Эллинистическая культура надолго пережила эллинистические государства и вызвала у историков иллюзию, будто в созданных эллинизмом культурных ценностях и заключается его подлинная сущность. Мы, однако, видели, что эллинизм означал серьезные изменения в экономической, политической и социальной жизни рабовладельