Но Наполеон III, который постоянно взывал к всеобщему избирательному праву и гордо провозглашал себя признанным представителем революции на престоле, чересчур серьезно отнесся к этому манифесту. Запретив распространять документ, который вся Франция уже читала, он поставил себя в смешное положение. Некоторые епископы не подчинились его приказу и распорядились прочесть манифест с церковных кафедр, рискуя подвергнуться безобидному appel comme d'abus; они все воспроизвели основные положения Силлабуса в своих епископских посланиях, сопровождая их почтительными комментариями; при этом большинство епископов одобряло Силлабус без всяких оговорок^[91].

В продолжение нескольких месяцев император не мог скрыть своего дурного настроения. Он назначил принца Наполеона вице-председателем Тайного совета, разрешил манифестацию (впрочем, совершенно мирную) во время похорон Прудона (январь 1865 г.), поддерживал своего недавнего министра Рулана, который со всем пылом галликанского члена одного из судебных «парламентов» старого режима напал в Сенате на энциклику^[92], и, наконец, позволил Дюрюи — предмету ненависти всего духовенства — напечатать в официальном Монитере достопамятный доклад о необходимости бесплатного и обязательного народного образования (февраль 1865 г.).

Но решимость Наполеона III всегда была половинчатой, и хватало ее не надолго. Едва только доклад Дюрюи появился в печати, он подвергся осуждению. Принц Наполеон утверждал, в нашумевшей речи, что империя никогда не изменит революции; за это он получил публичный выговор и подал в отставку (май 1865 г.). Император с тревогой убеждался, что на сентябрьскую конвенцию нападают не только признанные защитники церкви, но и политические деятели, которые доказывали пагубное значение этого акта для Франции. Тщательно отделанная речь, произнесенная по этому поводу^[93] в Законодательном корпусе Тьером (убежденным противником объединения Италии), наделала в стране много шума, и Наполеон III, по видимому, начал сомневаться, не совершил ли он большой неосторожности, подписав эту конвенцию.

Эмиль Оливье, «третья партия» и поправка сорока пяти. Большинство Законодательного корпуса с каждым днем становилось все менее надежным; если преданность его императору и не ослабела, то его вера в будущее и оптимизм значительно пошатнулись. Превосходство цезаризма перестало казаться всем членам парламентского большинства неприкосновенной догмой. Между непримиримой оппозицией тех, кто стремился опрокинуть империю, и безусловной покорностью тех, кто даже не признавал необходимости ее улучшения, нашлось место для оппозиции конституционной; и вот начала формироваться третья партия, которая вскоре выдвинула программу возрождения империи путем постепенного развития политических свобод. Выдающиеся члены этой группы (Бюффе, Шевандье де Вальдром, Мартель, маркиз де Граммон, Плишоя, Брам, Морис Ришар, Сегри, Латур-Дюмулен и др.) были старыми парламентскими деятелями или сторонниками империи, которых оттолкнули в ряды оппозиции злоупотребления и ошибки императорской политики. Среди них находились и честолюбцы, полагавшие, что правящий персонал 2 декабря достаточно пользовался властью и что по всей справедливости он должен быть заменен новыми людьми.

Главнокомандующим этой небольшой армии был Эмиль Оливье, который, будучи докладчиком закона о рабочих стачках, без всяких оговорок защищал правительственный проект (апрель — май 1864 г.) и, таким образом, окончательно разошелся с депутатами левой, видевшими в нем теперь предателя. Незадолго перед тем (март 1865 г..) он вотумом «надежды», как оп выражался, присоединился к адресу большинства и заявил, что без всякого сожаления готов употребить все свои силы для установления прочного союза между демократией и свободой через посредство сильной национальной власти. Ввиду этого император и императрица, с которыми вскоре после того он завязал личные сношения, сочли благоразумным, не вполне ему доверяясь, ободрить и поддержать кое-какими поощрениями преданность этого неофита^[94]. По смерти Морни ему начал покровительствовать родственник и друг Наполеона III граф Валевский, не столько, конечно, из симпатии к пему или из либерализма, сколько из вражды к Руэру, всемогущество которого его озлобляло так же, как милость императрицы, которой пользовался Руэр.

Вскоре Наполеон III назначил Валевского на пост председателя Законодательного корпуса, и это свидетельствовало, по видимому, о том, что император уже не так далек от либеральной программы Оливье, как в прежнее время. Последний после своего изгнания из среды левых находился, некоторое время в изолированном положении; но когда явилось основание полагать, что высшие сферы начали относиться к нему благосклонно, у него сейчас же нашлись сторонники. Ему удалось набрать 45 человек, которые, под его влиянием, воспользовались обсуждением адреса (1866), чтобы сформулировать в знаменитой парламентской поправке программу третьей партии. «Франция, — говорилось в этой резолюции, — твердо привязанная к династии, обеспечивающей порядок, не менее привязана к свободе, которую Франция считает необходимой для выполнения своей исторической миссии. Поэтому Законодательный корпус полагает, что он является выразителем общественного настроения, повергая к подножию престола пожелание, чтобы ваше величество дало акту 1860 года дальнейшее развитие».

Эта поправка была еще слишком смела, для того чтобы большинство Законодательного корпуса посмело к ней присоединиться. Государственный министр объяснил, что переходить пределы, поставленные свободе императором, это значит бросаться очертя голову в революционные авантюры, и на этот раз палата с ним согласилась. Но при подсчете голосов оказалось, что за поправку сорока пяти подано было 63 голоса, а через несколько дней специальная поправка третьей партии в пользу печати получила 65 голосов.

Партия сопротивления и сенатский указ (сенатус-консульт) 14 июля 1866 года. Встревоженный быстрым успехом либеральных идей в Вурбонском дворце, Руэр старался убедить императора в основательности своих опасений. С помощью всех, кто, подобно ему самому, слишком скомпрометировал себя на службе авторитарной империи, чтобы надеяться сохранить свое положение при другом режиме, он доказывал Наполеону III, что уступки взглядам третьей партии равносильны открытию дверей не только парламентаризму, но и республике. По мнению Руэра, наступила пора раз навсегда положить конец всем мечтаниям о пересмотре конституции. Право ответного адреса расшатало империю, допустив критику основных законов 1852 года; Руэр полагал, что это право следовало отменить. Во всяком случае, необходимо было поспешить с возведением новых укреплений для защиты конституции.

Император присоединился к этому мнению, и правительство ответило на поправку сорока пяти проектом сенатского указа (сенатус-консульта), который 14 июля 1866 года сделался государственным законом и в силу которого впредь только Сенату предоставлялось право обсуждать изменения конституции. Всякие дебаты по этому поводу в Законодательном корпусе и в печати воспрещались под угрозой денежного штрафа в размере до 10 000 франков. Подаваемые в Сенат петиции, предметом которых было изменение конституции, могли докладываться в публичном заседании не иначе, как с разрешения по крайней мере трех бюро, причем содержание этих петиций могло излагаться только в официальном отчете.

После такого шага назад сторонники status quo, казалось, одержали полную победу; но этот перевес они сохранили не надолго. Через каких-нибудь шесть месяцев Наполеон III счел необходимым снова повернуть фронт.

Ослабление империи и успехи оппозиции. Наполеон III, который имел неосторожность содействовать союзу Италии с Пруссией, теперь присутствовал в качестве осмеиваемого и бессильного зрителя при победе Пруссии над Австрией, при всех прусских завоеваниях и при подчинении всей Германии воле берлинского кабинета. Он хотел получить какое-нибудь территориальное вознаграждение, но его требования были отвергнуты с почти оскорбительным высокомерием. Не по летам изнуренный и настолько больной, что в 1866 году окружавшие его лица считали его близкую кончину неминуемой, император не смел прибегнуть к силе оружия. К тому же он прекрасно понимал, что при устарелом вооружении французской армии не было никаких серьезных шансов на успех в случае столкновения с победителями в сражении при Садоеой. Вследствие. неслыханных хищений и перенесения ассигнованных сумм на другие статьи, французские полки сократились почти до смешного. Мексиканская экспедиция, продолжавшаяся пять лет, истребила лучшие элементы французских войск, опустошила арсеналы и деморализовала армию. Если бы еще она была удачной! А то ведь, вопреки уверениям государственного министра, все прекрасно знали, что французский протеже Максимилиан не пользуется в Мексике никакой властью; геем было также известно, что в это самое время Наполеон III отозвал из Мексики находившихся еще там французских солдат и сделал он это по формальному и угрожающему требованию Соединенных Штатов. Таким образом, после стольких жертв людьми, после траты стольких миллионов франков, незаконно взятых из казенных сумм, это предприятие, притом предприятие крайне несправедливое, закончилось унизительным отступлением.

Чтобы замаскировать постигшие его неудачи, правительство заявило, что в последних событиях, разыгравшихся в Германии, оно не усматривает ничего тревожного для французского общества^[95]. По заверениям власти, положение Франции не было поколеблено или задето, и интересам ее не грозило никакой опасности. А между тем спустя некоторое время правительство не только с величайшей поспешностью отозвало французские войска из Мексики и оккупационный корпус из Рима, но и выработало законопроект, вдвое увеличивавший расходы страны на национальную оборону (12 декабря).

Завеса понемногу стала раскрываться. Как только правительству 2 декабря изменило счастье, обществу тотчас же бросились в глаза его ошибки. Как только император перестал побеждать, он сразу потерял сбою популярность. Масса сельского население еще оставалась ему верна в силу своего невежества и косности; но рабочий класс начинал с каждым днем все решительнее высказываться против него. Международное товарищество рабочих, основанное в 1834 году, распространило свое влияние в городах, особенно в Париже, подняло знамя революционного социализма и открыто стремилось к установлению республики^[96].

Духовенство и его сторонники готовы были скорее бороться с Наполеоном III, чем служить ему. Буржуазия, ободряемая явным упадком империи, снова начала фрондировать, злословила насчет императора и его окружения и также подготовляла словом и пером месть за 2 декабря. Образованная молодежь была в подавляющем большинстве враждебно настроена против правительства. Из ее рядов вышла республиканская партия, уже совершенно готовая перейти к действиям; своим радикализмом она оставляла далеко позади себя демократическую левую Законодательного корпуса. Гамбетта был уже кумиром Латинского квартала; Рошфор дебютировал своими Французами времен упадка (Franais de la decadence) — этой прелюдией к знаменательному Фонарю (La LanterneJ; Тридои опубликовал книгу, посвященную Эберу; Кары (Les chdtimenisj Виктора Гюго распространялись и читались повсюду; Слова Лабиена (Propos de Labicnus)^[97], несмотря на принятые полицией меры, были у всех в руках. Небольшие, якобы литературные, газетки беспощадно преследовались администрацией, однако прежде чем умереть, они успевали поднять шум (Голос школ — La Voix des Еcoles, Левый берег — La Bive gauche, Кандид — Candide, Независимая мораль — La Morale independante); отношение их к церкви было так же агрессивно и непочтительно, как и к империи (а это что-нибудь да значит). Наконец, французские студенты выделялись своей экзальтированностью на все чаще созывавшихся международных конгрессах, где прославлялись не только свободомыслие, но и республиканская идея.

Декрет и письмо 19 января 1867 года. Наполеон III чувствовал, что мало-помалу вокруг него нарастает волна антипатии и даже презрения. Истощенный болезнью, встревоженный, нерешительный, колеблющийся между противоположными партиями, он снова склонился к партии реформ. Лидер третьей партии, романтические иллюзии которого временами разделялись императором, уверенно утверждал, что спасет монархию, если Наполеон III пожелает ему довериться. Тогда император составил декрет и написал известное письмо 19 января, давшее Эмилю Оливье основание надеяться на близкое торжество.

На самом деле эти два документа не давали полного удовлетворения пожеланиям Оливье; содержание их показало, что Руэр старался удержать императора от слишком широких уступок. Декрет предоставлял отныне каждому депутату или сенатору право интерпелляции. Вместе с тем право палаты отвечать адресом на тронную речь было отменено; с другой стороны, право интерпелляции было обставлено такой сложной предварительной процедурой, что в большинстве случаев оно фактически превращалось в фикцию. И действительно, для того чтобы внесенная интерпелляция могла — публично обсуждаться, требовались подписи по меньшей мере пяти членов и согласие четырех бюро из девяти в Законодательном корпусе и двух из пяти в Сенате. При этом прения не должны были заканчиваться мотивированным переходом к порядку дня и не могли иметь иного следствия, кроме простого отклонения или передачи в соответствующее министерство.

С другой стороны, так как император объявил, что он может поручить каждому из министров выступать от имени правительства во время прений в Сенате или в Законодательном корпусе, то на первый взгляд можно было подумать, что этим он до известной степени признает принцип ответственности министров. На самом деле ничего подобного не было. Письмо к государственному министру, сопровождавшее вышеупомянутый декрет, совершенно определенно разъясняло, что министры будут по прежнему зависеть только от монарха, что они по прежнему не могут быть членами Законодательного корпуса, что никакой солидарности кабинета не будет установлено и что министры просто будут выступать перед палатами от имени главы государства по специальному его поручению.

В том же письме объявлялось предстоящее внесение двух законопроектов: один из них освобождал газеты от административного произвола, но подчинял их суду исправительных трибуналов, а не суду присяжных; другим восстанавливалось право собраний, но так, что собрания политического или религиозного характера могли во всякое время либо запрещаться администрацией, либо закрываться по усмотрению полиции.

Колебания Наполеона III; борьба Руэра и Эмиля Оливье. Сделанные Наполеоном III уступки не соответствовали надеждам и пожеланиям общественного мнения, которое в это время уже не могло удовлетвориться такой скромной программой. Во всяком случае реформа могла стать полезной для империи лишь при условии, что император захочет применить в широком масштабе новые принципы, которые он, казалось, воспринял, и поспешит призвать к власти новых людей. Но этого-то, по свойственной ему нерешительности, он и не сделал.

Общество ожидало отставки Руэра, а на самом деле положение его, по видимому, еще более упрочилось, так как он не только сохранил пост государственного министра, но вдобавок получил и портфель министерства финансов. Вскоре-после того. Руэр со свойственной ему самоуверенностью хвалился перед Законодательным корпусом тем, что давно сочувствовал либеральным намерениям императора и всеми силами содействовал успеху реформаторских начинаний (которые он в действительности собирался задержать насколько возможно, а затем предполагал провалить вовсе). Но большинство собрания, которое предпочитало Руэра Эмилю Оливье и понимало его с полуслова, покрыло эту лицемерную выходку бурными аплодисментами. Под покровительством государственного министра составилась обширная группа депутатов (так называемый кружок улицы Аркад) с чисто реакционной или консервативной программой.

Сенат, как будто встревоженный возросшим значением нижней палаты, пожелал составить ей противовес и принять участие в законодательной деятельности. Правительство пошло навстречу этому желанию, предложив ему вотировать сенатский указ (сенатус-консульт 12 марта), который дал Сенату право не только решать вопрос о соответствии предлагаемых законопроектов требованиям конституции, но и рассматривать их по существу, а также отсылать обратно в Бурбонский дворец (в Законодательный корпус). Затем по настоянию Руэра и его друзей император принудил Валевского сложить с себя звание председателя Законодательного корпуса. Законопроекты о печати и о публичных собраниях систематически игнорировались, не подвергались обсуждению и, казалось, были отложены в долгий ящик.

Одним словом, Эмиль Оливье был кругом одурачен и сделался мишенью для всеобщих насмешек. Сначала он старался скрыть свою досаду, но через несколько месяцев потерял терпение и в резкой речи напал лично на «вице-императора», которого изобразил злым гением империи и Франции. Но эти нападки только упрочили положение Руэра, к которому император обратился на следующий день с самым дружеским письмом и которому пожаловал брильянтовые знаки командорского креста Почетного легиона, чтобы вознаградить его за «несправедливые нападки, предметом коих он стал» (12 июля).

1867 год; «темное облако». Однако декрет 19 января, несмотря на недобросовестность правительства и мамелюков^[98], начал приносить свои плоды: некоторые интерпелляции все-таки невозможно было устранить, а злоупотребления и ошибки империи разоблачались теперь гораздо смелее, чем прежде. Внешняя политика Наполеона III давала повод особенно резкой критике оппозиции. В марте 1867 года Тьер со свойственной ему ясностью обрисовал в Законодательном корпусе различные фазы германской «революции», столь грозной для Франции, которую император не сумел ни предупредить, ни направить, ни использовать^[99]. «Нет такой ошибки, — с грустью воскликнул Тьер, заканчивая речь, — которую можно было бы еще совершить». Тщетно Руэр возражал, что правительство не совершило ни одной ошибки. Хотя большинство и аплодировало этому смелому утверждению, но в глубине души оно само ему не верило и разделяло мнение Тьера, выражавшего мнение почти всей Франции.

Открывшаяся вскоре Всемирная выставка (1 апреля — 1 ноября 1867 г.) привлекла в Париж многих монархов. Она не могла, однако, несмотря на весь свой блеск, заставить Францию забыть, что престиж империи упал, что честь ее скомпрометирована, что спокойствие ее находится под угрозой. Торжественные празднества были отравлены новыми неудачами императорской политики: безуспешность переговоров относительно приобретения Люксембурга, инциденты, которые могли испортить отношения между Францией и иностранными государствами (враждебные манифестации против русского императора Александра II и покушение на его жизнь, когда он посетил Париж)^[100], наконец, убийственные известия, например, о казни протеже Франции Максимилиана, который после отплытия французских войск был схвачен мексиканцами, осужден и расстрелян 19 июня. Последнее событие нанесло окончательный удар и без того поколебленной популярности Наполеона III. В момент уныния он даже публично признал, что Францию постигли неудачи, а на горизонте появилось темное облако (речь в Лилле 27 августа 1867 года).

Вторая римская экспедиция и новые требования ультрамонтанской партии. Затруднительное положение императора еще ухудшилось вследствие нового усиления клерикальной оппозиции. Если республиканцы и либералы постоянно жаловались на то, что император не признает принципов революции, то ультрамонтаны, наоборот, горько упрекали его в том, что он приносит в жертву этим принципам интересы католической церкви. Стараясь угодить им, Наполеон III вопреки сентябрьской конвенции продолжал держать французских солдат и офицеров на папской службе. Ультрамонтаны требовали второй римской экспедиции и пытались вовлечь императора в новые сделки, которые ввиду безостановочного роста революционной партии способны были лишь больше его ослабить и дискредитировать.

Главный орган клерикалов Мир, которому незадолго до того снова было позволено выходить в свет, взял более резкий тон, чем когда бы. то ни было. Некоторые епископы (Дюпанлу, Пи, Плантье и др.) не прекращали своих нападок на правительство и никогда не находили его достаточно преданным католицизму, как бы оно ни старалось им угодить. Особенно сильно подвергался нападкам ультрамонтанской партии министр Дюрюи, который напряженно трудился над демократизацией народного образования^[101]. Клерикалы не могли простить ему того, что он стремился увеличить число школ и просветить народные массы, а в особенности того, что он требовал для государства права участия в воспитании женщин. Католики объявили его законопроект о начальном образовании (обсуждавшийся в 1867 году) покушением на религию, так как он клонился к подчинению обучающих конгрегации, до сих пор пользовавшихся привилегиями, действию общих законов.

В Сенате католики упрекали правительство в том, что оно не заставляет чтить воскресный день и предоставляет почти неограниченную свободу философии, имеющей претензию совершенно игнорировать богословие. В верхнюю палату подавались петиции, требовавшие чистки народных библиотек и удаления оттуда сочинений Вольтера, Руссо, Мишле, Ренана, Жана Рейно, Жорж Санд и многих других. Сент-Бёв был освистан и подвергся оскорблениям со стороны почти всех сенаторов за то, что посмел выступить на защиту свободы мысли и науки. Высшая Нормальная школа была закрыта по желанию императрицы за то, что она приветствовала мужественное поведение Сент-Вёва (июль 1867 г.).

Вскоре нападение гарибальдийских отрядов на маленькое римское государство сделало требования французских ультрамонтанов еще более властными и настойчивыми. Наполеон III, вынужденный оказать помощь папе, пошел на это тем охотнее, что Гарибальди, до принятия команды над своими волонтерами, председательствовал в Женеве на «Конгрессе мира», который вместе с Международным товариществом рабочих^[102] призывал все народы под знамена республики^[103]. Выступая в защиту папы, Наполеон преследовал двойную задачу: вернуть себе утраченные симпатии католической партии и одновременно напугать партию революционную. В конце октября он послал на помощь папе французский корпус; через несколько дней «ружья системы Шаспо» этого корпуса совершили чудеса при Ментане (3 ноября)^[104]. Таким образом, благодаря Наполеону «святой отец» мог еще некоторое время оставаться римским государем.

Оказав папе эту новую услугу, Наполеон III очень хотел бы вернуть себе свободу действий, но католическая партия воспротивилась этому. 29 ноября клерикалы сделали правительству запрос в Сенате и хотели вырвать у него новые обязательства в пользу «святого престола». Поддержка старого галликанца Бопжана и парижского архиепископа Дарбуа вывела на этот раз правительство из затруднительного положения. Но не так легко ему удалось отделаться в Законодательном корпусе, где итальянские дела обсуждались 5 декабря с гораздо большей горячностью. Демократическая оппозиция была крайне недовольна новым поворотом французской политики в пользу папы, но большинство палаты не стало на ее сторону; это большинство, состоявшее из консерваторов и католиков, шло в данном случае за Тьером и Берье, открытыми врагами империи; эти ораторы, наоборот, требовали от Наполеона III, чтобы он не выводил французских войск из Рима.

Бывший министр Луи-Филиппа (Тьер) снова подверг резкой критике движение в пользу объединения Италии; он старался доказать, что падение светской власти папы явилось бы для Франции величайшим счастьем, причем говорил с таким волнением и страстностью, что большая часть собрания подпала под обаяние его речи. Руэр мог воздействовать на большинство только тем, что пошел еще дальше Тьера и имел неосторожность взять на себя от имени монарха следующее обязательство: «От имени французского правительства мы заявляем, что Италия не овладеет Римом. Никогда Франция не допустит этого посягательства на свою честь и на католичество». И 200 голосов с увлечением повторили за ним: «Никогда! Никогда!»

С этого момента и вплоть до конца своего царствования Наполеон III оставался пленником католической церкви. Ободренное его слабостью, духовенство все громче и громче возвышало голос и начало открыто претендовать на руководящую роль в делах государства. В 1868 году епископы усилили свои нападки на Университет^[105] и изобличали членов этой большой корпорации, учащихся и преподавателей, в распространении превратных и безнравственных учений. Они с крайней резкостью напали на Дюрюи за открытие женских средних школ, так как девушки, по словам Дюпанлу, должны воспитываться не иначе как в «лоне церкви». Под предлогом свободы высшего образования они добивались права налагать молчание на уста своих противников, как это доказал Сент-. Бев в своей последней речи в Сенате (май 1868 г.). Наконец, когда папа созвал собор, который должен был открыться в Риме в декабре следующего года^[106], епископы достаточно ясно заявили, что они отправятся туда лишь с целью провозгласить подавляющим большинством голосов непогрешимость папы и придать принципам Силлабуса характер догматов.

Новые законы об армии, печати и народных собраниях. Императорское правительство, которое подобные союзники могли только скомпрометировать, не принося ему никакой пользы, испытывало сокрушительные удары окружавшей его со всех сторон оппозиции и потеряло способность ориентироваться. Его намерения осуждались даже в тех случаях, когда оно бывало право, а иногда политика его наталкивалась на противодействие не только противников, но и друзей. Так, например, лишь с величайшим трудом ему удалось провести военный закон, с помощью которого оно надеялось создать сильную французскую армию, способную в случае конфликта повести борьбу с Пруссией равным оружием (закон 1 февраля 1868 г.).

Республиканцы всячески старались провалить этот закон из ненависти к милитаризму. Либералы третьей партии и даже «мамелюки» ввиду тех жертв, которые он налагал на буржуазию, с трудом согласились на его принятие; народная масса встретила его враждебно, так как в новом законе она не видела ничего, кроме увеличения своих повинностей. Вот почему испуганное правительство не решилось сразу применить его на практике и вот почему мобильная национальная гвардия, которая должна была удвоить численный состав французской армии, к моменту объявления войны с Пруссией в 1870 году существовала почти только на бумаге.

В продолжение целого года император уклонялся от исполнения своего обещания относительно свободы печати и права собраний. Но общество так настойчиво требовало этой реформы, что Наполеон III и его министры сочли благоразумным не отказывать ему дольше в удовлетворении. Закон о печати, обнародованный 11 мая, предоставлял прессе свободу в том смысле, что отменял систему предварительного разрешения, предостережений, административных приостановок и запрещений. Правда, процессы по делам печати были объявлены подсудными не суду присяжных, а исправительным трибуналам, политическая независимость которых подлежала большому сомнению; кроме того, наряду с весьма стеснительными фискальными затруднениями (гербовый сбор, налог и т. п.) оставлены были в силе несоразмерно высокие наказания, неприкосновенность чиновников^[107] и крайне неясное определение проступков печати; на практике все это способно было сделать пользование свободой невозможным или, по крайней мере, очень опасным.

С другой стороны, закон 6 июня 1868 года разрешал в принципе публичные собрания, но с такими оговорками, что администрация и полиция фактически имели полную возможность запретить или закрыть всякое собрание по своему произволу. Что же касается давно отмененного права союзов, то закон не упоминал о нем ни единым словом.

Республиканская партия в 1868 году. Эти половинчатые уступки, сделанные правительством против воли, явились слишком запоздалыми; притом было очевидно, что за этим скрывается желание взять их обратно при первом же случае. Оппозиция видела в этих уступках просто вынужденное и неполное возвращение народу прав, предательски отнятых у Франции 2 декабря; она не только не была благодарна за них, но еще воспользовалась предоставленным ей оружием для более яростной и действительной борьбы с империей.

С изданием нового закона о печати возникла масса газет, открыто поставивших себе задачей ниспровержение империи и восстановление республики; притом они не только не опасались преследований и судебных приговоров, но даже искали их в целях увеличения своей популярности. До тех пор оппозиционные газеты в своих нападках на положение дел и на деятелей империи сохраняли видимость уважения и безграничную осторожность в выборе выражений. Все это изменилось с момента, когда на сцену выступил Анри Рошфор. Этот человек сорвал все покровы и развенчал всех кумиров, высказывая во всеуслышание то, о чем еще накануне решались говорить только шопотом; он поставил задачей показать императора, его приближенных и министров не только в ненавистном, но и в смешном свете, — и достиг своей цели изданием знаменитого Фонаря (Lanterne). Этот небольшой еженедельный памфлет, горячо написанный и дышавший непочтительностью, близкой к оскорблению, имел огромный успех. Тщетно «правосудие» пыталось его уничтожить. Во избежание тюремного заключения Рошфор эмигрировал в Бельгию, где стал писать еще резче, а Фонарь, ввозимый во Францию контрабандой, приобрел только вкус запретного плода и продолжал пользоваться широким распространением.

В то же время в больших городах и главным образом в Париже происходило множество народных собраний, куда свободно сходились социалисты и крайние республиканцы под предлогом обсуждения чисто экономических вопросов и где они ежедневно подвергали рассмотрению не только институты религии и собственности, но и учреждения империи. Эти собрания, отличавшиеся весьма бурным характером, а часто даже сопровождавшиеся резкими столкновениями, почти всегда разгонялись полицейскими комиссарами, что не мешало им становиться с каждым днем все более возбужденными. Рабочий класс и учащаяся молодежь» находились в состоянии экзальтации, которая еще усиливалась чтением новых газет и исторических сочинений волнующего характера, как, например, «Париж в декабре 1851 года» Эжена Тено^[108].

Все с нетерпением ждали и желали отплаты за государственный переворот. Вскоре начали устраивать уличные манифестации. 2 ноября 1868 года могила Бодена^[109], найденная на Монмартрском кладбище, оказалась объектом паломничества республиканцев и дала повод к горячим призывам к восстанию. Некоторые газеты открыли подписку на сооружение этому народному представителю достойного его памятника, а правительство имело неосторожность возбудить судебное преследование против инициаторов подписки. Процесс этот возбудил во всей стране самые нежелательные для империи толки; он замечателен был главным образом тем, что впервые обнаружил ораторский талант Леона Гамбетты, который еще был совершенно неизвестен широкой публике, но тут сразу выдвинулся как величайший оратор новой Франции благодаря своему карающему красноречию.

Общие выборы 1869 года. Император тем яснее должен был понимать всю серьезность положения, что, помимо чтения газет, он давно уже получал от префекта полиции Пьетри самые тревожные доклады о состоянии умов^[110]. При открытии палат (18 января 1869 г.) он с грустью констатировал, что авантюристические и злонамеренные умы стремятся нарушить общественное спокойствие. Правда, он тут же добавил с напускной уверенностью, что нация остается в стороне от этой искусственной агитации, так как она рассчитывает на твердость правительства в деле охраны порядка. Но это были пустые фразы. Оппозиция продолжала усиливаться в Законодательном корпусе. Так, например, она принудит правительство отказаться от давно присвоенного права произвольно распоряжаться финансами города Парижа^[111]. А за стенами Бурбонского дворца ее успехи с каждым днем все более бросались в глаза. Общие выборы, которые должны были вскоре состояться, открывали перед правительством такие неприятные перспективы, что некоторые депутаты, обязанные правительству своими местами, отклоняли его покровительство, а официальные кандидаты принимали название либеральных консерваторов, чтобы замаскировать свою истинную природу.

Новые выборы в Законодательный корпус состоялись 23 и 24 мая 1869 года и, как и следовало ожидать, закончились неблагоприятно для империи. Отчаянные усилия администрации в значительном числе избирательных округов были нейтрализованы республиканской и либеральной пропагандой газет, публичных собраний, избирательных комитетов и тайных обществ. На этот раз партии, враждебные империи, не составили такой коалиции, как в 1863 году; каждая из них чувствовала себя теперь достаточно крепкой, чтобы завоевать несколько мест собственными силами, и все они могли похвалиться победами.

Но самый громкий успех и, по видимому, представляющий наибольшую важность, выпал, как и в 1863 году, на долю республиканской партии, которая боролась на этот раз с поднятым забралом, не считаясь с конституционными приличиями. Одно время казалось, будто Париж решил выбирать только не присяжных кандидатов^[112]; в конце концов он выбрал явных противников империи, непримиримых, которые сами себя так называли или были известны как таковые. Париж демонстративно отверг Эмиля Оливье, которому удалось пройти только в Барском департаменте, и заменил его декабрьским изгнанником Банселем. Желательные кандидаты, которых поддерживала администрация, получили в Париже ничтожное число голосов; за всех их было подано всего 74 000 голосов, тогда как за остальных — 231 000.

Если в общем итоге правительство и одержало материальную победу, то на этот раз победа была далеко не решительной: общая сумма голосов, поданных во всей стране за официальных кандидатов, достигла лишь 4 636 713, тогда как противники получили 3 266 366 голосов.

По этим цифрам мы можем судить о громадных успехах, достигнутых оппозицией с 1863 года. Теперь она не только господствовала в городах, но сильно задела и Сельские округа. Такие выборы были для империи моральным поражением, которое повергало в глубокое уныние ее друзей и должно было в то же время ободрить и укрепить ее врагов, и без того крайне отважных и сильных. С этого момента для многих здравомыслящих людей стало очевидным, что империя погибнет, если только, вернув себе популярность какой-нибудь счастливой войной, она не прибегнет к новому государственному перевороту.

Последние выборы довели оппозицию в Вурбонском дворце приблизительно до 90 человек. Из этого числа около 40 депутатов были непримиримыми врагами Наполеона III и его династии. Остальных при известном старании можно было бы привлечь на свою сторону; но для этого император должен был искренно и безоговорочно капитулировать перед их конституционными требованиями и собственными руками восстановить тот парламентский режим, который он разрушил 2 декабря и который с тех пор неоднократно предавался анафеме и вышучивался им самим и его министрами. Он прекрасно понимал, что в случае его упорства оппозиция со скамей левой быстро перекинется в центр и без труда захватит большинство, преданность которого неограниченной империи уже давно поколебалась. Но он не хотел на это решаться без крайней необходимости и оставлял себе возможность отнять при случае одной рукой то, что принужден был дать другой.

Прежде чем уступить, он снова попытался напугать страну красным призраком и таким образом привлечь ее на свою сторону. Бонапартистские газеты силились убедить общество, что революция и анархия стоят у ворот Франции. Не подлежит сомнению, что в рабочем классе, особенно в Париже, замечалось некоторое брожение, способное поселить тревогу в сердцах буржуазии и деревенского населения. Социалистические стремления, которые старались особенно возбуждать агенты-провокаторы империи, проявлялись в виде самых сумасбродных формул и самых разрушительных теорий^[113].

В некоторых округах народ относился с подозрением к республиканцам 1848 года ввиду их умеренного направления. Жюль Фавр на этот раз прошел только при перебаллотировке. Гамбетта, чтобы получить голоса бельвильских избирателей, должен был принять программу, требовавшую наряду с другими реформами отделения церкви от государства, избрания (а не назначения) должностных лиц и уничтожения постоянной армии. Наконец, в нескольких городах, и главным образом в столице, на другой день после выборов произошли беспорядки. Правительство поощряло эти беспорядки через своих агентов, разжигавших толпу^[114], и, придавая этим беспорядкам таким образом более резкий характер, надеялось запугать буржуазию. А затем оно пользовалось этими волнениями для обысков и арестов и выступало перед страной в роли спасителя общества от грозящей ему опасности.

Третья партия и программа 116-ти. Однако эта тактика далеко не приводила к желательным для правительства результатам. Республиканцев она только забавляла, а через несколько дней они уже научились избегать всяких полицейских ловушек. Правда, умеренная оппозиция готова была сблизиться с правительством, которое старалось восстановить внутренний мир и общественный порядок, но она соглашалась оказать содействие сторонникам империи лишь с тем условием, чтобы последние поддержали либеральные требования оппозиции. Ей без труда удалось склонить многих правительственных депутатов на свою сторону, и вскоре в Законодательном корпусе составилась третья партия, более сильная, сплоченная и решительная, чем в 1866 году, с вполне определенной программой; правительство не могло ее долго игнорировать.

Новая палата собралась 28 июня 1869 года, и почти тотчас сто шестнадцать депутатов подписали интерпелляцию о необходимости дать удовлетворение чувствам страны путем более близкого ее привлечения к управлению государственными делами. Для достижения этой цели, — говорилось далее в этом заявлении, — безусловно необходимо составление ответственного министерства, предоставление Законодательному корпусу права определять органические условия своих работ и форму своих сношений с правительством.

Конституционное преобразование империи. Наполеон III, не решаясь отвергнуть эту просьбу, но вместе с тем не желая допустить обсуждения в Вурбонском дворце конституционных вопросов (на что имели право только император и Сенат), вышел из затруднения путем отсрочки заседаний Законодательного корпуса (12 июля).

17 июля император составил министерство, считавшееся либеральным, в котором генерал Ниэль получил портфель военного министра, но которое не образовало настоящего кабинета, так как в нем не было председателя. Затем, вынужденный пойти на уступки, император упразднил пост государственного министра, назначил Руэра президентом Сената и предложил на обсуждение этого собрания проект сенатус-консульта, который, казалось, должен был дать группе 116-ти самое широкое удовлетворение.

По этому проекту, принятому 6 сентября и получившему силу закона 8 сентября 1869 года, Законодательному корпусу было предоставлено право законодательной инициативы наравне с императором; отныне он сам избирал своего президента и свое бюро; ограничения, стеснявшие право интерпелляций и поправок, были отменены, право вотировать бюджет по отделам и даже по статьям восстановлено; утверждение таможенных и почтовых договоров предоставлено Законодательному корпусу. Заседания Сената были объявлены публичными, а право его отсылать законопроекты нижней палате для вторичного рассмотрения было подтверждено.

По новому закону конституционные отношения между императором и палатами могли быть изменены только сенатус-консультом. Но самым важным нововведением было, без сомнения, установление ответственности министров; кроме того, в законе было сказано, что министры могут быть членами той или другой палаты и что во всяком случае они имеют право присутствовать на заседаниях и получать слово. Это была целая революция. Правда, сенатус-консульт прибавлял, что министры зависят от императора. Каким же образом возможно было примирить эту зависимость с ответственностью перед палатами? Этот именно вопрос и задал не без иронии принц Наполеон, всегда готовый щегольнуть своими демократическими чувствами, в одной речи, которую настоящие сторонники империи находили «прискорбной и скандальной», а один министр назвал «программой младшей линии». Сенат оставил этот вопрос без внимания, а между тем не подлежало сомнению, что с помощью такой лазейки император надеялся сохранить за собой руководство политическими делами и действовать, в случае надобности, вопреки желанию палат.

В сущности, все его симпатии продолжали оставаться на стороне «мамелюков»; эта партия находила деятельную поддержку в лице императрицы, влияние которой возрастало по мере того, как ослабевала физическая и моральная энергия Наполеона III. Немилость к Руэру была чисто фиктивной; в Тюильри по прежнему продолжали спрашивать его совета и считаться с его мнением. Так обстояло дело до конца империи, а министерство Оливье, которого ждала третья партия, должно было сыграть роль бессознательного орудия обмана в руках камарильи.

Брожение умов далеко не уменьшалось. Был момент, когда в столице можно было опасаться «дня революции», который намеревались организовать 26 октября^[115] вожаки республиканской партии (и даже некоторые либералы). Этот проект не осуществился, но Париж готов был по прежнему воспользоваться всяким случаем для проявления своих самых враждебных чувств к правительству. Париж доказал это на дополнительных выборах 21 и 22 ноября, послав в Бурбонский дворец самого резкого критика империи, Анри Рошфора, избрание которого могло рассматриваться как личное оскорбление Наполеону III.

Через несколько дней после этих выборов глава государства, открывая очередную сессию парламента (29 ноября), не без грусти убеждал палаты помочь ему спасти свободу. При этом он прибавил, что отвечает за порядок, но эта притворная уверенность не могла скрыть его тревоги и бессилия. Третьей партии уже надоело верить императору на слово; она заставила его дать новую конституцию и хотела теперь получить власть, чтобы испытать эту конституцию на практике. Можно было опасаться, что если правительство будет по прежнему оттягивать исполнение желания третьей партии, то последняя будет увлечена левой, которая устами Жюля Фавра уже требовала предоставления Законодательному корпусу прав учредительного собрания.

Министерство Э. Оливье. Ввиду этого Наполеон III решил сделать новый шаг по пути уступок. Он уже несколько месяцев вел секретные переговоры с Эмилем Оливье, и последний даже отправлялся в глубокой тайне по ночам в Компьень для совещаний. 28 декабря 1869 года Франция узнала, что бывшему товарищу Жюля Фавра по группе пяти поручено составить министерство, а со 2 января новое министерство было сформировано^[116].

Так возникла либеральная империя. Третья партия приветствовала ее как прочный режим, которому суждено возродить империю. Ее противники справа видели в ней средство, годное, чтобы выиграть время и подготовить возвращение к неограниченной власти. А в глазах ее противников слева новый режим являлся просто переходной стадией к республике.

Инцидент в Отейле и последовавшие за ним волнения.

«Либеральное» министерство оказалось внезапно в очень опасном положении. Принц Пьер-Наполеон Бонапарт, сын Люсьена, находился в полемике с Реванш (Revanche) Бастиа и

Марсельез (Marseillaise). Паскаль Груссе, парижский представитель первой из этих газет, и Апри Рошфор, главный редактор второй, в ту пору депутат, направили к нему секундантов. 10 января секунданты из Реванш Виктор Нуар и Ульрик де Фонвиель прибыли первыми в Отейль и были приняты в доме принца. Немного времени спустя увидели, как Виктор Нуар, выйдя от принца, упал мертвым на мостовую. За ним следовал Фопвпель с револьвером в руке, в пальто, простреленном пулей. Кто же первый прибег к насилию, принц или секунданты? Вопрос остался открытым^[117]. Вечером того же дня появилось официальное сообщение, что принц Пьер арестован и следствие уже началось. Это не успокоило взволнованное общественное мнение. Во-первых, почти сразу узнали, что в силу наполеоновского законодательства принц будет предан исключительному суду, а именно Турскому верховному суду с участием присяжных заседателей из числа членов суда. Громовая статья Рошфора, многочисленные публичные собрания, довели до предела возмущение масс. 12 января, в день, назначенный для похорон Виктора Нуара, огромная толпа окружила его дом в Нэйи, и более ста тысяч парижан сочли своим долгом проводить его гроб. На половине пути наиболее экзальтированные хотели помешать погребальной процессии достигнуть кладбища Нэйи и направить ее по парижским бульварам на кладбище Пер-Лашез. Это значило подвергать себя риску кровавого столкновения, так как правительство поставило на ноги внушительные силы. Понадобилось неоднократное вмешательство семьи покойного, и самому Рошфору приходилось противиться этим намерениям толпы. Наиболее благоразумные в конце концов отступились.

17 января правительство потребовало от палаты согласия на возбуждение преследования Рошфора за его статью в Марсельез. Это согласие было дано. Но вокруг Бурбонского дворца и в ряде других пунктов Парияса стали собираться толпы народа, которые приветствовали Рошфора и пели Марсельезу. Понадобилось применить силу, чтобы их рассеять. 22 января шестая палата приговорила писателя к шести месяцам тюремного заключения и 3000 франков штрафа. Только 7 февраля министерство решилось его арестовать. Это произошло на Фландрской улице, почти рядом с огромным залом, где Гюстав Флуранс созвал многочисленное и очень оживленное собрание. Узнав об аресте, Флуранс направил револьвер на полицейского комиссара, которому было поручено присутствовать на собрании, объявил его пленником и провозгласил восстание. Эта попытка провалилась. Усилий одной полиции оказалось достаточно, чтобы уничтожить несколько воздвигнутых баррикад. 8 февраля произошел полицейский налет на редакцию Марсельез; все ее редакторы были арестованы, волнения продолжались: 11-го рабочий механик выстрелил в инспектора полиции, явившегося его арестовать, и убил его наповал. В Медицинской школе произошла шумная демонстрация на лекции профессора Тардьё из-за показания, данного им во время Турского процесса. Министерство приостановило лекции и экзамены на два с половиной месяца. Верховный суд вынес 27 марта оправдательный приговор принцу. На газеты Марсельез, Демократ (Democrate), Призыв (Rappel) был наложен арест. Волнение распространялось в провинции. В Крезо под руководством некоего Асси началась стачка, длившаяся 23 дня, в результате которой последовали суровые приговоры. Гюстав Флуранс, потеряв надежду вызвать восстание, ударился в заговоры и таким образом, сам того не желая, пришел на помощь полиции.

Плебисцит. 28 марта Эмиль Оливье представил в бюро Сената проект сенатус-консульта, вносящего новые изменения в конституцию. На другой день в палате Эрнест Пикар, утверждая, что Законодательный корпус не может остаться равнодушным к такому важному вопросу, заявил, что он хочет обратиться с запросом к правительству. Отсрочка была принята 106 голосами против 46. Скоро Франция получила новый сюрприз. Император ни с кем не делился своими размышлениями, но очень болезненно переживал как неудачи в своей внешней политике, так и затруднения во внутренней; он надеялся поднять свой престиж при помощи какого-нибудь театрального эффекта. Больше чем когда-либо император был непроницаем. Флёри, один из близких к нему людей, писал Клеману Дювернуа: «Махнул ли он на все рукой? Или это его политика?» Он оставался загадкой для своих собственных слуг. Наконец в совете министров 30 марта он прервал прения, чтобы объявить о своем решении подвергнуть плебисциту изменения конституции, как проектированные, так и уже действующие. Члены парламента, бывшие сторонниками империи, как Бюффе, Дарю, были очень неприятно удивлены этим предложением; даже Оливье присоединился к ним для сопротивления такому намерению императора. Но они не имели никакого влияния на «мягкого упрямца», каким был Наполеон III. 6 апреля в Законодательном корпусе Жюлем Греви был сделан запрос относительно предполагавшегося плебисцита. Греви не стоило большого труда показать, что если бы император сохранял право апелляции к народу каждый раз, когда он сочтет это нужным, не было бы больше ни учредительного собрания, ни законодательного, ничего, кроме плебисцита. Иными словами, это было бы приглашением отдельных граждан ответить простым да или нет на вопрос, поставленный в той форме, какая нравится власти; это значило выбирать «между пропастью и принятием совершившегося факта». Главным аргументом Эмиля Оливье в его ответе было следующее: «Мы не вводили в конституцию права апелляции к народу; но мы уважали это право». Несмотря на энергичное вмешательство Гамбетты, Эрнеста Пикара, Жюля Фавра, Мартеля, Анделара, Законодательный корпус 226 голосами против 34 выразил доверие кабинету в его «преданности империи и парламентаризму». Вскоре министры, осуждавшие плебисцит (Вюффе, Дарю, де Талуэ), подали в отставку.

20 апреля Оливье произнес в Сенате яркую речь, в которой между прочим сказал: «Мы надеемся, что через несколько лет даже те, кто намерен с нами бороться, признают, что ни при каком правительстве демократия и свобода не могли бы добиться того удовлетворения, какое они получили от императорского правительства». Он достиг принятия сенатус-консульта. 23 апреля появился декрет, которым французскому народу предлагалось в воскресенье 8 мая принять или отвергнуть следующую формулу: «Народ утверждает либеральные реформы, произведенные в конституции с 1860 года императором с помощью основных государственных учреждений, а также утверждает сенатус-консульт 20 апреля 1870 года». И сейчас же началась борьба. Сигналом к ней явился «манифест» (декрет 23 апреля), подписанный императором без скрепы подписью министров.

Комитет противников плебисцита собрался у Кремьё, в ряде департаментов он организовал другие комитеты и поддерживал с ними постоянную связь. Он также выпустил свой манифест, содержание которого можно резюмировать в следующей фразе: «Хотите ли вы под видом парламентской системы укрепить систему личного управления?» Вместо того, чтобы настаивать на необходимости отрицательного вотума, он предлагал опускать пустые бюллетени или просто отказываться от участия в голосовании: «Все способы протеста принесут свою лепту делу свободы». Комитет выпустил также воззвание к армии, поскольку она была приглашена к участию в голосовании. А Гарибальди прибавил сюда обращение к «солдатам Мадженты и Сольферино». Среди почти всеобщего единства оппозиционных газет Призыв (Rappel) и Рассвет (Reveil) держались в стороне, жалуясь, что в манифесте слово «республика» не было произнесено. Либеральные листки проявляли большие колебания: некоторые уступили и советовали давать положительный вотум. Из числа католических газет Союз (Union) рекомендовал вотум отрицательный, а Французская газета (Gazette de France) ограничивалась отказом от голосования. Больше решимости и больше единства проявил «Центральный комитет сторонников плебисцита 1870 года», в котором фигурировали все видные деятели и все газеты императорской партии.

Правительство проявляло бешеную деятельность. Министры не ограничились тем, что обратились к чиновникам всех рангов с воззванием, в котором утверждали, что «голосовать за — это значит голосовать за свободу». Они оказывали неслыханное давление на всех, кто зависел от власти, даже на судей, приглашая последних в комитеты плебисцита. Они сеяли страх, умножая процессы против печати, преследуя секции Интернационала. Неосторожность Флуранса позволила министрам заявить о существовании заговора, участники которого намерены пустить в ход бомбы Орсини. Даже накануне голосования они наложили арест на Век, Призыв, и Будущность нации.

После голосования подсчет бюллетеней и сообщение результатов производились Законодательным корпусом. Опубликованные цифры были следующие: 7 358 786 да против 1 571 939 нет и 113 978 пустых бюллетеней. Из этого общего числа в армии насчитывалось 275 657 да против 46 210 нет — цифры, которые открыли Пруссии слабость французских военных сил. Морское ведомство дало 31136 да против 8774 нет. Бесполезно прибавлять, что солдаты и матросы должны были голосовать под бдительным надзором своих начальников.

Сепатскый указ (сенатус-консульт) 21 мая. Что касается новой конституции, которую заранее освящал этот плебисцит и которая заключалась в сенатус-консульте 21 мая, то достаточно привести ее главные статьи: «Статья 10. Император правит с помощью министров, Сената, Законодательного корпуса и Государственного совета. Статья 11. Законодательная власть осуществляется совместно императором, Сенатом и Законодательным корпусом. Статья 12. Законодательная инициатива принадлежит императору, Сенату и Законодательному корпусу… Статья 19. Император назначает и смещает министров. Министры составляют совет под председательством императора. Они ответственны». Казалось бы, что с созданием ответственного министерства совершился переход к настоящему парламентскому режиму. Но вот статья, которой достаточно, чтобы разрушить эту иллюзию: «Статья 13. Император несет ответственность перед французским народом и имеет право всегда к нему апеллировать».

Плебисцит в глазах Наполеона III восстановил императорский престиж внутри страны. К несчастью, он хотел добиться того же на международной арене. Едва лишь были объявлены блестящие результаты голосования 8 мая, как темные тучи начали собираться над границами Франции — рейнскими и даже пиренейскими.

ГЛАВА VI. ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС. КРЫМСКАЯ ВОЙНА. ОТТОМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ И ХРИСТИАНСКИЕ НАРОДНОСТИ БАЛКАНСКОГО ПОЛУОСТРОВА

I. Турция, Россия и Европа

Молдаво-Валахекая революция. Революции 1848 года отразились на политической жизни вассальных княжеств Турецкой империи, Молдавии и Валахии. Здесь движение приняло такой же характер, как и в остальных странах Европы: оно было одновременно конституционным, либеральным и национально-объединительным. В Молдавии все движение ограничилось съездом, состоявшимся 27 марта в Яссах, почти на глазах господаря Михаила Стурдзы; на этом собрании выработан был проект конституции, представленный господарю, который обещал принять его во внимание. В этот же вечер он приказал арестовать вожаков движения — и все успокоилось.

Более серьезным характером отличалось движение в Валахии. Несмотря на осуществление ряда полезных реформ, господарь Георгий Бибеско стал очень непопулярным, главным образом — благодаря своим тесным связям с Россией. Из молодежи, проникшейся французскими идеями, образовалась оппозиционная партия, крайне враждебная русскому влиянию, которая, в интересах освобождения своей страны из-под «ига протектората», готова была искренно присоединиться к Порте^[118].

Деятели этой партии мечтали об объединении Молдавии и Валахии и даже румынской Трансильвании; а пока они требовали отмены органического регламента 1831 года и введения конституции, обеспечивающей гражданское и политическое равенство, свободу печати, административную и законодательную автономию под контролем одной Турции. Несколько тайных обществ, особенно образовавшийся в 1844 году Союз братьев, пропагандировали эти идеи и группировали вокруг себя недовольных.

Когда либералы, склонные сначала действовать исключительно легальными средствами, убедились, что им нечего ждать от Бибеско, они решили прибегнуть к насильственным мерам. 21 июня в Исласе на «Поле возрождения» они провозгласили конституцию. В Бухаресте солдаты заявили, что «против своих братьев они драться не станут», а 23 июня господарь согласился подписать конституцию. 25 июня, «чувствуя, что силы его не соответствуют требованиям обстоятельств», он отрекся от престола и был немедленно заменен временным правительством. Революция совершилась без пролития крови.

Вмешательство России и Турции. Так как либералы требовали восстановления протектората одной только Турции, султан, вероятно, признал бы новый порядок. Но царь Николай, помимо своего инстинктивного отвращения ко всякому революционному движению, не мог допустить переворота, результатом которого было бы ослабление русского влияния на Балканах. Поэтому 28 июня 12 000 русских вступили в Молдавию и затем двинулись на Валахию. Этот поход был на некоторое время приостановлен протестом Турции и требованием объяснений со стороны Франции и Англии. Но царь усилил армию и держал ее наготове. Султан, в свою очередь, отправил за Дунай 20 000 человек, отказался по подстрекательству русской дипломатии признать временное правительство и поручил чрезвычайному комиссару Сулей-ман-паше восстановить законный порядок. Сулейман, отличавшийся мягким характером, предложил валахам самим выбрать наместника (каймакама) согласно органическому регламенту, но вместе с тем обещал, что после того как «в стране восстановлен будет прежний порядок, основательные жалобы — если они будут представлены — будут приняты во внимание».

4 августа выбрано было «княжеское наместничество румынской земли». Верный своему обещанию, Сулейман весьма благосклонно рассмотрел обращенные к нему требования реформ, в результате чего была принята конституция, сходная, за исключением некоторых деталей, с конституцией, провозглашенной на «Поле возрождения». Тесное согласие, установившееся между валахами и представителем Турции, не понравилось русским. Султану было предложено немедленно отозвать Сулеймана и назначить нового комиссара, который должен был действовать по соглашению с русским комиссаром, генералом Дюгамелем. Не встречая ниоткуда поддержки, султан принужден был уступить. Фуад-эфенди и Омер-паша, за которыми следил русский комиссар, вступили в Бухарест; наместничество было заменено каймакамом Константином Кантакузеном; вожаки либеральной партии были арестованы и высланы из пределов страны. Чтобы обеспечить исполнение своей воли, царь в конце сентября послал в Бухарест 60 000 солдат; правительственная власть фактически очутилась в руках генерала Дюгамеля, который без суда арестовал, заключил в тюрьму и изгнал всех противников русского протектората.

Балта-Лиманская конвенция. 1 мая 1849 года Россия и Турция подписали в Балта-Лимане конвенцию, определявшую новые условия существования Дунайских княжеств. Отныне господари, назначаемые на семилетний срок царем и султаном, должны были играть роль простых наместников, общие собрания отменялись, комитеты, назначенные русским и турецким комиссарами, должны были пересмотреть старый органический регламент. Оккупация княжеств должна была продолжаться впредь до полного восстановления порядка и до завершения комитетами своих работ. На основании этого договора русский ставленник, князь Стирбей, был назначен валахским господарем, а господарем Молдавии сделался турецкий кандидат князь Гика.

Таким образом, единственным результатом мирной валахской революции было сужение тех значительных вольностей, которые были предоставлены княжествам по Адрианополь-скому договору; они лишились права самостоятельно избирать своих господарей и иметь общие выборные собрания. Реакционная политика Николая I восторжествовала в Бухаресте и в Яссах так же, как ей предстояло через несколько недель восторжествовать и в Венгрии. Попытка молдаво-вала-хов освободиться от влияния и вмешательства России привела только к усилению последней, получившей новые легальные средства для воздействия на княжества. Это означало также победу царя над султаном, новый успех в деле медленного завоевания Россией Балканского полуострова, новый шаг вперед в ее терпеливом и безостановочном продвижении к Константинополю.

Восстания в Боснии и в Болгарии. В других областях Турецкой империи русская политика была менее удачной. Не подлежит никакому сомнению, что волнения, происходившие в Боснии и в Болгарии в 1849–1851 годах, не обошлись без участия русских агентов. В Боснии в июле 1849 года национальные стремления впервые объединили те элементы, которые до сих пор вследствие религиозных различий всегда выступали в качестве братьев-врагов, — перешедших в мусульманство беков и христианскую райю. Восстание было организовано с целью парализовать всякое поползновение Турции вмешаться в венгерские дела. Инсургенты провозгласили учреждение «славянской федерации», написали на своих знаменах имя хорватского бана Dлачича и объявили одного из его родственников своим вождем. Они рассчитывали на содействие Сербии и Черногории; но сербский князь Александр Карагеоргиевич из ненависти к России заявил, что намерен верно исполнять свой долг турецкого вассала, а черногорцы из вражды к ренегатам-бекам напали на восставших.

Султан отозвал Омер-пашу из Бухареста и весной 1850 года послал его в Боснию; тогда русские агенты, воспользовавшись невыносимыми страданиями болгарской райи, подняли ее против мучителей болгарского народа — спахий. Их неизбежное поражение должно было доставить русскому царю предлог для вмешательства. Несчастные крестьяне, вооруженные большей частью косами и окованными железом дубинами, не могли устоять против турок. Началась дикая расправа, по она была столь быстро остановлена внезапным возвращением Омер-паши, что русские не успели вмешаться.

Омер-паша, назначенный генерал-губернатором Европейской Турции, даровал полную амнистию писургентам и воспользовался обстоятельствами для того, чтобы принудить болгарских спахий к признанию реформ (танзимата); к этому же он принудил и боснийских беков, против которых поспешил возобновить кампанию. Обещанные танзиматом вольности быстро успокоили райю, которая начала даже помогать турецким солдатам преследовать взбунтовавшихся беков. В целях успления турецкого могущества Омер-паша сам поспешил применить наиболее важные постановления танзимата; он обложил беков налогами наравне с райей^[119] и начал набирать рекрутов среди христиан, как и среди мусульман; эта система дала ему часть лучших сил той армии, которой вскоре суждено было остановить движение русских войск у подошвы Балкан.

Россия и Турция. Быстрое подавление боснийского и болгарского восстаний, энергичный отказ султана выдать царю и австрийскому императору венгерских эмигрантов, тот факт, что султан принудил даже египетского вице-короля применить танзимат (май 1852 г.), — все это показывало, что турки начинают снова собираться с силами. Николай I не мог остаться к этому равнодушным. С момента своего вступления на престол он выжидал удобного случая, чтобы силой (как во время заключения Адрианопольского договора) или дипломатическим путем (как во время заключения конвенции в Ункяр-Искелеси) завладеть наследством «больного человека»^[120]. А так как реформы Абдул-Меджида и энергия Решид-паши, изменяя условия существования «больного», могли вернуть его к жизни, необходимо было ускорить события. Урегулирование конфликта, возникшего в 1851 году между Россией и Францией по поводу обладания «святыми местами», доставило Николаю предлог для разрыва с Турцией.

Вопрос о «святых местах». Двенадцативековая традиция^[121], подтвержденная многочисленными фирманами, обеспечивала католикам, или «латинянам», состоявшим под покровительством Франции, охрану «святых мест» в Иерусалиме и Вифлееме. Эта привилегия с незапамятных времен возбуждала зависть армян и греков, неоднократно пытавшихся оспаривать это право у католиков. В 1757 году им удалось захватить некоторые святыни; несмотря на протесты и требования Франции, этот инцидент не был улажен еще в 1789 году. А так как революционные правительства и империя совершенно не интересовались этим вопросом, то в 1808 году греки, при решительной поддержке православных русских, окончательно отняли у католиков обладание «святыми местами».

Политика Наполеона III. Реставрация и Июльская монархия не пытались добиться от султана перемены в положении дел, хотя этот вопрос имел важное значение для французского престижа и влияния на Востоке. Но все изменилось с того момента, как Наполеон III сделался президентом; он не намерен был допускать какого бы то ни было отступления от исторических прав Франции, особенно, если это отступление могло пойти на пользу царю Николаю. С другой стороны, он нуждался в духовенстве для успехов своей внутренней политики, а выступая защитником католических интересов в «Святой Земле», он привлекал к себе симпатии духовенства. Наконец, в конфликте на Востоке, где интересы Австрии и России были в силу обстоятельств противоположны, он, по-видимому, усматривал вернейшее средство поссорить обе эти державы и изолировать Австрию на случай итальянской войны, о которой он уже тогда помышлял.

В мае 1851 года французский посол маркиз де Лавалетт потребовал от Высокой Порты предоставления латинянам: в Иерусалиме — гробницы и купола святого гроба в церкви того же имени, а также совместного с православными владения «камнем преткновения»; на Голгофе — гробниц франкских королей и совместного владения голгофским алтарем; Гефсиманской церкви и гробницы пресвятой девы; верхней Вифлеемской церкви с примыкающими к ней садами и кладбищами. Султан признал основательность французских требований, но ввиду протестов со стороны России сохранил существовавшее положение (status quo).

Тогда в Константинополе начался между Францией и Россией настоящий поединок, который принял особенно резкий характер вследствие поведения Николая по отношению к Наполеону после восстановления империи. Усматривая в этой реставрации вопиющее нарушение трактатов 1815 года, раздраженный тем, что новый император ссылается на плебисциты и революционный принцип народного верховенства, царь хотел, чтобы старые монархии отказались признать Наполеона III или по крайней мере держали его на почтительном расстоянии. Но он сам должен был признать Наполеона III в начале января 1853 года; он сделал это с величайшей неохотой и вместо традиционного эпитета «брат» употребил в своем письме выражение «добрый друг»; объяснения русского посланника еще сильнее подчеркнули оскорбительный характер царского намерения^[122].

Проекты Николая и Англии. Император, глубоко оскорбленный этими приемами Николая, естественно, меньше чем когда-либо расположен был сделать какие бы то ни было уступки царским претензиям в Палестине. С другой стороны, Николай, ободряемый робостью султана, счел нужным действовать смело и предпринять решительный шаг. Если бы ему удалось осуществить свой план, он сразу вернул бы себе то привилегированное положение, которое одно время было ему обеспечено договором в Упкяр-Искелеси, и действительно установил бы русский протекторат над Турцией; в случае же неудачи он получил бы столь давно ожидаемый предлог для объявления войны Турции. Но при этом Николай совершил ошибку, преждевременно раскрыв британскому правительству план, осуществление которого, как он полагал, было бы трудным без согласия и содействия Англии.

Во время одного бала, происходившего в Петербурге 9 января 1853 года, царь в разговоре с английским посланником сэром Гамильтоном Сеймуром высказал свое удовольствие по поводу дружественных отношений между русским и английским правительствами. «Когда мы действуем согласно, — сказал Николай, — я совершенно равнодушно отношусь к Западной Европе: то, что делают или думают другие, имеет мало значения». А через пять дней он пригласил к себе посланника и повел речь о турецком вопросе. Турция, по его словам, впала «в состояние такой дряхлости», что этот «больной человек» может внезапно умереть и «остаться на руках» у держав. Царь полагал, что было бы неблагоразумно «довести дело до такого сюрприза», не выработав заранее «какой-нибудь системы» и не установив «предварительного соглашения». «Я хочу поговорить с вами как с другом и джентльменом, — прибавил царь. — Если мне удастся столковаться с Англией по этому вопросу, остальное мне не важно: я решительно не интересуюсь мнением и действиями других». При этом он напомнил, что во время своей поездки в Лондон в 1844 году он уже пытался войти по этому поводу в предварительное соглашение с английским правительством.

Впрочем, Николай на этот раз не стал входить в подробности своего проекта; окончательно он раскрыл свои карты при третьей беседе, 21 февраля. По словам императора, он не унаследовал «тех мечтаний, которыми любила тешиться императрица Екатерина»; он не хочет «постоянной оккупации Константинополя русскими», но он не хочет также, чтобы Константинополь был занят англичанами, французами или какой-либо другой великой державой. Он не намерен допустить восстановления Византийской империи или территориального расширения Греции, способного превратить ее в «сильное государство». Еще меньше он потерпит раздел Турции на мелкие республики, которые «послужили бы готовым убежищем для революционеров». Дунайские княжества сохраняют свою независимость под покровительством России. «Аналогичное устройство получают Сербия и Болгария». «Что касается Египта, — продолжал Николай, — я прекрасно понимаю важное значение этой территории для Англии… Если в случае падения и раздела Оттоманской империи вы завладеете Египтом, я не стану делать против этого никаких возражений. То же самое я могу сказать относительно Крита; этот остров вам подходит, и я не вижу, почему бы он не мог войти в состав английских владений». Разговор закончился следующими словами: «Предложите вашему правительству высказать свое мнение по этому вопросу. Я прошу от него не обязательств или формальной конвенции, а свободного обмена мнениями и слова джентльмена. Между нами этого довольно».

Эти заявления вызвали в Лондоне живейшее волнение. Напрасно царь уверял, что «для него не имеет никакого смысла стремиться к дальнейшему расширению своей территории» и что расширение пределов его «и без того обширной» империи угрожало бы только опасностью; напрасно настаивал он, что желает только «продлить существование больного». Если некоторые министры, как Эбердин, делали вид, что придают весьма важное значение этому последнему заявлению, то другие, вместе с сэром Гамильтоном Сеймуром, полагали, что «государь, который с таким упорством настаивал на неминуемом падении соседнего государства, в душе твердо решил, что наступила пора не дожидаться его разложения, а ускорить его».

Миссия князя Меншикова в Константинополе. Не меньшее беспокойство вызывала поездка в Константинополь чрезвычайного посла, миссия которого была объяснена царем сэру Гамильтону Сеймуру в следующих неопределенных выражениях: «Вы видите, как я действую по отношению к султану. Этот господин нарушает свое слово и ведет себя со мною самым невозможным образом; однако я довольствуюсь тем, что отправляю в Константинополь посла, который должен потребовать удовлетворения». Но высокое положение лица, облеченного этой миссией, — бывшего морского министра и финляндского генерал-губернатора, адмирала князя Меншикова— заставило предполагать, что дело идет не о простой «демонстрации»; этого не думали и во Франции, где еще ничего не знали о тайных замыслах царя, но где с величайшим вниманием следили за всеми его ходами и за движениями русских войск на Пруте. Наполеон III и его министр Друэн де Люис были убеждены, что момент кризиса близок. И скоро поведение Меншикова в Константинополе подтвердило их опасения.

Прибыв 28 февраля в турецкую столицу, русский посол сразу повел себя вызывающим образом, отказавшись сделать традиционный визит министру иностранных дел Фуад-эфенди — «лживому» субъекту, с которым он не мог вступить ни в какие переговоры. Таким образом, он принудил турецкого министра выйти в отставку. Через пятнадцать дней Меншиков объявил о своей миссии; он открыто потребовал окончательного решения вопроса о «святых местах» — вопроса, в котором он мог опасаться противодействия только со стороны Франции. Затем под величайшим секретом и в форме ультиматума он потребовал, чтобы турецкое правительство подписало тайный договор, по которому России обеспечивался действительный протекторат над всем православным населением Турецкой империи. Если бы это предложение было принято, царь получил бы право непрерывно вмешиваться в турецкие дела. Зато он предлагал Турции оборонительный и наступательный союз, который должен был обеспечить султана от возможного нападения со стороны Франции. Меншиков требовал от турецкого правительства полного молчания, потому что если бы предложения России сделались известны, они должны были бы вызвать сопротивление и Франции, и Англии, и большинства остальных держав. Но английский посланник, лорд Стретфорд Радклифф, заставил Меншикова полностью раскрыть карты.

Решив будто бы помочь Меншикову в вопросе о «святых местах», английский посол, по соглашению с французским представителем, действовал так искусно, что 4 мая дело было улажено к полному удовлетворению всех трех- заинтересованных сторон (султана, царя и императора), и Меншикову не оставалось иного исхода, как или удалиться, или публично высказать действительную цель своего посольства. Он избрал последний выход. 5 мая он потребовал от султана дать в пятидневный срок «ненарушимые гарантии на будущее время в форме торжественного обязательства, имеющего силу договора». 10 мая турецкие министры, поддерживаемые французским и английским послами, ответили, что султан «будет покровительствовать православной вере и уважать ее привилегии», но что он не может заключить с Россией никакого договора, способного «скомпрометировать основные принципы его независимости и верховной власти». 18 мая Меншиков заявил, что миссия его кончена. «Отказ Турции дать гарантии православной вере, — сказал он, — создает для императорского правительства необходимость отныне искать этих гарантий в собственной силе». 21 мая русский посол покинул Константинополь.

Разрыв царя с Турцией. Царь немедленно приказал своим войскам вступить в. Дунайские княжества; он чувствовал — по его словам — на своей щеке следы пяти пальцев султана. Однако нота канцлера Нессельроде 31 мая объясняла, что движение русских войск не означает открытия военных действий; дело идет только о получении известных «материальных гарантий», чтобы склонить «султана к более справедливым чувствам» и добиться «моральной уверенности». Однако английское правительство решило, что наступил момент для принятия предохранительных мер, и 2 июня стоявший в Мальте английский флот присоединился к французской эскадре, которая с марта стояла у Саламина, а 13 июня пришла в Безику, у входа в Дарданелы. Посланникам обеих держав дано было разрешение призвать эскадры в Константинополь для защиты султана.

Военные действия начались почти на пять месяцев позднее. Турция не была готова, царь был приведен в замешательство неожиданным для него сближением Франции с Англией. Если Пальмерстон склонялся к активной политике, то руководящий министр, лорд Эбердин, стоял за мир; Наполеон, удовлетворенный изолированным положением Николая, не хотел рисковать, ускоряя события, и таким образом возбудить недоверие, которое он всегда чувствовал вокруг себя. Он предложил передать данный спор на разрешение пяти держав, подписавших договор 1841 года.

Австрийский император, которого связывало с царем воспоминание об услугах, оказанных ему русской армией при подавлении венгерской революции, но который в то же время боялся всякого нарушения равновесия на Востоке, охотно примкнул к этому проекту; казалось, что и царь на него соглашается. К концу июля собравшиеся в Вене посланники выработали примирительную ноту, которая удовлетворила царя, так как была составлена в весьма неопределенных выражениях, но которую отверг султан — именно потому, что он, наоборот, желал вполне определенных формулировок.

Пока велись эти переговоры, пробудился мусульманский фанатизм, раздраженный изданием в России манифеста, которым Николай призывал к крестовому походу против турок. Улемы требовали, чтобы султан объявил царю войну или отрекся от престола; 25 сентября совет, состоявший из 163 лиц, предложил султану открыть военные действия; 8 октября Омер-паша обратился к князю Горчакову с требованием очистить в пятнадцатидневный срок княжества; 23 октября на Дунае начались военные действия.

Война. Англо-французское вмешательство. В тот же день английская и французская эскадры вошли в Босфор. Однако вооруженное вмешательство обеих западных держав окончательно определилось только после разгрома турок 30 ноября, когда двенадцать турецких кораблей, атакованных на Синоп-ском рейде вице-адмиралом Нахимовым, были потоплены после трехчасового боя. Тогда соединенный англо-французский флот вошел в Черное море с приказом прекратить в нем плавание каких бы то ни было русских судов. «Мы сохраним Черное море в качестве залога до эвакуации княжеств и восстановления мира», писал Друэн де Люис.

Дипломатические сношения были прерваны 4 февраля 1854 года. На личное письмо Наполеона III, предлагавшего заключение немедленного перемирия России с Турцией с одновременной эвакуацией княжеств и Черного моря, Николай ответил 8 февраля отказом и заявил, что «Россия сумеет в 1854 году показать себя такой же, какой она была в 1812 году». 27 февраля лондонский и парижский кабинеты потребовали удаления русских войск из Дунайских княжеств не позднее 30 апреля; 18 марта Нессельроде ответил, что император не считает нужным отвечать на это требование, а 27 марта во французском и английском парламентах официально было объявлено о начале войны.

Константинопольский и лондонский трактаты. Венский протокол. 12 марта Англия и Франция подписали в Константинополе союзный договор с Турцией. Обе державы обязались защищать ее оружием вплоть до заключения мира, гарантирующего независимость Оттоманской империи и права султана; с своей стороны, Порта брала на себя обязательство преобразовать учреждения империи в смысле обеспечения всем турецким подданным без различия религии полного равенства перед законом и судом, допуска ко всем должностям и равномерного распределения налогов.

10 апреля Англия и Франция заключили в Лондоне договор, по которому они обязались не вступать в сепаратные переговоры с Россией, не добиваться в этой войне никаких отдельных выгод и удержать от необдуманных поступков греков, подготовлявших восстание в Акарнании, Фессалии и Македонии.

Накануне представители Франции, Англии, Австрии и Пруссии подписали в Вене очень важный протокол, который Определял основные принципы и условия sine qua nоn^[123] будущих переговоров, а именно: неприкосновенность Оттоманской империи, эвакуация княжеств, независимость султана, который должен был собственной властью даровать необходимые вольности и привилегии своим христианским подданным. Державы обязались действовать солидарно в деле разрешения выдвинутых вопросов и не заключать с Россией никаких отдельных договоров, условия которых не были бы предварительно установлены по взаимному соглашению. Этот протокол имел важное моральное значение; он констатировал и подтверждал изолированное положение России и, успокоив союзников относительно намерений Центральной Европы, позволил им употребить все свои силы на ведение войны, которая ввиду отдаленности театра военных действий сопряжена была с величайшими трудностями.

II. Крымская война. Военные действия

Характер войны. С военной точки зрения Крымскую войну следует признать одной из самых своеобразных и тяжелых, войн. Воюющие государства расположены были на двух противоположных концах Европы; не имея точек соприкосновения, они могли сообщаться друг с другом только морем, так что англо-французская армия должна была снабжаться боевыми припасами И продовольствием из пунктов, отстоявших от нее более чем на 4000 километров. Транспорты — большей частью парусные — должны были употреблять не меньше двенадцати дней, а часто и месяц, на переход из Марселя в Галлиполи, откуда в Севастополь приходилось идти еще от шести до семи дней. Снабжение русской армии связано было почти с такими же трудностями вследствие огромных расстояний, несовершенства путей сообщения, отсутствия дорог или дурного их качества.

С другой стороны, союзники не имели заранее выработанного и согласованного плана действий, так что проекты английского и французского штабов сильно разнились между собой. Первоначальной целью союзников было остановить движение русских войск на Дунае; затем, когда последние очистили княжества, Наполеон начал подумывать о войне на суше, а англичанам хотелось произвести высадку в Крыму и разрушить морской арсенал в Севастополе. Когда крымская экспедиция была наконец решена, возникли разногласия по поводу того, каким образом вести кампанию на полуострове. По соображениям национального самолюбия за все время войны у союзных войск не было общего командования; три армии имели три отдельных генеральных штаба, которые составляли планы, вели между собой переговоры, обменивались нотами, посылали друг другу меморандумы, подписывали протоколы и подготовляли каждую военную операцию так, как дипломаты вырабатывают мирный трактат. Кроме того, в каждой армии командующие менялись: во главе французской армии последовательно стояли Сент-Арно, Канробер и Пелисье, — во главе английской — Раглан и Симпсон; при этом каждый из них имел свой собственный план, который приходилось приспособлять к положению, унаследованному от предшественника. Положение еще более осложнялось вмешательством правительств, глав государств и министров, которые претендовали не только на общий контроль, но и на руководство военными действиями; они нагромождали один проект на другой и пытались — впрочем, тщетно — навязать генералам стратегические планы, которые (как, например, план, принадлежавший Наполеону III и относившийся к главной кампании) казались наиболее логичными и наиболее отвечающими истинным принципам великой войны; но эти планы возникали слишком поздно, когда военные операции уже развертывались. Но как бы твердо ни решались генералы не прерывать раз начатых операций, они не могли совершенно игнорировать инструкций своих государей; приходилось соблюдать внешние приличия, лукавить, лавировать, стараться выиграть время, т. е. терять его. Прибавьте к этому необычайно суровую зиму, в январе 1855 года уложившую в госпиталь 9000 человек — восьмую часть наличного состава французской армии, болезни — холеру, цингу, тиф, а в особенности — противника, одаренного редчайшими военными качествами, бесстрашного, упорного, не впадавшего в уныние, напротив, после каждого поражения бросавшегося в бой с возросшей энергией.

Сент-Арно и Раглан. Первые французские войска покинули Марсель 18 марта под командованием Канробера и отправились в Галлиполи, чтобы подготовить там квартиры для главных сил. Восточная. армия (таково было официальное название экспедиционного корпуса) первоначально должна была состоять из четырех дивизий, в том числе одной резервной, т. е. приблизительно из 30 000 человек. Англичане предполагали послать 25 000 человек. Главное командование всеми военными силами принадлежало маршалу Сент-Арно и лорду Раглану. Первый был еще молодой, блестящий африканский солдат, прославившийся завоеванием Малой Кабилии и сыгравший выдающуюся роль в декабрьском государственном перевороте; это был весьма деятельный генерал, способный из-за честолюбия и стремления к славе вести кампанию смело и решительно и отличавшийся в то же время крайним прямодушием, что давало ему возможность поддерживать хорошие отношения со своим английским коллегой. Лорду Раглану было в то время шестьдесят шесть лет; ветеран португальской и испанской войн, раненный еще в битве при Ватерлоо, несколько медлительный, холодный, резкий и подозрительный, он ревниво относился к своей власти и хотел быть вполне самостоятельным в своих действиях.

Силистрия, Добруджа, Бомарзунд. Когда генералы прибыли в Константинополь, русская армия, задержанная на некоторое время действиями Омер-паши в, княжествах, перешла в наступление и 23 марта переправилась через Дунай. 14 апреля русские начали осаду Силистрии. После совещания в Варне с Омер-пашой, Сент-Арно и Раглан решили немедленно открыть военные действия (10 мая). Однако когда пришлось перейти к делу, оказалось, что в Галлиполи ничего не подготовлено; войска, спешно отправленные на пароходах, испытывали недостаток в самых необходимых вещах, посланных на парусных судах. «У нас нет ни хлеба, ни сапог, ни котлов, ни манерок», писал Сент-Арно, объявлявший, что он располагает упряжкой только для двадцати четырех орудий. Сначала пришлось ограничиться отправкой в Варну одной английской дивизии и одной французской бригады.

Когда союзники получили наконец возможность действовать, русские после шести бесплодных штурмов 23 июля уже сняли осаду в Силистрии — не столько вследствие сосредоточения в Варне 30 000 французов и 20 000 англичан, сколько ввиду явно враждебного положения, занятого Австрией. 2 июня Австрия потребовала от царя эвакуации княжеств и сосредоточила значительные силы в Трансильвании; вместе с тем Австрия 14 июня подписала с Турцией конвенцию, разрешавшую ей впредь до заключения мира занять своими войсками Валахию и Молдавию. С этого момента военные действия на Дунае потеряли всякий смысл. Единственная совершавшаяся здесь операция состояла в разведках в Добрудже и стычках с казаками; во время этого похода среди дивизии Канробера начала свирепствовать холера, которая в двадцать дней унесла 1900 человек.

Серьезные столкновения произошли в других местах. 21 апреля на Черном море англо-французская эскадра бомбардировала и разрушила одесский порт^[124] стараясь не повредить самого города. На Балтийском море английский флот бомбардировал Бомарзунд — крепость на Аландских островах, которая 16 августа была взята французским корпусом, состоявшим под начальством Барагэ д'Иллье.

Крымская экспедиция. После того как отступление русской армии поставило вне всякой опасности Константинополь и Европейскую Турцию, возник вопрос: что должна предпринять союзная армия, сосредоточенная в Варне? Каким образом принудить царя подписать мир на условиях, установленных венским протоколом? Австрийцы, объявляя о своем намерении занять Валахию, выразили желание совершить эту операцию совместно с французской армией; таким образом, в перспективе вырисовывалась кампания на Пруте, и эта идея улыбалась Наполеону. Но лондонский кабинет 29 июня послал лорду Раглану приказ приготовиться к отплытию и предложил французскому правительству экспедицию в Крым.

Севастополь. На юго-западной оконечности полуострова, в его горной части, в центре скалистого плато, известного под названием Херсонесского, море врезается в материк глубокой бухтой, носящей название Северной. На южной ее стороне открывается перпендикулярно более узкая и короткая Южная бухта; обе они вместе образуют нечто вроде буквы Т! Здесь русские устроили сильный морской арсенал. Арсенал в собственном смысле слова был расположен на востоке, в части, называвшейся Корабельной бухтой; на западе простирался город. После того как союзные эскадры прошли через Босфор, в Севастопольской бухте укрылся весь русский военный Черноморский флот, состоявший из 14 линейных кораблей, 7 фрегатов и 11 паровых судов меньшего размера. Это была сила, которая в один прекрасный день могла захватить Константинополь; англичане хотели этот флот уничтожить, а для того чтобы сделать невозможным его восстановление, разрушить и самый Севастополь.

С другой стороны, оккупация Крыма несомненно способна была принудить царя к заключению мира и во всяком случае давала союзникам в руки важный залог к моменту открытия переговоров. Англичане полагали, что этот план может быть осуществлен очень быстро. Французы не разделяли их иллюзий. «Россия допустит оккупацию Крыма только после самого упорного сопротивления и самых крупных жертв, — писал маршал Вальян к Сент-Арно. — Поэтому мы должны быть готовы ко всему и не питать никаких иллюзий насчет тех жертв, которые нам самим придется принести». Несмотря на эту совершенно верную оценку предстоявших затруднений, экспедиция была решена.

Экспедиционный корпус. Начались обширные приготовления. Англичане отправили пять пехотных дивизий, одну кавалерийскую, девять полевых батарей, осадный парк — в общем 21 500 человек; французы послали 30 000 человек, разделенных на четыре дивизии (пятая дивизия вместе с кавалерийской дивизией осталась в Варне), двенадцать полевых батарей и шестьдесят пять осадных орудий. Кроме того, имелась турецкая дивизия из 6000 человек. Армия везла с собой 13 000 туров, 24 000 фашин, 180 000 мешков для земли, продовольствие и фураж на 45 дней. Союзный флот, находившийся под начальством вице-адмиралов Гамелена и Брюа, Дёндаса и Лайонса, состоял из 89 военных судов и 267 транспортов, в общем из 356 паровых и парусных судов. 7 сентября эскадра снялась с якоря.

Высадка. Сражение при Альме. В июле Канробер произвел рекогносцировку крымского побережья и наметил пункты для высадки. Чтобы избежать похода через неровную и лишенную дорог-область, решено было высадить войско в низменной части Крыма, севернее Севастополя и несколько ниже Евпатории, которая 13 сентября сдалась по первому же требованию, 14 сентября началась высадка на широком песчаном берегу;, русские не мешали этой операции. 19-го союзные войска, двинулись к Севастополю.

Высадка союзников была для русских до известной степени неожиданностью. Несмотря на нескромность английской прессы, а быть может, именно благодаря этой нескромности, русские совершенно не предполагали, что враг нападет на Севастополь; они думали, что целью его стремлений является Одесса. Таким образом, в Бессарабии было сосредоточено 180 000 человек, между Одессой и Николаевом — 32 000, в Крыму же — только 51 000 солдат под начальством князя Меншикова. Русские полагали, что если и произойдет нападение в Крыму, то разве в форме бомбардировки с моря, а со стороны моря крепость была сильно защищена, снабжена семью фортами и двумя батареями, а также казематными укреплениями с 600 пушек, поставленных в несколько ярусов. Со стороны суши город был почти не укреплен, начались некоторые земляные работы и баррикады сухой кладки, и на всем семиверстном протяжении незаконченного вала стояло не больше 145 орудий.

Итак, высадка союзников была для Меншикова сюрпризом; однако он сделал очень смелую попытку остановить их.

Переведя к северу от Севастополя все силы, находившиеся в его распоряжении, т. е. приблизительно 40 000 человек, он расположился на евпаторийской дороге, на склоне террасы, которая слева спускалась к морю почти отвесным и на вид неприступным утесом, а с фронта прикрывалась руслом реки Альмы. По этому-то утесу и взобрались утром 20 сентября зуавы и батарея дивизии Воске, поддержанные огнем небольшой французской эскадры, и опрокинули левое крыло русской армии. Этот удар решил победу до полудня, но на правом фланге вследствие медленного движения англичан она была доведена до конца только к четырем часам вечера. «Я двигался бегом, — сказал Сент-Арно, — а англичане шли». Поэтому у них выбыло из строя 2000 человек — десятая часть их наличного состава (потеря, втрое превышавшая потерю французов). У русских выбыло из строя около 6000 человек, что с достаточной ясностью свидетельствовало об yпopстве их сопротивления.

Оборонительные укрепления Севастополя. Тотлебен. Так как победа, одержанная союзниками при Альме, открывала им дорогу к Севастополю, Меншикову пришлось принять крайние меры для приведения крепости в оборонительное положение. Заслуживает восхищения быстрота и энергия его действий. Сам Меншиков, вместо того чтобы запереться в Севастополе, готовился выйти в поле, чтобы вести кампанию и поддерживать непрерывную связь с Россией; адмиралу Корнилову в тот же вечер, после сражения при Альме, он отдал приказ преградить дорогу неприятельскому флоту, затопив в бухте часть. своей эскадры. В соответствии с этим было пущено ко дну пять линейных кораблей и два фрегата. Остальные суда, отведенные во внутреннюю бухту, высадили на берег весь экипаж, выгрузили артиллерию и всякого рода запасы; это дало Севастополю продовольствие на семь месяцев, 3000 орудий и 18 000 матросов — первоклассных солдат, которые поражали своей дисциплиной и героизмом на бастионах так же, как прежде на кораблях. Командиры — адмиралы Корнилов и Нахимов — оказались достойными своих людей. Внутренняя организация обороны была облегчена тем обстоятельством, что Севастополь, по словам Руссе, был «не столько городом, сколько военной колонией»: из 42 000 жителей насчитывалось едва 7000 человек гражданского населения.

Для организации внешней обороны Меншиков нашел в своем штабе подполковника Тотлебена^[125]. Изобретательность и энергия этого инженера превратили город, почти лишенный защиты, в грозную крепость, где фашины и наполненные землей мешки заменили камень. и известь; эти, так сказать, подвижные укрепления, легко разрушаемые бомбами и ядрами, восстановлялись с такой же легкостью, так что на следующий день после сражения неприятель находил пробитые накануне бреши снова заделанными. Союзники могли убедиться ном значении этих земляных укреплений при первом же штурме: Большой редан^[126], почти до основания разрушенный английской артиллерией 17 октября, утром 18-го оказался совершенно восстановленным и снова укрепленным.

Благодаря Тотлебену оборона Севастополя приняла до некоторой степени активный, наступательный характер: защитники города не только не ограничивались обороной первой, линии укреплений, но продолжали продвигаться вперед, даже под огнем союзников, последовательными апрошами, а в самом разгаре осады Тотлебен воздвиг перед Малаховым курганом знаменитое укрепление — Зеленый курган. Генерал Пелисье в письме к Наполеону III от 29 июня 1855 года удачно обрисовал тот странный характер, который получила осада Севастополя благодаря смелости Тотлебена. «Что представляет собой осада Севастополя? — писал он. — Это безостановочная борьба двух армий, которые двигаются друг против друга, создавая окопы, устанавливая батареи и оспаривая друг у друга обладание бранным полем, разделяющим их с самого начала, подобно тому как противники оспаривают друг у друга решающие позиции во время сражения. Это — бой, продолжающийся безостановочно в течение восьми месяцев… Каждый раз, когда мы останавливаемся, неприятель начинает наступать на нас…» Земляные работы производились столь энергично, что к концу осады союзники прорыли около восьмидесяти километров траншей.

Союзники перед Севастополем. Банробер. Когда союзники 26 сентября появились на Херсонесском плато, к востоку и к югу от Севастополя, крепость была уже застрахована от нечаянного нападения. Впрочем, союзная армия осадила город только с юга, с севера же сообщение с Россией не прерывалось все время. Англичане расположились на востоке против Корабельной бухты, которую прикрывали Малахов курган и Большой редан. На западе, перед городом, защищаемым Мачтовым и Центральным бастионами, расположились французы. Сент-Арно, захворавший холерой, должен был передать командование Канроберу; 29 сентября он взошел на борт парохода «Бертоле» и в тот же вечер скончался.

Новый командующий французской армией, генерал Канробер, был известен своей храбростью и пользовался любовью солдат, о которых постоянно заботился и жизнь которых берег. Но ему недоставало твердости характера; сложность выпавшей на его долю задачи и связанная с нею ответственность тяготили его. Неуверенный в собственных силах, он колебался и не был способен принимать определенные решения— недостаток тем более серьезный, что лорд Раглан и без того склонен был к чрезмерной медлительности. Рядом решительных ударов можно было, по словам Тотлебена и маршала Ниэля, быстро овладеть Севастополем. Траншея была прорыта только 9 октября, а 17-го 53. французских и 73 английских орудия открыли огонь. Несмотря на содействие флота, французская атака была успешно отбита. Англичане, разрушившие Большой редан, не решились использовать свою удачу, и упущенный ими в этот день удобный случай больше уже не повторился.

Балаклава. Инкерман. Не успели союзники как следует расположиться на плато, как им пришлось подумать о собственной защите. 25 октября Меншиков поручил генералу Липранди овладеть маленьким портом Балаклавой, где англичане устроили свои склады, Попытка русских закончилась неудачей, но англичане потеряли при этом лучшую часть своей легкой кавалерии, брошенную лордом Рагланом в «необъяснимую» «impossible а сотргепоге» — выражение Канробера) атаку. Впрочем, для Меншикова сражение при Балаклаве имело значение просто авангардного боя: он готовился нанести неприятелю решительный удар в другом месте, а численный перевес, обеспеченный прибывшими из Бессарабии подкреплениями, подавал ему надежду на успех; он рассчитывал вскоре выставись 100 000 солдат против 65 000, которыми располагали союзники.

5 ноября, на заре, в густом тумане, поднявшемся после проливного дождя, английские аванпосты на Инкерманском плато были внезапно атакованы; нападение было произведено одновременно с Корабельной бухты и из долины Черной речки, так что англичане подверглись атаке с фронта и с фланга. В продолжение трех часов они держались с поразительной стойкостью, не желая обращаться к помощи французов, которые с начала боя схватились за оружие, и, приблизившись на расстояние выстрела, готовы были двинуться в бой по первому сигналу. Однако в 9 часов, отброшенный к своим палаткам, потеряв шестую часть своего наличного состава, усеявшую трупами залитую кровью землю, не имея ни одного человека в резерве, раздавленный и обойденный справа, лорд Раглан призвал на помощь Воске.

В то же время на другом фланге союзных войск, против города, русские произвели вылазку на французские окопы; они были скоро отброшены, но эта диверсия несколько замедлила подход главных французских сил к Инкерману. Бур-баки, прибывший на место сражения беглым шагом с двумя батальонами, дал первый отпор наступавшим русским. В 11 часов солдаты Меншикова, теснимые пешими егерями, зуавами и алжирскими стрелками к обрывистому берегу Черной речки, были отброшены на другой берег. Из 40 000 русских, принимавших участие в сражении, выбыло из строя 11 800 человек, в том числе 5 генералов; со стороны англичан в этом деле участвовало 12 000, а со стороны французов 4000 человек; у первых выбыло из строя 9 генералов и 2000 солдат, вторые оставили на обоих полях сражений 1700 человек. Эти цифры красноречиво говорят об ожесточенном характере битвы, во время которой союзники дрались не в погоне за славой, а защищая свою жизнь.

Зима. Осада Малахова кургана. Хотя русские и потерпели поражение, но они достигли того, что союзники, также понесшие огромные потери, не смогли произвести предполагавшегося приступа (на город) и должны были выжидать прибытия-подкреплений. Но если число французов скоро достигло 50 000 человек, то подкреплений, посылавшихся англичанам, не хватало даже для замещения выбывавших ежедневно из строя. Внезапно наступила суровая зима; сначала шли проливные дожди, затем повалил снег, подули северные ветры и ударили морозы. Англичане, привыкшие к большому комфорту, оказались совершенно неподготовленными к суровому климату и потеряли предприимчивость и бодрость. В конце ноября люди ходили еще в холщовых шароварах; смертность свирепствовала среди них ужасающая: из 53 000 человек, прибывших из Англии, боеспособных оставалось только 12 000. Несмотря на всяческую помощь со стороны французов, которые делились с ними всем, что имели сами, английская армия буквально таяла: в 1855 году в течение одной только недели в лазареты поступило 2000 человек.

Поэтому лорд Раглан, самолюбие которого как англичанина сильно при этом страдало, принужден был сначала отклонить план совместного штурма, а затем попросить Канробера усилить его правый фланг перед Корабельной бухтой и взять на себя штурм укрепления, на которое до тех пор обращалось мало внимания, а именно — Малахова кургана. 13 января 1855 года англичане уступили французам Инкерманское плато и поле перед курганом; с этого момента французская армия окружала английскую со всех сторон. Как заметил начальник французских саперов генерал Бизо, от которого не ускользнуло стратегическое значение Малахова кургана, здесь необходимо было предпринять новую осаду и отложить решительный штурм до весны. Бизо ошибся в своих предсказаниях: для овладения Малаховым курганом, а значит и Севастополем, понадобилось не меньше девяти месяцев.

Несмотря на зимние холода, военные операции не прекращались. Русская армия, командование которой вместо Меншикова принял князь Горчаков, сделала неудачную попытку овладеть Евпаторией (17 февраля), охранявшейся турками под начальством Омер-паши. Смерть царя Николая, скончавшегося 2 марта, подала надежду на близкое заключение мира, но эта надежда скоро рассеялась. В манифесте к своему народу новый царь, Александр II, выразил веру в лучшее будущее и надежду осуществить виды и пожелания своих «славных предшественников: Петра, Екатерины, Александра Благословенного и своего, незабвенной памяти, августейшего отца». Затем он удвоил усилия для того, чтобы доставить защитникам Севастополя новые подкрепления.

С своей стороны, союзники старались сконцентрировать под Севастополем как можно больше сил. 26 января они подписали, союз с сардинским королем Виктором-Эммануилом, и 15 000 сардинцев под начальством Ламармора отправлены, были в Крым. Наполеон послал часть своей гвардии и начал составлять резервную армию, над которой он намеревался лично, принять командование. «Мое присутствие, — писал он Пальмерстону 26 февраля 1855 года, — обеспечит единство взглядов и действия.: это единственное средство для того, чтобы поскорее довести предприятие до конца». Проект этот, который так же не нравился англичанам, как и приближенным императора, не осуществился. К весне силы союзников превышали 140 000 человек.

Пелисье. Зеленый курган. Штурм 18 июня. В это время Канробер, связанный, с одной стороны, планом императора об очищении всего Крыма от русских войск и о полном окружении Севастополя, а с другой — упорным отказом лорда Раглана изменить свои позиции, подал в отставку (16 мая). Он был заменен Пелисье, человеком твердой воли и быстрых решений, считавшим безусловно опасными побочные маневры, рекомендуемые императором, и твердо намеревавшимся держаться тактики беспрестанных и смелых нападений для подготовки решительного штурма. Он приступил к исполнению своих обязанностей с заранее выработанным планом, от которого решил ни в коем случае не отказываться, и открыто обращался в письме к императору со следующими словами: «Мои плечи достаточно крепки для того, чтобы выдержать возложенное на меня тяжелое бремя; но я смогу выполнить свою задачу тем лучше, чем свободнее я буду чувствовать себя в своих действиях». А так как этой относительной свободы ему не предоставили, то он взял ее сам и не обращал никакого внимания на самые строгие приказания. 25 мая он приказал занять Керчь у входа в Азовское, море и отрезал таким образом русским одну из двух продовольственных линий; 7 июня он овладел Зеленым курганом, прикрывавшим Малахов курган, и всеми внешними русскими укреплениями.

Опьяненные первым успехом, Пелисье и Раглан 18 июня, в годовщину сражения при Ватерлоо, предприняли штурм Малахова кургана и Большого редана. Атака, недостаточно подготовленная, издалека начатая и веденная без нужного единства, закончилась полной неудачей во всех пунктах, причем 5500 человек были напрасно принесены в жертву. Неудача этой попытки чуть было не, повела к новой смене французского главнокомандующего: «Мое терпение истощилось, — писал император маршалу Пелисье, ~ия впредь не потерплю нарушения моих приказаний». Он предложил маршалу или подчиниться, или передать команду генералу Ниэлю, но маршалу Вальяну удалось настоять на том, чтобы Наполеон не отправил своего письма.

28 июня Раглан умер от холеры и был заменен Симпсоном.

Трактирный мост. Взятие Малахова кургана. Проведение близких траншей возобновилось с новой силой. Князь Горчаков, чувствуя, что падение Севастополя близко, пытался все-таки с помощью полученных подкреплений произвести отчаянную диверсию. 16 августа он атаковал три французские и одну сардинскую дивизии на Трактирном мосту^[127] на Черной речке, но потерял 8000 человек.

Начиная с 17 августа союзники открыли по Севастополю не прекращавшуюся бомбардировку, которая производила разрушительное действие на укрепления, уничтожала по 700–800 человек в сутки и наполовину дезорганизовала защиту, а 5 сентября, с проведением последней параллели^[128], отстоявшей всего на 25 метров от Малахова кургана, началась последняя, «адская» бомбардировка. В продолжение трех дней 803 орудия громили город бесчисленным количеством бомб и ядер; только за 7 сентября было выпущено 70 000 снарядов; в эти три дня погибло 7500 русских.

8 сентября 20 000 франко-сардинских войск, стоявших перед самым городом, 25 000 французов, расположенных перед Корабельной бухтой и Малаховым курганом, и 11 000 англичан, стоявших перед Большим реданом, должны был двинуться на приступ крепости, в которой Горчаков располагал еще 50 000 солдат. Это, собственно, был не штурм, а, как сказал Боскег общая схватка двух армий.

В полдень батареи сразу замолчали, и 1-й зуавский полк ринулся на Малахов курган; в два часа это укрепление было окончательно занято дивизией Мак-Магона. Русские, одержавшие победу на всех остальных пунктах, производили до пяти часов вечера отчаянные атаки, чтобы отбить Малахов курган, потеря которого была равносильна падению города. У горы укрепления разгорелась отчаянная борьба, к концу которой алжирские стрелки и гвардейские зуавы дрались за стеной трупов. Когда Горчаков убедился в бесцельности всяких дальнейших усилий, он приказал очистить Севастополь; войска отступили по мосту, переброшенному через Северную бухту. Это отступление продолжалось всю ночь; в это время один за другим взлетали на воздух бастионы и склады, а на рейде горели последние русские корабли, подожженные собственными экипажами. К утру от Севастополя осталась только бесформенная груда дымящихся развалин, из-за которых союзники в течение последнего дня положили 10 000 человек, а русские — 13 000.

Русские не очистили Крыма, но война была, видимо, закончена. Хотя союзники располагали почти 200 000 человек и продолжали все время получать новые подкрепления, они ничего не пытались предпринять против Горчакова, стоявшего с 110 000 человек под Симферополем. Англо-французские войска ограничились занятием Кинбурна, расположенного у Днепровского лимана (17 октября). Англичане требовали систематического разрушения порта, рейда, казарм, доков, шлюзов и верфей Севастополя, но этот вандализм глубоко претил французам. В Лондоне, где национальное самолюбие было сильно задето неудачей при штурме Большого редана, подготовлялась сильная экспедиция против Кронштадта. Но последние, военные действия имели место в Малой Азии, в окрестностях Карса. Эта крепость была осаждена русскими в августе; Омер-паше не удалось принудить русские войска снять осаду, и 25 ноября Каре вследствие недостатка жизненных припасов должен был сдаться на капитуляцию. Взятие этой крепости, восстановившее до некоторой степени честь русского оружия, должно было склонить царя к началу переговоров с неприятелем и облегчило заключение перемирия.

III. Крымская война. Дипломатия Парижский трактат

Австрийская политика. За все время военных операций дипломаты не прекращали своей работы. Франция и Англия после подписания Венского протокола старались привлечь Австрию и Пруссию к военным действиям против России. В течение всего этого периода Австрия придерживалась двойственной политики, свойственной слабым, которым сознание бессилия не мешает питать алчные и честолюбивые замыслы и которые, не желая подвергаться ни малейшему риску, стараются в то же время добиться всего. Прежде всего Австрия стремилась к очищению Дунайских княжеств русскими войсками, после чего предполагала занять эти самые княжества своими войсками. Но, располагая слабыми, немногочисленными и разбросанными силами, которые притом трудно было собрать в одном месте, она старалась тщательно скрыть это от английских и французских дипломатов, которые так об этом и не узнали. Поэтому Австрия не хотела предпринимать никаких решительных шагов до тех пор, пока у нее не было уверенности в содействии Пруссии.

Прусская политика. Германский союз. Между тем берлинскому двору благодаря проницательности прусского военного атташе в Вене, князя Рейса, была прекрасно известна слабость австрийской армии. Ввиду этого Пруссия согласилась подписать только оборонительный союз (20 апреля 1854 г.) на тот маловероятный случай, что Австрия подвергнется нападению со стороны России. Пруссия соглашалась перейти к наступательной политике только в том случае, если будут задеты общегерманские интересы. Пруссия даже требовала, чтобы в подписании договора участвовал и Германский союз.

Зная, с какой симпатией дворы мелких германских государств относятся к России, Пруссия была уверена, что их участие в предполагавшейся комбинации послужит, по выражению Бисмарка, «тормозом, парализующим воинственные стремления Австрии». Эти предположения оправдались на деле: германские государства вошли в союз только 24 июля, после продолжительных совещаний в Бамберге, и потребовали, чтобы без их согласия не предпринималось никаких шагов. Они предложили даже некоторые враждебные действия против союзников, например, помешать им двинуться дальше Дуная; таким образом, Австрия, стремившаяся принять предохранительные меры, очутилась в таком положении, что руки у нее были связаны и ей даже грозила опасность выступить в защиту России и поссориться с Францией и Англией.

Венская конференция. Протокол «четырех гарантий». Так как Франция и Англия угрожали создать Австрии затруднения в Италии, канцлер Буоль поспешил организовать конференцию в Вене, и хотя Пруссия отказалась послать туда своего представителя, он подписал с союзными державами протокол 8 августа. Протокол этот устанавливал в качестве основных условий мира: 1) отмену русского протектората над Валахией, Молдавией и Сербией, который заменялся коллективной гарантией держав; 2) свободу плавания в устьях Дуная; 3) пересмотр конвенции о проливах; 4) отказ России от покровительства христианам в Турции, причем великие державы брали на себя обязательство добиться от султана подтверждения и охраны привилегий различных христианских вероисповеданий. Это — так называемые «четыре гарантии».

Присоединение Австрии к этим требованиям казалось прелюдией перехода ее войск к активным действиям, но ничего подобного в действительности не произошло. С 31 июля 1854 года русские приступили к эвакуации Дунайских княжеств, где их в силу договора с Портой (14 июня) заменили австрийцы. Австрия достигла своей цели и не считала нужным заходить дальше.

Это не ускользнуло ни от французского, ни от английского правительства, а так как оба они не имели никакого желания «таскать каштаны из огня» для Франца-Иосифа, то они открыто возобновили переговоры с сардинским королем; их тактика отчасти увенчалась успехом.

Союз 2 декабря 1854 года. Союз с Сардинией. 2 декабря 1854 года Австрия подписала с Францией и Англией союзный договор, по которому три договаривавшиеся державы обещали не заключать с царем никаких отдельных соглашений без общего предварительного обсуждения. Австрия брала на себя защиту княжеств в случае нового наступательного движения России, причем Англия и Франция должны были поддерживать Австрию всеми силами. Наконец, тайный пункт договора постановлял, что если мир не будет заключен до 1 января 1855 года, то союзники «обсудят без замедления те решительные меры, которые следует принять для достижения цели их союза». Австрия рассчитывала, что эта последняя оговорка даст ей возможность оттянуть на неопределенное время момент активного выступления, и льстила себя надеждой, что такое фиктивное обязательство позволит ей помешать заключению союза Франции и Англии с Сардинией^[129].

Но державы не позволили себя одурачить. Наполеон стоял, со своей стороны, за привлечение Сардинии к участию в войне; и, действительно, это было единственным средством для того, чтобы доставить ей возможность попасть на конгресс, который займется разрешением восточного вопроса, вступить таким путем в среду великих держав и торжественно привлечь внимание всей Европы к итальянскому вопросу. Начиная с мая 1854 года французский посланник Граммон подготовлял с Виктором-Эммануилом и Кавуром заключение договора, который был подписан 26 января 1855 года и в силу которого в Крым был послан сардинский корпус. Из этого договора должна была родиться свобода Италии. Тщетно Австрия, желая дать союзникам формальное удовлетворение, обратилась к Пруссии и союзному сейму с предложением мобилизовать германскую армию. Пруссия добилась отклонения этого предложения, которое привело лишь к ухудшению отношений между государствами Центральной Европы. И в этом пункте Наполеон III также достиг своей цели.

Третья Венская конференция. Вскоре после смерти Николая I (2 марта 1855 г.) в Вене состоялась с целью выработки мирных условий новая конференция, к участию в которой стараниями союзников Пруссия не была допущена (15 марта). Для участия в этой конференции в Вену прибыли Друэн де Люис и Джон Россель. Представленные на совещании державы не могли столковаться ни по вопросу о коллективной гарантии неприкосновенности Оттоманской империи, ни по вопросу об ограничении морских сил России в Черном море, и конференция не привела ни к каким другим результатам, кроме выхода в отставку Друэн де Люиса и Росселя, поведение которых вызвало недовольство их правительств. А так как в Крыму не происходило никаких решительных событий, так как победа союзников еще не казалась тогда несомнепной, так как Пруссия и Германский союз явно обнаруживали свои симпатии к России, — Австрия покинула союзников и распустила 60 000 запасных.

Австрийский ультиматум. Венские предварительные условия. Падение. Севастополя изменило намерения. Австрии. Опасаясь, чтобы Наполеон III не прибегнул, в случае продолжения войны, к революционным приемам и не обратился с воззванием к полякам, а с другой стороны, зная, что Силы русских совершенно истощены и что, следовательно, заняв более воинственную позицию, он ровно ничем не рискует, венский кабинет сблизился с Наполеоном III и в ноябре предложил послать царю ультиматум. Даже Пруссия, начавшая опасаться войны на берегах Рейна, убеждала царя покориться. 16 января 1856 года- Александр II принял ультиматум^[130], а 1 февраля в Вене были подписаны предварительные условия мира.

Парижский конгресс. Мир. Ввиду преобладающей роли, сыгранной Францией, конгресс для заключения мира состоялся в Париже; он открылся 25 февраля 1856 года под председательством графа Валевского, французского министра иностранных дел. Австрия была представлена на конгрессе Буолем и бароном Гюбнером, Англия — лордом Кларендоном и лордом Каулеем, Россия — князем Орловым, Сардиния — Кавуром, Турция — Фуадом и Али-пашой. Прусский представитель был допущен на конгресс только после открытия заседаний и благодаря решительным настояниям Наполеона. Трактат был подписан 30 марта. Все обратили внимание на весьма доброжелательные отношения французского и русского уполномоченных: война оставила между обоими народами лишь чувство взаимного уважения, вызванное той храбростью, которую русские и французские солдаты проявили на поле битвы. С другой стороны, сближение между Россией и Францией, которое многие в то время предвидели, облегчалось общим враждебны отношением к Австрии.

Хотя державы и не должны были вмешиваться во внутренние дела Турции, однако трактат в окончательной форме не мог быть подписан прежде, чем султан торжественным актом не обеспечил своим христианским подданным известных гарантий; впрочем, Франция и Англия принудили его взять на себя в этом смысле вполне определенные обязательства. 18 февраля 1856 года появился хатти-хумаюн, который гарантировал права и привилегии, издревле предоставленные всем христианским общинам, подтверждал постановления танзи-мата, провозглашал равенство всех вероисповеданий и народностей и доступ христиан ко всем должностям, а также обеспечивал им представительство в государственном совете.

Этот хатти-хумаюн был сообщен конгрессу; статьей 9 Парижского трактата державы засвидетельствовали получение этого акта и признали «важное его значение». При этом, конечно, предполагалось, что он ни в коем случае не дает державам права «сообща или отдельно вмешиваться в отношения султана к своим подданным, равно как во внутренние дела Оттоманской империи». Таким образом, принцип независимости султана был огражден от посягательств. Статья 7 гарантировала «территориальную неприкосновенность» его империи, причем «всякое, действие, способное нарушить ее, будет рассматриваться как вопрос общеевропейского значения». В случае возникновения недоразумений между Турцией и одной из договаривающихся держав, стороны, прежде чем прибегнуть к насильственным действиям, должны обратиться к посредничеству правительств, подписавших договор (ст. 8).

Следующие статьи касались: 1) восстановления конвенции 1841 года о проливах; 2) нейтрализации Черного моря, на котором ни Россия, ни Турция не могли иметь ни арсеналов, ни военных судов; 3) свободы плавания по Дунаю, устья которого предполагалось углубить под надзором делегатов семи держав. Русская граница в Бессарабии была изменена таким образом, чю Дунайская дельта целиком отошла к Молдавии; в Азии граница между Россией и Турцией была восстановлена в том виде, какой она имела до войны. Привилегии и вольности Дунайских княжеств, оставшихся под верховной властью султана, были гарантированы всеми державами. Русский и турецкий протектораты были совершенно отменены; княжества признаны были автономными и должны были получить национальную администрацию. Такие же гарантии были даны Сербии.

Результаты. Таковы были основные постановления Парижского трактата. Впервые за гее XIX столетие султан подписал договор, не сопряженный с какой-либо потерей его владений или с ослаблением его могущества. Турция добилась того, в чем ей было отказано в 1815 году в Вене, т. е. вступления в концерт держав и распространения на нее норм европейского публичного права; она даже поставлена была в привилегированное положение: ей было обеспечено доброжелательное вмешательство и посредничество других держав на случай необходимости избежать войны при каждом конфликте, который мог бы ее коснуться. Более того, она была объявлена неприкосновенной, и принцип неприкосновенности Оттоманской империи, равно как принцип ее внутренней самостоятельности сделались двумя догмами международного права и дипломатии. Наконец, Франция и Англия, уничтожившие военное могущество России на Черном море, и Европа, поручившаяся в том, что это могущество не будет восстановлено, обеспечивали Турции полную безопасность; таким образом, именно Оттоманская империя извлекла наибольшую выгоду из Крымской войны.

После Турции наибольшие выгоды достались на долю Австрии (так, по крайней мере, могло казаться) и Англии: на долю первой — в том отношении, что Россия была удалена из Дунайских княжеств и далеко отодвинута от Дуная, на долю второй — в том смысле, что ей удалось разрушить морскую силу державы, способной в один прекрасный день появиться на Средиземном море и оказать там противодействие английской политике. Но Австрия очень раздражила против себя всех: Россию — своей неблагодарностью, союзников — своей лицемерной политикой. На Парижском конгрессе она настойчиво требовала уступки Бессарабии в пользу Молдавии. «Господин австрийский уполномоченный? — заметил князь Орлов, — не знает, какого моря слез и крови такое исправление границ будет стоить его, стране». Через три года Россия отомстила Австрии в Италии^[131]. Что же касается Англии, то своими требованиями, чтобы Россия не строила на Черном море никаких арсеналов и не держала там никаких военных кораблей, она превзошла всякую меру. Временно истощенная Россия вынуждена была подчиниться этим условиям, но ясно было, что при первом удобном случае она поспешит разорвать этот унизительный договор, сохранение которого, в общем, было выгодно одной только Англии.

Выигрыш Франции имел чисто моральный характер и сводился к восстановлению ее престижа в Европе и ее преимущественного влияния на Востоке. Материальных выгод она не искала, так как «была достаточно богата, чтобы заплатить за свою славу». Но Наполеон достиг одного результата, на который многие первоначально не обратили никакого внимания: он разрушил коалицию абсолютистских государств — России, Пруссии и Австрии, чем значительно было облегчено и подготовлено осуществление заветной его мысли — освобождение Италии. Этот факт ясно обнаружился, когда к концу конгресса в результате соглашения, состоявшегося между императором и Кавуром, граф Валевский по поводу занятия Пирея французскими войсками заговорил об итальянских государствах, оккупированных иностранными войсками. Он указал при этом на. ненормальность и опасность положения в Папской области и королевстве Обеих Сицилии и закончил заявлением о необходимости обратиться к итальянским государям с «предостережениями». Одни только австрийские уполномоченные запротестовали; если конгресс и не принял по этому поводу определенной резолюции, то, во всяком случае, как впоследствии сказал Кавур, «итальянский вопрос занял отныне свое место в ряду европейских вопросов». И это обстоятельство было одним из немаловажных последствий Восточной войны.

По предложению Франции на последнем своем заседании конгресс принял декларацию, состоявшую из четырех статей и внушенную теми правилами, которым следовали союзники во время войны. «Каперство отменяется. Флаг покрывает неприятельский товар, за исключением военной контрабанды. Нейтральный товар, плавающий под неприятельским флагом, не подлежит захвату, кроме военной контрабанды. Блокада признается обязательной только в том случае, если она установлена фактически». За признание этих принципов Франция боролась около столетия.

IV. Турция и балканские христиане

Хатти-хумаюн 1856 года. Если бы хатти-хумаюн 18 февраля 1856 года мог быть применен добросовестно и в полном объеме, он, без сомнения, изменил бы судьбы Оттоманской империи. На бумаге это был целый переворот, своего рода «89 год» этой империи. Провозглашая равенство всех вероисповеданий и всех народностей, равенство всех турецких подданных в несении налогов и в исполнении воинской повинности, доступ христиан ко всем должностям (ст. 8), султан вносил коренную перемену в традиционную организацию своей империи, где все отношения испокон веков основывались на подчинении христиан туркам и на угнетении райи мусульманами.

Кроме того, хатти-хумаюн постановлял учреждение смешанных судов и предоставление христианам права посылать своих представителей в государственный совет. Он обещал безотлагательную кодификацию гражданского и уголовного законодательства, реформу полиции и системы наказаний, преобразование провинциальной администрации, усовершенствование путей сообщения, основание кредитных учреждений для нужд торговли, коренную реформу монетной системы и даже ежегод- ное опубликование росписи доходов и расходов.

Всем этим прекрасным проектам суждено было остаться мертвой буквой ввиду сопротивления заинтересованных лиц, как мусульман, так и христиан. Мусульмане усматривали большую опасность в вооружении райи; еще меньше допускали они предоставление этой райе права командовать в армии над правоверными. С своей стороны, христиане предпочитали старую систему хараджа — денежного выкупа — системе обязательной воинской повинности: денежный налог нравился им больше налога крови. Турецкое правительство сначала разрешило христианам ставить вместо себя охотников, а затем вернулось «к подушной подати, восстановленной под новым названием (бедел-u-acкepиe).

С другой стороны, равенство всех подданных султана, провозглашенное хатти-хумаюном, должно было повлечь за собой отмену или по крайней мере пересмотр привилегий религиозных общин; такая перспектива вызвала решительное сопротивление со стороны патриархов и епископов, прекрасно понимавших, что только эти привилегии и доставляли им некоторую безопасность и что режим равенства немедленно превратится для них в господство полного произвола. Таким образом, общая реформа, возвещенная в 1856 году, свелась только к назначению некоторых новых чиновников и к учреждению двух министров — юстиции и народного просвещения. Тщетно в 1859 году Россия требовала производства расследования о положении христиан, а различные европейские правительства официально выразили сожаление по поводу того, что султан «не приступает к постепенному и неуклонному применению реформ». Расследование о положении христиан, начатое в 1860 году великим везиром, ни к чему не привело.

Ливанские события. Убийство французского и английского консулов в Джидде (15 июля 1858 г.), за которым немедленно последовала бомбардировка города французским флотом, показало, что мусульманский фанатизм сохранил прежнюю силу. А события, происходившие в Сирии с мая по июль 1860 года, доказали, что Порта всегда будет поддерживать этот фанатизм. Друзы в Ливане и Антиливане напали на маронитов и произвели среди них страшное избиение; в Дамаске (9—11 июля) поголовное истребление христианского населения было предотвращено лишь благодаря героическому поведению Абд-эль-Кадера, который бросился со своими алжирцами в самую гущу толпы и превратил свой дворец в убежище для жертв побоища.

Турецкие власти, дамасский губернатор, маршал Ахмед-паша и сирийский губернатор Хуршид-паша ничего не сделали для прекращения этих жестокостей, в которых кое-где, осо-«бенно в Дамаске, турецкие войска приняли даже непосредственное участие. Французское правительство не забыло, что ему принадлежит протекторат над маронитами; в то время как оно подготовляло отправку экспедиционного корпуса в Бейрут, оно в самых энергичных выражениях потребовало от турецкого правительства наказания виновных. Порта испугалась и поспешила проявить суровость. Отправленный в Сирию Фуад-паша приказал расстрелять Ахмед-пашу и казнить сто восемьдесят пять мусульман, виновников и пособников произведенной бойни. Собравшаяся в 1861 году в Бейруте международная комиссия пыталась преобразовать управление Горной области. 9 июня в Константинополе была подписана конвенция, по которой управление областью поручалось единому губернатору, назначаемому из христиан, зависящему непосредственно от султана, назначающему чиновников и судей, взимающему налоги и обеспечивающему охрану порядка с помощью местной милиции без всякого участия турецких войск.

Абдул-Азис. Фуад и финансы. 25 июня 1861 года умер Абдул-Меджид; партия старотурок и противников всяких реформ возлагала все свои надежды на его преемника, Абдул-Азиса, но последний, повидимому, обманул эти надежды. Он начал с того, что обратился к великому везиру с хатти-шерифом, в котором заявлял о своем твердом намерении продолжать политику реформ; затем он упразднил харем (гарем) и объявил, что намерен иметь только одну жену. Власть фактически почти все время находилась в руках двух представителей Молодой Турции, сначала Фуад-паши (до 1866 года), а затем Али-паши^[132]; оба они были бывшими турецкими уполномоченными на Парижском конгрессе. Али-паша славился по всей империи — факт почти беспримерный — исключительным бескорыстием. Оба министра посвятили свои силы двойной задаче — попытке восстановить порядок в турецких финансах и хотя бы отчасти осуществить обещания 1856 года.

Фуад обратил главное внимание на упорядочение финансов, которые были приведены в самое жалкое состояние вследствие казнокрадства чиновников, чрезмерных издержек султана (в особенности на содержание гарема^[133] ), бунтов и войн, а также волнений, вызванных реформаторскими попытками. Махмуд II, впервые прибегнувший в 1830 году к выпуску бумажных денег (каиме), внес еще больший беспорядок в финансы, и без того расстроенные. Подобно всем правительствам, незнакомым с финансовой наукой, турецкое правительство начало злоупотреблять этим на первый взгляд удобным средством доставать деньги. Для покрытия дефицита, достигшего в 1860 году 80 миллионов, оно прибегло к усиленным выпускам кредитных билетов; затем оно установило принудительный курс бумажных денег, полагая таким путем противодействовать падению их цены (кредитные билеты упали до двух седьмых своей номинальной ценности).

К несчастью, султан скоро забыл о своих первоначальных похвальных намерениях; он восстановил гарем, в котором насчитывалось 900 женщин с 3000 служителей и в котором ежедневно накрывалось 500 столов по 12 блюд. Турецкое правительство безуспешно пыталось заключить за границей займы из восьми и даже из двенадцати процентов в 1865 году. Проекты коренной финансовой реформы закончились неудачей; единственным результатом всех реформаторских Усилий было учреждение Книги государственных долгов (1865) и основание Оттоманского банка, организованного при содействии французских и английских финансистов.

Али-паша и административные реформы. В 1864 году Фуад-паша сделал попытку, от делить судебную власть от административной путем учреждения суда и совета именитых людей в каждом из административных подразделений государства — в вилайете (область), санджаке (уезд) и казе (стан). События, разыгравшиеся на острове Крите, побудили европейские державы снова протестовать против неисполнения хатти-хумаюна.1856 года; было установлено, что ни одно из обещаний не сдержано, что христиане по прежнему не имеют доступа к должностям и не могут добиться правосудия и что организация финансов находится в самом плачевном состоянии.

Али-паша обратил серьезное внимание на этот протест; он действительно пытался последовать совету Франции и слить воедино различные составные элементы империи. Он учредил государственный совет из равного числа мусульман и христиан, а султан при открытии этого нового учреждения (18 мая 1868 г.) заявил, что «для него не существует никакого различия между мусульманами и христианами». «До сих пор, — прибавил он, — религия и права христиан пользовались охраной, но христиане не призывались к занятию высших должностей в государстве. Такова была старая система; но теперь христианам открывается доступ ко всем должностям, не исключая поста великого везира. При назначении на государственные должности правительство будет руководствоваться только заслугами кандидатов».

В Галате был основан французский лицей, имевший целью подготовлять чиновников с высшим европейским образованием и готовых применять реформы. В 1869^[134] году учреждено было министерство внутренних дел; в том же году обнародованы первые законоположения, которым предстояло лечь в основу свода гражданских законов; наконец, в 1870 году было разрешено пользоваться метрической системой мер и весов.

Но Али-паша скончался в 1871 году (Фуад умер еще в 1869 году); с другой стороны, внимание Европы было поглощено событиями 1870–1871 годов, и Турция снова впала в состояние бессилия. Россия добилась от Лондонской конференции (13 мая 1871 г.) отмены тех постановлений трактата 1856 года, которыми Черное море было объявлено нейтральным, а русское влияние вытеснило в Константинополе влияние побежденной немцами Франции.

Задача министров-реформаторов была еще более затруднена двумя восстаниями, вспыхнувшими в Герцеговине и на Крите и вызвавшими дипломатические осложнения с соседними государствами.

Черногория. Герцеговинское восстание разразилось в 1861 году и немедленно повлекло за собой конфликт с Черногорией. В небольшом православном славянском государстве (Черногории) в феврале 1852 года произошло важное для будущего политическое преобразование. С 1499 года в Черногории господствовала теократическая форма правления; власть принадлежала князьям-епископам (владырам) из рода Негошей, причем власть регулярно переходила от дяди к племяннику. После смерти Петра II (1851) его племянник Данило секуляризовал княжеское достоинство^[135].

Так как с 1830 года Черногория почти находилась под русским протекторатом, Данило искал и добился одобрения своих действий у Николая I. Султан протестовал против этого переворота: хотя туркам никогда не удавалось стать твердой ногой в этой неприступной горной цитадели, тем не менее они претендовали на сюзеренную власть над Черногорией. Омер-паше приказано было наступать; после трехмесячной борьбы, в продолжение которой турки потерпели три поражения, Австрия принудила султана прекратить военные действия (1853). Это вмешательство и влияние французского консула побудило Данилу пойти наперекор требованиям своего народа, горячо преданного России, и держаться во время Крымской войны самого строгого нейтралитета.

На Парижском конгрессе Али-паша хотел, однако, добиться от Европы заявления, признающего Черногорию «нераздельной частью Оттоманской империи». Данило немедленно протестовал, требуя официального признания своей независимости, исправления границ и уступки Антивари с портом. В ответ державы пригласили Данилу признать верховную власть султана, и только Наполеон III стал на сторону черногорцев. В 1857 году он принял Данилу в Тюильри и был восприемником намеченного им наследника. Когда в 1858 году турки без объявления войны вторглись в Черногорию, адмирал Жюльен де Лагравьер блокировал Антивари. 13 мая брат Данилы, князь Мирко Петрович, в рукопашном бою при Грахове нанес двадцатитысячному корпусу Хусейн-паши тяжелое поражение; 3000 турок было убито, а вся артиллерия попала в руки горцев.

Тогда султан согласился признать решения европейской комиссии, которая была созвана по инициативе Наполеона III и должна была заняться проведением границ между обоими государствами. В этой комиссии официально участвовал черногорский делегат. Труды этой комиссии еще не были закончены, когда 13 августа 1860 года Данило был убит в Каттаро одним человеком, которого он изгнал из Черногории. Сыновей у Данилы не было, поэтому он еще при жизни назначил своим наследником племянника своего — Николая, сына князя Мирко. Так как новому князю было всего девятнадцать лет, фактически делами руководил его отец.

Восстание в Герцеговине. Граховская победа произвела сильнейшее впечатление на герцеговинских. сербов и возбудила в их среде надежды на освобождение. Раздраженные злоупотреблениями беков и разбоями башибузуков, герцего-винцы восстали. Европейские державы, опасаясь вмешательства со стороны Черногории, способного взбудоражить весь Балканский полуостров и вызвать европейскую войну, настойчиво убеждали князя Николая сохранять строгий нейтралитет; он настолько считался с этими советами, что не разрешал провозить по черногорской территории обозы, предназначенные для снабжения продовольствием крепости Никшич, но он не мог помешать своим горцам отрядами спешить на помощь к их братьям по вере и по крови (так как и черногорцы и герцеговинцы — сербы).

Сначала Порта организовала блокаду княжества, затем, после поражения, нанесенного Омер-пашой инсургентам при Пиве, он потребовал, чтобы Николай разоружился, а когда последний отказался исполнить это требование, турки весной 1862 года перешли черногорскую границу. Омер-паша имел в своем распоряжении 60 000 солдат; 20 000 горцев в течение четырех месяцев оказывали упорное сопротивление турецким войскам; был момент, когда благодаря поразительной активности и энергии князя Мирко (по прозвищу «шпага Черногории»), поспевавшего решительно всюду, счастье как будто склонялось па сторону черногорцев. Там, где проходили турки, они оставляли после себя в полном смысле этого слова пустыню. Но разделенная тогда на враждебные лагери Европа оставалась безучастной.

Наполеон III начал уже вмешиваться в мексиканскую авантюру; Пальмерстон цинично заявил в палате общин, что «черногорские бунтовщики будут наказаны войсками султана при рукоплесканиях Англии». Только папа Пий IX выступил в защиту черногорцев; в энциклике, обращенной к албанским епископам, он запретил католикам этой области оказывать какую бы то ни было помощь туркам.

В конце концов победа благодаря численному перевесу досталась турецкой армии. Желая остановить движение Омер-паши на Цетинье, Мирко без пушек, с остатками бойцов, дал последнее замечательное сражение 26 августа при Риеке и отступил только после шестичасового боя под градом снарядов, которыми осыпали его турецкие батареи. Однако Омер-паша не смог вступить в Цетинье; державы представили султану коллективную ноту, а князю Николаю был послан ультиматум, который он принял по совету французского консула. Князь Мирко должен был навсегда выехать из Черногории; дорога из Герцеговины в Скутари, проходящая через Черногорию, должна была отныне охраняться блокгаузами, занятыми турецкими войсками; ввоз оружия и военных припасов был воспрещен, а черногорцы лишались права возводить укрепления на своей границе.

Впрочем, требования этого ультиматума на деле выполнены не были. Порта сама отказалась от требования изгнания Мирко; она, правда, выстроила девять небольших фортов на дороге в Скутари, но Франция и Россия потребовали и добились их эвакуации и разрушения (протокол 3 марта 1863 г.); дорога должна была наЕсегда остаться открытой для торгового движения. Что же касается запрещения ввозить оружие, то на него никогда не обращали внимания. Правительство Наполеона III, доставившее в Черногорию хлеб, чтобы спасти страну от наступившего после войны голода, разрешило устроить во Франции лотерею, доход с которой пошел на покупку 12 000 карабинов. Боевые припасы доставила Россия. Поражение, понесенное черногорцами, повлекло за собой подчинение Герцеговины, которая была жестоко наказана и снова подпала под ненавистное иго беков.

Греция. Король Оттон. Далеко не так легко удалось туркам подавить критское восстание, чуть было не приведшее к войне с Грецией.

Вступление в 1832 году на престол Оттона Баварского не доставило молодому королевству внутреннего мира. Правление баварца и иностранные войска, служившие ему опорой, возбуждали недовольство, которым старались воспользоваться некоторые державы-покровительницы, особенно Англия и Россия; каждая из них хотела установить свое влияние в стране. В 1843 году Англия и Россия, потребовав уплаты процентов по займу, выпущенному греческим правительством при вступлении на престол Оттона, вызвали финансовый кризис, принудивший короля распустить свои баварские войска. С этого момента он остался беззащитным, а произведенный греческой армией бунт (3 сентября 1843 г.) заставил его созвать национальное собрание, которому поручено было выработать конституцию. Отныне (март 1844 г.) Греция получила ответственное министерство и две палаты: сенат, составленный из пожизненно назначаемых королем членов, и палату депутатов, избираемую всеобщей подачей голосов. Принятие православия поставлено было необходимым условием для получения наследственных прав на корону.

Введение парламентарного режима не положило конца внутренним распрям и борьбе держав за влияние. Французская партия во главе с Коллетти, против которой боролись Россия и Англия, господствовала до 1847 года; чтобы добиться ее падения, Англия поддерживала и даже вызвала в 1846–1847 годах восстание в Ахее, Мессении и на Эьбее. В 1850 году она пошла еще дальше: когда во время бунта был разграблен дом португальского еврея Пасифико, состоявшего под английским покровительством, Пальмерстон послал флот для блокады Пирея (15 января). Греческому правительству предъявлен был возмутительно грубый ультиматум; Франция тщетно предлагала посредничество и даже отозвала из Лондона своего посла. Греция принуждена была уступить; но цель, поставленная себе Англией и заключавшаяся в возбуждении восстания против Оттона, не была достигнута.

Теперь наступила очередь России интриговать. Когда в 1852 году греческое правительство предложило организовать национальный синод и в то же время признало первенство константинопольского патриарха, отвергавшееся со времени войны Греции за независимость, фанатический монах Христофор Папулакис поднял восстание в Майне (Морея) и был поддержан русскими агентами. Но и эта попытка закончилась неудачей.

Крымская война послужила причиной новых волнений. Патриоты хотели воспользоваться конфликтом, в котором оказалась запутанной Турция, для расширения тесных до смешного границ королевства; фессалийские инсургенты были снабжены оружием, и множество волонтеров явилось в их ряды для борьбы с турками. Но Франция и Англия не могли допустить благоприятной для русских диверсии на Архипелаге в то самое время, как они отправляли свои войска на Дунай и на Черное море. С другой стороны, они провозгласили и гарантировали территориальную неприкосновенность Оттоманской империи.

В связи с этим 26 мая 1854 года в Пирее высадилась французская дивизия, которая оставалась там до 1857 года и принудила греков к соблюдению мира. Это вмешательство Франции и Англии, а также разоблачение истинных чувств России по отношению к грекам (благодаря опубликованию бесед императора Николая с Гамильтоном Сеймуром) подорвали положение французской, английской и русской- партий, а король Оттон сделался окончательно непопулярным за то, что не рискнул на отчаянную авантюру и не попытался оказать сопротивления Европе.

Враждебное отношение к королю приняло особенно резкий характер в армии; в 1861 году было раскрыто два военных заговора. 1 февраля 1862 года в Навплии вспыхнул военный бунт; потребовалась правильная осада для того, чтобы овладеть этим городом, где королевская власть была восстановлена лишь через два с половиной месяца (20 апреля). Во время этой осады произошло восстание на острове Сире; в стране фактически господствовали тайные общества — гетерии. Во время одной из поездок короля по стране взбунтовался гарнизон Мисолунги (19 октября). Движение распространилось на Афины, где солдаты разграбили королевский дворец, а 26 октября Оттон, понимая невозможность всякого сопротивления, отрекся от престола.

Король Георг. Учреждено было временное правительство, состоявшее из Канариса, Булгариса и Руфоса; оно созвало национальное собрание, в котором участвовали депутаты заграничных греческих колоний. Прежде всего собранию пришлось заняться подыскиванием; короля, так как предложение учредить республику было отклонено подавляющим большинством голосов.

Желая приобрести поддержку Англии и добиться от нее уступки Ионических островов, которые несколько раз — особенно в 1859 и даже в 1862 году — требовали своего присоединения к Греции, собрание избрало королем принца Альфреда, второго сына королевы Виктории. Но в силу Лондонского протокола 1830 года греческая корона не могла быть предоставлена членам царствующих династий держав-покровительниц, — Наполеон III и Александр II отказались признать избрание принца Альфреда, а затем их родственника, принца Лейхтенбергского. Тогда дело взял в свои руки Пальмерстон, правильно рассчитавший, что если ему удастся дать Греции короля, то последний из чувства признательности сделается английским клиентом. При этом Пальмерстон заявил, что если новым монархом будет выбран желательный для Англии кандидат, то по случаю его восшествия на престол Англия подарит Греции Ионические острова.

После неудачного обращения к Фердинанду Саксен-Готскому, отцу португальского короля, на престол был избран племянник датского короля, Вильгельм-Георг, сестра которого была замужем за принцем Уэльским (30 марта 1863 г.). Только 18 июня он согласился принять корону. По договору, подписанному в Лондоне 14 ноября, Англия уступила грекам Ионические острова под условием нейтрализации Корфу и снесения укреплений.

Пока велись переговоры об избрании короля, анархия в стране достигла крайних пределов: в феврале 1863 года новое военное восстание повлекло за собой выход в отставку членов временного правительства. С этого момента вся власть перешла в руки национального собрания, в котором вследствие борьбы личных честолюбий и вмешательства армии, в свою очередь распадавшейся на различные партии, царствовал? позорнейший беспорядок. 30 июня, уже после назначения короля Георга, в Афинах вспыхнул военный бунт, и в продолжение трех дней на улицах города происходили уличные стычки. Разбойничьи шайки — эта язва первых лет независимого существования Греции — снова появились по всей стране; да иначе и быть не могло после того, как собрание, реабилитировавшее даже убийц, например, цареубийцу Донзиоса, отняло на десять лет политические права у членов министерства, которые, исполняя свой долг, подавили восстание в Навплии (1862).

Прибытие короля Георга (10 октября 1863 г.) ничуть не изменило положения; в первом своем манифесте к народу король обещал посвятить свою жизнь тому, чтобы сделать из Греции «образцовое королевство на Востоке». В 1864 году можно было думать, что греки сознательно стремятся к гибели своего государства. Национальное собрание продолжало заседать под предлогом выработки новой конституции; депутаты всегда имели при себе пистолеты и кинжалы. Новая амнистия даровала свободу множеству уголовных преступников, которые для данного случая объявлены были «жертвами тирании». Военные бунты вспыхивали со всех сторон. У самых ворот столицы, в местечке Миниди, муниципальный совет приговорил к смерти мэра и пятерых его детей, а толпа привела этот приговор в исполнение. Министерские кризисы происходили почти каждый месяц. В конце концов король пришел к мысли, что он завоюет симпатии большинства народа, если попытается положить конец анархии; 18 октября он обратился к национальному собранию с посланием, в котором приглашал его закончить обсуждение конституционного акта в десятидневный срок. Собрание повиновалось; 29 октября, ровно через год после прибытия Георга в Грецию, конституция, была вотирована огромным большинством голосов.

Конституция 1864 года. Национальное собрание, которому пришлось вырабатывать законы для страны, совершенно лишенной какого бы то ни было политического воспитания, сразу решило применить почти в полном объеме крайние радикальные доктрины. Помимо того, что оно провозгласило неограниченную свободу союзов, собраний и печати, оно вручило законодательную власть одной палате (буле), избираемой на четыре года всеобщей подачей голосов, и объявило министров ответственными перед этой палатой. Сенат был упразднен. Только с помощью большинства в двенадцать голосов королю удалось добиться учреждения государственного совета, которому поручалось рассмотрение законопроектов; но этот государственный совет был упразднен в первый срок своих полномочий (1865). Королю предоставлено было право распускать палату с условием в трехмесячный срок произвести новые выборы и созвать новую палату.

С этого момента началась ожесточенная борьба за власть между политическими партиями, которые фактически представляли просто группы людей, связанных местными интересами. Разные Комундуросы, Делианисы, Делигеоргисы, Вулгарисы, Заимисы, Руфосы сменяли друг друга, падали, возвышались, проходили и исчезали, как в водовороте. Каждый из них тащил за собой свою клиентелу, смещал всех чиновников и назначал на их место своих сторонников, подобно тому, как это принято в Соединенных Штатах. С мая по декабрь 1865 года сменилось пять министерств, а с 30 октября 1863 года по 17 декабря 1866 года, т. е. в продолжение трех лет и двух месяцев, сменилось одиннадцать министерств. Армия находилась в отвратительном состоянии, казна была пуста, а внутренняя безопасность становилась все менее падежной. Коротко говоря, три державы-покровительницы наконец встревожились и начали угрожать вмешательством. Посреди этой неслыханной анархии разразилось в августе 1866 года восстание на острове Крите.

Критское восстание. На Крите, как и в большей части областей Турецкой империи, христианское большинство угнеталось мусульманским меньшинством. В 1770, затем в 1821, 1841, 1858 годах критяне пытались сбросить с себя турецкое иго, которое тем сильнее их тяготило, что опи видели, как греческие их братья от него освободились. Обнародование в 1856 году хатти-хумаюна внушило им надежды на некоторое улучшение их участи, но скоро надежды эти рушились. В 1866 году христиане выбрали комиссию, которая представила султану петицию, перечислявшую жалобы критян и желательные для них реформы. Порта ответила неопределенными обещаниями, отказалась рассмотреть жалобы и угрожала суровыми наказаниями тем, кто не подчинится воле султана и попытается устроить собрание вопреки запрещению губернатора Измаил-паши.

Тогда критяне восстали, а общее собрание в Сфакии (23 сентября) провозгласило «нерасторжимый союз Крита с его матерью Грецией»; турки были разбиты в горных ущельях и отброшены к Кандии и Канее. Порта немедленно послала на восставший остров 40 000 человек под начальством Омер-паши; попытка последнего овладеть крепостью Сфакией — этой исторической цитаделью и неприступным убежищем всех критских восстаний — закончилась неудачей. Франция, Италия, Пруссия и Россия, полагая, что эти повторные неудачи внушили султану мысль о необходимости умиротворения, вмешались и предложили послать на Крит международную комиссию, которая организовала бы управление островом; но эгоизм Англии и Австрии, не пожелавших присоединиться к этому предложению, сделали его совершенно бесполезным. Султан, понимая, что европейские державы далеко не солидарны между собой и, следовательно, ему нечего бояться, отклонил предложение упомянутых держав; впрочем, он послал великого везира Али для переговоров с инсургентами (октябрь 1867 г.), но эта попытка ни к чему не привела.

Критское восстание заставило на время умолкнуть внутренние раздоры в Греции; все боровшиеся между собой группы объединились на национальном чувстве, на желании расширить пределы своего отечества и помочь освобождению своих греческих братьев с этого большого острова. Организовались отряды волонтеров, которые доставлены были на остров с оружием и боевыми припасами, приобретенными министерством Комундуроса; на протесты Порты король уклончиво отвечал, во-первых, указанием на то, что конституция не дает ему возможности помешать вступлению греческих подданных на иностранную службу, а во-вторых — ссылкой на затруднения, созданные для греческого правительства бесконечными внутренними волнениями. И действительно, в Афинах скопилось свыше 60 000 критских беженцев, для содержания которых пришлось установить особый налог.

Но эти уловки никого не обманули. В Афинах общественное мнение с каждым днем все громче требовало объявления войны туркам. Когда султан убедился, что державы из страха перед общим конфликтом не станут оказывать Греции никакой поддержки, он послал (11 декабря 1868 г.) королю Георгу ультиматум, в котором требовал, чтобы король разогнал скопища волонтеров и закрыл свои порты для судов, доставлявших продовольствие инсургентам. Турецкий посланник был отозван из Афин, а все греческие подданные, проживавшие в Турецкой империи, были оттуда выселены. Греция уже собиралась поднять брошенную ей перчатку, когда вмешались европейские державы.

По инициативе Франции и Пруссии в Париже собралась конференция, на которую была допущена и Греция, но только с совещательным голосом; тогда греческий представитель отказался принимать участие в ее заседаниях (январь 1869 г.). Греции предложено было впредь не допускать на своей территории никаких враждебных действий против Турции; она подчинилась этому требованию. Что же касается критян, они, лишенные всякой поддержки и истощив свои силы, были раздавлены турками (январь — февраль 1869 г.).

Во всяком случае еще раньше, 10 января 1868 года, султан обнародовал фирман, настоящий органический регламент, который должен был несколько улучшить положение критян. Христиане освобождались от уплаты налога, которым они откупались от воинской повинности, до тех пор, пока мусульмане освобождались от несения этой повинности. Греческий язык признавался официальным языком наравне с турецким. Учреждены были смешанные суды, члены которых выбирались населением, а также административные советы, частью выборные и заседавшие при султанских чиновниках, начиная от каймакама и кончая генерал-губернатором. Таким образом, критяне проливали свою кровь не напрасно.

Как только закончилось критское восстание, в Греции снова начались внутренние распри. Финансы были расстроены расходами на помощь инсургентам и на военные приготовления; банды грабите лей распространились по всему королевству. В 1870 году в Марафоне разбойники захватили двух секретарей английского и итальянского посольств и пять путешественников, а затем умертвили четырех из своих пленников. Негодование, возбужденное этим преступлением, помогло Комундуросу провести ряд мер, которые дали возможность правительству покончить с анархией и подготовить восстановление порядка и внутренней безопасности.

Сербия. Александр Карагеоргиевич. Если после Крымской войны султану удалось сохранить свою власть над непосредственно подчиненными ему христианскими подданными, то с другой стороны вассальные узы, связывавшие Сербию и Молдаво-Валахские княжества с Турцией, сильно ослабели.

В Сербии после революции 1842 года князь Александр Карагеоргиевич, «избранный князем, встреченный народными приветствиями и не имевший времени разобраться в том, что происходило», держался сообразно своему темпераменту и интересам мирной политики и оставался покорным султану, своему сюзерену и покровителю. В то время как Милошу и его сыну султан в свое время пожаловал звание наследственных князей, берат, пожалованный Александру, не давал ему даже пожизненной инвеституры; таким образом, сербский князь оказался просто высоким сановником, который в любое время мог быть смещен по желанию Высокой Порты. Это было для Сербии значительным шагом назад в отношении национальной независимости.

Подобное обстоятельство не ускользнуло от внимания сербских патриотов, и князь сразу лишился популярности. С другой стороны, Александр слишком подчинялся австрийскому влиянию, что опять-таки оскорбляло национальное самолюбие сербов. В 1848 году, когда венгерские сербы из воеводства стали добиваться автономии под верховной властью австрийского дома и подняли оружие против мадьяр, князь сначала доставил им денежную помощь, а затем послал им вспомогательный корпус. Поступая таким образом, он шел навстречу стремлениям своего народа, но в то же время служил интересам Франца-Иосифа. Это с особенной ясностью обнаружилось, когда после подавления венгерской революции император пожаловал ему высшие австрийские ордена «за содействие сохранению династии и неприкосновенности империи». В то же время Александр не позволял посылать никакой помощи боснийским повстанцам, а султан, со своей стороны, наградил его за это орденом Нишани-Ифтихар и званием мушира (маршала).

Когда начался конфликт, приведший к Крымской войне, сербским министром иностранных дел был Илья Гарашанин — выдающийся человек, получивший политическое воспитание на Западе. Он понял, что Сербия, поставленная между Австрией, Россией и Турцией, ненавидимая одной и подстерегаемая обеими другими, ничего не имевшими против ее существования, но не желавшими допустить ее усиления, должна искать себе опоры на Западе и особенно во Франции. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания русского правительства, и Меншиков при исполнении своей миссии в Константинополе потребовал от князя Александра под угрозой разрыва дипломатических сношений, чтобы он в 24 часа уволил своего министра. Князь подчинился этому требованию.

Это грубое вмешательство России во внутренние дела княжества восстановило против нее сербский народ, что позволило Александру в течение всей Крымской войны сохранять строгий нейтралитет. За столь мудрую политику Сербия на Парижском конгрессе получила награду: она была освобождена от русского протектората, а ее вольности были торжественно подтверждены и поставлены под коллективную гарантию великих держав.

Удачный результат должен был бы упрочить положение князя, однако на самом деле ничего подобного не произошло. Открытое вмешательство Австрии в дела управления раздражало сербский народ, который, с другой стороны, был недоволен тем, что его держали вдали от дел: с 1842 года скупщина ни разу не была созвана. Еще сильнее сербы были возмущены тем, что князь ничего не сделал, чтобы добиться от султана полного применения хатти-шерифа 1830 года и статей, воспрещавших туркам проживать вне крепостей.

В октябре 1857 года был раскрыт заговор, в котором принимали участие председатели сената и кассационного суда. После тайного дознания заговорщики были приговорены к смертной казни. Державы не допустили привести этот приговор в исполнение. Князь благодаря вмешательству Порты, побуждаемой Францией и Россией, заменил смертную казнь каторжными работами, а затем изгнанием. Покушение на английского генерального консула, совершенное в Белграде одним турком (7 июня 1858 г.), сделало созыв скупщины необходимым; на этот раз это было не собрание тысяч сербов — нечто вроде всенародного схода, а настоящая выборная палата.

Скупщина собралась 30 ноября 1858 года, в день св. Андрея Первозванного. В подавляющем своем большинстве враждебная князю Святоандреевская скупщина (под этим названием она известна в истории Сербии) составила прежде всего список жалоб, а затем назначила комиссию из семнадцати человек, на которую возложена была «забота о спасении отечества». Комиссия первым долгом потребовала, чтобы Александр отрекся от престола; князь укрылся в цитадель, занятую турками. Скупщина провозгласила низложение Александра и на этом же заседании 23 декабря избрала сербским князем Милоша Обреновича «с правом, предоставленным ему некогда Оттоманской Портой, передать престол по наследству»; последней фразой скупщина подчеркивала свое желание поднять достоинство Сербии и сделать княжеское звание не зависящим от прихоти султана.

Милош Обренович. Милош, находившийся в то время в Бухаресте, был немедленно признан Наполеоном III и Александром II; их примеру последовала Турция. Австрия, которой угрожала потеря влияния в Белграде, проявила свое недовольство мелочной выходкой: она воспретила Дунайской компании предоставить в распоряжение князя какой-либо Пароход. Въезд Милоша в Белград (2 января 1859 г.) совершился в самой торжественной обстановке; общество забыло его деспотические приемы в прежнее время. «Единственной моей заботой отныне, — сказал Милош, — будет сделать вас счастливыми, — вас, моих единственных братьев, вас и ваших детей, которые являются также и моими детьми и которых я люблю, как моего единственного сына, наследника сербского престола, князя Михаила». Таким образом, Милош с первых же слов высказал твердое намерение восстановить принцип наследственности сербской короны, не считаясь с желаниями султана по этому поводу. Со своей стороны скупщина объявила (сентябрь 1859 г.) княжеское достоинство наследственным в роде Обреновичей и предоставила князю право усыновления на тот случай, если княжеский род угаснет. Она установила совершеннолетие князя в 18 лет и выработала условия регентства в случае несовершеннолетия князя.

Таким образом, Сербия, не дожидаясь органического регламента от своего сюзерена, сама выработала для себя законы и ограничилась тем, что предложила их султану на утверждение; последний отказал в своей ратификации. Вместо разрыва Милош ответил меморандумом 7 мая 1860 года, в котором, снова повторяя просьбу о ратификации принятых скупщиной законов, требовал точного применения хатти-шерифа 1830 года в тех пунктах, которые касались незаконного проживания турок в Сербии. Порта отклонила его требование; тогда 22 августа Милош торжественно заявил, что «никогда ни он лично, ни народ сербский не перестанут смотреть на все постановления, заключающиеся в меморандуме 7 мая, как на приобретенные и неотъемлемые права».

Этой декларацией фактически провозглашалась независимость Сербии. Через месяц, 26 сентября, Милош умер. Сын его, Михаил, принял власть «естественно, в качестве наследственного князя, в силу пожеланий сербской нации, согласно закону 1859 года». Это было равносильно открытому вызову по адресу сюзерена, который тем не менее дал Михаилу свою инвеституру.

Князь Михаил. В момент вступления на престол князю Михаилу было 37 лет. Его способности развились, и ум созрел в продолжение шестнадцати лет, проведенных в изгнании. Он посетил главные европейские города: Берлин, Лондон, Париж, проникся западными идеями и поставил себе задачей довести до конца освобождение своей страны, добиться удаления турецких войск, расположенных еще в крепостях, подготовить, наконец, и осуществить восстановление старинного Сербского королевства, вырвав из-под власти султана еще подчиненных ему сербов, т. е. боснийцев и герцеговинцев.

Восстание 1862 года могло бы доставить удобный случай для частичного осуществления этого плана, если бы Сербия оказалась подготовленной в военном отношении. Князю Михаилу пришлось ограничиться принятием некоторых мер в защиту несчастных беженцев из Боснии и Герцеговины, искавших спасения от мести турок, и изданием закона, дозволявшего им селиться в княжестве (3 7 апреля 1862 г.). В то же время Михаил провел закон об организации национальной милиции, составившей резерв для постоянной армии. Протесты Турции по этому поводу были одобрены Англией, но встретили плохой прием со стороны Франции и России, которые относились к князю Михаилу с явной симпатией.

Вопрос о крепостях. Вскоре разыгрался очень серьезный конфликт, во время которого Франция решительно приняла сторону князя Михаила. В Белграде происходили частые столкновения между мусульманами, которые оставались там вопреки договорам, и турецкими солдатами с одной стороны и коренным населением — с другой. 16 июня 186й года один турецкий сержант убил сербского ребенка у фонтана; население взялось за оружие. Началась битва, прекращенная лишь благодаря энергичному вмешательству Гарашанина и французского консула Тастю. Сербы в силу писаного соглашения позволили турецкому населению Белграда войти в цитадель. На следующий день, в 9 часов утра, — когда инцидент казался совершенно улаженным, цитадель открыла по городу огонь, осыпая его в продолжение пяти часов бомбами и ядрами.

Этот варварский поступок возмутил Европу, и Друэн де Люис предложил немедленно созвать в Константинополе конференцию; французский посланник де Мустье, поддержанный русским и итальянским посланниками, потребовал очищения все еще занятых турецкими гарнизонами укрепленных пунктов. Австрия воспротивилась этому требованию, а Англия, относившаяся к сербам с еще большей враждой, осмелилась предложить протокол, оправдывавший происшедшую бомбардировку и разрешавший будущие бомбардировки. Протокол, подписанный 8 сентября, требовал разрушения двух крепостей — Сокола и Ужицы; кроме того, турки, пролш-вавшие еще в городах, должны были выехать, оставив свое недвижимое имущество сербскому правительству за известное вознаграждение. Это было равносильно применению хатти-шерифа 1830 года, которого в свое время тщетно добивался Милош.

Но вопрос не был еще улажен окончательно; было до очевидности ясно, что сербы не успокоятся до тех пор, пока турецкие солдаты не оставят крепости. «Всякий действительный прогресс невозможен в Сербии до тех пор, — говорила скупщина в адресе князю, — пока крепости держат страну в вечном страхе». В 1867 году, в министерство Бейста, Австрия перестала противиться этой эвакуации, которой все время требовала французская дипломатия. Последние турецкие солдаты были отозваны, и единственным символом вассального подчинения Сербии осталось турецкое знамя, развевавшееся над белградской цитаделью рядом с трехцветным сербским знаменем.

Смерть князя Михаила. Между тем князь Михаил продолжал усиливать свою армию и организовывать милицию при содействии французского полковника Мондена. Признанной целью было завоевание Боснии. В Париже, в Вене и Лондоне начали с беспокойством смотреть на лихорадочную деятельность и честолюбивые стремления молодого княжества — этого «восточного Пьемонта»; были даже сделаны предостережения, которые, однако, ничего не остановили. Во избежание конфликта султан думал даже назначить князя Михаила пожизненным губернатором Боснии за уплату известной дани, но 10 июня 1868 года, во время прогулки в Оленьем парке, Михаил был умерщвлен бандой убийц, выскочивших из-за кустов. Глава заговора, вербовавший себе сторонников даже среди белградских каторжников, состоял в сношениях с князем Александром Карагеоргиевичем, но на процессе заявил, что составил свой заговор исключительно «с целью основать республику».

Смерть князя Михаила была для Сербии величайшим несчастьем, но она лишний раз доказала, что фактически княжество стало независимым. Хотя султан не признал закона 1859 года о престолонаследии, тем не менее сербским князем немедленно был провозглашен ближайший родственник Михаила, его внучатный племянник, Милан Обренович, четырнадцатилетний мальчик, воспитывавшийся тогда в парижском лицее Людовика Великого.

В правление Александра и Михаила Сербия сделала большие успехи в культурном отношении. В 1856 году основаны были школьные кассы (школьные фонды) для развития первоначального народного образования; в 1863 году были организованы средние учебные заведения (гимназии), в 1858–1865 годах введено реальное образование (реальные училища) и преобразованы высшие учебные заведения (велика школа). В 1844–1865 годах обнародованы были своды гражданский, уголовный и торговый и издан закон о судебном устройстве; в 1864 году издан закон об устройстве податной системы. В 1853 году открыта военная академия, а в 1861 году учреждено военное министерство; двумя законами (1861 и 1864 годов) была организована армия, которая при полной мобилизации состояла из 150 000 человек (в стране, насчитывавшей около миллиона жителей).

Дунайские княжества. В то время как Сербия с помощью Франции и России добивалась права на полное самоопределение, Дунайские княжества при содействии тех же двух держав осуществили свое объединение. Так как Парижским трактатом Балта-Лиманский договор был отменен, естественно возникал вопрос о реорганизации Молдавии и Валахии, поставленных под протекторат великих держав. Выполнение этой задачи было возложено на европейскую комиссию, которой помогали в ее работе два дивана, выбранные населением княжеств.

Среди европейских держав Франция, Россия и Пруссия благосклонно относились к объединению румынской нации; Франция внесла на Парижском конгрессе предложение в этом смысле, и все знали, что свободно выбранные депутаты обоих княжеств наверное потребовали бы того же. Турция, Австрия и Англия желали сохранить существовавшее положение (status quo). Англия опасалась, как бы объединенное румынское государство не сделалось опасным союзником русских против Турции. Австрия боялась, что слияние Молдавии и Валахии послужит заразительным примером для трансильванских румын; кроме того, занимая своими войсками княжества до ноября 1856 года, Австрия надеялась рано или поздно окончательно присоединить их. к своим владениям. Поэтому в июне 1857 года Англия и Австрия заключили тайный договор, имевший целью воспрепятствовать объединению Молдавии и Валахии.

Выборы, произведенные (июль 1857 г.) под надзором назначенных Портой каймакамов, оказались вследствие беззастенчивого давления крайне благоприятными для противников объединения. Франция, Россия, Пруссия и Сардиния потребовали признания этих выборов недействительными и добились от султана удовлетворения этого требования только после разрыва дипломатических сношений с Константинополем (6 августа 1857 г.).

Диваны, избранные в сентябре, потребовали объединения обоих княжеств под властью иностранного принца, введения представительного правления и объявления нового государства нейтральным. Султан распустил диваны. Но так как после свидания в Штутгарте между царем и Наполеоном III установилось тесное согласие, то оба императора потребовали созыва конференции в Париже (май — август 1858 г.). Конференция закончилась компромиссом: оба княжества сохранили отдельные представительные собрания, и каждое имело своего господаря, выбираемого собраниями из среды местных уроженцев, но зато в Фокшанах учреждались общая для обоих княжеств центральная комиссия, верховный суд и кассационный трибунал. Молдавия и Валахия получили название Соединенных княжеств.

Князь Куза. Румыния. Молдаване и валахи воспользовались этим решением для осуществления национального единства; оба дивана избрали. господарем одно и то же лицо — полковника князя Александра Кузу (январь 1859 г.). Турция, конечно, протестовала; в Париже собралась вторая конференция, и в конце концов султан «в виде исключения» дал князю эту двойную инвеституру (сентябрь 1859 г.).

Куза, однако, составил два отдельных министерства: одно в Яссах, а другое в Бухаресте; эта комедия продолжалась два года, но в мае 1861 года оба дивана высказали пожелание сойтись для совместного обсуждения вопроса о взаимных отношениях крестьян и помещиков, а по случаю годовщины революции 1848 года 40 000 человек устроили в Бухаресте манифестацию, требуя полного объединения княжеств. Порта снова уступила: в декабре она изъявила согласие на объединение обоих княжеств в законодательном и административном отношениях. Допустив для обеих провинций одного князя, она теперь допустила одно собрание и единое министерство. Тем не менее она сделала оговорку, что ограничивает свое разрешение исключительно временем правления князя Кузы; последний же в манифесте к своим народам имел право заявить, что «отныне положено основание румынской нации» (23 декабря 1861 г.).

15 февраля 1862 года оба дивана составили единое национальное собрание в Бухаресте, который сделался столицей нового княжества. Почти с самого начала возник конфликт между князем, который намеревался управлять страной по диктаторски, и большинством собрания, состоявшим из дворян, которые требовали применения конституционного режима. Собрание конспирировало, а князь подготовлял государственный переворот. Убийство председателя совета Барбо-Катаржи у самых дверей собрания на время изменило намерения большинства, которое предоставило князю на шесть месяцев диктаторские полномочия (10 июня 1862 г.).

Дело «посвященных монастырей». Международные осложнения, вызванные вопросом о посвященных монастырях, привели к почти полному примирению враждовавших сторон, объединенных патриотическим чувством. В Румынии существовало множество очень богатых монастырей; многие из них, плохо управляемые занимавшими их общинами, особыми княжескими грамотами были поставлены под надзор прославленных иноземных монастырей — Иерусалимского, Афонского и Синайского. Доходы с монастырских имуществ должны были употребляться «на благотворительные и богоугодные дела внутри страны», и только излишки должны были идти на заграничные предприятия, между тем в действительности почти все доходы румынских монастырей присваивались константинопольским патриархатом и греческими монахами.

Таким образом, по словам европейской комиссии, собравшейся в 1857 году, в руках иностранцев очутилась восьмая часть молдаво-валахской земли. Комиссия пришла к заключению, что «такое положение вещей весьма плачевно» и что греческие монахи за известную годичную ренту должны уступить румынскому правительству имущества этих посвященных монастырей. Последнее в полученных таким образом земельных владениях, подвергнутых более рациональной обработке, должно было найти необходимые средства для упорядочения своего финансового хозяйства и для улучшения участи некоторой части крестьян. До сих пор крестьяне эти были простыми арендаторами, теперь предполагалось сделать их собственниками. Но Россия, для которой греческие монахи играли роль политических агентов, высказалась против заключений комиссии, а Порта поддержала протесты царя. В 1863 году вопрос еще не получил разрешения; тогда князь Куза решил наложить секвестр на имущества посвященных монастырей, предложив выплатить греческим монахам известное вознаграждение. Последним удалось помешать благополучному исходу переговоров князя с Портой; тогда палата вотировала секуляризацию всех монастырей — как посвященных, так и других (15 декабря). Почти в то же время Франция заявила, что не допустит никаких репрессивных мер против Румынии; Порта приняла вознаграждение, предложенное греческим монахам, которые заявили, что не могут согласиться ни на экспроприацию, ни на предложенное им вознаграждение (сентябрь 1864 г.).

Князь воспользовался этим конфликтом, чтобы превратить румынскую церковь в национальную и сделать ее совершенно независимой от константинопольского вселенского патриархата. Сначала князь присвоил себе право назначать митрополитов и епархиальных епископов, а затем объявил их подсудными национальному синоду — по духовным делам, и кассационному суду — по всем другим. Первое заседание первого национального синода состоялось 13 декабря 1865 года. Таким образом, было разбито еще одно из звеньев той цепи, которая привязывала Румынию к Турции.

Государственный переворот 14 мая. Согласие, установившееся между князем и палатой по поводу посвященных монастырей, нарушилось даже раньше, чем этот вопрос был окончательно разрешен. Впервые палата вотировала порицание князю в 1863 году; составленная почти исключительно из дворян, представлявших меньшинство румынского населения, она высказывалась против всяких проектов демократических реформ, задевавших эгоистические интересы и предрассудки дворянства. Когда палата вотировала порицание министерству за то, что оно внесло аграрный законопроект, клонившийся к превращению крестьян-арендаторов в собственников, князь решился на государственный переворот, который он давно уже замышлял.

14 мая 1864 года палата была распущена, а свобода печати временно отменена; князь обнародовал избирательный закон, вводивший всеобщую подачу голосов, и дополнительный конституционный акт, которым наряду с палатой учреждался сенат. Народ, призванный высказаться по поводу этого переворота, одобрил действия князя 713 285 да против 57 нет при 70 000 воздержавшихся. Этот государственный переворот, являвшийся подражанием перевороту 2 декабря во Франции, доставил князю Кузе энергичную поддержку Наполеона III, следовательно, и одобрение Турции, а затем и всей Европы.

Протоколом 27 июня за Румынией было даже признано право изменять порядок своего внутреннего управления, не обращаясь к утверждению султана. Таким образом, Румыния, более счастливая, чем Сербия, юридически и фактически добилась неограниченной внутренней автономии, которую Сербия фактически тоже завоевала, но которая юридически ей не была предоставлена.

С этого момента князь Александр начал управлять с помощью декретов. Этим путем он осуществил самую настоятельную реформу — аграрную. Сначала крестьяне были освобождены от барщины; затем они получили в собственность те земли, которые раньше находились только в их пользовании.

С этой целью государство совершило принудительное отчуждение около двух третей помещичьей земли за известное вознаграждение и раздало эти земли 400 000 крестьянских семей, которые в течение пятнадцати лет должны были вносить выкупные платежи.

Затем князь создал законченную систему общинных и окружных советов, построенную по французскому образцу, подобно тому как и румынский свод гражданских законов, уложение о наказаниях и судебные уставы были скопированы с наполеоновских кодексов. Князь ввел суд присяжных для уголовных преступлений, установил акты гражданского состояния, объявил первоначальное образование обязательным, основал сельскохозяйственные комиции^[136] и конские заводы, изменил закон о рекрутском наборе. И наконец ему удалось на очень выгодных условиях заключить заем, необходимый для уплаты обещанного вознаграждения экспроприированным монашеским общинам.

Все это было выполнено в продолжение семи месяцев. Палата, избранная в декабре и собравшаяся несколько дней спустя, утвердила все действия князя и в течение почти целого года послушно вотировала все, что от нее требовали. Но реформы, затронувшие множество частных интересов, диктаторский режим, зависть румынских бояр к князю, вышедшему из их же среды, — все это доставило Кузе массу врагов. Число недовольных еще возросло вследствие повышения налогов и финансовых скандалов, в которых оказались замешанными некоторые из приближенных князя. Произошло несколько выступлений, подавленных строгими мерами.

Князь Карл Гогенцоллерн. В ночь с 22 на 23 февраля 1866 года в Бухаресте князь, в спальню которого ворвалась группа военных заговорщиков под предводительством депутата-журналиста Розетти, принужден был подписать отречение от престола. Учреждено было временное правительство, а затем начались поиски государя; все румыны сошлись на том, что корона должна быть предложена иностранному принцу. Сначала они избрали графа Фландрского, брата бельгийского короля, но тот отказался от предложенного ему престола по настоянию Наполеона III. Россия интриговала в Молдавии против единства княжеств; поэтому необходимо было найти такого кандидата, который был бы угоден Наполеону III и благодаря которому временное объединение княжеств могло бы быть упрочено.

Выбор пал на принца Карла Гогенцоллерна, родственника Наполеона и племянника прусского короля, лейтенанта 2-го гвардейского драгунского полка прусской армии. Собравшаяся в Париже европейская конференция отвергла, вопреки желанию Франции, эту кандидатуру и заявила, что она согласна только на избрание румына. Прусский король, которого оскорбляла мысль, что Гогенцоллерн может быть вассалом султана, убеждал своего племянника подождать; но

Бисмарк посоветовал ему «сделать решительный шаг и немедленно выехать в Румынию»: нужно было, чтобы державы очутились перед «совершившимся фактом». Такое же мнение высказал и Наполеон.

22 мая принц был уже в Бухаресте. Турция начала готовиться к вооруженному вмешательству, но державы, хотя и порицавшие образ действий принца, воспротивились осуществлению турецкого плана. В конце концов султан по совету Франции признал принца Карла, который приехал (октябрь 1866 г.) в Константинополь за получением инвеституры. Объединение обоих княжеств окончательно было освящено, а княжеское достоинство сделалось наследственным.

Конституция 1866 года. Палаты выработали и приняли новую конституцию, составленную по образцу бельгийской и вводившую национальную гвардию, а также свободу собраний и печати. Законодательная власть принадлежала двум палатам: сенату, выбираемому двумя коллегиями избирателей, удовлетворявших известному цензу, и палате депутатов, выбираемой четырьмя коллегиями, в которые входили все плательщики налогов. Министры, назначенные королем, были ответственны перед парламентом. Административное устройство было организовано по французскому образцу, с сильной централизацией и с разделением страны на префектуры и супрефектуры.

Применение парламентского режима совершалось на практике не без частых министерских кризисов. Три партии ожесточенно оспаривали власть друг у друга: белая, или консервативная партия, состоявшая из крупных землевладельцев, враждебная реформам и стоявшая за союз с Россией; красная, или либеральная партия, включавшая в себя буржуазию и приверженцев союза с Германией и Австрией (понятно, что эта партия пользовалась поддержкой князя; во главе ее стоял Иоанн Братиано — «румынский Бисмарк», но скоро в рядах этой партии произошел раскол, и от нее отделилась под руководством Розетти влиятельная группа, выдвинувшая требование всеобщего избирательного права); наконец, молодая правая партия, враждебно выступившая против политики Братиано.

Братиано произвел новые выборы и с декабря 1867 года располагал прочным большинством; кроме того, он пользовался поддержкой князя, ценившего в нем его энергию.

Серьезные затруднения для румынского правительства возникли в 1868 году по вопросу о положении евреев в Молдавии, когда еврейская интернациональная пресса взволновала общественное мнение Европы в связи с незначительными происшествиями в Бакау, затем — по поводу образования болгарских повстанческих отрядов в Журжеве. Державы заподозрили, что Румыния замышляет напасть на Турцию, внимание которой было тогда отвлечено критскими и греческими делами. Принятие военного закона (13 июня), доводившего, как в Пруссии, численность армии в военное время до 150 000 человек, сделанные берлинским фирмам заказы оружия, отправка посольства в Россию с целью сближения с русским правительством — все это, по видимому, подтверждало возникшие подозрения. Турция, Австрия, Франция и Англия заняли угрожающее положение, и министерство Братиано в конце 1868 года вышло в отставку. Это послужило исходным пунктом для целого ряда новых министерских кризисов (два в 1869 году и четыре в 1870 году) и неоднократного роспуска палат. При таких условиях положение князя не могло упрочиться, и события 1870 года ввиду обнаруженных Румынией симпатий к Франции чуть было не привели к падению Карла.

Итоги. Французское влияние с 1848 по 1870 год. Если мы бросим общий взгляд на историю балканских государств за период с 1848 по 1870 год, то заметим следующие основные факты.

Прежде всего, в главном государстве Балканского полуострова, в Турции, была сделана попытка изменить традиционный религиозно-вероисповедный характер государственного устройства. Эта попытка разбилась о сопротивление турецких консерваторов и об основательное недоверие христиан. Старые учреждения были приведены в окончательное расстройство; в то лее время их не заменили новыми, рациональными, здоровыми и прочными. В результате получились административная анархия и полный финансовый беспорядок.

Второстепенные государства Балканского полуострова стремились к достижению двоякой, цели. Те из них, которые оставались вассалами Турции, как, например, Сербия и Дунайские княжества, старались все более ослабить узы вассальных отношений и превратить свою автономию в независимость. В этом они встретили полное сочувствие и деятельную поддержку со стороны французской дипломатии, благодаря чему приобрели право устраивать свои внутренние дела совершенно свободно, без постороннего контроля. Инвеститура, даваемая Портой их князьям, обратилась в простую формальность.

Кроме того, все эти мелкие княжества старались завершить свое национальное объединение, но только Молдавия и Валахия добились желаемой цели: они образовали Румынию. Убийство князя Михаила помешало объединению Сербии с Боснией, которое могло бы совершиться в той или иной форме. Европейские державы, в особенности Англия и Австрия, не допустили присоединения Крита к Греции. В этой области французская политика отличалась менее решительным характером. Теоретически она относилась благоприятно к развитию национальностей. В Крыму французские войска сражались не за Турцию, а против России. Чтобы преградить России дорогу к Средиземному морю, Наполеон III хотел поставить на место дряхлеющей Турции новые и сильные государства, объединенные в союз^[137].

Так как создание объединенной Румынии не было связано с каким-либо разделом Турции, то можно было поддержать дело румынских унионистов и довести его до победного конца. Наполеон III этой возможностью воспользовался. Но по отношению к другим балканским странам дело обстояло иначе: здесь Франция столкнулась бы с Англией и Австрией, враждебно относившимися к мысли о каких бы то ни было переменах на Балканском полуострове. Со стороны Англии такое отношение объяснялось систематическим и традиционным ее противодействием французской политике; со стороны Австрии — тем, что она сама является Турцией Центральной Европы, что некоторые провинции складывавшихся балканских государств подчинены ее игу, и уверенностью, что в тот день, когда произойдет раздел Оттоманской империи, независимые сербы и румыны обернутся против Австрии.

Франция по необходимости должна была ограничиться выражением платонических симпатий и искренних пожеланий, тем более, что в ту пору, когда Сербия могла пытаться наступать, т. е. в 1867–1868 годах, власть императора склонялась к упадку и все внимание Наполеона III было поглощено заботами о надвигавшихся осложнениях на Западе. Тем не менее в период 1848–1870 годов Франция неуклонно придерживалась в балканских делах великодушной и умной политики, и в продолжение долгого времени она, по выражению румынского короля Карла, играла на Балканском полуострове «ведущую роль»^[138].

ГЛАВА VII. ОБЪЕДИНЕНИЕ ИТАЛИИ. 1850–1870

I. Виктор-Эммануил. Кавур и Наполеон (1850–1859)

Состояние Италии в 1850 году. После революционного взрыва 1848 года и реакции 1849 года Италия, казалось, снова сделалась тем, чем ее хотел видеть Венский конгресс — только географическим понятием. В результате своей неспособности отстаивать соединенными силами национальную независимость и политическую свободу она, видимо, была теперь столь же далека от достижения той и другой цели, как и в 1815 году. Раздробленная и скованная, как во времена Меттерниха, она снова почти целиком подпала под власть чужеземцев.

Австрия, покорив Венецию и Милан, восстановила свое преобладание на Апеннинском полуострове; итальянские монархи по прежнему сделались ее рабами и вместе с тем тиранами своих подданных. Военный террор царил в ломбардских и венецианских провинциях, где генералы Франца-Иосифа вели себя как в завоеванной стране и не щадили ни личности, ни имущества жителей. Герцог Пармский, Карл III, и герцог Моденский, Франческо V, играли роль средневековых «подеста», которые к своему собственному народу были в такой же мере суровы, в какой пресмыкались перед венским двором. В Тоскане Леопольд II, менее обуреваемый чувством мести, чем вышеназванные государи, отменил, однако, все конституционные вольности, засадил в тюрьму или изгнал благороднейших патриотов и возобновил религиозные гонения, а для большей верности окружил себя охраной из 12 000 австрийских солдат. В королевстве Обеих Сицилии Фердинанд II («король-бомба») отменил конституцию 1848 года, восстановил привилегии и царство произвола. Полиция пользовалась неограниченной властью, множество лиц было казнено за политические преступления, галеры и тюрьмы переполнились лучшими гражданами, а народ костенел в невежестве и нищете.

В Папской (Церковной) области австрийцы занимали Романью, где папские легаты подвергали патриотов беспощадным преследованиям. За восемь лет свыше 500 человек было приговорено к смерти и казнено. В Риме присутствие французских войск (которые Луи-Наполеон не решался отозвать из боязни лишиться поддержки католической церкви) не допускало таких крайностей, но даже в этом городе правительство выказывало чрезвычайную строгость и ни на йоту не отступало от теократического абсолютизма, который со времени бегства в Гаэту сделался для Пия IX неприкосновенной догмой. Тщетно глава французского правительства, красневший при мысли, что его могут счесть соучастником такой дикой реакции, то умолял, то требовал от «св. отца» выказать побольше снисходительности, секуляризовать администрацию, преобразовать законы в современном духе и ввести некоторые свободные учреждения. Пий IX под влиянием деспотического кардинала Антонелли не соглашался ни на какие уступки или делал их чисто формально^[139], оставляя за собой право назначения па все должности и окончательного решения по всем вопросам, сохранял наряду с церковными судами возмутительное и устарелое законодательство и с крайним отвращением относился ко всяким прогрессивным новшествам. Истинную симпатию Пий IX питал лишь к Австрии. Немудрено, что тот самый верховный первосвященник, которого вся Италия с энтузиазмом приветствовала в 1846 году как патриота и либерала, давно утратил всякую популярность.

Виктор-Эммануил и первые годы его царствования. Теперь итальянцы ждали свободы уже не от Рима, а от Турина. Здесь с 1849 года царствовал единственный итальянский монарх, оставшийся верным национальному делу и не восстановивший деспотического режима. После поражения при Новаре Виктор-Эммануил^[140], едва вступив на шаткий престол, оставленный ему Карлом-Альбертом, начал придерживаться — как во внешних, так и во внутренних делах — самой достойной, лояльной и твердой политики. Этот молодой и мужественный король, хотя и не одаренный большим умом, скрывал под чисто солдатской грубоватостью ухваток и речи много здравого смысла и проницательности. Он прекрасно понимал, что, прикрытый с тыла Альпами и поддерживаемый Францией, которая из ненависти к Австрии должна была рано или поздно придти к нему на помощь, Пьемонт мог сделаться для итальянских патриотов центром сплочения сил и привлечь к себе все симпатии.

Для этого необходимо было, чтобы глава этого маленького государства (Пьемонта) жил в добром согласии со своим народом, соблюдал конституцию, нарушавшуюся и уничтожавшуюся остальными государями полуострова, и, наконец (и это было важнее всего), смело держал себя по отношению к Австрии. Поэтому он не решился отменить Основной статут 1848 года и уничтожить вольности, обеспечивавшие его применение. Тщетно венский двор при подписании мирного трактата 6 августа 1849 года предлагал исключить некоторые наиболее обременительные статьи, в случае если Виктор-Эммапуил согласится отменить конституцию и открыто отказаться от национальных требований, борцом за которые выступал Карл-Альберт. Виктор-Эммануил предпочел подчиниться всем тяжким условиям победителя, лишь бы никто не мог упрекнуть его в заключении сделки с чужеземцами, и вместо того чтобы восстановить собственное знамя Сардинского королевства (Пьемонта), он гордо сохранил трехцветное итальянское знамя — символ реванша и национального освобождения.

Благодаря ему и его умному министру д'Азелио^[141], Пьемонт стал убежищем для большого числа эмигрантов, бежавших из различных итальянских государств; их преданность и обещания поддерживали веру короля в будущее. Казалось, все итальянское отечество сосредоточилось до поры до времени в пределах этого маленького государства. Но все прекрасно понимали, что близок день, когда Италия раздвинет эти границы и вновь понесет свое знамя до Адриатики и Сицилии. А пока Пьемонт усиливался благодаря быстрому развитию торговли и промышленности, вооружал свои крепости, реорганизовал свою армию, с твердостью отстаивал свои права^[142] и не поддавался запугиваниям даже со стороны Австрии. Он инстинктивно старался сблизиться с французским правительством, глава которого, несмотря на римскую экспедицию, сохранял неизменную симпатию к итальянскому народу и не переставал питать желание и надежду рано или поздно освободить его из-под австрийского ига.

После государственного переворота 2 декабря 1851 года Виктор-Эммануил, продолжая играть принятую на себя роль конституционного короля, не преминул выказать Луи-Наполеону известные знаки внимания, чем последний был весьма тронут^[143]. А через несколько месяцев он с самой дружеской поспешностью признал его императором. Поэтому в конце 1852 года Наполеон III не поколебался обратиться к сардинскому посланнику, маркизу Вилламарине, со следующими словами: «Наступит время, когда обе наши страны станут товарищами по оружию в борьбе за благородное дело Италии». Спустя некоторое время, в феврале 1853 года, пьемонтский дипломат выслушал от императора следующее заявление: «Надо подождать, пока какая-нибудь угроза Пьемонту со стороны Австрии доставит нам благоприятный случай». А в марте того же года Наполеон III говорил Вилламарине о крупных территориальных перетасовках, которые сделают возможным возрождение итальянской национальности.

Кавур и его политика. Добрые намерения французского императора относительно Пьемонта заботливо поддерживались и ловко использовались замечательным государственным человеком, который первоначально выдвинулся в качестве сотрудника маркиза д'Азелио и которого Виктор-Эммануил по счастливому наитию пригласил 4 ноября 1852 года на пост первого министра. Этому великому политическому деятелю главным образом и выпало на долю осуществление мечты об итальянском единстве^[144].

Граф Камилло-Бензо Кавур, родившийся в 1810 году в старинной дворянской семье, был сначала офицером инженерных войск, но военная служба скоро ему наскучила, и он вышел в отставку. Несколько лет подряд он путешествовал с целью самообразования, занимался сельским хозяйством и изучал политическую экономию, а в 1847 году вместе с Бальбо основал газету Возрождение (Bisorgimento). Будучи в 1849 году избран в палату депутатов, он в следующем году получил в кабинете д'Азелио портфель министра земледелия и торговли. На этом посту он заключил с несколькими государствами выгодные для Пьемонта торговые договоры и не без успеха старался развить естественные ресурсы страны и расширить ее коммерческие сношения. Сардинский парламент обязан ему тем духом дисциплины и последовательности, без которого осуществление обширных замыслов было бы невозможно. Благодаря его усилиям состоялось соглашение (connubio) правого центра, душой которого он был, и левого центра, которым руководил Ратацци, и сформировалось большинство, способное понимать своего вождя с полуслова, готовое с самоотречением работать для будущего и требовать от страны всех жертв, необходимых для осуществления широких планов, рассчитанных на долгое время. Временно устраненный от министерской должности (16 мая 1852 г.), Кавур вскоре вернулся в качестве председателя совета. С этого момента он является как бы живым воплощением судеб Италии.

Отличаясь внешним добродушием, веселым и простым нравом, уже давно доставившим ему значительную популярность, Кавур был несравненным дипломатом, умевшим с одинаковым искусством форсировать события или выжидать и подготовлять их, наступать или уступать — одинаково кстати. Присутствие духа никогда его не покидало; никто не умел с такой быстротой извлекать выгоду из встречавшихся на пути препятствий и заставлять их служить своим целям. Дерзкий и в то же время уклончивый и осторожный, в случае нужды не слишком совестливый, преданный душой и телом партии объединения, Кавур, естественно, не отличался особенной щепетильностью в выборе средств. Но следует признать, что для начала он каждый раз прибегал только к честным и законным приемам.

Сделать Пьемонт не только хорошо управляемой страной, но также богатым и хорошо вооруженным государством, способным внушить доверие своим покровителям, — такова была первоначально его главная забота. Поэтому он старался усиленно развивать сельское хозяйство, промышленность и торговлю и, не останавливаясь перед соображениями мнимой экономии, с большими издержками покрыл страну сетью железных дорог, после чего государственные доходы вскоре возросли вдвое. Вместе с тем он приводил пьемонтские крепости в оборонительное положение, наполнял арсеналы и значительно увеличил сардинскую армию, которая под командой Ламарморы вскоре сделалась если не одной из самых многочисленных, то во всяком случае одной из наилучших организованных в Европе.

Любивший свободу не менее власти, Кавур с еще большей твердостью, чем д'Азелио, отстаивал права гражданского общества против католической церкви и пе побоялся запрещением нищенствующих орденов (1865) открыто задеть римскую курию. Это энергичное поведение по отношению к «св. престолу» было с тем большим сочувствием встречено итальянцами, что в это самое время австрийское правительство, казалось, целиком становилось вассалом «св. престола» и собиралось заключить конкордат 1855 года, который представлял собой полную капитуляцию светской власти перед духовной.

С другой стороны, Кавур благоразумно воздерживался от поддержки революционной партии, которая, подстрекаемая лондонскими эмигрантами (Маццини и другими), продолжала по временам прибегать к насильственным средствам вроде восстаний или террористических актов^[145]. Он хотел убедить европейских монархов, и в особенности императора французов, что его политика направлена не к ниспровержению тронов, а, напротив, к их укреплению, ибо она дает ему возможность сдерживать революционное движение и руководить им.

Роль Пьемонта во время Крымской войны. Австрия, которая хорошо понимала, к чему стремится Кавур, начала угрожать ему, но не в состоянии была его запугать. Покровительство, которое ломбардские эмигранты находили в Пьемонте, привело в 1853 году к разрыву дипломатических сношений между венским и туринским дворами. Но Кавура этот инцидент смущал тем менее, что в это самое время он замыслил обеспечить Пьемонту покровительство двух величайших держав на случай конфликта с Австрией. Франция и Англия готовились тогда начать большую войну с Россией для защиты Турции. Если австрийский император примкнет к ним (несмотря на важную услугу, оказанную ему царем Николаем в 1849 году), то Виктор-Эммануил, по мысли Кавура, должен будет последовать его примеру, в надежде, что Франц-Иосиф, завладев обширными и богатыми территориями на востоке, согласится уступить сардинскому королю Ломбардо-Венецианскую область; если же австрийский император не пожелает ввязываться в войну, то предложение услуг со стороны Пьемонта будет еще приятнее западным державам и впоследствии будет вознаграждено с тем большей щедростью, чем меньше оснований будет у этих держав быть довольными Австрией.

Известно, что Франция и Англия, открывшие (в апреле 1854 г.) военные действия против России, не были поддержаны венским двором, двуличная и коварная политика которого принудила союзные армии оставить Дунайские княжества и перейти в Крым, где они в продолжение целого года истощали свои силы осадой Севастополя^[146]. После долгих и бесплодных переговоров союзники, видя, что Австрия их дурачит, решили воспользоваться предложением Сардинии.

В ноябре 1854 года поверенный Наполеона III, Персиньи, отправился в Турин, где без труда договорился с Кавуром, который только и ждал случая вступить в союз с западными державами. Министр Виктора-Эммануила понимал, что, оказывая этим державам помощь в Крыму, Сардиния (Пьемонт) получает таким образом право на участие в конгрессе, который будет созван по окончании войны, что на этом конгрессе ей представится повод поставить перед всей Европой итальянский вопрос и что Англия и Франция окажут ей поддержку, а Россия, счастливая возможностью наказать Австрию за неблагодарность, возражать не станет. Что касается Пруссии, то не подлежало никакому сомнению, что от нее Австрии нечего ждать какой-либо помощи.

Как бы то ни было, союз был заключен 26 января 1855 года. Имея в виду впоследствии потребовать возможно более высокую плату за свои услуги, Сардиния пожелала вступить в коалицию не в качестве простого наемника союзных держав (как предполагала Англия), а как контрагент, равноправный с другими договаривающимися сторонами, за свой страх и риск. В виду этого она предложила выставить вспомогательный корпус численностью в 15 000 человек, который должен был остаться под командой пьемонтского генерала, и согласилась принять предоставленную ей Англией субсидию для содержания этой маленькой армии не иначе, как в качестве займа. Можно сказать, что из этого договора родилось объединение Италии.

Пьемонтский парламент понял все патриотическое значение этого союза и присоединился к смелой политике Кавура без особого сопротивления. Вскоре после того (в апреле 1855 г.) войска под начальством генерала Ламарморы отправились на восток. Они сражались там очень хорошо, особенно в битве при Черной речке (16 августа), и содействовали удачному окончанию войны.

Поэтому, когда Австрия, опасаясь, чтобы Наполеон III назло ей не возбудил революционного движения в Италии, побудила наконец своими угрозами Россию положить оружие, то она уже не могла воспрепятствовать появлению Пьемонта на Парижском конгрессе. В июле 1855 года Наполеон III объявил о своем намерении привлечь Сардинию (Пьемонт) к участию как в опасностях, так и в выгодах войны: «Опасности, почести, выгоды, — сказал он, — все должно быть разделено поровну». Вскоре после этого Виктор-Эммануил и Кавур были приняты как в Париже, так и в Лондоне с подчеркнутой благосклонностью, и «коронованный карбонарий» попросил их изложить, что он может сделать для Италии (ноябрь— декабрь 1855 г.).

Кавур на Парижском конгрессе. На конгрессе, открывшемся в феврале 1856 года, Сардиния заняла место, совершенно не соответствовавшее ее действительному значению. Целый ряд затруднений был улажен благодаря посредничеству Кавура, что значительно увеличило его собственный престиж, а следовательно и престиж его страны. Под конец все державы, за исключением Австрии, начали оказывать ему знаки внимания^[147]. Ни для кого не было тайной, что стремления Пьемонта встречают поддержку со стороны Наполеона III. Поэтому никто не удивился, когда после подписания Парижского трактата председатель конгресса Валевский, министр французского императора, основываясь на врученной ему 27 марта Кавуром ноте о печальном положении Италии, счел нужным обратить внимание высокого собрания на ненормальное и прискорбное положение Церковной области. По его словам, для папы наступила пора отказаться от присутствия в его владениях австрийских и французских войск, а для этого он должен упрочить свою власть с помощью хороших учреждений. Переходя затем к обзору положения в остальных государствах полуострова, Валевский заявил, что в некоторых из них, особенно же в королевстве Обеих Сицилии, крайности абсолютистской реакции и господствующий там неслыханный произвол с роковой неизбежностью подготовляют новые революционные вспышки. Итак, представленные на конгрессе державы должны обратиться с предостережением к тем монархам, которые, как, например, неаполитанский король, злоупотребляют репрессиями по отношению к людям «заблудшим, но не развращенным».

Эти предложения, поддержанные Кавуром, вызвали, как и следовало ожидать, резкий протест Австрии, так что конгресс не решился вынести по этому вопросу никакого постановления. Но Валевский, подводя итог прениям, мог констатировать, что австрийские делегаты не возражали против необходимости вывести иностранные войска из папских владений, если только эта операция не будет угрожать никакой опасностью «св. престолу», и что большинство уполномоченных признало важное значение гуманных мероприятий, которые следовало бы провести правительствам Апеннинского полуострова и, в особенности, королевству Обеих Сицилии (8 апреля 1856 г.).

Вскоре после этого, когда конгресс приходил уже к концу (16 апреля), Кавур обратился к парижскому кабинету с весьма энергичной нотой, в которой определенно ставил на очередь итальянский вопрос и доказывал, что Европа без риска для собственного спокойствия не может дольше его игнорировать. Положение дел на полуострове, говорил он, серьезнее, чем когда-либо, вследствие разгула политической реакции и присутствия иностранных войск. Главная ответственность за все беды падает на Австрию. Поскольку эта держава всячески мешает лечению болезни, в близком будущем несомненно предстоит новая вспышка революционного брожения к югу от Альп. Венский двор нарушил равновесие, установленное в Италии трактатами 1815 года; он угрожает Пьемонту, побуждает его предпринимать разорительные вооружения и в любой момент способен принудить его к «крайним мерам». Пьемонт оказался единственным государством в Италии, которое сумело сдержать революционное движение и вместе с тем сохранить национальную независимость. Если бы он пал, всемогущество Австрии на Апеннинском полуострове не встречало бы больше никаких препятствий.

Нота Кавура приглашала западные державы, заинтересованные в том, чтобы предотвратить подобный исход, принять надлежащие меры. Кавур отлично знал, что они это сделают. Поэтому туринский парламент понял его с полуслова, когда он (6 мая 1856 г.) отдавал отчет в своих действиях, утверждая при этом, что если в данный момент Виктор-Эммануил и не добился своим участием в Крымской войне никаких осязательных выгод, то все же Пьемонт расточал свое золото и проливал свою кровь не напрасно.

Наполеон III и политика национальностей. «Успокойтесь, — говорил Наполеон III Кавуру на прощанье, — я предчувствую, что нынешний мир долго не продлится». И действительно, этот романтический и отважный теоретик, у которого политика национальностей стала настоящей мономанией, мечтал о полном уничтожении трактатов 1815 года и о переделке политической карты Европы.

Наиболее неотложной задачей представлялось Наполеону III восстановление национального единства Италии, к которой он чувствовал непобедимую симпатию. Когда-то он сам участвовал в заговорах во имя ее свободы. В глубине души он еще разделял мнения старых карбонариев 1831 года. Его родственники, почти сплошь итальянцы — Канино, Пеполи, Чиприани и другие, — наперебой умоляли его придти на помощь их несчастному отечеству. В том же духе действовали на него и альковные влияния. Наконец, его двоюродный брат, принц Наполеон, как по мотивам личного честолюбия^[148], так и по революционному инстинкту побуждал его выступить в защиту Италии. При этом император прекрасно понимал, что со времени римской экспедиции все его прежние итальянские друзья смотрят на него как на отступника, достойного, по мнению некоторых, даже смерти. Если он не поспешит загладить хотя бы отчасти причиненное им зло, то долго ли ему удастся ускользать от кинжала фанатика?^[149]

С другой стороны, Наполеон III не мог не понимать, что, подав сигнал к революции в Италии, он неминуемо должен напугать и разгневать папу, которому он вернул светскую власть силой оружия и которому обещал свою защиту. Он рисковал, таким образом, потерять поддержку духовенства, столь необходимую ему для господства над Францией, и обратить против себя всеобщее избирательное право, служившее основой Второй империи. Так именно думали заодно с императрицей некоторые министры, значительная часть Законодательного корпуса и огромное большинство Сената.

Но коронованный мечтатель придумал, как ему казалось, надежный способ примирить свои личные симпатии со своими выгодами. По его мысли, освобожденная Италия должна была составить не единое государство, а конфедерацию, руководимую Пьемонтом, независимую от Австрии и привязанную к Франции чувством благодарности и политическими соображениями. Папа, вынужденный потерять только Романью, сохранил бы престол и не нуждался бы больше во французской охране. Но думать, что итальянские монархи с одной стороны и итальянский народ с другой согласятся на подобную комбинацию; что государи, находящиеся под австрийским влиянием, позволят «медиатизировать» себя в пользу Пьемонта, или, скорее, в пользу Франции; думать, что нация, призванная устроить свою судьбу, пожелает остановиться на полдороге; что вопрос не осложнится вмешательством заинтересованных держав; думать, что, вызвав бурю, можно будет по своему желанию поставить ей пределы, — это было непростительной наивностью, за которую Наполеону III и его стране пришлось впоследствии жестоко поплатиться.

Первые предвестия итальянской революции. Вскоре после Парижского конгресса над Италией сгустились тучи. Неаполитанский король, образом действий которого во время Крымской войны Англия и Франция не могли быть особенно довольны, получил от этих двух держав суровые представления по поводу его правительственной системы и предложение изменить ее. Уверенный в поддержке со стороны Австрии, он ответил, что это вмешательство в его дела ничем не оправдывается, что он совершенно не будет считаться с ним и даже усилит репрессии против своих недовольных подданных. Поэтому, после обмена резкими депешами между Неаполем, Парижем и Лондоном, оба правительства — французское и английское — отозвали своих посланников, аккредитованных при неаполитанском дворе (октябрь 1856 г.).

С другой стороны, Наполеон III не мог добиться от папы согласия ни на одну из реформ, лояльное осуществление которых позволило бы, по его мнению, вывести войска из папских владений. Поддерживаемый в своем сопротивлении кардиналом Антонелли, ободряемый сверх того несомненным усилением своего авторитета во всем христианском мире^[150], Пий IX ничуть не лучше неаполитанского короля отнесся к советам, которые тюрильрийский кабинет позволял себе ему давать и которые отнюдь не одобрялись австрийским правительством. Последнему, само собой разумеется, вовсе не хотелось выводить свои войска из легатств. Но столь же понятно, что это нежелание только усиливало ту глухую вражду, которую питал к Австрии император французов.

Венский двор ни в коем случае не хотел отказаться от своего преобладающего влияния в Италии. Поэтому, он с величайшей подозрительностью следил за всеми шагами Сардинского королевства, которое, чувствуй за собой поддержку Франции, оставалось единственным государством на полуострове, сопротивлявшимся австрийскому влиянию. Когда Кавур в заседании парламента заявил, что скоро наступит день священной войны (май 1856 г.), австрийское правительство протестовало и объявило отважного министра зачинщиком революции. Но Кавур, ничуть не смущаясь этим обстоятельством, продолжал свою пропаганду. В 1856 году Манин^[151], Паллавичино и Лафарина учредили под его покровительством Национальное общество, которое стремилось объединить в своих рядах все живые силы нации для предстоящей борьбы. В это время Кавур основал большой морской арсенал в Специи, ускорил постройку Мон-Сениской железной дороги, укрепил Александрию, а для вооружения этой крепости пушками велел открыть публичную подписку, успех которой в Милане и Венеции не предвещал ничего хорошего для австрийского правительства.

Немудрено, что венский кабинет был крайне враждебно настроен по отношению к туринскому. Он резко упрекал Кавура за то, что тот позволяет пьемонтским газетам нападать на императора Франца-Иосифа и его министров. Министр Виктора-Эммануила холодно ответил, что Основной статут не дает пьемонтскому правительству никакого права затыкать рот печати. Вскоре дипломатические сношения между обоими дворами были прерваны (март 1857 г.), и война становилась неизбежной.

Если она не вспыхнула в тот момент, то лишь потому, что Наполеон III не успел к ней подготовиться и, кроме того, некоторые осложнения (невшательский вопрос и вопрос о Дунайских княжествах), возникшие после Парижского конгресса, несколько отвлекли его внимание от итальянских дел. Впрочем, пьемонтское правительство прекрасно использовало эту невольную отсрочку.

Положение дел на полуострове становилось все более серьезным. Раздражение против Австрии и итальянских деспотических правительств охватило всю Италию. Революционная партия, побежденная в 1849 году и потерявшая тогда своих вождей, изгнанных из отечества, снова стала проявлять повсеместно признаки жизни; Кавур закрывал глаза на ее деятельность в Пьемонте. Его тактика заключалась в следующем: он старался напугать и увлечь Наполеона III тем соображением, что если он не поспешит подать сигнал к войне, то его опередят народные агитаторы, действующие на полуострове, что он сам, Кавур, и король Сардинии (Пьемонта) будут сметены демагогией и что республиканское движение, разразившись в Италии, не замедлит, без сомнения, перекинуться во Францию.

Возвратившийся несколько лет тому назад из Америки Гарибальди^[152] открыто сделался одним из вождей Национального общества, в которое он старался внести самую воинственную струю. Вечный заговорщик Маццини находился в Генуе, где почти не находил нужным прятаться. В этом городе в июне 1857 года по его инициативе сделана была попытка к восстанию. По его наущению из генуэзского порта предпринято было несколько экспедиций, и революционные десанты высаживались в Ливорно, Террачине и на неаполитанском побережье. Правда, все эти попытки кончились неудачей, но они возбудили новое брожение по всей Италии. Кавур пользовался ими, чтобы поддерживать это брожение. Когда сардинское судно, на котором друзья Маццини отправились в королевство Обеих Сицилии, было захвачено неаполитанскими властями, Кавур имел смелость потребовать его возвращения, а после отказа Франческо II занял по отношению к этому государю такое угрожающее положение, словно хотел вызвать военный конфликт (конец 1857 года).

Заговор в Пломбьере. В таком положении находились итальянские дела, когда покушение Орсини (14 января 1858 г.), которому предшествовал целый ряд других заговоров против Наполеона III^[153] со стороны итальянских революционных кругов, побудило этого государя не откладывать более окончательного решения вопроса. В главе V настоящего тома говорится, какое впечатление произвело это событие на Наполеона III; письмо, в котором Орсини перед смертью умолял вернуть Италии свободу, получило благодаря императору самую широкую огласку^[154], а Кавур через тайных агентов императора получил приглашение явиться к нему для совещания о дальнейших судьбах Италии.

Тайное соглашение, которое должно было привести к большой войне 1859 года, состоялось между министром Виктора-Эммануила и французским императором в Пломбьере (20–21 июля 1858 г.). Наполеон III и Кавур решили, что Франция и Пьемонт изгонят австрийцев из Италии совместными силами; война должна была начаться весной следующего года. Пьемонт должен был получить Ломбардию, Венецию и, быть может, герцогства Пармское и Моденское, а также и Романью, и таким образом составить государство, насчитывающее от 10 до 12 миллионов чел. Франция должна была получить Ниццу и Савойю; к Тоскане, возможно, будут присоединены некоторые провинции Папской (Церковной) области; Италия, составленная таким образом из четырех держав, образует союзное государство под фактической гегемонией сардинского (пьемонтского) короля и под номинальным главенством папы как римского государя. Принц Наполеон (которому император думал отдать тосканский престол) должен был сочетаться браком со старшей дочерью Виктора-Эммануила. Наконец, сигнал к войне должна была подать только Франция.

Кавур не возражал против этой странной комбинации. При этом он прекрасно понимал, что раз начнется революция, Наполеон III не сможет ее обуздать. Кроме того, он знал, какими средствами можно возбудить революционное движение, расширить его и придать ему неотразимую силу — тем более, что в руках его находилось такое могучее оружие, как Национальное общество. Таким образом, министр Виктора-Эммануила ясно видел, куда он идет. Но каким образом его царственный соумышленник не заметил этого и позволил увлечь себя в это дело?

Прелюдии к большой войне. Из Пломбьера Кавур отправился в Германию. Там он мог убедиться, что Пруссия ни в коем случае не имеет охоты ввязываться из-за Австрии в войну, и полный надежд возвратился в Турин, где с декабря 1868 года начал открыто готовиться к войне и продолжал тайные переговоры с Францией. Что касается Наполеона III, то потворство газетам, требовавшим войны с Австрией и освобождения Италии, скоро заставило публику заподозрить его истинные намерения. А вскоре он и сам взял на себя труд раскрыть их перед всем светом.

1 января 1859 года на новогоднем приеме дипломатического корпуса в Тюильрийском дворце император обратился к австрийскому посланнику со следующими словами: «Сожалею, что наши отношения с вашим правительством стали менее дружественными, чем прежде…» Эти слова возбудили в Вене крайнее волнение. Несколько австрийских армейских корпусов было отправлено в Ломбардо-Венецианское королевство, а через несколько дней Виктор-Эммануил говорил пьемонтским законодательным палатам о тучах, заволакивающих небосклон, о патриотическом долге Сардинии и о том, что он не может оставаться равнодушным к доносящимся со всех сторон скорбным воплям угнетенной Италии.

30 января в Турине состоялось бракосочетание принца Наполеона с принцессой Клотильдой. Около того же времени под заглавием Наполеон III и Италия вышла брошюра, инспирированная императором французов и представлявшая собой не что иное, как пересказ тайного соглашения в Пломбьере. Наконец неизбежность войны стала ясна для всех, когда по требованию Кавура сардинский парламент утвердил заем в 50 миллионов флоринов на оборону Пьемонта (9 февраля). Войска поспешно стягивались в Италию, и скоро на берегах Тичино сосредоточилось около 200 000 австрийцев.

Англия старалась помешать открытию военных действий. Держава эта опасалась, что война приведет к чрезмерному усилению Франции. Но английское предложение посредничества разбилось о сопротивление Наполеона III и русского императора (которому в то время было весьма желательно унижение Австрии). Французский и русский государи в середине марта предложили отдать итальянский вопрос на рассмотрение специального конгресса, что в сущности было равносильно желанию сделать его неразрешимым. И действительно, венский двор, уверенный в победе^[155], потребовал, чтобы Сардиния (Пьемонт) была исключена из этого конгресса (в то время как остальные итальянские государства туда допускались) и чтобы она одна безотлагательно приступила к разоружению.

Туринское правительство всячески старалось довести Австрию до такого раздражения, при. котором голос рассудка умолкает и люди очертя голову бросаются в расставленные для них западни. Кавур обратился к итальянским патриотам с громовым воззванием, подстрекал пьемонтскую прессу к самым резким выходкам и официально поручил Гарибальди сформировать корпус волонтеров. Словом, в начале апреля венский двор твердо решил перейти в наступление, и все усилия Англии могли отсрочить осуществление этого решения лишь на несколько дней. Кавур, убедившись, что Австрия готова совершить эту непоправимую ошибку, счел возможным без всякого риска занять примирительную позицию: 21 апреля он заявил, что принимает выставленный лондонским кабинетом принцип всеобщего разоружения^[156].

В это время ему было уже известно, что австрийское правительство решило послать Сардинии (Пьемонту) ультиматум с требованием безотлагательно приступить — одному только Пьемонту — к разоружению, под угрозой немедленного открытия военных действий. Действительно, это требование было передано сардинскому правительству 23 апреля, с предоставлением лишь трехдневного срока, по истечении которого сардинское правительство ответило решительным отказом. Теперь война стала неизбежной. Французское правительство поспешило заявить, что оно не покинет союзника на произвол судьбы. Сделанная Англией последняя попытка посредничества не увенчалась успехом, и 29 апреля 1859 года австрийские войска под командой Дьюлая перешли Тичино. Но в этот самый день первые колонны французской армии уже переходили через Альпы. Со всех точек зрения Австрия плохо, начала игру, которую роковым образом должна была проиграть.

II. Образование Итальянского королевства

Наполеон III в Милане. В продолжение двух недель Дьюлай медлил и не решался идти дальше Новары. А когда он захотел наконец двинуться вперед, оказалось, что четыре французских корпуса, численностью в 100 000 человек, и 50 000 солдат Виктора-Эммануила прикрывают столицу Пьемонта. Пятый французский корпус, под начальством принца Наполеона, направлялся в Тоскану^[157], откуда он должен был броситься на берега По. Наконец император в прокламации 3 мая гордо заявил о своем намерении освободить Италию до берегов Адриатического моря, а затем выехал из Парижа, чтобы стать во главе своей армии (10 мая).

Лишь только он прибыл в Италию, союзники перешли в наступление. На севере Гарибальди со своими альпийскими стрелками обошел австрийцев с правого фланга, овладел Варезе и в несколько недель победоносно дошел до самого озера Комо. Но не с этой стороны нанесены были решительные удары. Когда французская армия сделала вид, будто она намерена сосредоточиться к югу от По и угрожать Пиаченце, Дьюлай с главными силами двинулся к этой крепости и столкнулся с неприятелем у Монтебелло, где австрийцы потерпели первое поражение (20 мая). Этим неудачным маневром Дьюлай обнажил путь на Милан. Франко-сардинская армия, быстро повернув влево, устремилась к реке Сезии, которую перешла у Палестро (31 мая), а через два дня французам удалось переправиться через Тичино. у Турбиго и Буффалоры.

Австрийский главнокомандующий, тоже отведший свои войска на север, пытался остановить союзников при Мадженте, где в продолжение нескольких часов (4 июня) успешно боролся с Наполеоном III, который, будучи почти отрезан со своей гвардией, одно время подвергался величайшей опасности. Но своевременное прибытие на поле битвы генерала Мак-Магона, атаковавшего в конце дня правое крыло противника, превратило поражение императора в блестящую победу.

Через четыре дня, в то время как Варагэ д'Йллье добивал при Меленьяно остатки разбитой австрийской армии и отбрасывал их за Минчио, Наполеон III и Виктор-Эммануил совершили свой въезд в Милан, и французский император, опьяненный успехом, имел неосторожность обратиться к итальянскому народу с воззванием, на которое тот с величайшей охотой готов был откликнуться, «Объединяйтесь, — говорил Наполеон III жителям полуострова, — с единой целью освобождения вашего отечества. Организуйтесь по-военному, спешите под знамена короля Виктора-Эммануила… и, воспламененные священным огнем патриотизма, будьте сегодня прежде всего солдатами; завтра вы сделаетесь свободными гражданами- великой страны».

Восстание Центральной Италии. В это время Наполеону III удалось низвергнуть в Англии министерство Дерби (11 июня 1859 г.), которое уступило место министерству Пальмерстона, относившегося с гораздо большей симпатией к делу итальянского освобождения. Французский император вошел в сношения с Кошутом с целью вызвать восстание в Венгрии; одним словом, ему, по видимому, везло во всех отношениях. Но скоро император заметил, что одерживаемые им победы больше, чем потрясения, могут причинить ему вреда. Вызвав в Италии революционное движение в своих интересах, он теперь с изумлением видел, что оно охватывает центральную часть полуострова и перестает ему повиноваться. Ему пришлось убедиться, что он не в силах сдержать размах этого движения и что Кавур, подобно всем итальянским патриотам, стремится вовсе не к созданию итальянской федерации, а к образованию объединенного Итальянского государства.

В конце апреля восстала Тоскана и изгнала великого герцога Леопольда, причем совершенно ясно показала, что отнюдь не желает признать принца Наполеона своим государем. В Парме и Модене народ тоже принудил своих государей спасаться бегством (май — июнь 1859 г.). Легатства, очищенные австрийцами после поражений при Мадженте и Меленьяно, заволновались и в несколько дней стряхнули с себя иго папского господства. Папа и молодой неаполитанский король Франческо II, 22 мая наследовавший своему отцу Фердинанду II, вынуждены были сидеть смирно ввиду присутствия в Риме французского гарнизона.

Наполеон III не имел права мешать этим восстаниям, которые прежде всего влекли за собой усиление франко-пьемонтской армии, но вместе с тем он не мог скрывать от себя, что результатом их будет присоединение восставших областей к Сардинии. В Парме, Модене, Болонье власть уже находилась в руках агентов Кавура^[158]. Император французов был смущен и почти совершенно растерялся. От императрицы и от своего министра Валевского он получал самые тревожные донесения о внутреннем состоянии империи, где богатые классы и сельское население под влиянием духовенства начали выказывать крайнее недовольство политикой, столь противной интересам «святого престола», и о настроении Европы, где, по их словам, могли возникнуть чрезвычайные осложнения, ибо позиция Германии по отношению к Франции становилась откровенно угрожающей.

Сольферино и Виллафранка. Тем временем австрийская армия получила подкрепление, и во главе ее стал сам Франц-Иосиф^[159]; австрийцы двинулись к Минчио и расположились на высотах, тянущихся от Кастильоне до Сан-Мартино. Здесь-то союзники почти неожиданно и столкнулись с ними. 24 июня завязалось сражение при Сольферино, в котором приняли участие, в общем, 350 000 человек, растянувшихся по фронту в пять миль. После пятнадцатичасового сопротивления австрийские силы, прорванные в центре и на левом фланге французами, а на правом фланге пьемонтцами, были снова разбиты и отступили с огромными потерями.

Союзники одержали, без сомнения, славную победу. Но Наполеон III воспользовался ею лишь для того, чтобы возможно скорее предложить Францу-Иосифу мирные условия, своей умеренностью изумившие Европу. Потрясенный ужасным кровопролитием^[160], смущенный перспективой дальнейшей борьбы за линию Минчио и за обладание грозным «четырехугольником» крепостей^[161], где Австрия могла еще долго сопротивляться его усилиям, встревоженный недовольством царя, который не желал венгерской революции, и в особенности поведением Германского союза, который начал уже мобилизовать свои войска, испуганный раздражением ультрамонтанской партии во Франции, — Наполеон III не поколебался взять на себя инициативу переговоров с австрийским императором.

8 июля было заключено перемирие, а через три дня, во время личного свидания обоих императоров в Виллафранке, определены были предварительные условия мирного договора: Ломбардия отдавалась Франции, которая в свою очередь переуступала ее Сардинии; Австрия сохраняла Венецию; эта провинция должна была войти в итальянскую конфедерацию, которую предполагалось поставить под почетное главенство папы; великий герцог Тосканский и герцог Моденский должны возвратиться в сбои государства; папе предложено ввести в своих владениях необходимые реформы; и, наконец, лицам, скомпрометированным во время недавних событий, обеими сторонами даровалась общая амнистия. Бессилие Наполеона III перед итальянской революцией. Соглашение в Виллафранке явилось црлной неожиданностью для Европы, в особенности — для итальянской нации. По общему мнению, Австрия очень немного теряла от войны, а влияние ее на Апеннинском полуострове осталось по прежнему угрожающим, так как она сохраняла в своих руках венецианский четырехугольник и вступала в итальянскую конфедерацию, где к ее услугам были ее старые вассалы — мелкие государи. Она по прежнему могла поддерживать великого герцога Тосканского и герцога Моденского и оказывать им материальную помощь.

Итальянский народ считал Наполеона III изменником, и со всех сторон раздавались требования о присоединении к Пьемонту. Получив известие о мирном договоре, Кавур обнаружил величайший гнев; 13 июля он подал в отставку и был замещен Ратацци. Но в действительности он сохранял полнейшее хладнокровие. В качестве частного лица он снова получил полную свободу действий и широко ею воспользовался. Под его влиянием еще до конца июля во Флоренции, Модене и Болонье учреждены были временные правительства, формально независимые, но в действительности подчинявшиеся туринскому двору. Ободряемые английским правительством, которое теперь относилось к итальянскому делу с большей симпатией, чем Наполеон III^[162], они поспешили организовать плебисцит (16–20 августа), высказавшийся в пользу присоединения к Сардинскому королевству.

Наполеон III, друг итальянцев и принципиальный сторонник всеобщего избирательного права, не решаясь ни одобрить действия революционеров полуострова, ни открыто ополчиться против них, умолял Пия IX вступить в конфедерацию, провести реформы и предоставить автономию легатствам. В то же время он послал в Тоскану и Эмилию дипломатических агентов с целью убедить временные правительства добровольно подчиниться условиям Виллафранкского договора. В этом духе он печатал статьи в Монитере и писал Виктору-Эммануилу (20 октября).

Но все старания Наполеона III были напрасны. Римская курия отказывалась произвести какие бы то ни было реформы до тех пор, пока население Романьи не изъявит полной покорности. Жители восставших областей отвечали, что у них не спрашивали совета при заключении Виллафранкского договора, а, следовательно, постановления этого договора для них необязательны. Сардинский (пьемонтский) король со своей стороны указывал, что если он вздумает противиться желаниям патриотов, то сам будет низвергнут революцией, что Гарибальди и его товарищи провозгласят в Италии республику и подобный пример может оказаться заразительным^[163]. Если он и не разрешил своему родственнику, принцу Кариньянскому, отправиться в Модену, куда его приглашала для занятия должности регента Центральная итальянская лига, то вместо него он позволил поехать туда Буонкомпаньи, который, как всем было прекрасно известно, являлся пьемонтским агентом.

Одним словом, присоединение Центральной Италии к Пьемонту было фактически достигнуто. А тем временем уполномоченные Франции, Сардинии и Австрии, собравшиеся в Цюрихе, с философским спокойствием заключали три договора, имевшие целью обеспечить исполнение виллафранкских предварительных условий (10 ноября). Правда, эти новые конвенции формально не постановляли, как это было сделано в предварительном договоре, что лишенным престола итальянским государям, будут возвращены их прежние владения, но они определенно оговаривали их права. Окончательное решение по этому вопросу должен был вынести специальный конгресс, предложенный императором французов. Но будет ли когда-нибудь созван такой конгресс — это подлежало большому сомнению, ибо Англия хотела, чтобы итальянцам предоставлена была полная свобода решать вопрос о возвращении государей; итальянцы и слышать не хотели об этих государях, Австрия же ставила свое участие на конгрессе в зависимость от предварительного восстановления этих государей в правах.

Наполеон III, Кавур и Туринский договор. Сам Наполеон III сделал невозможным созыв этого конгресса, совершив неожиданно новый поворот, чтобы выйти из смешного положения, в котором он очутился. Убедившись в неизбежности присоединения итальянских областей к Пьемонту, он решил приспособиться к обстоятельствам и попробовать на худой конец извлечь из них какую-нибудь пользу. Для начала (в декабре 1859 г.) Наполеон III приказал распространить анонимную брошюру (Папа и конгресс), в которой папе предлагалось отказаться от большей части своих владений; затем он обратился к Пию IX с письмом, советуя уступить хотя бы Романью (31 декабря). Папа ответил резкой энцикликой, в которой противники его светской власти объявлялись подлежащими такой же анафеме, как и враги его духовного авторитета (8 января 1860 г.).

Но Наполеон III, мало смущаясь этим, вошел в соглашение с английским правительством, причем обе договаривавшиеся стороны признали принцип невмешательства в итальянские дела и законность присоединения итальянских государств к Пьемонту, если этого потребуют законно избранные представительные собрания. С другой стороны, Наполеон III подготовлял возвращение к власти Кавура и присоединение к Франции Савойи и Ниццы, которых не решался потребовать в 1859 году и которые теперь должны были явиться платой за новые уступки сардинской политике. 20 января 1860 года Кавур, «участник Пломбьерского свидания», снова сделался председателем совета министров; 27 января он объявил о своем намерении созвать парламент, в котором области Центральной Италии будут представлены наравне со старыми пьемонтскими провинциями, а 3 февраля император публично высказал мысль, что если Центральная Италия будет присоединена к Пьемонту, то и Франция имеет право на округление своих границ со стороны Альп.

Сначала эта декларация произвела в Англии довольно невыгодное впечатление, но скоро англичане успокоились при мысли, что требовательность Франции по отношению к Италии несомненно поведет к охлаждению между обеими странами. Исходя из тех же соображений, Австрия также решила не препятствовать присоединению к Франции Савойи и Ниццы. Таким образом, для осуществления своего плана Наполеону III приходилось только принять некоторые предосторожности, обусловливаемые тем щекотливым положением, в котором оказывался Кавур перед итальянской нацией вообще и пьемонтским народом в частности, соглашаясь на уступку обеих провинций.

Чтобы не лишиться своей популярности, Кавур постарался принять вид человека, действующего по принуждению. Наполеон III согласился исполнить его желание и для соблюдения формы предложил сардинскому королю отказаться от Тосканы и удовольствоваться званием наместника папы в церковных владениях. В ответ на это предложение туринский кабинет сослался на принцип народного суверенитета и на плебисцит: население Тосканы, Эмилии и легатств, только что призванное высказать свое мнение, почти единогласно вотировало (13–16 марта) присоединение названных областей к Сардинскому королевству (Пьемонту).

Виктор-Эммануил выразил (18–20 марта) свое согласие с этим решением, а 2 апреля был созван новый парламент. Теперь создавалось такое впечатление, что Кавур волей-неволей вынужден пожертвовать Савойей и Ниццей. Но поскольку он продолжал разыгрывать роль человека, никак по могущего притти к определенному решению, Наполеон III послал к нему специального агента, Венедетти, которому поручено было говорить решительным языком. Виктор-Эммануил и Кавур, прикинувшись, будто уступают своего рода ультиматуму, заключили наконец в Турине (24 марта 1860 г.) договор, по которому названные две провинции отдавались Франции с тем условием, что население их будет опрошено. Плебисцит состоялся 15 и 22 апреля; Савойя и Ницца высказались за присоединение к Франции.

Новая армия папы. Ламорисьер. «Вот вы и сделались нашими соумышленниками», — весело сказал хитрый министр французскому уполномоченному при подписании трактата 24 марта. Это необычайно верное замечание было оправдано дальнейшим ходом событий. После всего совершившегося за последнее время в Италии все прекрасно понимали, что римское и неаполитанское правительства не могут быть уверены в завтрашнем дне. Наполеону III очень хотелось спасти их от гибели, но он желал также, чтобы они, со своей стороны, сделали все нужное для своего спасения, тогда как эти правительства, совершенно потеряв голову, казалось, сами стремились в бездну.

Папа отлучил от церкви Виктора-Эммануила и его министров (26 марта) — мера, которая несколько задела и Наполеона III. Пий IX старался возбудить против императора французских епископов; чтобы не нуждаться в императорских войсках (которые император и сам рад был бы отозвать), папа с большим шумом организовал хвастливую и недисциплинированную армию, которая пополнялась французскими легитимистами и публично манифестировала в честь Генриха V. Начальство над этой армией он поручил декабрьскому изгнаннику, заклятому врагу императора, генералу Ламорисьеру. Папа высокомерно отклонил предложенную ему французским правительством субсидию и гарантию территориальной неприкосновенности, равно как и новую просьбу произвести необходимые реформы (апрель 1860 г.). Раздосадованный император готов был, повидимому, отозвать свои войска, но он опасался, чтобы Кавур не воспользовался удалением французского гарнизона из Рима и, под предлогом каких-нибудь новых «скорбных воплей», не приступил к новым «освобождениям» и территориальным захватам.

Гарибальди в Сицилии. Неаполитанское правительство держалось еще более неблагоразумной и непримиримой политики, чем римская курия. Преемник «короля-бомбы», невежественный и ограниченный юноша король Франческо II, всецело находившийся в руках свирепой и трусливой камарильи, искал спасения исключительно в абсолютизме, — в доносах и терроре. В продолжение целого года он не обращал никакого внимания на внушения Наполеона III, советовавшего ему дать подданным конституцию и вступить в союз с Сардинией. Между тем во всей стране шло величайшее брожение, и очень скоро вспыхнуло восстание в Сицилии (3 апреля 1860 г.). Это движение послужило сигналом к решительной кампании в пользу итальянского единства, предпринятой вскоре после того революционной партией.

В Генуе, куда на призыв Гарибальди со всех сторон стекались волонтеры, последний открыто формировал экспедиционный корпус, чтобы во главе его отправиться на восставший остров. Кавур и Виктор-Эммануил, которые при желании легко могли воспрепятствовать этому намерению, закрывали глаза на действия Гарибальди, оставляя за собой право при неудаче отречься от него, а в случае успеха — воспользоваться плодами победы под предлогом спасения Италии и Европы от анархии. Таким образом, отважный кондотьер в ночь с 5 на 6 мая успел посадить свой небольшой отряд (менее 2000 человек)^[164] на два корабля, услужливо пропущенные пьемонтской эскадрой адмирала Персано, all мая высадился со своими волонтерами в Сицилии. Здесь Гарибальди в несколько дней собрал вокруг себя настоящую армию; население целиком перешло на его сторону; он как бы летел от победы к победе. «В начале июня после отчаянной борьбы Гарибальди овладел Палермо, а в конце того же месяца весь остров, за исключением Мессины и некоторых второстепенных пунктов, находился в его власти.

Революция в Неаполе. По получении известий об этой экспедиции некоторые державы, в том числе Франция, заволновались и начали упрекать Кавура в соучастии с Гарибальди. Министр отрицал справедливость этого обвинения, но тут лее указал, что если Австрия и Франция не воспрещают своим подданным поступать на службу к неаполитанскому королю или к папе, то совершенно естественно, что Сардиния не относится с большей строгостью к тем из своих подданных, которые выступают в защиту угнетенного народа. Когда неаполитанский король, незадолго до того обращавшийся за помощью к Наполеону III, решил по совету последнего предложить союз Сардинии, то Кавур поставил вопрос, имеет ли для Виктора-Эммануила смысл компрометировать свою популярность в Италии лишь для того, чтобы укрепить колеблющийся трон одного из своих злейших врагов.

Во всяком случае он формально не отверг предложения неаполитанского короля, но соглашался вступить с ним в союз лишь при том условии, что Франческо II даст своим подданным конституцию и немедленно введет ее в действие. Неаполитанский король обнародовал эту конституцию 30 июня, но никто не отнесся к ней серьезно. Придворная камарилья советовала юному королю нарушить данное слово и устраивала абсолютистские манифестации, которые вызвали повсюду беспорядки, не сулившие династии ничего хорошего. В конце июля король объявил, что обещанные им выборы в парламент откладываются на неопределенный срок. С его стороны это был в полном смысле слова акт самоубийства; его собственные генералы, советники и даже родственники начали его покидать и изменять ему, а подавляющее большинство подданных с нетерпением обращало свои взоры в сторону Мессинского пролива^[165].

Смелый кондотьер, получив от Виктора-Эммануила официальное требование остановиться, ответил, что, к величайшему своему прискорбию, он вынужден ослушаться (27 июля). После столь категорического отказа король почел за благо более не настаивать. Французское правительство охотно отправило бы к Мессинскому маяку эскадру, но Англия, получив от туринского кабинета заверение, что никаких новых территориальных уступок Франции сделано не будет, не усматривала никаких препятствий для дальнейшего расширения Пьемонта. Она напоминала Наполеону III, что он в свое время признал принцип невмешательства в итальянские дела, и император французов, который в этот момент особенно нуждался в дружественных отношениях с лондонским кабинетом^[166], в конце концов отказался от мысли помешать походу Гарибальди.

Таким образом, Гарибальди со своей тысячей, с которой он, начиная свой поход, отплыл из Марсалы, мог 8 августа 1860 года переправиться через Мессинский пролив. Тюильрийский кабинет удовольствовался рассылкой дипломатической ноты, в которой возлагал на Англию ответственность за. серьезные события, могущие произойти в Италии. Лондонский двор, не желавший ссориться ни с Францией, ни с Австрией, поспешил заявить, что он будет считать незаконным всякое нападение Гарибальди на Рим или на Венецию. Но разве кто-нибудь мог поручиться, что такого нападения не последует?

Гарибальди быстро приближался к Неаполю. Всеми оставленный, Франческо II отступил 6 сентября к Гаэте. На следующий день Гарибальди торжественно, без всякого конвоя, вступил в Неаполь, окруженный ликующей толпой, учредил временное правительство, и объявил о своем намерении идти дальше на север. Он говорил, что хочет с высоты Квиринала провозгласить Виктора-Эммануила королем Италии. В то время, казалось, Гарибальди находился всецело под влиянием демократической партии. Маццини примчался в Неаполь; его друзья сплотились вокруг диктатора, и итальянская революция, начавшаяся во имя монархии, грозила закончиться торжеством республики.

Кавур и его «соумышленник»; сражение при Кастельфидардо и его последствия. Кавур, сильно желавший остановить Гарибальди, из опасения, что он своей безрассудной отвагой способен погубить итальянское дело, отправил к Неаполю, даже до удаления оттуда Франческо II, несколько кораблей и 2–3 тысячи берсальеров^[167], которые высадились на берег по отъезде короля, но не могли и мечтать о том, чтобы преградить дорогу революционной армии и ее вождю. Кавур сумел извлечь величайшую выгоду из осложнения, предупредить которое он был не в силах. В конце августа он отправил к Наполеону III, путешествовавшему тогда по Савойе, своего коллегу министра Фарини и генерала Чиалдини с поручением объяснить императору необходимость остановить Гарибальди, готового двинуться на Рим; они должны были также убедить его, что Франция, не имея возможности повернуть свои пушки против итальянской революции или позволить Австрии произвести контрреволюцию, а с другой стороны, не желая ввязываться в новую войну с этой державой, должна предоставить Сардинии заботу о спасении монархического строя.

Пьемонтская армия должна была двинуться к неаполитанской границе, а для этого ей приходилось пройти через Мархию, охраняемую корпусом Ламорисьера. Возникал вопрос, считать ли это нарушением международного права? Разве папская армия не угрожала открыто бывшим легатствам и Тоскане? Разве население Мархии не призывало Виктора-Эммануила? Наполеон III помнил компрометирующие обязательства, которыми он связал себя перед Кавуром, сохранившим все улики в своих руках, а папой он был решительно недоволен. Поэтому он дал понять, что, будучи принужден на словах выражать неодобрение новой пьемонтской политике, он на деле мешать ей не станет. Fate presto! (Действуйте быстро!) — сказал он посланцам Кавура и, как бы желая уклониться от зрелища готовящихся событий, поспешил уехать в Алжир.

Действовать быстро! Именно таково и было намерение Кавура. 7 сентября он потребовал от папского правительства роспуска армии Ламорисьера, и раньше даже, чем отказ мог быть получен в Турине, генерал Чиалдини перешел границу Умбрии. Через несколько дней папские войска были разбиты при Кастельфидардо (18 сентября), а затем их предводитель, осажденный в Анконе, принужден был сдаться на капитуляцию (29 сентября). Так как французы занимали Рим и небольшую территорию, известную под названием вотчины св. Петра, то пьемонтцы не тронули ни того, пи другого; но они заняли Умбрию, Мархию и к началу октября достигли границы королевства Обеих Сицилии.

Хотя Пьемонт и не находился в состоянии войны с неаполитанским королем, сардинские войска все же перешли эту границу. Действия Гарибальди внушали сардинскому правительству все усиливающееся беспокойство. Диктатор, видимо, намеревался отложить плебисцит в Неаполитанском королевстве о присоединении к Пьемонту впредь до завоевания Рима. Он управлял страной вкривь и вкось, следуя указаниям окружавшей его революционной группы, которая не питала особенной симпатии к Кавуру и даже к сардинскому королю^[168]. А сам Гарибальди требовал удаления великого пьемонтского министра в отставку. Чтобы положить конец этим проискам, Кавур созвал в Турине парламент, который первым делом должен был уполномочить короля присоединить к своим владениям недавно занятые папские провинции и королевство Обеих Сицилии.

Тем временем войска Франческо II перешли в наступление и на берегах Вольтурно нанесли Гарибальди кровавое поражение. Своей нерешительной победой при Капуе (1 октября) он обязан был исключительно помощи прибывших из Неаполя пьемонтских берсальеров. Таким образом, с точки зрения Кавура, движение генерала Чиалдини к Неаполю оправдывалось двойной необходимостью. В циркуляре, обращенном к европейским дворам, сардинский министр указывал, что, покинув свою столицу, Франческо II фактически отрекся от престола, а следовательно, никто ничего у него не отнимает; да притом надо же спасти Италию от грозящей ей анархии. С итальянцами он говорил другим языком: по его словам, Виктор-Эммануил обязан был считаться с голосом народа, который призывал его со всех сторон.

В это время пьемонтский король уже направлялся в Неаполь. 21 октября королевство Обеих Сицилии торжественным плебисцитом признало его своим государем, и то же самое сделала Мархия. А через несколько дней он встретился с Гарибальди, который без особой охоты, но все же лояльно уступил ему свое место. Тем временем Франческо II, вытесненный пьемонтскими войсками со своих позиций на берегу Вольтурно, заперся в единственной оставшейся в его руках крепости — Гаэте — и собирался оказать там решительное сопротивление, пытаясь вместе с тем резкими, но бесплодными протестами заинтересовать Европу Своей судьбой.

Европа и Итальянское королевство. Французское правительство для соблюдения приличий сочло нужным выразить неудовольствие и отозвало из Турина своего посланника; но оно оставило там поверенного в делах, показывая этим, что разрыв не носит серьезного характера. Берлинский кабинет ограничился чисто платоническим протестом по поводу последних действий Кавура и нисколько не обиделся, когда сардинский министр ответил ему: «Я подал пример и уверен, что Пруссия в скором времени с удовольствием ему последует».

Но австрийское правительство сделало вид, будто намерено воспользоваться этим случаем для объявления Пьемонту новой войны, и оно наверно напало бы на Виктора-Эммануила, если бы могло с уверенностью рассчитывать на поддержку России. Но хотя царь и не одобрил лишения неаполитанского короля его владений, он мог обещать Австрии благожелательный нейтралитет лишь в том случае, если Виктор-Эммануил решится первый напасть на Австрию, да и то царь обещал благожелательный нейтралитет только в согласии с императором французов. А так как Наполеон III заявил, что он ни в коем случае не поможет Сардинии (Пьемонту) напасть на Австрию и намерен только гарантировать Пьемонту — при всех обстоятельствах — выгоды, предусмотренные Вилла-франкским договором, то Александр II при личном свидании в Варшаве убедил Франца-Иосифа не начинать войны (22–26 октября), и австрийский император, во владениях которого замечалось общее брожение, не счел нужным настаивать на своих воинственных планах.

Около того же времени (27 октября) английское правительство устами Джона Росселя высказалось в пользу населения итальянских государств, признавших Виктора-Эммануила своим королем, и начало отстаивать тезис, гласящий, что нации имеют право во всякое время смещать свои правительства. Выставляя этот принцип, Россель метил главным образом в Наполеона III, признанного апостола народного суверенитета и всеобщего избирательного права; английский министр хотел доставить себе коварное удовольствие побить его собственным его оружием.

Император французов проявлял еще некоторый интерес по отношению к неаполитанскому королю в угоду папе, который открыто принял сторону Франческо II. Вместе с тем, гарантируя этому государю личную свободу, Наполеон III оставлял за собой возможность несколько смущать спокойствие Виктора-Эммануила. Сардинский флот не мог блокировать Гаэту с моря, так как перед этой крепостью крейсеровала французская эскадра. Но английское правительство во имя принципа невмешательства не замедлило потребовать ее удаления, и Наполеон III, который из-за китайских и сирийских дел вынужден был дорожить благосклонностью Великобритании, поспешил дать ей удовлетворение в этом вопросе (19 января 1861 г.). С этого момента Гаэта обречена была на гибель; 13 февраля она принуждена была сдаться на капитуляцию, и Франческо II уехал в Рим к Пию IX, который счел долгом чести оказать гостеприимство сыну Фердинанда II, доставившего ему самому убежище в Гаэте в 1848 году.

В противоположность неудаче этого государя, на глазах Европы следовали один за другим неслыханные успехи Савойского дома. Всем присоединившимся к Пьемонту областям предложено было избрать депутатов; первый итальянски! парламент собрался в Турине (18 февраля 1861 г.) и провозгласил Виктора-Эммануила королем Италии (7 марта). Политика Кавура принесла свои плоды, и политическое объединение полуострова стало совершившимся фактом. Правда, восстановленному итальянскому отечеству недоставало еще Рима и Венеции, но великий министр был полон веры в будущее. Поэтому он не поколебался 27 марта побудить палату депутатов в принципе объявить Рим столицей Италии.

Пий IX и политика «поп possumus»^[169]. Сторонник свободной церкви в свободном государстве, Кавур не терял надежды убедить папу в необходимости добровольного отказа от последних остатков светской власти. Через посредство аббата Стелларди, доктора Панталеони и патера Пассальи он старался доказать Пию IX, что за отказ от незначительной и обременительной светской власти он будет щедро вознагражден теми гарантиями, которыми Италия обставит его духовную власть. Для Ватикана эти аргументы не представляли никакого значения, но они имели некоторый успех в Тюильри, как как Наполеону III сильно хотелось раз навсегда покончить с вопросом об оккупации Рима. Правда, он ни за что не желал при этом ссориться с католической церковью.

Смерть Кавура, скончавшегося почти скоропостижно 6 июня 1861 года, поразила всю Европу и глубоко опечалила Италию. Император французов, не желая усиливать того затруднительного положения, в которое эта потеря могла поставить Виктора-Эммануила, поспешил признать новое королевство. Немного спустя, строгим надзором, организованным в папских владениях, он помог Виктору-Эммануилу обуздать в неаполитанских провинциях бандитов, действовавших от имени Бурбонов и получавших поддержку из Рима благодаря Франческо II и папе; с величайшим трудом генералу Чиалдини удалось справиться с этими разбойничьими шайками (июль— сентябрь 1861 г.).

Рикасоли, заменивший Кавура в министерстве, встретил самое энергичное содействие при римской курии со стороны французского посланника при Ватикане, Лавалетта. 11 января 1862 года французское правительство поручило своему представителю запросить «св. престол», не согласится ли он, не отказываясь формально от своих прав, «на фактическую сделку, которая вернет внутренний мир католической церкви и сделает папство участником в торжестве итальянского патриотизма?» Но государственный секретарь «св. престола» ответил, что «ни одна уступка этого рода не может быть сделана ни Пием IX, ни кем-либо из его преемников во веки веков».

Ратацци и Гарибальди в 1862 году. Это поп possumus, естественно, вызвало во всей Италии величайшее волнение. Революционная партия снова вышла на улицу и начала подготовлять очередную вооруженную экспедицию. Национальный комитет Provedimento призывал к угрожающим манифестациям по вопросу о Венеции и Риме, а Гарибальди снова собирался в поход. Рикасоли закрывал на это глаза или, по крайней мере, притворялся, будто ничего не замечает; поэтому французское правительство лишило его своей поддержки и радостно приветствовало переход власти в руки Ратацци, занявшего пост первого министра в марте 1862 года.

Ратацци, которого особенно ценил Наполеон III (равно как и Виктор-Эммануил), принял решительные меры для подавления революционной агитации. Тюильрийский кабинет счел поэтому своим долгом придти к нему на помощь и поручил Лавалетту формально предложить «св. престолу» следующий компромисс: в территориальном отношении в Италии сохраняется status quo; папа, не отказываясь от своих прав, отныне будет фактически пользоваться властью только в пределах вотчины св. Петра; между Римом и Турином возобновляются дипломатические отношения; католические державы совместно обеспечивают папе приличный цивильный лист; наконец, они гарантируют ему обладание Римом и оставшейся в его руках территорией, если он согласится представить своим подданным реформы, соответствующие духу времени (30 мая 1862 г.).

И на эту программу Антонелли ответил категорическим отказом. В то же самое время Пий IX в воззвании 10 июня 1862 года, обращенном к 250 епископам, уже предвосхищал ту анафему, которой два года спустя он заклеймил все без исключения принципы революции.

Эти манифестации раздражали Наполеона III, который начал с удвоенной любезностью относиться к туринскому кабинету. Благодаря ему, Итальянское королевство было в июне 1862 года признано Россией, а еще до этого и Пруссией, так что уже в то время можно было предвидеть те дружественные отношения, которые впоследствии должны были установиться между берлинским двором и итальянским правительством.

Превосходное положение, занятое министерством Ратацци, было вдруг испорчено безумной выходкой Гарибальди, у которого поход на Рим обратился в навязчивую идею и которого нельзя было долее сдерживать. 19 июля смелый партизан высадился в Сицилии с 1500 волонтеров, а вскоре после того он переправился через Мессинский пролив и объявил о своем намерении вторгнуться в папские владения. Итальянское правительство поспешило преградить ему дорогу, но остановить его можно было только ружейными выстрелами. Гарибальди был ранен и взят в плен при Аспромонте (27 августа), а его небольшой отряд рассеялся. Герой был увезен в Специю, где, обессиленный раной, очень скоро получил амнистию^[170].

Наполеон III и реакционная политика. Вскоре после этого кабинет Ратацци, как бы в награду за корректность, проявленную им в данном случае, рискнул объявить Европе (циркуляром от 10 сентября 1862 г.), что «вся нация требует своей столицы и что нынешнее положение дел, сделавшееся совершенно нестерпимым, повлечет для королевского правительства самые нежелательные последствия, способные серьезнейшим образом нарушить спокойствие Европы и религиозные интересы католицизма».

Это требование, холодно встреченное Россией и Пруссией и враждебно Австрией, вызвало полное одобрение британского кабинета, который был весьма доволен затруднительным положением Франции. Что же касается Наполеона III, то он в глубине души был бы рад уступить желаниям итальянского народа. Принц Наполеон и его сторонники старались влиять на императора в этом именно смысле, но императрица, Валевский и вожди консервативной партии всеми силами противились подобному шагу. Они указывали императору, что клерикальная- оппозиция, возникшая во Франции с 1869 года, может отнять у правительства голоса значительной части страны на выборах 1863 года. Поэтому император круто повернул вспять, отозвав Венедетти из Турина, а Лавалетта из Рима, передал портфель иностранных дел Друэн де Люису, который пользовался симпатией «св. престола» (15 октября), и сообщил туринскому кабинету, что в настоящий момент не находит возможным согласиться на предложения, изложенные в циркуляре от 10 сентября.

Результатом этого заявления было падение министерства Ратацци (5 декабря). Виктор-Эммануил вынужден был составить деловой кабинет и занять выжидательное положение. Франко-итальянская дружба казалась фактически конченной.

Новый поворот; конвенция 15 сентября 1864 года. В течение всего 1863 и части 1864 года итальянское правительство (при министерствах Фарини и Мипгетти) озабочено было, по видимому, исключительно внутренними трудностями (приведением в порядок финансов, закрытием монашеских орденов и т. п.). В тот же период времени вопросы польский и датский поглощали все внимание великих держав. Известно, что связанные с ними события сильно дискредитировали французское правительство. Наполеон III маневрировал так не искусно, что успел настроить против себя разом и Россию, и Пруссию, и Австрию; одно время он вынужден был даже опасаться, что эти державы соединятся против него и восстановят Священный союз. А так как в тот момент он по целому ряду причин не мог ждать никакой помощи от Англии, то у него оставался только один возможный союзник — Италия.

Поэтому он еще раз повернул фронт и в июне 1864 года возобновил с Турином дипломатические сношения, прерванные в 1862 году. На этот раз дипломатические агенты Виктора-Эммануила (Нигра, Пеполи и. др.), поддерживаемые принцем Наполеоном, Бенедетти и Лавалеттом, остерегались требовать Рима, но они напомнили Наполеону III его обещание освободить Италию до Адриатического моря. На это император возразил, что он может подарить итальянцам Венецию не иначе, как после войны с тремя северными державами. Пеполи и Нигра не решились настаивать, но позволили себе заметить, что если Италия не начнет войны, то она рано или поздно сама подвергнется нападению со стороны Австрии. В последнем случае ей безусловно необходима в полном смысле слова стратегическая столица, находящаяся в безопасном месте, и Флоренция, прикрываемая рекой По и Апеннинами, представляет гораздо больше безопасности, чем Турин.

Французское правительство не стало противоречить. Тогда итальянские дипломаты начали доказывать, что перемещение правительства в Тоскану произведет на всем полуострове самое дурное впечатление и что если итальянцам, страстно желающим иметь столицей Рим, суждено пережить такое глубокое разочарование, то было бы справедливо доставить им хоть некоторое утешение, прекратив оккупацию Папской (Церковной) области чужеземными войсками. При этом, как объясняли дипломаты, светская власть папы не подвергнется ни малейшей опасности; Виктор-Эммануил не тронет нынешних папских владений, а в случае нужды будет даже защищать их от всяких посягательств.

Наполеон III только и ждал убедительных аргументов. Таким путем и заключена была конвенция 15 сентября 1864 года, — по которой Италия обязалась не нападать на владения «св. престола» и даже охранять их, а Франция обещала отозвать свои войска, когда будет организована собственная армия папы, но во всяком случае не позже как через два года. «Св. отец» мог сформировать свою армию в том виде, в каком ему заблагорассудится, но с тем непременным условием, что она ни в каком случае не превратится в орудие нападения на Италию. Наконец, Италия должна была принять на себя известную долю долга бывших церковных владений в пропорции с размерами территории, которую получит.

Этот договор был, очевидно, полон недомолвок и задних мыслей. Если бы в Риме вспыхнула революция, которую итальянскому правительству нетрудно было бы спровоцировать, то оно поспешило бы, конечно, занять город под предлогом восстановления порядка. Но в предвидении этой возможности французское правительство, со своей стороны, оставило за собой полную свободу вмешательства. Одно время можно было думать, что сентябрьская конвенция послужит залогом примирения между Италией и Наполеоном III, но впоследствии выяснилось, что она-то и довела их до окончательного разрыва.

Пий IX и «Силлабус». Этот договор, заключенный без предварительного совещания с римской курией, естественно должен был возмутить папу. Пий IX ответил на него актом, который должен был значительно увеличить затруднения французского императора. 8 декабря 1864 года он обнародовал энциклику Quanta сига, а затем вскоре стал достоянием гласности и сопровождавший эту энциклику Силлабус, где был перечислен ряд положений, которые папа от имени католической церкви предавал анафеме как нечестивые и еретические. Это двойное исповедание веры, проникнутое истинно средневековым духом, было радикальным отрицанием всех современных вольностей; с грубой и наивной откровенностью оно осуждало элементарные принципы государственного права, провозглашенные Францией в 1789 году и принятые по ее примеру почти всей Европой (в частности — Италией).

Прусско-итальянский союз. Опубликование папского манифеста, который Виктор-Эммануил обошел презрительным молчанием, но которым Наполеон III был до крайности раздражен (ибо этот документ увеличил дерзость французского духовенства), снова сблизило Францию и Италию. Чтобы смирить нетерпение итальянцев, заветной мечтой которых по-прежнему оставалось обладание Римом, Наполеон III выразил готовность облегчить им приобретение Венеции. Для достижения этой цели он пе объявил войны Австрии, а просто помог Италии сблизиться с Пруссией, которая по окончании войны за герцогства Шлезвиг и Голштинию искала ссоры с Австрией.

Незадолго до того Виктор-Эммануил поставил во главе министерства генерала Ламармору, известного «пруссомана», а испытанный друг Италии, Бенедетти, отправился в Берлин в качестве французского посла (октябрь 1864 г.). Между Бисмарком и Наполеоном III уже начались совещания относительно основательной переделки Есех европейских границ.

Около середины 1865 года прусский канцлер, уверенный, что ему удастся вовлечь своего государя в войну, обратился с формальным предложением союза к Ламарморе. Условия этого соглашения торопливо обсуждались берлинским и флорентийским кабинетами. Но в решительный момент король Вильгельм, смущаемый соображениями консервативного и легитимистского порядка, предпочел вступить в переговоры с Австрией, которая, испугавшись прусско-итальянского сближения, согласилась на Гаштейнскую конвенцию (14 августа 1866 г.).

Италия, бесполезно скомпрометировавшая себя и покинутая на произвол судьбы с такой бесцеремонностью, сначала выказала крайнее недовольство, которое разделял и Наполеон III. Этот государь начал тайные переговоры с Австрией и силился ее убедить, что добровольная уступка Венеции Виктору-Эммануилу соответствует ее интересам, ибо в противном случае ей придется воевать одновременно на два фронта: с Пруссией и с Италией (сентябрь 1865 г.). Но Франц-Иосиф отклонил это предложение как оскорбительное для своей чести. А со своей стороны Бисмарк вскоре снова приехал в Биарриц, чтобы постараться склонить императора французов. Наполеон III, с одной стороны, увлеченный этим великим соблазнителем, а с другой — воображая, будто он по своему желанию может одурачить Бисмарка и в удобный момент выступить в качестве верховного посредника между Австрией и Пруссией, снова согласился на союз Виктора-Эммануила с Вильгельмом для завоевания Венеции.

Австро-прусская война вторично могла показаться близкой после того, как сделалось известным, что в Берлин прибыл генерал Говоне, которого Ламармора командировал в прусскую столицу под предлогом изучения прусской фортификационной системы, но в действительности для заключения союза с прусским правительством (9 марта 1866 г.). Однако на сей раз Италия решила принять меры предосторожности. По договору, заключенному 8 апреля 1866 года, она обязалась со всеми своими силами напасть на Австрию, но лишь после того, как перейдет в наступление Пруссия. Последней было предоставлено избрать наиболее удобный момент для объявления войны; но если бы война не началась в трехмесячный срок, то итальянское правительство имело право считать договор недействительным. Союзники обязались не заключать сепаратного мира и не слагать оружия до тех пор, пока Италия не получит Венецию, а Пруссия не добьется соответственного территориального расширения в Германии. Наконец, прусский король обещал Виктору-Эммануилу денежную субсидию в 120 миллионов.

Кампания 1866 года и присвоение Венеции. Разрыв снова был замедлен дипломатическими осложнениями. Политика Наполеона III принимала все более запутанный и противоречивый характер. Он снова начал таинственные переговоры с Австрией и 12 июня заключил с ней секретный трактат, посредством которого надеялся склонить Италию к сепаратному соглашению с Австрией, за что последняя уступила бы ей Венецию. Бисмарк, опасаясь отпадения Италии от Пруссии, решил ускорить открытие военных действий, которые и начались в Германии 16 июня.

Тотчас же итальянские войска двинулись в поход, и в то время как Гарибальди во главе корпуса волонтеров готовился вторгнуться в Тироль, две большие регулярные армии с фронта атаковали Венецианскую область, — одна через Минчио, а другая через нижнее течение По. Но первая и наиболее многочисленная из них, двигавшаяся в большом беспорядке (под командой Ламарморы), почти тотчас же понесла сильное поражение на уже знаменитых высотах Кустоццы, где эрцгерцог Альбрехт 24 июня атаковал итальянскую армию и обратил ее в паническое бегство. Это начало не сулило, по видимому, ничего хорошего для итальянцев. Но несколько дней спустя блестящая победа, одержанная прусской армией при Садовой (3 июля), позволила им оправиться.

На другой же день после битвы при Садовой растерявшаяся Австрия поспешила обратиться к посредничеству Наполеона III и предложила уступить ему Венецию, которую он, со своей стороны, должен был передать Италии. Императору французов очень хотелось склонить Италию прекратить военные действия и таким образом принудить Пруссию к заключению мира; но для этого ему пришлось бы произвести вооруженную демонстрацию, на что он пе мог или не смел решиться. Италия воспользовалась его бездействием (или бессилием) и осталась верна Пруссии; несмотря на испытанные неудачи, она отнюдь не хотела слагать оружия. Если бы Пруссия была побеждена, Италия, конечно, вела бы себя совсем иначе и поспешила бы принять предлагаемую ей Наполеоном III Венецию. Но после Садовой она считала своим долгом не проявлять уступчивости; мысль о поражении при Кустоцце мучила итальянцев, и они страстно желали восстановить честь своего знамени и овладеть Венецией силой оружия.

Кроме того, итальянцы не желали довольствоваться одной Венецианской областью; им хотелось овладеть также Триен-том и даже Триестом. Они протестовали против стремления Франции унизить их и держать под своей опекой. Поэтому они отвергли всякие предложения о перемирии и 8 июля снова попытались вторгнуться на венецианскую территорию (где, впрочем, они не застали неприятеля). Но если они не встретили сопротивления на суше, то оказались далеко не столь счастливыми на море, где их флот, которым они рассчитывали воспользоваться для десанта на иллирийском берегу, был совершенно разгромлен при Лиссе австрийским адмиралом Тегетгофом (20 июля)^[171]. В довершение разочарований, через несколько дней после этой битвы, а именно 26 июля, Пруссия, получившая благодаря неожиданному согласию Наполеона III полное удовлетворение в вопросе о территориальном расширении, без ведома Италии заключила в Никольсбурге перемирие с Австрией, за которым вскоре последовал Пражский мир (24 августа).

Италия была глубоко возмущена этим новым предательством; она протестовала, но тщетно. Бисмарк ответил, что ей обещана была помощь в деле завоевания Венеции — и только; но ведь обладание этой областью ей теперь обеспечено. Наполеон III отправил в Венецию генерала Лебёфа, чтобы после плебисцита передать эту территорию итальянцам. Таким образом, Виктор-Эммануил принужден был подписать 10 августа предварительные условия мира, а через некоторое время (3 октября 1866 г.) — подтверждавший их окончательный договор. Итальянцы не скрывали своего неудовольствия. Странное дело: они раздражены были главным образом против Франции и явили миру печальное зрелище народа, принимающего почти как обиду со стороны дружественной державы подарок в виде территории, завоевать которую собственными силами они ни в коем случае не могли.

Римский вопрос в 1867 году. Воспоминание об испытанных унижениях внушало Италии желание загладить их захватом Рима, от которого она никогда не отказывалась. Теперь для полноты территориального объединения Италии недоставало только столицы; она нетерпеливыми криками требовала присоединения Рима и не желала долее ждать. В начале 1867 года Италия с тем большей резкостью и смелостью начала выставлять свои требования, что к этому времени достаточно ясно обозначилось политическое банкротство Наполеона III, губившего в бесплодных переговорах с Пруссией тот последний престиж, который еще оставался у него после битвы при Садовой.

В самом разгаре люксембургского кризиса^[172] Ратацци снова сделался председателем флорентийского кабинета (10 апреля 1867 г.). Этот министр, бывший по сердцу императору, не переставал расточать ему уверения в своей преданности; но когда Наполеон III предложил ему союз, то он поспешил отделаться пустыми фразами и заявил, что между двумя своими благодетельницами — Францией и Пруссией — Италии очень, трудно сделать окончательный выбор. В действительности он не хотел служить ни той, ни другой стороне; истинной целью его был Рим. Гарибальди открыто вел агитацию в папских владениях и формировал новые отряды, а министр закрывал на это глаза, уверенный, что франко-прусский конфликт даст ему возможность безнаказанно водрузить на берегах Тибра знамя итальянского единства.

Правда, этот конфликт был отсрочен Лондонской конференцией (май 1867 г.), и Савойскому дому пришлось отложить осуществление своих проектов, но он не отказался от своих надежд. Впрочем, гарибальдийское движение не прекращалось; его ободряло прусское правительство, так как в интересах Пруссии было поддерживать неудовольствие между флорентийским (итальянским) кабинетом и Наполеоном III. Ратацци, с своей стороны, не ставил препятствий Гарибальди и, продолжая во всеуслышание заявлять о точпом соблюдении сентябрьской конвенции, с другой стороны объяснял императору французов, что он не может, не рискуя вызвать революции, прибегнуть к насильственным мерам против Гарибальди, так как итальянская нация упорно желает иметь Рим своей столицей.

Наполеону III очень хотелось раз навсегда покончить с римским вопросом, мучившим его как неотступный кошмар, но он ни с чьей стороны не встречал помощи. В конце 1866 года он предложил великим державам созвать специальный конгресс для решения этого вопроса, но это предложение осталось втуне. Римская курия упорно продолжала отказывать своим подданным в каких бы то ни было либеральных реформах. В июне 1867 года Пий IX заставил 450 епископов одобрить доктрины, изложенные в Силлабусе, и поговаривал о созыве вселенского собора, который должен был провозгласить догматом католической церкви не только эту диковинную политическую теорию, но и принцип папской непогрешимости.

Но все эти провокации не могли, казалось, поколебать благожелательного настроения французского правительства, которое, стремясь угодить «св. престолу», позволяло себе в то время такое вольное толкование сентябрьской конвенции, что флорентийский кабинет вынужден был обратиться к нему с самыми горькими жалобами. Действительно, на службе у «св. отца» состояло в то время несколько тысяч французов, называвшихся, правда, добровольцами, но вышедших из рядов французской армии и в иных случаях даже не уволенных в отставку. Из их начальников многие числились офицерами во французских полках и, сохраняя все свои служебные права, получили от императорского правительства позволение перейти под папские знамена. Это был так называемый Антибский легион, ибо он открыто сформировался в городе Антибе^[173], имел там свой запасный батальон и продолжал вербовать новых рекрутов. В июне — июле 1867 года французский генерал^[174], состоявший на действительной службе, открыто устраивал этому легиону смотры в Риме, подвергал его реорганизации и обращался к нему с речами, не оставлявшими никакого сомнения относительно совместных действий Тюильри с Ватиканом^[175].

Ратацци протестовал против этого надувательства. Наполеон III обещал отказаться от всякой поддержки Антибского легиона, но, с своей стороны, жаловался на гарибальдийских волонтеров, которые с каждым днем все более приближались к римской территории. Флорентийский кабинет отделывался общими словами, но не предпринимал никаких мер против движения Гарибальди. К этому моменту отношения между Францией и Пруссией снова сильно обострились; недоставало только сигнала, и Гарибальди взял на себя задачу подать его.

Гарибальди под Монтаной. В начале сентября старый партизан отправился в Женеву, где под его председательством должен был состояться мирный конгресс, на который съехались представители самых передовых революционных идей в Европе. На всем его пути итальянцы стекались к нему навстречу. «Будьте готовы, — говорил он им, — излечиться от черной рвоты (vomito negro); смерть черной породе! Пойдем в Рим разорить это змеиное гнездо; необходима решительная чистка!» Не менее резким языком он говорил и в Швейцарии: «Вы нанесли первый удар чудовищу, — сказал он женевцам, — Италия в сравнении с вами отстала… Наш долг идти на Рим. и мы скоро пойдем туда».

Тюильрийский двор, которому усиление революционной партии начинало внушать живейшее беспокойство, хотел положить конец этим зажигательным воззваниям. Поэтому, когда возвратившийся в Италию Гарибальди приблизился к границам папских владений, французское правительство потребовало, чтобы он был лишен возможности действовать далее. Ратацци повиновался и приказал отвезти старого кондотьера на Капреру, где за ним, по словам министра, учрежден был строжайший надзор. Но Наполеон III торжествовал недолго. Всего несколько дней спустя (28 сентября) гарибальдийские отряды вторглись на папскую территорию и в несколько недель достигли почти самого Рима.

Конечно, Ратацци поспешил заявить, что он ни при чем во всей этой истории, и предложил занять папские владения одновременно итальянскими и французскими войсками (13 октября), на что Наполеон III, находившийся тогда всецело под влиянием ультрамонтанской партии, ответил лишь требованием, «чтобы Ратацци принял меры к соблюдению неприкосновенности римской границы. Итальянский министр немедленно подал в отставку (21 октября), и раньше, чем Чиалдини успел составить по поручению короля новый кабинет, Гарибальди бежал с острова Капреры; он снова появился в Тоскане, затем во Флоренции, где издал прокламацию к итальянцам (22 октября), открыто выехал в специальном поезде к своим войскам, вступил в пределы папских владений и показался под стенами Рима.

На этот раз Наполеон III больше не колебался. Войска, сосредоточенные за несколько недель перед тем в Тулоне, получили приказ немедленно сесть на корабли; а 30 октября французский авангард уже вступал в Рим. Во всей Италии господствовало сильнейшее возбуждение. Вместо Чиалдини, не сумевшего выполнить возложенное на него поручение, генерал Менабреа наскоро составил новое министерство и для удовлетворения общественного мнения с своей стороны направил в папские владения несколько итальянских полков. 3 ноября папские войска наткнулись при Ментане на гарибальдийцев; они едва не потерпели поражения, но были спасены французами, которые одержали решительную победу над вождем «красных рубашек». «Ружья Шаспо творили чудеса», — писал французский генерал де Файльи.

Обратятся ли теперь эти ружья против солдат Виктора-Эммануила? Антонелли (папский советник) требовал этого.

Но французский генерал не внял его внушениям. Впрочем, Менабреа поспешил отдать приказ об эвакуации занятых итальянцами частей церковной территории. В то же самое время он распорядился (на этот раз по-настоящему) арестовать Гарибальди, отряд которого немедленно рассеялся. Но желая доказать, что в патриотизме он не уступит побежденному под Ментаной герою, Менабреа в циркуляре от 9 ноября горделиво провозгласил неотъемлемое право Италии на обладание Римом.

Новые колебания Наполеона III. Наполеон III очутился в более затруднительном положении, чем когда-либо. Что делать? Продолжать оккупацию папских владений? Италия не простит ему этого. Снова очистить их? Но в таком случае клерикальная партия объявит ему войну не на жизнь, а на смерть. Он снова заговорил о европейском конгрессе, но слишком многие державы (в особенности Пруссия и Англия) желали, чтобы он продолжал оставаться в затруднительном положении, и эта идея не имела никаких шансов на успех. Кроме того, французский министр Руэр, желая угодить клерикальному большинству Законодательного корпуса, имел неосторожность взять на себя обязательство никогда не допускать итальянцев в Рим. Таким образом вопрос был предрешен, и конгресс сделался совершенно бесполезен. «От имени французского правительства, — воскликнул оратор, — мы заявляем, что Италия не овладеет Римом. Никогда Франция не допустит этого насилия над своей честью и над католичеством» (5 декабря).

С этого момента уже не осталось места для дружественных отношений между парижским и флорентийским кабинетами, так же как не могло быть больше речи о европейском решении этого вопроса, и о нем перестали говорить. Сентябрьская конвенция 1864 года сделалась простым воспоминанием; французские войска продолжали охранять папу, а Италия прониклась враждебными чувствами к французскому народу, купившему ее свободу своей кровью, и начала ждать его ослабления и разгрома, чтобы взломать без всякой для себя опасности ворота Рима^[176].

Италия и австро-венгерская политика в 1868 и 1869 годах.

Впрочем, некоторые политики еще не отказались от надежды не только сблизить, но и связать узами тесной дружбы парижский и флорентийский кабинеты. В течение двух лет, предшествовавших франко-германскому конфликту 1870 года, в этом направлении неоднократно предпринимались серьезные усилия. Первая попытка в этом смысле сделана была австрийским правительством, которое под управлением Бейста, продолжавшего оставаться упорным противником Бисмарка, мечтало о реванше за Садовую, а наиболее верным средством для подготовки этого реванша считало сближение с Францией. Наполеон III, который со времени своих неудач 1866 и 1867 годов также помышлял о решительной войне против Пруссии, охотно готов был соединиться с Францем-Иосифом и предложил ему свой союз.

В 1868 году переговоры приняли более определенную форму. Бейст уже и тогда не скрывал от себя, что союз Франции с Австрией невозможен без участия Италии; в союзе с одной Францией Австрия не решалась начинать войну с Пруссией: она опасалась удара во фланг со стороны Италии, ибо помнила, что в 1866 году итальянцы хотели отнять у нее Триеит, Триест и Истрию, и знала, что они по прежнему готовы требовать уступки этих территорий. Между тем, если бы Австрии удалось помирить Виктора-Эммануила с Наполеоном III и если бы Франция и Италия составили с Австрией тройственный союз, то война с Пруссией не представляла бы никакой опасности. А чтобы привлечь на свою сторону Италию, необходимо было дать ей возможность овладеть Римом. Бейст, с своей стороны, ничего не имел против такого исхода, так как в рассматриваемый момент он был недоволен «св. престолом» и нисколько не заботился о поддержании светской власти папы.

Присоединение Наполеона III к подобной программе было бы тем естественнее, что в это время он имел больше чем когда-либо оснований быть недовольным папской политикой. 26 июня 1868 года Пий IX наконец назначил на 8 декабря следующего года созыв вселенского собора, на котором собирался провозгласить догмат папской непогрешимости и санкционировать доктрины Силлабуса. Порывая с исторической традицией церкви, он не пригласил на собор послов католических держав, среди которых уполномоченный Франции должен был бы занять первое место. А через несколько месяцев (в феврале 1869 г.) Чивильта католика (Civilta cattolica), официозный орган Ватикана, изложила в совершенно определенных выражениях программу предстоящего собора. «Эта программа, — по замечанию одного новейшего историка, — сводилась к признанию безусловной власти католической церкви над обществом, к полному подчинению всех политических и гражданских прав и всех светских властей власти непогрешимого папы. Это равносильно было полному отрицанию духа и текста положительных законов, которым граждане всех цивилизованных государств уже давно обязаны были подчиняться»^[177].

Французская демократия была не в силах понять, как может Наполеон III, называвший себя «сыном Революции», охранять своими солдатами авторов подобных теорий. Но этот государь, колебавшийся, как всегда, между двумя диаметрально противоположными политическими системами, хотя и сделал значительные уступки либеральной партии (особенно после общих выборов 1869 года), но не решался тем не менее открыто порвать с ультрамонтанами, пленником которых он оказался уже так давно. В середине 1869 года тайные переговоры о создании тройственного союза, по-видимому, клонились к положительному результату. Камнем преткновения, о который разбилась эта комбинация, явился римский вопрос. Наполеон III не соглашался удовлетворить требование итальянцев; поэтому переговоры были прерваны между тремя державами, которые (в августе) ограничились неясным обещанием придерживаться общего политического курса, а Италия и Австрия оставили за собой право сохранить нейтралитет в случае, если Франция несвоевременно возьмет на себя инициативу войны.

Через несколько месяцев Бейст, убежденный в неизбежности франко-прусского столкновения и не желая быть против своей воли вовлеченным в войну, задумал заключить с флорентийским кабинетом договор, по которому Италия и Австрия должны были занять выжидательную позицию, а в удобный момент выступить в роли вооруженного посредника между воюющими сторонами. Наполеон III не только прекрасно знал об этих переговорах, но даже выказал готовность содействовать их благополучному завершению. Эрцгерцог Альбрехт в начале 1870 года прибыл в Париж для ознакомления с военной организацией Франции. «Любопытно, что он остался вполне ею доволен, что, без сомнения, немало способствовало ослеплению, которое вскоре обнаружил французский император, начав войну с Пруссией. Но политика Вейста наталкивалась на упорное нежелание Наполеона III допустить итальянцев в Рим. Таким образом, эта политика была парализована вплоть до катастрофы, положившей конец Второй империи»^[178].

Наполеон III и Ватиканский собор. Заседания собора начались в декабре 1869 года. Папа собственной властью и совершенно деспотически установил порядок его занятий, оставив ему только то, что католическая церковь называет «свободой добра». Он намеревался провести на этом соборе не только догмат папской непогрешимости, но и канон (схема De Ecclesia), который, подчиняя всецело и во всех делах всех епископов верховному первосвященнику и санкционируя принципы Силлабуса, являлся немаловажным посягательством на авторитет светского государства. Тюильрийский кабинет, который больше всех остальных правительств имел причину опасаться подобных притязаний, одно время под влиянием министра иностранных дел, графа Дарю, хотел требовать допущения на собор французского посла и счел своим долгом пригласить христианские державы к совместному противодействию папской политике. Но последние, по равнодушию или зложелательству, не откликнулись на его призыв.

Римская курия не считалась с Наполеоном III; он не мог даже добиться от нее права представить собору меморандум от имени французского правительства. Тогда он попытался взволновать и увлечь за собой хотя бы Австрию и Италию, но первая из этих держав не хотела ничего предпринимать без второй, а последняя упорно домогалась, чтобы ей дали город Рим. В Тюильри возникла мысль отречься от всякой солидарности с Ватиканом, но на такую крайнюю меру французское правительство не решилось. Дарю вышел в отставку (апрель 1870 г.). С этого момента императорское правительство почло за благо держаться пассивной политики, заявив, что оно оставляет за собой «свободу оценки и свободу дальнейших действий» (июнь). Через шесть недель (в июле) собор вотировал канон De Ecclesia и догмат папской непогрешимости. Теперь папа, сделавшийся неограниченным властителем католической церкви, мог, пожалуй, лишиться остававшегося еще в его руках клочка земли: ему принадлежало полмира. Не оставалось более ни одного католического государства, где он с помощью послушного и дисциплинированного духовенства не мог бы по желанию вызвать смуту; поэтому с ним приходилось теперь считаться более, чем когда-либо.

Итальянская политика в июле и августе 1870 года. Б этот именно момент Наполеон III, увлекаемый роком, объявлял войну Пруссии. Он бросился в эту авантюру без союзников. 11 июля Австро-Венгрия сообщила ему, что не позволит навязывать себе готовые решения и возлагает всецело на него ответственность за все, что он готовится совершить. Что касается флорентийского двора, к которому французское правительство обратилось снова (16 июля), то он отказался от союза, потому что Франция по прежнему не желала уступить ему Рим. Италия могла добиться от императора только согласия на отозвание французских войск из папских владений и на восстановление сентябрьской конвенции (20 июля). Но она надеялась через посредство австро-венгерского канцлера вырвать у него согласие на жертву, которую до сих пор Франция не хотела принести.

В это время Бейст употребляет величайшие усилия, чтобы наладить наконец тот австро-итальянский союз, мечту о котором он лелеял уже целый год, и к концу июля ему казалось, что он близок к достижению этой цели. Было условлено, что оба государства соединят свои силы для вооруженного посредничества и что Австрия пошлет свои войска не только в Силезию, но и в Баварию, куда, с своей стороны, двинется итальянская армия. Но Франц-Иосиф и Виктор-Эммануил просили дать им шесть недель на мобилизацию своих армий и хотели приступить к активным действиям не прежде, чем французы вторгнутся в южную Германию. Наконец, Наполеон III должен был согласиться на вступление итальянцев в Рим.

Последнее условие погубило весь план. Сторонники светской власти папы повторяли императору, что если он выйдет из войны победителем, то Италия заключит с ним союз и без Рима, а в противном случае он не добьется этого союза ни за какую цену. В тот момент, когда Наполеон III выезжал из Парижа к своей армии (28 июля), ничего еще не было решено. Итальянский агент Вимеркати отправился в Мец для личного свидания с императором; принц Наполеон, с своей стороны, присоединил свои усилия к усилиям дипломатии. Но все было бесполезно; еще 5 августа император не мог притти ни к какому определенному решению. На следующий день французская армия потерпела полное поражение при Рейхсгофене, а восемь дней спустя пруссаки проникли уже в сердце Франции.

«Виктор-Эммануил находился в театре, когда ему сообщили о катастрофе, постигшей французов. «Бедный император! — воскликнул король-джентльмен, — бедный император! Но я-то, черт побери, — дешево отделался!» Понятно, что с этого момента о союзе не могло уже быть и речи. «С побежденными не заключают союзов», — сказал Наполеону III один из его министров. Тщетно император 8 августа обратился за помощью к тем государям, для которых он был в течение многих лет защитником и другом. Виктор-Эммануил выражал полное сочувствие несчастью Франции, но прятался за свои обязанности конституционного монарха. А его министерство не желало придти на помощь Наполеону III. Виктор-Эммануил вооружался, но лишь для того, чтобы захватить Рим, который надеялся получить теперь совершенно даром»^[179].

Чтобы раз навсегда положить конец французским ходатайствам, Виктор-Эммануил внушил лондонскому кабинету (10 августа) первую мысль о лиге нейтральных держав, которая быстро составилась и к которой Италия официально примкнула 19 августа. Но Наполеон III, чувствовавший, что империя рушится в результате иностранного нашествия, с одной стороны, и под влиянием революционного движения, с другой, не хотел все-таки терять надежду. Он все еще верил в помощь Италии, которую он так любил и которая могла его спасти. Он послал во Флоренцию (19 августа) принца Наполеона, чтобы в последний раз попытаться повлиять на Виктора-Эммануила, но и эта попытка, подобно предыдущей, закончилась неудачей. Однако даже в эту критическую минуту император не решался выразить свое согласие на занятие Рима итальянцами. А между тем они с большей энергией, чем когда-либо, пером Висконти-Веноста (29 августа) заявили, что считают себя в праве занять свою столицу.

Занятие Рима. Поражение под Седаном и революция 4 сентября позволили наконец итальянцам овладеть Римом без всякого риска. Императорские войска уже покинули папские владения. 6 сентября флорентийский кабинет сообщил правительству национальной обороны, что отныне он не считает себя связанным сентябрьской конвенцией, а французское правительство, не входя в обсуждение вопроса с юридической стороны, предоставило Италии полную свободу действий. 8 сентября Виктор-Эммануил послал Пию IX ультиматум; папа, как и следовало ожидать, решительно отказался вступить с флорентийским правительством в какие бы то ни было переговоры.

Старый папа прекрасно понимал, что он не в силах помешать итальянцам войти в Рим. Но он считал вопросом чести не отрекаться от своих прав добровольно и уступить только насилию. При известии о приближении генерала Кадорна, на которого возложена была грозившая папе военная экзекуция, он приказал запереть и забаррикадировать городские ворота. Но когда итальянцы пушечными выстрелами пробили брешь в воротах Pia, папа не пожелал подвергать своих последних защитников опасностям бесполезной борьбы и приказал вывесить белый флаг на замке св. Ангела. Таким образом, Кадорна спокойно овладел (20 сентября) Римом, а Пий IX в качестве добровольного пленника затворился навсегда в Ватикане. Через несколько дней (2 октября) население небольшого папского государства почти единогласно вотировало присоединение этой территории к Итальянскому королевству.

Так несчастье Наполеона III дало возможность окончить великий переворот, совершить который так помогло могущество Наполеона III, и который без него Виктор-Эммануил, Кавур и Гарибальди не могли бы ни благополучно закончить, ни даже, быть может, и предпринять.

ГЛАВА VIII. ОБЪЕДИНЕНИЕ ГЕРМАНИИ. 1852—1870

Германия от 1852 до 1855 года. Вожди движения 1848 года в Германии требовали единства и свободы, и сложность их пожеланий явилась одной из причин их неудачи. Не столь обескураженные своим конечным поражением, сколь ободренные своей недолгой победой, объединители вдумчиво разобрались в своем недавнем прошлом и ограничили свои требования. Общность разочарования подготовила тесный союз между ними и Гогенцоллернами.

Их гнев был бы бессилен, если бы победители стремились попросту восстановить status quo; но второстепенные немецкие государи, не успевшие еще оправиться от пережитого испуга, сделали из своих недавних испытаний тот вывод, что необходимо дать некоторое удовлетворение народным страстям. Они начали требовать от сейма активных действий, к которым он не был способен ни по своему происхождению, ни по своей природе; этим путем они поддерживали агитацию, обратившуюся в конечном итоге против них же самих, ибо они возбуждали надежды, удовлетворить которые были не в состоянии. Австрия после событий последнего времени относилась к Пруссии с крайним недоверием и в то же время питала преувеличенные иллюзии насчет своих собственных ресурсов; она уже не довольствовалась моральным авторитетом и косвенным воздействием, которое оказывала во времена Меттерниха, и хотела превратить Франкфуртское собрание в орудие своего господства; при, всем благожелательстве Фридриха-Вильгельма IV Пруссия не могла позволить себя «майоризировать» и согласиться на отводимое ей подчиненное положение. Сердечная дружба обеих немецких великих держав, продолжавшаяся от 1815 до 1848 года и составлявшая основное условие существования Германского союза, уступила место нескончаемому соперничеству, которое неизбежно вело к конфликту. В этой борьбе Пруссия имела на своей стороне сочувствие образованных классов, а ее честолюбивые стремления нашли для себя благоприятную почву в развитии демократических идей в Европе и в принципе самоопределения национальностей, представителем которого считался Наполеон III. Дипломатический гений Бисмарка сумел использовать эти благоприятные условия в интересах величия своего отечества, а Роон и Мольтке доставили своему государю военные средства, необходимые для преодоления тех препятствий, которые ставились его честолюбивым планам традициями и враждебными интересами.

Чтобы оправиться от оцепенения, либералам понадобилось несколько лет; в период 1851–1859 годов реакция торжествовала победу без стыда и без удержу, а монархи, соединившиеся с дворянством и духовенством для борьбы против революционных идей, решили обезопасить себя от новых сюрпризов путем подражания правительственным методам Второй империи. Все граждане, так или иначе замешанные в последних событиях, были взяты под подозрение и должны были сносить самые унизительные придирки; тысячи либералов покинули страну, а другие, охваченные отвращением, павшие духом, утомленные, отошли совсем от политики.

Чиновники, подчиненные тайному надзору, помышляли только о том, чтобы заслужить милость начальства хотя бы путем самого низкого угодничества. Уровень общественное нравственности понижался, и общественное самосознание притуплялось; целый ряд скандальных процессов, из которых более всего нашумел процесс Вальдека в Берлине, доказал глубокое нравственное падение администрации.

Еще живее ощущалась в Германии религиозная реакция. Крещеный еврей Шталь, который до самой своей смерти оставался главным теоретиком «партии Крестовой газеты», провозгласив, что наука «должна сделать поворот налево кругом», осуждал терпимость, «дочь нечестия», и утверждал, что свобода совести «немало повинна в том процессе разрушения и разложения, который характеризует современное состояние умов и грозя спокойствию Европы». Суровая ортодоксия пыталась подавить дух анализа и свободного исследования; в литературе повеяло духом пиетизма и реакции: Оскар фон Редвиц в слащавых и напыщенных поэмах воспевал ханжеский мистицизм; Виктор фон Штраус в своих Письмах о политике (1853) указывал как на идеал для человечества на Мекленбург, где феодальные учреждения сохранились во всей чистоте; Риль под предлогом организации народа проповедовал возвращение к цехам и кастам.

В Пруссии реакция была ничуть не менее суровой и нелепой, чем в других немецких странах. Фридрих-Вильгельм IV, отчасти из чувства совести, отчасти из боязни окончательно утратить симпатии всей либеральной Германии — поддерживаемый, впрочем, и консерваторами, которые видели в конституции лишнюю гарантию против возможных превратностей судьбы и капризов монарха, — не отменил хартии. Но он так ловко ее переделал, что она оставляла ему полную «свободу власти».

Палата депутатов, не имевшая даже права вотировать налоги, являлась просто совещательным собранием, состоявшим из людей, которых ландраты указывали запуганным избирателям; в сейме 1855 года насчитывалось 72 ландрата. Власть принадлежала «юнкерам» и клике Крестовой газеты; Герлах, советник Нибур, Зенфт фон Пильзах, Клейст-Ретцов, Редерн, Массов, Лео, генерал фон Гребен, Штольберг, пользуясь безграничным влиянием на короля и уверенные в палате господ, сумели вернуть дворянству все привилегии, поколебленные конституцией. Они настолько злоупотребляли своей властью, что в конце концов восстановили против себя даже часть чиновничества и ожесточили средние классы; борьба партий с особенной резкостью проявилась во время Крымской войны, когда либералы старались склонить правительство к заключению союза с западными державами, в то время как феодалы не хотели отделяться от России.

Крымская война. Председатель совета министров старался лавировать. Это был как бы робкий опыт той политики, которую впоследствии с таким блеском проводил Бисмарк. Стараясь одинаково угодить и восточным и западным соседям, Мантейфель маневрировал с таким расчетом, чтобы заслужить признательность России, которая представлялась ему не столь страшной и более надежной, и в то же время не отнимать окончательно надежд у Франции и Англии. Король хотя в общем и разделял взгляды своего министра, тем не менее порою ставил его в затруднительное положение. Он не отличался достаточной выдержкой и неоднократно готов был нарушить тактику нейтралитета.

Зато министр нашел драгоценного союзника в лице Бисмарка, который, будучи назначен делегатом Пруссии на Франкфуртский сейм, скоро отказался от своих. иллюзий насчет Австрии и, убедившись, что рано или поздно придется силой оружия оспаривать у нее господство над Германией, хотел сберечь силы Прусского королевства для этой решительной борьбы. Он сгруппировал вокруг себя представителей всех мелких дворов, которые ни в коем случае не желали порывать с царем, и пользовался ими «как тормозом для противодействия воинственным стремлениям Австрии». Россия долго помнила об его дружеских услугах, а Франция не простила Австрии ее колебаний и нерешимости.

«Германия слишком тесна для Австрии и Пруссии, — писал Бисмарк в своей известной докладной записке от 26 апреля 1856 года. — Поэтому в близком будущем нам придется отстаивать против Австрии наше право на существование, и пе от нас зависит избежать конфликта; течение событий в Германии не допускает другого исхода». Уже тогда он предвидел, что политическая группировка, обусловленная восточным вопросом, имела чисто временный характер; против Австрии и Англии, представлявших status quo, стояли Франция и Россия, желавшие переделать карту Европы; Бисмарк предвидел, что они постараются сблизиться, и советовал «прыгнуть в союз с ними обеими ногами».

Фридрих-Вильгельм IV относился к Наполеону со смешанным чувством. Его недоверие к Франции не рассеялось, но он был признателен императору, подавившему революцию, и его привлекала к Наполеону известная общность взглядов и темпераментов. Благодаря императору французов он был допущен на Парижский конгресс, и еще больше его тронуло поведение Наполеона III в невшательском деле.

Невшательское княжество с 1814 года входило в Швейцарский союз, продолжая в то же время принадлежать прусскому королю; в 1848 году радикалы провозгласили там республику, и все протесты короля оставались безрезультатными. В 1856 году некоторые роялисты попытались произвести государственный переворот, но были усмирены без труда, и против наиболее скомпрометированных швейцарское правительство возбудило судебное преследование. Король в отчаянии потребовал их освобождения, а после отказа Швейцарии заупрямился и начал говорить о войне; одним словом, он попал в крайне неловкое положение. В то время как Австрия по своей бестактности ставила ему одно препятствие за другим, Наполеон вмешался в «эту историю и добился от Швейцарии таких уступок, которые позволили Фридриху-Вильгельму отступить с честью (май 1857 г.).

Хотя Фридрих-Вильгельм был чрезвычайно недоволен той поддержкой, которую Австрия оказывала проектам союзной реформы, выдвигавшимся второстепенными дворами и явно направленным в ущерб Пруссии, его смиренная и почтительная преданность Габсбургам пережила все испытания. Теперь, как и в 1850 году, его невозможно было склонить к энергичной политике, вдобавок не допускавшейся и внутренним положением Пруссии. Глубокий внутренний разлад ослаблял администрацию, а немецкие либералы с негодованием отворачивались от страны, доставшейся в руки господ Раумеров и Герлахов.

После потрясений, пережитых королем в 1848 году, здоровье его значительно ухудшилось; психическая неустойчивость, выражавшаяся в чередовании величайшего возбуждения с меланхолической прострацией, завершилась осенью 1857 года рядом припадков, окончательно разрушивших его разум и волю. В продолжение целого года королева Елизавета и феодалы судорожно цеплялись за власть и убедили брата короля, Вильгельма, во имя братских чувств, прикрывать их правление своим именем. Это междуцарствие еще более ухудшило положение дел. Реакционеры, чувствуя, что власть ускользает из их рук, усугубили свои требования и провокации; либералы, полагавшие, что желанный миг освобождения наступил, гневно жевали удила. Вильгельм понял необходимость выйти из этого неопределенного положения; он потребовал, чтобы ему предоставлено было действительное руководство политическими делами, и взял в свои руки управление страной с титулом регента (7 октября 1858 г.).

Регентство принца Вильгельма. Итальянская война. Принц Вильгельм родился в 1797 году. Он не был выдающейся личностью, и самые завзятые панегиристы могли называть его «победоносным», но отнюдь не «великим». Он не обладал ни пылкой фантазией, ни подкупающими манерами своего брата; зато он отличался склонностью к усидчивому труду, упорством в проведении своих намерений, твердой волей, умением разгадывать людей и пользоваться их талантами для осуществления своих целей. Ему недоставало инициативы, и он был решительно неспособен придумать тот поражающий своей простотой план, который ему рекомендовал Бисмарк, и те тонкие приемы, с помощью которых план этот был приведен в исполнение. Но однажды одобрив тот или иной способ действий, — что подчас случалось не без борьбы, — он держался его с непоколебимой твердостью и самоотвержением и проводил его в жизнь с редким постоянством.

Легенда, изображающая его всего-навсего Людовиком XIII, а Бисмарка новым Ришелье, грешит преувеличением, почти искажающим действительность. Без сомнения, в общем деле объединения Германии прусский министр играл главную роль; но еще требуется доказать, что его усилия могли бы увенчаться таким ошеломляющим успехом без личного вмешательства монарха, который поддерживал и развивал его начинания. Вильгельм в высокой степени отличался чутьем действительности, уважением к старине и культом своей династии. Подобно всем людям своего поколения, он верил, что Германии суждено играть в мире преобладающую роль, если она останется под гегемонией Пруссии, представлявшей собою как бы ее квинтэссенцию, и признает верховенство Гогенцоллернов, которым сам бог предназначил эту высокую миссию.

Ему исполнилось уже 60 лет, когда он. взял в свои руки бразды правления. Он был уже несколько утомлен и в периоде упадка. Во время Крымской войны ему очень хотелось наказать Россию за ту помощь, которую она недавно оказала Шварценбергу. Но ему не пришла на ум более утонченная месть Бисмарка, который предназначил Александру II и Горчакову роль крестных отцов новой Германской империи. Его политика навлекла на него яростные нападки «партии Крестовой газеты»; и это привело к недоразумению, имевшему самые серьезные последствия.

Либералы восторженно приветствовали его приход к власти, за которым, по их мнению, должно было последовать торжество конституционного режима. Некогда Вильгельм боролся с реформаторскими поползновениями своего брата; но после того как реформы все-таки осуществились, он, не имея склонности отстаивать безнадежные позиции, примирился с совершившимся фактом, решив, однако, «так же добросовестно исполнять данные обещания, как и отвергать все то, что не было обещано». Он осуждал те злоупотребления, которые допускал Фридрих-Вильгельм, пользуясь своей властью, но отнюдь не был склонен умалять королевский авторитет. Он полагал, что король должен стоять выше партий, и сожалел, что брат его сделался орудием в руках феодальной Клики; со своей стороны, он отнюдь не намерен был править от имени буржуазии, а тем менее стать в зависимое от нее положение. На парламент он смотрел как на совещательное собрание и полагал, что во всех важных вопросах последнее слово должно принадлежать монарху. Между ним и либералами существовало принципиальное разногласие, и конфликт рано или поздно должен был разразиться.

Сначала либералы старались не задевать его заветных чувств. На выборах 1858 года был дан лозунг избегать таких кандидатов, имена которых могли пробудить в нем мучительные воспоминания. Но напрасны были все их усилия. Консервативная партия была совершенно разгромлена; это смутило регента, который боялся в силу сложившихся обстоятельств очутиться в плену у левой. Уже появились первые признаки разногласий в вопросах внешней политики: не успел он опомниться, как разразилась итальянская война. Либералы сочувствовали Пьемонту, предугадывая в нем будущего союзника Пруссии; Вильгельм же боялся повторить ошибку Фридриха-Вильгельма II, отпадение которого от коалиции в 1795 году позволило Франции раздавить поодиночке и Австрию и Пруссию.

Вильгельм решил оказать Францу-Иосифу поддержку, но хотел, чтобы его об этом попросили, чтобы, сверх того, французские армии не двинулись в самом начале войны к берегам Рейна и чтобы, с другой стороны, Австрия заплатила ему за союз. В 1849 году он советовал завоевать Германию силой; но позднее пришел к мысли о необходимости соглашения с Австрией, которая должна была добровольно уступить ему командование военными силами Германского союза. Этот план был химерой: Франц-Иосиф предпочел бы лучше отказаться от Ломбардии, чем отдать в руки Пруссии армию союза. Первая дипломатическая кампания Вильгельма закончилась полной неудачей; он восстановил против себя решительно всех: Францию, которой он помешал добиться полной победы, Австрию, возмущенную его бездействием, южную Германию, которая упрекала его в оставлении ее на произвол судьбы, и, наконец, своих собственных подданных, которые были крайне недовольны его колеблющейся и нерешительной политикой.

Сам Вильгельм приписывал свои неудачи недостаткам военной организации Германии и предложил сейму провести военную реформу, но государи почти без прений отвергли его проекты. Однако они сами понимали, что необходимо дать общественному мнению некоторое удовлетворение: Дальвиц, министр в Гессен-Дармштадте, Пфордтен в Баварии, а в особенности Бейст в Саксонии волновались, созывали конференции, вырабатывали один проект за другим. Политика второстепенных немецких дворов страдала внутренним противоречием: их слабость требовала присутствия в союзе обеих великих держав, соперничество которых составляло единственную гарантию независимости мелких государств, а вместе с тем это соперничество не позволяло Германии играть в Европе ту активную роль, которую они от нее требовали. Они хотели расширить права сейма, но пока Австрия была на нем представлена, Пруссия не могла согласиться на эту реформу, так как в этом случае ей пришлось бы подчинять свою политику посторонним влияниям. До сих пор союз существовал лишь потому, что он соглашался обречь себя на своего рода политическую инертность; в случае перехода к активным действиям ему грозил распад. С другой стороны, в результате возбуждения, вызванного этими проектами, Пруссия рисковала потерять всякое влияние на умы, если бы продолжала сохранять полное равнодушие. Ей приходилось вносить еще. более радикальные предложения, чем другим дворам. Политика короля, до сих пор сводившаяся к выжиданию и невмешательству, теперь уже не удовлетворяла новым потребностям. При этом внутренние смуты, вызываемые вопросом о военной реформе, побуждали Вильгельма стремиться к поднятию престижа прусской монархии посредством более энергичной и определенной политики.

Национальный союз и Союз реформы. Тишина, царившая в Германии после 1851 года, уступила место шумному брожению. Период от 1859 до 1866 года был одним из самых бурных и смутных. Вступление на прусский трон государя, не желавшего быть послушным слугой феодалов, и, с другой стороны, итальянская война заставили большую часть остальных немецких государей отказаться от системы репрессий. Деятельность ландтагов оживилась повсеместно; внимание общества обратилось главным образом к вопросам реформы Германского союза; публицисты в общем высказывались за более тесное сближение с Пруссией. Либералы различных немецких государств — Браун и Ланг в Нассау, Беннигсен и Микель в Ганновере, Шульце-Делич и фон Унру в Пруссии, баварец Братер, гессенец Эткер и т. д. — сочли, что наступил удобный момент для возобновления пропаганды единства и либеральных реформ.

Во Франкфурте состоялся (15 и 16 сентября 1859 г.) большой съезд, основавший Национальный клуб, который объявил своей программой «объединение и развитие общего отечества». Он старался не оттолкнуть от себя «великогерманцев», которые не соглашались оставить на произвол судьбы 11 миллионов австрийских немцев и, исключив их из Германского союза, отдать таким образом во власть мадьяр и славян. «Национальный союз, — говорилось в манифесте 4 сентября 1860 года, — признает немецкие провинции Австрии неотъемлемой частью отечества. Но если непредвиденные обстоятельства и непобедимые препятствия помешают непосредственно включить эти области в состав германского союзного государства, то он не перестанет тем не менее упорно стремиться к воссоединению остальных частей немецкого отечества». Несмотря начисто формальные оговорки, союз усваивал, таким образом, программу Гагерна.

Монархи были встревожены; центральный комитет Национального союза подвергся изгнанию из Франкфурта, а в Саксонии, Мекленбурге, Ганновере и обоих Гессенах общество это было запрещено. Однако Вейсту не удалось склонить сейм к принятию общих репрессивных мер. «Современное положение не имеет аналогий в истории, — писал он. — Обыкновенно, когда приходится иметь дело с движением, стремящимся к ниспровержению конституции, то или отменяют эту конституцию, или борются с этим движением; здесь не делают ни того, ни другого. Все это может кончиться лишь внезапной революцией». Другие министры считали его опасения преувеличенными и предпочитали паллиативные меры репрессивным законам. Они содействовали образованию Союза реформы, в котором главная роль принадлежала партикуляристам и ультрамонтанам.

Национальный союз насчитывал на юге очень немного сторонников, и ему пришлось скоро убедиться, что он не в состоянии собственными силами сломить сопротивление правительств и вековых традиций. Тем не менее ошибочно было бы предполагать, что его деятельность не имела никакого значения. После двухлетней пропаганды он насчитывал всего 15 000 членов, из них 8000 в Пруссии, но все они принадлежали к правящим классам и пользовались значительным влиянием. На организуемые ими празднества со всех сторон собирались тысячные толпы, бурно приветствовавшие идею германского единства. Прусская армия впоследствии низвергла несколько немецких династий, но к этому нападению ее подстрекнули либералы. Когда отдельные монархии рушились под ее ударами, то все заметили, что в сущности корни их были подточены гораздо раньше.

Военная реформа в Пруссии. В рассматриваемый период всякое соглашение между прусским правительством и либералами других немецких государств казалось решительно невозможным по причине того внутреннего конституционного конфликта, который был-вызван прусской военной реформой.

Закон 1814 года, дополненный и измененный указами 1820 года, установил всеобщую воинскую повинность: после трех лет действительной службы солдаты на два года зачислялись в запас, после чего переходили в ландвер, который делился на два срока и в котором они состояли вплоть до достижения сорокалетнего возраста. Однако, хотя с 1814 года население

Пруссии возросло с 11 до 18 миллионов, ежегодно призывалось по прежнему только 40 000 новобранцев, так что 25 000 молодых людей ускользали ежегодно от набора. Поэтому контингент прусской армии был настолько незначителен, что когда обстоятельства требовали развертывания боевых сил, то приходилось созывать ландвер и принимать под знамена людей, достигших довольно солидного возраста, в большинстве случаев женатых и отрывавшихся от своих обычных занятий к величайшему вреду для хозяйственной жизни страны. А так как, вдобавок, ландвер и действующая армия были тесно связаны между собой (каждая бригада состояла из одного линейного полка и одного полка ландвера), то недостатки организации ландвера отражались на всей армии. Очень. часто офицерские чины в ландвере доставались бывшим вольноопределяющимся, прослужившим всего один год, плохо подготовленным и не пользовавшимся в глазах своих солдат достаточным авторитетом.

Необходимость радикальной реформы сознавалась всеми так сильно, что трудно решить, кому собственно принадлежала первая мысль о намеченных преобразованиях. В основных чертах проект составлен был, кажется, подполковником Клаузевицем и генералом Фойгтс-Ретцем; им помогали своими указаниями военные советники регента — Альвенслебен и в особенности Эдвин фон Мантейфель, пользовавшиеся у него большим влиянием. Принц-регент, который с молодых лет предавался изучению военного дела, поощрял их работу, проникся их идеями и сделал осуществление их проектов вопросом собственной чести.

По новому порядку на службу зачислялись все подлежащие призыву, так что всеобщая воинская повинность была фактически восстановлена. Время пребывания в запасе было продлено с двух до четырех лет. Таким образом, численность действующей армии доводилась до 400 000 человек, что давало возможность не прибегать сразу к призыву ландвера; последний был сохранен в качестве армии второй очереди, но в ландвере запасные теперь состояли только до 32 лет. После мобилизации 1859 года, снова обнаружившей все недостатки прежней системы, регент приступил к выполнению своего плана. Он сохранил кадры ландвера, зачислил туда новых рекрутов и потребовал от палат, чтобы они отпустили ему нужные для этой реорганизации 9,5 миллиона талеров.

Сумма эта показалась ландтагу чрезмерной, и возник вопрос: нельзя ли уменьшить расход путем сокращения срока действительной службы с трех лет до двух? Кроме того, парламенту не нравилось устранение ландвера, как бы выброшенного из рядов действующих войск. Хотя регент и позаботился указать в объяснительной записке, что «он отнюдь не намерен порвать с наследием великой эпохи и что прусская армия как доныне, так и впредь останется не чем иным, как вооруженным прусским народом», — в обществе обнаружились два противоборствующих течения. Бойен, Шарнгорст и преобразователи Пруссии в начале XIX столетия были идеалистами, воспитывавшимися в школе Канта и под влиянием французской революции. Они полагали, что достаточно вооружить нацию, чтобы обеспечить страну от всяких покушений на ее независимость. Клаузевиц, Фойгтс-Ретц, Роон и инициаторы реформы 1859 года были реалистами и профессионалами; они хотели «не национальной армии, а военной нации» (Шербюлье). Они создали военное сословие. Другие страны, заметил кто-то, владеют армиями; в Пруссии армия владеет страной.

Опасения парламента^[180] в этом пункте были тем сильнее, что большую часть вновь созданных офицерских чинов предполагалось предоставить дворянам, а буржуазия не имела никакой охоты взваливать на свои плечи новое бремя только для того, чтобы увеличить влияние ненавистной касты. Наконец, парламентское большинство было недовольно министерством, не желавшим дать ему удовлетворение по двум наиболее важным для него вопросам: по вопросу о радикальном преобразовании палаты господ, где засели юнкера, отвергавшие все принимаемые нижней палатой проекты, и по вопросу о чистке административного аппарата. Совершенно естественно, что конфликт, который должен был разразиться рано или поздно, возгорелся по вопросу о военной реформе, так как на этой почве сталкивались самые пылкие страсти и самые сложные интересы, хотя следует признать, что либералы сделали некоторый промах, перенося борьбу на такую почву, на которой они в некотором роде задевали монарха в его наиболее глубоких чувствах.

Палата отпустила «временные» кредиты на вновь сформированные полки (1860). Это был очень неловкий шаг: можно ли было ожидать, что правительство впоследствии откажется от уже осуществленной реформы? Временно сформированные полки были зачислены в действующую армию и получили знамена. Когда палата пожелала их расформирования, принц-регент был возмущен этим требованием, на которое он смотрел как на недопустимую узурпацию. В 1861 году кредиты были вотированы только после бурных прений; оппозиция усиливалась, а дебаты принимали все более резкий характер. Супруга регента Августа, его сын, его невестка — дочь английской королевы — умоляли его не ссориться с парламентским большинством. Их советы не могли его поколебать, но они его огорчали. В душе его происходила глубокая внутренняя борьба.

Военный министр Роон, желая успокоить принца-регента и доказать ему законность его поведения, постепенно расширял вопрос и изменял его постановку. Роон был выдающимся офицером и первоклассным администратором. С помощью своего адъютанта Гартрота, Эдвина фон Мантейфеля и генерал-инспектора Пейкера он лихорадочно трудился над организацией новой армии. Игольчатое ружье Дрейзе уже давало ей серьезное материальное преимущество. Роон подготовил сплоченный офицерский корпус, проникнутый мощным кастовым духом. Во главе генерального штаба поставлен был в 1858 году фон Мольтке, который вырабатывал планы мобилизации, изучал вопрос об использовании железных дорог в. военное время и создавал современный научный способ ведения войны.

Вильгельм следил за постепенным развитием дела; он видел, как на его глазах растет орудие прусского могущества, и все с большим и большим нетерпением выслушивал критические замечания дилетантов и профанов в военном деле. Теперь он не хотел уже и слышать ни о каком компромиссе. Рооп, который не отличался, быть может, столь непреклонным характером, как его повелитель, вносил в дебаты резкость и сухость, обострявшие эти споры. Вся его фигура дышала «суровостью и печалью». Его надменный взгляд, ясная и резкая речь, его затянутый и подобранный вид делали его типичным прусским офицером и заранее обрекали на роль «министра эпохи конфликта».

Фридрих-Вильгельм IV скончался в первые дни 1861 года; брат его, беря корону «с престола господня», как бы проникся мистическим духом, одушевлявшим его предшественника. Прусская конституция еще отличалась незаконченностью и неясностью. Либералы стремились расширить ее; они хотели добиться права вотировать налоги и ежегодный контингент новобранцев, т. е. превратить ограниченную монархию в парламентское правительство. В Пруссии, отвечал им Роон, монархия существует не только для показа, как в Бельгии или в Англии; мы хотим «разбить цепи, сковывающие орла, чтобы король божьей милостью оставался действительным главой своего народа, средоточием государственной жизни, властителем страны». Большинство громко заявляло о лояльности своих чувств и не отдавало себе ясного отчета в истинном значении своих требований; сознавало оно это или нет, но в данном случае дело шло, конечно, не о форме, а о самой природе правительства. Отсюда упорство, страстность и серьезность борьбы; в это именно время окончательно сложилась прусская монархия в том виде, какой она сохраняла до революции 1918 года и при котором верховная власть монарха только прикрывалась — а не ограничивалась — контролем совещательного собрания.

В 1861 году Вильгельм уже всецело примкнул к взглядам Роона. «Я — первый прусский король, вступающий на трон, окруженный новейшими учреждениями, — сказал он во время своей коронации (октябрь), — но я не забываю, что корона дается богом». Убежденный в том, что «военная сила обеспечивает власть государей» и что те монархи, которые недостаточно о ней заботятся, становятся жертвами революций, он постоянно вспоминал об участи Карла 1^[181]. Тем не менее он с некоторой робостью вступал на путь сопротивления парламенту, и его колебания могли повлечь за собой самые серьезные последствия, так как ему приходилось иметь дело с противниками, раздражительность и требовательность которых возрастали по мере того, как борьба затягивалась.

Прогрессистская партия, составленная Шульце-Деличем, Иоганном Якоби, Форкенбеком, Вирховым и Моммзеном, выставила программу реформ, которые в своей совокупности должны были обеспечить торжество буржуазии и парламентарного режима. Выборы 1861 года показали бессилие консервативной партии. Феодалы потерпели полное поражение; Шталя уже не было в живых; Герлах, Вагнер и Бланкенбург провалились. Большинство выказало полную несговорчивость в военном вопросе, и палата была распущена. Но страна поддержала депутатов, и трехклассная система обратилась против своих творцов. Министерское давление только подлило масла в огонь, и выборы 1862 года носили еще более радикальный характер, чем выборы 1861 года: теперь «против 253 либералов стояло всего 16 консерваторов. После семидневных прений большинство отвергло поправку Зибеля и Твестена, старавшихся уладить конфликт путем компромисса, и вычеркнуло из военного бюджета добавочные кредиты, даже те, которые были уже израсходованы. Тогда король призвал Бисмарка в. министерство.

Бисмарк. Отто-Эдуард-Леопольд фон Бисмарк-Шенгаузен родился в 1815 году в Шенгаузене, в старой Бранденбургской марке. После бурно проведенной молодости он проживал в своих поместьях, когда в 1847 году его избрали депутатом в так называемый соединенный ландтаг, созванный Фридрихом-Вильгельмом IV. Саркастическая дерзость, с какой он выступал против всех новых идей, его пренебрежительное отношение к общественному мнению, подчеркнутое презрение к избитым общим фразам и к знаменитостям текущего дня вызывали всеобщее смущение. Но даже противники признавали смелость и гибкость его таланта; он не имел ораторского дарования и запинался, но умел в надлежащий момент найти меткое словцо и образ, врезывающийся в память. Он отличался всеми типическими чертами юнкерской касты: простой и сердечной набожностью, ненавистью к демократии и к городам, невозмутимым хладнокровием^[182] и мужеством, ясными и определенными понятиями обо всеми непоколебимой верой в собственное суждение. Во время революции 1848 года он примыкал к придворной камарилье, которая, приютившись вокруг Фридриха-Вильгельма IV, боролась против политики Кампгаузена, Бунзена и Радовица.

Впоследствии неоднократно указывали, что между поведением Бисмарка в 1848 году и его политикой в последующие годы замечаются противоречия, но противоречия эти скорее кажущиеся, чем действительные. Он в то время отвергал не идею германского единства, а те условия, которые Франкфуртский парламент хотел навязать Пруссии, и если он высказывался против войны за герцогства, то потому, что война могла тогда привести лишь к замене датского короля каким-нибудь мелким князьком, который роковым образом должен был сделаться для Пруссии враждебным и подозрительным соседом. Он еще верил в возможность тесного сближения с Австрией, но опыт разрушил его иллюзии. Будучи делегатом Пруссии на союзном сейме, он вступил в открытую борьбу с австрийскими представителями Туном, Прокеш-Остеном и Рехбергом (1851–1859); Впечатления, вынесенные им из этой борьбы, он выразил в знаменитом докладе: «В наших союзных отношениях я усматриваю ненормальность, которую раньше или позже придется лечить ferro et igni»^[183].

Из этого исходного пункта, т. е. из мысли о неизбежности разрыва с Австрией, вытекала вся его политика. Не было человека, более проникнутого реализмом и менее зараженного предрассудками и сентиментальностью, чем Бисмарк; воспоминания о 1806 годе столь же мало мешали ему пользоваться любезным содействием Наполеона III, как память об ольмюцском унижении — домогаться милостей Горчакова. Политические «долги», в которые он входил по отношению к другим державам, нисколько его не тревожили, ибо он был уверен, что с помощью различных уловок так или иначе разделается со своими обязательствами. Если бы кредиторы вздумали проявить излишнюю требовательность, то, будучи «больше пруссаком, чем немцем», он не стал бы оспаривать их векселя, лишь бы собственный его барыш (т. е. барыш для Пруссии) показался ему достаточным. Ставка была огромная, и он внимательно следил за игрой и старался играть наверняка; а во всем остальном он полагался на счастье и, как завзятый игрок, любил риск и сильные ощущения. Сильно развитое воображение и смелая предприимчивость, характерные для выдающихся политических деятелей, уравновешивались в нем величайшей хитростью, осторожностью и здравым смыслом. Он не знал ни щепетильности, ни злопамятства; на договоры он смотрел как на временные комбинации и считал их устарелыми, лишь только извлекал из них всю возможную выгоду.

Очутившись у власти, он открыто заявил австрийскому посланнику: «Отношения между Пруссией и Австрией должны измениться к лучшему или к худшему; мы желаем первого решения вопроса, но вынуждены готовиться и ко второму». А когда граф Карольи стал приводить смягчающие обстоятельства и доказывать, что затруднения, вызывавшие недовольство Бисмарка, коренятся в истории и в той роли, которую Австрия в течение ряда столетий играла в Германии, его собеседник возразил: «Тогда перенесите свой центр в Пешт». Австрийский министр Рехберг выслушал это приглашение с неудовольствием, нисколько не удивившим Бисмарка, который не был настолько наивен, чтобы надеяться на достижение своих целей лишь путем убеждения противника. С этого момента он начал подготовлять в Европе благоприятную для Пруссии политическую ситуацию.

Противники обвиняли Бисмарка в том, что внешняя политика являлась для него диверсией против внутренних замешательств. Они преувеличивали. Он не чувствовал никакой симпатии к либералам, — не столько потому, что он их боялся, сколько потому, что считал их людьми простоватыми именно за их манию принимать абстрактные формулы за реальную силу. Однако он признавал, что недовольство либералов имеет под собой некоторое законное основание. Если они упорно отказывали правительству в отпуске военных кредитов, то потому, что они не верили в его энергию, и лучшим средством обезоружить их оппозицию являлось, по его мнению, удовлетворение национальной гордости. Он не забыл революции 1848 года и того, как франкфуртские доктринеры отреклись от своей программы и примкнули к Фридриху-Вильгельму IV; и он тоже рассчитывал ценой славы купить их отречение от их программы.

Король очень волновался и готов был отказаться от престола; но Бисмарк объявил, что согласен управлять без парламентского большинства и без вотированного бюджета. Депутатам, упрекавшим его в нарушении конституции, он отвечал, что конституция не предусмотрела того случая, когда палата отказывает монарху в необходимых средствах; что вся жизнь состоит из компромиссов и что если одна из сторон отказывается от сделки, то конфликт неизбежен, а тогда побеждает сильнейший. Граф Шверин уточнил эту мысль в известной фразе: «Сила преобладает над правом».

Палата вотировала министерству недоверие (1863) и была снова распущена. Правительство издало указ, дававший администрации право приостанавливать газеты после двух предостережений. В стране началось сильнейшее волнение; некоторые муниципальные советы умоляли короля восстановить согласие между династией и народом, но их заявления встретили самый недоброжелательный прием со стороны Вильгельма. Тогда они перестали участвовать в официальных торжествах и отказались праздновать день рождения монарха. Все ухищрения министра внутренних дел Эйленбурга не помешали избирателям снова послать в палату оппозиционных депутатов, и сессии 1863 и 1864 годов отличались чрезвычайно бурным характером^[184].

Франкфуртский конгресс и польские дела. Этот конституционный конфликт приводил в смущение германских сторонников Пруссии, а ее противники пытались воспользоваться их затруднительным положением. Австрийский министр Рехберг, который некогда во Франкфурте имел столкновения с Бисмарком и даже вызывал его на дуэль, был человек сангвинического темперамента, но обладал здравым смыслом; он понимал слабые стороны Австрии и всю изолированность ее положения в Европе. Благоразумие советовало австрийскому правительству избегать широких планов и честолюбивых замыслов, но, на беду, не все товарищи Рехберга отличались такой же осторожностью.

Шмерлинг, который в 1848 году был министром имперского наместника (избранного Франкфуртским парламентом), соединял с непоколебимой верой в свою собственную гениальность величайшую развязность и смелость; чтобы обеспечить господство немецкого элемента в Австрии, он хотел твердо упрочить авторитет Франца-Иосифа в Германии, не замечая, что он попадает таким образом в заколдованный круг. На его стороне стояли директора министерства иностранных дел Мейсенбург и особенно Бигелебен, человек ученый и просвещенный, но полный предвзятых идей и вероисповедных предрассудков. Под Рехберга втихомолку подкапывался военный советник австрийского императора Мориц Эстергази, остроумный и весьма симпатичный, но неуравновешенный и нерешительный человек, с ужасом отступавший перед «микробами, кишащими в капле воды, которую ему приходится разглядывать под микроскопом», и ревниво относившийся ко всякому сопернику. Клерикальная партия во всей Европе была крайне раздражена итальянскими событиями и замышляла крестовый поход, во главе которого должна была стать Австрия.

Франц-Иосиф, лично руководивший иностранной политикой, не всегда мог быть уверен, что природный здравый смысл убережет его от неблагоразумных шагов. Несмотря на свое добросовестное отношение к делу и замечательную память, он все-таки терялся в деталях. Наполеон III упрекал его в недостатке энергии; вернее было бы сказать, что ему не хватало постоянства. Он оставлял за собой право высказывать окончательное решение в важных делах, а это значило, что среди своих приближенных он выбирал одного, пользовавшегося его особенным доверием, и следовал его советам; но он не прощал этому человеку подобного посягательства на свою личность и тайком устранял советника как раз в тот момент, когда давал ему наиболее решительные доказательства своего благоволения. Это придавало политике императора известную непоследовательность, отчасти объяснявшуюся также, упадком духа и печалью, которые оставили в его душе пережитые испытания.

Шмерлинг убедил своего государя взять на себя инициативу реформы Германского союза, которая поставила бы Пруссию в подчиненное положение в Германском союзе, а так как недавний пример доказал, что от союзного сейма нельзя добиться согласия на такую реформу, то Шмерлинг посоветовал Францу-Иосифу непосредственно обратиться к германским государям. Австрийский император созвал их на конгресс во Франкфурте (17 августа 1863 г.). Собрание было блестящее. Франц-Иосиф неожиданно обнаружил талант председателя парламента; ему удачно помогал саксонский король, руководивший большинством. Прусский король по совету Бисмарка не поехал на конгресс, и его отсутствие заранее лишало франкфуртские резолюции всякого действительного значения. Когда Рехберг, одобривший, впрочем, проект Шмерлинга лишь после упорного сопротивления, предложил съехавшимся монархам не считаться с отсутствием Пруссии, то они уклонились от решительных заявлений. И Австрия лишний раз могла на опыте убедиться в действительной ценности своих союзников.

Бисмарк отнесся ко всей этой затее с величайшим хладнокровием, а пока его противники гонялись за тенями, ускользавшими у них из рук, он старался обеспечить себе поддержку России. В начале 1863 года в Польше вспыхнуло восстание. Для осуществления своих планов прусский министр нуждался в попустительстве парижского и петербургского кабинетов. Но дипломатическое сближение обоих этих дворов способно было парализовать его проекты; объединенные Франция и Россия нисколько не нуждались в Пруссии и не имели никаких оснований допускать подготовляемый Бисмарком переворот. В то время как Наполеон III дал себя увлечь в такие переговоры с Австрией и Англией, которые глубоко оскорбили русское правительство, Бисмарк пошел навстречу желаниям русского царя и предложил ему свою помощь, чем Александр II был чрезвычайно тронут.^[185] С своей стороны, Наполеон III, убедившись в слабости австрийской поддержки, гораздо больше возмущался этой слабостью, которая отзывала коварством, чем лояльным и открытым воздержанием Пруссии.

Таким образом, к концу 1863 года общее политическое положение в Европе вполне благоприятствовало смелой инициативе Бисмарка. Австрия, обескураженная неудачей Франкфуртского конгресса, была сильно напугана принципиальными декларациями парижского кабинета; Франция восстановила против себя Россию и сама была настроена против Англии за ее нелояльное поведение; зато Пруссия завоевала симпатии Горчакова, тогда как в лагере ее противников царили несогласия и разброд. Смерть датского короля Фридриха VII (15 ноября 1863 г.) доставила прусскому министерству удобный предлог для начала действий.

Датская война. Ни в одном деле не дал Бисмарк таких поразительных доказательств силы и гибкости своего ума, а также сьоего совершенного презрения к писаному праву и традиционной морали, как в использовании вопроса о герцогствах. Лондонский протокол (8 мая 1852 г.) имел чисто временный характер. Пруссия и Австрия, признавая целость владений датской короны и наследия Христиана Глюксбургского, добились «разъяснений», дававших им возможность возобновить спор при первом удобном случае. В действительности здесь столкнулись два принципа; национальное чувство, требовавшее возвращения территории, большей частью населенной немцами, решительно восставало против трактатов, признававших права Дании. Горькие жалобы союзного сейма делали этот вопрос злободневным, и проницательный Бисмарк мог только потирать руки от удовольствия. «Здесь, — писал он, — мы имеем дело с таким вопросом, по поводу которого можно во всякое время начать войну, как только это позволит политическое положение Европы».

После смерти Фридриха VII герцог Фридрих Аугустенбургвский, несмотря на отречение своего отца, заявил притязание на герцогства. Общественное мнение Германии горячо высказалось в его пользу, и за ним последовал союзный сейм, хотя большинство немецких правительств примкнуло к Лондонскому протоколу. Шлезвиг, расположенный между Балтийским и Северным морями, со своим великолепным Кильским рейдом, являлся для Пруссии весьма соблазнительной приманкой. «Я всегда думал, — говорил впоследствии Бисмарк, — что присоединение Шлезвига к Пруссии составляет наилучшее из всех возможных решений вопроса».

Чтобы не взволновать Европу, он притворно выразил порицание неумеренности сейма, не признал прав герцога Аугустенбургского, жаловался только па то, что Дания нарушила постановления Лондонского договора, и предложил ей предоставить герцогствам требуемые этим договором гарантии и автономию. Прусская палата возмущена была проявленной Бисмарком слабостью и обвиняла его в том, что он предает иностранцам «Северную марку». Европейские державы, со своей стороны, введенные в заблуждение или желавшие потворствовать прусскому канцлеру, предоставили ему полную свободу действий, а Австрия, — где Рехберг, после испытанных им за последнее время неудач, желал сближения с Пруссией, но где правительство с ужасом отступило бы перед революционным решением вопроса, — последовала за ним. «В 1849 году мы убедились, — говорил Бисмарк, — что нехорошо выступать одному против четырех; два против трех — это более благоприятная пропорция». Рехберга со всех сторон предупреждали, что выгнать датчан из герцогств будет не трудно, но выгнать затем оттуда пруссаков будет не так-то легко. Он не отрицал опасности, но считал более благоразумным не дать Бисмарку действовать в одиночку.

В январе 1864 года Пруссия и Австрия, отстранив на задний план союзный сейм вопреки его протестам, напали на Данию. Затем, после того как датчане принуждены были очистить линию Даневирк, прикрывавшую доступ в Шлезвиг, Бисмарк убедил Австрию вторгнуться в Ютландию. Дюппельские укрепления были взяты после шестинедельной осады (18 апреля), а Ютландия почти вся занята австро-прусскими войсками. Прусский король в то время готов был признать права Фридриха Аугустенбургского. Бисмарк с неудовольствием соглашался на такое решение вопроса, но, чтобы обеспечить себя от возможной неблагодарности, он предложил принцу условия, ставившие его в полную зависимость от Пруссии. Фридрих попытался было возражать, но его недомолвки произвели очень дурное впечатление: ведь в конце концов герцогства принадлежали тому, кто их завоевал. Рехберг, хотя и считал эту теорию несколько опасной, не рискнул протестовать, так как великие европейские державы, среди которых в то время царил полный разлад, не оказали бы ему никакой поддержки. Его политика, в общем рассудительная и обдуманная, отличалась робостью и нерешительностью. Он не любил итти навстречу трудностям, чтобы их побороть, и предпочитал тактику выжидания. По Венскому договору (30 октября 1864 г.) права Дании на Лауэнбург, Голштинию и Шлезвиг перешли к Пруссии и Австрии.

Гаштейнская конвенция. Австрия была в высшей степени смущена сделанным ею приобретением. Чтобы выпутаться из затруднительного положения, Рехберг охотно готов был уступить сеои права за самое незначительное территориальное вознаграждение, например за графстио Глац. Но в силу принципа, неизменно проводившегося Гогенцоллернами, территории, имевшие однажды честь побывать под их скипетром, не могли перейти ни к какому другому хозяину. Даже в гораздо более скромных уступках было отказано наотрез, и Шмерлинг, радуясь случаю отомстить своему сопернику, добился замены Рехберга Менсдорфом-Пульи.

Генерал-от-кавалерии граф Менсдорф не обладал особенно широким дипломатическим опытом. Пост министра иностранных дел он согласился занять, только повинуясь воле императора, а так как он сам себе не доверял, то не всегда решался отстаивать свои мнения с надлежащей твердостью. Он держался благоразумных взглядов и полагал, что при данных обстоятельствах Австрия должна прежде всего любой ценою выбраться из тупика, в который попала, но избегая при этом разрыва с Пруссией. Однако ни Шмерлинг, ни Эстергази, ни двор не разделяли этой точки зрения.

Отношения между Берлином и Веной после заключения Венского мирного договора отнюдь нельзя было назвать хорошими. Бисмарк, ни за что не желавший отказаться от герцогств, ожидал сопротивления со стороны Австрии и, не отвергая безусловно всякой мысли о компромиссе, отнюдь не стремился к нему. «Война 1866 года, — писал впоследствии Мольтке, — не была вызвана необходимостью отразить угрозу нашему национальному существованию; это был конфликт, признанный необходимым в кабинете, заранее обдуманный и постепенно подготовлявшийся».

Король следовал за своими советниками не без некоторого сопротивления. Бисмарк сближался с Францией, сносился с Италией; союзы такого рода внушали прусскому государю подозрение и были ему не по вкусу. Ставка была слитком серьезна, результат игры казался сомнительным, а шлезвигская кампания не позволяла предвидеть поразительных успехов 1866 года: во время датской войны австрийские войска вели себя очень недурно, а прусские генералы совершили ряд ошибок, чуть было не сорвавших успеха планов, разработанных Мольтке. Со своей стороны, Бисмарк далеко не был уверен в Наполеоне III.

Поэтому, когда Австрия, всецело поглощенная тогда внутренними преобразованиями и желавшая помириться с венгерцами, прежде чем разрешить свой давнишний спор с Пруссией, предложила компромиссное соглашение, это последнее было принято. Гаштейпская конвенция (14 августа 1866 г.), по словам прусского короля, явилась «победой, не стоившей ни одной капли крови». По этому договору Пруссия и Австрия, сохраняя право общей собственности, поделили между собой управление герцогствами: Лауэнбург предоставлен был Пруссии полностью под условием уплаты 2,6 миллиона датских талеров. Это был очень серьезный прецедент, особенно для Австрии, которая снова скомпрометировала себя этим двусмысленным торгом, возбудила неудовольствие остальных немецких государей и, по крайней мере судя по внешности, покинула герцога Аугустенбургского на произвол судьбы.

Война 1866 года. Франц-Иосиф дорого заплатил за политику проволочек, которую он считал необходимой. Гаштейнская конвенция ничуть не уладила прежних недоразумений. Бисмарк горько жаловался на поведение Габленца, австрийского представителя в Голштинии, который, по его словам, «угрожал монархическим принципам, общественному порядку и дружбе обоих государств»; он. отправился в Биарриц, чтобы окончательно выяснить намерения Наполеона III. Император отказался взять на себя какие-либо определенные обязательства; он хотел сохранить свободу действий, чтобы извлечь из положения максимум возможных выгод, но очень желал конфликта между Пруссией и Австрией. Он не обескураживал пруссаков и тайно подстрекал, итальянский кабинет. Австрия, которой грозила опасность очутиться между двух огней, встревожилась и сосредоточила на границе несколько полков. Тогда Пруссия заявила энергичный протест, быстро закончила свои военные приготовления и 8 апреля 1866 года подписала с посланцем Ламарморы, генералом Говоне, договор, по которому Италия обязалась напасть на Австрию, если в трехмесячный срок Пруссия начнет военные действия.

Возникал вопрос: что сделает Германский союзный сейм? Несмотря на свое недавнее недовольство Веной, немецкие государи склонялись в пользу Австрии. Бисмарк бросил им под ноги проект радикальной реформы союзной конституции и потребовал созыва избранного всеобщей подачей голосов парламента, в котором представители народа должны были обсудить вместе с представителями государей основы нового устройства Германии. Подобный либерализм показался несколько подозрительным. Тем не менее, либералы, ослепленные открывшейся перед ними блестящей перспективой, заволновались, а противниками Пруссии овладела растерянность. Предложения Бисмарка не помешали немецким кабинетам присоединиться к Австрии, да он и не надеялся этому помешать. Но предложения Бисмарка замедлили действия немецких государей и послужили удобным предлогом сначала для колебаний, а потом и для решительного отпадения от Австрии. Кроме того, они поставили вопрос в определенной форме. «Речь шла не о завоевании новой территории, — писал впоследствии Мольтке, — но о господстве над Германией». В действительности одно не исключало другого. Зато война получила менее эгоистический характер, и это давало удовлетворение тем, чья слабость нуждалась только в предлоге, чтобы согласиться с желаниями Бисмарка.

События показали огромное превосходство Пруссии над ее противниками, а вера прусских генералов в победу была безгранична. Но любопытно, что в момент открытия военных действий сам король испытывал некоторое беспокойство. Бавария, Саксония, Ганновер, Вюртемберг и даже Баден присоединились к Австрии, и хотя армии этих государств были довольно посредственны, но для борьбы с ними Пруссии приходилось выделить часть своих военных сил. Подданные сплотились вокруг монархов, а манифест центрального комитета Национального союза протестовал против войны, «причины и цель которой столь не определенны».

В самой Пруссии общественное мнение было крайне раздражено против министра, и 7 мая студент Юлиус Ко ген выпустил в него пять пуль из револьвера. Со всех сторон получались адреса в пользу мира. В Силезии священники с церковной кафедры обличали политику кабинета. В рейнских провинциях пришлось прибегнуть к силе, чтобы заставить запасных войти в вагоны, а майнцский архиепископ в письме, звучавшем почти угрозой, оправдывал поведение солдат, которые повиновались приказаниям начальства «с неудовольствием и отвращением, единственно по чувству долга и дисциплины, но без всякого энтузиазма». При таких условиях поражение могло повлечь за собой самые серьезные последствия для династии. В то же время из-за границы поступали известия столь же неутешительного свойства.

Во Франции общественное мнение протестовало против нарушения традиционных принципов французской дипломатии, и император по временам начинал задумываться над той ответственностью, которую он брал на себя. Его симпатии к Пруссии не исключали возможности поворота во французской политике. Когда Австрия выказала намерение сблизиться с Францией и уступить Венецианскую область Италии, Наполеон III не отверг австрийских предложений и с целью выгадать время предложил созыв европейского конгресса. Венский кабинет должен был, очевидно, согласиться на это в своих прямых интересах. Но Италия не выказала никакого энтузиазма, услыхав о предлагаемом ей даре, и сослалась на то, что она связана договором 8 апреля (с Пруссией). 8 июля ее щепетильность потеряла бы всякий смысл.

По непонятному ослеплению венский кабинет отклонил идею европейского конгресса. Фактическое управление министерством иностранных дел в это время уже выскользнуло из рук Менсдорфа-Пульи, который с грустью отдался на волю течения. Ответственность за это решение, в результате которого Австрия. осталась изолированной под совместными ударами Пруссии и Италии, возлагают на генерала Морица Эстергази, действовавшего, по всей вероятности, под влиянием клерикальных элементов. Это вытекает, по видимому, из договора, подписанного Австрией и Францией (12 июня); по этому договору Австрия обязалась уступить Венецию во всяком случае и не вносить никаких изменений в политическое и территориальное положение Германии без согласия Франции. Зато она добилась обещания, что владения папы не подвергнутся никакой опасности. Конечно, кроме клерикальных влияний, странное решение венского двора объясняется еще его тогдашней растерянностью, крайним раздражением и отчаянием, в которое его» повергли махинации противника.

11 июня пруссаки заняли Голштинию. Австрия потребовала от Франкфуртского сейма мобилизации союзной армии; ее поддержали своими голосами представители четырех королевств^[186], обоих Гессенов и Нассау. Пруссии приходилось иметь дело с тремя группами противников: Касселем и Ганновером — на западе, южногерманскими государствами — за Майном и, наконец, Австрией, авангардом которой служила Саксония. Пруссия имела перед ними все преимущества географического положения, организации и вооружения. Мольтке, не будучи гениальным стратегом, сумел оценить значение новейших научных открытий для полководцев и создал научный способ ведения войны, а Роон подготовил, со своей стороны, офицерский корпус, полный усердия, веры в себя и энтузиазма, решивший успех своей смелостью и духом инициативы.

Несколько быстрых маршей решили участь гессенского курфюрста и ганноверского короля. Ганноверская армия, пытавшаяся отступить для соединения с войсками южногерманских государств, подвигалась очень медленно и после сражения при Лангензальце принуждена была капитулировать (29 июня). Пруссаки заняли Франкфурт, наложили на него контрибуцию в 25 миллионов флоринов и так жестоко обращались с жителями, что один из бургомистров, доведенный до отчаяния, покончил самоубийством. «Все земли к северу от Майна — у ног вашего величества», — писал своему повелителю генерал Фогель фон Фалькенштейн. Сменивший его Мантейфель быстро гнал перед собой баденские и гессенские войска. Нюрнберг открыл ворота перед победителями, и пруссаки собирались вторгнуться в Старую Баварию, когда пришло известие о перемирии.

В Чехии Бенедек мог выставить 250 000 человек против 300 000, которыми командовали прусский наследный принц и принц Фридрих-Карл. Австрийцы располагали лучшей артиллерией, чем пруссаки, и превосходной кавалерией. Зато ружье Дрейзё давало прусской пехоте огромное преимущество: во всех столкновениях австрийские потери втрое превышали потери противника. После итальянской кампании австрийский генеральный штаб усвоил тактику атаки сомкнутыми колоннами; пруссаки, сражавшиеся стрелковыми цепями, пользуясь всеми выгодами местности, приученные к обходным движениям и фланговым атакам, останавливали неприятельские колонны своим метким огнем, а когда дрогнувший неприятель начинал отступать, вносили в его ряды страшное опустошение.

Бенедек, прославившийся своими успехами в Италии и назначенный на должность главнокомандующего под давлением общественного мнения, был прекрасным дивизионным генералом, но руководство целой большой армией было ему не по плечу. Он согласился занять этот ответственный пост, лишь уступая настойчивым требованиям императора и эрцгерцога Альбрехта, и обнаружил преувеличенную скромность, беспрекословно выполняя все планы Геникштейна и Крисмапика. Последний был теоретик, очень ученый, но не обладавший чувством глазомера и находившийся целиком во власти традиций XVIII столетия. Медлительный и осторожный, он скоро был сбит с толку стремительным наступлением противника. В то время как Мольтке, разъяснив свои планы генералам, предоставлял им самую широкую инициативу по части их практического осуществления, австрийская главная квартира хотела руководить всем, а корпусные командиры плохо выполняли непонятные им приказы. При этом далеко не все австрийские генералы одинаково стояли на высоте своей задачи, ибо многие обязаны были своим возвышением не столько способностям, сколько происхождению. Не следует, впрочем, преувеличивать значения этих личных достоинств или недостатков, ибо весьма сомнительно, чтобы гений какого бы то ни было полководца мог в течение долгого времени уравновешивать те преимущества, которые давали нападающим их организация и вооружение.

Медлительность Венедека дала возможность пруссакам занять без единого выстрела всю Саксонию, но они боялись неприятельского вторжения в Силезию и сосредоточили там большую армию под командой наследного принца. Затем, стараясь захватить австрийцев в Чехии, они двинулись туда тремя значительно удаленными друг от друга корпусами. Между Фридрихом-Карлом, который шел долиной между Эльбой и Рейхенбергом, и наследным принцем, который должен был выйти из ущелий Исполиновых гор, Бенедек занимал весьма выгодную позицию, но не сумел по-настоящему ее использовать. Фридрих-Карл, имевший дело с более слабым противником, переправился через Изер, плохо защищаемый Клам-Галласом, и после сражений при Гюнервассере, Либенау, Подоле, Мюнхенгретце и Ичине (26–29 июня) отбросил расстроенное левое крыло австрийской армии к Садовой и Кениггретцу. Крисманик надеялся разбить его до прибытия наследного принца, но потерял двое суток, а тем временем подошла силезская армия. Один из корпусов этой армии сначала был остановлен Габленцем при Траутенау (27 июня), но Габленц, подвергшийся нападению прусской гвардии с фланга, был разбит при Буркерсдорфе (Траутенау-Зоор) и отступил в беспорядке. Штейнмец одержал победы при Находе (27 июня), при Скалице (28 июня) и при Швейншеделе (29 июня). Обе прусские армии вошли в соприкосновение, и король прибыл в главную квартиру вместе с Мольтке, Рооном и Бисмарком.

Последние бои стоили австрийцам 40 000 человек. Почти все австрийские дивизии принимали в них участие и были более или менее деморализованы. «Я настоятельно прошу ваше величество, — телеграфировал 1 июля Бенедек, — заключить мир во что бы то ни стало; армии грозит неизбежная катастрофа». Благоразумие требовало всячески уклоняться от решительной битвы, сберечь силы монархии и дать иностранным державам время для вмешательства. Но Франц-Иосиф хотел спасти честь Австрии большим сражением.

Австрийская армия занимала несколько к северу от Кениггретца, на правом берегу Эльбы, сильную позицию, хорошо защищенную окопами на высотах Липы и Чистовца, прикрытых реками Быстрицей и Тротиной. 3 июля Фридрих-Карл без особого труда переправился через Быстрицу, но когда он хотел выбраться из деревни Садовой, то был остановлен убийственным огнем австрийской артиллерии, расположенной в несколько ярусов на высотах. Если бы в этот момент Бенедек двинул свои резервы на поколебавшиеся прусские дивизии, ему, быть может, удалось бы нанести им поражение. Но он опасался атаки со стороны наследного принца, который перешел в наступление около полудня. На правом фланге австрийцев Фастетич, Тун и Молинари, увлеченные разгоревшимся боем, без всякого приказа атаковали Свипвальд, где героически оборонялся прусский генерал Франсецкий. Австрийские солдаты были уже истощены продолжительным боем, когда неожиданно на них обрушились новые неприятельские силы. Наследный принц быстро дошел до Хлума — этого ключа австрийских позиций. Австрийская колонна, численностью до 18 000 человек, произвела яростную атаку с целью взять Хлум обратно, но лишь потеряла при этом треть своего состава. Войска дрогнули, и Бенедек отдал приказ об отступлении. Отход прикрывался артиллерией, проявившей изумительное самоотвержение. Утомленные победители, еще не уяснившие себе действительных размеров своего успеха, в продолжение двух дней не преследовали австрийцев, которых эта задержка спасла от полного разгрома: они потеряли. 13 000 человек убитыми, 18 000 ранеными и 13 000 пленными. У пруссаков выбыло из строя 9000 человек.

Никольсбурское перемирие и Пражский мир. Бенедек отступил к Ольмюцу, преследуемый армией наследного принца, тогда как Фридрих-Карл шел на Вену. Теперь Францу-Иосифу оставалось только надеяться на вмешательство Европы. Эрцгерцог Альбрехт 24 июня разбил итальянцев при Кустоцце. Следовательно, с этой стороны военная честь была спасена. Император официально уступил Венецианскую область Наполеону III и просил его посредничества. Французская дипломатия, все расчеты которой строились на поражении Пруссии или, по крайней мере, на продолжительной и изнурительной войне, способной истощить силы враждующих сторон, совершенно растерялась. Наиболее разумным выходом было бы обратиться к Европе и согласиться на предложенный Горчаковым конгресс. Вместо этого австрийское правительство отклонило предложение России и завело длиннейшие и бесплодные переговоры, а Пруссия ловко воспользовалась этой ошибкой и продолжала наступление.

К 14 июля была занята вся Моравия, кроме Ольмюца, и прусские авангарды достигли Цнайма (в 10 милях от Вены). После сражения при Тобичау (15 июля), доказавшего полную дезорганизацию австрийской армии, Бенедек был отрезан от Дуная, до которого мог теперь добраться только длинным обходным путем в восточном направлении, а прусская главная квартира передвинулась в Никольсбург, в 12 милях от австрийской столицы. В австрийской монархии, которая всегда была лишь непрочным соединением различных народностей, поражение вызвало новый взрыв партикуляристских страстей. Венгрия отказывала правительству в какой-либо помощи до тех пор, пока ей не возвращены будут ее права. Австрия рушилась не столько под ударами врага, сколько под тяжестью вековых грехов своей династии и своих внутренних изъянов.

Надежды Франца-Иосифа на Францию быстро рассеялись. Друэн де Люис советовал ему принять условия Бисмарка, потому что «продолжение борьбы при данных условиях привело бы монархию к гибели, а Наполеон твердо решил не втягивать Францию в войну». Успокоившись с этой стороны, Пруссия не знала удержу. Король выказал чрезмерную требовательность. Как человек умственно ограниченный, он стремился не столько к расширению своего влияния, сколько к увеличению территории. Бисмарку с чрезвычайным трудом удалось его убедить, что, выставляя преувеличенные требования, он рискует испортить все дело. Франц-Иосиф командировал Бейста в Париж, чтобы сделать последнюю попытку. Но император французов, больной, безвольный, лепетал, как ребенок: я не подготовился. «Когда целомудренная Австрия решилась наконец принести в дар Наполеону свою девственность, она нашла Абелара…^[187] уже лишенного силы», сказала одна дама Фитцтуму фон Экштедту.

Основные условия мирного договора были набросаны в Париже прусским посланником Гольцем и Наполеоном: Австрия выступает из Германского союза, Северо-Германский союз в военном отношении подчиняется руководству Пруссии, которая получает герцогства Шлезвиг и Голштинию; южногерманские государства образуют отдельный союз. Прусский король был страшно возмущен: он требовал уступки ему части Силезии, Саксонии, Анспаха и Вайрейта. Гольц все же добился от Франции обещания, что она не будет противиться присоединению к Пруссии трех или четырех миллионов населения.

Переговоры, начавшиеся 22 июля в Никольсбурге, чуть было не сорвались по вопросу о Саксонии. Бисмарк требовал, чтобы король Иоганн вступил в Северо-Германский союз. В это время австрийское правительство еще не вполне оставило мысль о возобновлении военных действий, и оно несомненно решилось бы продолжать войну, если бы могло с уверенностью рассчитывать на энергичную поддержку со стороны Франции. Мольтке упорно твердил, что Пруссия, имевшая к тому времени 600 000 солдат под ружьем, готова ко всяким случайностям. Но Бисмарк вовсе не так был в этом уверен: эрцгерцог Альбрехт защищал Дунай во главе 100 000 человек; в южной Германии насчитывалось 100 000 баварских, вюртембергских и баденских солдат, которые с присоединением французского корпуса могли составить грозную силу; вдобавок в прусской армии свирепствовала холера. Кроме того, Бисмарк не был уверен, что Россия останется бесстрастной зрительницей войны или не захочет, по крайней мере, дорого продать свой нейтралитет. Несомненно, Бисмарк руководился весьма здравыми соображениями, когда старался не доводить дела до крайности и склонил короля на уступки, которые, ничуть не ослабляя его торжества, в то же время дали Австрии возможность легче примириться со своим печальным положением. 26 июля были подписаны в Никольсбурге предварительные условия мира, а 23 августа был заключен в Праге окончательный договор^[188].

Хотя в последний момент и возник целый ряд затруднений, но было слишком очевидно, что Австрия решится снова попытать счастья лишь после реорганизации своей армии. Франция, задетая в своем престиже, скомпрометированная нерешительностью своей политики, очутилась в изолированном положении. Когда Бенедетти заговорил с Бисмарком о некоторых компенсациях для Франции, последний отнесся к этому предложению с величайшим высокомерием и отказал даже в ничтожном исправлении границ. Он восстановил прежние сердечные отношения с Россией, и теперь приходилось оставить всякую надежду на вовлечение его в невыгодную сделку. «Теперь царствует игольчатое ружье», писал Тайме.

Французское правительство, которое в своих неудачах могло винить только само себя, вместо того негодовало на Пруссию за свою собственную неловкость. С другой стороны, прусский король не мог простить Наполеону III того, что он остановил его победоносные войска у ворот Вены. Немецкое национальное чувство, отличающееся такой мнительностью, было оскорблено честолюбивыми стремлениями французского кабинета, и Бисмарк очень искусно сумел направить против Франции гнев, первоначально вызванный честолюбием Пруссии. На первых порах он запугал побежденных королей своими чрезмерными притязаниями. С тем большей поспешностью сплотились они вокруг него, когда заметили, что этим способом скорее всего можно заслужить его милость.

Новая Пруссия и Северо-Германский союз. Трехнедельной кампании оказалось достаточно, чтобы изменить все политическое положение Европы и на месте французской гегемонии поставить гегемонию немецкую. Было вычислено, что денежная контрибуция, наложенная на побежденных, составила около 300 миллионов франков, «что доказывает, — заметил полковник Борбштедт, — что хорошая армия не всегда бывает только расходной статьей, как утверждают профессора политической экономии». Но что еще важнее — в результате новых договоров территория Пруссии увеличилась на 1300 квадратных миль, а население — на 4 300 000 жителей.

Бавария уступила ей две небольшие территории: под Орбз, в Спессарте, и Каульсдорфский клин; Гессен-Дармштадт отдал Гессен-Гомбург, некоторые части Верхнего Гессена, а также предоставил пруссакам исключительное право держать гарнизон в Майнце. Закон 20 сентября 1866 года санкционировал присоединение к Пруссии королевства Ганноверского, курфюршества Гессен-Кассельского, великого герцогства Нассауского и вольного города Франкфурта, а 24 января 1867 года, после того как герцог Ольденбургский за крупное денежное вознаграждение согласился отречься от своих прав, парламент вотировал присоединение датских герцогств. С этого времени Пруссия уже насчитывала 24 миллиона жителей.

Перед прусским правительством, стремившимся к объединению Германии, стояла в то время троякая задача: необходимо было растворить в монархии новых подданных, упрочить свою власть над северо-германскими государствами, не подвергшимися завоеванию, и подготовить южногерманские государства, независимость которых была обеспечена договорами, признанию прусского сюзеренитета. При осуществлении ой программы Бисмарк обнаружил поразительное искусство, не столь заметное наряду с его дипломатическими успехами, но которое навсегда останется одним из не оспоримейших его прав на славу. Верно и то, что задача была в значительной мере облегчена победами прусской армии в Чехии.

При всей законности своих жалоб и при всем упорстве своего негодования оппозиционные депутаты чувствовали, что с 1864 года страна поддерживает их все слабее. 3 июля 1866 года, т. е. как раз в день битвы при Садовой, состоялись новые выборы: ничуть не удивительно, что прогрессисты, против которых правительство боролось энергичнейшим образом, вернулись в палату в меньшем числе; среди либералов многие отказывали до сих пор министерству в требуемых кредитах только потому, что не верили в его энергию и уменье; другие боялись раздражить короля, который в упоении победы мог склониться на уговоры сторонников абсолютизма и отменить конституцию.

24 октября некоторые из наиболее выдающихся ораторов и уважаемых лидеров бывшей прогрессистской партии — Тве-стен, Форкенбек, Ласкёр, фон Унру — решили поддерживать внешнюю политику правительства, а в вопросах внутренней политики оставаться на почве бдительной, но лойяльной оппозиции. Они составили национал-либеральную группу, к которой примкнул бывший левый центр и которая усилилась либеральными депутатами из присоединенных провинций, не участвовавшими в прежних конфликтах, каковы, например, Гумбрехт из Франкфурта, Эткер из Кассе ля, председатель нассауского ландтага Браун и в особенности два ганноверца — Беннигсен и Микель, которые с этого времени начинают играть в прусской палате выдающуюся роль.

В силу аналогичной эволюции свободные консерваторы, рекрутировавшиеся главным образом среди крупных силезских помещиков, отделились от непримиримых реакционеров партии Крестовой газеты. Таким образом сложились элементы правительственного большинства, которыми искусившееся за последнее время министерство могло очень ловко пользоваться. Либералы не столько дорожили своими политическими принципами, сколько своими экономическими и национальными доктринами. Пополняясь в общем из среды буржуазии, эта партия упрекала правительство главным образом в том, что оно смешивает свое собственное дело с интересами дворянства. Аристократия, так горячо поддерживавшая Бисмарка, скоро убедилась в его неблагодарности.

Уже в то время Германия была ареной оживленной торговой и промышленной деятельности. Чтобы сделать страну грозной соперницей наций, до той поры безраздельно господствовавших на мировом рынке, необходимо было освободить ее производительные силы от многочисленных пут, так долго замедлявших ее хозяйственный прогресс. Было бы чрезвычайно опасно толкнуть в ряды оппозиции средние классы, влияние которых возрастало одновременно с ростом национального богатства. Кроме того, правительство рисковало надолго восстановить против себя завоеванные провинции, если бы оно вздумало подчинить их господству восточных «юнкеров». Бисмарк не поступился ни одной крупицей правительственной власти, но старался править в либеральном духе, и после монархии наибольшую пользу из нового режима извлекли именно средние классы.

После сражения при Садовой министр предложил королю положить конец конституционному конфликту путем обращения к палате с просьбой сложить с министерства ответственность за произведенные до тех пор не утвержденные расходы. Со стороны правительства это вовсе не было актом раскаяния, ибо король недвусмысленно заявил, что если аналогичные обстоятельства повторятся в будущем, — он снова поступит так же. Фактически Бисмарк никогда не признавал за парламентом права на преобладающее влияние в- государственных делах и неумолимо отказывался отменить пресловутую статью 109, в силу которой однажды вотированные налоги могли взиматься до бесконечности. Либералы горько жаловались на наглость офицеров, на покровительство, которое министр народного просвещения оказывал ортодоксальным лютеранским пиетистам, и на устранение либералов от всех должностей. Но их скорбь смягчалась громкими успехами Пруссии во всех внешних делах, а в Германии смеялись над печалями и недоумениями этих «людей с двумя душами» — националистов и либералов, но все-таки больше националистов, чем либералов. Бисмарк, которого раздражали их жалобы и который постоянно осыпал их грубостями, сумел избежать полного разрыва и сохранил формы конституционного режима, которые были ему весьма полезны для борьбы с сопротивлением присоединенных. провинций.

Население датских герцогств, где герцог Аугустенбургский имел многочисленных сторонников, ограничилось для выражения своего недовольства избранием прогрессистов. Непримиримый характер оппозиция приняла только в населенных датчанами северных округах Шлезвига, которые Пруссия удержала в своих руках вопреки статье 5 Пражского договора. В Нассау и Гессен-Касселе прежние династии не оставили по себе хорошей памяти. Иначе обстояло дело в Ганновере. Из своего убежища в Гитцинге Георг V поддерживал надежды своих сторонников, которых было особенно много в деревнях, где духовенство и дворянство пользовались преобладающим влиянием. Из нескольких сот солдат, оставшихся ему верными, бывший король Ганноверский сформировал Гвельфский легион, а его орган Положение подстрекал к войне против Германии. Его примеру следовал курфюрст Гессен Кассельский.

Бисмарк конфисковал богатые доходы, предложенные лишенным своих владений монархам в награду за отречение от своих прав, а палата предоставила этот гвельфский фонд в его распоряжение, чтобы Бисмарк мог «даже в их норах преследовать этих рептилий, злобно подстерегающих новое германское государство». Бисмарк воспользовался этими суммами главным образом для обработки общественного мнения, основывая или подкупая газеты^[189]. Но враждебные чувства мало-помалу ослабели не столько в результате мер строгости или задаривания, сколько благодаря бережному и уважительному отношению правительства к местным традициям. Признавая, что только часть населения высказалась за необходимость присоединения к Пруссии, Бисмарк выражал надежду, что в недалеком будущем присоединенные провинции теснее сольются с новым отечеством и начнут принимать более близкое участие в его жизни. В общем, эти ожидания не были обмануты. Семь гвельфских депутатов со своими бессильными протестами могли только присоединиться к депутатам датским и к тринадцати полякам из Познани.

Освободившись таким образом от всяких серьезных внутренних забот, Пруссия могла отныне начать всей своей тяжестью давить на мелких немецких монархов, которых она сгруппировала вокруг себя. 4 августа 1866 года она предложила государствам северной Германии заключить с ней союз на год, в течение которого должны были вырабатываться основы Северо-Германского союза, предусмотренного постановлениями Пражского мира. Великие герцогства Ольденбургское и Веймарское, оба Мекленбурга, герцогства Брауншвейг, Ангальт, Кобург-Гота и Альтенбург, княжества Вальдек, Детмольд, Шаумбург-Липпе, Рейс младшей линии, Рудолыптадт и Зондерсгаузен, равно как вольные города Гамбург, Бремен и Любек — согласились на предложение Пруссии без возражений. А когда регентша княжества Рейс старшей линии, Каролина, не выказала особенного энтузиазма, княжество было занято двумя прусскими ротами. Герцог Мейнингенский Бернгард, завзятый австрофил, должен был отречься от престола в пользу, своего сына. Саксонский король Иоганн отнесся к своему несчастью с меланхолическим достоинством, и ему оказаны были некоторые мелкие поблажки, не представлявшие особой опасности. Гессен-Дармштадт вошел в союз своей северной частью, расположенной к северу от Майна.

Что, в. самом деле, могли сделать против 24 миллионов пруссаков эти 6 миллионов немцев, распределенных между двадцатью одним государством, из которых многие, не имевшие ни прошлого, ни будущего, без всякого сожаления расставались со своей независимостью? Бисмарк старался сохранить внешние приличия и уверял, что требует от государей «таких минимальных уступок, без которых существование целого решительно невозможно». Он утверждал, что намерен основать новый союз «на доверии, а не на насилии». «Посадим Германию в седло, — отвечал он централистам, удивлявшимся его умеренности, — а поехать она сумеет сама». И он «достаточно верил в гений своего народа, чтобы не, сомневаться, что в этом направлении народ сумеет найти надлежащую дорогу, ведущую к цели».

Искусно рассчитанная и не слишком дорого стоившая умеренность: проект, выработанный берлинской конференцией (13 декабря 1866 г. — 9 января 1867 г.) в конечном счете утвердил гегемонию Пруссии. Во главе Северо-Германского союза (Norddeutscher Bund) стоял, в качестве президента и генералиссимуса, прусский король. Союзным знаменем (бело-черно-красное) признано было прусское знамя в увеличенном размере. Компетенция союза распространялась на все военные, политические и торговые вопросы; Союзным властям подведомственны были таможни, косвенные налоги, железные дороги, почтово-телеграфные учреждения, монетное дело, весы и меры, здравоохранение, торговое и морское законодательство, уголовное законодательство. Союзный бюджет покрывался таможенными сборами, почтовыми доходами и различными косвенными налогами, а если этих доходов не хватало для покрытия всех нужд, дефицит пополнялся взносами отдельных государств, в соответствии с количеством народонаселения.

Президент один только представлял союз перед иностранными государствами, обладал правом объявлять войну и заключать мир. Ему принадлежало высшее начальство над всеми военными силами союза с правом производить смотры армии, назначать всех военных начальников и принимать от солдат присягу в верности. Большая часть мелких государств заключила с Пруссией специальные военные конвенции, в силу которых их войска просто-напросто вошли в состав прусской армии; и все без исключения государства обязались преобразовать свои военные учреждения по прусскому образцу. Президенту же предоставлено было право обнародовать законы, созывать и закрывать союзные представительные собрания, назначать и увольнять должностных лиц. Представителем президента являлся союзный канцлер, облеченный самыми широкими полномочиями. Отдельные государства признаны были автономными и сохранили заведывание вопросами культа, народным образованием, общественными работами, отправлением правосудия, но они были мало обеспечены против посягательств центральной власти, и вся история союза представляет собой ряд их последовательных отречений от последних остатков самостоятельности.

Стремясь угодить общественному мнению и обезопасить себя от возможных проявлений партикуляризма, Бисмарк поставил наряду с президентом союза рейхстаг, избираемый на основе всеобщей подачи голосов, но при этом сумел целым рядом весьма остроумных комбинаций обеспечить монархической власти безусловно преобладающее влияние. Союзный парламент, или рейхстаг, несмотря на предоставленное ему право интерпелляций и законодательной инициативы, оказывал на государственные дела самое слабое влияние. В финансовой области его контроль ограничивался новыми налогами, которых правительство у него просило, а вотированные им законы получали силу лишь в том случае, ес, ли они были одобрены президентом союза и союзным советом..

Этот союзный совет (Bundesrat) представлял собой довольно своеобразное учреждение, в котором соединялись воедино черты государственного совета, кабинета министров и верхней палаты. Пруссия располагала в нем 17 голосами из 43; она председательствовала в восьми постоянных комиссиях, на которые разделялся совет: военная, морская, таможенно-податная, торговая, железнодорожная, почтово-телеграфная, судебная, счетная, и Пруссия одна только назначала членов первых двух комиссий. Этот сложный механизм, несмотря на кажущуюся несвязанность частей, был построен с тонким расчетом: противоборствующие силы в нем уравновешивались и взаимно нейтрализовались, так что в результате получалась одна конкретная власть, а именно, власть короля и его представителя — канцлера, для которого, казалось, и была сочинена конституция, подобно тому, как рейхстаг был, казалось, придуман нарочно для того, чтобы прикрывать честолюбивые стремления Пруссии.

Даже наиболее прирученные либералы стали ворчать и жаловаться, что ответственность канцлера, облеченного чрезвычайно широкими и разносторонними полномочиями, совершенно иллюзорна, и начали требовать парламентского министерства. Бисмарк отказался удовлетворить это требование — не столько потому, что он не желал расширять Прерогативы народного представительства, сколько потому, что. ему вовсе не хотелось иметь рядом с собой в министерстве коллег, с мнением которых ему пришлось бы считаться. У него было чисто плебисцитарное понятие о власти^[190]; он не предусмотрел возникновения новых, непосредственно вышедших из народа партий, с которыми впоследствии ему не так-то легко удавалось справляться.

В вопросу о вотировании налогов оппозиция заупрямилась. Тогда министр прибегнул к крайним средствам, заговорил о выходе в отставку и объявил доктринеров ответственными за возможный провал союза: «Какой ответ дадите вы кениг-гретцксму инвалиду, если он спросит вас: к чему привели его геройские усилия? Вы ему, конечно, ответите: да, немецкое единство еще не доведено до конца; удобный случай для этого еще представится со временем, но зато мы спасли право прусского ландтага ежегодно ставить заново вопрос о существовании армии. Для защиты этого права мы преследовали войска австрийского императора вплоть до стен Пресбурга! Вот какое утешение вы предложите искалеченному инвалиду и вдове, оплакивающей мужа!» Железный канцлер не любил пускаться в декламацию; либералы смирились и вотировали компромиссную резолюцию, которая в темных выражениях сохраняла в полной неприкосновенности военные и финансовые прерогативы монарха.

Принятая предварительным рейхстагом конституция. (17 апреля 1867 г.) была предложена на обсуждение ландтагов отдельных государств. В прусской палате прогрессисты сделали последнюю попытку, но большинство и слушать их не хотело. «Мы тщеславны не менее, чем французы, — писал Бисмарк перед своим приходом к власти, — лишь бы нас уважали за границей, а у себя дома мы готовы снести очень многое». Пресыщенная славой Пруссия охотно готова была доверить свою судьбу тем людям, которые содействовали ее возвеличению. Поправки Вирхова были отвергнуты 226 голосами против 91.

1 июля 1867 года союзная конституция была наконец обнародована. Назначенный союзным канцлером, Бисмарк пригласил в товарищи Дельбрюка, одно имя которого было уже целой программой; он считался либералом и обладал большими познаниями в области финансов и торговли..

Союзный рейхстаг. Социалисты. Первый рейхстаг Северо-Германского союза, выбранный на основании новой конституции, открылся осенью 1867 года. Крайние партии располагали в нем ничтожным меньшинством. Католики, нашедшие вскоре в лице ганноверца Виндтгорста первоклассного парламентского вождя, еще не успели сорганизоваться. Больше внимания привлекали к себе социалисты.

В 1847 году Манифест коммунистической партии, составленный Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, уже содержал в себе все, принципы этой партии, и принципы эти сыграли известную роль в революции 1848 года. Реакция остановила пропаганду, газеты этой партии были закрыты, а союзы распущены. Они исчезли вплоть до того момента, когда Фердинанд Лассаль (1825–1864) принес на помощь пропаганде социализма свое красочное, пылкое красноречие, свою энергию и активность. Сын богатого бреславльского негоцианта, еврей по происхождению, очень честолюбивый, отличавшийся утонченными вкусами и аристократическими замашками, он дал рабочей партии лозунг — железный закон заработной платы, программу — основание производительных товариществ с помощью государства и указал почву для деятельности — рабочие союзы. В 1863 году он основал в Лейпциге. Общегерманский рабочий союз, имевший многочисленные разветвления, и после его смерти, последовавшей в 1864 году, социалисты представляли уже довольно грозную группу^[191].

Рабочие, увлекавшиеся не столько учением Лассаля, сколько его личностью, довольно скоро отвергли его сравнительно умеренную теорию и примкнули к коммунистическому учению Карла Маркса, который сформулировал свою систему в своем знаменитом сочинении Капитал и нашел убежденных, и талантливых апостолов в лице Либкнехта и в особенности Бебеля, соединявшего с редкими ораторскими дарованиями еще то преимущество, что он сам был рабочим. На Нюрнбергском конгрессе (1868), где представлено было 109 рабочих кружков, 72 примкнули к Интернационалу, а в следующем году в Эйзенахе 262 делегата, имевшие мандаты от 148 252 рабочих, основали социал-демократическую партию. Программа социал-демократов требовала референдума, прогрессивного налога на доходы и наследства, установления нормального рабочего дня, а конечной своей целью они объявили уничтожение частной собственности на орудия производства и обмена. Социал-демократы приобрели многочисленных сторонников в Силезии, Рейнских провинциях и Саксонии. Их успехи скоро начали тревожить правительство. Но в 1867–1871 годах они имели в парламенте всего одного или двух депутатов, и их политическое влияние было незначительно.

Прогрессистов тоже насчитывалось не более двух десятков. Таким образом, национал-либералы, обыкновенно действовавшие заодно со свободными консерваторами, располагали громадным большинством, и Бисмарк охотно начал опираться именно на них. Парламентские сессии 1867–1870 годов были чрезвычайно плодотворны: усвоение всеми государствами прусских военных порядков, организация консульств, учреждение высшего коммерческого суда, принятие торгового устава и уголовного уложения — все это знаменовало решительный шаг в сторону полного слияния. Европейские державы заволновались. «Соседние государства, — писала Лугсбургская газета, — признавали Северо-Германский союз постольку, поскольку он был составлен из самостоятельных единиц, и союз этот прекратил свое существование с того момента, как независимость входящих в его состав государств стала лишь номинальной. В самой Германии, как и за ее пределами, все прекрасно знают, что выеденные яйца уже не яйца».

Сами монархи, входившие в состав Северо-Германского союза, были обеспокоены посягательствами Пруссии на их самостоятельность, но что значили их жалобы?! С другой стороны, негодование феодалов против экономических реформ оставалось столь же иллюзорным. Пруссия щадила крупных землевладельцев. Но она позволила либералам вымести весь исторический сор, как, например, всевозможные монополии, запрещения, ограничительные регламенты, цеховые организации, корпорации, стеснявшие торговлю и промышленность. Парламент вотировал свободу промышленной деятельности, свободу брака, свободу переселения (из одной страны Северо-Германского союза в другую), отмену ограничения процентов, свободу стачек и таким образом вознаграждал себя за политическое порабощение осуществлением своих экономических доктрин.

Эти реформы задевали разнообразные интересы и создавали много недовольных. На новый режим со всех сторон слышались жалобы: население роптало на крайнюю обременительность воинской повинности, на тяжесть налогов, на новых чиновников— строгих, мелочных и придирчивых. Бисмарк предвидел неизбежность этих трений, и именно потому он так легко согласился на требование Наполеона III, желавшего ограничить прусское господство линией Майна. Но, несмотря ни на что, идея единства постепенно проникала в общественное сознание, и канцлер, считая свое дело достаточно упроченным, задумал довести его до конца. Рано или поздно южногерманские государства должны были войти в Северо-Германский союз.

Южногерманские государства. Статья 2 Пражского договора постановляла, что немецкие государства, расположенные к югу от Майна, образуют «союз, национальная связь которого с Северо-Германским союзом составит предмет особого соглашения». Французское правительство приписывало величайшую важность этому разделению и полагало, что это раздробление Германии на три обрубка — Северо-Германский союз, Южногерманский союз и Австрию — является более чем достаточной компенсацией за территориальное расширение Пруссии. С самого начала весь вопрос заключался в том, поймут ли шесть миллионов южных германцев выгоды объединения, которое им так восхваляли.

В великом герцогстве Гессенском, из общего числа 800 000 жителей, 160 000 входили в состав Северо-Германского союза, управление почтовым ведомством было передано Пруссии, а армия, реорганизованная по прусскому образцу, вошла в состав союзной армии. Население уже не слишком дорожило столь ограниченной независимостью, и все упорные усилия министра Дальвица могли лишь отсрочить роковую развязку. Великий герцог Баденский, Фридрих, состоял в браке с дочерью прусского короля, которая пользовалась огромным влиянием на мужа. После событий 1849 года баденцы уже не могли вполне примириться со своей династией. Поставленный между ультрамонтанами и радикалами, великий герцог нуждался в чужом покровительстве.

Даже в Баварии и Вюртемберге Бисмарк имел союзников. Господствовавшие в этих странах сильные партикуляристские стремления смягчались чувством германского патриотизма, которым Пруссия сумела искусно воспользоваться. При выработке предварительных условий мира в Никольсбурге Пруссия поспешила выказать великодушие и отказалась от некоторых территорий, уступки которых первоначально требовала. Трудно сказать с уверенностью, кто первый заговорил о союзе, Бисмарк ли или вюртембергский министр Варнбюлер, и какое влияние на решение южногерманских государей оказали проекты Друэн де Люиса, — потребовавшего уступки Пфальца французам. Не следует только преувеличивать значение этих инцидентов. Южногерманские государства были слишком слабы, чтобы остаться в изолированном положении. Австрия была разбита, Франция дискредитирована, и они заключили с Пруссией наступательный и оборонительный союз, согласно которому договаривающиеся стороны взаимно гарантировали друг другу неприкосновенность своих владений и обязались в этих видах объединить свои силы в случае войны.

Существование этих договоров стало известно Европе во время «люксембургского дела»^[192], и это разоблачение произвело повсюду сильнейшее впечатление. Хотя текст договоров и допускал различное толкование, но не подлежало сомнению, что Бавария и Вюртемберг ставили свою политику в зависимость от политики Пруссии. Они преобразовали свои армии по прусскому образцу, а этим устранялось одно из самых действительных препятствий к грядущему объединению.

Но Бисмарк не только воздействовал на южную Германию в военном вопросе, — он связал ее с Пруссией узами хозяйственных интересов. В силу конвенции 4 июня 1867 года, преобразовавшей устройство таможенного союза, «законы обо всех таможенных вопросах, о налогах на сахар, соль и табак, о мерах, необходимых для охраны общих таможенных границ, вырабатывались общим органом договаривающихся государств и общим народным представительством». Роль этого общего органа и общего парламента сыграли союзный совет и союзный рейхстаг, к которым для обсуждения торговых вопросов присоединялись депутаты южногерманских государств. Германский таможенный союз объединял отныне 38 миллионов жителей. Новые договоры отметили решительный шаг по пути к экономическому объединению и свидетельствовали о новом успехе прусской политики. Решения принимались отныне большинством голосов, а попытки Баварии отстоять свое право veto оказались тщетными. Взаимный контроль отдельных правительств уступил место власти президента, т. е. прусского короля, которому вместе с тем предоставлено было исключительное право заключать почтовые и торговые договоры.

Дипломаты, открывшие южногерманским депутатам доступ в союзный парламент, рассчитывали, что это сближение вызовет взрыв патриотического энтузиазма, который восторжествует над последним сопротивлением государей и поможет оправдать в глазах Европы присоединение новых членов к союзу. Но их надежды были обмануты. Смущенные на первых порах ошеломляющими успехами Пруссии, противники ее успели несколько оправиться. Бейст организовал в Вене парламентский строй, благоприятно встреченный немецкими либеральными кругами, а Франц-Иосиф начал сближаться с Наполеоном III. Мустье старался подчеркнуть чисто мирный характер зальцбургского свидания (август 1867 г.), и в этом отношении он был совершенно прав: южногерманцы не потерпели бы прямого вмешательства Франции в их дела, но их дипломатия, уже не чувствовавшая себя изолированной перед Бисмарком, сделалась менее робкой.

Наследовавший в 1864 году Максимилиану II баварский король Людвиг II, всецело преданный своим эстетическим забавам и увлечению музыкой Вагнера, не проявлял в политических делах ни особой последовательности, ни большой энергии, но очень дорожил своими королевскими правами и с недоверием относился к Пруссии. Масса баварского населения была недовольна военными законами, налагавшими на Баварию тяжелое бремя, сельские же жители, находившиеся под влиянием католического духовенства, враждебно относились к протестантам севера. Во время выборов в таможенный парламент патриоты (партикуляристы) одержали полную победу, а вскоре они получили большинство и в баварском ландтаге… В Вюртемберге радикалы были всемогущи, а министр Варнбюлер, не отличавшийся постоянством, вовсе не намерен был пускаться в опасную борьбу с собственным парламентом ради удовольствия очутиться в зависимости от иностранного государя. Демократическая пропаганда с некоторой силой проявилась также и в Бадене, так что в 1870 году объединение Германии казалось не более близким, чем в 1866 году. Но опрометчивость французского правительства позволила Бисмарку завершить свое дело.

Франко-германская война. Новая Германская империя. Война была Бисмарку на руку, и не удивительно, что его обвиняли в том, будто он вызвал ее. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что он предвидел ее неизбежность. Ему было ясно, что император постарается увлечь за собой Австрию и Италию. Подобно Фридриху II в 1755 году, Бисмарк зорко следил за «европейским заговором», который он, несомненно, считал гораздо далее подвинувшимся вперед, чем это имело место в действительности. Возникает вопрос: сознательно ли провоцировал Бисмарк французское правительство и вызвал конфликт, считавшийся им неизбежным? Это слишком похоже на его обычные приемы, и мы можем поэтому допустить вероятность этого предположения, которое, по видимому, подтверждается мемуарами румынского короля Карла^[193].

Ошибкой французского правительства было превращение чисто кабинетного вопроса в вопрос национальной важности. Перевороты, подобные тем, что произошли в 1866 году, потрясают народное сознание до самой глубины. Правительства, которые должны были бы позаботиться об успокоении народных страстей, сознательно или бессознательно оказались не на высоте своей задачи. Коллеги Грамона рассчитывали на отпадение южногерманских государств от Пруссии, но даже на юге все партикуляристские стремления были сметены взрывом патриотического энтузиазма. 19 июля 1870 года баварский король Людвиг предоставил свои войска в распоряжение Вильгельма. Часть ультрамонтанов высказалась в пользу Пруссии. Против войны раздалось только два голоса в Вюртемберге, в остальных же немецких государствах она была вотирована единогласно.

После Седанской битвы южногерманские государства начали с Пруссией переговоры о своем вступлении в Северо-Германский союз. Эти переговоры сопровождались довольно значительными трениями. Бавария выставила требования, которые показались чрезмерными. Вокруг прусского короля создалась атмосфера глубокого разлада. Наследный принц, выросший под впечатлением событий 1848 года и более немец, нежели пруссак, хотел, чтобы одновременно с окончательным объединением Германии изменена была также конституция в смысле предоставления народу более действительного влияния на государственные дела, но Бисмарку легко удалось расстроить его проекты.

Союз был расширен, но характер его не изменился. В силу договоров 23 и 25 ноября Бавария и Вюртемберг, которых в этом отношении предупредили Баден и Гессен, просто вступили в число вассалов Пруссии, причем Бавария выговорила себе только военную автономию в мирное время и самостоятельное управление своими почтово-телеграфными учреждениями, а вюртембергская армия попрежнему должна была составлять отдельный корпус. Бавария получила в союзном совете 6 делегатов, Вюртемберг — 4, а Баден и Гессен — по 3; южногерманские государства начали посылать в союзный рейхстаг 85 депутатов.

Во главе союза был поставлен император. Король Вильгельм долго не решался принять этот титул, но наследный принц и Бисмарк убедили его «принести эту жертву». «Не сумею тебе описать, в каком, настроении я провел эти последние дни, — писал Вильгельм 118 января 1871 года своей жене, — отчасти ввиду, тяжкой ответственности, которую мне приходится на себя взять, а отчасти и прежде всего по причине той скорби, которую внушает мне мысль, что мой титул прусского короля отодвигается- на задний план. В конце вчерашнего совещания я так приуныл, что почти готов был отречься и предоставить все Фрицу». Бисмарк подготовил все; он попросил Людвига II взять на себя инициативу восстановления империи и послал ему из Версаля черновой набросок письма, которое из Мюнхена было сообщено всем немецким государям. 18 января 1871 года в версальской Зеркальной галерее было торжественно провозглашено основание Германской империи.

«Пожелаем успеха этому с таким трудом возведенному хаосу!» — сказал наследный принц. И действительно, новая империя представляла довольно оригинальное творение. «Этот Bund (союз), получивший отныне название Reich (империя)», объединил в причудливый конгломерат отдельных государей, обладавших различными правами и неодинаковым влиянием. Отдельные монархи сохранили свою самостоятельность, но эта самостоятельность обеспечивалась только конституцией и могла быть изменена в обыкновенном законодательном порядке. В основу государстве шого устройства новой империи положен был принцип всеобщего избирательного права, но в действительности рейхстаг получил характер чисто совещательного учреждения, а вся власть сосредоточилась в руках императора. Это была демократия без гарантий и союз без искренности. Германский народ, уже давно жаждавший единства и величия и неспособный устроить свою судьбу собственными силами, принял без протеста, если и не без некоторой печали, условия своих хозяев, доставивших ему победу. Ко всем странностям имперской конституции Франкфуртский мир с Францией (20 мая 1871 г.) прибавил еще одну. Эльзас-Лотарингия (1 550 000 жителей), уступленная по этому договору Германии, составила имперскую провинцию (Reichsland), непосредственно подчиненную имперскому правительству, т. е. в действительности управлявшуюся имперским канцлером.

Таким образом, дело, начавшееся в 1864 году нападением на герцогства, было доведено до конца. Три победоносные войны — против Дании, Австрии и Франции — в корне изменили условия европейской политической жизни. Германия, которая до сих пор фактически не существовала в качестве политической силы (ибо старая римско-германская империя имела универсальный, а не национальный характер), сделалась преобладающим государством в Европе и таковым осталась до начала XX столетия. Пруссия дала Германии тo, чего ей до сих пор недоставало, а именно: дух дисциплины и организации. Пруссия без совести и без сострадания довела до конца свое дело. Бисмарку и Гогенцоллернам удалось осуществить свои планы только потому, что они имели на своей стороне симпатии или попустительство общественного мнения. Но демократические идеи во внутренней политике, равно как и право народов располагать своей судьбой во внешних делах играли для творцов Германской империи просто роль известного политического приема. Смотря по требованиям момента, они на место современного принципа национальностей выдвигали авторитет более или менее обоснованных исторических прав и кончили тем, что перестали признавать какого-либо другого бога, кроме силы.

Этим объясняется то обстоятельство, что тридцать лет непрерывных успехов не могли вытравить оппозиционных стремлений: ни шлезвигские датчане, ни познанские поляки не отказались от своих исторических воспоминаний. Население Эльзас-Лотарингии сохранило неискоренимую привязанность к Франции. Эльзасский вопрос оставался открытым, потому что в вопросах права не существует давности, и этот вопрос мешал всякой попытке примирения между Германией и даже теми французами, которые питали живейшее восхищение перед германским гением и которые с радостью приветствовали бы возрождение Германии, если бы она сама некоторым образом не заставила забыть о своих прежних стремлениях, злоупотребив затем своими победами. Германия, начавшая угрожать европейскому равновесию, возбудила против себя естественное недоверие и навязала всему человечеству систему вооруженного мира, сильно препятствующую нормальному развитию всеобщего благосостояния. Такой дорогой ценой ей пришлось заплатить за прусскую опеку.

ГЛАВА IX. ИСПАНИЯ И ПОРТУГАЛИЯ

1848–1870

I. Испания

Общий характер царствования Изабеллы II. В продолжение последних двадцати лет царствования Изабеллы II история Испании на первый взгляд являет собой картину смятения и беспорядка. Теоретически Испания считалась конституционной монархией, но основная пружина такого правительства — общественное мнение — отличалось здесь столь капризным и непостоянным характером, что избирательный механизм поочередно служил игрушкой в руках всех испанских партий. Кортесы представляли всегда только ту клику, которая провела выборы; невежественная народная масса по прежнему находилась в полном подчинении у духовенства; время от времени ее охватывал мимолетный порыв, она судорожно содрогалась и затем вновь погружалась в состояние неподвижности. Просвещенное меньшинство, боровшееся за установление нового режима, не сумело удержать за собой завоеванных позиций.

Усиленные бывшими карлистами, «умеренные» все больше и больше проникались абсолютистским духом и, приняв звание неокатоликов, вернулись к традиционной монархии «божьей милостью». Прогрессисты не дерзали открыто порвать с католической церковью и уверяли, что они такие же хорошие католики, как и их противники; их желания не шли далее заключения конкордата с Римом. В продолжение долгого времени они не решались «открыто выступить против монархии и хвастали своей лояльностью, и только в самом конце рассматриваемого периода из их среды выделяется республиканская партия.

И прогрессисты и умеренные отличались крайней резкостью, непримиримостью и пренебрежением к законам; в той и в другой партии главную роль играли не принципы, а личности.

Среди всеобщей моральной анархии прочно стояли три элемента: церковь, двор и армия.

Церковь сохранила власть над душами. Вплоть до 1869 года в Испании были запрещены все культы, кроме католического, а всякая попытка иноверческой пропаганды строго подавлялась. Духовенство лишилось части своих земельных имуществ, но не потеряло своего влияния, а так как ему разрешено было приобретать новые земли, оно лихорадочно спешило возместить свои потери. Влияние духовенства давало себя чувствовать в министерских советах, в кортесах, в муниципалитетах, в школах и в литературе. Самые могущественные министры вынуждены были с ним считаться Епископы относились к светской власти вызывающе и высокомерно, а часто и с открытой враждебностью.

Двор стал рабом церкви, которая проповедовала народу покорность. Вступив в неудачный брак, королева скоро лишилась всякого уважения в глазах подданных и в конце концов навлекла на себя полное презрение. Она окружила себя священниками и монахинями; одним из ее наперсников был автор ханжеской книги Золотой ключ, монах Сирило де ла Аламеда, которого она сделала толедским архиепископом. Таким же безумным фанатиком был и ее духовник, патер Кларет. Неразлучная подруга королевы, монахиня сестра Патросинио, была уличена судом в мошенничестве, что не мешало ей пользоваться при дворе неограниченным доверием.

В каком-то темном углу дворца прозябал и интриговал принц-супруг дон-Франсиско — душа всех клерикальных заговоров. Его брат, дон-Энрико, герцог Севильский, человек более деятельный и умный, стремился играть политическую роль, но это ему никак не удавалось вследствие недостатка такта. Герцог и герцогиня Монпансье жили в стороне от двора, во дворце Сан-Эльмо в Севилье, но французское происхождение герцога и его бережливость мешали ему быть популярным; жители Севильи прозвали его «апельсинщиком» (naranjero) за то, что он продавал апельсины из своих садов. Экс-регентша Христина пыталась примирить королеву с ее супругом; герцог Рианзарес, муж Христины, спекулировал железнодорожными акциями и вызвал к себе в Мадриде всеобщую ненависть.

При всем том роскошь и галантность царили при дворе. Старый этикет мало-помалу становится менее строгим; во дворце и в летних резиденциях устраиваются балы и концерты, королева выезжает на Principe, в оперу, на Toros (бой быков); она любит называть себя «испанкой, настоящей испанкой, вроде тех, которые живут в квартале Ла Палома и носят кинжал за подвязкой чулка». Расточительность ее превосходит всякие границы: Нарваэс получает от нее подарок ценностью в 8 миллионов реалов, она раздает золото направо и налево, и потому ее очень любят придворные завсегдатаи, которых народ называет Polacos и которые толкают королеву на путь абсолютизма.

Армия сформировалась во время войны за независимость и завоевала власть в результате побед, одержанных над карлистами. Как это часто бывает во время междоусобных войн, каждый генерал является вместе с тем и дипломатом и воображает себя государственным деятелем. Эспартеро, граф Лучана и герцог де ла Виториа, был регентом Испании и остался кумиром прогрессистов. Наргаэс, подобно Эспартеро, был героем семилетней гражданской войны, но зависть к герцогу де ла Виториа толкнула его в ряды умеренной партии; он считался самым активным и энергичным генералом в армии. О'Доннель, Прим и Серрано помогли ему низвергнуть Эспартеро, но О'Доннель всегда отличался большим либерализмом, чем Нарваэс. Прим и Серрано в конце концов усвоили демократические принципы, не став, впрочем, республиканцами. За этими признанными вождями шла целая плеяда других известных генералов, как Павия, братья Конча, Дульсе, Сан-Мигуэль, Эчагуэ, Забала, Рос де Олано, Алкала Галиано и множество других, служивших в глазах народа воплощением рыцарской славы Испании.

В стране, где к избирательным урнам ходят одни лишь политиканы и где династия не пользуется никаким престижем, армия становится господствующей силой, стоит ей только этого пожелать. Преторианский режим, которому в течение столь долгого времени подчинена была Испания, объяснялся, таким образом, достаточно глубокими причинами и принес ей меньше вреда, чем мог бы принести другим нациям. Армия в Испании имела чисто национальный характер; она могла похвалиться тем, что в ней сосредоточен цвет народа — все наиболее активные, решительные и смелые его элементы… Можно лишь пожалеть, что, к несчастью для Испании, армия слишком часто вступала в союз с реакцией и с незаслуженным презрением относилась к гражданскому элементу; лояльный сговор между военными вождями и выдающимися деятелями либеральной партии мог бы сделать военную диктатуру несколько менее суровой н придать учреждениям большую устойчивость.

Несмотря на беспрестанную смену министерства, капризы королевы, на бунты, государственные перевороты и революции, Испания в период 1848–1870 годов сделала большие успехи и начала пожинать плоды тех мучительных жертв, которые она принесла для завоевания свободы. Она стала походить на современную нацию, и если материальный прогресс сопровождался, по видимому, заметным понижением общественной нравственности, то это досадное явление свойственно не одной только Испании и здесь лучше, чем где-либо, объясняется частым повторением революционных и контрреволюционных потрясений.

Нарваэс. С 3 октября 1847 года до 10 января 1851 года Нарваэс возглавлял совет министров и правил Испанией, нигде не встречая противодействия. Он восстановил согласие в королевской семье и послал генерала Павия умиротворить Каталонию. После. Февральской революции 1848 года он убедил кортесы вручить ему неограниченные полномочия и немедленно распустил палату (23 марта). Прогрессистская партия пыталась вызвать восстания и пронунсиаменто; Нарваэс закрыл несколько газет, выслал Олозагу в Кадикс, а некоторых лиц сослал на Филиппинские острова, приказал расстрелять нескольких взбунтовавшихся солдат, а так как английский посланник, как ему казалось, поддерживал революционеров, он предложил ему выехать из Мадрида (17 мая). Этот решительный поступок доставил Нарваэсу большую популярность и привлек к нему симпатии иностранных^[194] правительств; Пруссия, Австрия и «св. престол» признали наконец правительство Изабеллы.

Карлисты старались воспользоваться затруднительным положением правительства и возобновить междоусобную войну. Карлистские восстания в Наварре, Эстремадуре, Андалузии и Сантандере закончились неудачей; но Кабрере удалось собрать в Каталонии 5000–6000 человек, с которыми он продержался до 7 января 1849 года. В одной стычке он был ранен и вынужден бежать во Францию (23 апреля). Французское правительство, желавшее победы конституционалистам, не позволило графу Монтемолину, сыну дон-Карлоса, перейти границу. 9 июня Нарваэс блестяще закончил карлистскую войну, даровав общую амнистию всем замешанным в ней лицам.

Желая показать, что конституционное правительство остается преданным папе, Нарваэс послал в Италию 9000 испанских солдат, чтобы помочь французам восстановить светскую власть папы. Испанцы заняли Террачину, затем Веллетри и во время осады Рима следили за движением гарибальдийских отрядов. После взятия французами «вечного» города они заняли Сполетто и Нарни.

Положение Нарваэса казалось безусловно прочным, когда непонятный каприз королевы внезапно лишил его власти. Король, его духовник — монах Фульхенсио — и сестра Патросинио добились отставки кабинета и замены его абсолютистским министерством, во главе которого был поставлен граф Клеонард. Но ввиду всеобщего возбуждения королева испугалась сделанного ею шага и снова призвала Нарваэса. «Министерство-молния» просуществовало всего двое суток. Патер Фульхенсио был выслан в Арчидону, сестра Патросинио — в Талаверу, а у «короля» (супруга) отнято было управление королевскими вотчинами и комендатура дворца. Зато Нарваэс нажил в его лице непримиримого врага.

Вернувшись к власти, маршал пытался упорядочить финансы и развить в Испании крупную промышленность, но прежде всего необходимо было привести к равновесию бюджет. Гонзалес Браво предложил сократить расходы на армию, — Нарваэс его уволил. Приходилось заимствовать авансом 183 миллиона реалов из бюджета 1852 года, и Нарваэс, чтобы не отказываться от своего решения, подал в отставку (10 января 1851 г.).

Крайняя реакция. Трехлетие, протекшее после удаления Нарваэса, отмечено терпеливыми усилиями восстановить старый режим. Королева была исполнена предрассудков, считала либерализм и парламентаризм ересью и была не прочь упразднить кортесы. Духовенство толкало ее на этот путь, уверенное, что оно само восторжествует в случае успеха королевы. Кабинеты Мурильо, Ронкали, Лерсунди и Сарториуса были простыми орудиями личной политики Изабеллы.

Браво Мурильо подтвердил конкордат, заключенный со «св. престолом». Католическая религия был признана единственно дозволенной в Испании; епископам предоставлен надзор за школами и цензура книг; отчуждение проданных церковных имуществ признано законным, зато церковь получила право приобретать новые имущества. В общем, новый конкордат оказался весьма выгодным для католической церкви. Рождение инфанты Изабеллы (20 декабря 1851 г.) и покушение священника Мерино на жизнь королевы вызвали взрыв верноподданнических чувств в народе, и министры воспользовались этим, чтобы опубликовать в Мадридской газете важный проект конституционной реформы.

Протесты всей прессы вынудили правительство отказаться от мысли о государственном перевороте. Кабинет Ронкали попытался провести конституционную реформу законным порядком, но потерпел неудачу вследствие сопротивления сената. Тогда королева назначила председателем совета министров Сарториуса, одного из самых решительных сторон-пиков абсолютистской политики. На этот шаг королевы сенат ответил постановлением, что отныне ни одна железнодорожная концессия не будет выдаваться без предварительного разрешения палат. Это был прямой удар по герцогу Рианзаресу. Королева немедленно отсрочила заседания кортесов (10 декабря 1853 г.).

В продолжение семи месяцев двор, казалось, поставил себе задачей систематически провоцировать общественное мнение. Бюджет был обнародован посредством декрета, и на это обстоятельство было указано нации летучим листком, подписанным сотрудниками семи больших мадридских газет. Всякое заявление, требовавшее нового созыва кортесов, каралось тюрьмой или изгнанием, а Мадрид был объявлен на осадном положении. 26 апреля 1854 года появился первый номер периодического памфлета, озаглавленного Нетопырь (El Murcielago) и разоблачавшего всю опасность создавшегося политического положения. Памфлет этот нападал последовательно на банкира Саламанку, на герцога Рианзареса, на королеву-мать Христину, на королеву Изабеллу, на ее тогдашнего фаворита, названного полным именем. Вся Испания читала эти желчные обличения, часть которых принадлежала перу дон-Антонио Кановаса дель Кастильо. 28 июня О'Доннель возмутил стоявшие гарнизоном в Мадриде кавалерийские полки с целью низвергнуть правительство Ро-Jacos.

Викальваро. 30 июня 1854 года пехота и артиллерия мадридского гарнизона, состоявшие под начальством генерала Влазера, вступили в бой с конницей О'Доннеля при Викальваро. Сражение кончилось вничью. Влазер захватил несколько пленных, но не мог преследовать О'Доннеля, отступившего к Аранхуэсу. Тем не менее положение инсургентов становилось уже довольно критическим, когда Кановасу дель Кастильо пришла в голову мысль привлечь прогрессистов к делу О'Доннеля. Он доставил генерал^ готовую политическую декларацию, которую последний поспешил обнародовать и которая известна под названием «Мансанаресской программы». Согласно этой программе династия сохранялась, но созывались учредительные кортесы, восстанавливалась милиция и была обещана более широкая свобода, более беспристрастное правосудие и муниципальная децентрализация.

Королева уволила Сарториуса и назначила на его место Кордову. 17 июля мадридцы во время боя быков потребовали исполнения гимна Риего, а вечером восстание организовалось при криках: «Да здравствует милиция! Смерть Христине! Смерть ворам!» Дворец королевы-матери был разграблен; Кордове удалось очистить главные улицы, но северная часть города покрылась баррикадами. Утром 18 июля королева заменила Кордову герцогом Ривасом и обещала созвать кортесы. Но Мадрид не хотел положить оружия; был момент, когда Изабелла помышляла о бегстве в Аранхуэс, но по совету французского посла осталась в Мадриде. Полковник Гаррига, взятый в плен при Викаушваро и приговоренный к смерти, был помилован, произведен в генералы, и его умоляли добиться прекращения перестрелки. 19-го в Мадриде находилось до 3000 вооруженных инсургентов. Банкир Севильяно собрал у себя на дому нескольких друзей, принадлежавших к партии прогрессистов. Эти люди поставили во главе своей группы генерала Сан-Мигуэля и решили выступить в качестве посредников между народом и двором. Королева назначила Сан-Мигуэля генерал-капитаном Новой Кастилии и пригласила в Мадрид О'Доннеля и Эспартеро. В продолжение еще целой недели Мадрид оставался во власти анархии. Наконец, утром 28 июля, в Мадрид прибыл Эспартеро, и. в тот же день вечером туда приехал О'Доннель. А через месяц Христина покинула Испанию и укрылась в Португалии.

Учредительные кортесы. В кортесах большинство принадлежало либералам и прогрессистам, которые составили Либеральный союз. Кроме того, там насчитывалось известное число непримиримых прогрессистов, двадцать три демократа и один абсолютист — дон-Кандидо Носедаль. Председателем был избран Эспартеро, и сохранение монархии вотировано внушительным большинством голосов.

Конституция 1855 года была возвращением к конституции 1837 года, но кортесы натолкнулись на непреодолимые финансовые затруднения. Чтобы покончить с этим, они постановили распродать все недвижимые имущества мертвой руки^[195]. Королева утвердила этот закон с крайней неохотой, причем понадобилось еще выслать сестру Патросинио, подстрекавшую королеву к гражданской войне. Два мадридских священника пустили слух, будто распятие в церкви сан-Франсиско покрылось потом. Прогрессистские министры изгнали их, как и сестру Патросипио.

10 марта 1855 года скончался дон-Карлос, права которого перешли к его сыну, графу Моптемолину, принявшему имя Карла VI. В Наварре, Арагоне и Каталонии вспыхнули бунты, которые были быстро подавлены, и кортесы, уверенные в прочности своего положения, отсрочили свои заседания с 17 июля до 1 октября.

К открытию новой сессии многие депутаты, посетившие всемирную выставку 1855 года в Париже, возвратились в более умеренном и деловом настроении. В общественном мнении совершился перелом, памфлетисты осмелились нападать на герцога де ла Виториа («герцог победы»), и О'Доннель, который всегда склонялся к умеренной партии, уже мог надеяться, что ему удастся заменить Эспартеро. Когда в Старой Кастилии произошли волнения, вызванные членами умеренной партии, О'Доннель отказался преследовать виновных в подстрекательстве к беспорядкам. Прогрессистские министры подали в отставку, и королева согласилась принять ее. Эспартеро понял, что его обманули, сложил с себя председательство в кортесах, и О'Доннель один остался хозяином положения.

Вскоре все могли убедиться, что честолюбивый генерал гораздо больше дорожит властью, чем принципами. Подавив несколько прогрессистских восстаний, он без всяких околичностей вернулся к конституции 1845 года, ограничившись изданием дополнительного акта, в котором обещал кортесам ежегодную четырехмесячную сессию, а также некоторые гарантии личной неприкосновенности и свободы печати. О'Доннель был уверен в своей победе, но королева перехитрила его. Она потребовала, чтобы продажа церковных имуществ была приостановлена. О'Доннель пошел на эту уступку и с этого момента потерял всякий кредит в глазах своей партии. Лишь только он перестал быть опасен, королева немедленно его уволила. 12 октября 1856 года Нарваэс вернулся к власти и поспешил восстановить положение вещей, существовавшее до битвы при Викальваро.

Экономический прогресс Испании. Нарваэс хотел утешить Испанию в потере свободы, стараясь подарить ей внутреннее процветание. Заем в 300 миллионов реалов сообщил некоторую эластичность государственным финансам. Проведение в Мадрид воды из Лосойи, обстраивание и оборудование Пуэрта-дель-Соль (главной улицы и центра города), основание Академии моральных и политических наук, учреждение Статистического комитета, открытие сельскохозяйственной выставки в Мадриде — все это свидетельствовало об уме и рвении Нарваэса. Но суровый характер управления создал ему такую непопулярность, что 4 октября 1857 года королева его уволила.

После рождения принца Астурийского, дон-Альфонса (28 ноября), королева совершила путешествие в Валенсию и Аликанте. Она возвратилась в Мадрид, чтобы присутствовать при освящении Лосойского водопровода. В этот самый блистательный день своего царствования она сумела понять, что ей не следует слишком далеко заходить но пути реакции. Она снова призвала О'Доннеля, вернувшегося на этот раз к власти с однородным министерством и с вполне определенной программой. Страна послала ему послушные кортесы, провинциальные депутации и муниципальные советы, и таким образом пришло к власти при самых благоприятных предзнаменованиях наиболее плодотворное министерство всего царствования.

О'Доннель и Либеральный союз. О'Доннель понимал, что благоволение королевы для него безусловно необходимо. Он пе заводил уже речи о продаже церковных имуществ; иезуиты были водворены в великолепном монастыре Сан-Маркое де Леон; сестра Патросинио снова появилась при дворе и начала основывать монашеские обители во всех королевских резиденциях; О'Доннель со свечой в руке лично участвовал в церковных процессиях, а в 1861 году отказался признать Виктора-Эммануила королем Италии^[196]. По отношению к демократам он выказал жестокость: осудил на смерть республиканца Сикста Камару и сослал на галеры 400 андалузских крестьян, виновных в организации коммунистического восстания^[197]. Зато он отнесся с величайшей предупредительностью к графу Монтемолину и его брату, дон-Фернандо, схваченным 2 апреля 1860 года войсками, которые генерал-капитан Ортега пытался увлечь в карлистское восстание. Ортега был расстрелян, но Монтемолина и его брата лишь пригласили подписать отречение от своих прав (23 апреля) и затем выпустили на свободу. 15 июня оба принца заявили, что они считают это отречение недействительным. Но в декабре 1860 года и в январе 1861 года они умерли один за другим в Триесте от тифа, а дон-Хуан Бурбонский, последний представитель этой ветви, был отвергнут карлистами, которые признали королем его двенадцатилетнего сына дон-Карлоса. Таким образом, карлизм перестал быть опасным — по крайней мере на несколько лет.

Во внутренних делах О'Доннель придерживался политики концентрации. Имея в кортесах сплоченное большинство, получившее кличку «ирландской бригады», он раздавал высшие должности своим родственникам и любимцам и не обращал никакого внимания на возмущение оппозиции. Хотя финансовое положение далеко нельзя было назвать блестящим, а дефицит достиг 740 миллионов, общественные работы получили необыкновенное развитие. Испания покрылась железными дорогами, построенными на французские капиталы французскими инженерами. В 1867 году длина испанской железнодорожной сети достигла 6000 километров. В главных городах построены были газовые заводы. В Мадриде, Барселоне и Валенсии возникли финансовые компании; в горном деле применены были научные методы эксплуатации; порты были улучшены; водоизмещение судов торгового флота достигло 400 000 тонн; торговые обороты возросли с 250 миллионов франков в 1848 году до 896 миллионов в 1864 году.

Не ограничиваясь содействием экономическому развитию страны, О'Доннель хотел еще доставить ей престиж военной славы. Вместе с Францией он участвовал во взятии Сайгона и Турана. Он снова присоединил республику Сан-Доминго к Испании и воспользовался набегом ангерских мавров, чтобы объявить войну Марокко.

Марокканская кампания. Война с Марокко была личным делом О'Доннеля, но Испания не извлекла из нее ничего, кроме пустой славы. Впрочем, еще до начала кампании ясно было, что такой исход неизбежен. Испугавшись угроз Англии, О'Доннель заранее дал обязательство воздержаться от всяких территориальных приобретений. Это донкихотство министра обошлось Испании в 8000 человеческих жизней.

Война была объявлена 12 ноября 1859 года и началась блокадой Танжера, Лараша и Тетуана. Двумя наиболее уязвимыми пунктами Марокко являлись Танжер и Тетуан, но испанскому флоту не удалось подвезти достаточные силы ни к одному из этих пунктов. О'Доннель удовольствовался тем, что сосредоточил в Сан-Рокском лагере, недалеко от Гибралтара, 44 000 человек и 3000 лошадей и перебросил их в Сеуту, откуда они вдоль морского побережья должны были двинуться на Тетуан.

Сам он принял главное начальство. Эчагуэ Забала и Рос де Олано командовали корпусами, Прим — резервом и Алкала Галиано — кавалерией.

Кампания открылась 19 ноября занятием древнего мавританского дворца, известного под названием Эль Серальо. Испанцы построили, перед ним два редута: Изабелла II и Принц Алъфонсо. Отбив 23 и 24 ноября атаки марокканцев, испанцы 25 ноября были сами отброшены к Эль-Серальо; но 2-го прибыл О'Доннель в сопровождении Прима и Забалы, снова овладел редутами и приказал возвести третье укрепление, названное Король Франсиско. 9 ноября была отбита общая атака марокканцев. 12-го высадился с третьим корпусом Рос де Олано, и в последних числах декабря все атаки марокканцев разбились о стойкость испанских войск.

1 января 1860 года испанская армия перешла в наступление и овладела долиной Кастильехос, причем Прим, попавший в опасное положение вследствие своей кипучей отваги, был спасен подоспевшим на выручку Забалой. Марокканцы отступили на крутую обрывистую гору Монте-Негрон, господствовавшую над морем; испанцы обошли позицию Монте-Негрон, но подвигались вперед медленно и с большими трудностями. Будучи отрезаны от Сеуты и не получая продовольствия от флота вследствие бури, свирепствовавшей на море, они в течение трех дней оставались без пищи. Отбив 10 и 12 января атаки мавров, испанская армия обогнула наконец мыс Негрон (14 января) и расположилась против Тетуана на берегах Гуад-эль-Гелу. 31 января марокканцы под начальством брата мароккского султана тщетно пытались пробиться сквозь испанские линии. 4 февраля испанцы в свою очередь атаковали неприятеля и па следующий день вступили в Тетуан, где захватили 146 орудий. 17 февраля Мулей-Аббас предложил мир. Испанцы потребовали уступки всей территории между Сеутой и Тетуаном и 200 миллионов реалов.

Военные действия возобновились 23 февраля. 11 марта арабы предприняли бесплодную атаку на Тетуан, а 23 марта снова были разбиты в большом сражении при Гуад-эль-Расе. Но О'Доннель, смущенный встреченным сопротивлением, подписал мирный договор, по которому Марокко обязывалось уплатить всего 100 миллионов реалов контрибуции. Зато Испания пожала, по крайней мере, моральные плоды своих усилий: вся Европа дивилась мужеству испанских солдат, а одно Бремя речь даже шла о допущении Испании в число великих держав, но этот проект, выдвинутый Францией, был отклонен в результате происков Англии.

Падение О'Доннеля. Наполеон III пытался вовлечь Испанию в мексиканскую войну, но Прим подписал с Хуаресом конвенцию в Ла Соледаде и предоставил французскому генералу Лоренсезу одному идти на Пуэблу. Наполеон III был крайне раздражен этой, как он выразился, изменой. Поведение Прима вызвало в Испании оживленные толки. Прогрессисты усмотрели в этом инциденте удобный случай для нападения на министерство, политика которого с каждым днем становилась все более реакционной. Умеренные, руководимые Гонзалесом Браво, не забыли Викальваро и не слишком ревностно поддерживали министра. После нескольких месяцев борьбы О'Доннель вышел в отставку (2 марта 1863 г.), а вместе с ним исчез и Либеральный союз, который, по словам Кальво Асенсио, «не имел ни традиций, ни принципов, ни истории, а годился лишь для того, чтобы питать самые наивные надежды, давать приют людям усталым и удовлетворять жадные аппетиты».

Распадение Либерального союза. Годы, последовавшие за падением О'Доннеля, были отмечены все прогрессировавшим возвращением двора к абсолютистским идеям. Эта безрассудная политика в конце концов стоила Изабелле трона после пяти с половиной лет междоусобной борьбы и насилий.

Кабинет Мирафлореса Конча еще пробовал управлять легальным порядком, но партии, так долго сдерживавшиеся твердой рукой О'Доннеля, возобновили борьбу с удвоенной энергией. Министерство, вынужденное распустить кортесы, добилось от избирателей послушной палаты, но прогрессистская партия вся целиком воздержалась от голосования и разоблачила перед избирателями недостатки избирательной системы. С самого открытия сессии (4 ноября 1863 г.) абсолютисты начали борьбу с кабинетом. Присуждение к каторжным работам на галерах нескольких пасторов реформатской церкви в Андалузии вызвало яростные протесты по всей Испании. 17 января 1864 года кабинет Мирафлореса уступил место министерству Арасолы, приятному королеве и пользовавшемуся поддержкой Прима и прогрессистов. По истечении шести недель министры, не добившись роспуска кортесов, подали в отставку, и Прим окончательно рассорился с королевой. Реакция обострилась с назначением кабинета Мон-Кановаса, который попросту вернулся к конституции 1845 года в ее первоначальной форме. По случаю открытия Северной железной дороги король совершил путешествие в Париж; там ему посоветовали вести более умеренную политику, что он поспешил позабыть;, камарилья снова сделалась всемогущей, прогрессисты преследовались с сугубой строгостью, и 3 мая 1864 года дон-Салюстиано де Олозага объявил, что «традиционные препятствия, которые мешают испанской свободе, должны быть разбиты». Попытки пронунсиаменто 6 июня и 6 августа были сурово подавлены. Прим был сослан под надзор полиции в Овиедо, Контрерас — в Коруныо. Все возрастающие трудности до такой степени испугали королеву, что она призвала к власти Нарваэса.

Военные диктатуры. На первых порах Нарваэс старался управлять в конституционном духе. Он добился консервативных выборов и предложил своим противникам амнистию; но прогрессисты отказались разоружиться. Для борьбы с финансовыми трудностями придумали распродать часть коронных имений. Казна должна была получить 75 процентов продажной цены, королева довольствовалась 25 процентами. Кастелар, профессор Мадридского университета, возвысил свой голос среди хора похвал, прославлявших великодушие королевы. Он доказал, что. Изабелла сохраняла свои дворцы и свои самые лучшие имения и перекладывала в свою приватную шкатулку четвертую часть стоимости некоторых имуществ, принадлежавших нации. Двор потребовал немедленного увольнения Кастелара. Ректор Монтальван ответил отказом. Двор сместил ректора; студенты устроили уволенному ректору восторженную серенаду (8 апреля 1865 г.); полиция разогнала манифестантов. На следующий день Мадрид забурлил; конная полиция атаковала толпу, девять человек было убито, сто ранено; муниципалитет принял сторону населения против правительства, и после двух месяцев борьбы Нарваэс вышел в отставку (21 июня).

Его заменил О'Доннель, который попытался вернуть королеву на путь либерализма; патер Кларет и сестра Патросинио были удалены от двора; отчуждение церковных имуществ было ускорено; Виктор-Эммануил признан королем Италии. Но О'Доннелю не удалось привлечь па свою сторону прогрессистов. Прим ясно давал понять, что они не остановятся ни перед какими препятствиями. Во многих местах вспыхнули военные бунты. Политические неурядицы осложнились финансовым кризисом. 22 июня 1866 года в Мадриде взбунтовались артиллерийские полки. О'Доннель подавил восстание и приказал казнить шестьдесят бунтовщиков, осужденных военным судом. Тем не менее двор счел его слишком снисходительным, и 10 июля О'Доннель должен был уступить место Нарваэсу.

Нарваэс хотел терроризировать оппозицию. Печать была связана по рукам и ногам; все оппозиционные корпорации были распущены. Когда кортесы осмелились протестовать, мадридский генерал-капитан граф Честе приказал занять их дворец войсками. Председатель кортесов Риос Розас хотел представить королеве адрес, но подвергся высылке; председатель сената Серрано последовал его примеру и Тоже был выслан. Герцог Севильский заявил протест против «режима террора, господствовавшего в Мадриде», и лишился всех прав испанского принца. Герцог и герцогиня Монпансье пытались дать совет королеве и были отправлены в изгнание. Никогда двор, не являл такого скандального зрелища, как в эту эпоху; королева позволила себе назначить своего фаворита дон-Карлоса Марфори министром колоний. Интеллигентные элементы общества решительно отвернулись от династии. Гневный памфлет, озаглавленный Молния (El Relampago), 22 июня 1867 года бросил в толпу лозунг «Долой Бурбонов!» Генерал Дульсе и герцог Монпансье примкнули к революционной партии.

5 ноября 1867 года скончался О'Доннель. Королева не послала на его похороны даже придворной кареты. Напротив, к чести Нарваэса следует сказать, что он шел в первом ряду за гробом и произнес прочувствованную речь на могиле своего соперника.

22 февраля 1868 года Пий IX присудил испанской королеве золотую розу. Это был мистический залог признательности и уважения. При дворе это событие было отпраздновано радостными демонстрациями, но нация отнеслась к нему безучастно или насмешливо. Смерть Нарваэса (23 апреля 1868 г.) отняла у Изабеллы последнюю опору.

Однако королева всё упрямее цеплялась за свои идеи. Она выдала свою старшую дочь, донью Изабеллу, за графа Джирдженти, брата неаполитанского экс-короля, и назначила преемником Нарваэса — Гонзалеса Браво, абсолютиста, который старался разыгрывать роль гражданского диктатора: заключение в тюрьму генералов, изгнание в Лиссабон герцога и герцогини Монпансье, драконовские меры против печати — ничто не было упущено, чтобы придать этой диктатуре самый возмутительный характер.

Но в то время как королева выехала на морские купанья в Леквейсио, составился заговор, который должен был закончиться революцией. Королева догадывалась о существовании этого заговора и заранее радовалась. «Эта мелочная полицейская война мне наскучила, — говорила она. — Пусть произойдет что-нибудь серьезное, способное взволновать мою желчь… Тогда мы вытащим кинжал, схватимся с врагом лицом к лицу и насмерть!»

Сентябрьская революция 1868 года. 18 сентября 1868 года эскадра, стоявшая на якоре в гавани Кадикса под командой адмирала Топете, взбунтовалась при криках «Да здравствует народное верховенство!» На следующий день Топете занял Кадикс, Серрано двинулся на Севилью, а Прим с тремя фрегатами отправился поднимать порты Средиземного моря.

Одно время королева думала было отправиться в Кадикс, но гибралтарская флотилия присоединилась к инсургентам. Изабелла приняла отставку Гонзалеса Браво и облекла полномочиями дон-Хозе Конча, который выехал в Мадрид и наспех организовал сопротивление.

В конце сентября Новаличес прошел через ущелье Дес-пенья-Перрос с 9000 штыков (пехоты), 1300 сабель (кавалерии) и 32 орудиями. С своей стороны, Серрано имел в своем распоряжении 18 батальонов пехоты, 24 орудия и 800 человек кавалерии. Противники сошлись у Альколейского моста на расстоянии одного перехода от Кордовы. Новаличес совершил большую ошибку: он разделил свои силы на два отряда и двинулся к Альколее по обоим берегам Гвадалквивира. Обеим колоннам не удалось соединиться, сам он был тяжело ранен, а его заместитель Паредес отступил к Эль-Карпио; 2 октября Паредес сдался на капитуляцию и со всей своей армией присоединился к Серрано.

Мадрид уже три дня находился во власти инсургентов. Управление городом взяла в свои руки революционная хунта под председательством дон-Паскуаля Мадоса; демократическая хунта раздала народу 40 000 ружей. Изабелла могла, быть может, еще примириться с подданными, но для этого необходимо было принести в жертву Марфори. На это она, однако, не могла решиться и покинула Сан-Себастиан среди угрожающего молчания народа, увозя с собой патера Кларета и Марфори. В Биаррице она имела свидание с Наполеоном III, отдавшим в ее распоряжение замок По, где она временно поселилась и откуда обратилась к испанскому народу со страстным воззванием, встреченным на Пиренейском полуострове с полнейшим равнодушием.

Конституция 1869 года. Сентябрьская революция вызвала во всей Испании неописуемую радость. Как и в 1854 году, всем казалось, что свобода спасена от грозивших ей опасностей. Но, к несчастью, как это всегда бывало в те времена в Испании, революция была понята только интеллигентными верхами общества. Масса оставалась в стороне или служила бессознательным орудием в руках смельчаков или насильников. Деятели сентябрьского переворота далеко не были согласны между собой. Одни стремились провозгласить республику, другие хотели сохранить монархию, лишь призвав новую династию, и в продолжение двух лет Испания истощала свои силы— сперва в ожидании конституции, а затем короля.

25 октября 1868 года революционное министерство декретом ввело всеобщее избирательное право, свободу совести, печати и обучения, свободу союзов и собраний. Учредительные кортесы были созваны на 11 февраля 1869 года; избирательная кампания сопровождалась довольно серьезными волнениями в Таррагоне, Вадахосе, Севилье, Кадиксе и Малаге. В Мадриде состоялись монархический митинг на эспланаде Королевских конюшен и республиканская манифестация в Кампо де ла Леальтад. Избиратели послали в кортесы большинство прогрессистских депутатов; было также несколько республиканцев, несколько кар листов и только два или три умеренных.

11 февраля 1869 года Серрано торжественно открыл учредительные кортесы, которые облекли его званием главы исполнительной власти. Конституционная комиссия немедленно принялась за работу. Главная борьба разыгралась вокруг статьи, провозглашавшей религиозную свободу: 9000 петиций, покрытых 3 миллионами подписей, требовали, чтобы католичество оставалось единственной дозволенной религией. Несмотря на эту внушительную манифестацию, прогрессисты вписали принцип свободы культов в конституцию, принятую 1 июня и обнародованную 6-го. Члены династии Бурбонов лишены были права на престол и на занятие каких-либо общественных должностей.

Выработка конституции представляла собой большой шаг вперед, но еще надо было заставить нацию принять ее. Против нее высказывались бывшие умеренные, карлисты и республиканцы. В Малаге, Севилье и Аликанте вспыхнули восстания. Когда правительство стало применять суровый закон 17 апреля 1821 года, республиканское меньшинство протестовало и начало волноваться. Сарагосса, Валенсия и Барселона восстали. Пии Маргаль заявил на заседании самих кортесов, что «каталонские и европейские рабочие подготовляют социальную революцию против остальных классов». С другой стороны, правительство было раздражено поведением духовенства, открыто призывавшего к мятежу. Власти хотели принудить священников принести присягу на верность конституции. Значительное число духовных лиц отказалось от этой присяги, а в северной части Испании составилась сильная партия, ратовавшая за дон-Карлоса, сына дон-Хуана Бурбонского.

Кандидаты на испанский престол. В избрании короля Прим усматривал средство для прекращения бедствий в стране. Претендентов на престол было немало, но те, которые соглашались принять корону, — были нежелательны, а те, которых желали испанцы, отказывались от нее.

Несмотря на отречение королевы Изабеллы (в Париже 25 июня 1870 г.), сторонники ее сына дон-Альфонса были пока еще довольно немногочисленны.

Герцог Монпансье не пользовался популярностью и обнаружил неуместную торопливость. Кроме того, он имел несчастье убить на дуэли 12 марта 1870 года своего двоюродного брата, герцога Севильского. Против него уже давно высказывалось французское правительство. Поэтому он был устранен бесповоротно.

Фердинанд Савойский, герцог Генуэзский, брат Виктора-Эммануила, уклонился от всяких переговоров относительно своей кандидатуры.

Дон-Фернандо (Фердинанд Саксен-Кобургский), муж покойной королевы португальской, был кандидатом сторонников иберийского единства^[198]. Наполеон III благосклонно смотрел на эту кандидатуру, но дон-Фернандо сперва начал уклоняться, говоря, что для него — это вопрос совести; 5 апреля 1869 года он по телеграфу отказался принять депутацию от кортесов. Прим, чрезвычайно обиженный, больше не настаивал. В действительности колебания дон-Фернандо внушались не столько совестью, сколько заботой о собственных материальных интересах: он боялся, в случае революции в Испании, потерять доходы от цивильного листа, которые получал в Португалии. Кроме того, дон-Фернандо был женат вторым браком на иностранке, г-же Генслер, которой прусский король пожаловал титул графини Эльдской, и он опасался, что испанцы окажут его супруге недостаточно почетный прием.

Потеряв терпение, Прим предложил корону дон-Луису (Людовику I), португальскому королю, который ответил, что «он португальцем родился и португальцем хочет умереть» (28 сентября 1869 г.).

В мае 1870 года испанцы вторично обратились к дон-Фернандо, который снова ответил отказом (15 мая). В июле сделана была новая попытка. 15 июля испанский посланник в Лиссабоне телеграфировал Приму, что Фернандо согласен. Казалось, все улажено, и 22 июля Прим официально предложил корону дон-Фернандо, который ответил новыми требованиями. Переговоры тянулись до 30 июля, не приводя ни к какому результату, так как португальцы и слышать не хотели о соединении их страны с Испанией.

Во время переговоров с дон-Фернандо одному берлинскому банкиру пришла в голову оригинальная мысль выдвинуть, кандидатуру немецкого принца Леопольда Гогенцоллерн-Зигмарингенского. Прим послал в Берлин Саласара-и-Масаредо, поручив ему побеседовать с отцом принца Леопольда. Прусский король и Бисмарк сделали вид, что считают эти переговоры чисто личным делом принца Леопольда. «Если во Франции по этому поводу поднимут шум, — писал Бисмарк, — то мы просто спросим: чего вы от нас хотите? Неужели вы желаете навязывать готовое решение испанской нации и частному лицу — немцу?»

Эта злополучная и так некстати разглашенная кандидатура явилась поводом к франко-прусской войне. Затем в октябре 1870 года Прим велел запросить в Берлине, согласится ли принц Леопольд принять корону в том случае, если кортесы изберут его королем. Прусский король ответил, что в качестве главы Германского союза он не может вмешиваться в данное дело и что с этим вопросом следует обратиться к самому принцу. Бисмарк действовал смелее: когда итальянское правительство запросило его, правда ли, что принц Леопольд уже перестал быть кандидатом, то он отказался отвечать и не разрешил итальянскому агенту приехать в немецкую главную квартиру для свидания с принцем. Майор фон Ферзен даже явился к Приму просить содействия Испании в войне против Франции. Прим благородно отказал.

Спустя некоторое время Кератри, делегированный французским правительством национальной обороны, в свою очередь пытался вовлечь Испанию в войну против Германии: Переговоры зашли, кажется, довольно далеко, но не привели ни к каким определенным результатам. Во всяком случае кандидатура немецкого принца отпала. Тогда испанцы обратились к принцу Амедею Савойскому, на избрание которого державы выразили свое согласие. Кортесы выбрали его королем Испании 16 ноября 1870 года 191 голосом из 311. Дон-Карлос и донья Изабелла 21 декабря заявили протест, и 30-го, в тот самый день, когда Амедей высаживался в Картагене, Прим был убит в Мадриде при выходе из кортесов. Гражданская война в Испании еще не закончилась.

Испанская литература и наука. Народное образование было реорганизовало в 1845 году. Число университетов было уменьшено до десяти, находившихся в Мадриде, Барселоне, Севилье, Сант-Яго, Вальядолиде, Валенсии, Гренаде, Сарагоссе, Сала-манке и Овиедо. В 1860 году в них насчитывалось около 9000 учащихся. Сделаны были некоторые весьма осторожные попытки, направленные к установлению свободы преподавания. Профессор Мадридского университета Хулиан Сане дель Рио популяризовал для своих соотечественников сочинения немца Краузе. Филологическими науками занимались Карлос. Ари-бай, Фернандес Гёрра, Августин Дуран и Гарцембуш, которые выпустили в свет новые комментированные издания Кеведо, средневековых испанских баллад (Романсеро), Каль-дерона, Аларкопа, Тирсо де Молина и Лопе де Бега. Но круг ученой публики был весьма ограничен, и серьезные журналы не могли привиться в Испании.

Юриспруденция нашла блестящего представителя в лице Иоакина-Франсиско Пачеко, Лекции по уголовному праву которого до сих пор считаются в Южной Америке классическим сочинением. Прекрасная книга Фермина Кабальеро, озаглавленная Поощрение сельского населения (Fomento de la población rural), является одним из лучших сочинений по политической экономии, появившихся в Испании. Географический словарь каталонца Паскуаля Мадоса полон интересных сведений.

Естественные науки развивались медленнее, чем филологические. Однако открытия, сделанные иностранными учеными, начали уже мало-помалу проникать в Испанию. Рамон Пельико напечатал прекрасное Руководство по геологии, а Касиано де Прадо предпринял подробное научное исследование нескольких провинций полуострова.

Гораздо более серьезные успехи сделала историческая наука. Историки старались соединить обстоятельность древних национальных летописцев с методами новейшей историографии. Вместе с тем они делали похвальные усилия сохранить беспристрастие. Наиболее объемистым, если не самым удачным сочинением является Всеобщая история Испании Модесто Лафуэнте, в которой важнейшие события национальной истории изложены в стройном порядке. Недостаток этого труда заключается в отсутствии философских взглядов и художественной формы. Гораздо увлекательнее написаны История испанской цивилизации Эухенио Тапиа, Жизнь Аргеллеса Эваристо Сан-Мигуэля и История царствования Карла III Антонио Феррер дель Рио, хорошо документированная, правильно освещенная и прекрасно рассказанная. Этого нельзя сказать об Истории гражданской войны Антонио Пиралы — беспорядочном нагромождении мелких фактов, относительную важность которых автор понимает очень редко.

Изящная литература продолжала развиваться под влиянием французского романтизма и выдвинула множество поэтов и драматургов, которые в целом представляют плеяду очаровательных и выдающихся умов, но которые почти все отличаются скорее техническим мастерством, чем творческим воображением, и характеризуются почти полным отсутствием искреннего вдохновения. Они писали исторические трагедии, как, например, Знатная дама (Rica hembra) Тамайя-и-Вауса, Князь Вианский доньи Гертруды Авеланеда, Филипп 11 Хозе-Мариа Диаса и Два фаворита Руби. Время от времени появлялись некоторые оригинальные опыты новейшей драматургии, например Брачный крест Эгиласа, Стеклянная крыша и Проценты Александра Лопеса де Айалы. Около 1850 года интерес публики к комической опере (Zarzuela) побуждает каталонца Кампродона писать оригинальные либретто или приспособлять для испанской сцены либретто иностранных авторов. Публика рукоплескала музыке Барбиери, Ариета, Гастамбида и Удрида, и комическая опера окончательно привилась в Мадриде.

Среди поэтов Рамон Кампоамор благодаря своей Скорби (Do-loras), своим Стихотворениям (Poesias) и Всемирной драме (Drama universal) стал одним из самых популярных людей в Испании. Мануэль Паласио иногда напоминал Кеведо смелостью своих сатир. Арпао был певцом религии, и Антонио де Труэба дал, быть может, наивысший образец народной кастильской поэзии в своей Книге песен (Libro de los can tores).

Романисты были весьма многочисленны, но почти все они культивировали искусственный и несколько устарелый жанр исторического романа и романа приключений. Энрико Перес Эсрич написал 30 томов, Мануэль Фернандес-и-Гонзалес провел свои романы плаща и шпаги через все эпохи испанской истории. Тенденциозный политический роман также пользовался большой популярностью и нашел своего главного представителя в лице доньи Сесилии Боль де Фабер, известной в литературе под псевдонимом Фернана Кабальеро. Дочь обосновавшегося в Кадиксе гамбургского негоцианта, она была подругой королевы Изабеллы и употребила свой талант на службу абсолютистским и реакционным идеям своей августейшей покровительницы. Эта политическая тенденция вредит достоинству ее сочинений и придает им характер утомительного однообразия, но всякий, кто хочет хорошо познакомиться с эпохой Изабеллы II, должен прочесть книги Фернана Кабальеро, и наряду с ложными мыслями читатель найдет в них прелестные описания, порывы искреннего чуьства и в особенности много андалузского остроумия и изящества.

В 1869 году появилась книга, написанная двадцатитрехлетним автором, Золотой фонтан (La Fontana de Оrо) Венито Переса Гальдоса. Это сочинение было первым томом целой серии национальных романов (Episodios nacionales), в которых автор задумал изобразить политическую и социальную эволюцию своего отечества в XIX столетии. Перес Гальдос выступил в качестве совершенно определенного прогрессиста. Изданная — в свет вскоре после сентябрьской революции, его книга явилась как бы боевым кличем и победоносным вторжением либерализма в литературу.

Наряду с романистами следует отвести важное место «полиграфам»^[199], как, например, Кановас дель Кастильо — историк и полемист; Педро Антонио Аларкон — журналист драматург и романист; Эмилио Кастелар — экономист, историк, эстетик, романист и лектор.

Испанский язык словно нарочно создан для трибуны и кафедры. Залы кортесов и мадридского Атенея слышали таких чудесных ораторов, как консерватор Донозо Кортес, абсолютист и скептик Гонзалес Браво, честный и твердый Антонио Риос Розас и все корифеи прогрессистской партии — Олозага, Мариа Риверо, Руис Зорилья, Фигуэрас, Сальмербн, Пи-и-Маргаль и, паконец, Кастелар, оратор изумительный, истинное воплощение испанского красноречия.

Пресса также служила трибуной для всех этих людей, и хотя народное образование в Испании до нашей эпохи оставляло желать многого, в Мадриде в 1867 году насчитывалось 134 газеты, из них 17 политических и 32 литературных. Вестник (Heraldo) был органом умеренных, Эпоха (La Ероса) — органом Либерального союза, Голос народа (Clamor publico) — органом прогрессистов. Первые манифесты республиканской партии были опубликованы Кастеларом сначала в Обсуждении (La Discussion), а затем в Демократии (La Democracia). В провинции влиятельными глашатаями баскских и каталонских патриотов были Барселонский дневник (Diario de Barcelona) и Irurac bat, издававшийся в Бильбао.

Правда, во всех этих изданиях подвизалось больше риторов, чем действительно компетентных людей, а общественное сознание делало хотя и несомненные, но не столь быстрые успехи, как это следовало бы ожидать при столь многочисленных д даровитых его воспитателях. Серьезности — вот чего слишком часто не хватает блестящим разглагольствованиям литераторов, ораторов и журналистов этого периода. Прогресс испанской культуры постепенно доставит им в будущем недостающие качества. Пусть только Испания сохранит блестящие таланты своих сынов и в то же время решительно откажется от предрассудков, привитых ей теократическим воспитанием, — и она станет наиболее самобытной и живой из латинских наций^[200].

II. Португалия

Португалия с 1847 до 1870 года. В рассматриваемый период политическая жизнь Португалии отличалась почти такой же неустойчивостью, как и в Испании. Здесь совершались свои пронунсиаменто и государственные перевороты, и во главе кабинета сменилось двенадцать премьеров, не считая многочисленных перетасовок в личном составе отдельных министерств. В Португалии, как и в Испании, парламентарный режим, позаимствованный из-за границы, был явлением чисто искусственным, и весьма понятно, что в стране, где отсутствовало общественное мнение, правительству, которое по существу должно основываться на общественном мнении, было довольно трудно пустить корни. Идеи и принципы были для масс лишенными смысла формулами, просто служившими игрушкой или оружием в руках борющихся партий. Перебрасываемые как мячик справа налево, эти формулы утрачивали свою рельефность и теряли всякое значение. Общество перестало их понимать, а политики суетились перед невнимательной и скучающей нацией, помышлявшей единственно о, материальном благополучии.

Португалия была «обширной Баратарией», управляемой королем Санхо^[201]. Всеобщий индифферентизм имел, по крайней мере, ту хорошую сторону, что он низвел политические партии до уровня простых котерий и таким образом помешал борьбе принять слишком острые формы. Страна не потрясалась ежеминутно революционными судорогами, и Португалия, под патриархальным управлением патриотических и разумных монархов, сделала значительные успехи^[202].

Салданья и Коста Бабраль. Период, наступивший вслед за революцией 1847 года, отмечен в истории Португалии борьбой между маршалом Салданьей и Коста Кабралем. «Для не имевшего определенных убеждений Салданьи партии и программы представлялись простыми случайностями, а так как партии и программы постоянно возникали, росли и распадались вновь, то маршал к концу жизни последовательно имел почти столько же политических мнений, сколько лет». Суровый и властный Коста Кабраль имел на своей стороне то преимущество, что он знал толк в государственных делах и обладал большим правительственным опытом. В продолжение двух лет (1847–1849) Салданья удачно боролся со своим противником, но в 1849 году Коста Кабраль одержал над ним решительную победу.

Как мудрый политик, Коста Кабраль пытался удержать старого солдата и привлечь его к своему делу, но голос самолюбия заглушил в Салданье соображения выгоды; он отказался от каких-либо компромиссов и перешел в оппозицию. Он употребил два года на расстановку своих батарей, втерся в доверие к самым выдающимся деятелям страны, как Феррер, Суре, Пестана и Геркулано, и провозгласил себя либералом с целью вернее одурачить либералов, которые надеялись найти в нем показного «парадного» вождя и управлять от его имени, льстя его самолюбию и щедро оплачивая его услуги. 17 апреля 1851 года Салданья поднял восстание в Опорто при поддержке богатого и прогрессивно настроенного фабриканта Викторино Дамасио. Двор не оказал никакого сопротивления, и 15 мая Салданья торжественно вступил в Лиссабон при бурных ликованиях толпы, приветствовавшей в его лице человека, призванного возродить страну.

Возрождение. Коалиция, доставившая власть Салданье, представляла собой главным образом синдикат финансистов и дельцов. Салданья служил вывеской для известной предпринимательской фирмы, но вместо морального возрождения, которого требовал простодушный Геркулано, материальный прогресс был декретирован первосвященником нового культа Родриго и его диаконом Фонтесом. Португальское возрождение в общем итоге оказалось просто-напросто царством капитала. Фонтес определил сущность новой системы, сказав, что он «поручился бы за спасение страны, если бы можно было издать закон, вменяющий всем португальцам в обязанность путешествовать три месяца в году».

Дон-Педро V. Смерть королевы доньи Марии (15 ноября 1853 г.) доставила корону дон-Педро V, юному шестнадцатилетнему принцу, который сначала царствовал под опекой своего отца дон-Фернандо (Фердинанда Саксен-Кобургского). Регент был человек образованный, с художественными наклонностями, проникнутый современным духом. Он философски относился ко всем передрягам португальской политики. Воспитание своего сына он поручил историку Геркулано, а затем для завершения образования послал будущего короля путешествовать по Франции, Англии, Швейцарии, Бельгии и Италии. Объявленный совершеннолетним в 1855 году, дон-Педро обнаружил недюжинный ум и стремление к общественному благу, но его образованность слишком уж высоко — ставила его над его народом, а путешествия, раскрывшие ему недостатки португальского общества, сделали его каким-то иностранцем в собственной стране. Хрупкость здоровья и врожденная склонность к мистицизму заставляли его предвидеть собственную раннюю кончину. Казалось, он не царствовал, а скорее лишь присутствовал при событиях своего царствования. Дон-Педро видел, как историческая партия сменила партию возрождения; при нем пал Салданья (1856), из рук которого власть перешла к герцогу Лулё, знатному вельможе, женатому на принцессе, революционному вождю и франкмасону, внесшему в революцию свои замашки большого барина и спокойную невозмутимость гидальго старых времен, затем к герцогу Авиле, а от него — к члену партии возрождения Терсейре. Король по-настоящему любил и уважал только герцога Лулё.

Мужеством, проявленным во время опустошавших Лиссабон эпидемий холеры и желтой лихорадки, дон-Педро приобрел огромную популярность. Его жена, красивая и добрая Стефания Гогенцоллери-Зигмаринген, скоро сделалась не менее популярной, чем он. Но преждевременная смерть юной королевы еще более усилила меланхолию короля. Его обвиняли в клерикализме за то, что он ввел в Португалии женский монашеский орден Сестер милосердия. Он не чувствовал в себе достаточной энергии, чтобы решительно взять в свои руки бразды правления, как этого требовал народ; он скончался 11 ноября 1861 года. Смерть дон-Педро вызвала сожаления всех его подданных; был момент, когда думали, что его убили, — и толпа устремилась на улицы Лиссабона, крича о крови и о мести.

Дон-Луис I. Дон-Педро наследовал его брат, дон-Луис, герцог Опортский; он окружил себя новыми людьми, как Казаль, Серпа, Мартене, Сампайо, сообщившими португальской политике ярко выраженный прогрессивный характер. Сестры милосердия, на которых косо смотрели либералы и португальское духовенство, были изгнаны из страны. Король женился на дочери Виктора-Эммануила.

Торгово-промышленные интересы составляли предмет неусыпных забот для короля и его министров. В том самом году, когда началось движение по железнодорожной линии Вадахос — Лиссабон, внутри страны были отменены паспорта как для португальцев, так и для иностранцев. В 1866 году открылась в Опорто всемирная выставка. В 1867 году введена была метрическая система весов и мер. Территориальное деление страны было преобразовано с таким расчетом, чтобы дать простор стремлениям к децентрализации; обнародован был свод гражданских законов, а в 1868 году отменено рабство В португальских колониях.

Два важных вопроса привлекали к себе, внимание правительства: вопрос об отношениях к Испании и вопрос финансовый. Мы уже видели, как был разрешен первый вопрос; второй тщетно ждал своего разрешения вплоть до конца XIX века.

Португалия вошла в долги во время войны за независимость (против Наполеона I). Гражданские войны тоже стоили ей очень дорого, а бремя, и без того тяжкое, было еще увеличено ростовщическими займами, заключавшимися дон-Мигуэлем. В 1852 году государственный долг Португалии достиг уже 34 470 миллионов мильрейсов. В это время он был конвертирован в трехпроцентную ренту, но рост общественных работ, казнокрадство и спекуляция довели его до 137 998 миллионов в 1863 году^[203]. В то время как государственная задолженность возросла вчетверо, торговые обороты Португалии с трудом вернулись к цифре 1818 года (накануне потери Бразилии).

Герцог Лулё пытался бороться с этим злом. Король подал хороший пример, добровольно сократив цивильный лист. Но когда он пожелал уменьшить число членов парламента, в стране поднялось сильное волнение. Когда был издан декрет о продаже церковных имуществ, старый маршал Салданья, бывший тогда посланником в Риме, подал в отставку, а 19 мая 1870. года вспыхнул военный бунт, повлекший за собой падение герцога Лулё, роспуск кортесов и составление кабинета Салданьи, продержавшегося, впрочем, тоже очень недолго.

Португальская литература. После глубоких политических потрясений, ознаменовавших в Португалии начало XIX столетия, наступило относительное спокойствие, позволившее писателям и мыслителям приступить к делу национального воспитания. Они принялись за работу с таким усердием, что литературное движение этого периода можно с достаточным основанием назвать третьим португальским ренессансом^[204].

Родоначальником этого ренессанса явился талантливый писатель, барон Альмсйда-Гаррет, родившийся в Опорто в 1799 году. Гаррет провел десять лет (1823–1833) в Англии и Франции и. по возвращении в отечество издал свой Очерк португальской истории и поэзии, послуживший как бы манифестом новой школы; из его многочисленных, прозаических и стихотворных произведений укажем поэмы Донья Бранка и Камоэнс, драмы, комедии и Путешествие по родной стране, одну из популярнейших книг португальской литературы.

Антонио Фелисиано дель Кастильо (1800–1878), потерявший зрение на седьмом году отроду, написал много художественных и прочувствованных поэм, проникнутых свойственной португальскому духу меланхолией. Из них наибольшей известностью пользуются Ревность барда, Ночи в замке и Весна. Александр Геркулано-и-Араухо, родившийся в Лиссабоне в 1810 году, получил образование в Париже; стихами и историческими романами он готовился к серьезным историческим трудам: после создания таких художественных произведений, как Хозяин Жиль, Arrhas рог foro d'Hespanha и Дама с козлиным копытом, он написал обширную, но, к сожалению, не доведенную до конца Историю Португалии, которая обеспечивает ему почетное место среди европейских историков XIX столетия.

Еще большей плодовитостью отличался Хозе да Сильва Мендес Леаль, который прославился как поэт, драматург, романист, историк, журналист и государственный деятель. Его драмы Белая звезда, Наследие канцлера и Педро пользовались длительным успехом. Его исторические исследования Два полуострова и Национальные памятники заслуживают быть поставленными наряду с произведениями Геркулано.

Ребельо да Сильва, Хозе да Андраде, Корво да Камоэнс, Камилл Кастельо-Вранко, Франсиско Гомес да Аморим, Эрнесто Еистер, Абранчес, Тихейра да Васконсельос также сочиняли романы и драматические произведения. Латино Коэльо написал исследование о Маркизе Помбале и Политическую и военную историю Португалии. Оливейра Мартино также составил Историю Португалии и Современную Португалию, написанную в слишком страстных тонах, но чрезвычайно увлекательно.

Португальская пресса насчитывает в своих рядах много заслуженных писателей, а основанные королем дон-Педро V Высшие курсы литературы в Лиссабоне также сыграли известную роль в литературном развитии страны.

Научная деятельность в Португалии, правда, отстала сравнительно с литературной. Тем не менее географические исследования могут похвалиться некоторыми успехами. Университет в Коимбре обладает прекрасной библиотекой и великолепными естественнонаучными коллекциями. В Лиссабоне существует большая Медицинская школа, а астрономические обсерватории в Лиссабоне, Коимбре и Опорто снабжены полным набором инструментов. Португалец может получить серьезное и всестороннее образование, не покидая своей страны.

ГЛАВА Х. АНГЛИЯ. 1848–1870

I. Россель и Пальмерстон (1846–1852)

Министерство вигов и Роберт Пиль. Распад консервативного большинства в июне 1846 года надолго расстроил правильное течение конституционной жизни. Во главе либерального министерства, опиравшегося на меньшинство, стал Джон Россель, который мог держаться только благодаря расколу в лагере своих противников, разделившихся на протекционистов и «пилитов» (сторонников Р. Пиля). Протекционистов первоначально возглавлял лорд Джон Беятинк, а позднее Стэнли и Дизраэли, характер и замашки которого внушали, впрочем, консерваторам некоторое недоверие. «Пилитами», к числу которых принадлежал Гладстон, руководил их великий вождь сэр Роберт Пиль. Пока был жив Пиль, игравший в парламенте решающую роль и не выказывавший особенного желания вернуться к власти, до тех пор находившееся под его покровительством министерство могло быть спокойно. Но когда, неудачно свалившись с лошади, он умер (1850), либеральный кабинет, то и дело смущаемый поползновениями к независимости со стороны лорда Пальмерстона, почти диктаторски управлявшего министерством иностранных дел, претерпел несколько кризисов, наполовину явных, наполовину остававшихся в секрете.

Новые успехи свободной торговли. Вопрос о хлебных пошлинах сделал Пиля сторонником «свободы торговли», и он же побудил Росселя, и без того убежденного фритредера, продолжать дальнейшее движение в ту же сторону. В начале 1847 года хлеб продавался в Англии даже дороже, чем в какую-либо другую эпоху: по 102 шиллинга за квартер. Через два года беспошлинный ввоз хлеба, к общему удовольствию, установи лея надолго, если не навсегда, так как в сельском хозяйстве началась новая полоса технических улучшений. В том же 1849 году был отменен Навигационный акт, отчасти смягченный еще Каннингом, и с этого времени корабли всех наций получили право ввозить в Англию товары из всех частей света.

Успех фритредеров, наряду с успехами демократии, отразился на выборах 1847 года, пославших в парламент «максимальное число деловых людей и представителей средних классов, когда-либо собиравшееся в его стенах». Джон Брайт, которому принадлежат приведенные слова, принял мандат от манчестерских либералов, дабы представлять более непосредственным образом «те великие принципы, с которыми связано славное имя Манчестера»^[205]. Во время избирательной кампании он произнес радикальную речь: «Я не могу похвалиться ни благородной кровью, ни моими предками, которые честно работали, как и вы. Мои симпатии естественно принадлежат моему классу, и я гораздо больше стремлюсь возвысить его, чем возвыситься над ним». Впрочем, он был буржуа, а не рабочий; он заявил, что, будучи депутатом от Дерхэма, он голосовал против десятичасового рабочего дня, «не желая отнять два добавочные часа у английского фабриканта».

Голод в Ирландии и усилия Росселя. Несмотря на энергичные и полезные мероприятия Пиля, кормившего за счет казны полмиллиона душ, положение Ирландии в 1846–1848 годах было ужасно. Вследствие нового неурожая картофеля, по словам министра, «голод XIII века постиг народ XIX века». Голод подстрекал земледельцев против помещиков, тоже оказавшихся в нужде и потому, говоря по правде, еще более требовательных. К чести Росселя должно сказать, что он проявил в этих обстоятельствах гуманность, твердость и либерализм и, несмотря на кое-какие свои иллюзии и некоторую непредусмотрительность, облегчил страдания ирландцев, если не в пределах вообще возможного, то во всяком случае— в пределах возможного, для него лично.

Злоупотребление общественными работами плохо помогало безысходной народной нищете. Очень многие работали впустую, например портили на казенный счет дороги под предлогом их починки, и в то же время уклонялись от серьезного хозяйственного труда на началах найма. Правительство восстановило принцип хозяйственного расчета. Зато оно усилило помощь нуждающимся на дому.

Впрочем, все средства были недостаточны, доколе численность народонаселения превосходила тот максимум, который мог кормиться от произведений почвы^[206]. Поэтому правительство отнюдь не смотрело на эмиграцию как на нежелательное явление, но, напротив, всячески поощряло ее и старалось ею руководить. Нищета и выселение быстро уменьшили число европейских ирландцев, но в то же время все-возраставшая масса американских ирландцев, оставшихся заклятыми врагами своих прежних угнетателей, грозила Англии серьезными опасностями в будущем.

Поставленный между лендлордами и фермерами, Россель искал умиротворения с помощью двоякого рода средств: старался уменьшить нужду землевладельца в деньгах и сделать арендатора более независимым.

И действительно, в Ирландии лицом к лицу стояли два класса: с одной стороны помещики, обремененные ипотечными долгами, которые поглощали больше половины земельной ренты; с другой — фермеры, которым во всякое время грозило изгнание (eviction) без всякого возмещения за труд, потраченный на улучшение участков^[207]. Поэтому министр предложил двойной билль, по которому имения, обремененные долгами выше известной нормы, подлежали продаже, а изгнанным арендаторам обеспечивалось вознаграждение за произведенные ими работы.

Руководящие тенденции английского общественного мнения в рассматриваемую эпоху еще не позволяли осуществить вторую часть этого проекта^[208]. Принята была только первая часть, получившая название Акта о задолженных имениях (Encumbered Esiates Act). В своем урезанном виде этот закон, пожалуй, не заслуживал восторга, проявленного его автором, который предпринял даже специальное путешествие с целью обеспечить его применение. Старинные наследственные землевладельцы, которых традиционные связи со своими — также наследственными — арендаторами вынуждали к некоторой сдержанности, слишком часто уступали место пришлым спекулянтам, беспощадно эксплуатировавшим страну через посредство наемных агентов. Однако, в результате упомянутого акта или, быть может, вследствие строгих мер министра внутренних дел лорда Грея, число аграрных преступлений за двадцатилетний промежуток времени уменьшилось в десять раз.

Революция 1848 года и чартисты. Эти трудные годы, сопровождавшиеся столькими смутами как на Британских островах, так и на континенте, чуть было не омрачились войной между Англией и Францией, настолько страсти были возбуждены вопросом об испанских браках. Пресса была полна оскорбительных статей и карикатур по адресу Луи-Филиппа и членов его семейства, а в высших сферах Россель, раздраженный немногим менее Пальмерстона, совместно с Веллингтоном разрабатывал план национальной обороны.

Февральская революция в Париже произвела на английское общество не столь дурное впечатление, как можно было бы ожидать при других обстоятельствах. Но это стремительное низвержение либерального правительства, построенного по английскому образцу, этот внезапный прыжок из слишком тесной ограды цензитарного режима в «черную бездну» всеобщего избирательного права претили английскому национальному духу. Поэтому, в то время как вторая французская революция (1830), аналогичная английской революции 1688 года, оказала непосредственное влияние на конституционное развитие Англии, третья французская революция (1848), подобно первой (1789–1799), обусловила скорее движение в сторону реакции. Верхняя палата отказалась тогда допустить евреев в парламент: всякое новшество встречалось теперь с крайней неохотой.

Это настроение с особенной яркостью обнаружилось во время следующего инцидента: вождь чартистов, полусумасшедший депутат Фергус О'Коннор, созвал в Кенсингтонском парке митинг-монстр, чтобы отнести в парламент колоссальную петицию, покрытую, по его словам, более чем пятью миллионами подписей^[209]. Правительство поспешило напомнить, что законом воспрещается подавать петиции скопом, и предложило всем желающим специальную, т. е. временную, констебльскую дубинку на 10 апреля. На этот призыв откликнулось 200 000 охотников, что придало добровольной полиции характер настоящей национальной демонстрации против космополитического революционного движения. Что касается чартистской демонстрации, то она попала в смешное положение, когда оказалась гораздо малочисленнее добровольных констеблей и когда под петицией были обнаружены такие подписи, как Деревянная Нога, Хлеб-и-Сыр, Веллингтон и принц Альберт^[210].

В Ирландии движение носило более серьезный характер, но не приняло столь широких размеров. Смит О'Брайан без успеха напал на полицейский пост. В Шотландии несколько более серьезное восстание в Глазго также закончилось неудачей. И в своей речи 5 сентября королева могла сказать: «Сила наших учреждений подверглась испытанию и вышла из него не ослабленной. Я старалась сохранить для народа, вверенного моим попечениям, пользование той умеренной свободой, которую он умеет так хорошо ценить».

Пальмерстон и двор. «Civis romanus» (римский гражданин). Происходившие на континенте события, сначала революционные движения, а затем торжествовавшая с 1849 года реакция, встречали неодинаковую оценку в английских высоких сферах: министерство иностранных дел и двор смотрели на вещи с диаметрально противоположных точек зрения, причем Россель не знал, что ему делать, находясь между радикализмом своего коллеги в европейских вопросах и консерватизмом в тех же европейских вопросах своей государыни. Пальмерстон ставил свой европейский радикализм выше своего английского консерватизма: «Пример Франции, — писал он, — взбудоражит все наше население, не участвующее в выборах, и вызовет вопли о расширении избирательного права, закрытой баллотировке и тому подобных пагубных вещах. Все равно, до поры до времени я кричу: да здравствует Ламартин!» Это восхищение длилось недолго, так как французская конституция 1848 года показалась ему «нежизнеспособной», но он по прежнему сохранял решительную враждебность ко всем попыткам королевской реставрации и выражал все большую симпатию президенту. Он оказывал также поддержку революционерам других стран, даже после подавления восстаний, и с удовольствием смотрел на слет эмигрантов в Лондоне.

Королева, недовольная его замашками, напоминавшими скорее диктатора, чем министра, обратилась к нему с следующим меморандумом, который первоначально сохранялся в тайне: «Королева требует, чтобы лорд Пальмерстон, во-первых, определенно указывал, что именно он предлагает в каждом данном случае, дабы она знала, чему она дает свою королевскую санкцию. Во-вторых, она требует, чтобы санкционированные ею мероприятия произвольно не извращались и не видоизменялись министром. Подобные поступки она впредь будет рассматривать как отсутствие чистосердечия по отношению к короне и полагает, что будет иметь право, в силу своей конституционной власти, наказать министра увольнением от должности. Она желает получать сведения обо всем, что происходит между министрами и иностранными послами, раньше чем воспоследуют какие-нибудь важные мероприятия, основанные на этих отношениях, желает во-время получать доставляемые из-за границы депеши, заблаговременно видеть копии ответов, подлежащих ее утверждению, дабы она имела возможность как следует ознакомиться с ними прежде, чем они будут отосланы». Этот документ имеет весьма важное значение в истории царствования королевы Виктории.

В том же году Пальмерстон пережил величайший из своих триумфов по части шовинистического красноречия. Уже давно он косился на греческое правительство, по его мнению, раболепствовавшее перед Россией и Францией. Он поднял страшный шум из-за Пасифико, состоявшего под английским покровительством гибралтарского еврея, дом которого был разграблен толпой в Афинах. Этот инцидент повел к дипломатическим осложнениям. Пальмерстон не только требовал уплаты вознаграждения потерпевшему, но занял угрожающую позицию, чуть было не закончившуюся общеевропейской войной. Во время дебатов, вызванных в палате этими действиями министра, он произнес экспромтом пятичасовую речь, заключение которой было встречено с энтузиазмом: «По примеру древних римлян, которые полагали, что слога Civis romanus sum (я — римский гражданин) обеспечивают им всеобщее уважение, англичанин, в какой бы стране он ни находился, может быть твердо уверен, что Англия повсюду следит за ним бдительным оком».

Трения на церковной почве. За последние двадцать, и особенно за последние десять лет, англиканская церковь уже не имела ни прежних привилегий, ни прежнего внутреннего мира. Католики еще в большей степени, чем диссиденты, воспользовались падением старых загородок. Они вербовали прозелитов в высшем обществе, а известная группа англиканцев, не сливаясь окончательно с католиками, приблизилась к ним в форме религиозного движения, получившего название «пюзеизма»^[211]. В 1850 году папа рассудил, что пришло время открыто назначить католических епископов. Это вызвало сильнейшую реакцию в Англии.

Лорд Джон Россель и английский народ усмотрели в этом официальном установлении католической иерархии посягательство на права королевы и государственного протестантского епископата. Издан был в 1851 году оставшийся, впрочем, мертвой буквой закон, признававший недействительным всякое назначение этого рода и всякое дарение в пользу католических епископов. Королева, недовольная этим шумом, писала: «Я всегда, была и всегда останусь искренней протестанткой, но меня огорчает дух нетерпимости, проявленный столь большим числом моих подданных на общественных собраниях». Первый министр впоследствии объяснял, что он хотел только оградить национальную иерархию от всяких дальнейших покушений.

Кризис и всемирная выставка (1851). Во время обсуждения этого платонического закона чуть было не разыгрался министерский кризис. За последнее время землевладельцы и арендаторы добивались восстановления хлебных законов. Сельские тори, по прежнему руководимые Дизраэли, потребовали, чтобы министерство пришло на помощь сельскому хозяйству, т. е. попросту восстановило покровительственные пошлины. Этой цели они не достигли, но им удалось добиться резолюции в пользу расширения избирательного права в сельских округах. Россель подал в отставку, но так как его противники оказались не в состоянии образовать кабинет, то он снова взял бразды правления в свои руки.

Поколебленное министерство было на этот раз спасено от крушения большим предприятием принца Альберта — первой всемирной выставкой, которая должна была явиться как бы иллюстрацией благодеяний свободной торговли и всеобщего мира. Но именно ввиду этого характера выставки пугливые патриоты относились к ней с опаской. Полковник Сибторп, депутат, славившийся своими огромными усами, усмотрел в ней нашествие папизма и неверия и многие другие опасности: «Берегите, — говорил он, — ваших жен и детей, охраняйте ваше имущество и даже вашу жизнь!» По мнению этих пророков, Хрустальный дворец (где устроена была выставка) должен был разорить и обесчестить Англию. В действительности, выставка доставила Англии, а равно и королевской чете, блестящий успех.

Кошут и 2 декабря; падение Пальмерстона. Два обстоятельства усилили разногласия между двором и министерством иностранных дел. Пальмерстон выступил на защиту венгерского экс-диктатора Кошута, выдачи которого Австрия домогалась у турецкого султана. Прожив два года (под полицейским надзором) в Турции, Кошут приехал в Лондон. Прекрасно владея английским языком, он читал лекции, пользовавшиеся в Англии колоссальным успехом. Королева и принц-супруг были этим почти так же недовольны, как и австрийский посол. Снова очутившись в неловком положении, Россель согласился с королевой, что Пальмерстон, незадолго до того скомпрометировавший себя радикальной речью в пользу Кошута, не может без серьезного риска дать аудиенцию венгерскому изгнаннику. Но лишь с большим трудом ему удалось добиться этой уступки.

Отношения оставались очень натянутыми, когда в Париже разразился государственный переворот. Еще более обострились отношения в результате странной перемены ролей.

Теперь Пальмерстон со своей обычной нескромной порывистостью приветствовал французский цезаризм, тот самый цезаризм, против которого только что неодобрительно высказались как конституционно настроенный двор, так и демократия. В сущности, поведение Пальмерстона было вполне логично: великий англичанин терпеть не мог наследников Луи-Филиппа и всех вообще Бурбонов какой бы то пи было линии^[212], реставрации которых сильно опасался. Кроме того, ему была прекрасно известна англомания Наполеона III, и он надеялся заключить с новым императором ряд соглашений, выгодных для Англии. Поэтому, в то время как английское правительство в целом отнеслось к декабрьскому перевороту холодно и почти враждебно, один только руководитель английской дипломатии шумно поздравлял французского посла. На эту недопустимую выходку остальные министры ответили исключением Пальмерстона из своей среды. Когда 3 февраля 1852 года собрался парламент, Ребук потребовал объяснений по поводу удаления министра иностранных дел. Отвечая на этот запрос, Россель предъявил пресловутый «меморандум» (королевы). Отставленный министр обнаружил в данном случае умеренность и такт, позволившие ему вскоре вернуться к власти. Но в то время все полагали, что его политическое поприще кончено.

Первое министерство Дерби и «погребение протекционизма». Вскоре Пальмерстону удалось отомстить Росселю. Последний представил проект закона об организации милиции, ссылаясь на опасность французского нашествия, ставшего будто бы возможным в результате недавнего перехода власти в руки Наполеона Бонапарта. Раскритикованный Пальмерстоном, проект был отвергнут, а вместе с ним пало и само министерство. Сделана была попытка составить консервативный кабинет, но последний просуществовал недолго. Во главе его блистали два великих оратора: Стэнли, сделавшийся графом Дерби, и канцлер казначейства Дизраэли. Опасный портфель министра иностранных дел достался лорду Мальмсбёри вследствие его личной близости с будущим императором. Остальные члены кабинета были такими посредственностями, что за ним осталась кличка «министерство Кто-Кто». И вот почему: новый премьер (лорд Дерби) явился с визитом к умирающему Веллингтону, который пожелал узнать имена его коллег. Эти имена были столь неизвестны, что старый вояка все время переспрашивал: «Кто? Кто?..»

Вдобавок, оба главы кабинета расходились по основным вопросам: лорд Дерби принял власть с целью восстановить покровительственную систему, а Дизраэли твердо решился похоронить ее, к великой радости карикатуристов. Они изображали его то в виде хамелеона, то в виде прекрасной Розамунды, которой королева (с лицом Кобдена) подносит кубок Свободной торговли, то в виде похоронного служки, напившегося на похоронах госпожи Протекционной системы. Один из лидеров фритредерства, некий Вильерс, предложил палате резолюцию, которая равносильна была бесповоротному осуждению протекционизма и его защитников. Дизраэли никогда не согласился бы на это унижение, но Пальмерстон позолотил пилюлю, придав резолюции такую безобидную форму, что она могла быть принята всеми (ноябрь 1852 г.), кроме самых решительных протекционистов. В этой измененной резолюции просто отмечались благодеяния свободной торговли.

Эфемерный консервативный кабинет пал при обсуждении бюджета. Романист Дизраэли настолько серьезно потрудился над этой сухой материей, что его изображали в виде школьника, получающего награду за успехи в арифметике. Но ему нехватало делового опыта, и составленная им роспись рушилась под ударами другого литератора, эллиниста и богослова — Вильяма Гладстона. Так началась долгая парламентская дуэль этих двух людей (Дизраэли и Гладстона), которым предстояло оспаривать друг у друга власть в продолжение трех десятилетий.

1852 год закончился составлением коалиционного кабинета, куда вошли виги и «пилиты»; главными членами этого кабинета были: премьер лорд Эбердин, министр иностранных дел лорд Россель, министр внутренних дел Пальмерстон и министр финансов Гладстон.

II. Пальмерстон (1853–1865)

Преобладание вопросов внешней политики. Наступил 12- или 13-летний период, в продолжение которого только одна крупная фигура выделялась на первом плане — фигура лорда Пальмерстона. Партии были дезорганизованы, а при таких условиях личности всегда начинают играть более заметную роль. Изменилась ориентация общественной мысли. Еще вчера английская общественная мысль была исключительно поглощена заботами о мире и надеждами на всеобщее спокойствие и на улучшения в политической и социальной области; теперь в результате политики русского царя и императора французов английское общество прониклось воинственным духом. Ввиду этого дипломат-патриот сделался более чем когда-либо необходимым человеком. Он не долго оставался в министерстве внутренних дел и вскоре должен был взять в свои руки общее руководство английской политикой. За Крымской войной последовало усмирение Индии, затем Китайская война, далее итальянские дела, наконец междоусобная война в Соединенных Штатах. Активно участвуя в войне или сохраняя насторожившийся нейтралитет, английский народ во всех случаях больше интересовался внешними, чем внутренними делами. Вопрос о коренных реформах, особенно таких, которые не нравились Пальмерстону, был отложен в долгий ящик. Однако эволюция английской конституционной жизни, хотя и шедшая замедленным темпом, не прекратилась совершенно, а в области нравов и законодательства произошли некоторые важные изменения.

Министерство Эбердина (1853); Крымская война и общественное мнение. Мирное настроение, возбужденное всемирной выставкой, еще не рассеялось. Все верили, что отныне не будет Ееликих войн и что кровь англичан и жителей континента перестанет литься на полях битв. Тон задавали Кобден, Брайт и руководимая ими Лига мира, которой, как это было хорошо известно, сочувствовали почти все министры. Казалось, общая политическая конъюнктура представляет удобную почву для политики реформ. Россель, само собой разумеется, готовил парламентскую реформу; Гладстон начал составлять свои образцовые бюджеты. Даже неугомонный Пальмерстон, запертый пока в министерстве внутренних дел, провел там несколько мелких, но очень полезных реформ.

Но через несколько месяцев в воздухе запахло порохом. Царь Николай во время своей поездки в Лондон в 1844 году, а затем дипломатическими беседами и дипломатической перепиской был введен в заблуждение относительно намерений английских государственных деятелей и еще сильнее обманулся в чувствах английского народа^[213]. Польские, итальянские и венгерские политические эмигранты восстановили народные массы против самодержца. До Крымской войны, как и во время нее, демократические журналисты и карикатуристы неистовствовали против него. Премьер-министр, который терпеть не мог Бонапартов и не хотел войны, а также его пацифистски настроенные коллеги подвергались не лучшему обхождению. Единственным популярным министром был Пальмерстон, который хотел спасти турок и вел себя так, что война не на жизнь, а на смерть становилась неизбежной.

Увещания Брайта остались гласом вопиющего в пустыне: «Христианская нация, протестантский народ, поклоняющийся князю мира, неужели твое христианство только сказка, а твоя вера — сновидение?» Первые успехи союзников в Крыму вызывают энтузиазм, наступившая вслед за тем страшная зима — негодование. Корреспондент Таймса разоблачает бездарность администрации, убивающую больше английских солдат, чем русские пули. Влияние этой газеты достигает своего апогея, тираж ее доходит до 54 000 экземпляров в день при цене номера в 5 пенни^[214].

Министерство Пальмерстона и результаты войны (1855–1856). Министерству Эбердина нех ватало внутренней спайки, так же как и популярности. Пальмерстон, недовольный инертностью своих коллег и реформаторскими идеями Росселя, уже поколебал министерство угрозой подать в отставку; в феврале 1855 года оно было опрокинуто вотумом порицания, и единственный министр, пользовавшийся благоволением публики, естественно, взял власть в свои руки. При всем том красноречивый выпад Врайта произвел сильное впечатление: «Слышите ли вы полет ангела смерти и шум его крыльев? Он схватывает свои жертвы повсюду: в замке, в доме, в хижине. От имени всех классов общества я обращаюсь к вам с торжественным призывом. Благородный лорд был уже министром до моего рождения. Он достиг почти предела человеческой жизни. И я умоляю его остановить своим словом потоки человеческой крови».

Известно, что Крымская война в конце концов увенчалась успехом союзников, но английская армия далеко не играла там первой роли, а общественное мнение находило, что Парижский мир заключен преждевременно и что наложенные на Россию обязательства не стоили ни затраченных денег, ни пролитой крови.

Первое литературное поколение эпохи Виктории. В этом месте английские историки обыкновенно прерывают нить повествования, чтобы кинуть общий взгляд на писателей, создавших в течение первых двадцати лет этого продолжительного царствования свои замечательные произведения. Скажем и мы несколько слов об этих писателях с политической и социальной точки зрения. Романисты и историки главным образом заслуживают нашего внимания.

Романисты, а также романистки этого периода отличаются демократическими и вместе с тем нравоучительными тенденциями. За ничтожными исключениями, они уже не переселяют своих героев в феодальную обстановку, а заставляют их действовать в новейшую эпоху или берут их из предшествовавшего поколения. Они не замыкаются в пределах аристократической среды, а изображают большей частью жизнь средних классов или народных масс. Если они и описывают иногда быт аристократии, то для того, чтобы выставить в отрицательном свете ее смешные черты и пороки. Такой характер имеют сочинения Теккерея и Диккенса. Страдания трудящихся классов, рабочего и мелкобуржуазного, вдохновили также миетрисс Гаскель и Шарлотту Вронте; аналогичная нота звучит у Бульвер-Литтона и Дизраэли, писателей из высшего общества и людей с честолюбивыми стремлениями.

Историки тоже прежде всего являются практиками и моралистами. Маколей — виг, реформист 1832 года и именно 1832 года, не более и не менее. Он надеялся довести изложение исторических событий как раз до этой великой даты. Если бы он прожил еще два десятка лет, то наверное успел бы осуществить свой план. Теперь его История Англии обрывается на 1700 годе, но в своих замечательных Опытах он слегка коснулся и истории XVIII века. Маколей, внесший в историю приемы оратора и страстного адвоката, после своей смерти вызвал против себя законную реакцию; но, критикуя его произведения, мы не должны забывать его огромной исторической осведомленности. Несмотря на различие мировоззрений, Карлейль похож на него в гораздо большей степени, чем это обычно полагают; каждый из этих двух историков имел своего излюбленного исторического героя: для вига Маколея — это Вильгельм Оранский, для пуританина Карлейля — Кромвель^[215]. Грота можно было бы скорее всего назвать радикалом-утилитаристом. Никто до него не сумел так хорошо проанализировать борьбу партий в Афинской республике; в нем, как и в Маколее, сразу можно узнать англичанина, жившего парламентской жизнью.

Такое же соединение богатой философской оригинальности с чисто национальным практическим духом наблюдается у такого философа-социолога, как Джон-Стюарт Милль, и у многих других философов, критиков и поэтов. Елизавета Броунинг ополчалась на защиту бедных детей и отстаивала непризнанные женские права. Один только крупнейший поэт эпохи выделяется аристократической природой своего духа и своих сюжетов. Теннисон, возведенный в пэры за свои литературные заслуги, иногда воспевает бедняков и их суровое самопожертвование, но прежде всего он в гармонических стихах воссоздает средневековое рыцарство. Что же касается просто талантливых писателей этого периода, то перечисление их заняло бы у нас слишком много места.

Роспуск палаты, вызванный Китайской войной, и подавление восстания в Индии. Пальмерстоновский патриотизм отыгрался за счет кантонского наместника Е, который велел задержать китайское судно, незаконно поднявшее британский флаг. По этому поводу в обеих палатах произошли серьезные дебаты. Старый лорд Линдхёрст ответил отрицательно на простой вопрос: «Достаточно ли китайскому судну поднять британский флаг, чтобы превратиться в английское судно?» Но бывшему канцлеру и лорду Дерби не удалось сгруппировать торийское большинство в верхней палате. В палате общин атакой против министерства руководили во имя своих принципов передовые либералы и сторонники мира, принадлежавшие к манчестерской школе. Консерваторы оттенка Дизраэли присоединились к ним и оставили кабинет в меньшинстве.

Тогда Пальмерстон распустил палату и обратился к стране с манифестом по поводу «наглости варваров» (т. е. китайцев). Он вернее своих противников уловил настроение масс. Избиратели не только высказались в его пользу, но провалили всех лидеров партии мира.

Ужасные события, которыми сопровождалось восстание в Индии и которые вдобавок излагались с преувеличенными подробностями, вызвали в Англии не только совершенно основательное негодование, но и приступы настоящего бешенства. Что же касается результата восстания, т. е. упразднения Ост-Индской компании, то оно отнюдь не объяснялось, как некоторые говорили, капризом премьера, а было вызвано требованием общественного мнения.

Орсини и кризис 1858 года. Бомбы, брошенные перед Парижской оперой 14 января 1858 года итальянским заговорщиком Орсини, хорошо известным в Лондоне и высоко ценимым английской публикой в качестве политического лектора, убили не императора французов, а британское министерство. Напечатанные по бестактности Монитера приветственные адреса императору, называвшие Англию лабораторией политических убийств, страшно возмутили общественное мнение, а представленный министерством и направленный против иностранных эмигрантов билль произвел впечатление какой-то пошлости^[216]. «Непопулярность лорда Пальмерстона, — писал принц Альберт, — превосходит всякое вероятие. Смешно слышать, когда старые его поклонники начинают говорить о нем. В палате общин ему почти не дали раскрыть рта». Министр защищался с величайшей резкостью, которая не принесла ему никакой пользы. Он был низвергнут большинством 19 голосов. Одни тори могли принять власть во время этого небывалого затмения его престижа.

Консервативная интермедия. Второе министерство Дерби — Дизраэли положило под сукно билль об иностранцах и осуществило две важные реформы. Оно отменило для депутатов обязательство владеть земельной собственностью. Этим оно покончило с освященной обычаем плутней, выражавшейся в том, что многие кандидаты заведомо ложно именовали себя землевладельцами. А затем оно решило давно уже поставленный вопрос о допущении евреев в парламент.

Министр иностранных дел лорд Мальмсбёри и сама королева в письме к Наполеону III тщетно старались предотвратить итальянскую войну. Дело итальянского освобождения, очевидно для всех связанное с военной славой Бонапарта, еще не пользовалось особенной популярностью. Потерпев неудачу с этой стороны, консервативный кабинет обратился к неизбежному, но вместе с тем и неразрешимому вопросу об избирательной реформе. Дизраэли хотел использовать к собственной выгоде и к выгоде своей партии реформистское движение, но составленный им законопроект устранял рабочие массы от пользования избирательным правом. Патриарху избирательной реформы лорду Джону Росселю нетрудно было добиться провала этого законопроекта. Общие выборы 1859 года, состоявшиеся в атмосфере тревоги, возбужденной французскими победами в Италии, не дали консерваторам нужного большинства, и молодой виг из аристократического рода, маркиз Гартингтон, заслужил свои первые парламентские шпоры^[217], низвергнув консервативный кабинет.

Последнее министерство Пальмерстона (1859–1865). Для составления нового правительства по необходимости пришлось обратиться к старому дипломату-патриоту, хоть ему и исполнилось в то время уже 75 лет. Но ему нужны были выдающиеся товарищи — «министерство всех талантов» и едва ли не всех партий. В области внутренней политики премьера можно было считать консерватором. Бок о бок с ним очутились один знаменитый виг и один прославленный «пилит» — Россель в министерстве иностранных дел и Гладстон в министерстве финансов. Первый, конечно, поспешил внести очередной билль об избирательной реформе — обычное проявление его темперамента. Но в ту минуту он главным образом хлопотал об осуществлении принципа «Италия для итальянцев»; и в этой области ему несколько раз удалось восторжествовать исподтишка над Наполеоном.

Волонтеры и торговый договор 1860 года. Император французов, к которому Пальмерстон так хорошо относился и из-за которого он дважды лишился власти, со времени присоединения Ниццы и Савойи внушал министру только недоверие. И Пальмерстон спешил прежде всего принять меры против возможного французского нашествия, организовав фортификационные работы и сформировав корпус волонтеров.

Это не помешало министерству Пальмерстона заключить с Наполеоном III торговый договор, но последний был делом не столько премьера, сколько Гладстона и Кобдена. Не имея никакого официального титула, Кобден, незадолго до того отклонивший портфель министра торговли, пользовался за последние годы огромным политическим влиянием, а в Тюильри он был принят как уполномоченный английского народа по экономическим делам. Ни английский народ, ни его парламентские представители не были безусловно единодушны в своем одобрении этого договора. Фабриканты, задетые в своих интересах, старые противники свободной и манчестерской школы, шовинистически настроенные моралисты, испуганные опасностью, которой бордосские вина^[218] угрожали британским добродетелям, — составили коалицию, но не могли устоять перед ораторским талантом канцлера казначейства Гладстона.

Понижение налога на бумагу. Продолжая неуклонно эволюционировать в сторону передового либерализма, Гладстон предложил отмену налога, некогда введенного не столько с фискальными, сколько с полицейскими целями. Обложение бумаги высоким пошлинным сбором делало безусловно невозможным нарождение дешевых газет, и тем не менее многие лица, даже исповедовавшие либеральные принципы, считали полезным поддерживать стоимость газет на возможно более высоком уровне, полагая этим предохранить прессу от неизбежной демагогии и низкой распущенности нравов. Кроме того, налог, уплачиваемый владельцами бумажных фабрик и перелагаемый ими на публику с ростовщическими процентами, не столько стеснял их, сколько давал им возможность быстро обогащаться, и представители их интересов в парламенте предпочитали сохранить эту монополию.

Поэтому, хотя многие государственные люди, сознававшие огромное воспитательное значение периодической печати, стремились удешевить газеты и таким образом сделать их общедоступными, предложенная Гладстоном реформа прошла при самом ничтожном большинстве голосов. Ввиду этого лорды, следуя призыву 90-летнего старца Линдхёрста, сочли себя в праве отвергнуть законопроект. Вопрос социальной политики осложнился конституционным вoпpocом: имеет ли право наследственная палата восстанавливать налог, отмененный избирательной палатой? Передовые писатели заговорили о том, что надо разогнать лордов и выбросить в Темзу обломки «золотой палаты». Однако нация оказалась далеко не столь страстной: она обсуждала вопрос очень оживленно, но не теряя хладнокровия. На многочисленных митингах, состоявшихся по этому поводу, ораторы избегали выражений, оскорбительных для пэров. При этом молчаливо предполагалось, что последние больше не позволят себе подобных выходок. И, действительно, реформа прошла в следующем году.

Партии и американская междоусобная война (1861–1865). Это поколение, так много помышлявшее о хозяйственных интересах, пережило тяжелый кризис во время войны между северными и южными штатами Северной Америки. Высшие и средние слои английского общества, на словах исповедовавшие аболиционистские принципы, фактически склонялись на сторону южных, рабовладельческих штатов. Это обстоятельство объясняется несколькими причинами: во-первых, англичане не верили в искренность северян, зная их крайне пренебрежительное отношение ко всякому человеку, имевшему у основания ногтя черное пятно^[219]. А затем южные плантаторы были джентльмены и добывали (быть может, средствами несколько предосудительными) хлопок, необходимый для нормального течения английской экономики. Юг, придерживавшийся принципов свободной торговли, открывал обширный рынок для английских товаров, тогда как северные федералисты старались развить собственную индустрию и являлись сторонниками протекционизма.

Оплошность одного американского офицера чуть было не сыграла роль искры, брошенной в пороховой погреб: на английском судне, шедшем в Европу, он арестовал уполномоченных, посланных южным правительством для дипломатических переговоров. К счастью, президент Линкольн поспешил выразить свое порицание поступку этого офицера. Принц Альберт, лежавший уже на смертном одре, оказал своему приемному отечеству последнюю услугу, упросив смягчить выражения депеши, составленной в очень резком тоне. Но англичане допустили еще более серьезное нарушение нейтралитета, позволив вооружить на Виркенхедских верфях военный крейсер для южных штатов. Грозная «Алабама» нанесла огромный ущерб торговому флоту северян. Тем временем «хлопковый голод» причинял жестокие страдания промышленному населению Ланкашира. Но рабочие держались превосходно, отказываясь возвысить свой голос против антирабовладельческой демократии, защитницы правого дела.

Дебаты о Дании. Пальмерстон со старческим упрямством решительно высказывался против всякого расширения избирательного права, «потому что я не дурак», — говаривал он грубо. Решив не омрачать его последних дней, нация согласилась, подобно премьеру, сосредоточить все свое внимание на вопросах внешней политики. В то время в Европе совершались два серьезных события: во-первых, Польша истекала кровью в последнем восстании; во-вторых, обе великие германские державы (Австрия и Пруссия) старались раздавить Данию. Английское общественное мнение, несомненно благосклонно настроенное в пользу Польши, проявляло, однако, столь же мало желания, как и сам Пальмерстон, открыто выступить на ее защиту, даже сообща с Францией.

Напротив, Англия даже и без содействия Франции готова была вмешаться в датские дела, и общественное мнение гневалось на министерство иностранных дел главным образом за его неустойчивую политику, которая способна была внушить симпатичной маленькой стране тщетные надежды. 4 июля 1864 года Дизраэли напал на министерство, обвиняя его в том, что оно компрометирует честь Британии. «Мы не должны сначала угрожать, а затем отступать перед решительными действиями. Мы не должны вводить в заблуждение своих союзников, внушая им ожидания, которых мы не хотим исполнить. Нам говорят, что наше отечество не имеет союзников, а потому не в силах что-либо предпринять. Подобные слова не долины произноситься, ни даже мыслиться английским министром». Тогда старый «Пам»^[220] произнес свою последнюю большую речь, одну из самых искусных своих речей, причем он говорил не столько о Дании, сколько о финансовых талантах Гладстона и об опасности возвращения консерваторов к власти. Этими словами он привлек на свою сторону прогрессивных либералов и добился незначительного, но все же достаточного большинства.

Симптомы пробуждения либерализма (1864). В последний год пребывания Пальмерстона у власти застой во внутренних делах не был уже столь безусловным, как прежде. Главный товарищ Пальмерстона по министерству, Гладстон, все больше склонялся к радикализму; он подал сигнал для восторженного приема Гарибальди, которого приветствовали все англичане, одни — как патриота, другие — как революционера, а третьи — как врага римского папы^[221]. При обсуждении одного предложения, внесенного сторонниками избирательной реформы, Гладстон произнес следующие многознаменательные слова: «Те, кто хочет исключить из участия в выборах тридцать девять рабочих из сорока, должны доказать негодность, неспособность и испорченность рабочего класса. Всякий человек, не признанный опасным или неправоспособным, имеет право участвовать в проведении в жизнь конституции». По поводу одного предложения, касавшегося ирландской церкви^[222], он сказал, что последняя обслуживает только ничтожную часть населения. Оба эти вопроса должны были в близком будущем выдвинуться на первый план.

Выборы 1864 года дали либеральной партии много новых депутатов, в том числе философа Джона-Стюарта Милля. Фракция, руководимая Врайтом, усилилась, равно как и фракция, руководимая Гладстоном.

Всемогущему министру Пальмерстону трудно было бы справиться с новой палатой. Но счастливая звезда избавила его от этого испытания и пресекла его поприще в самом разгаре популярности. Крепкий восьмидесятилетний старик, который еще за несколько дней галопом скакал на коне, внезапно стал слабеть, немного похворал и умер.

III. Вторая реформа и великое либеральное министерство (1865–1872)

Перестройка партий и успехи рабочего движения. Парламент, личный состав которого был в значительной степени обновлен, вернулся к традиционной, но скомпрометированной расколом 1846 года системе двух больших, мощно организованных и дисциплинированных партий, либеральной и консервативной. Великим вождем прогрессивной либеральной партии безусловно сделался бывший «пилит» Гладстон, под руководством которого подвизался фритредер Брайт рядом с новыми деятелями, как Форстер и Стансфильд. В верхней палате на защиту либеральных принципов выступали старик Россель и герцог Аргайль — два славных представителя старого вигизма. Торизм, располагавший огромной силой в палате лордов, где им руководил граф Дерби, значительно усилился в палате общин, где во главе консервативной партии стоял Дизраэли. К ней примыкали такие депутаты, как сэр Стаффорд Норткот, Хэг Кэрнс, Гетарн Гарди и лорд Роберт Сесиль — будущий маркиз Сольсбёри.

И, однако, это была уже не прежняя Англия. За последние двадцать или двадцать пять лет численность и сила рабочего класса одинаково выросли. Наступил момент, когда следовало бы по необходимости предоставить людям физического труда официальное место в старом конституционном здании и отменить оскорбительные и репрессивные законы, еще тяготевшие над ними. Эти две формы прогресса рабочего класса— прогресс экономический и прогресс политический — были тесно связаны между собой, и каждая форма одновременно являлась и причиной и следствием.

С 1844 то да эволюция нравов и законодательства совершалась в пользу рабочих. Начав лучше одеваться и питаться благодаря росту заработной платы, начав даже (вещь прежде небывалая!) откладывать сбережения на черный день, рабочие таким образом облегчали задачу общественной благотворительности и судебных установлений; за двадцатилетие число лиц, наказанных по суду или требовавших вспомоществования, уменьшилось на целую треть. А с 1832 года число цензитарных избирателей низшего разряда возросло также на одну треть.

Рабочие союзы (1832–1871). Мы уже видели^[223], как мало сочувствия к народу и к беднякам проявляли средние классы, в руках которых очутилась власть после первой парламентской реформы. Буржуазия, промышленная и всякая иная, а также отражавшее ее интересы либеральное правительство объявили в 1833 году, что всякий рабочий союз представляет собой противозаконное сообщество заговорщиков. Дело шло о подавлении тред-юнионизма, организованного Робертом Оуэном в федерацию масонского типа^[224].

Со времени проведенных сэром Робертом Пилем реформ рабочие мирно улучшали свое положение путем соглашений с хозяевами^[225]. Но прежде всего они хотели столковаться между собой по ремеслам и районам, затем объединить различные профессиональные и районные союзы, и этой цели им удалось достигнуть вопреки воле господствующих классов. Все разумные государственные люди признавали, что наступило время предоставить широким слоям рабочего класса парламентское избирательное право.

Министерство Росселя — Гладстона и избирательная реформа. Раньше чем приступить к разрешению вопроса первостепенной важности, либеральное министерство должно было реорганизоваться. Эта операция, произведенная с большим трудом, имела скоропреходящий характер. Премьером сделался престарелый граф Россель, министром иностранных дел — Кларендон; Гладстон остался министром финансов, а в палате общин руководящая роль досталась Форстеру, Гошену и Лайарду. Тронная речь обращала внимание парламента «на изменения, которые надлежит внести в избирательное законодательство, дабы укрепить наши свободные учреждения и способствовать повышению благосостояния страны».

Но проект Гладстона не отличался достаточной широтой как раз в той области, которая нуждалась в реформе. Понижение ценза не было настолько значительным, чтобы допустить к избирательным урнам большое число рабочих. Эти полумеры раздражали всех понемногу и вызывали дробление партий на фракции, ни к чему не приводившее и порождавшее только смуту в умах. Противники демократии рукоплескали суровым речам Лоу, который, сам будучи перебежчиком из либерального стана, объединил вокруг себя других перебежчиков, испуганных победным шествием масс. «Как некогда Давид в пещере Адулламской, — сказал ему Врайт, — вы обратились с призывом ко всем недовольным». Либеральные диссиденты получили кличку адулламитов. В конце концов билль был провален, и кабинет пал в результате поправки, внесенной одним министерским депутатом.

Третье министерство Дерби — Дизраэли и агитация. В последний раз красноречивый граф и честолюбивый романист бок о бок становились у власти, роковым образом вынужденные сделать тот самый шаг, за который они так страстно упрекали некогда Роберта Пиля, а именно — порвать с традициями консервативной партии.

Поскольку часть консервативного кабинета и в том числе его глава упорно пытались закрывать глаза на эту необходимость, публика^[226] решила дать им наглядный урок. Началась агитация в пользу избирательной реформы, носившая на этот раз более пролетарский, чем буржуазный характер, и организованная сначала в Лондоне, а затем во всех графствах секретарями тред-юнионов. Митинг в Трафальгарском сквере объявил палату, избираемую меньшинством населения, нарушением духа конституции, заклеймил ту надменность, с которой иные консерваторы или лже-либералы говорили о рабочем классе, и потребовал предоставления избирательного права всем совершеннолетним мужчинам, имеющим постоянное местожительство.

Так как правительство имело бестактность воспротивиться второму собранию, назначенному в Гайд-парке, то народ взломал решетки, и Лондон на несколько часов принял вид города, охваченного восстанием. Министры, вместо того чтобы упорствовать в своей ошибке, предпочли с уважением отнестись к старинным шумным вольностям^[227].

Вторая избирательная реформа (1867). Дизраэли, которого преклонный возраст и усталость графа Дерби делали фактическим главой кабинета, понимал смысл народного волеизъявления. В течение некоторого времени он забавлял палату и всю страну посредством остроумного приема, состоявшего в том, что министерство до поры до времени не вмешивалось в дебаты, выжидая, пока идейное брожение приведет к какому-либо определенному результату. Не зная заранее, каков именно будет этот результат, Дизраэли на всякий случай держал в кармане несколько проектов, с тем чтобы в нужный момент вытащить наиболее подходящий («проект № 1», «проект № 2», «проект № 3»). Оказалось, что проект, который он в конце концов навязал и либералам и своим друзьям консерваторам, по своему либерализму далеко оставлял за собой все вносившиеся дотоле предложения, если не считать всеобщего избирательного права радикалов и чартистов. Поэтому карикатуристы изображали Дизраэли в виде жокея, обгоняющего на своей лошади «Reform» жокея Гладстона и даже жокея Брайта и берущего таким образом первый приз. Эти карикатуры вполне соответствовали истине. Ограничения падали одно за другим, и в окончательном своем виде закон, хотя и оставивший неприкосновенными главные основы английской избирательной системы, все же создал английскую, прежде всего рабочую демократию.

Действительно, с одной стороны, сохранилось различие между городским и сельским населением, причем то и другое было представлено в парламенте далеко не равномерно: 125 депутатов от графств представляли 12 миллионов человек, тогда как 158 депутатов — 7 миллионов; 230 депутатов от небольших городов представляли 3 миллиона человек, а 130 депутатов от крупных городов — 11 миллионов. Многие обитатели страны, в особенности большинство сельского населения, лишены были избирательного права. С другой стороны, последние «гнилые местечки» были уничтожены в пользу графств и возросших городов.

Даже в сельских округах понижение ценза до 12 фунтов арендной платы для краткосрочных арендаторов и до 5 фунтов для собственников или долгосрочных арендаторов увеличило число избирателей на одну треть. А в городах предоставление избирательного права всем лицам, уплачивающим налог для бедных или вносящим за квартиру не менее 10 фунтов в год, увеличило число избирателей втрое.

Фении и ирландская церковь. После того как требования великобританского населения были удовлетворены (число избирателей в Шотландии увеличилось в еще большей пропорции, чем в Англии), на первый план выдвинулись ирландские вопросы, снова получившие с 1867 года самое серьезное значение. Собственно говоря, все время огонь тлел под пеплом, а в истекший период сложилось в глубокой тайне грозное народное общество Феникс. Его участники, получившие кличку фениев, с преобладанием анархического^[228] элемента над католическим, значительно усилились во время американской междоусобной войны, где ирландские офицеры и солдаты играли блестящую роль. По восстановлении мира многие из них под вымышленными именами возвратились на родину или даже в Англию, чтобы вступить в борьбу с наследственным врагам. Попытка восстания закончилась казнью нескольких инсургентов; желая освободить других, содержавшихся в Лондоне в Клеркенвильскои тюрьме, столичные фении сделали попытку взорвать эту постройку.

Эти покушения убедили Гладстона в необходимости не подавлять Ирландию, а дать удовлетворение религиозным и экономическим требованиям ирландцев. Депутат Милль говорил: «Если капитан корабля постоянно наказывает своих матросов, а школьный учитель — своих учеников, то это доказывает, что оба они не умеют быть начальниками», — и эту притчу он применял к политике английского правительства в Ирландии. Гладстон видел в привилегиях англиканской церкви на этом острове старое злоупотребление, которое прежде всего необходимо было искоренить.

Министерство Дизраэли (1868). Этому вопросу суждено было послужить камнем преткновения для консерваторов. В феврале 1868 года лорд Дерби по нездоровью вышел в отставку, и во главе министерства официально стал Дизраэли, добившийся наконец после тридцатилетних усилий поста премьера. Так как Россель (в либеральной партии) окончательно распрощался с властью, то отныне в первом ряду борцов остались только Дизраэли (консерватор) и Гладстон (либерал). В продолжение пятнадцати лет во главе правительства неизбежно должен был стоять или тот, или другой.

30 марта Гладстон перешел в наступление, предложив ряд резолюций, клонившихся к лишению протестантской епископальной (англиканской) церкви в Ирландии характера государственного учреждения; осуществление этой меры привело бы Ирландию к американскому режиму разделения церкви и государства. Так как после продолжительных дебатов большинство высказалось за предложение Гладстона, то кабинет прибегнул к роспуску палаты. К этой мере следовало во всяком случае обратиться в самом непродолжительном времени: надо было испробовать на деле новую избирательную систему.

Образование великого министерства Гладстона. Избиратели, призванные к политической жизни консерваторами, высказались за либералов, — впрочем, не все и не поесюду, ибо Дизраэли удалось организовать демократический торизм, которому суждено было сыграть впоследствии серьезную роль. С этого момента замечаются успехи консерваторов в промышленных центрах Ланкашира, где прежде средние классы неизменно выбирали вигов. Сам Гладстой потерпел там поражение и прошел в Гринвиче. Зато во всем королевстве он получил внушительное большинство в 120 голосов. Общественное мнение полагало, что за второй избирательной реформой, как и за первой, должен последовать ряд либеральных законов, и, по общему мнению, честь проведения этих реформ, равно как и ответственность за них, по праву принадлежит главному штабу либеральной партии.

Не дожидаясь бесполезного парламентского боя, Дизраэли уступил власть Гладстону и его заместителю Форстеру (декабрь 1868 г.). Брайт принял портфель министра торговли; лорд Кларендон, герцог Аргайль, Лайярд, канцлер Гэтерлей, наряду с вышеупомянутыми министрами, были главными членами этого выдающегося кабинета, который много обещал и еще больше сделал.

Ирландские законы (1869–1870). Прежде всего необходимо было решить приостановленный до поры до времени церковный вопрос. Правительство не предлагало сразу уничтожить «установленную» в Ирландии (англиканскую) церковь, но хотело лишь отнять у нее официальные привилегии и поставить ее в одинаковое положение с пресвитерианской и католической церквами, к которым принадлежало большинство населения. Закон оставлял англиканской церкви значительную часть ее земельных имуществ и все постройки; другая часть церковных имуществ предназначалась на пособие остальным двум ирландским церквам, на поддержку благотворительных учреждений и на выплату вознаграждения некоторым лицам, терявшим известные права.

Этот законопроект подвергся яростным нападкам в обеих палатах, где оппозиция называла его грабительским. Если убежденные англиканцы с такой энергией защищали «экзотическое растение, требовавшее таких издержек и тем не менее бесплодное», то лишь потому, что они опасались, как бы церковь в Англии не подверглась той же участи, что в Ирландии. «Вы отвергаете, — воскликнул лорд Дерби, — великий принцип, гласящий, что англиканская церковь есть государственная церковь нашей страны, — этот основной принцип нашей конституции. Вы делаете решительный шаг в сторону уравнения всех сект».

Карикатуристы изображали англиканских священников обоих островов (Англии и Ирландии) в виде сиамских близнецов; хирург Гладстон собирается своим ножом отделить их друг от друга и успокаивает встревоженного Джона Вулля насчет последствий этой операции. Неизвестно, успокоилась или нет палата лордов, но она вслед за палатой общин решилась пропустить реформу, причем умирающий лорд Дерби сделал последнее усилие для защиты ирландских протестантов, которые «так же, как и вы, привязаны к протестантской вере, которые за эту веру проливали свою кровь под знаменами Вильгельма Освободителя^[229], — этих людей, которых вы призвали для колонизации Ирландии и которые превратили в цветущую провинцию пустыни Ольстера».

Кроме того, в целях экономического умиротворения Ирландии Гладстон провел в 1870 году земельный билль (Land Act)^[230].

Закон о народном образовании. После того как избирательная реформа совершилась, один противник ее сказал: «Ну вот, рабочие, маленькие люди, — иначе говоря, большинство, — призваны к политической жизни; нам остается теперь только просветить нашего хозяина». Проникнутый этой мыслью, министр Форстер 17 февраля 1870 года внес законопроект, устанавливавший обязательное посещение школы детьми от пятилетнего до двенадцатилетнего возраста. Правительство вверило власть местным школьным комитетам (school board), избираемым плательщиками налогов. Родители могли посылать своих детей или в комитетские школы (board schools), нейтральные в религиозном отношении-, или в частные, преимущественно конфессиональные, школы (voluntary schools), ест только государственная инспекция признает школьные помещения здоровыми, а преподавание в них удовлетворительным. Комитеты могли требовать, чтобы в бедных местностях преподавание было совершенно бесплатным; но по возможности, кроме местных налогов и государственной субсидии, отпускавшейся также вольным школам, устанавливался особый налог на постройку и содержание школ.

Нонконформисты (протестантские сектанты разных толков) требовали, чтобы общественные школы носили безусловно светский характер, так как религиозное воспитание, которым они дорожили не меньше кого бы то ни было, должно, по их мнению, даваться в церквах. Но англиканское большинство палаты ни в коем случае не согласилось бы на проведение этого радикального плана. Поэтому придумана была средняя мера: учитель был обязан читать детям библию, а священнослужитель преподавал религиозные догматы, но в часы, свободные от классных занятий. Закон о начальном образовании (Education Act) возбудил много споров, но не подлежит сомнению, что он дал сильный толчок просвещению народа.

Военные чины (1871). До сих пор офицер, выходя из ножа, передавал свой чин преемнику, подобно тому как во Франции передается контора нотариуса, и также — за деньги. Купив сам свой чин за известную сумму, он, естественно, старался перепродать его с максимальной прибылью. Эта система поддерживала в английской армии аристократический или, лучше сказать, плутократический дух и лишала видов на будущее офицера-бедняка. Военный министр Кардуэлл предложил отменить этот- обычай и установить производство в чины только по заслугам; выплата вознаграждения лицам, интересы которых нарушались новым порядком, принималась на счет казны. С трудом проведенная в палате общин, эта реформа была отвергнута палатой лордов.

Тогда Гладстон решился сделать серьезный шаг, а именно, позволил себе обойтись без участия парламента. Корона, говорил он, установила в свое время этот порядок, не обращаясь к законодательному содействию палат. Поэтому она в праве уничтожить дело собственных рук. И премьеру удалось убедить королеву прибегнуть к этому непредусмотренному использованию королевской прерогативы.

Тайная подача голосов (1872). Другим злоупотреблением, носившим чисто национальный характер, являлась система открытой баллотировки. После ряда реформ (в перспективе рисовалась уже третья реформа), даровавших избирательное право широким массам экономически зависимых избирателей, невозможно было оставить в силе старый порядок устного голосования. Предоставление избирательного права рабочему, которого хозяин, в случае подачи им голоса за кандидата противной партии, мог на следующий день лишить куска хлеба, звучало горькой насмешкой.

Закон о баллотировке (Ballot Act) установил закрытую баллотировку, окружив ее целым рядом предосторожностей в целях обеспечения действительной тайны голосования. Принята была система, изобретенная в демократической колонии Виктории в Австралии. Избирательное бюро печатает общий бюллетень, на котором написаны имена всех кандидатов. Избиратель, получает один экземпляр этого бюллетеня и, удалившись в закрытое помещение, отмечает карандашом желательное ему имя (или имена). Все усилия оппозиции в обеих палатах не могли помешать принятию этого важного закона.

Великое либеральное министерство успело за короткое время демократизировать школу, армию и избирательную систему.

ГЛАВА XI. КОРОЛЕВСТВА БЕЛЬГИЯ И НИДЕРЛАНДЫ. 1848–1870

После 1839 года королевства Бельгия и Голландия окончательно разделились. Период войн и переговоров закончился в Нидерландах; интерес представляет только внутренняя история. Она характеризуется в обоих королевствах преобладанием либеральных партий.

I. Королевство Бельгия

Либералы у власти. Общие выборы 8 июня 1847 года создали в палате либеральное большинство и побудили короля назначить чисто либеральное министерство под председательством Шарля Рожье. Это было ново: с 1830 года установился обычай брать министров одновременно из обеих партий, и огромное большинство депутатов одобряло этот способ, именовавшийся «политикой единения». Единение оказалось под угрозой в, 1842 году, когда бельгийские палаты приняли единогласно против трех голосов закон, делавший религиозное обучение в начальной школе обязательным и передававший его в ведение церкви. Либералы, недовольные новым законом, сплотились, чтобы привлечь на свою сторону большинство избирателей. Либеральный союз — общество, основанное, в 1841 году, — созвал в 1846 году съезд либеральных ассоциаций в брюссельской ратуше по инициативе «великого мастера» бельгийских франкмасонов Дефака (советника кассационной палаты). Собрание приняло следующую программу: 1) избирательная «реформа в смысле понижения имущественного ценза и введения дополнительного образовательно-профессионального ценза «в пределах, установленных конституцией»; 2) действительная независимость гражданской власти (по отношению к церкви); 3) организация народного образования — высшего, среднего и низшего — под исключительным руководством гражданской власти, причем последней должны быть предоставлены все конституционные возможности для успешной конкуренции с частными учебными заведениями, а у служителей культа отнималось право всякого вмешательства в народное обучение, организованное гражданской властью; 4) отмена реакционных законов; б) увеличение числа депутатов и сенаторов до пропорции 1 депутат на каждые 40 000 населения и 1 сенатор на 80 000; 6) улучшения, которых безусловно требует положение рабочих и неимущих классов. Эта программа, принятая либеральными кандидатами, восторжествовала на выборах 1847 года. Леопольд I не принял никаких мер, чтобы помешать либеральной пропаганде. После съезда 1846 года Луи-Филипп советовал ему закрыть Либеральный союз. Бельгийский король отказался следовать политике сопротивления; он предоставил избирателям свободно высказаться и после выборов 1847 года назначил кабинет из либерального большинства.

Отклики революции 1848 года. Либеральному министерству Шарля Рожье пришлось улаживать затруднения, возникшие в результате французской революции 24 февраля 1848 года. Либералы решили поддержать короля и конституцию. Один из них воскликнул в парламенте: «Чтобы совершить кругосветное путешествие, свободе нет нужды проезжать через Бельгию». Бельгийский народ остался безучастным. Лишь несколько республиканцев, явившихся из Франции с оружием и знаменами, пытались занести в Бельгию революцию; войска помешали им перейти границу: эта стычка известна под названием «Risquons tout»^[231] (28 марта 1848 г.). Таким образом, Бельгийское королевство избежало революции, но оно испытало последствия кризиса, вызванного ею. Множество рабочих осталось без работы, бельгийские бумаги пали на 50 процентов. Чтобы поддержать порядок, правительство реорганизовало гражданскую гвардию. Оно истребовало кредит в 1 300 000 франков на общественные работы, для поддержки безработных заключило два займа — в 12 и 25 миллионов, наконец установило принудительный курс для билетов двух главных банков на сумму до 50 миллионов.

Понижение ценза для всех выборов. В то же время министерство Рожье выполнило одно из главных обещаний 1846 года, именно, избирательную и парламентскую реформы. Ценз был понижен до 20 флоринов, или 42 франков 32 сантимов прямых налогов (12 марта 1848 г.), и число городских избирателей возросло с 16 360 до 33 600, тогда как число сельских избирателей увеличилось только на одну треть. Эта реформа была очень выгодна для либеральной партии, опиравшейся главным образом на города. Некоторые умеренные либералы находили ее даже чересчур демократичной. «При таком цензе, — сказал Фрер-Орбан, — у вас будут слуги, а не независимые избиратели»..

26 марта был издан закон, в силу которого ни один чиновник не мог быть избран в парламент. Другой закон сократил до 42 франков 32 сантимов ценз для избирателей в коммунальные и профессиональные советы и до шести лет — продолжительность коммунального мандата. Все эти реформы были немедленно введены в действие; сенат, палата депутатов, профессиональные и коммунальные советы были распущены и затем избраны на основании законов 1848 года. В новой палате насчитывалось 85 либералов против 23 католиков. В сенате обе партии уравновешивали одна другую. Организация высшего и среднего образования. Министерство Рожье старалось осуществить и другой важный пункт либеральной программы, именно, организацию народного образования. Оно не отменило закона 1842 года о начальном обучении. Его вмешательство в высшее образование выразилось только в издании закона об экзаменационных комиссиях (4 июля 1849 г.). Этот закон утвердил свободу высшей школы: оба свободных факультета — брюссельский (либеральный) и лувенский (католический) — сохранили свою независимость; комиссия, экзаменовавшая кандидатов на университетские степени, составлялась наполовину из профессоров свободных факультетов, наполовину из профессоров государственных факультетов, но все члены ее назначались правительством. Это последнее постановление вызвало протесты католиков. Но особенно горячо они восстали против закона, касающегося средней школы (1850). Правительственный проект, который и был принят, увеличил число государственных школ и в отношении этих школ, а равно школ, учрежденных городами по аналогичному плану, отказывал духовенству в тех правах, которыми оно пользовалось в отношении начальных школ по закону 1842 года. Католическая церковь административным путем добилась того, чего не давал ей парламент. В 1853 году педагогический совет средней школы города Антверпена включил в свой устав дополнительные статьи, согласно которым в стенах заведения должна была преподаваться лишь религия, являющаяся религией большинства учеников (т. е. католическая), католическое духовенство получало голос в административном бюро (совете) школы и преподаватели были обязаны сообразоваться с его указаниями при выборе школьных книг, равно как в своих речах и поведении. Антверпенский устав был одобрен малинским архиепископом. Министерство де Брукера предложило предоставить всем коллежам свободный выбор — принять или отклонить этот устав, и его предложение встретило благоприятный прием в палате (1854). Отныне, коллеж, желавший иметь католического капеллана, обязан был удалить священнослужителей всех других культов, присудить к молчанию преподавателей-некатоликов и подчиниться впредь надзору духовенства.

Удаление либералов от власти; переходное министерство (1853–1855). Либеральное правительство отменило штемпельный сбор с газет (1848), понизило почтовый тариф, создало пенсионную кассу и национальный банк (1849), ускорило постройку железных дорог, начатых в 1843 году, и- другие общественные работы. Скоро оно почувствовало нужду в новых источниках дохода. В 1848 году правительство представило палатам проект налога на наследства, который был принят только в 1851 году, да и то пришлось прибегнуть к роспуску сената, чтобы добиться его согласия. В 1851 году министерство Рожье потребовало новых налогов на пиво, ягодную водку и табак, что сделало его непопулярным. После частичных выборов 1852 года, оказавшихся благоприятными для католиков, кабинет Рожье в 1853 году уступил место министерству, составленному из умереннейших либералов во. главе с де Брукером. Новое правительство очень ухаживало за католиками; мы видели, что оно провело через палаты Антверпенский устав. Кабинет Рожье изменил либеральной политике предшествовавшего кабинета по отношению к французским политическим эмигрантам. Чтобы добиться возобновления между Бельгией и Францией торгового договора 1845 года, министерство провело (1853) закон, карающий за оскорбление иностранных государей. С этих пор в Бельгии начались осуждения и изгнания эмигрантов.

Католическое правительство (1855–1857). Выборы 1854 года еще более увеличили число католических депутатов. В следующем году кабинет де Брукера вышел в отставку, и король вручил власть министерству, исключительно католическому, опиравшемуся на слабое и нерешительное большинство. Католики 1855 года не были либеральнее католиков 1831 года. Министерство выразило порицание профессору университета, оспаривавшему божественность Христа. Один католический депутат требовал — правда, безуспешно — отставки другого профессора, провинившегося в том, что он похвалил реформацию. Епископ гентский запретил правоверным католикам посещать высшие курсы в этом городе, потому что они были организованы государством. Главным предметом распри между обеими партиями был проект, представленный правительством под именем закона о свободе благотворительности и получивший у либералов название закона о монастырях (1856). Согласно этому проекту, всякое благотворительное или учебное заведение, основанное по дарственной или наследственной записи, могло, на основании королевского указа, приобретать права гражданского лица и оставаться в ведении, даже наследственном, лиц, указанных жертвователем или завещателем, вне всякого контроля со стороны общественных властей. Либералы настаивали на сохранении status quo в отношении к благотворительным учреждениям, т. е. на предоставлении этим учреждениям юридических прав не иначе, как по закону, и на подчинении их надзору со стороны бюро общественного призрения. Они находили, что результатом законопроекта будет увеличение богатства и влияния черного духовенства (монашества), и без того чрезмерно могущественного. Бельгийские монастыри не переставали расти после прекращения французского владычества. В 1846 году они были столь же многочисленны и многолюдны, как перед тем временем, когда Иосиф II ограничил их число (779 монастырей с 11 968 монахами и монахинями)^[232]. Прения в палате были крайне бурны. Либералы, составлявшие меньшинство, устроили в Брюсселе и еще в нескольких Лродах ряд манифестаций, завершившихся враждебными криками против отдельных лиц и битьем стекол.

Король объявил сначала, что будет поддерживать министерство против «бунтовщиков». Но когда коммунальные выборы дали перевес либералам, Леопольд назначил либеральное министерство, которое распустило палату и получило большинство 70 членов против 37 (1857).

Власть снова переходит к либералам (1857–1870). Либералы удерживали в своих, руках власть тринадцать лет; это самый продолжительный из всех периодов их господства в Бельгии. Их политическим лидером остается все время Шарль Рожье, глава кабинета 1857 года. Смерть Леопольда I (10 декабря 1865 г.) и вступление на престол его сына Леопольда II не произвели никакой перемены в политике. Новый король держался традиций своего предшественника и правил через посредство парламентского большинства.

Либеральный кабинет провел реформы, направленные по большей части к улучшению материальных жизненных условий. Таковы: отмена внутренних таможенных пошлин, принципиально подготовленная в 1847 году и осуществленная в 1860, понижение железнодорожного тарифа, уничтожение дорожных сборов (1866), новое сокращение почтового тарифа (1868), замена налога на соль увеличением акциза на водку (1870). Были пересмотрены торговое и уголовное уложения, рабочим дарована свобода союзов и стачек (1867). Кроме того, министерство намеревалось ввести в коммунальные и областные выборы дополнительный образовательный и профессиональный ценз, но обсуждение этой частичной избирательной реформы длилось четыре года (1866–1870), так что министерство потеряло большинство в тот момент, когда его проект, ставший законом, должен был вступить в действие.

Раскол и поражение либералов. Либеральная партия представляла собой лишь союз партий, враждебных ультрамонтанству. Со времени либерального съезда 1846 года обнаружился раскол между умеренными, или доктринерами, и радикалами. После победы 1857 года на сцене появляется оппозиция: против доктринеров восстает новая группа, которую называют «молодыми», «передовыми» или прогрессистами; последнее название и удержалось за ней. «Молодые» были такими же конституционалистами, как и доктринеры, у них была та же программа, но они были радикальнее в вопросах, касавшихся народного образования и избирательной реформы. Они требовали прекращения надзора церкви над школами, отмены закона 1842 года и Антверпенскогр устава (1853), обязательного обучения (1859), понижения возраста избирателей до двадцати одного года и ценза до 15 франков (1865). При обсуждении законопроекта об образовательно-профессиональном цензе, внесенного министерством, некоторые из «молодых» объявили себя сторонниками всеобщей подачи голосов (1866–1867). «Молодые» требовали также отмены ставших в 1858 году более суровыми законов, карающих за оскорбление иностранных государей^[233], и большей свободы.

Первым депутатом «молодых» был Луи Дефре, победивший одного из либеральных министров на выборах в Брюсселе в 1858 году. В палате их было немного, и на первых порах они имели мало сторонников вне столицы, — однако число их достаточно возросло, чтобы угрожать доктринерскому большинству. Падение кабинета было ускорено и другими раздорами, возникшими среди его сторонников. Писатели и публицисты ввели в Моду (Wonderjaar Анри Консьянса, 1837) фламандский язык, на котором говорила половина обитателей королевства, но который долгое время считался крестьянским жаргоном. С 1840 года начинают раздаваться голоса, требующие уравнения в государственных актах фламандского языка с французским. Либералы в большинстве относятся враждебно к фламандскому языку как наречию католических крестьян, но католики становятся руководителями фламандского движения, важность которого с 1857 года все возрастает.

Часть либералов восстала против проекта увеличения армии, внесенного министерством из боязни перед Наполеоном III. В Антверпене либералы и католики, недовольные, укреплениями, возведенными вокруг города, объединились против министерства.

Уже на выборах 1864 года либеральная партия одержала верх перевесом лишь двух голосов, и кабинет должен был распустить палату, чтобы приобрести достаточное большинство. Последнее несколько возросло в 1866 и 1868 годах (73 против 51). При новых выборах в июле 1870 года либералам изменили два главных фламандских города — Антверпен и Гент, и несколько передовых валлонских городов — Шарлеруа, Суаньи, Вервье. Они потеряли двенадцать мест. Кабинет Рожье уступил место католическому министерству.

Экономическое, развитие Бельгии. Свобода торговли. Бельгийская промышленность и торговля изумительно развились после заключения окончательного мира с Голландией: Геннегау и Маасская долина, где добывалось большое количество каменного угля и минералов, покрылись доменными печами и бумагопрядильными фабриками, Антверпен сделался одним, из величайших портов северной Европы. Либеральная партия, опиравшаяся на промышленную и торговую буржуазию, способствовала экономическому подъему рядом мероприятий, из которых главными были законы, установившие свободу торговли. В этом отношении история бельгийской либеральной партии напоминает историю либеральной партии в Англии. В период с 1845 по 1847 год бельгийское правительство вследствие болезни картофеля и плохого урожая хлеба отменило ввозные пошлины на съестные припасы. Но отмена ввозных пошлин на промышленные продукты была всецело делом либеральной партии. Она провела эту реформу в 1862–1863 годах, руководясь примером Англии и Франции.

В 1863 году пошлина, взимавшаяся голландцами при устье Шельды согласно договору 1839 года, была выкуплена в результате международного соглашения. Необходимость платить эту пошлину заставляла иностранные суда избегать Антверпенского порта. Чтобы привлечь их сюда, бельгийское правительство возвращало им сумму уплаченной пошлины, но бюджетная ассигновка на этот предмет возросла с 500 000 франков в 1840 году до 1 600 000 франков в 1858 году. Наконец эта пошлина была 19 июля 1863 года выкуплена за 36 278 566 франков, из которых 12 миллионов было внесено Бельгией, 9 — Англией, а остальное — прочими нациями, имевшими торговые сношения с Антверпеном. В результате этот город, мертвый в продолжение двух веков, снова оживился и разбогател, как во времена Карла V. Антверпен и главные бельгийские города соединились друг с другом, а также с чужими странами сетью железных дорог, построенных и эксплуатируемых государством.

С 1840 по 1871 год число пассажиров и товаров, перевозимых бельгийскими железными дорогами, грузы судов, входящих в бельгийские порты, и торговый оборот королевства увеличились в десять раз.

II. Нидерландское королевство

Либеральная партия. После отделения Бельгии бывшие Соединенные провинции удерживают имя королевства Нидерландского и сохраняют режим основного закона 1815 года^[234]. До 1848 года королевство Нидерландское представляет собой конституционную монархию, в которой король сильнее парламента. Представительное собрание, созываемое под старым названием генеральных штатов, состоит из двух палат: верхней, члены которой назначаются пожизненно королем, и нижней, члены которой избираются ежегодно провинциальными штатами, избираемыми в свою очередь плательщиками податей. Генеральным штатам принадлежит лишь часть законной власти: они принимают или отвергают законопроекты, представляемые правительством, но не имеют права изменять их; они вотируют регулярный бюджет на десять лет, а чрезвычайный — на два года; назначение офицеров в армии, монополии и все управление колониями остаются вне их контроля и зависят исключительно от короля. Король управляет через министров, которых назначает и увольняет по своему произволу; он один несет ответственность, и министры не могут быть свергнуты вотумом палат. Режим этот вызвал протест либеральной партии, которая требовала, по примеру Бельгии, преобразования конституции законным путем. Нидерландская либеральная партия сформировалась после заключения окончательного мира с Бельгией. В 1844 году ее вождь Торбеке, профессор государственного права в Лейденском университете, напечатал Замечания об основном законе. В том же году во время сессии генеральных штатов восемь депутатов нижней палаты потребовали пересмотра конституции; в последующие годы идея пересмотра получила широкое распространение.

Либеральная партия требовала, чтобы верхняя палата избиралась провинциальными штатами, нижняя — непосредственно плательщиками податей, чтобы заседания генеральных штатов происходили публично, чтобы в законодательстве штаты располагали большей инициативой и правом изменять проекты, вносимые правительством, чтобы ответственность короля, фактически осуществимая только путем революции, была заменена ответственностью министров перед парламентом, т. е. чтобы они были обязаны выходить в отставку, когда против них выскажется большинство депутатов. Либералы требовали также уничтожения раздельности сословий в провинциальных штатах и правительственного контроля над коммунальными властями. Они обещали свободу печати, бюджетную экономию и уменьшение военных расходов, сильно отягчавших бюджет со времени войны с Бельгией.

Конституция 1848 года. Либералы привлекли на свою сторону часть депутатов нижней палаты. Во время сессии генеральных штатов 1847–1848 годов с целью испытать свои силы они попытались провалить бюджет, предложенный правительством, но католические депутаты Лимбурга и Брабанта, обещавшие свои голоса оппозиции, в последнюю минуту переменили решение, и бюджет прошел 34 голосами против 24. Зато проект избирательной реформы, предложенный министерством и своей недостаточной широтой вызвавший протест либералов, был отвергнут большинством 31 голоса против 27. Заседания были так бурны, как никогда с самого 1830 года. Король Вильгельм II был поражен успехами либеральной партии. Февральская революция 1848 года и революционно-республиканская агитация в Европе окончательно побудили его уступить парламентской оппозиции. Помимо своего министерства он образовал комиссию, которой был поручен пересмотр конституции. Членами ее были назначены Торбеке и еще три либерала. «Перед вами, — сказал Вильгельм, беседуя с одним дипломатом о столь внезапном повороте всей своей политики, — государь, ставший в течение двадцати четырех часов сторонником конституционной реформы». Генеральные штаты были созваны с двойным числом депутатов, и это учредительное собрание приняло новый основной закон, который и был обнародован в октябре 1848 года.

Ответственность короля была переложена на министров; ни один королевский указ не должен был приводиться в исполнение, если он не контрассигнован соответственным министром. Были обещаны законы, гарантирующие более справедливый порядок при производстве в офицерские чины; было обещано менее произвольное управление колониями. Члены верхней палаты избирались провинциальными штатами на девять лет из числа крупнейших податных плательщиков. За членами верхней палаты сохраняется вознаграждение в 3000 флоринов в год, положенное по конституции 1815 года. Верхняя палата состоит из 39 членов. Члены нижней палаты избираются путем прямого голосования плательщиками, вносящими минимум прямых налогов, колеблющийся между 20 флоринами в деревнях и 160 — в крупнейших городах; они должны быть не моложе 30 лет, от них не требуется ценза, они получают 2000 флоринов в год. На каждые 45 000 жителей полагается один депутат; число депутатов должно меняться после каждой переписи. Число депутатов поднялось с 68 в 1849 году до 80 в 1869 году (прежняя палата насчитывала только 56 членов). Нижняя палата выбиралась на четыре года и возобновлялась наполовину каждые два года. Король имел право распускать ее. Особый закон лишал пассивного избирательного права военных, состоящих на действительной службе, духовенство и чиновников в районе их службы. Прерогативы генеральных штатов были расширены. С этих пор нижняя палата приобрела право производить расследования, вносить законодательные предложения и поправки. Бюджет должен был вотироваться ежегодно. Заседания парламента стали открытыми.

За избирательной и парламентской реформами последовало еще несколько либеральных мероприятий. Была отменена предварительная цензура для газет, обещано законодательное расширение свободы собраний и союзов, а также повсеместное учреждение начальных школ.

Партии в генеральных штатах. В январе 1849 года произошли первые выборы с прямой подачей голосов; сессия открылась 1 февраля. Большинство принадлежало либералам, и их вождю Торбеке было поручено сформировать первое ответственное нидерландское министерство. С тех пор устанавливается почти парламентский режим: власть почти неизменно в руках большинства; однако по временам король вмешивается, чтобы поддержать кабинет, оставшийся в меньшинстве, и распустить палату. Тогда же организовались партии, числом четыре: 1) либеральная партия — коалиция умеренных и радикалов, сплошь монархистов, преданных конституции 1848 года и расходившихся по вопросу о своевременности или неотложности тех или иных реформ; 2) консервативная, включавшая в свой состав большинство дворян и часть буржуазии, стоявшая за самовластный и аристократический режим, который существовал до 1848 года, и враждебная всякой новой реформе; 3) «историко-христианская», основанная кальвинистскими ортодоксальными священниками и руководимая Груном ван Принстерером^[235]; 4) католическая партия, которая опиралась на одну треть нидерландского населения, сосредоточенную главным образом в Брабанте и Лимбурге.

Главными двумя партиями были либеральная и консервативная. Союзниками первой являлись католики, которых она защищала против нетерпимости историко-христианской партии, а последняя действовала заодно с консерваторами. Борьба возгорелась по многим вопросам. Либералы хотели вместо косвенных налогов на предметы первой необходимости (налог на помол, топливо и т. п.) увеличить прямые налоги; консерваторы были против этого из боязни подоходного налога. Либералы требовали увеличения ассигнований на общественные работы, быстрого сооружения железных дорог и телеграфных линий; консерваторы хотели, чтобы правительство действовало медлительно и бережливо. Почти все либералы стояли за свободную торговлю, консерваторы же держались за прежний покровительственный тариф. Колониальные реформы, реорганизация армии, начальные школы, права католиков — таковы были дальнейшие пункты разногласий. Либералы не всегда были согласны между собой, особенно — по вопросу о колониальной системе и об армии, и в их партии иногда происходил раскол, а иногда они ссорились со своими временными союзниками, католиками.

Апрельское движение 1853 года. Первое министерство Торбеке (1849–1853) дополнило реформы 1848 года. Минимальный избирательный ценз в больших городах был понижен с 160 до 120 флоринов. Были вотированы законы, преобразовавшие провинциальные штаты и коммунальные советы в соответствии с либеральной программой. Каждая из одиннадцати провинций получила штаты, избираемые теми же избирателями, что и нижняя палата, на девять лет и возобновлявшиеся по третям каждые три года. Разделение по сословиям было уничтожено. Депутаты получали вознаграждение. Это были те штаты, которые, как мы видели, избирали членов верхней палаты. Они руководили общественными работами в своих провинциях и взимали подати под контролем центрального правительства. Штаты собирались дважды в год, а в промежутках между сессиями были представлены шестью своими членами, которых выбирали из собственной среды и которые составляли так называемую депутацию штатов. В штатах и депутациях председательствовал королевский комиссар илп губернатор. Общины управлялись советами, избираемыми на шесть лет и обновлявшимися по третям каждые два года; они избирались гражданами, платившими налог в размере не ниже половины ценза, дававшего право быть избирателем в нижнюю палату. Совет избирал старшин (weihouderj, облеченных исполнительной властью; бургомистр, заведовавший полицией, назначался правительством. Бюджеты городов утверждались депутацией штатов и правительством. С введением этих реформ местное управление Нидерландов стало во многих отношениях походить на местное управление Бельгии. Эти реформы, установившие контроль центральной власти и заменившие традиционное привилегированное чиновничество административным механизмом, основанный на выборном начале и устроенным по единообразному плану, вызвали сильный, но безуспешный протест консерваторов (1848–1851).

Оппозиция консерваторов оказалась более успешной, когда министерство задумало провести закон, подчинявший контролю государства благотворительные учреждения. Католики, кальвинисты и евреи, желавшие сохранить свои благотворительные комитеты, приюты и больницы, отдельные для каждого вероисповедания и автономные, объединились против проекта, и генеральные штаты отвергли его (1852). Бельгийская либеральная партия при аналогичных обстоятельствах действовала удачнее. Уже пошатнувшееся вследствие этой неудачи министерство Торбеке не могло добиться от штатов требуемого им увеличения налогов. Теперь его падение стало лишь вопросом времени и было ускорено столкновением между кальвинистами и католиками. Папа Пий IX в бреве от 3 марта 1853 года восстановил архиепископство Утрехтское и прежние нидерландские епископства, упраздненные после реформации. Кабинет Торбеке как раз в это время вел переговоры с римской курией об отмене конкордата, заключенного во время унии с Бельгией. Кабинет был, видимо, удивлен папским бреве и жаловался, что папа не предупредил его заранее о восстановлении епископства, однако, верный либеральным принципам и желая сохранить поддержку католических депутатов, не предпринял никаких решительных шагов. Кальвинисты восстали против проекта реорганизации епископств, и король стал получать множество петиций, умолявших его «не утверждать санов и достоинств, дарованных в Нидерландах иностранным государем».

С большей еще силой антикатолическое движение проявилось в апреле во время посещения королем Амстердама: петиции, адреса, манифестации удвоились. 15 апреля король в своем ответе одной кальвинистской депутации выразил порицание поведению кабинета. 20 апреля министры вышли в отставку, уступив место умеренным либералам. Новое министерство попыталось остановить апрельское движение, удовлетворив наполовину и католическую и кальвинистскую партии. Оно заявило, что не располагает никаким законным средством помешать назначению католических епископов, но добилось того, что архиепископ Утрехтский и три епископа поселились в маленьких католических местечках, а не в кальвинистских городах, по которым назывались их епархии. Только епископу Рермонда, католического города, разрешено было жить в своем главном городе. Чтобы дать более очевидное удовлетворение кальвинистам, министерство провело закон, требовавший королевского разрешения для отправления любого культа и обязывавший священнослужителей давать присягу на верность и послушание (ноябрь 1853 г.). В итоге католическая партия организовалась в Нидерландах почти так же, как и в Бельгии — под руководством папы, без конкордата и помимо национального правительства. Начиная с 1853 года, сила католической партии в Нидерландах постепенно возрастает.

Школьный закон 1857 года. Выборы, произведенные в июне 1854 года, ознаменовались усилением министерского большинства и католического меньшинства (15 членов из 68) и поражением историко-христианской партии. Новый кабинет продолжал реформу податной системы, начатую до него. С июля 1847 года сбор с помола, дававший ежегодно полтора миллиона флоринов, частично упраздняется и заменяется увеличением персональных налогов и акциза на спиртные напитки. В 1855 году уничтожены были последние остатки этого сбора, а пошлина на корабельные грузы заменена добавочным обложением алкоголя и сахара. Умеренное министерство вернулось к политике Торбеке и сделало попытку поставить благотворительные учреждения под контроль администрации. Закон, устанавливавший этот надзор в очень неопределенной форме, был вотирован в 1854 году, несмотря на оппозицию конфессиональных (вероисповедных) партий^[236]. Затем, согласно обещанию, данному в 1848 году, министерство внесло проект организации начальных школ. Действовавший доселе закон о начальном обучении относился еще к 1806 году; он принципиально устанавливал, что в общественные школы имеют доступ все дети без различия исповеданий. Смешанную школу защищало и министерство в проекте, представленном в 1855 году. Историко-христианская партия и часть консерваторов решительно высказывались против нее, ибо они хотели, чтобы государственная начальная школа была протестантской. Католики примкнули к правительству против кальвинистов. После двухлетних споров и агитации министерству удалось провести закон 1857 года, обязывавший общины содержать неконфессиональные публичные школы. Заведующий школой не должен «делать или позволять ничего несогласного с уважением, которое каждый обязан оказывать религиозному чувству людей иной веры». Закон заявляет, что общественная школа имеет целью «развивать умственные способности детей», а также, прибавляет он, «воспитывает их во всех христианских и социальных добродетелях». Расходы по содержанию школы покрываются коммунальным бюджетом; коммуна в праве взимать школьный налог; начальное обучение платное, и государство помогает коммунам своими субсидиями. Учителя назначаются коммунальным советом, инспектор — государством. В.теории эта организация сходна с английской; на практике обязанность воспитывать детей в духе христианских добродетелей была перетолкована коммунальными советами в том смысле, что они превратили общественную школу в школу католическую или кальвинистскую — смотря по вероисповеданию коммуны. С этой целью католические депутаты изменили либералам, которых поддерживали в 1857 году, и соединились с историко-христианами.

Рабство в Вест-Индии. «Система земледельческих культур» в Ост-Индии. Начиная с 1853 года колониальные вопросы занимают видное место в прениях генеральных штатов. Либералы требуют: 1) уничтожения рабства в Гвиане и па Антильских островах; 2) контроля парламента над бюджетом колониального управления; 3) уничтожения «системы культур» (барщинный труд туземцев) в Ост-Индии (архипелаги Зондский и Молуккский). Большинство депутатов было против рабства, на защиту которого выступили лишь некоторые из консерваторов, но возникли разногласия по вопросу о вознаграждении, причитавшемся плантаторам, и о степени свободы, которую можно даровать освобожденным. В 1854 году штаты приняли закон, обещавший освобояедение рабов не позднее 1 января 1860 года и суливший плантаторам вознаграждение в 15 миллионов флоринов. В 1859 году обещание не было еще выполнено; министр колоний ежегодно представлял штатам проект, который ими отвергался. Наконец, в 1862 году, второму министерству Торбеке удалось провести закон, объявлявший, что рабство должно быть упразднено не позднее 1 июля 1863 года, определявший вознаграждение плантаторам и учреждавший надзор за освобожденными. Закон был принят большинством голосов против двух. Он давал свободу 36 000 рабов в Гвиане (общая цифра народонаселения—53000 человек) и 11 000 па Антильских остррвах (общая цифра народонаселения — 31 000 человек).

Контроль генеральных штатов над управлением Нидерландской Индии был в принципе установлен в том же году, но в действительности — лишь во время второго министерства Збеке(1864).

Разрешение третьего колониального вопроса, касавшегося «системы культур», тянулось дольше, было труднее и послужило поводом к нескольким министерским кризисам. Под «системой культур» понимали режим, установленный после 1830 года губернатором ван дер Бошем. Ван дер Бошу было поручено расширить производство тропических культур; он не мог достигнуть этого путем частной инициативы, так как на Яве не существовало рабства и малайцы не хотели производить ничего, кроме риса, необходимого для их собственного потребления. Губернатор задумал распространить на сахар и индиго систему, применявшуюся в XVIII веке в отношении перца и кофе. Взамен поземельного налога он отобрал одну пятую часть земель, обрабатывавшихся под. рис, и так как туземцы должны были шестьдесят дней в году отбывать барщину, он заставлял их в это время возделывать и убирать колониальные продукты на отнятых у них землях. Правительство сдавало в аренду земельные участки вместе с барщинными рабочими предпринимателям, которые обязывались кормить рабочих и по определенной таксе уступали местной администрации весь свой урожай. Производившиеся таким образом кофе, перец, сахар, индиго, чай и табак продавались в Амстердаме и приносили правительству большие барыши. В среднем расходы по управлению Ост-Индией окупались с излишком в 30 миллионов флоринов, который шел на покрытие дефицита в голландском бюджете, вызванного войной с Бельгией и расходами на общественные работы. Администрация ухитрялась даже сберегать часть этого излишка для образования запасного фонда.

Этот излишек в 30 миллионов флоринов, столь полезный для нидерландского бюджета, был главным аргументом тех, кто защищал status quo; к этому еще добавляли, что малайцы без принуждения не пожелают работать, не будут больше ничего покупать у метрополии, так как перестанут получать заработную плату, что рынок тропических продуктов, образовавшийся в Амстердаме, потеряет свое значение и что национальная торговля неизбежно пострадает. Таковы были доводы консерваторов и умеренных. С другой стороны, либералы-демократы требовали отмены «системы культур», потому что принудительный труд противоречил их принципам и потому что оп вел к злоупотреблениям. Они указывали, например, что правительство отобрало у населения более трети плодородных земель, что предприниматели заставляют барщинных рабочих работать более шестидесяти дней, не кормят их, не платят им денег, что, наконец, колониальные доходы и барщина поглощаются метрополией, вместо того чтобы идти на улучшение быта туземцев, на общественные работы и школы. Они заявляли, что такая эксплуатация недостойна цивилизованного государства.

Сторонники реформы одержали верх после долгих усилий и в несколько приемов. Сначала консервативное министерство, сменившее умеренный кабинет 1853 года, было свергнуто в 1861 году либералами за свой отказ преобразовать «систему культур». В следующем году министр колоний в кабинете Торбеке, сменившем консервативное министерство, должен был подать в отставку после провала законопроекта о свободе земледельческого труда. В 1866 году весь кабинет Торбеке вышел в отставку, так как король простым указом обнародовал новое уголовное уложение для Ост-Индии, вместо того чтобы передать его предварительно на обсуждение штатов. Назначенное вслед за этим умеренное министерство вскоре пало, не справившись с вопросом о культурах. В сменившем его консервативном министерстве (1866–1868) портфель министра колоний трижды переходил из рук в руки. Наконец либералы, вернувшись к власти, включили в 1869 году в бюджет будущего года статью, по которой колонии обязывались уплатить метрополии 10 107 749 флоринов, т. е. сумму, как раз достаточную, чтобы сохранить равновесие в бюджете. Остававшийся излишек должен был идти на общественные работы в колониях. В 1870 году барщина была отменена для всех культур, к которым она еще применялась, кроме кофе^[237]. Эти реформы имели важные последствия для бюджета. Доходы с Ост-Индии понизились гораздо значительнее, чем того ожидали. Как мы видели, правительству был совершенно необходим излишек колониального дохода в 10–11 миллионов флоринов ежегодно для поддержания равновесия в бюджете. Между тем в 1868 году излишек сократился до 2,5 миллиона флоринов. Министр финансов покрыл дефицит сбережениями от прежних излишков, но теперь нужно было предвидеть ежегодный дефицит и изобрести новые — налоги, что делало весьма затруднительным положение правящей партии.

Либералы у власти наперекор королю. Пока шел спор о «системе культур», кормило правления переходило несколько раз из рук в руки. Второй кабинет Торбеке (1862–1866) стал на место консервативного правительства. Он завершил фискальную реформу: налог на топливо и съестные припасы был заменен повышением акциза на спиртные напитки. В 1862 году был установлен пониженный таможенный тариф по примеру Франции и Англии, намечены значительные общественные работы, как то: очистка реки в Роттердаме, прорытие прямого канала от Амстердама к морю с целью увеличить торговлю двух главных нидерландских портов (1865), сооружение государством 888 километров железных дорог (за счет излишка колониальных доходов), рассчитанное на десять лет, эксплоатация национальных железных дорог частными компаниями (1863). Эти проекты, как слишком обременительные для казны, вызвали противодействие со стороны консерваторов. Большинство высказалось в пользу Торбеке, но, считаясь с нерасположением к нему двора, он в 1866 году подал в отставку по мотивам личного характера. Король назначил консервативное министерство (ван Зюйлена) и, чтобы обеспечить за ним большинство, прибегнул к роспуску нижней палаты (28 сентября 1866 г.); либералы сохранили лишь незначительное большинство. Сверх того, конфессиональные партии соединились против консервативного кабинета, потому что он не хотел высказаться против школьного закона 1857 года и принципа смешанной общественной школы. 26 ноября 1867 года оппозиция, воспользовавшись случайным предлогом — переговорами относительно Люксембурга, отказалась вотировать бюджет министерства иностранных дел. Министры подали в отставку, но Официальная газета объявила, что «его величество король соблаговолил уведомить совет министров, что он не имеет никакого повода лишать кабинет своего доверия, вследствие чего не принимает его отставки» (21 декабря). Тотчас была распущена нижняя палата. Лозунгами январских выборов 1868 года явились как вопрос о прерогативах парламента, так и вопрос о школьном законе 1857 года. Победа осталась за либералами. Король не решился в третий раз распустить палату; он принял отставку министерства ван Зюйлена (апрель) и вручил власть либеральному кабинету, в состав которого Торбеке не вошел (июнь). Министерство 1868 года высказалось за сохранение смешанных школ; в 1869 году оно уничтожило штемпельный сбор с книг и газет. Его либеральное большинство несколько возросло на частичных выборах 1869 года.

В Бельгии либеральной партии пришлось вступить в борьбу со сплоченной католической партией, в Голландии — с коалицией консерваторов. Главными предметами спора в обоих государствах явились избирательная реформа и школьный вопрос. В Голландии был введен парламентский режим; в Бельгии он функционировал с 1831 года так же неизменно, как в Англии.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

МАРКС И ЭНГЕЛЬС

Маркс и Энгельс в революции 1848–1849 годов

^[238]

1848 февраль (середина). Выход в свет «Манифеста коммунистической партии» Маркса и Энгельса.

«февраль 25 — март 4 (около). Маркс принимает активное участив в подготовке вооруженного республиканского восстания в Брюсселе.

«февраль 27–28. Маркс принимает участие в выработке приветственного адреса Брюссельского демократического общества временному правительству Французской республики.

«март 3 (около). Маркс получает подписанное Флоконом приглашение временного правительства вернуться в Париж.

«март 3. Брюссельский окружной комитет Союза коммунистов, принявший на себя функции Центрального комитета, выносит постановление перенести местопребывание ЦК в Париж.

«март 3. Маркс получает приказ в течение 24 часов покинуть Бельгию.

«март 4. Арест Маркса и его жены брюссельской полицией и их высылка из Бельгии. Отъезд Маркса в Париж.

«март 8. Основание при участии Маркса клуба немецких рабочих в Париже.

«март 10 (около). Конструирование Центрального комитета Союза коммунистов в Париже. Избрание Маркса председателем.

«конец марта — около 4 апреля. Возвращение членов Союза коммунистов из Парижа в Германию.

«апрель 1. Опубликование в Париже листовки Союза коммунистов Требования коммунистической партии в Германии».

«апрель 10. Прибытие Маркса и Энгельса в Кёльн.

«апрель 13. Основание Готшальком Кёльнского рабочего общества по поручению ЦК Союза коммунистов.

«май 11. Острый конфликт на заседании Союза коммунистов между Марксом и Готшальком.

«июнь 1. Выход в свет первого номера «Новой Рейнской газеты» под редакцией Маркса.

«июнь 6. Передовая «Новой Рейнской газеты» с требованием единой и неделимой Германской республики.

«июнь 23 (приблизительно). Избрание Маркса, Молля, Шаппера и других в члены Окружного комитета рейнской демократии.

1848 июнь 26–30. Статьи Маркса и Энгельса об июньском восстании парижских рабочих.

июль 11. Передовая «Новой Рейнской газеты» высказывается за революционную войну против царской России.

«июль 21. Избрание Маркса в члены президиума окружного комитета демократических обществ Рейнской провинции и Вестфалии.

«июль 29. Статья Маркса «Законопроект о феодальных повинностях».

«август 13–14. Первый рейнский конгресс демократов в Кёльне с участием Маркса и Энгельса.

«август 25–26. Пребывание Маркса в Берлине. Переговоры с вождями немецкого демократического движения.

«август 28 — сентябрь 6. Пребывание Маркса в Вене. Установление связей с демократическими и рабочими обществами.

сентябрь 8—10. Пребывание Маркса в Берлине.

сентябрь 13. Народное собрание в Кёльне, созванное редакцией «Новой Рейнской газеты». Избрание Комитета безопасности при участии Маркса.

сентябрь 17. Многолюдное народное, собрание в Воррингене (близ Кёльна) с участием крестьян и делегатов от многих рейнских городов, созванное редакцией «Новой Рейнской газеты» и Кёльнским рабочим союзом.

«сентябрь 20. Массовое народное собрание в Кёльне, созванное Комитетом безопасности, Рабочим союзом и Демократическим комитетом.

сентябрь 25. Революционные волнения в Кёльне.

«сентябрь 26. Введение осадного положения в Кёльне. Закрытие «Новой Рейнской газеты» на неопределенное время.

«Приказ об аресте Энгельса и трех других сотрудников газеты; их отъезд из Кёльна.

«октябрь 12. Возобновление выхода в свет «Новой Рейнской газеты». Статья Маркса «Кёльнская революция» (о событиях 25 сентября).

«октябрь 16. Избрание Маркса председателем Кёльнского рабочего общества. Доклад Маркса о политическом положении.

«октябрь 31. «Новая Рейнская газета» публикует воззвание об организации добровольческих отрядов в помощь революционной Вене.

«ноябрь 11–13. «Новая Рейнская газета» помещает статьи Маркса с призывом к отказу от уплаты налогов и организации сопротивления государственному перевороту в Пруссии.

«ноябрь 14. Маркс подписывает воззвание Окружного комитета рейнских демократов об организации отказа от уплаты налогов.

«ноябрь 18. Маркс подписывает воззвание Окружного комитета рейнских демократов об организации всемерного сопротивления правительству.

«ноябрь 23. Второй конгресс рейнских демократов в Кёльне с участием Маркса.

декабрь. Участие Энгельса в рабочем конгрессе. в Берне.

«декабрь 9—23 и 29. Серия статей Маркса, в которых он клеймит половинчатость, трусость и предательство немецкой буржуазии.

1849 январь (конец). Переговоры Маркса со Стефаном Борном в Кёльне.

февраль 7. Процесс в кёльнском суде присяжных по обвинению Маркса,

Энгельса и Корфа в «оскорблении властей» на страницах «Новой Рейнской газеты

". Маркс произносит обличительную речь. Все обвиняемые оправданы.

«февраль 8. Процесс в кёльнском суде присяжных по обвинению Маркса и двух других членов окружного комитета рейнских демократов «в подстрекательстве к восстанию». Маркс произносит обличительную речь. Все обвиняемые оправданы.

1849 февраль 14–15. Статья Энгельса «Демократический панславизм» (против Бакунина).

«март 18. Маркс заявляет, что «Новая Рейнская газета» будет праздновать не годовщину мартовской революции, а день 25 июня, годовщину парижского июньского восстания.

«март 19. Массовое народпое собрание в Гюрценихе (близ Кёльна), на котором Энгельс произносит приветственное слово парижским июньским повстанцам.

апрель 4—10. Опубликование докладов Маркса о наемном труде и капитале, прочитанных им в 1847 году.

«апрель 14. Выход Маркса и других коммунистов из Рейнского окружного комитета демократических обществ.

«апрель 15 — май 9. Пребывание Маркса в Бремене, Гамбурге, Билефельде и Гамме. Установление связей с местными революционными группами.

май 9. Статья Маркса «Подвиги Гогенцоллернов».» май 10–15. Участие Энгельса в вооруженном восстании в Эльберфельде.

«май 12. Издание приказа о высылке Маркса из Пруссии.

«май 19. Выход в свет последнего номера (№ 301) «Новой Рейнской газеты» с воззванием редакции к кёльнским рабочим и стихотворением поэта Фрейлиграта «Прощальное слово «Новой Рейпской газеты».

«май 19–31. Пребывание Маркса и Энгельса во Франкфурте-на-Майпо, Мангейме, Людвигсгафене, Карлсруэ, Шпейере, Кайзерслаутсрпе, Дармштадте и Бингене. Их переговоры с франкфуртскими парламентариями и с вождями баденского восстания по вопросу о расширении плацдарма борьбы.

«июнь 3 — август 24. Пребывание Маркса в Париже. Он поддерживает

связь с тайными рабочими обществами.

" июнь 19 — июль 12. Участие Энгельса в баденском походе в составе

добровольческого отряда Виллиха.

" июль 19. Постановление французского правительства о высылке

Маркса из Парижа в департамент Морбиган.

" август 24. Отъезд Маркса в Лондон.

«сентябрь (начало). Реорганизация Центрального комитета Союза коммунистов в Лондоне. Введение Маркса в состав ЦК.

«сентябрь 18. Избрание на общем собрании Немецкого рабочего общества в Лондоне комитета для оказания помощи немецким эмигрантам с участием Маркса.

«ноябрь 18. Реорганизация комитета помощи эмигрантам в Социал-демократический комитет по оказанию помощи немецким эмигрантам (в составе Маркса, Энгельса, Виллиха и др.).

1849 декабрь —1850 январь. Доклады Маркса в Немецком рабочем обществе на тему «Что такое буржуазная собственность? I. Капитал; II. Земельная собственность».

1860–1864

1860 январь 1. Отклонение Марксом приглашения участвовать в объединительном собрании эмигрантов, созванном вождями мелкобуржуазной демократии.

«февраль — март, июнь-август. Чтение Марксом лекций по политической экономии для немецких рабочих,

март — апрель (начало). Составление Марксом и Энгельсом

«Обращения ЦК к Союзу коммунистов» с анализом уроков революции 1848 г. и лозунгом «перманентной революции».

март — май. Выход в свет в Гамбурге четырех выпусков «Новой Рейнской газеты» («Политико-экономическое обозрение»). Статьи Маркса о классовой борьбе во Франции в 1848–1850 гг. и международные обзоры.

апрель (середина). Заключение по инициативе Маркса соглашения о создании «Всемирного общества революционных коммунистов» (при участии Союза коммунистов, бланкистов и пролетарской революционной фракции чартистов).

июнь (около 1). Второе циркулярное обращение ЦК к общинам Союза коммунистов.

июнь (середина). Маркс получает доступ в библиотеку Британского музея.

август — сентябрь. Борьба Маркса и Энгельса с оппортунистической мелкобуржуазной фракцией Виллиха — Шаппера.

сентябрь 15. Заседание Центрального комитета Союза коммунистов. Раскол в Союзе коммунистов. Поражение фракции Виллиха — Шаппера.

сентябрь 17. Выход Маркса и его сторонников из Немецкого рабочего общества и из эмигрантского комитета.

сентябрь (конец). Образование нового Центрального комитета Союза коммунистов в Кёльне (по директивам Маркса).

ноябрь 9—30. Опубликование английского перевода «Коммунистического манифеста».

ноябрь 15 (около). Энгельс переезжает из Лондона в Манчестер и поступает на работу в торговую контору своего отца.

ноябрь 29. Выход в свет последнего (5–6) выпуска «Новой Рейнской газеты» («Политико-экономическое обозрение») со статьей-обзором Маркса и Энгельса «Май — октябрь» и статьей Энгельса «Крестьянская война в Германии».

январь — март. Маркс продолжает свои занятия по политической экономии в библиотеке Британского музея.

март (около 3–4). Переговоры Маркса с Энгельсом о борьбе против Виллиха, Луи Блана и других мелкобуржуазных демократов.

апрель (конец). Выход из печати в Кёльне «Собрания статей Карла Маркса».

май 10. Аресты членов Союза коммунистов в Кёльне, Лейпциге, Гамбурге, Дрездене и других городах.

май — август. Маркс продолжает свои занятия по политической экономии, читает работы Годскина, Оуэна, Филдена, Джонса, Сениора, Рикардо, Мальтуса и др.

октябрь 25 — 1852 октябрь 23. Опубликование в нью-йоркской газете «Трибуна» серии статей Энгельса «Революция и контрреволюция в Германии».

январь (около 10–15). Основание в Лондоне по инициативе Маркса нового Немецкого рабочего общества.

май. Выход в свет в Нью-Йорке книги Маркса «18 брюмера Луи-Наполеона».

июнь. Основание общины Союза коммунистов в Нью-Йорке. июнь 28–30. Маркс заканчивает памфлет «Великие люди эмиграции».

август 2 —1862 февраль 15. Сотрудничество Маркса в газете «Нью-Йорк Дейли Трибюн».

Поддержка Марксом и другими членами Союза коммунистов революционного крыла чартистов во главе с Эрнстом Джонсом.

октябрь 4 —ноябрь 12. Процесс коммунистов в Кёльне,

1852 октябрь 14. Посылка Марксом главному защитнику обвиняемых кёльнских коммунистов обстоятельной юридической критики обвинения.

1852 октябрь 15 — 1853 апрель. Статьи Маркса для «Трибуны» (о торговом кризисе, свободной торговле, об абсолютном обнищании, о миланском восстании, о Маццини, об О'Конноре и мн. др.).

«октябрь 16 и 23. Опубликование в лондонской чартистской «Народной газете» статьи Маркса об английских выборах.

«октябрь 19. Опубликование в «Трибуне» статьи Маркса: «Мадзини и Кошут. — Союз с Луи-Наполеоном. — Пальмерстон».

«октябрь 28 — ноябрь 8. Отправка Марксом адвокату Шнейдеру в Кёльн документов, доказывающих подложность «Книги подлинных протоколов».

«ноябрь 17. Союз коммунистов объявляет себя распущенным.

" декабрь 7. Составление Марксом воззвания о помощи кёльнским осужденным и их семьям.

1853 январь (середина). Выход в свет книги Маркса «Разоблачения о процессе коммунистов в Кёльне».

«май. Статья Маркса для «Трибуны»: «Революция в Китае и в Европе».

«июнь 3 — сентябрь 29. Статьи Маркса об Индии, об Ирландии, о забастовочном движении, о русско-турецком конфликте и отношении к нему Англии, о бюджете Гладстона, о европейской политике и о мн. др.

«октябрь 4 — декабрь 6. Статьи Маркса для «Трибуны» и «Народной газеты» против Пальмерстона.

«октябрь 7 — декабрь 20. Статьи Маркса о восточном кризисе и русско-турецкой войне, о стачечном движении и экономическом подъеме в Англии, о прусской внутренней политике, об отставке Пальмерстона и мн. др.

«декабрь. Выход в свет брошюры Маркса «Пальмерстон и Россия».

1853–1855 Статьи Энгельса о Крымской войне.

1854 январь 10 — сентябрь 15. Статьи Маркса о Крымской войне, о греческом восстании, о прусской политике, об английских финансах, о хлебных ценах и мн. др.

«январь (середина). Выход в свет брошюры Маркса против Виллиха «Рыцарь благородного сознания».

«март 7 — июнь 1. Разногласия между Марксом и Лассалем по вопросу о политике Англии в отношении России.

«март 9. Приветственное письмо Маркса чартистскому рабочему парламенту в Манчестере.

«март 10. Статья Маркса для «Трибуны» о рабочем парламенте в Манчестере.

«май. Статья Маркса о новых случаях экспроприации крестьян в Ирландии и Шотландии.

" август 25 — декабрь 8. Серия статей Маркса об испанской революции.

1855 январь — ноябрь. Статьи Маркса для «Нейе Одер-Цейтунг» (о Крымской войне, о торговом кризисе в Англии, о министерском кризисе, о смерти Николая I, о чартистской агитации, об Индии, о ходе войны в Азии и о мн. др.).

«февраль. Разногласия между Марксом и Э. Джонсом. Осуждение Марксом тесной связи Джонса с мелкобуржуазной эмиграцией.

«март — апрель. Статьи Маркса для «Трибуны» (о внутренней политике и дипломатии Наполеона III) и Энгельса (против панславизма).

«апрель 10, июнь 10 и 16–24. Статьи Маркса для «Трибуны» (о политическом и хозяйственном положении Франции и Англии, об Англии и России, о внешней политике Наполеона III).

1855 июнь 24. Участие Маркса в народной демонстрации в Гайд-парке.

«июнь — июль. Статьи Энгельса о европейских армиях.

«июль — декабрь. Статьи Маркса для «Трибуны» (о Пальмерстоне и Росселе, о спекуляции в Европе, о внутреннем положении в Германии, о перспективах мира, о русском займе, о традиционной английской политике и мн. др.).

1855 ноябрь 17 —1856 февраль 16. Перепечатка газетой «Фри Пресс» статей Маркса о Пальмерстоне.

«декабрь. Статьи Маркса в «Нейе Одер-Цейтунг» (об Англии, России, Крымской войне, Пальмерстоне, Маццини, Ледрю-Роллене и Кошуте и мн. др.).

1856 январь — апрель. Статьи Маркса в «Трибуне» (о Дунайских княжествах, о последствиях Крымской войны и Парижском мире, о политике Пруссии и мн. др.).

«февраль 24–28 (приблизительно). Переговоры Маркса с представителем дюссельдорфских рабочих Г. Леви, сообщившим ему сведения о состоянии рабочего движения в Рейнской провинции.

«февраль — март. Изучение Марксом и Энгельсом истории славянских народов.

«апрель 10–16. В переписке с Энгельсом Маркс делает вывод, что «все дело в Германии будет зависеть от возможности поддержать пролетарскую революцию кацим-либо вторым изданием крестьянской войны».

апрель 14. Речь Маркса на праздновании четвертой годовщины «Народной газеты» (о революции 1848–1849 гг., о быстрых успехах промышленности и техники, прокладывающих путь грядущей пролетарской революции).

апрель (конец). Получение Марксом из Кёльна письма с приветом от кёльнских, эльберфельдских и золингенских рабочих.

«июнь, сентябрь — ноябрь. Статьи Маркса для «Трибуны» (о европейском финансовом и торговом кризисе и мн. др.).

«июль (начало). В письме к Микелю Маркс настаивает- на необходимости беспощадной борьбы с мелкобуржуазной демократией.

1856 август—1857 апрель. Опубликование в лондонской «Фри Пресс» работы Маркса «Разоблачения дипломатической истории XVIII века».

«ноябрь — декабрь. Изучение Марксом истории Пруссии. Статья для «Трибуны» «Божиею милостью правб Гогенцоллернов».

1857 январь — июнь. Статьи Маркса в «Трибуне» (об англо-китайской войне, о поражении министерства Пальмерстона и парламентских выборах в Англии, о положении английских рабочих, о финансовом кризисе во Франции, о восстании в Индии, об англо-персидском мирном договоре и мн. др.).

«июль 17 — октябрь. Статьи Маркса в «Трибуне» о восстании сипаев в Индии.

июль — октябрь. Изучение Марксом и Энгельсом истории военного дела. Статьи Маркса и Энгельса для «Новой американской энциклопедии» по военным вопросам. 1857 июль —1858 июль. Статьи Маркса в «Трибуне» о финансовом и торговом кризисе в европейских государствах.

«август 11 — ноябрь 16. Статьи Маркса в «Трибуне» (о восточном вопросе, о финансовом кризисе в Англии и мн. др.).

1857–1858 Статьи Энгельса для «Трибуны» (о войне Англии в Франции против Китая, о восстании сипаев в Индии, о войне Англии с Персией).

1858 январь — март. Маркс продолжает работать над «Экономикой», пишет «главу о капитале».

1858 февраль 5 — май 18. Статьи Маркса в «Трибуне» (о внутренней политике Наполеона III, о новом министерстве Дерби, о восстании в Индии, об англо-французском союзе и мн. др.).

«февраль 10 и июль 1. Получение Марксом писем из Ныо-Иорка с сообщением об основании там в конце октября 1867 года немецкого Коммунистического клуба.

«июнь 18 — декабрь 24. Статьи Маркса для «Трибуны» (о торговле рабами, о ликвидации верховных прав Ост-Индской компании, об английских домах для бедных, о Китае и мн. др.).

«октябрь 1 — декабрь 31. Статьи Маркса в «Трибуне» о предстоящей отмене крепостного права в России.

1859 январь 11. Статьи Маркса в «Трибуне» (о перспективах войны в Европе, о денежной панике, о положении Наполеона III, о состоянии английской промышленности, о новом законопроекте избирательной реформы в Англии).

«апрель. Выход в свет брошюры Энгельса «По и Рейн».» апрель 19. В письме к Лассалю Маркс критикует его драму «Франц фон Зиккинген».

«май 7. Выход первого номера газеты «Дас Фольк», направленной против мелкобуржуазных филистеров Кинкеля и Бауэра.

«май 9. Участие Маркса в публичном митинге в Лондоне по поводу франко-итало-австрийской войны.

«май 18–24. Переписка Маркса и Энгельса по поводу брошюры Лассаля об итальянской войне.

«май 28. Статья Энгельса в газете «Дас Фольк» о войне в Италии.

«июнь. Выход в свет в Берлине книги Маркса «К критике политической экономии», выпуск 1.

«июнь 10 и ноябрь 25. В письмах к Лассалю Маркс резко критикует его взгляды по вопросу об итальянской войне, как несовместимые с интересами партии.

«июнь — декабрь. Статьи Маркса для «Трибуны» (об английской дипломатии, о внешней торговле Англии, о Виллафранкском мире, о росте преступности и пауперизма в Англии, об избирательной коррупции в Англии, о новой войне в Китае, о Цюрихском мирном договоре и мн. др.).

«июнь. Конфликт Маркса с мелкобуржуазными демократами Фогтом и Карлом Блиндом.

«июль 22 — август 20. Опубликование в газете «Дас Фольк» статей Маркса о прусской дипломатии во время Крымской войны.

«август (приблизительно 3—20). Фактическое руководство и редактирование Марксом газеты «Дас Фольк».

«август 6 и 20. Опубликование в «Дас Фольк» двух статей Энгельса о работе Маркса «К критике политической экономии».

«сентябрь. Статьи Маркса в «Трибуне» и «Фри Пресс» о политической карьере Кошута и его переговорах с Наполеоном III.

«октябрь — ноябрь. Чтение Марксом в кружке рабочих лекций по политической экономии.

«Статьи Энгельса в «Трибуне» и в «Дас Фольк» о войне Франции и Сардинии с Австрией.

1860 январь 11. В письме к Энгельсу Маркс заявляет, что движение против рабства в США и за отмену крепостничества в России представляют «самое важное, что в настоящее время происходит в мире».

«январь 27 — февраль 11. Статьи Маркса для «Трибуны» (об английской политике в Китае, об англо-французском торговом договоре и об английском бюджете).

1860 февраль 6. Участие Маркса в юбилейном празднике Немецкого рабочего просветительного общества в Лондоне. Признание на этом празднике заслуг Маркса в развитии коммунистических принципов.

«июнь 12 — октябрь 23. Статьи Маркса в «Трибуне» (о съезде германских государей в Баден-Бадене, о брошюре Абу «Наполеон III и Пруссия», о состоянии фабричной промышленности в Англии, о конфликте между Кавуром и Гарибальди, о сицилийском походе Гарибальди, о волнениях в Сирии и французской интервенции, о финансовом положении во Франции, Австрии, России, Сардинии, о реформе армии в Пруссии и мн. др.).

«сентябрь 17. Статья Маркса в «Трибуне» о предстоящей отмене крепостного права в России.

«ноябрь 30. Выход в свет памфлета Маркса «Господин Фогт».

«декабрь (начало). Чтение Марксом книги Дарвина «Происхождение видов».

«Статьи Энгельса о революционных походах Гарибальди.

1861 январь 15–18. Маркс высказывается против созыва собрания немецких эмигрантов в Лондоне по поводу прусской амнистии.

«март 16 — апрель 29. Пребывание Маркса в Берлине, Эльберфельде, Кёльне, Трире, Ахене, Зальт-Боммеле, Роттердаме и Амстердаме.

«июль 2. Сообщение доктора Ватто Марксу о просьбе Бланки передать сердечную благодарность Марксу и немецкой пролетарской партии за выраженные симпатии к нему в связи с его арестом в Париже.

1861 август — 1863 июль. Написание Марксом «Капитала» в 23 тетрадях под заглавием «К критике политической экономии».

«сентябрь — ноябрь 8. Статьи Маркса для «Трибуны» об американском вопросе.

1861 октябрь — декабрь —1862 февраль. Статьи Маркса для венской газеты «Пресса» (о гражданской войне в США, об англо-американском конфликте, об интервенции в Мексике, об экономическом положении Англии, о финансовом положении Франции и мн. др.).

1861 ноябрь 30 — 1862 февраль 15. Статья Маркса для «Трибуны» об инциденте с «Трентом» и об интервенции в Мексике.

1862 январь — ноябрь. Статьи Маркса для «Прессы» (о гражданской войне в США, об опасности войны Англии с США, о рабочих митингах в пользу мира, о Мексике, о восстании тайпинов в Китае, о митингах в Лондоне, о нищете английских рабочих и мн. др.).

«август (начало). Поездка Маркса в Кёльн и Трир.

«август 5. Совместное собрание английских и французских рабочих

в Лондоне. Попытка установления международной связи рабочих.

" август 7 — ноябрь 17. Переписка Маркса и Энгельса по вопросу

о перспективах гражданской войны в США.» декабрь. Поездка Маркса в Манчестер и Ливерпуль.

1863 март 26. Активное участие Маркса в митинге, организованном в Лондоне тред-юнионами для выражения сочувствия северным штатам США.

«июнь — июль. Занятия Маркса диференциальным исчислением.

«июль 22. Международный рабочий митинг в Сент-Джемс-Холле.

1863 июль — 1865 декабрь. Окончание Марксом черновой рукописи трех томов «Капитала» и редактирования первого тома.

«август (середина). Переговоры Маркса с польскими эмигрантами по вопросу о создании польского комитета и образовании немецкого легиона в помощь польскому восстанию.

«сентябрь — октябрь. Переговоры Маркса с руководителями Немецкого рабочего общества об оказании помощи польскому восстанию. Составление прокламации о польском восстании.

1863 ноябрь (начало). Маркс предостерегает В. Либкнехта от близкой связи с Лассалем.

1864 июнь — июль. Переписка Маркса и Энгельса по вопросу о Шлезвиг-Голштинской войне.

«сентябрь 2. Сообщение Либкнехта Марксу, что рабочие предлагают ему приехать в Германию и принять на себя руководство Всеобщим рабочим союзом.

Маркс и Энгельс и Международное товарищество рабочих 1864–1870

1864 сентябрь 28. Международный рабочий митинг в Сент-Мартинс-Холле с участием Маркса в качестве представителя от немецких рабочих. Принятие постановления об основании Международного товарищества рабочих. Избрание временного комитета с участием Маркса.

«октябрь 5. Первое заседание временного комитета. Избрание подкомиссии с участием Маркса для составления временного устава и «декларации принципов».

«октябрь 18. Выступление Маркса на заседании временного комитета против проектов программы и устава, составленных прудонистом Ле Любе, и против проектов оуэниста Уэстона и мацциниста Вольфа.

«октябрь 20–27. Заседания подкомиссии. Составление Марксом «Учредительного манифеста» и временного устава. Принятие их подкомиссией.

«ноябрь 1. Единогласное принятие временным комитетом «Манифеста» и устава, составленных Марксом. Превращение временного комитета в Центральный совет.

«ноябрь 3. Беседа Маркса с Бакуниным о польском восстании и Международном товариществе рабочих.

«ноябрь 17 (около) Согласие Маркса сотрудничать в «Социал-демократе» — органе Всеобщего рабочего союза. Посылка в газету «Учредительного манифеста».

«ноябрь 22. Предложение Маркса на заседании Центрального совета об обращении к английским профессиональным союзам с призывом присоединиться к Международному товариществу рабочих.

«ноябрь 24 и 29. Выход в свет брошюры, содержащей манифест и временный устав Международного товарищества рабочих.

«ноябрь 29. Принятие Центральным советом составленного Марксом обращения к Линкольну по поводу его переизбрания президентом США.

«декабрь 18–22. Маркс поручает Либкнехту агитировать в немецких рабочих обществах и союзах за вступление в Международное товарищество рабочих, а Клингсу — провести на конгрессе Всеобщего рабочего союза постановление о присоединении к товариществу.

1866 январь 3. Речь Маркса на заседании Центрального совета о политике Франции по отношению к полякам. Принятие Центральным советом «Обращения к полякам».

«январь 7—15 (около). Поездка Маркса в Манчестер и обсуждение с Энгельсом вопросов международного рабочего движения.

«январь 25 (около). Маркс в письме к Швейцеру настаивает на выступлении Всеобщего германского рабочего союза против Бисмарка.

«январь 31. Обсуждение Центральным советом вопроса об участии в агитации буржуазных радикалов за избирательную реформу.

«февраль 1–5. Опубликование в «Социалдемократе» статьи Маркса о Прудоне, направленной и против Лассаля.

февраль 7 (около). Речь Маркса в Лондонском немецком рабочем просветительном обществе о задачах немецкого рабочего движения.

февраль 17 (около). Письмо Маркса Швейцеру с резкой критикой отношения «Социалдемократа» к Лассалю, Бисмарку и буржуазной оппозиции.

февраль 22 (около). Инструкция Маркса Шили в Париж по вопросу о ликвидации конфликта в парижских секциях Международного товарищества рабочих.

февраль 23. Письмо Маркса и Энгельса в редакцию «Социал-демократа» с протестом против «королевско-прусского правительственного социализма» газеты и с отказом от сотрудничества в сей.

февраль — март. Завоевание Центральным советом большинства в комитете Лиги избирательной реформы.

март 1. Участие Маркса и других членов Центрального совета в праздновании годовщины польского восстания.

март 7. Принятие Центральным советом резолюции Маркса о конфликте в парижских секциях.

март 7 (около). Выход из печати брошюры Энгельса «Прусский военный вопрос и немецкая рабочая партия».

март. Нападки лассальянцев Швейцера и Беккера в «Социал-демократе» на Маркса.

апрель 25. Доклад Маркса на заседании Центрального совета о стачке лейпцигских рабочих-наборщиков. Организация финансовой помощи бастующим.

май 2, 20 и 23. Обсуждение в Центральном совете доклада Уэстона о стачках и заработной плате. Выступление Маркса с критикой этого доклада.

май 9. Принятие Центральным советом составленного Марксом обращения к президенту США Джонсону по поводу убийства Линкольна.

июнь 20, 27 и июль 4. Доклад Маркса о заработной плате, цене и прибыли и обсуждение его на заседании Центрального совета.

сентябрь 25–29. Первая конференция Международного товарищества рабочих в Лондоне с участием Маркса.

ноябрь 13. Обращение членов Берлинского рабочего общества к Марксу с просьбой приехать в Германию и принять на себя руководство немецким рабочим движением.

ноябрь 21. Сообщение Маркса Центральному совету о связях Интернационала в Германии.

декабрь 19. Сообщение Маркса Центральному совету об организации секций Интернационала в Базеле и Цюрихе.

март 10. Заседание секретарей Интернационала у Маркса по вопросу о мерах против интриг прудониста Везинье, мацциниста Вольфа и поддерживавших их членов Центрального совета (Ле Любе, Оджер и др.).

март 12. -Заседание акционеров органа Интернационала, газеты «Соттоп Wealth». Вопреки возражениям Кремера, принимается предложение Маркса об оставлении Эккариуса в редакции.

май (начало). Составление Марксом от имени Интернационала воззвания к рабочим Германии с предостережением против использования их в качестве штрейкбрехеров в Англии.

июнь 12. Сообщение Маркса Центральному совету о присоединении лейпцигских рабочих к. Интернационалу.

июнь 19 и 26, июль 17. Обсуждение в Центральном совете вопроса об отношении к австро-прусской войне. Выступление Маркса против точки зрения прудонистов в национальном вопросе.

1866 июль 31, август 7 и 14. Утверждение Центральным советом написанных Марксом тезисов по всем вопросам порядка дня Женевского конгресса: 1) организация Международного товарищества рабочих; 2) международное с объединение в борьбе труда с капиталом; 3) ограничение рабочего времени; 4) женский и детский труд; 5) кооперация; 6) профессиональные союзы, их прошлое, настоящее и будущее; 7) прямое и косвенное обложение; 8) польский вопрос; 9) постоянная армия.

«август — ноябрь. Окончательная стилистическая обработка первого тома «Капитала» (переписывание набело закончено 27 марта 1867 г.).

«сентябрь 3–8. Первый конгресс Международного товарищества рабочих в Женеве (45 делегатов от 25 секций и 15 делегатов от 11 примыкающих обществ). Принятие устава. Утверждение резолюций, составленных в духе тезисов Маркса. Поражение прудонистов.

«сентябрь 25. Отклонение Марксом предложения об избрании его председателем Генерального совета. Избрание Маркса секретарем-корреспондентом для Германии.

«ноябрь 20. Избрание Генеральным советом депутации в Лондонский совет тред-юнионов (с участием Маркса).

1867 январь 9. Постановление Лондонского совета тред-юнионов о поддержке Интернационала без организационного присоединения к нему.

«январь 22. В речи на митинге по польскому вопросу Маркс указывает,

что русский царизм остается оплотом всей европейской реакции

" февраль 28. Речь Маркса в Лондонском немецком рабочем обществе о наемном труде и капитале.

«март 5. Обсуждение Генеральным советом вопроса о помощи бастующим бронзовщикам Парижа.

«апрель 30. Маркс предлагает 3. Мейеру основывать в США секции Интернационала, которые «в Англии, Франции, Швейцарии и Бельгии стали крупной силой».

«июль 23. Сообщение Маркса на заседании Генерального совета о присоединении к Интернационалу немецкого коммунистического клуба в Нью-Йорке.

«июль 25. Маркс пишет предисловие к I тому «Капитала».» август 13. Обсуждение в Генеральном совете вопроса об отношении к буржуазно-пацифистской Лиге мира и свободы. Выступление Маркса против присоединения Интернационала к Лиге.

" август 15 и 16. Отсылая в Лейпциг корректуру последнего (49) листа 1 тома «Капитала» и предисловия, Маркс благодарит Энгельса за его самоотверженную помощь.

«август 27. Обсуждение Генеральным советом вопроса о программе Лозаннского конгресса. Выступление Маркса.

«сентябрь 2 (около). Выход в свет I тома «Капитала» Маркса (в количестве 1000 экземпляров).

«сентябрь 2–8. Второй конгресс Международного товарищества рабочих в Лозанне. Обсуждение вопросов о формах политической борьбы, о военной опасности и постоянных армиях, о коллективной собственности, о воспитании и всеобщем обучении, о Лиге мира и свободы и мн. др.

«сентябрь 24. Принятие Генеральным советом предложения Маркса об упразднении должности председателя Генерального совета.

«сентябрь (конец). Посылка Марксом указаний В. Либкнехту для его первого выступления в Северо-германском рейхстаге.

«сентябрь — октябрь. Опубликование выдержек из предисловия к «Капиталу» в ряде газет.

октябрь 30. Опубликование в берлинском журнале «Цукунфт» первой, написанной Энгельсом, рецензии на «Капитал».

ноябрь 19–20 и 26. Обсуждение ирландского вопроса в Генеральном совете.

декабрь 17. Доклад Маркса в лондонском Немецком рабочем обществе об Ирландии.

январь 30 — апрель 24. Опубликование в «Социалдемократе» серии статей с изложением содержания «Капитала».

(весна). Стачка строительных рабочих в Женеве.

май 12. Доклад Маркса в Генеральном совете о посланных Швейцеру директивах о тактике социал-демократических депутатов рейхстага по вопросу о пошлинах.

май 12. Принятие Генеральным советом по предложению Маркса постановления о публичном выступлении с протестом против преследования Интернационала французским и бельгийским правительствами.

май 18. Обсуждение в Генеральном совете вопроса о материальной помощи жертвам избиения стачечников в Шарлеруа (Бельгия).

июнь 23 и июль 14. Доклады Маркса в Генеральном совете о Германии.

июль 19. Опубликование по предложению Маркса заявления Генерального совета с осуждением речи французского эмигранта Ф. Пиа, призывавшего к террористическому акту против Наполеона III.

июль 28 — август 4 и 10. Доклад и заключительное слово Маркса в Генеральном совете о последствиях капиталистического применения машин. Участие Маркса в прениях о рабочем дне.

август 4. Сообщение Маркса в Генеральном совете о стачке ткачей в Ганновере.

август 10, сентябрь 7 и 10. Письма Маркса в Брюссель Лесснеру и Эккариусу с директивными указаниями по вопросу о борьбе с прудонистами на предстоящем конгрессе.

август 17. Сообщение Маркса в Генеральном совете о США, об Ирландии и о Гамбургском конгрессе Всеобщего рабочего союза.

август 25. Доклад Бракке на съезде Всеобщего германского рабочего союза о «Капитале» Маркса.

сентябрь 1. Принятие Генеральным советом отчета, составленного Марксом для Брюссельского конгресса.

сентябрь 6—13. Третий конгресс Международного товарищества рабочих в Брюсселе. Обсуждение вопросов о военной опасности, о всеобщей забастовке, о коллективной собственности, о кредите и др. Новое поражение прудонистов.

Внесение немецкими делегатами резолюции о значении «Капитала» Маркса для мирового рабочего движения.

сентябрь 18 и октябрь 8. Начало переписки Маркса с Н. Даниэльсоном по вопросу о переводе «Капитала» на русский язык.

сентябрь 22. Сообщение Маркса в Генеральном совете о присоединении к Интернационалу германских рабочих социал-демократических союзов по решению Нюрнбергского конгресса.

сентябрь — октябрь. Посылка Марксом В. Либкнехту и Бебелю директив по вопросу о борьбе с лассальянцами.

октябрь 13. Письмо Маркса Швейцеру с резкой критикой сектантских ошибок Лассаля и Всеобщего рабочего союза.

октябрь 17. Опубликование заметки Маркса о взаимоотношениях Интернационала с английскими тред-юнионами.

октябрь — ноябрь. Изучение Марксом вопроса об общинном землевладении в России.

1868 ноябрь 24. Маркс зачитывает в Генеральном совете письмо горнорабочих из Лугау (Германия), изъявляющих желание присоединиться к Интернационалу.

«ноябрь 29. Письмо Энгельса Марксу с предложением уплатить все его текущие долги и выдавать ему ежегодно 350 фунтов стерлингов, чтобы обеспечить ему спокойное продолжение научной работы.

«декабрь 1. Избрание Маркса хранителем архива Генерального совета Интернационала.

«декабрь 15 и 22. Отказ Генерального совета в просьбе бакунинского Альянса социалистической демократии о принятии его в Интернационал. Единогласное принятие резолюции Маркса.

«декабрь 28. Получение Марксом программы бакунинского Альянса и письма Бакунина от 22 декабря о выходе из Лиги мира и свободы и полном присоединении к Интернационалу.

1869 январь 5. Принятие Генеральным советом предложения Маркса о передаче бастующим прядильщикам в Руане возвращенной парижскими бронзовщиками денежной ссуды Генерального совета.

«февраль 2. Обсуждение в Генеральном совете вопроса об оказании помощи бастующим ленточникам и красильщикам шелка в Базеле. Предложение Маркса об обращении к английским тред-юнионам.

«март 9. Принятие Генеральным советом предложения Маркса о допущении после роспуска Альянса его секций в Интернационал при условии соответствия их программы принципам Интернационала и замены формулы «уравнение классов» формулой «уничтожение классов».

«апрель 20, 27 и май 4. Принятие написанного Марксом воззвания к рабочим Европы и Америки о помощи рабочим, жертвам избиений в Бельгии.

май 11. Принятие Генеральным советом написанного Марксом обращения к Национальному рабочему Союзу в США.

«июнь 15. Обсуждение в Генеральном совете вопроса о помощи арестованным членам Интернационала в Париже.

«июнь 23. Участие Маркса и других членов Генерального совета в публичном собрании тред-юнирнов в Лондоне.

«июль 2 (около). Посылка Марксом директив В. Либкнехту. для предстоящего в Эйзенахе конгресса рабочих обществ.

«июль 9 и 20–27, август 3. Обсуждение в Генеральном совете вопросов о земельной собственности и о праве наследования. Резкая критика Марксом мелкобуржуазных точек зрения прудонистов и бакунистов. Принятие резолюции, предложенной Марксом.

«август 10. Сообщение Маркса на заседании Генерального совета об основании Социал-демократической рабочей партии Германии на съезде в Эйзенахе 7 августа.

«сентябрь 5–6. Посылка Марксом Базельскому конгрессу отчета Генерального совета и проектов резолюций по вопросу о воспитании и о праве наследования.

«сентябрь 6—10. Четвертый конгресс Международного товарищества рабочих в Базеле (78 делегатов от 9 стран). Обсуждение вопроса о земельной собственности, о праве наследования, о профсоюзах, о взаимном кредите и о всеобщем образовании. Принятие резолюции о коллективной собственности на средства производства. Окончательное поражение прудонистов.

«сентябрь — октябрь. Поездка Маркса в Германию. Встречи с руководителями Социал-демократической рабочей партии, руководителями профсоюзов, ДицгеноЪ! Кугельманом и другими.

1869 октябрь 19. Доклад Маркса в Генеральном совете об успехах рабочего движения в Германии.

«октябрь 26. Обсуждение в Генеральном совете вопраса о фениях. Выступление Маркса.

«октябрь — ноябрь. Получение Марксом книги Флеровского «Положение рабочего класса в России». Маркс начинает изучать русский язык.

«ноябрь. Обсуждение в Генеральном совете доклада Хэйлса об основании Лиги земли и труда.

«ноябрь 16, 23 и 30. Обсуждение ирландского вопроса в Генеральном совете. Выступление Маркса против политики Гладстона. Принятие резолюции, предложенной Марксом.

«декабрь 3. Письмо Маркса Эплгарту об исторической необходимости национализации земли и отмены частной собственности на землю.

«декабрь (середина). Письма Маркса Энгельсу и бельгийскому социалисту де Папу с разоблачением подрывной, дезорганизаторской деятельности бакунистов в Интернационале.

1870 январь 8 и 16. Принятием рассылка всем секциям Интернационала послания Генерального совета женевскому Федеральному совету романской Швейцарии в ответ на нападки Бакунина.

«февраль — апрель. Кампания в печати, организованная Марксом, за освобождение заключенных фениев.

«март. Окончание Марксом вчерне рукописи II тома «Капитала».

«март 22. Принятие Марксом предложения «русской секции» Интернационала в Женеве быть ее представителем в Генеральном совете.

«март 28. «Конфиденциальное сообщение» Маркса Центральному правлению Социал-демократической рабочей партии Германии о подрывной работе Бакунина, об Альянсе в Швейцарии и о мероприятиях Генерального совета против бакунистов.

«апрель (начало). Сообщение Маркса Лафаргу в Париж о подрывной работе и махинациях Бакунина.

«апрель 12. Обсуждение в Генеральном совете вопроса о забастовке горнорабочих в Крезо.

«апрель 20. Получение Марксом из Женевы первого русского перевода «Коммунистического манифеста».

«май 17. Принятие Генеральным советом резолюции Маркса по вопросу о созыве очередного конгресса Интернационала в Майнце.

«июнь 28. Обсуждение Генеральным советом вопроса о расколе секций в романской Швейцарии. Единогласное принятие предложений Маркса, направленных против нового бакунистского федерального комитета.

«июль 5. Принятие Генеральным советом составленного Марксом воззвания о локауте строительных рабочих в Женеве.

«июль 9—12. Обсуждение в комиссии Генерального совета порядка дня ближайшего конгресса.

«июль 23. Принятие Генеральным советом составленного Марксом воззвания о франко-прусской войне. Одобрение протеста Либкнехта и Бебеля в рейхстаге против войны.

«июль. Статьи Энгельса о франко-прусской войне.

«июль — октябрь. Беседы Маркса с Г. Лопатиным по вопросу о русском революционном движении.

«сентябрь 1. Письмо Маркса и Энгельса Центральному правлению Социал-демократической рабочей партии Германии о тактике немецкого пролетариата во время войны.

«сентябрь 5. Получение Марксом сообщения о провозглашении республики во Франции.

«сентябрь 6. Письмо Маркса Парижскому федеральному совету Интернационала с анализом положения и директивами против немедленного восстания.

1870 сентябрь 9. Принятие Генеральным советом второго воззвания Маркса о франко-прусской войне с резким протестом против подготовки аннексии Эльзаса и Лотарингии и требованием почетного мира с Французской республикой.

«сентябрь. Агитация Интернационала в Англии за признание английским правительством Французской республики.

«сентябрь 18 (около). Переезд Энгельса из Манчестера в Лондон.

«сентябрь 20. Избрание Энгельса по предложению Маркса членом Генерального совета.

«сентябрь 27. Сообщение Маркса в Генеральном совете о положении в Германии.

«октябрь 11. Сообщение Маркса в Генеральном совете о бакунистском путче в Лионе 28 сентября.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

1848–1871

1848 март 4. Циркулярная депеша министра иностранных дел Ламартина о принципах и целях внешней политики временного правительства Французской республики.

«март 24 — август 9. Война Сардинского королевства с Австрией.

" апрель 23 — август 26. Война Пруссии с Данией из-за Шлезвига и Голштинии.

июль 13. Письмо Николая I генералу Кавеньяку с поздравлением по поводу разгрома июньского восстания парижских рабочих.

1849 март 19–23. Возобновление войны Сардинии с Австрией.

«май 1. Заключение в Балта-Лимане русско-турецкой конвенции о Молдавии и Валахии.

май 1 — август 13. Царская интервенция в Венгрию. Подавление венгерской революции войсками царской России.

«июнь 10. Заключение в Варшаве русско-австрийской конвенции о содержании царских войск в Венгрии.

июль 3. Взятие французскими войсками Рима.

ь октябрь — декабрь. Военная тревога в Европе в связи с конфликтом между Россией и Турцией (по вопросу о польских и венгерских эмигрантах) и поддержкой Турции со стороны Англии и Франции.

1850 апрель 19. Заключение между Англией и США договора относительно Панамского канала.

август 2. Заключение в Лондоне протокола по Шлезвиг-Голштинскому вопросу.

октябрь 28. Свидание в Варшаве русского и австрийского императоров и прусского принца.

1852 Отставка Пальмерстона в связи с признанием им бонапартистского государственного переворота во Франции.

май 8. Подписание в Лондоне договора европейских держав о неприкосновенности владений Дании.

1853 февраль 28. Прибытие в Константинополь чрезвычайного русского посла князя Меншикова и предъявление им турецкому правительству ультиматума по вопросу о «святых местах» (о привилегиях православного духовенства в Палестине).

март 12. Заключение в Константинополе союзного договора между Англией, Францией и Турцией.

1853 май 10. Отклонение Турцией русского ультиматума.

«май 21. Разрыв дипломатических отношений между Россией и Турцией и отъезд Меншикова из Константинополя.

«июнь 13. Сосредоточение английской и французской эскадр у входа в Дарданельский пролив.

«июль 8. Манифест Николая I об оккупации Дунайских княжеств.

«октябрь 23. Начало военных действий на Дунае между Россией и Турцией.

«октябрь 23. Прибытие английской и французской эскадр в Босфор.

«ноябрь 2. Объявление Россией войны Турции.

" ноябрь 30. Потопление контр-адмиралом Нахимовым турецкого флота в Синопском порту.

1854 январь 4. Вступление англо-французского флота в Черное море.

" март 27 и 28. Объявление Англией и Францией войны России.

«апрель 10. Подписание в Лондоне договора о наступательном союзе Англии и Франции против России.

«апрель 20. Заключение в Берлине австро-прусского союзного договора на случай войны с Россией.

«апрель 21. Бомбардировка Одесского порта англо-французским флотом.

«июнь 23. Подписание австро-турецкой конвенции об оккупации Молдавии и Валахии австрийскими войсками.

«август 16. Захват крепости Бомарзунд на Аландских островах французским корпусом.

«сентябрь 14–19. Высадка войск союзников на Крымском побережье

у Евпатории.» сентябрь 20. Победа союзников при Альме.

" октябрь 25. Сражение при Балаклаве.» ноябрь 5. Поражение русских войск в битве при Инкермане.

" декабрь 2. Заключение в Вене союзного договора Англии и Франции с Австрией.

«декабрь 22. Заключение франко — австрийского договора о взаимной гарантии территориальной неприкосновенности итальянских государств.

1855 январь 26. Заключение союзного договора Англии и Франции с Сардинией об ее участии в войне против России.

«февраль 7. Заключение русско-японского трактата о границах и торговле.

«июнь 7. Взятие французскими войсками Зеленого кургана в Севастополе.

«июнь 18. Неудачный штурм Малахова кургана и Большого редута в Севастополе.

«август 17 — сентябрь 8. Бомбардировка Севастополя артиллерией союзников. Штурм Малахова кургана.

«сентябрь 8. Взятие Малахова кургана. Оставление Севастополя русскими войсками.

«ноябрь 21. Заключение в Стокгольме союза между Англией, Францией и Швецией.

«ноябрь 25. Взятие крепости Карса русскими войсками.

1856 февраль 25 — апрель 16. Парижский конгресс.

«март 30. Подписание в Париже мирного договора России с Англией, Францией, Турцией, Сардинией.

" март 30. Подписание русско-турецкой конвенции о военном флоте в Черном море.

1856 апрель 15. Заключение договора между Англией, Францией и Австрией

о гарантии неприкосновенности Оттоманской империи.

«октябрь 23. Начало войны Англии с Китаем.» ноябрь. Начало войны Англии с Персией.

1857 март 4. Подписание мирного договора между Англией и Персией.

" сентябрь 25. Свидание Наполеона III с Александром II в Штутгарте.

1858 январь 5 —1860 октябрь. Война Англии и Франции против Китая.

" май 28 и июнь 13. Заключение русско-китайских договоров в Айгуне и Тяньцзине о Приамурском крае и торговле.

«август 19. Подписание в Эдо русско-японского договора.

«август 19. Заключение конвенции относительно устройства Дунайских княжеств.

1859 апрель 26. Начало войны Австрии против Сардинии.

" май 3. Объявление Францией войны Австрии.

«июнь 24. Разгром австрийской армии при Сольферино.

«июль 11. Заключение прелиминарного австро-французского мирного договора в Виллафранке.

" ноябрь 10. Подписание в Цюрихе мирного договора между Австрией и

Францией.

«ноябрь 10. Подписание договора Франции с Сардинией об уступке последней Ломбардии.

" ноябрь 10. Подписание мирного Договора между Австрией и Сардинией при участии Франции.

1860 январь 23. Подписание англо-французского торгового договора.

«март 24. Подписание франко-сардинского договора об уступке Франции Ниццы и Савойи.

«сентябрь 5. Заключение конвенции относительно оккупации Сирии европейскими державами.

«октябрь 24. Подписание англо-китайского мирного договора.

«ноябрь 14. Подписание в Пекине договора России с Китаем.

1861 июнь 9. Подписание регламента о реформах в Ливане.

«октябрь 6–8. Переговоры Наполеона III с Вильгельмом I в Компьене.

«октябрь 31. Заключение в Лондоне конвенции между Францией, Англией и Испанией по мексиканским делам.

1862–1867 Французская интервенция в Мексике.

1862 сентябрь 8. Подписание протокола по сербским делам между европейскими державами и Турцией.

1863 февраль 8. Заключение русско-прусской конвенции о борьбе против польского восстания.

«июль 13. Заключение в Лондоне конвенции о вступлении на греческий престол датского принца Георга.

1863 ноябрь 14 и 1864 март 24. Подписание в Лондоне договоров о присоединении Ионических островов к Греции.

1864 январь 21. Начало войны Пруссии и Австрии против Дании.

«сентябрь 6. Подписание европейскими державами договора с Турцией по восточному вопросу.

«октябрь 30. Подписание мирного договора Австрии и Пруссии с Данией.

1865 ноябрь. Свидание Бисмарка с Наполеоном III в Биаррице.

1866 июнь — июль. Австро-прусская война.

«июнь 18. Объявление Италией войны Австрии.

«июль 3. Разгром австрийских войск при Садовой (Кёниггретце).

«август 23. Подписание в Праге австро-прусского мирного договора.

«октябрь 3. Подписание в Вене австро-итальянского мирного договора.

1867 февраль. Оставление французскими войсками Мексики по требованию правительства США.

" март 30. Подписание договора о продаже Россией Аляски Соединенным Штатам.

«май 7—11. Конференция в Лондоне по люксембургскому вопросу.

«май 11. Подписание договора европейских держав о нейтралитете великого герцогства Люксембургского.

«июнь. Расстрел мексиканского императора Максимилиана, ставленника Наполеона III, по приговору республиканского военного суда в Мексике (Кверетаро).

«август 18–21. Переговоры между Наполеоном III и Францем-Иосифом в Зальцбурге (о союзе против Пруссии).

1870 июль 19. Начало франко-прусской войны.

«июль 19. Объявление Англией и Россией нейтралитета во франко-прусской войне.

«август 11. Заключение конвенции между Англией и Францией о неприкосновенности и независимости Бельгии.

" сентябрь 2. Капитуляция французской армии при Седане.

" сентябрь 19. Начало осады Парижа немецкими войсками.

" сентябрь 27. Капитуляция Страсбурга.

" октябрь 27. Капитуляция генерала Базэна в Меце.

1871 январь 28. Капитуляция Парижа.

«февраль 26. Подписание прелиминарного договора между Францией и Германией.

«май 10. Подписание во Франкфурте-на-Майне мирного договора между Францией и Германией.

ФРАНЦИЯ 1847–1870

Последние дни Июльской монархии

1847 декабрь 28. Открытие сессии палат. Падение курсов ренты.

1848 январь. Скандальные разоблачения министерской коррупции («дело Пти»).

«январь — февраль. Бурные прения в палатах при обсуждении проекта ответа на тронную речь короля.

январь 3. Трехтысячная демонстрация студентов с требованием свободы преподавания и разрешения курсов Мицкевича, Кине и Мишле.

«январь. Запрещение префектом полиции банкета сторонников избирательной реформы, назначенного на 19 января в XII округе Парижа.

«январь 18. Предупреждение министра внутренних дел Дюшателя о готовности правительства применить силу по отношению к оппозиционным сборищам и банкетам.

«январь 24. Комиссия по устройству банкета в XII округе сообщает о переносе несостоявшегося банкета на другое время и в другое место.

«февраль 12. Отклонение палатой депутатов большинством 222 голосов против 189 предложения об избирательной реформе и утверждение ответного адреса на тронную речь Луи-Филиппа.

«февраль. Военные приготовления правительства.

«февраль 17. Газета «Насьональ» сообщает, что несостоявшийся банкет переносится на 20 февраля в Елисейские поля.

«февраль 17. Совещание депутатов либеральной оппозиции.

«февраль 21. Опубликование манифеста комитета по устройству банкета.

февраль 21. Правительственное запрещение банкета и сборищ на улицах.

февраль 21. Совещание депутатов оппозиции у Одилона Барро; принято решение отказаться от банкета.

февраль 21. Собрание в редакции газеты «Реформа». Обращение к населению с призывом к спокойствию.

февраль 21. Политическое возбуждение в рабочих предместьях Парижа.

февраль 22. Массовое стечение рабочих к Елисейским полям. Демонстрация с пением «Марсельезы» в центре города. Первые столкновения с муниципальной гвардией на площади Согласия.

февраль 22. В палате депутатов под обвинительным актом против министерства Гизо подписывается только 53 депутата.

февраль 22. Случаи братания рабочих с войсками и национальной гвардией.

февраль 22. Рабочие, ремесленники и студенты берутся за оружие. Баррикады в ряде пунктов Парижа.

февраль 23. Прибытие войск из пригородов Парижа.

февраль 23. Вооруженные столкновения народа с войсками охватывают все предместья Парижа.

февраль 23. Антиправительственные демонстрации национальной гвардии под лозунгом отставки Гизо и проведения избирательной реформы.

февраль 23. Отставка министерства Гизо. Составление нового кабинета поручено графу Моле.

февраль 23. Расстрел войсками мирной демонстрации под красным флагом на бульваре Капуцинов. Народная процессия с трупами убитых проходит по всему Парижу.

февраль 23. Возобновление ожесточенной уличной борьбы. февраль 24. Составление министерства порученоТьеру и Одилону Барро. Назначение маршала Бюжо главнокомандующим войск и национальной гвардии Парижа.

февраль 24. Париж покрывается почти двумя тысячами баррикад.

февраль 24. Прокламация Тьера и Барро с обещанием избирательной реформы.

февраль 24. Прокламации с требованием низложения Луи-Филиппа и учреждения республики.

февраль 24. Захват Ратуши.

февраль 24. В редакции республиканской газеты «Насьональ» составляется список членов временного правительства.

февраль 24. Отставка Тьера. февраль 24. Штурм Тюильри.

февраль 24. Отречение Луи-Филиппа в пользу своего внука, графа Парижского. Бегство королевской семьи из Парижа.

февраль 24. Большинство палаты депутатов приветствует графа Парижского и его мать, герцогиню Орлеанскую.

февраль 24. Вооруженный народ заставляет палату депутатов отклонить регентство и образовать временное правительство под председательством Дюпона де л'Эр.

февраль 24. Включение в правительство представителей левореспубликанской группы «Реформа» — Ледрю-Роллена и Флокона, и двух социалистов — Луи Блана и рабочего Альбера.

февраль 24. Роспуск палаты депутатов и палаты пэров. Включение всех граждан в национальную гвардию.

Вторая республика

Февральский период

февраль 25. Массовые рабочие демонстрации. Провозглашение республики. Издание декрета о праве на труд. Установление красной розетки на древке государственного знамени.

февраль 25. Декрет о создании мобильной гвардии.

февраль 25. Декрет об освобождении всех политических заключенных.

февраль 26. Отмена смертной казни за политические преступления. Отмена дворянских званий.

февраль 26. Собрание революционных коммунистов в зале Прадо. Выступление Бланки. Создание Центрального республиканского общества (клуба Бланки).

февраль 27. Декрет об организации национальных мастерских.

февраль 28. Рабочая демонстрация с требованием министерства труда, организации труда, уничтожения эксплуатации человека человеком. февраль 28. Назначение правительственной комиссии для рабочих под председательством Луи Блана и Альбера.

март 1. Первое заседание правительственной комиссии для рабочих в Люксембургском дворце.

март 1. Письмо Флокона Марксу с предложением от имени временного правительства вернуться во Францию.

март 2. Декрет о сокращении рабочего дня на 1 час и запрещении посредничества подрядчиков.

март 4. Циркуляр министра иностранных дел Ламартина к дипломатическим представителям Франции за границей о задачах и целях внешней политики временного правительства.

март 5. Декрет, устанавливающий всеобщее и прямое избирательное право с тайной баллотировкой для всех французов мужского пола старше 21 года. Назначение выборов в Национальное собрание на 9 апреля.

Отставка министра финансов банкира Гудшо и замена его Гарнье-Пажесом.

март 5–6. Приезд Маркса в Париж. Его выступление на собрании немецких эмигрантов против подготовки похода республиканских добровольческих отрядов в Германию.

март 9. Декрет о сберегательных кассах (ограничение выдачи вкладов).

март 9. Демонстрация мелких предпринимателей и торговцев («бунт черных сюртуков») с требованием отсрочки платежей по вексельной задолженности.

март 10 (около). В Париже конституируется Центральный комитет Союза коммунистов, избирающий Маркса своим председателем.

март 12. Выступление Бланки в клубе с требованием отсрочки выборов.

март 15. Объявление принудительного курса билетов Французского банка. Объединение департаментских банков с Французским банком.

март 16. Демонстрация буржуазных батальонов национальной гвардии («медвежьи шапки») против демократического крыла временного правительства.

март 16. Декрет об увеличении четырех прямых налогов, падающих на крестьянство, на 45 процентов.

март 17. Контрдемонстрация парижских рабочих в защиту левого крыла временного правительства.

март 17. По требованию демонстрантов временное правительство отсрочивает выборы в Национальное собрание до 23 апреля.

1848 март 21. Приезд Энгельса в Париж.» Доставка в Париж из Лондона первых тысяч экземпляров «Манифеста коммунистической партии».»

март 24. Отъезд в Германию немецкого добровольческого отряда Гервега.

«апрель 1. Опубликование в Париже листовки Союза коммунистов

«Требования коммунистической партии в Германии».

" апрель 5. Выборы офицеров национальной гвардии.

апрель 5. Отъезд Маркса и Энгельса в Германию.» апрель 15. Декрет об отмене налога на соль с 1 января 1849 года.

" апрель 15. Свидание Бланки с Ламартином.

«апрель 16. Рабочая демонстрация на Марсовом поле и Ипподроме. Объединение буржуазии и мелкой буржуазии против «коммунистического заговора». Мобилизация национальной гвардии. Антирабочие демонстрации в Париже.

«Бланки уходит в подполье.

«Стягивание войск в Париж.

«апрель 18. Новая мобилизация национальной гвардии.

" апрель 19. Решение правительства об аресте Бланки.

" апрель 20. Праздник «Братства».

«апрель 23. Выборы в Национальное собрание. Победа буржуазных

республиканцев и поражение социалистов.

апрель 21–28. Подавление рабочего восстания в Руане.

Период учреждения республики

1848 май 4. Открытие Национального (Учредительного) собрания.

«май 10. Национальное собрание образует вместо временного правительства исполнительную комиссию.

«май 10. Национальное собрание отвергает предложение о создании министерства труда.

«май 10. Отсрочка обсуждения вопроса о помощи восставшим полякам до 15 мая.

«май 12. Декрет об ограничении права подачи петиций.

" май 12. Создание комиссии для подготовки доклада о национальных мастерских.

«май 15. Манифестация в пользу восстановления независимой Польши. Неудачная попытка разгона Национального собрания и образования революционного правительства. Арест Барбеса, Распайля, Альбера и других революционеров.

«май 15. Представление доклада комиссии о национальных мастерских.

«май 16. Роспуск Люксембургской комиссии.

«май 17. Генерал Э. Кавеньяк назначен военным министром.

«май 21. Праздник «Согласия».

«май 22. Закрытие клубов Бланки и Распайля.

«май 22. Национальное собрание подтверждает незыблемость 45-процентного увеличения налогов на недвижимую собственность.

«май 25. Стачка шляпочников в Париже.

«май 26. Арест Бланки.

«май 31. Прокуратура добивается лишения Луи Блана депутатской неприкосновенности. Собрание отклоняет (3 июня) ходатайство прокуратуры.

«июнь. Сопротивление крестьянства налоговой политике временного правительства.

июнь 4. Число рабочих, занятых в национальных мастерских, превышает 100 000.

июнь 4. Дополнительные выборы в Национальное собрание. Избрание в ряде департаментов Луи-Наполеона Бонапарта (аннулировано Собранием)..

июнь 4. Доклад комитета труда Национального собрания с предложением роспуска национальных мастерских.

июнь 7. Репрессивный закон о сборищах.

июнь 15. Банкир Гудшо требует в Собрании упразднения национальных мастерских.

Усиление парижского гарнизона.

июнь 22. Опубликование распоряжения правительства об исключении из национальных мастерских холостых рабочих в возрасте от 18 до 25 лет и зачислении их в армию и о предстоящей отправке остальных рабочих на земляные работы в провинцию.

июнь 22. Рабочие демонстрации протеста.

июнь 23–26. Рабочее восстание в Париже. Борьба пролетариата за власть. Разгром июньского восстания генералом Кавеньяком. Массовые расстрелы пленных инсургентов.

июнь 24. Отставка исполнительной комиссии и вручение диктаторской власти Кавеньяку.

июнь 26. Назначение следственной комиссии под председательством Одилона Барро для расследования событий 15 мая и июньских дней.

июнь 28. Кавеньяк — глава исполнительной власти. Создание им нового министерства из буржуазных республиканцев правого крыла. Массовые репрессии против июньских повстанцев.

июль 3. Роспуск национальных мастерских.

июль 13. Письмо Николая I генералу Кавеньяку с поздравлением

по поводу разгрома июньского восстания парижских рабочих.

июль 28. Декрет о клубах.

август 3. Доклад следственной комиссии по делу о выступлении 15 мая и июньском восстании.

август 22. Учредительное собрание отклоняет законопроект о «полюбовных сделках» между кредиторами и должниками.

август 25. Национальное собрание лишает Луи Блана и Коссидьера депутатской неприкосновенности. Бегство обоих за границу.

сентябрь 2. Собрание вторично подтверждает незыблемость 45-процентного дополнительного налога.

сентябрь 9. Закон о двенадцатичасовом рабочем дне (отмена закона 2 марта).

сентябрь 17. Дополнительные выборы. Избрание с одной стороны коммуниста Распайля, с другой стороны — Луи-Наполеона Бонапарта.

октябрь. Пополнение министерства двумя орлеанистами — Дюфо-ром и Вивьеном.

октябрь 6. Введение системы паспортов для рабочих.

октябрь 11. Отмена закона 1832 года о вечном изгнании семьи Бонапартов.

октябрь 12. Снятие осадного положения в Париже, введенного в июньские дни.

ноябрь 4. Принятие Национальным собранием конституции Второй республики.

ноябрь 12. Обнародование новой конституции.

декабрь 10. Выборы президента республики. Избрание президентом принца Луи-Наполеона Бонапарта, получившего 5,5 миллиона голосов из общего числа 7,5 миллиона.

1848 декабрь 13. Восстановление тюремного заключения за дотги.

«декабрь 18. Отклонение Национальным собранием предложений об амнистии июньским повстанцам.

«декабрь 21. Образование министерства Одилона Барро.

«декабрь 26. Назначение монархиста генерала Шангарнье командующим парижской национальной гвардией и войсками I (парижского) военного округа.

«декабрь 27–28. Восстановление налога на соль с уменьшением его до одной трети (с 1 января 1849 г.).

1849 январь 27. Отклонение в Собрании правительственного законопроекта о запрещении политических союзов.

«январь 27. Декларации о соглашении левых республиканцев и социалистов для совместной борьбы с реакцией.

«январь 28. Антиправительственные выступления мобильной гвардии в Париже.

% январь 29. Правительство провоцирует беспорядки в Париже. Роспуск мобильной гвардии. Арест 17 членов демократического общества «Республиканская солидарность».

«март 2. Образование социально-демократической коалиции — объединение социалистов и левых республиканцев.

«март 7 — апрель 3. Процесс в верховном суде в Бурже группы революционеров, участников выступления 15 мая. Бланки осужден на 10 лет одиночного заключения.

март 21. Запрещение политических клубов и обществ.

«март 30. Конференция представителей Австрии, Испании, Франции и Неаполя по вопросу о вооруженном вмешательстве в римские дела.

«апрель 5. Опубликование избирательной программы Комиссии демократической и социальной прессы.

«апрель 16. Учредительное собрание вотирует кредиты на итальянскую экспедицию.

«апрель 30. Поражение генерала Удино под Римом;

«май 2. Отклонение Национальным собранием нового предложения об амнистий июньским повстанцам.

«май 11. Ледрю-Роллен вносит предложение о предании суду президента и министров за нарушение конституции.

«Национальное собрание отклоняет предложение Ледрю-Роллена.

«май 13. Выборы в Законодательное собрание. Победа монархической «партии порядка» и поражение «трехцветных» республиканцев. Успехи «красных» республиканцев (новой Горы).

май 18. Уничтожение налога на напитки (с 1 января 1850 г.).

«май 26. Отклонение Национальным собранием нового предложения об амнистии июньским повстанцам.

«май 26. Закрытие Национального собрания.

Период конституционной республики

1849 май 28. Открытие Законодательного собрания

" июнь 2. Вероломное нападение генерала Удино на Рим.

" июнь 3. Приезд Маркса в Париж.

«июнь 11. Ледрю-Роллен возобновляет свое предложение о предании суду президента и министров.

" июнь 13. Демонстрация мелкобуржуазной Горы. Объявление Парижа на осадном положении. Поражение мелкобуржуазной демократии. Бегство Ледрю-Роллена за границу. 1849

июнь 14–15. Волнения в провинции — в Страсбурге, Тулузе, Перпиньяне, Реймсе, Дижоне, Бордо и в других городах.

" июнь 14–15. Попытка республиканского восстания крестьян в департаменте Аллье.

«июнь 15. Восстание в Лионе под лозунгом защиты конституции и республики.

ь июнь 15. Запрещение всех демократических газет. Привлечение к суду 34 депутатов.

«июнь 22. Запрещение выставления красного знамени и лозунга «Да здравствует демократическо-социальная республика».

" июль 3. Вступление Удино в Рим.

«июль 8. Дополнительные выборы в Законодательное собрание

" июль 19. Постановление о высылке Маркса в департамент Морбиган.» июль 27. Новый чрезвычайный закон о печати.

" август 12 — октябрь 10. Перерыв в работе Законодательного собрания.

«август 18. Письмо президента полковнику Эдгару Нею об условиях восстановления папской власти в Риме.

" август 24. Отъезд Маркса в Лондон.

«сентябрь. Образование в Париже бонапартистского «Общества 10 декабря».

«октябрь. Одилон Барро отказывается испросить у Законодательного собрания увеличение содержания президенту и отклоняет предложение президента о допущении во Францию Орлеанов и Бурбонов и об амнистии июньским повстанцам.

октябрь 10 — ноябрь 13. Судебный процесс 67 участников выступления 13 июня 1849 года.

" октябрь. Первый конгресс мира в Париже (при участии Виктора Гюго).

«ноябрь 1. Образование министерства генерала д'Опуля — «министерства приказчиков». Назначение банкира Фульда министром финансов.

«Назначение Карлье префектом парижской полиции.

«ноябрь 12. Циркуляр д'Опуля («жандармерия должна служить лучшим оплотом общества»).

«ноябрь 27. Подтверждение запрещения стачек.

«декабрь 20. Восстановление налога на вино. 1850 январь 11. Подчинение школьных учителей префектам.

«февраль 3. Демагогический закон об общественных банях.

«февраль 5. Префект полиции Карлье предписывает срубить «деревья свободы».

«февраль 12. Организация военного командования территориальными округами (подчинение гражданских властей военным).

«февраль 24. Карлье предписывает убрать цветы с Июльской колонны.

«февраль 26. Демагогический законопроект о Почетном ссудном банке.

«март 10. Дополнительные выборы. Победа кандидатов демократическо-социалистического комитета — Ипполита Карно. социалиста Видаля и участника июньского восстания Дефлотта.

«март 15. Закон Фаллу о передаче народного образования в руки духовенства.

«апрель 13. Демагогический закон об оздоровлении жилищ бедняков

" апрель 28. Избрание писателя Эжена Сю в Законодательное собрание.

" май 3. Создание комиссии из 17 членов («комиссия бургграфов» — Тьер, герцог Бройль, Берье и др.) для выработки проекта об изменении избирательного закона.

I860 май 31. Принятие нового избирательного закона (отмена всеобщего избирательного права).

«июнь 18. Демагогический закон о пенсиях для стариков.

«август 11. Раскол республиканцев и образование новой Горы, стоящей за революционную тактику.

«август — сентябрь. Поездка Луи-Наполеона Бонапарта по департаментам для агитации в пользу продления срока его власти.

«август 11 — ноябрь 11. Перерыв в заседаниях Законодательного собрания.

«август 18. Смерть Бальзака.

«август 26. Смерть экс-короля Луи-Филиппа.

«ноябрь 2. Приказ Шангарнье, запрещающий войскам политические демонстрации и возгласы приветствия.

«ноябрь. Назначение военным министром генерала Шрамма.

1851 январь 10. Отставка Шангарнье.

«январь 18. Вотум недоверия министерству.

«январь 24. Образование нового, внепарламентского министерства.

«февраль 8. Законодательное собрание отвергает предложение о дополнительных ассигнованиях президенту.

«апрель 11. Образование ^непарламентского министерства (Барош, Руэр, Фульд, Леон Фоше и др.).

«май 1. Образование бонапартистского Центрального комитета по пересмотру конституции.

«май — июнь. Многочисленные петиции в Законодательное собрание о пересмотре конституции и продлении полномочий президента.

«июнь 1. Речь Луи-Наполеона Бонапарта с нападками на Законодательное собрание.

июль 19. Законодательное собрание отвергает пересмотр конституции.

«август 10 — ноябрь 4. Перерыв в заседаниях Законодательного собрания.

«октябрь 26. Министерство Ториньи — Сент-Арно. Назначение бонапартиста Мопа префектом парижской полиции.

«октябрь 27. Образование однородно-бонапартистского министерства.

«ноябрь 4. Открытие сессии Законодательного собрания. Послание президента, в котором он высказывается за восстановление всеобщего избирательного права.

«ноябрь 9. Банкет офицеров парижского гарнизона в Елисейском дворце.

«ноябрь 13. Законодательное собрание отклоняет предложение о восстановлении всеобщего избирательного права.

«декабрь 2. Государственный переворот президента Луи-Наполеона Бонапарта. Роспуск Законодательного собрания. Восстановление всеобщего избирательного права. Аресты республиканцев и антибонапартистов. Введение осадного положения и разгром попыток вооруженного сопротивления в Париже и в департаментах. Падение парламентарного режима.

декабрь 2. Создание в Париже «Республиканского комитета сопротивления» при участии Виктора Гюго.

декабрь 3. Министерство герцога де Морни.

«декабрь 3. Убийство на баррикаде депутата Бодена.

«декабрь 3–4. Баррикадные бои в рабочих кварталах Парижа.

«декабрь 5. Разгром попыток сопротивления в Париже.

1851 декабрь 8 —1852 январь 9. Декреты о высылке за границу и в колонии «всех признанных вождей социализма».

1861 Массовый бонапартистский террор.

«декабрь 20 и 21. Плебисцит, санкционировавший новый режим.» декабрь (конец). Разгром республиканских восстаний в провинции.

Вторая империя

1862–1870

1862 январь 11. Роспуск национальной гвардии.

январь 14. Опубликование новой конституции.

«январь 22. Конфискация имущества Орлеанов. Ассигнование 100 миллионов в пользу обществ взаимопомощи, 10 миллионов на улучшение рабочих жилищ, 5 миллионов престарелым священникам и т. д.

«январь 30. Создание министерства полиции.

«февраль 3. Учреждение смешанных комиссий (в составе префекта, прокурора и командующего войсками департамента), облеченных неограниченными полномочиями.

«февраль 17. Декрет о полном подчинении печати государственной администрации.

«февраль 29. Выборы депутатов Законодательного корпуса.

> марш 10. Уничтожение университетской автономии и полное подчинение профессуры произволу властей.

«марш 14. Конверсия ренты.

«март 26. Декрет, подчинивший рабочие общества взаимопомощи руководству мэра и священника.

март 28. Снятие осадного положения.

«марш 29 — июнь 22. Первая сессия Законодательного корпуса.

«шуст 15. Объявление 16 августа — дня рождения Наполеона I — национальным праздником.

«ноябрь 7. Сенатус-консульт о восстановлении наследственной империи и присвоении Луи-Наполеону Бонапарту имени Наполеона III.

«ноябрь 21–22. Плебисцит, санкционировавший это решение сената.

«ноябрь. Основание банкирами И. и Э. Перейра Главного общества движимого кредита.

«декабрь 2. Провозглашение Луи-Наполеона Бонапарта императором французов под именем Наполеона III.

«декабрь 10. Преобразование Парижского поземельного банка во Французский поземельный банк.

«Образование тайных республиканских обществ «Народных консулов» и «Двухсот».

1853 Назначение барона Османа префектом Парижа.» Начало перестройки Парижа.» июнь 1. Закон о «советах прюдомов».

«июль 9. Предотвращение покушения на Наполеона III у Комической оперы.

«декабрь 27. Основание в Париже кассы для обслуживания булочного производства.

«Опубликование за границей памфлета В. Гюго «Наполеон Малый».» Выход в свет книги 0. Тьерри «Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия». ^

1864–1856 Крымская война.

«март 27. Объявление войны России.

«апрель 28. Покушение итальянца Пианори на Наполеона III.

" июнь 22. Закон о рабочих книжках.

1865 Всемирная выставка в Париже.

1855 июль. Предоставление монополии Газовой компании в Париже.

" август 26–27. Попытка восстания в Анжере, организованного членами тайного республиканского общества «Марианна».

1866 февраль 21. Открытие в Париже конгресса держав, участников Крымской войны, под председательством французского министра иностранных дел графа Валевского.

«март 30. Подписание Парижского мирного договора.» Дипломатическая миссия герцога де Морни в Россию.

" Выход в свет книги Токвиля «Старый порядок».

1857 Экономический кризис.

«июнь 9. Продление привилегий Французского банка до 1897 года.

" июнь 21. Выборы депутатов Законодательного корпуса. Избрание в Париже пяти республиканцев («пятерка»),» Смерть народного поэта-песенника Беранже.

1867–1858 Англо-французская война с Китаем.

1858 январь 14. Покушение Феличе Орсини на Наполеона III.

«январь. Назначение генерала Эспинаса министром внутренних дел.

Разделение Франции на пять военных округов.» февраль — март. Процесс и казнь Орсини.

«февраль 27. Принятие Законодательным корпусом закона об общественной безопасности.» Массовые аресты и высылки республиканцев.

«трель 27. Дополнительные выборы. Избрание республиканца

Жюля Фавра, защитника Орсини.» май 10. Дополнительные выборы. Избрание республиканца Эрнеста Пикара.

июнь 27. Договор Франции с Китаем в Тянцзине.

" декабрь 10. Подписание тайного договора с Пьемонтом.

" Слияние железнодорожных линий Париж — Лион и Лион — Средиземное море.

1859 февраль 3. Выход в свет инспирированной Наполеоном III брошюры «Император и Италия».

«апрель 29. Начало австро-итало-французской войны.

«июль 11. Свидание Наполеона III с Францем-Иосифом в Виллафранке.

Подписание перемирия.» август 17. Амнистия политическим заключенным и эмигрантам.

" октябрь. Подписание мирного договора в Цюрихе.» Окончание композитором Гуно оперы «Фауст».

1860 январь 5. Отставка Валевского и замена его на посту министра иностранных дел Тувенелем.

«январь 23. Подписание торгового договора с Англией.» март 24. Подписание в Турине договора об уступке Ниццы и Савойи Франции.

«Военная экспедиция в Сирию.

«октябрь 5. Захват и разгром французскими войсками Пекина.

" октябрь 24. Заключение неравноправного договора с Китаем.

" ноябрь 24. Декрет, предоставляющий Законодательному корпусу и Сенату право обсуждать ответный адрес на тронную речь императора.

" Первые захваты в Кохинхине.

1861 Опубликование «рабочих брошюр» бонапартистского происхождения.

«Лишение историка Ренана кафедры в Сорбонне.

«июль 17. Мексиканское правительство отсрочивает платежи по внешним займам.

«октябрь 31. Ультиматум Англии, Франции и Испании мексиканскому правительству.

1862–1867 Военная экспедиция в Мексику.

«февраль 2. Первое заседание рабочей комиссии в Париже по организации посылки делегации на всемирную выставку в Лондоне.

«март и июнь. Стачки типографских рабочих в Париже.

«июль — октябрь. Помещение всемирной выставки в Лондоне группами французских рабочих.

«август 5. Собрание в Лондоне группы английских рабочих совместно с группой французских рабочих, предложивших учредить постоянный комитет для обмена корреспонденцией.

1862–1870 Опубликование по распоряжению Наполеона III 34-томной «Переписки Наполеона I».

" Выход в свет романа В. Гюго «Отверженные».

1863 Выход в свет книги Ренана «Жизнь Иисуса».

«Акт пролетарской солидарности парижских рабочих — сбор средств

в фонд помощи рабочим-хлопчатобумажникам.» Отставка Тувенеля и замена его на посту министра иностранных дел Друэн де Люисом.

«май 31 — июнь 1. Выборы Законодательного корпуса. Крупный» успех республиканской оппозиции.

«июль 22. Международный рабочий митинг в защиту Польши в Сент-Джемо-Холле в Лондоне.

«июль 23. Совещание представителей английских и французских рабочих в Лондоне.

«ноябрь 10. Обращение английских рабочих к рабочим Франции.

" Дипломатическое поражение Наполеона III в польском вопросе.

" Основание прудонистом Белюзом банка «Кредит труду».

1864 февраль. «Манифест шестидесяти».

«март 20–21. Дополнительные выборы.

«май 25. Отмена закона Ле Шапелье о запрещении коалиций и стачек.» Судебные преследования стачечников.

«ноябрь. Основание газеты кооперативного движения «Ассоциация».» декабрь. Перевод на французский язык устава Международного товарищества рабочих.

1865 январь 19. Смерть Прудона.

«январь. Организация первой парижской секции Интернационала.

" март 7. Центральный совет Интернационала принимает предложенные Марксом резолюции, направленные против прудонистов.

" Оживление студенческого движения.

«Начало издания в Париже демократической газеты «Левый берег».

" сентябрь. Свидание Наполеона III с Бисмарком в Биаррице.

" Учреждение Генерального общества морского транспорта.

" Съезд сторонников административной децентрализации (республиканцев и орлеанистов) в Нанси.

1866 май 20. «Курье Франсэ» публикует интернационалистское обращение парижских студентов к немецким и итальянским студентам.

«июль 5. Французское правительство отвергает проект вооруженного посредничества в австро-прусской войне.

«июль 29. Опубликование обращения парижской секции Интернационала против австро-прусской войны.

«июль. Французский посол граф Бенедетти требует от Бисмарка уступки Майнца и части левого берега Рейна в пользу Франции.

«ноябрь 29. Образование под председательством фабриканта Девенка правительственной комиссии для поощрения занятий рабочих.

«декабрь. Французские войска выведены из Рима.

1867 Экономический и финансовый кризис.

1868 январь — май. Неудачная попытка дипломатическим путем добиться присоединения Люксембурга к Франции.

«январь 19. Декретом императора депутатам Законодательного корпуса

предоставлено право интерпелляций.» февраль. Стачка бронзовщиков в Париже.

«марш 12. Сенату предоставлено право рассматривать все декреты не только со стороны соответствия их конституции, но и по существу.

" март 16. Рабочие волнения в Рубэ.» Всемирная выставка в Париже.

«июль 26. Прусское правительство отклоняет французское вмешательство в вопросе о границах Шлезвига.

«июль 30. В ПариЛе получена телеграмма о расстреле в Мексике императора Максимилиана.

«октябрь 25. Обратное отплытие французских войск из Тулона в Рим.

«ноябрь 3. Сражение французских войск с гарибальдийцами при Ментане. Победа французов.

«ноябрь 4. В Париже на могиле Манина состоялась демонстрация членов Интернационала и левых республиканцев против вмешательства в итальянские дела.

«декабрь 30. Возбуждение судебного преследования против бюро парижской организации Интернационала.

«За 1867 год осуждено 159 руководителей стачек.

1868 март 8. Образование нового бюро парижской секции Интернационала (в составе Варлена, Бурдона, Мало на и др.).

«март 8—20. Судебный процесс членов бюро парижской организации Интернационала.

«март 30. Декрет об уравнении в правах синдикальных камер рабочих с предпринимательскими объединениями.

«апрель 5. Воззвание бюро парижской секции Интернационала о помощи жейевским стачечникам.

«май 11. Новый закон о печати.

«май 22. Второй процесс бюро парижской организации Интернационала. Яркая обличительная речь Варлена на процессе.

«май 30. Выход в свет первого номера оппозиционного журнала «Фонарь» под редакцией Рошфора.

«июнь 6. Закон о допущении публичных собраний в закрытых помещениях и в присутствии полицейского комиссара.

«ноябрь. Судебный процесс над Делеклюзом и другими участниками манифестации у могилы Бодена. Яркая речь Гамбетты, защитника Делеклюза.

«Выход в свет памфлетов Вермореля «Люди 1848 года» и «Люди 1851 года».

«Выход в свет книги бланкиста Тридона «Жиронда и жирондисты».

" Крах прудонистского банка «Кредит труду».

1869 апрель. Предвыборное обращение Толена и других прудонистов с призывом поддержать республиканцев.

«Бельвилльская программа Гамбетты.

«май 24. Выборы депутатов Законодательного корпуса. Значительный

успех оппозиции. Избрание Гамбетты.

" май 24. Крупные уличные беспорядки в Париже.

" июнь 16. Расстрел войсками рабочей демонстрации в Рцкамари.

" июль 12. Расширение прав Законодательного корпуса.

" июль 14. Отсрочка заседаний Законодательного корпуса. Изменения

в составе министерства.» июль — ноябрь. Стачка рабочих-сыромятников.

1869 сентябрь. Стачка корзинщиков и сундучников в Марселе.» сентябрь. Стачка ткачей Эльбефа.

«октябрь. Стачка угольщиков в Рив-де-Жье.

" октябрь 6. Расстрел войсками стачечников в Обене.

" ноябрь. Дополнительные выборы в Законодательный корпус. Избрание Рошфора.

«ноябрь. Создание парижской Федерации синдикальных камер.

" Выход в свет газеты «Марсельеза» под редакцией Рошфора.

1870 январь 2. Либеральное министерство Эмиля Оливье.

«январь 10. Убийство республиканского журналиста В. Нуара принцем Пьером Бонапартом..

«январь 11. Выход траурного номера газеты «Марсельеза».

«январь 12. Двухсоттысячная демонстрация на похоронах В. Нуара.

«январь 18. Лишение Рошфора депутатской неприкосновенности и выдача его суду.

«январь 19–25. Стачка на предприятиях президента Законодательного корпуса Шнейдера в Крезо.

«февраль 7. Попытка бланкистского восстания в Париже.

«март 13. Первая общефранцузская конференция секций и групп Интернационала в Лионе.

«март 23 —май 1. Новая стачка на предприятиях Шнейдера в Крезо.

", апрель 19. Образование федерации парижских секций и групп Интернационала.

«апрель 20. Сенатус-консульт о предстоящих изменениях режима.

«май 8. Плебисцит по вопросу о режиме Второй, империи.

«май 21. Сенатский указ о новой конституции.

«июнь 22 — июль 5. Третий судебный процесс над руководством парижских организаций Интернационала.

«июль 12. Манифест парижских интернационалистов «К рабочим всех стран».

июль 19. Законодательный корпус вотирует добавочные кредиты. Французское правительство объявляет войну Пруссии.

июль 23. Первое воззвание Генерального совета Интернационала о франко-прусской войне.

«август 4. Поражение французской армии при Вейсенбурге.

август 6. Двойное поражение французской армии при Фрешвилере и Форбахе.

«август 14. Попытка бланкистского восстания в Париже.

«сентябрь 2. Седанская битва. Капитуляция Наполеона III и армии маршала Мак-Магона.

" сентябрь 4. Революция в Париже.

БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ИТАЛИИ 1848–1849

1848 январь 1–3. Вооруженные столкновения между итальянским населением и австрийскими войсками в Милане.

«январь 12–27. Народное восстание в Палермо.

«январь 27–29. Революция охватывает все Неаполитанское королевство.

«январь 29. Обещание короля Фердинанда II дать конституцию. Образование нового министерства в Неаполе..

" февраль — март. Революционные волнения в Риме.

1848 февраль 10. Опубликование конституции королевства Обеих Сицилии,

" февраль. Волнения в Ливорно. Опубликование конституции Тосканы. Основание республиканско-демократической газеты «Альба» под редакцией Алинари, установившего связь с Марксом и Энгельсом.

«март 4. Опубликование конституции Сардинии.

«март 14. Опубликование Основного статута Римского государства.

«март 18–22. Революция в Милане. Победа народного восстания. Отступление австрийских войск.

«март 18–22. Революция в Венеции, Захват арсенала и изгнание австрийского гарнизона.

«март 21–22. Образование в Милане временного правительства Ломбардии. Опубликование обращения «К итальянскому народу» с призывом к войне против Австрии. Начало войны Ломбардии и Венеции с Австрией.

«март 23. Начало организации добровольческих отрядов в Турине.

«март 23. Провозглашение «Республики св. Марка» в Венеции. Образование временного республиканского правительства во главе с Даниэлем Манином.

«март 25. Объявление Сардинским королевством войны Австрии.

" апрель 9. Образование временного правительства Модены и Реджио.

" апрель 11. Образование временного правительства Пармы.

" апрель 13. Провозглашение независимости Сицилии. Низложение Фердинанда II.

«апрель 29. Энциклика папы Пия IX против национальной войны Италии с Австрией.

" апрель 30. Победа сардинских войск при Пастренго

" апрель 30 — май 3. Восстание в Риме. Образование светского министерства Мамиани.

«май (начало). Присоединение Пьяченцы, Пармы, Модены и Реджио к Сардинии.

«май 6. Открытие сардинского парламента.

«май 15–16. Восстание в Неаполе под руководством либералов и республиканцев. Жестокое подавление восстания королевскими войсками в союзе с лаццарони. Роспуск палаты и национальной гвардии,

«май 22. Отозвание в Неаполь армии и флота, посланных на борьбу с Австрией.

«май 29. Решение миланского правительства о слиянии Ломбардии с Сардинией.

«май 30. Победа сардинских войск над австрийскими при Гонте.

«июнь 3. Открытие учредительного собрания в Риме.

«июнь 10. Подписание Карлом-Альбертом акта об объединении Сардинии и Ломбардии.

«июль 1. Открытие нового парламента в Неаполе.

«июль 3–4: Открытие учредительного собрания в Венеции. Принятие решения о присоединении Венеции к Сардинскому королевству.

«август 6. Занятие Милана австрийскими, войсками.

«август 9. Заключение сардинским королем перемирия с Австрией.

«август 13. Восстановление Венецианской республики. Образование правительства во главе с Манином.

" август 23–30. Восстание в Тоскане под руководством Гверацци и

Монтцнёлли.

«сентябрь 7–8. Бомбардировка и взятие города Мессины (Сицилия) войсками неаполитанского короля («короля-бомбы»).

1848 сентябрь 16. Заключение перемирия между неаполитанским королем и Сицилией.

«ноябрь 15–16. Убийство в Риме папского министра графа Росси. Народное восстание в Риме.

" ноябрь 24. Бегство папы Пия IX из Рима в ГаэФу.» декабрь. Прибытие в Рим Гарибальди и Маццини.

1849 январь 10. Постановление парламента Тосканы о созыве в Риме общеитальянского учредительного собрания.

«январь 31. Бегство великого герцога Тосканы Леопольда II в Гаэту.

«февраль 5, 9, 13. Открытие учредительного собрания в Риме. Провозглашение Римской республики. Образование триумвирата в составе Маццини, Армелини и Саффи.

«февраль 18–19. Провозглашение Тосканской республики. Образование триумвирата в составе Гверацци, Монтанелли и Маццони.

«март 20. Возобновление войны Сардинии с Австрией.

«март 23. Поражение сардинских войск в битве при Новаре. Отречение сардинского короля Карла-Альберта от престола в пользу сына, Виктора-Эммануила II.

«март 23 — апрель 2. Народное восстание в Бресчии, жестоко подавленное австрийскими войсками.

«март 23 — апрель 11. Республиканское восстание в Генуе.

«март 26. Подписание королем Виктором-Эммануилом перемирия с Австрией.

«апрель 4. Издание в Риме декрета республиканского правительства

о разделе церковных в монастырских земель на арендные участки.

" апрель 4 — май 15. Покорение Сицилии Фердинандом И. Падение

Палермо после месячной героической обороны. Полное торжество

реакции в королевстве Обеих Сицилии.

" апрель 6. Восстановление австрийскими войсками герцога Карла III в Парме.

«апрель 11–12. Монархический переворот в Тоскане. Восстановление правительства Леопольда П.

«апрель 26 и 30. Занятие Чивитавеккни французскими войсками под начальством генерала Удино. Победа римских волонтеров под начальством Гарибальди над французскими интервентами.

«май. Высадка испанских интервенционистских войск в Террачине и поход их на Рим.

«май 8. Захват Болоньи австрийскими войсками и их продвижение к Риму.

«май 15–22. Занятие австрийскими войсками Флоренции и Ливорно. Возвращение Леопрльда II в Тоскану. Приостановление действия конституции. Аресты вождей демократической партии.

«май 19. Разгром неаполитанской интервенционистской армии волонтерами Гарибальди у Веллетри.

«июнь 3 — июль 2. Осада и бомбардировка Рима французскими войсками. Героическая оборона города под руководством Гарибальди.

«июль 3. Вступление французских войск в Рим.

«июль 4. Роспуск учредительного собрания.

«июль 14. Восстановление светской власти папы.

«август 6. Подписание в Милане мирного договора между Австрией и Сардинией.

«август 25. Вступление австрийских войск в Венецию (после почти годовой осады города) и разгром «Республики св. Марка».

ВОССОЕДИНЕНИЕ ИТАЛИИ 1850–1870

Реакция

1860 апрель 12. Возвращение папы Пия IX в Рим.

" май 18. Попытка восстания в Палермо.

«сентябрь 21. Приостановление действия конституции, роспуск палаты депутатов и отмена свободы печати в великом герцогстве Тосканском.

1861 сентябрь. Раскол маццинистского «Итальянского комитета» в Лондоне.» октябрь 24. Роспуск и разоружение национальной гвардии в Тоскане.

1852 февраль — март. Волнения в Сардинии. Введение осадного положения.

1852 ноябрь 4 —1859 июль 13. Либеральное министерство графа Кавура в Сардинии.

«ноябрь (конец). Процесс в Мантуе группы итальянских революционеров, участников заговора против австрийского гнета.

" декабрь 7. Казнь пяти итальянских революционеров.

1853 январь и декабрь. Установление телеграфной связи между Турином и Генуей, Турином и Миланом.

«февраль 6. Неудачная попытка восстания маццинистов в Милане.

" Открытие железной дороги между Турином и Савильяно, Турином и Генуей.

«октябрь 18. Неудачная попытка восстания в Турине.

" Заключение Сардинией торговых договоров с Англией и Францией.

" Первая постановка опер Верди «Трубадур» и «Травиата».

1854. март 27. Убийство герцога Пармы Карла III.

1855 январь 26. Заключение Сардинией соглашения с Англией и Францией об объявлении войны России.

«март 2. Принятие закона о закрытии нищенствующих духовных орденов в Сардинии.

" апрель. Отправка Сардинией 15-тысячного войска в Крым против России.

1856 март 27. Записка Кавура Парижскому конгрессу об итальянских делах.

«ноябрь. Покушение солдата Милано на короля Фердинанда II в Неаполе.

«ноябрь. Неудачная попытка революционного восстания в Термини (Сицилия) под руководством Бентивенья.

1857 март. Разрыв дипломатических отношений между Сардинией и Австрией после антиавстрийской демонстрации в Турине (в день приезда императора Франца-Иосифа в Милан).

«июнь 30. Разгром отряда революционеров во главе с Карло Пизакане в столкновении с неаполитанскими войсками при Падуле.

" сентябрь 22. Смерть в Париже Даниэля Манина.

1858 июль 20–21. Тайное свидание в Пломбьере между Кавуром и Наполеоном III.

1859 февраль 9. Вотирование сардинским парламентом займа на военные нужды.

«апрель 23. Вручение сардинскому правительству ультиматума Австрии.

Война 1859 года и революционное движение в Италии в 1859–1860 годах

1859 апрель 27. Восстание во Флоренции. Изгнание тосканского великого герцога-Леопольда. Образование временного правительства.

1859 апрель 29. Переход австрийских войск через Тичиио и французских — через Альпы. Начало войны.

«май 3 и июнь 15. Восстания в Парме и Модене. Бегство герцогов Пармского и Моденского и образование временных правительств.

«май 20 и 30–31, июнь 4 и 8. Поражение австрийских войск при Монтебелло, Палестро, Мадженте и Меленьяно.

«май 22. Смерть короля Фердинанда И. Вступление на престол Франциска II.

«май. Победоносней поход волонтеров Гарибальди в Ломбардию.

«июнь 8. Въезд Наполеона III и Виктора-Эммануила II в Милан.

«июнь 13–15. Восстания в папских владениях (Романье, Марке и Умбрии). Образование временного правительства в Болонье.

«июнь 24. Разгром австрийской армии при Сольферино.

«июль 8. Заключение перемирия в Виллафранке.

«июль П. Подписание прелиминарного мирного договора между Францией и Австрией.

«июль 13. Отставка Кавура.

«август 11 и 16. Открытие учредительных собраний во Флоренции и Модене.

«август 20 — сентябрь, Основание лиги Тосканы, Модены и Болоньи. Образование лигой армии под начальством Гарибальди.

«август 20 и 21 и сентябрь 7 и 12. Постановления учредительных собраний Тосканы, Модены, Романьи и Пармы о присоединении этих областей к Сардинскому королевству.

«октябрь. Обращение Гарибальди к народу с призывом к революционной войне за национальное освобождение и воссоединение Италии.

«ноябрь 10. Подписание Сардинией мирного договора с Австрией в Цюрихе. Присоединение Ломбардии к Сардинии.

«декабрь 7. Опубликование новой конституции Сардинии.

«декабрь 24. Объединение Модены, Романьи и Пармы в одну провинцию под названием Эмилия.

1860 январь 20 —1861 июнь 6. Новое министерство Кавура.

«март 13–16, 18–20. Проведение плебисцита в Тоскане и Эмилии о присоединении к Сардинии. Одобрение этого решения Виктором-Эммануилом.

«март 24. Подписание Сардинией соглашения о присоединении к Франции Ниццы и Савойи.

«апрель 3 — май 2. Восстание против неаполитанского короля в Сицилии.

«май 5–6. Отплытие из Генуи в Сицилию отряда революционных добровольцев под начальством Гарибальди («тысяча»).

«май. Присоединение к отряду Гарибальди нескольких тысяч добровольцев — сицилийских крестьян и ремесленников.

«май 15. Победа Гарибальди над неаполитанскими войсками при Калатафими.

«май 27. Вступление Гарибальди в Палермо.

«май 30. Окончательное освобождение Палермо от неаполитанских войск.

«июль 27. Отклонение Гарибальди официального предложения Виктора-Эммануила о прекращении дальнейшей борьбы.

«июль (конец). Победа гарибальдийцев при Милаццо.

«август 18. Поход Гарибальди в Неаполь.

«сентябрь 5. Бегство Франциска II из Неаполя в Гаэту.

«сентябрь 6. Вступление Гарибальди в Неаполь.

«сентябрь 8. Провозглашение Гарибальди диктатором Неаполя и Сицилии.

1860 сентябрь 8; Начало революционных волнений в Папской области.

«сентябрь 18 и 29. Поражение папских войск в сражении с сардинскими войсками при Кастельфидардо. Капитуляция папских войск в Анконе.

«октябрь 1–2. Сражение при Волтурно. Победа Гарибальди над поисками короля Франциска П.

«октябрь 15. Вступление сардинских войск в Неаполь.

«октябрь 21. Плебисцит в королевстве Обеих Сицилии о присоединении к Сардинии.

«ноябрь 6. Торжественный въезд короля Виктора-Эммануила в Неаполь.

«ноябрь 7. Гарибальди слагает с себя звание диктатора и уезжает на остров Капреру.

«ноябрь 16. Декрет о роспуске добровольческих отрядов Гарибальди.

Итальянское королевство. Завершение воссоединения 1861-1870

1861 Опубликование в русской печати «Записок гарибальдийца» Л. И. Мечникова (участника похода «тысячи» в Сицилию и Неаполь).

«февраль 13. Капитуляция крепости Гаэты. Бегство Франциска II в Рим.

«февраль 18. Открытие в Турине первого итальянского парламента.

" март 17. Провозглашение Виктора-Эммануила королем Италии.

" март 31. Признание Итальянского королевства Англией.

" июнь 6. Смерть Кавура.

«июнь 24. Признание Итальянского королевства Францией.

1862 март 1. Признание Итальянского королевства Пруссией.

«июль 3. Признание Итальянского королевства Россией.

«июль 19 — август 19. Поход Гарибальди в Сицилию с лозунгом «Рим или смерть». Занятие им Катании и образование временного правительства.

«август 3. Прокламация короля Виктора-Эммануила II против Гарибальди.

" август 21. Объявление Сицилии на осадном положении.

«август 25. Высадка отряда Гарибальди в Мелито (Калабрия).

«август 29. В перестрелке с королевскими войсками при Аспромонте Гарибальди ранен и взят в плен.

«сентябрь 28. Опубликование воззвания Гарибальди к английскому народу с призывом помочь делу итальянской свободы.

«сентябрь. Опубликование манифеста Маццини к итальянскому народу.

«октябрь 5. Амнистирование Гарибальди и его сторонников.

" Образование в Милане, Генуе и других городах рабочих обществ взаимопомощи.

1863 январь 17 и август 6. Подписание Италией торговых договоров с Францией и Англией.

«июль. Принятие закона о подоходном налоге.

«октябрь. Создание единой «итальянской армии» (в 250 000 человек).

1864 апрель. Пребывание Гарибальди в Англии. Его встреча с Маццини на квартире у Герцена.

«сентябрь 15. Подписание франко-итальянского соглашения по римскому вопросу (эвакуация Рима французскими войсками к 1867 году).

1864 октябрь 10. Выступление Гарибальди против франко-итальянского соглашения.

«ноябрь 4. Открытие железной дороги между Турином и Флоренцией.

" декабрь 8. Опубликование энциклики и силлабуса папы Пия IX.

1865 март. Перенесение столицы Итальянского королевства из Турина во Флоренцию.

«июнь 12. Раскрытие бурбонского заговора в Салерно (на юге Италии).

" ноябрь 7. Основание Итальянского банка.

1865–1866 Основание секций I Интернационала в Милане, Генуе, Флоренции, Неаполе и Болонье.

1866 апрель 8. Заключение военного союза Италии с Пруссией против Австрии.

«июнь 20. Объявление войны Австрии.» июнь 24. Поражение итальянцев в сражении при Кустоцце.

" июль 7. Принятие закона о конфискации собственности монастырей.

" июль 20. Разгром итальянского флота близ Лиссы.» июль — август. Занятие южного Тироля Гарибальди.

" август 10. Подписание перемирия с Австрией.

" август (конец). Роспуск отрядов волонтеров. Отъезд Гарибальди на Капреру.

октябрь 3. Подписание в Вене мирного договора Италии с Австрией. Присоединение Венеции к Италии.

октябрь 21. Проведение плебисцита в Венеции о присоединении к Италии.

«декабрь. Уход французских войск из Рима.

1867 лето. Агитационная поездка Гарибальди по Италии.

«сентябрь 24. Арест Гарибальди полицией и отправка его на Капреру.

«октябрь. Вторжение гарибальдийских отрядов в папские владения.

«октябрь 14, 22. Бегство Гарибальди с Капреры. Подготовка им второго похода на Рим.

«октябрь 25. Декларация французского правительства против похода Гарибальди.

«октябрь 27. Декларация итальянского правительства против похода Гарибальди.

октябрь 28–30. Высадка французских войск в Чивитавеккии и вступление их в Рим.

Разгром революционного комитета в Риме.

«ноябрь 3. Сражение при Ментане. Поражение гарибальдийцев в столкновении с французскими войсками.

1868 апрель 1. Принятие закона о восстановлении налога на помол.

«ноябрь 24. Удаление Гарибальди из палаты депутатов.

1868–1869 Стачки в Генуе и Милане.

1869 декабрь 8 —1870 июль. Заседания Ватиканского собора в Риме. Принятие догмата о непогрешимости папы.

1870 март (конец). Подавление республиканских восстаний в Павии и некоторых других городах.

июль 18. Провозглашение нейтралитета Италии во франко-прусской войне.

«август 14. Арест Маццини в Палермо.

«сентябрь 12–20. Занятие итальянскими войсками Папской области. Вступление их в Рим.

" октябрь 2. Проведение плебисцита в бывших папских владениях по вопросу о присоединении к Италии.

" декабрь 2. Провозглашение Рима столицей Итальянского королевства.

БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ГЕРМАНИИ

1. Буржуазно-демократическая революция 1848–1849

1848 Экономический кризис и голод.

февраль 27. Массовое народное собрание в Мангейме принимает петицию к баденскому правительству.

марш. Крестьянские восстания в Вюртемберге, Бадене, Нассау, Саксонии, СилезинГ и в некоторых других частях Германии.

март 1. Народные волнения в Карлсруэ. Образование либерального министерства в Бадене.

март 1–4. Восстание в Нассау. Поход вооруженных крестьян в Висбаден. Образование либерального министерства в Нассау. Отмена феодальных повинностей.

март 2. Представление петиции майнцских демократов дармштадтской палате. Образование либерального министерства в Гессен-Дармштадте.

март 2. Народные волнения в Штутгарте.

март 2–6. Народные волнения в Лейпциге и Дрездене.

март 2–6. Народные волнения и баррикадные бои в Мюнхене.

март 3–4. Вооруженное выступление рабочих в Кёльне.

март 4. Волнения во Франкфурте-на-Майне.

март 5—11. Волнения в Касселе. Образование нового либерального

министерства.

март S—11. Съезд представителей либеральной партии в Гейдельберге принимает постановление о созыве «предпарламента».

март 6. Образование либерального министерства в Вюртемберге.

март 6–9. Народные волнения в Ганновере. Образование нового либерального министерства.

март 7. Многолюдное народное собрание в Берлине. Выработка адреса с «народными требованиями».

март 13. Образование либерального министерства в Саксонии.

март 13–17. Народные волнения в Берлине. Расстрел войсками

народных демонстраций.

март 16–18. Уличные бои в Берлине.

март 18–19. Победа народного восстания в Берлине.

март 19. Народное собрание в Оффенбурге (в Бадене).

март 20. Переходное министерство графа Арнима в Пруссии.

март 20–21. Отречение от престола баварского короля Людвига I

в пользу своего сына Максимилиана II. Создание нового, либерального министерства.

март 22. Торжественные похороны жертв мартовской революции в Берлине.

март 23–24. Восстание в Киле. Образование временного правительства Шлезвига во главе с принцем Нёра.

март 26. Требование рабочим собранием в Берлине всеобщего избирательного права и министерства труда.

март 29. Образование либерально-буржуазного министерства Кампгаузена — Ганземана в Пруссии.

март 30–31. Возвращение войск в Берлин.

март 31 — апрель 3. Заседания предпарламента во Франкфурте-на Майне под председательством юриста Миттермайера. Обсуждение вопроса о воссоединении Германии.

1848 апрель 2. Открытие Соединенного ландтага в Пруссии. Принятие избирательного закона.

апрель 10. Учреждение в Берлине Народного избирательного комитета.

" апрель 10. Закон о выкупе крестьянских поземельных повинностей в Бадене.

«апрель 13. Основание Кёльнского рабочего союза.

«апрель 14. Закон о выкупе крестьянских повинностей в Вюртемберге.

«апрель 19. Основание в Берлине Центрального комитета рабочих под руководством Стефана Борна.

«апрель 20. Демонстрация в Берлине против законопроекта о двухстепенных выборах.

«апрель 22 — май 5. Восстание поляков в Познани.

«апрель 24. Подавление восстания баденских республиканцев во главе с Геккером и Струве.

«апрель 27. Разгром парижского эмигрантского легиона Гервега в сражении с вюртембергскими войсками при Доссенбахе.

«май 1. Занятие Мангейма баварскими войсками. Разоружение демократов Мангейма и Фрейбурга.

«май 18. Открытие во Франкфурте-на-Майне германского национального собрания.

«май 22. Открытие в Берлине Прусского национального собрания.

«май 27. Провозглашение Германского национального собрания во, Франкфурте-на-Майне Учредительным собранием.

«май 29. Демонстрация рабочих в Берлине.

«июнь 4. Закон о выкупе крестьянских повинностей в Баварии.

«июнь 11–14. Всенемецкий съезд рабочих печатного дела в Майнце.

«июнь 14–15. Штурм арсенала в Берлине рабочими и студентами.

«июнь 14–17. Съезд представителей демократических союзов во Франкфурте-на-Майне.

«июнь 18–19. Съезд ремесленных союзов в Берлине.

«июнь 20. Отставка министерства Кампгаузена — Ганземана. Образование министерства Ауэрсвальда.

«июнь 28. Принятие Франкфуртским национальным собранием закона об образовании временного центрального правительства во главе с «блюстителем империи».

«июнь 29. Избрание Франфкуртским национальным собранием австрийского эрцгерцога Иоанна «блюстителем империи».

«июль. Основание Вейтлингом в Берлине газеты «Первичный избиратель».

«июль 12. Роспуск союзного сейма. Возведение эрцгерцога Иоанна в звание «блюстителя империи».

«июль 15. Всенемецкий конгресс ремесленников во Франкфурте-на-Майне.

«июль 19. Закон о выкупе крестьянских повинностей в Ганновере.

" июль 31. Провокационное выступление правительственных войск в Швейднице.

«август 6. Закон о превращении наследственной аренды в свободную крестьянскую собственность в Гессен-Дармштадте.

" август 18–19. Собрание прусского ферейна для защиты интересов крупных землевладельцев.

" август 23—сентябрь 2. Конгресс в Берлине представителей 35 рабочих обществ под председательством профессора Неес фон Эзенбека и Стефана Борна.

1848 Образование общегерманской организации «Братства рабочих».

«август 26. Закон о выкупе крестьянских повинностей в Гессен-Касселе.

«сентябрь 16. Утверждение Германским национальным собранием договора о перемирии между Пруссией и Данией.

«сентябрь 18–19. Подавление прусскими и австрийскими войсками восстания во Франкфурте-на-Майне.

«сентябрь 20. Закрытие Франкфуртского конгресса ремесленников. Избрание комиссии для выработки «социальной конституции» и «всеобщего германского промыслового устава».

«Основание «Всеобщей немецкой рабочей газеты».

«сентябрь 21. Провозглашение временного правительства Германской республики в Лёррахе (Баден) под руководством Густава Струве и Карла Блинда.

«Постановление об отмене всех феодальных повинностей и выкупных платежей, о введении прогрессивного подоходного налога, о конфискации всех земель церкви и реакционеров.

«сентябрь 22. Отставка «министерства действия» Ауэрсвальда — Ганзе-мана в Пруссии. Образование реакционного министерства генерала Пфуля.

«сентябрь 24. Разгром баденских республиканцев в сражении при Штауфене.

«сентябрь 25. Народное собрание и схватки с войсками в Кёльне. Объявление Кёльна на осадном положении.

«октябрь 1. Присоединение крохотного княжества Рейс-Лобенштейн-Эберсдорф к княжеству Рейс-Шлейц в результате отказа от власти князя Генриха XXII.

«октябрь 3. Выход в Лейпциге первого номера рабочей газеты «Братство».

«октябрь (конец). Второй демократический конгресс в Берлипе.

«ноябрь 1–2. Замена министерства Пфуля министерством графа Бранденбурга.

«ноябрь 9. Расстрел в Вене депутата Роберта Блюма.

«ноябрь 9. Указ о перенесении заседаний прусского собрания из Берлина в Бранденбург.

«ноябрь 10. Вступление в Берлин правительственных войск под начальством генерала Врангеля.

«ноябрь 11–12. Государственный переворот в Пруссии. Введение осадного положения в Берлине.

«ноябрь 23. Закон о выкупе крестьянских повинностей в Саксонии.

«декабрь 5. Роспуск прусского собрания. Опубликование октроированной конституции.

«декабрь 20. Издание временных правил о регулировании отмены феодальных повинностей в Силезии.

" декабрь 27. Рабочий конгресс в Лейпциге.

«декабрь 28. Опубликование «Основных прав германского народа», принятых Франкфуртским национальным собранием.

1849 январь 28. Рабочий конгресс в Гейдельберге.

«февраль 10 и 11. Рабочие конгрессы в Гамбурге и Альтенбурге.» март 4. Рабочий конгресс в Гёттингене.

«март 28. Принятие Франкфуртским национальным собранием имперской конституции. Избрание прусского короля Фридриха-Вильгельма IV германским императором.

>> апрель 2. Рабочий конгресс в Нюрнберге.

«апрель 3. Возобновление войны с Данией.

«апрель 5. Отзыв представителей Австрии из Франкфуртского национального собрания.

1849 апрель 11. Постановление Франкфуртского национального собрания об осуществлении имперской конституции.

" апрель 12. Принятие Франкфуртским национальным собранием избирательного закона.

«апрель 14. Принятие имперской конституции 29 немецкими государствами.

«апрель 21. Отклонение имперской конституции Пруссией.

«апрель 25. Принятие имперской конституции Вюртембергом.

«апрель 25–27. Роспуск палаты представителей в Ганновере и Пруссии

п обеих палат в Саксонии.» май 3. Восстания в Дрездене и Лейпциге. Бегство саксонского короля.

Образование временного правительства.» май 7. Кровавые бои в Бреславле.

«май 9. Подавление восстания в Саксонии с помощью прусских войск.

«май 9 — июнь 23. Вооруженпые восстания в Эльберфельде, Дюссельдорфе, прирейнском Пфальце, Бадене, Гессен-Дархмштадте, Нассау и Вюртемберге. Подавление восстания с помощью прусских войск.

«май 11 — июль 23. Революционное восстание гарнизона крепости Раштадт (Баден\

«май 13. Народное собрание в Оффенбурге.

«май 20. Выход представителей правых группировок из Франкфуртского национального собрания.

«май 26. Заключение союза (на один год) между Пруссией, Саксонией и Ганновером («союз трех королей»).

«Присоединение к Прусской унии 27 других германских государств.

«май 30. Издание нового трехклассного избирательного закона в Пруссии.

«июнь 4, 8, 13, 17. Законы об уничтожении судебной и полицейской власти помещиков и о выкупе других помещичьих прав в Вюртемберге.

«июнь 6. Возобновление заседаний германского национального собрания в Штутгарте. Установление регентства из 5 членов.

«июнь 10. Открытиз баденского революционного учредительного собрания в Карлсруэ. Провозглашение республики.

«июнь 18. Разгон «охвостья» германского национального собрания вюр-тембергскими войсками.

«июнь 28. Заседание в Готе 130 депутатов Франкфуртского собрания — сторонников национального объединения вокруг Пруссии — под председательством Гагерна. Отказ от имперской конституции.

«июль 10. Заключение мирного договора между Пруссией и Данией.

«июль 11–12. Переход разбитой баденско-пфальцской армии на швейцарскую территорию.

«Подавление демократических восстаний в южной и западной Германии.

«июль 23. Сдача крепости Раштадт. Окончательное подавление восстаний. Начало деятельности военных судов.

Торжество контрреволюции 1849–1851

1849 сентябрь 30. Подписание в Пильпице секретного соглашения между Пруссией и Австрией об управлении Германией.

«Выход в свет книги Рихарда Вагнера «Искусство и революция».

1850 февраль 6. Вступление в силу новой конституции Пруссии.

«февраль 20. Разрыв Ганновером союза с Пруссией.

«февраль 27. Подписание Саксонией, Баварией и Вюртембергом договора о реорганизации Германского союза.

1850 март 2. Опубликование двух законов о выкупе крестьянских повинностей в Пруссии.

«марш 20. Открытие в Эрфурте парламента представителей государств,

объединившихся под гегемонией Пруссии.

" апрель 21. Роспуск Эрфуртского парламента.

«май 10. Открытие во Франкфурте конференции уполномоченных германских государств по вопросу о союзном сейме.

«июль 2. Заключение в Берлине окончательного мирного договора между Пруссией и Данией.

«Запрещение организаций «Братства рабочих» в Пруссии, Баварии и Саксонии.

«август 25. Отказ Пруссии признать союзный сейм.

" сентябрь — декабрь. Конституционный конфликт в Гессен-Касселе.

" сентябрь 2. Восстаповление союзного сейма во Франкфурте-на-Майне.

" сентябрь 21. Нота Пруссии австрийскому правительству о поддержке конституции Гессен-Касселя.

" ноябрь. Назначение барона Мантейфеля председателем прусского

совета министров.» ноябрь 7. Указ о мобилизации в Пруссии.

«ноябрь 8. Столкновение между прусскими и баварскими войсками в Бронзелле (Гессен-Кассель).

" ноябрь 15. Роспуск Прусской унии.

«ноябрь 29. Заключение Ольмюцского соглашения Пруссии с Австрией («Ольмюцский позор» Пруссии).

1850 декабрь 23 —1851 май 16. Дрезденская конференция по вопросу о союзной реформе. Восстановление старого Германского союза.

«Закрытие большинства рабочих обществ.

«Основание буржуазным либералом Шульце-Деличем культурно-просветительных рабочих ферейнов.

1851 май 15. Второй закон о выкупе крестьянских повинностей в Саксонии.

«июнь 13. Восстановление союзного сейма в полном составе.

«август 23. Отмена союзным сеймом «основных прав немцев».

ВОССОЕДИНЕНИЕ ГЕРМАНИИ 1851–1871

Период реакции

1851 ноябрь 18. Вступление на ганноверский престол короля Георга V.

1852 апрель 6. Образование Дармштадтского таможенного объединения южногерманских государств.

«май 28. Открытие в Берлине промышленной выставки.

" июнь 7. Отказ Пруссии от таможенного союза с Австрией.

" октябрь 17 — ноябрь 12. Процесс коммунистов в Кёльне.

" Восстановление привилегий дворянства в Пруссии.

1853 апрель 8. Возобновление германского таможенного союза во главе с Пруссией.

1854 апрель 24. Закон о запрещении стачек сельскохозяйственных рабочих в Пруссии.

«июль 13. Закон о запрещении всех рабочих союзов в Пруссии.

«июль 13. Постановление союзного сейма о запрещении всех рабочих

союзов и политических обществ.

" август 9. Вступление па саксонский престол короля Иоганна.

" Пруссия объявляет о своем нейтралитете в Крымской войне.

" август 20. Смерть философа Шеллинга.

" октябрь 12. Учреждение палаты господ в Пруссии.

1854 Отмена конституции в Ганновере.

«Реферат Рудольфа Вагнера «О создании человека и о субстанции души».

«Опубликование памфлета Карла Фогта «Слепая вера и паука».

1856 февраль 17. Смерть Генриха Гейне.

«Восстановление вотчинной полиции в Пруссии.

1858 октябрь 7. Установление в Пруссии регентства принца Вильгельма.

1859 май. Пруссия объявляет о своем нейтралитете в австро-французской войне.

«сентябрь 15–16. Образование немецкого Национального союза либералов во Франкфурте-на-Майне.

«октябрь. Политические собрания под лозунгом борьбы за объединение Германии.

«Празднование столетия со дня рождения Шиллера.

ноябрь 21–27. Вюрцбургская конференция представителей средних и мелких государств Германии. Принятие проекта реформы Германского союза.

«Открытие в Гейдельберге спектрального анализа физиком Кирхгофом и химиком Бунзеном.

1860 Законопроект о военной реформе в Пруссии.

«май. Отклонение прусским ландтагом закона о реорганизации армии

и увеличении поземельного налога.» июнь 15–17. Свидание в Бадене Наполеона III с прусским регентом

и другими германскими государями.» Выход в свет книги Фехнера «Элемепты психофизики».

" сентябрь 21. Смерть философа Шопенгауэра, автора трактата «Мир как воля и представление».

1861 январь 2. Вступление на прусский престол Вильгельма I.

«июнь. Опубликование избирательного манифеста партии прогрессистов в Пруссии.

«октябрь 6–8. Свидание Вильгельма I с Наполеоном III в Компьене.

" декабрь 6. Успехи партии прогрессистов на выборах в прусскую палату представителей.

1862 март 11. Роспуск прусской палаты представителей. Образование министерства князя Гогенлоэ.

«март 29. Заключение Пруссией торгового договора с Францией.» апрель. Речь Лассаля о «Программе рабочих».

" май 19. Открытие новой прусской палаты депутатов (253 прогрессиста).

" Посылка немецкой рабочей делегации в Лондон на международную выставку.

«сентябрь — октябрь. Собрание либеральных депутатов ландтагов ряда государств и общее собрание Национального союза высказываются за имперскую конституцию 1849 года.

«сентябрь 23. Отклонение военного бюджета прусской палатой представителей.

«сентябрь 24. Назначение Бисмарка председателем совета министров Пруссии.

октябрь 11. Принятие прусской палатой господ правительственного бюджета.

«октябрь 13. Протест прусской палаты представителей против принятия бюджета.

«октябрь. Основание Союза реформы в южной Германии.

«ноябрь. Закрытие прусским правительством ряда либеральных газет.

1863 январь. Суд над Лассалем за опубликование им «Программы рабочих».

«февраль 8. Заключение русско-прусской конвенции о борьбе с польским восстанием (Альвенслебенская конвенция).

1863 май 11 и 27. Принятие прусской палатой представителей вотума недоверия министерству. Закрытие сессии палаты.

«май. Начало переговоров Лассаля с Бисмарком.

" май 23. Основание Всеобщего германского рабочего союза в Лейпциге.

«июнь 1. Указ прусского короля о печати.

«август 17 — сентябрь 1. Конгресс немецких государей во Франкфурте. Отказ прусского короля от участия в конгрессе. Принятие конгрессом

австрийского плана объединения Германии.

" сентябрь 4. Роспуск прусской палаты представителей.

" декабрь 23. Вступление германских войск в Голштинию на основании постановления союзного сейма о поддержке принца Аугустенбургского.

1864 январь 21 — июнь 18. Война Пруссии и Австрии с Данией из-за Шлезвига и Голштинии.

«Оккупация Шлезвига и Голштинии прусскими и австрийскими войсками.

«март 10. Смерть баварского короля Максимилиана II. Вступление

на престол его сына Людвига II.» август 31. Смерть Лассаля.

«октябрь 30. Подписание в Вене мирного договора Пруссии и Австрии с Данией.

1866 Возобновление германского таможенного союза.

апрель. Стачка наборщиков в Лейпциге.

«август 14. Заключение гаштейнской конвенции между Пруссией и

Австрией об управлении герцогствами.» ноябрь. Свидание Бисмарка с Наполеоном III в Биаррице.

" Выход в свет книги Ф.-А. Ланге «История материализма».

1866 апрель 8. Подписание союзного договора между Пруссией и Италией.

" май 7. Покушение на Бисмарка.

" июнь 11. Занятие Голштинии прусскими войсками.

" июнь 14. Декларация прусского короля о роспуске союзного сейма.

" Присоединение Баварии, Вюртемберга, Ганновера, Саксонии, Бадена, Нассау и обоих Гессенов к Австрии.

июнь 15–20. Оккупация прусскими войсками Саксонии, Ганновера, Гессен-Касселя и Нассау.

" июнь 17 — июль 30. Война Пруссии с Австрией.

" июнь 29. Капитуляция ганноверских войск.

«июль 3. Разгром австрийской армии при Садовой (Кениггретце).

" июль 3. Выборы в прусскую палату представителей. Поражение прогрессистов.

«июль 16. Вступление прусских войск во Франкфурт-па-Майне.

" август 4. Признание союзпым сеймом в Аугсбурге роспуска Германского союза.

«август 13, 17, 22 и сентябрь 3. Подписание Пруссией мирных договоров с Вюртембергом, Баденом, Баварией и Гессен-Дармштадтом.

" август 23. Подписание в Праге австро-прусского мирного договора.

Северо-Германский союз

1866 август 18–21. Образование Северо-Германского союза 22 немецких государств во главе с Пруссией.

«сентябрь 8. Принятие палатами законопроекта Бисмарка об индемнитете (снятие ответственности с министерства за управление без утвержденного законом бюджета).

Окончание конституционного конфликта.

1866 сентябрь 20. Указ о присоединении к Пруссии Ганновера, Кургессена, Нассау и Франкфурта-на-Майне.

«октябрь 21. Вступление Саксонии в Северо-Германский союз.

«октябрь 23. Опубликование в Берлине избирательного закона по выборам в северо-германский рейхстаг.

«октябрь 24. Раскол партии прогрессистов. Образование национал-либеральной партии.

1866 декабрь 13 — 1867 январь 9. Конференция в Берлине представителей северо-германских государств.

«Выход в свет романа Шпильгагена «Один в поле не воин».

1867 январь 24. Указ о подчинении Шлезвига и Голштинии Пруссии.

«февраль 24 — апрель 17. Учредительный рейхстаг Северо-Германского союза. Принятие конституции союза.

«июль 1. Вступление в действие конституции Северо-Германского союза.

«июль 8. Заключение в Берлине договора о преобразовании таможенного союза.

«июль 14. Назначение Бисмарка канцлером Северо-Германского союза.

" август 31. Выборы в первый рейхстаг. Избрание Бебеля и Либкнехта.

" Образование немецкой имперской партии.» Образование оппозиционной партии вельфов и польской партии.

" сентябрь (начало). Выход в свет первого тома «Капитала» Маркса.

" сентябрь 9. Эвакуация Люксембурга прусскими войсками.

" сентябрь 10. Открытие первого рейхстага Северо-Германского союза.

" октябрь 11. Уничтожение паспортной системы.

" ноябрь 14. Отмена ограничения размера процентов.

" ноябрь. Совещание депутатов ландтагов южногерманских государств высказывается за объединение с Северо-Германским союзом.

1868 март и 1869 февраль 15. Конфискация Бисмарком сумм, предназначенных для вознаграждения ганноверского короля за потерю им своих владений («гвельфский фонд»),

«апрель 27 — май 23. Заседания «таможенного парламента» в Берлине.

" июль — август. Стачка фабричных ткачей в Ганновере.

" август 17. Установление единой системы мер и весов для всего союза.

" сентябрь 5–8. Конгресс немецких рабочих союзов в Нюрнберге под руководством Бебеля и Либкнехта.

" Принятие устава I Интернационала.

«сентябрь 26–29. Рабочий конгресс в Берлине под руководством лассальянцев.

«Основание 12 профессиональных союзов.

1869 июнь 5—12. Организация верховного союзного коммерческого суда в Лейпциге.

«июнь 12. Введение нового промышленного устава (уничтожение цехов).

" август 6–8. Основание социал-демократической партии на съезде

рабочих союзов в Эйзенахе под руководством Бебеля и Либкнехта.

" октябрь — ноябрь. Стачка металлистов в Люпебурге.

" Основание Объединения германских профессиональных союзов (так наз. Гирш-Дункеровских союзов).

" Выход в свет романа Шпильгагена «Между молотом и наковальней».

1870 март 27. Начало реформы эмиссионных банков.

«май 31. Введение нового союзного уголовного кодекса.

«июнь 11. Закон о порядке образования акционерных компаний.

«июль 12. Отклонение принцем Леопольдом Гогенцоллерном предложения о вступлении на испанский престол.

«июль 14. Опубликование Бисмарком измененного им текста эмсской депеши Вильгельма I о переговорах с французским послом.

1870 июль 19. Объявление Францией войны Пруссии.

июль 19. Постановление союзного рейхстага об оказании помощи

Пруссии в войне против Франции.

июль 19–20. Объявление войны Франции Баварией, Вюртембергом, Баденом и Гессен-Дармштадтом.

1870 июль 19 — 1871 февраль 25. Франко-прусская война.

" сентябрь 2. Разгром французской армии при Седане.

«сентябрь 9. Арест Центрального правления германской социал-демократической рабочей партии в Брауншвейге.

«сентябрь — ноябрь. Борьба эйзенахцев против подготовки аннексии Эльзаса и Лотарингии.

«ноябрь 15, 23 и 25. Заключение договоров о присоединении Бадена и Гессен-Дармштадта, Баварии и Вюртемберга к Северо-Германскому союзу.

«ноябрь 28. Предоставление рейхстагом 100 миллионов талеров для продолжения войны. Бебель и Либкнехт голосуют против кредитов.

«декабрь 10. Принятие рейхстагом (188 голосов против 6) обращения к прусскому королю с предложением о принятии императорской короны.

1871 январь 1. Восстановление Германской империи.

«январь 18. Провозглашение в Версале прусского короля Вильгельма I германским императором.

БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В АВСТРИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

1848–1849

1848 январь. Волнения в Милане. Столкновения между итальянским населением и австрийскими войсками.

" февраль 22. Объявление осадного положения в Ломбардо-Венециан-ском королевстве.

«март 3. Речь Кошута на заседании венгерского сейма в Пресбурге

с требованием независимости Венгрии. > март 10 (около). Заключение австро-прусского соглашения о борьбе

с революционным движением.

" март 11. Волнения в Праге.

«март 13–14. Народное восстание в Вене. Бегство Меттерниха. Образование либерального министерства Пиллерсдорфа. Образование академического легиона и национальной гвардии.

«март 15–18. Начало революции в Венгрии. Образование в Пеште Комитета безопасности и порядка. Отмена цензуры. Освобождение политических заключенных.

«март 16. Образование венгерского ответственного министерства во главе с графом Батьяни и с участием Кошута.

«март 18. Принятие сеймом закона об отмене феодальных повинностей крестьян в Венгрии.

>> март 18–22. Революция в Милане. Изгнание австрийского гарнизона. Образование временного правительства.

«март 18–22. Принятие венгерским сеймом законов об уничтожении десятины, об организации национальной гвардии, о муниципальном управлении и о печати.

«март 18–22. Революция в Венеции. Изгнание австрийских войск.

«март 23. Провозглашение республики Венеции.

март 25 — август 9. Война с Сардинией и другими итальянскими государствами. Поражение итальянцев.

март. Принятие Загребским сеймом программы национальной автономии Хорватии, Славонии и Далмации. Принятие хорватской депутации императором.

апрель 8. Обещание правительства удовлетворить национальные требования чехов.

апрель 10. Закрытие венгерского сейма. Утверждение императором постановлений сейма.

апрель 14. Вступление барона Влачича в должность хорватского бана. Начало борьбы хорватов против Венгрии.

апрель 25. Опубликование централистской конституции Австрийской империи.

апрель 25–26. Восстание в Кракове. Бомбардировка города австрийскими войсками.

май 10. Образованпе в Вене Политического центрального комитета национальной гвардии.

май 11. Опубликование в Вене цензового избирательного закона.

май 13. Приказ начальника национальной гвардии о роспуске центрального комитета.

май 13–19. Собрание австрийских сербов в Карловиче. Принятие

постановлений о восстановлении патриаршества и воеводства, об отделении от Венгрии и соединении с хорватами.

май 15. Указ об отмене барщины в Галиции.

май 15. Съезд трансильванских румын в Блазеидорфе.

май 15–17. Восстание в Вене. Бегство императора Фердинанда в Инсбрук (Тироль).

май 25–26. Приказ о роспуске и разоружении академического (студенческого) легиона.

май 26–29. Восстание рабочих и студентов в Вене.

май 29. Образование реакционного временного правительственного совета губернатором графом Туп в Праге.

июнь 2. Открытие в Праге съезда славянских народов Австрии.

июнь 2. Аграрные волнения в Трансильвании. Их жестокое подавление войсками.

июнь 5 — июль 9. Заседания хорватского сейма в Аграме (Загребе Признание недействительными законов венгерского сейма.

июнь 6—24. Война сербов и хорватов с мадьярами.

июнь 12. Расстрел демонстрации рабочих и студентов в Праге австрийскими войсками под начальством генерала князя Виндишгреца.

июнь 14–17. Вооруженное восстание рабочих, студентов и ремесленников в Праге.

июнь 17–20. Введение осадного положения в Праге. Массовые аресты. Закрытие славянского съезда.

июль 2. Открытие венгерского учредительного собрания (сейма) в Пеште.

июль 18. Образование в Вене министерства Добльгофа.

июль 22. Открытие первого австрийского парламента (рейхстага) в Вене.

июль 24. Принятие венгерским сеймом законов об увеличении национальной армии, о введении кредитных билетов, о заключении государственного займа.

июль 25. Победа австрийского генерала Радецкого над сардинскими войсками при Кустоцце.

июль 26–28. Съезд ремесленников в Брюнне.

август 5–6. Занятие Милана австрийскими войсками.

август 12. Возвращение императорского двора в Шёнбрупн (Вену).

1848 август 13. Провозглашение республики в Венеции.

«август 23. Вооруженные бои рабочих с национальной гвардией и

полицией в Вене в связи с провокационным лишением безработных

правительственных пособий.» август 24. Роспуск Комитета общественной безопасности в Вене.

" август 26 — сентябрь 6. Пребывание Маркса в Вене. Выступления

его в демократическом клубе и в рабочих обществах.

" сентябрь 7. Опубликование закона об отмене крепостного права в Австрии.

«сентябрь 11. Вступление войск Влачича на венгерскую территорию.

Начало похода на Пешт.

" сентябрь 11. Образование временного правительства Венгрии во главе с Кошутом.

«сентябрь 12–13. Революционные волнения в Вене.

«сентябрь 13–14. Восстание трансильванских румын против Венгрии. Провозглашение независимости румынских территорий Венгрии.

«сентябрь 16–29. Съезд румын в Блазендорфе.

«сентябрь 24. Назначение австрийским правительством сербского воеводы командующим императорским сербским корпусом.

«октябрь 3. Императорский манифест объявляет венгров бунтовщиками, распускает их сейм и отменяет принятые им законы.

«октябрь 5–6. Восстание рабочих и студентов в Вене.

«октябрь 6. Бегство императора в Ольмюц. Избрание комитета рейхстага.

«октябрь 26–31. Бомбардировка и штурм Вены войсками Виндиш-греца.

«октябрь 30. Сражение венгерских войск с войсками Влачпча при Швехате. Отступление венгров.

«ноябрь 1. Торжество контрреволюции в Вене. Разгул белого террора.

«ноябрь 2. Восстание поляков в Львове. Бомбардировка города императорскими войсками.

«ноябрь 9. Расстрел депутата Роберта Блюма.

«декабрь 2. Отречение императора Фердинанда от престола. Вступление на престол Франца-Иосифа,

«декабрь 8. Постановление венгерского сейма о непризнании австрийского императора Франца-Иосифа королем Венгрии.

1849 январь 5. Взятие Буды и Пешта австрийскими войсками под начальством Виндишгреца.

«март 7. Обнародование в Кремнице октроированной австрийской конституции 4 марта. Роспуск рейхстага.

«март 12–26. Война с Сардинией.

«март 23–24. Разгром сардинской армии при Новаре.

«март 23 — апрель 2. Зверская расправа австрийского генерала Гайнау с населением итальянского города Бресчии.

«апрель 5. Выход австрийских депутатов из Франкфуртского национального собрания.

«апрель 14. Провозглашение венгерским сеймом независимости Венгрии и низложения династии Габсбургов.

«май 21. Взятие Пешта венгерскими войсками.

«май 21. Свидание Франца-Иосифа с Николаем I в Варшаве. Заключение соглашения об интервенции царской России против Венгрии.

«май — сентябрь 27. Борьба революционной Венгрии с царскими войсками под начальством князя Паскевича и австрийскими под начальством Виндишгреца и Елачича.

«август 6. Подписание в Милане мирного договора с Сардинией.

1849 август 11. Передача Кошутом диктаторской власти генералу Гёргею.

" август 13. Капитуляция венгерских войск под начальством Гёргея при Вилагоше.

" август 21. Бегство Кошута в Турцию.

«август 25. Капитуляция Венеции после почти годовой осады.

" сентябрь — октябрь. Массовые аресты и казни в Венгрии,

АВСТРИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ

1849–1859

1849 октябрь 17. Указ об отмене дуализма Австрии и Венгрии. Отмена венгерской конституции и полное подчинение Венгрии Австрии.

1850 сентябрь 25. Указ об образовании особого фонда для выкупа земли крестьянами.

1851 июль. Свидание Франца-Иосифа с Николаем I в Ольмюце по вопросу об австрийском плане восстановления Германского союза.

«Восстановление австрийскими и баварскими войсками власти курфюрста в Гессен-Касселе.

декабрь 31. Указ об отмене конституции 4 марта 1849 года.

1852 декабрь. Суд над итальянскими революционерами в Мантуе.

1853 февраль. Подавление восстания в Милане.

«март 3. Указ о выкупе поземельных повинностей крестьян Венгрии, Хорватии, Славонии и Сербского воеводства.

1854 апрель 20. Заключение военно-оборонительного соглашения с Пруссией.

«Снятие осадного положения в Венгрии, Галиции, Сербском воеводстве и Трансильвании.

1855 Принудительное размещение внутреннего займа.

«ноябрь 5. Опубликование конкордата с папой.

1859 апрель 29. Переход австрийских войск через Тичино. Начало войны с Сардинией и Францией.

" май 20 и 30–31, июнь 4 и 8. Поражение австрийских войск при Монтебелло, Палестро, Мадженте и Леньяго.

" июнь 5. Смерть Меттерниха.

«июнь 24. Разгром австрийской армии при Сольферино.

«июль 8. Заключение перемирия с Францией в Виллафранке.

«август 22. Отставка канцлера Баха.

«ноябрь 10. Подписание в Цюрихе мирного договора с Францией и Сардинией. Присоединение Ломбардии к Сардинии.

ТУРЦИЯ И БАЛКАНСКИЕ НАРОДЫ

1848–1870

1848 март 27. Молдавский национальный съезд в Яссах. Принятие проекта конституции.

«Разгон съезда и аресты его участников господарем Михаилом Стурдзой.

" июнь 21–23. Восстание в Валахии. Провозглашение конституции и принятие ее господарем.

" июнь 25. Отречение от власти валахского господаря князя Бибеско.

Образование временного правительства.

" июнь 28. Начало оккупации Молдавии и Валахии русскими войсками

под начальством князя Паскевича.

" июль 10. Занятие Ясс русскими войсками.

1848 июль. Оккупация Валахии турецкими войсками.

«август 4. Избрание княжеского наместничества румынской земли.

«сентябрь. Занятие Бухареста русскими войсками. Назначение каймакахом (наместником) Валахии Кантакузена. Аресты и высылки либералов.

1848–1849 Поддержка сербским князем Александром Карагеоргиевичем восстания австрийских сербов против революционной Венгрии.

1849 май 1. Заключение в Балта-Лимане русско-турецкого соглашения о Молдавии и Валахии.

«июнь. Назначение господарем Валахии князя Стирбея и господарем Молдавии князя Гика.

1849 июнь —1851 январь. Восстание против султана в Боснии. Провозглашение Славянской федерации.

«июнь. Указ султана о принятии христиан, подданных Турции, на государственную службу.

«сентябрь 16. Отказ турецкого правительства выдать по требованию австрийского и русского императоров венгерских и польских политических эмигрантов.

«ноябрь 12 — декабрь 31. Разрыв дипломатических отношений между Турцией и Россией.

1850 январь. Блокада Пирея английским флотом в ответ на отказ греческого правительства уплатить долги британским подданным.

«Введение торгового кодекса в Турции.

1850–1851 Восстание в Болгарии. Признание болгарскими спахиями танзимата.

1851 Смерть владыки (князя-епископа) Черногории Петра II. Секуляризация княжеского звания его племянником и наследником Данилой I.

1852 февраль 13. Договор Турции с Францией о «святых местах».

«февраль 28. Прибытие русского чрезвычайного посла князя Меншикова в Константинополь.

«май 10. Отклонение турецким правительством, при поддержке послов Англии и Франции, требования Меншикова о признании права покровительства России православному духовенству.

«май 21. Назначение Решид-паши министром иностранных дел. Отъезд Меншикова из Константинополя.

«июнь 6. Издание султаном хатти-шерифа о правах греков-христиан.

«декабрь 15. Начало войны Турции с Черногорией.

1853 июль 2. Вступление русских войск в Молдавию. Отставка господарей Молдавии и Валахии.

«июль 14. Протест турецкого правительства против оккупации Россией Молдавии и Валахии.

1853 июль 26 —1854 январь 16. Конференция в Вене по восточному вопросу.

«сентябрь 14. Прибытие в Дарданелы англо-французской эскадры.

" октябрь 23. Прибытие англо-французского флота в Босфор.

" ноябрь 2. Объявление Россией войны Турции.

" ноябрь 30. Разгром турецкого флота в Синопском порту эскадрой контр-адмирала Нахимова.

1854 январь 4. Прибытие англо-французского флота в Черное море.

«январь 27 — июнь 18. Восстание греков Эппра, Фессалии и Южной Албании против султана.

«февраль 15. Разгром турецкой флотилии в Рущуке.

«март 12. Заключение союзного договора Турции с Англией и Францией.

«март 27 и 28. Объявление Англией и Францией войны России.

1854 март 28. Разрыв дипломатических отношепий между Грецией и Турцией.

«март. Фирман султана о законности свидетельств христиан в уголовных делах.

«июнь 14. Заключение соглашения Турции с Австрией об оккупации

Дунайских княжеств австрийскими войсками.» Эвакуация русских войск из Дунайских княжеств и оккупация их австрийскими войсками.

1854–1855 Получение Турцией в Лондоне займа на сумму 3 миллиона золотых лир.

1855 май 10. Фирман султана об отмене налога «харадж», взимавшегося только с христианских подданных. Введение налога «бедели-аскери».

1856 февраль 18. Хатти-хумаюн султана об общей реформе империи.

март 30. Подписание Турцией Парижского мирного договора и соглашения с Россией о вооружениях на Черном море.

«апрель 15. Заключение соглашения между Англией, Францией и Австрией, гарантирующего целостность Оттоманской империи.

«Предоставление первой концессии иностранцам на постройку железной дороги в Турции.

1857 март. Эвакуация австрийских войск из Дунайских княжеств.

«октябрь. Раскрытие заговора против сербского князя Александра Карагеоргиевича.

«Введение уголовного кодекса в Турции. Образование министерств юстиции и просвещения.

1858 май 13. Решительное поражение турецких войск в схватке с войсками Черногории при Грахове.

«июнь 15. Убийство английского и французского консулов и других христиан в Джидде (Ливан).

" июль 25–26. Бомбардировка Джидды французским флотом.

" Подавление восстания на о. Крите.» август. Начало финансовых реформ в Турции.

" август 19. Принятие Парижской конференцией решения о новом устройстве Молдавии и Валахии.

" сентябрь 19. Открытие первой железной дороги в Турции между

Смирной и Айдыном.» ноябрь 8. Определение европейскими державами границ Черногории.

" ноябрь 30. Открытие сербской скупщины в Белграде.

" декабрь 23. Низложение сербской скупщиной князя Александра Карагеоргиевича и избрание князем Милоша Обреновича.

" Восстание на о. Крите.

«Издание земельного закона и закона о ликвидации невольничьего рынка в Константинополе и запрещении торговли рабами в империи.

1859 февраль 5 и 7. Избрание князя Александра Кузы господарем Молдавии и Валахии.

«май. Установление телеграфной связи между Аденом и Суэцем.

«сентябрь 6. Признание европейскими державами и Турцией избрания Александра Кузы.

«сентябрь 24. Фирман султана о признании князя Александра Кузы господарем Молдавии и Валахии.

«сентябрь. Провозглашение сербской скупщиной наследственности звания кпязей Обреновичей.

1859–1860 Революционные волнения в Румелии.

1860 май — июнь. Кровавые столкновения между друзами и маронитамм в Ливане.

«Карательная экспедиция султана против друзов.

1860 май 7 и август 22. Меморандум и декларация Милоша Обреновича о правах сербского народа.

«июль 9—11. Резня христианского населения в Дамаске.

«август 2. Начало вооруженной интервенции Наполеона III в Сирии.

«сентябрь 26. Смерть сербского князя Милоша Обреновича и вступление на престол его сына Михаила.

«Двукратное отклонение султаном ратификации постановлений сербской скупщины.

«Упразднение внутренних пошлин с сырья и полуфабрикатов в Турции.

1861 март. Начало борьбы за полную независимость Сербии от Турции.

1861 апрель 4 —1862 сентябрь 23. Восстание в Боснии и Герцеговине.

«апрель. Предложение английским послом Литтон-Бульвером плана финансовой реформы в Турции.

" июнь 9. Подписание в Константинополе соглашения об управлении Сирией.

«июнь 25. Смерть султана Абдул-Меджида. Вступление на престол

его брата Абдул-Азиса.» июль. Начало экономических реформ в Турции. Отмена торговых монополий и цеховой регламентации промышленности.

1861–1866 Правление великого везира Фуад-паши.

«декабрь 23. Признание султаном объединения Молдавии и Валахии в одно государство — Румынию.

Основание органа турецких просветителей «Тасвири-эфкяр» («Изображение мыслей»).

«Учреждение военного министерства в Сербии.

«Закон сербского князя Михаила об организации армии (национальной милиции).

1862 февраль 13. Военный мятеж в Навплии.

«февраль 15. Открытие румынского национального собрания в Бухаресте.

" апрель 17. Законы сербского князя Михаила о разрешении беглецам из Турции селиться в княжестве.

" апрель 25. Подавление восстания в Навплии.

" май. Заключение Турцией займа в Лондоне.

«июнь 16–19. Кровавые столкновения между сербами и турецким гарнизоном в Белграде. Бомбардировка города.

июнь 20. Убийство президента совета министров Румынии.

>> июль 10. Установление диктатуры господаря Александра Кузы в Румынии.

«август 25. Поражение черногорских войск в битве с турецкими войсками при Риеке.

" сентябрь 23. Подавление восстания в Боснии и Герцеговине.

" Заключение мира между Турцией и Черногорией.

" октябрь 17. Начало восстания в Патрасе и Мисолунгах.» Образование временного правительства в Афинах.

" октябрь 23. Низложение короля Оттона.

«октябрь 31. Подчинение всей Греции временному правительству.

" декабрь 4. Введение всеобщего избирательного права.

1862–1863 Заключение торговых договоров Турцией с европейскими державами и США (сохранение старых привилегий иностранцев).

1863 январь 28. Учреждение Оттоманского банка при участии английского и французского капиталов. Присвоение банку функций государственного казначейства.

«март 18. Решение греческого национального собрания поднести корону принцу Вильгельму датскому.

1863 октябрь 30. Прибытие нового короля в Афины и принятие им имени Георга I.

«декабрь 15. Принятие в Румынии закона о секуляризации монастырей.

1864 апрель. Иммиграция кавказских племен в Турцию.

«май 14. Государственный переворот господаря Александра Кузы в Румынии. Роспуск палаты. Отмена свободы печати. Опубликование избирательного закона и дополнительного конституционного акта.

«май 28. Подписание протокола о присоединении Ионических островов к Греции.

«июнь 27. Подписание протокола об автономии Румынии.

" Закон сербского князя Михаила об организации податной системы.

" август. Указ господаря о проведении аграрной реформы в Румынии.

" ноябрь 18. Принятие новой конституции Греции.

1865 июнь. Основание Общества младотурок.

«август 15. Подавление восстания в Бухаресте.

«Указы румынского господаря об общинных и окружных советах, об обязательном начальном образовании, о рекрутском наборе. Составление свода гражданских законов, уложения о наказаниях и судебного устава.

«август. Финансовая реформа в Румынии. Учреждение книги государственного долга.

«декабрь 13. Открытие первого национального синода Румынии.

1866 февраль 22–23. Государственный переворот в Румынии. Отречение Александра Кузы от престола. Образование временного правительства.

апрель 20. Избрание господарем Румынии принца Карла Гогенцол-лерна.

июль 12. Принятие новой конституции Румынии.

сентябрь 11. Начало вооруженного восстания на о. Крите.

сентябрь 18. Аресты младотурок. Репрессии против оппозиционной прессы. Введение строгой цензуры

сентябрь 23. Провозглашение общим собранием Сфакии Критского союза.

октябрь 24. Признание Турцией румынского князя Карла Гогенцоллерна.

1866–1871 Правление великого везира Али-паши.

1867 март. Эвакуация турецких войск из Белграда и других сербских городов.

май 17–30. Массовые аресты младотурок. Бегство за границу видных деятелей уладотурецкой партии.

июль 19. Фирман султана о предоставлении наместнику Египта титула наследственного хедива. Закон о расширении права наследственной аренды государственных земель. Предоставление иностранцам права владения землей.

" сентябрь 18. Фирман султана о новом административном устройстве Крита.

1867 ноябрь — 1871 ноябрь. Борьба между парламентом и князем Карлом в Румынии.

1868 май 18. Первое заседание нового государственного совета в Турции (с участием евреев и христиан).

июнь 10. Убийство сербского князя Михаила. Возведение на престол его племянника Милана Обреновича.

июнь 13. Принятие военного закона в Румынии.

«декабрь. Разрыв между Турцией и Грецией из-за вмешательства последней в пользу Крита.

1869 январь — февраль. Подавление восстания на о. Крите.

1869 июнь. Нота турецкого правительства европейским державам о его желании уничтожить систему «капитуляций».

«октябрь. Введение обязательного обучения в Турции.

" ноябрь 16. Открытие Суэцкого канала.

«Основание министерства внутренних дел. Опубликование первых законоположений будущего гражданского кодекса.

1870 апрель. Смягчение режима «капитуляций» в Турции.

«Введение метрических мер в Турции.

ИСПАНИЯ И ПОРТУГАЛИЯ

1847–1870

Испания

1847 октябрь 3 — 1851 январь 10. Консервативное министерство генерала Нарваэса.

1848–1849 Мятежи карлистов в Наварре, Эстремадуре, Андалузии и Саптандере.

«март 23. Роспуск кортесов.

«март 26–30. Попытки республиканских восстаний в Мадриде, Барселоне и Севилье. Правительственные репрессии. Осуждение Гарридо, автора памфлета «Письма апостола социализма к Хуанону Добряку, или, иначе, к народу испанскому».

«май 17. Разрыв дипломатических отношений с Англией и высылка английского посла Литтон-Бульвера.

1849 январь 7. Разгром карлистов в Каталонии.

«апрель. Посылка корпуса испанских войск на подавление революции в Риме.

«июнь 9. Подавление карлистских мятежей.

«декабрь 28. Проведение административной реформы.

1850 апрель 18. Восстановление дипломатических отношений с Англией.

1851 февраль 9. Открытие железной дороги Мадрид — Аранхуэс.

«октябрь 19. Опубликование конкордата с римской курией.

" декабрь 9. Роспуск кортесов и арест вождей либералов министерством Мурильо.

1852 январь 10. Указ о печати.

«февраль 2. Покушение на жизнь королевы Изабеллы II.

1853 декабрь 6. Опубликование проекта новой реакционной конституции.

1854 февраль 20. Военный мятеж в Сарагоссе.

«март 29. Начало волнений в Барселоне. Выступления рабочих против правительства.

«июнь 28. Восстание кавалерийских полков в Мадриде под руководством генерала О'Доннеля.

«июнь З0 Сражение между восставшими и правительственными войсками при Викальваро. Отступление О'Доннеля к Аранхуэсу.

«июль 1—17. Восстание прогрессистов под руководством Эспартеро в Арагоне.

«июль 7. Опубликование «Мансанаресского манифеста» вождем либералов Кановасом дель Кастильо.

«июль 17–19. Буржуазная революция в Мадриде. Баррикадные бои. Учреждение Комитета общественного спасения.

«июль 31. Образование министерства Эспартеро — О'Доннеля.

«август 28. Бегство королевы-матери Марии-Христины в Португалию.

1854 ноябрь 8 — 1855 июль 17. Заседания учредительных кортесов. Образование Либеральной унии.

«Образование Союза классов — объединения рабочих ассоциаций Каталонии.

1855 январь 13. Принятие кортесами либеральной конституции.

«февраль. Принятие кортесами закона о продаже церковных земель.

" март 10. Смерть дон-Карлоса. Принятие его сыном, графом Монтемолином, имени Карла VI.

" апрель — май. Подавление карлистских мятежей в Наварре, Арагоне и Каталонии.

«май 1. Закон о запрещении церкви приобретать земли.

1856 апрель 6 и июнь 22. Подавление республиканских восстаний в Валенсии и Вальядолиде.

«июль 14. Образование консервативного министерства О'Доннеля.

«июль 14–15. Подавление революционного восстания в Мадриде.

«июль 15–23. Подавление восстания рабочих в Барселоне.

«июль 15. Закон о продаже муниципальных земель.

«июль 15 — август 1. Подавление восстания в Сарагоссе.

«июль 26. Указ о роспуске муниципалитетов и национальной гвардии.

«сентябрь 2. Указ о роспуске учредительных кортесов.

«сентябрь 16. Восстановление министерством О'Доннеля реакционной

конституции 1845 года. Опубликование «дополнительного акта».

" сентябрь 24. Указ о приостановлении продажи церковных имуществ.

" октябрь 12. Образование реакционного министерства Нарваэса.

" Восстановление всех дореволюционных законов.» ноябрь 11. Волнения в Малаге.

1857 июнь — июль. Крестьянские восстания в Андалузии. Расстрел 98 участников восстаний.

«июнь 30. Революционное восстание в Севилье и окрестных селах. Расстрел 24 участников.

«октябрь 4 и 12. Отставка Нарваэса и образование министерства адмирала Армеро.

1858 январь 14 — июль 1. Министерство Истуриса.

«июль 1. Возвращение к власти вождя умеренных либералов (Либеральной унии) О'Доннеля.

«сентябрь 20. Снятие осадного положения в Барселоне и других городах.

«декабрь 1. Посылка совместно с Францией экспедиции в Кохинхину.

1859 Республиканское восстание в Эстремадуре.

1859 ноябрь — 1860 март. Война с мароккским султаном.

1860 апрель 2. Неудачная попытка карлистского восстания в Тортозе (Валенсия) под руководством генерала Ортега.

«апрель 23. Отречение графа Монтемолина и его брата Фердинанда от своих «прав» на испанский престол.» апрель 26. Подписание мирного договора с Марокко.

1861 январь 13. Смерть графа Монтемолина.

" май 19. Присоединение Сан-Доминго.

«июнь 21 — июль 4. Крестьянское восстание в Андалузии.

«Крестьянское восстание в провинции Вальядолиде. Образование восставшими крестьянами «Республики бедных».

«октябрь 31. Подписание в Лондоне соглашения об интервенции в Мексике.

«Заключение нового конкордата с Римом и отмена закона 1855 года о запрещении церкви приобретать земли.

1862 февраль 27. Отставка О'Доннеля. Начало распада Либеральной унии.

1863 сентябрь 1. Начало восстания против Испании на Сап-Домипго.

1864 апрель — 1865 январь 27. Разрыв отношений с Перу.

1864 сентябрь — 1865 сентябрь. Министерство Нарваэса.

«декабрь 14–18. Признание Англией республики Сан-Доминго.» Министерский кризис.

1865 февраль 20. Декрет о продаже части королевских земель.

«апрель 10. Массовая демонстрация протеста против гонений на либеральную профессуру в Мадриде. Кровавая расправа властей с демонстрацией (11 убитых и свыше 100 раненых).

«июнь 10. Раскрытие заговора в Валенсии.

«Рабочий конгресс в Барселоне.

1865 июнь 22 — 1866 июль 10. Министерство О'Доннеля.

1866 январь 3—12. Военное восстание в Аранхуэсе под руководством генерала Прима. Народное восстание в Барселоне.

«июнь 22. Жестокое подавление военного восстания в Мадриде. Казнь 60 участников восстания.

«июнь 23. Неудача восстания в Барселоне и в некоторых других городах.

«июль 10. Отставка О'Доннеля. Установление военной диктатуры Нарваэса (его пятое министерство).

«август — сентябрь. Роспуск всех оппозиционных организаций. Массовая высылка в колонии оппозиционных журналистов, писателей и политических деятелей.

«октябрь 3. Указ о передаче дела народного просвещения духовенству.

1867 февраль 16. Указ о преследовании тайной публикации газет и памфлетов.

«август. Попытки восстаний в разных частях страны под руководством

сторонников генерала Прима.» ноябрь 5. Смерть маршала О'Доннеля.

1868 апрель 23. Смерть главы правительства, маршала Нарваэса. Образование министерства Гонзалеса Браво.

«имнь 2. Закон об упразднении нормальпых школ и передаче всего народного образования в руки духовенства.

июль 6. Изгнание герцога Монпансье.

«июль. Ссылка генералов, участников заговора в пользу герцога Монпансье.

«сентябрь 18–19. Военное восстание в Кадиксе.

«Низложение королевы Изабеллы.

сентябрь 19–30. Революция охватывает всю Испанию.

«Образование революционной демократической хунты в Мадриде под руководством Паску ля Мадоса. Вооружение народа.

«сентябрь. Аграрные волнения в провинциях Кадикс, Севилья и Альмерия. Захват крестьянами и батраками помещичьих земель.

«сентябрь 29–30. Бегство королевы Изабеллы во Францию.

«октябрь 7. Образование в Мадриде коалиционного временного правительства генералов Прима и Серрано (в составе б прогрессистов, 4 унионистов и 4 демократов).

«октябрь (середина). Декреты о восстановлении светского образования (отмена закона 2 июня об изгнании иезуитов, о свободе культов. Отмена закона об изгнании евреев.

«октябрь 20. Декрет временного правительства о роспуске всех местных хунт.

«октябрь 25. Декреты временного правительства о введении всеобщего избирательного права, о свободе печати, союзов, собраний, совести и обучения.

декабрь 5—12. Восстание против временного правительства в Кадиксе

1868 декабрь 31. Подавление восстания в Малаге.

1869 февраль 11. Открытие учредительных кортесов.

«февраль 26. Назначение маршала Серрано главой исполнительной власти.

«июнь 6. Опубликование новой либерально-монархической конституции.

«июнь 18. Избрание маршала Серрано регентом. Образование министерства маршала Прима.

«июль — август. Карлистские мятежи в Ла Манхе и в Сиудад-Реале.

««Тортозский договор» республиканцев-федералистов.

«сентябрь — октябрь 20. Кровавое подавление республиканских восстаний в Барселоне, Tajparone, Сарагоссе, Валенсии и ряде других городов.

«Основание секции Международного товарищества рабочих (I Интернационала) в Мадриде.

1870 май 15 и июль 30. Отказы принца Фердинанда Саксен-Кобургского, мужа португальской королевы, от испанской короны.

«июнь 25. Отречение в Париже Изабеллы II от испанского престола в пользу своего сына Альфонса.

" июль 12. Отклонение принцем Леопольдом Гогенцоллерном испанской короны.

«август 27–28. Подавление карлистского мятежа в Наварре.

«Объявление осадного положения в Басконии.

«ноябрь 16. Избрание кортесами королем Испании принца Амедея

Савойского (сына итальянского короля Виктора-Эммануила И).» декабрь 30. Убийство в Мадриде маршала Прима.

" Образование сектантских секций бакунистского альянса в Мадриде, Пальме, Валенсии, Малаге и Кадиксе.» Конгресс испанских секций Интернационала в Сарагоссе,

Португалия

1861 апрель 7—29. Военное восстание под руководством герцога Салдапьи, Вступлепие Салданьи в Опорто.

" май 23. Образование министерства Салданьи — министерства партии «возрождения».

1852 июль 18. Утверждение королевой «дополнительного акта» к конституционной хартии 1826 года, понизившего имущественный ценз для избирателей, установившего прямые выборы и муниципальное самоуправление.

1858 ноябрь 13. Смерть королевы Марии И. Провозглашение королем несовершеннолетнего дон-Педро. Установление регентства его отца дон-Фернандо.

1854 декабрь 30. Закон об освобождении рабов в колониальных владениях короны.

1855 сентябрь 26 — 1861 ноябрь 11. Король Педро V.

1856 июль 5. Образование более либерального министерства маркиза де Луле.

«октябрь 26. Открытие первой железной дороги в Португалии (Лиссабон — Сантарем).

1861 ноябрь 11 — 1889 октябрь 19. Король Луис I.

1864 апрель. Студенческие волнения в Коимбре.

" июнь 1. Введение свободной торговли.

1865 май. Предоставление конституционных прав колониям.

сентябрь 29. Соглашение о размежевании границ с Испанией.

1866 декабрь 30. Роспуск кортесов. Занятие здания кортесов войсками.

Аресты оппозиционных депутатов.

1866 Всемирная выставка в Опорто.

1867 июнь 1. Закон об уничтожении смертной казни за уголовные преступления.

1868 Опубликование свода гражданских законов (гражданского кодекса).

1870 январь. Роспуск кортесов.

«май 19. Возвращение к власти Салданьи при помощи армии.

АНГЛИЯ

1847–1871

1847–1848 Экономический кризис. Голод в Ирландии.

1848 февраль 12. Выход в свет новой революционной газеты «Объединенный ирландец» под редакцией Митчеля.

«апрель 4. Митинг «Молодых ирландцев» в Дублине.

" апрель 4—24. Третий национальный конвент чартистов в Лондоне.

апрель 6. Митинг на Трафальгарской площади в Лондоне. Вооруженные столкновения.

«апрель 6. Правительство объявляет чартистский конвент противозаконным. Сосредоточение в Лондоне до 90 000 войск и создание буржуазной гражданской гвардии.

«апрель 10. Запрещение парламентом манифестации чартистов. Представление третьей чартистской петиции в парламент.

«апрель 12. Принятие закона «Об охране короны и правительства».

«апрель — октябрь. Правительственный террор. Массовые аресты. Судебные процессы чартистов.

«май 1—13. Национальное собрание чартистов в Лондоне.

«Массовые митинги и волиепня по всей стране.

«май — июль. Организация революционных клубов в Ирландии.

«июнь. Крах земельной ассоциации О'Кошюра.

«июль 26. Неудачная попытка восстания в Ирландии под руководством Смита О'Брайана.

«июль 26. Приостановление действия Habeas Corpus Act в Ирландии.

«август 5 и 12. Массовые аресты руководителей ирландского национального движения (О'Брайана, Даффи и других).

" сентябрь. Закон о заложенных имениях в Ирландии.» Выход в свет первого тома «Истории Англии» Маколея.

1849 май — июнь. Представление в палату общин радикалом Юмом проекта избирательной реформы — «малой хартии».

«июнь 26. Отмена Навигационного акта 1651 г.

" июль 3. Отклонение палатой общин третьей петиции чартистов (222 голосами против 17).

" август 24. Переезд Маркса в Лондон.

«ноябрь (около 10). Переезд Энгельса в Англию (в Лондон, а затем в Манчестер).

«Выход в свет второго тома «Оснований политической экономии» Джона-Стюарта Милля.

1850 Расцвет промышленности и торговли.

апрель 19. Заключение с США договора Клейтои-Бульвера.

" ноябрь Опубликование английского перевода «Коммунистического манифеста».

1851 январь и апрель. Чартистские конференции в Манчестере и Лондоне.

1851 март —1852 февраль. Министерство Джона Росселя.

1851 март 30. По переписи населения в Соединенном королевстве 27 611962 жителя (в том числе в Ирландии 6 674 278).

«май 1. Открытие в Лондоне первой международной промышленной выставки.

«август 14. Закон о введении правите явственной инспекции в шахтах.

" ноябрь 13. Открытие телеграфа между Англией и Францией,

декабрь. Прибытие в Англию золота из Австралии.» Основание объединенного (амальгамированного) союза рабочих-вюхаеиков.

Выход в свет книги Спенсера «Социальная статика».

1852 февраль 27 —декабрь 17. Министерство лорда Дерби.

«март — май. Стачка и локаут машиностроительных рабочих в Лондоне и Манчестере.

" май. Конференция чартистов в Лондоне.

1852 декабрь 28 —1855 январь 20. Министерство графа Эбердина.

1853 сентябрь — декабрь. Митинги, посвященные ближневосточному вопросу.

1853 октябрь 15 — 1854 май Забастовка и локаут текстильщиков в Престоне (Ланкашир).

1854 март 6. Открытие «рабочего парламента» — конвента чартистов в Манчестере— под председательством Э. Джонса.

«март 9. Письмо Маркса чартистскому парламенту.

" март 28. Объявление Англией войны России.

1855 февраль 5 —1858 февраль 22. Министерство Пальмерстона.

" февраль 19. Голодные волнения в Ливерпуле.

1856 март 30. Подписание в Париже мирного договора с Россией.

1856 октябрь —1860 октябрь 24. Война с Китаем.

1856 ноябрь —1857 март 4. Война с Персией.

1857 март 4. Подписание мирного договора с Персией.

«ноябрь 12. Начало длительного экономического кризиса.

февраль 19. Отклонение палатой общин билля о заговорщиках (в связи с покушением Орсини).

1858 февраль 25 — 1859 июнь 11. Второе министерство лорда Дерби.

" июль 23. Закон о допущении евреев в парламент.

«август 2. Закон об управлении Индией. Упразднение Ост-Индской компании.

«октябрь — ноябрь. Сговор Э. Джонса с буржуазными радикалами.

1858–1859 Выход в свет книги Бокля «История цивилизации в Англии».

1859 март 31. Отклонение палатой общин билля Дизраэли об избирательной реформе.

«апрель 23. Роспуск парламента.

«май 12. Провозглашение нейтралитета в австро-итало-французской войне.

1859 июнь 18 — 1865 октябрь 18. Министерство Пальмерстона.

«Стачка лондонских строителей с требованием 9-часового рабочего дня.

«Выход в свет книги Чарльза Дарвина «О происхождении видов путем естественного подбора».

1860 январь 23. Подписание торгового договора с Францией.

f> июль 10. Первое заседание Лондонского совета тред-юнионов.

«август 28. Установление 12-часового рабочего дня для взрослых

в горной промышленности.» октябрь 23. Аграрные волнения в Ирландии.

" октябрь 24. Подписание мирного договора с Китаем.

1861 май 13. Английское правительство объявляет о своем нейтралитете по отношению к гражданской войне в США. Признание мятежной конфедерации Юга воюющей стороной.

октябрь 31. Заключение конвенции с Францией и Испанией до вопросу о вмешательстве в дела Мексики.

" декабрь 18. Протест английского правительства против ареста на английском судне «Трент» агентов конфедерации Юга.

1862 декабрь — 1862 апрель. Многочисленные митинги против угрозы интервенции в США.

1863 июль 29. Выход из Ливерпуля крейсера «Алабама» в помощь конфедерации Юга.

«Основание Политического союза для борьбы за всеобщее избирательное право.

«Международная выставка в Лондоне.

1862–1863 Массовая безработица в текстильных районах Англии в результате «хлопкового голода».

1862–1863 Аграрные волнения в Ирландии.

1862 декабрь —1863 Массовые рабочие митинги в защиту США и польского восстания.

1868 ноябрь 9—14. Конференция горняков в Лидсе. Образование всеанглийского союза горнорабочих.

" Основание кооперативного Общества оптовых закупок.

" декабрь 24. Смерть писателя Теккерея.

1864 январь. Возникновение ирландской национальной организации Братства фениев.

«апрель 3—27. Массовые митинги в связи с прибытием в Лондон Гарибальди.

> Основание Национального союза реформы в Манчестере. 1

866 март 2. Первое телеграфпое послание из Калькутты в Лондон.

" апрель 2. Смерть Ричарда Кобдена.

«сентябрь 15–17, октябрь 14. Закрытие газеты «Ирландский народ» и арест 25 фениев.

«октябрь 18. Смерть лорда Пальмерстона.

1866 ноябрь 6 —1866 июль 6. Министерство лорда Росселя.

Основание Национальной лиги реформы в Лондоне

1866 январь — февраль. Массовые аресты фениев.

«тварь 11. Раскрытие тайного производства оружия в Дублине.

«февраль 17. Приостановление Habeas Corpus Act в Ирландии.

«май 10. Начало экономического кризиса.

1866 июль б —1868 февраль 25. Третье министерство Дерби.

«июль 27. Установление телеграфной связи с Америкой через атлантический кабель.

«Основание Лондонской ассоциации рабочих для борьбы за самостоятельное рабочее представительство в парламенте

" декабрь. Волнения в Ирландии.

1867 март 5—13. Восстание фениев в Ирландии.

«апрель. Начало длительной забастовки углекопов.

" апрель 22 — октябрь. Забастовка портных в Лондоне.

" август 15. Закон об избирательной реформе.

«август 15. Закон о распространении фабричного законодательства на все промышленные предприятия с 50 и более рабочими.

«ноябрь 23. Казнь трех вождей фениев в Манчестере.

«Всеанглийская конференция тред-юнионов, созвавшая Лондонской ассоциацией рабочих.

«Организация «хунты» — объединения генеральных секретарей крупнейших профессиональных союзов.

1868 февраль 29 — декабрь 2. Первое министерство Дизраэли

" апрель. Первый всеанглийский конгресс тред-юнионов в Манчестере.

1868 декабрь 9 —1874 февраль 17. Первое министерство Гладстона.

1869 июль 26. Закон об англиканской церкви в Ирландии.

«август. 2-й конгресс тред-юнионов в Бпрмппгаме. Основание Лиги рабочего представительства в парламенте.

1870 январь 21. Забастовка углекопов близ Шеффильда, сопровождавшаяся вооруженными столкновениями.

«январь — февраль. Аграрные волнения в Ирландии.» июнь 9. Смерть Чарльза Диккенса.

«июль 19. Англия объявляет о своем нейтралитете во франко-прусской войне.

«август 1. Принятие ирландского земельного закона.

" август 9. Закон о начальном образовании.

«сентябрь 1. Конференция Лиги гомруля в Дублине.

" ноябрь. Аграрные волнения в Ирландии.

1871 Выход в свет книги Дарвина «Происхождение человека и половой подбор».

БЕЛЬГИЯ И НИДЕРЛАНДЫ

1846–1870

Бельгия

1846 Конгресс либералов в Брюсселе и оформление Либерального союза.

1847 август —1855 март. Либеральные министерства Рожье и де Брукера.

1848 Экономический кризис. Сильная безработица.

«март 12. Принятие пового более демократического избирательного закона.

«март 24. Вооруженное столкновение войск с республиканцами франко-бельгийской границе.

1849 Основание Национального банка.

«июль 4. Принятие закона о высшей школе.

1850 Закон о светской средней школе.

1851 ноябрь 22. Принятие закона о введении налога на наследство.

1853 Заключение Антверпенского соглашения епископов для борьбы против светского образования.

1855 март 2 — 1857 ноябрь 9. Католическое министерство де Декара.

«Антиклерикальные выступления либералов.

1857 Раскол Либерального союза на доктринеров («Либеральное собрание») и прогрессистов («Молодые либералы») по вопросу об избирательной

реформе.

«ноябрь 9. Образование либерального министерства Рожье.

Всеобщая стачка ткачей в Генте и репрессии против Братского общества ткачей.

1860 июль 21. Принятие закона об отмене октруа.

1862 август 22. Заключение торгового договора с Англией.

1864 Образование Брюссельской секции I Интернационала.

1865 декабрь 10. Смерть короля Леопольда I. Вступление на престол его сына Леопольда II,

1867 Пересмотр токового и уголовного кодексов.

" Образование союзов Свободных рабочих.

«Признание (в принципе) свободы стачек и союзов.

1868 январь 3. Образование нового либерального министерства Фрер-Орбана.

1868 март 25–29. Стачка углекопов. Кровавое избиение рабочих в Шар-леруа.

«апрель. Народные собрания под руководством секции I Интернационала в Брюсселе.

Образование секций Интернационала в Вервье, Антверпене, Шар-леруа, Люттихе, Брюгге, Генте и в других городах.

«Преследование секций Интернационала.

«сентябрь 6—13. Конгресс 1 Интернационала в Брюсселе.

Образование в Брюсселе Лиги антимилитаристов.

апрель. Забастовка углекопов в Серене. Избиение рабочих полицией и войсками.

«май. Опубликование написанного Марксом воззвания Генерального совета Интернационала по поводу избиений рабочих в Бельгии.

1870 Отмена налога на соль. Увеличение акциза на водку.

«июль 3. Образование католического министерства барона д'Апетапа.

«август 9 и 11. Подписание в Лондоне представителями Англии, Пруссии и Франции соглашения о нейтралитете и независимости Бельгии.

«ноябрь 22–25. Уличные волнения в Брюсселе.

Нидерланды. Люксембург.

1848 март. Уличные волнения в Амстердаме, Роттердаме и Гааге.

«март. Образование умеренно-либерального министерства Шиммельпенипка.

«октябрь. Опубликование новой либеральной конституции.

«Опубликование конституции великого герцогства Люксембургского.

1849 февраль — 1851 апрель. Первое ответственное либеральное министерство Торбеке.

1853 апрель. Аптикатолическое движение в связи с созданием папой утрехтского архиепископства и четырех епископств в Нидерландах.

1853–1861 Консервативное министерство ван дер Бруггена.

Закон об общинных школах.

1862 январь —1866 январь. Второе либеральное министерство Торбеке.

«август 6. Принятие закона об уничтожении рабства в Гвиане и на Антильских островах.

«Введение фритредерского таможенного тарифа.

1864 Установление контроля парламента над Голландской Индией.

1855 март 8. Начало постройки канала Амстердам — Северное море.

1866–1868 Консервативное министерство ван Зейлена.

1866 сентябрь 28. Роспуск нижней палаты.

1867 май 11. Подписание в Лондоне договора о нейтралитете и независимости великого герцогства Люксембургского.

«декабрь 21. Роспуск нижней палаты (второй по счету).

1868 Новая конституция Люксембурга, соединенного с Нидерландами на основе личной унии (до 1890 г.).

«Победа либералов на выборах в нижнюю палату.

1888–1871 Либеральное министерство Фрока.

1868 Отмена смертной казни.

«Отмена налога на газеты.

1870 Отмена принудительного труда туземцев в колониях.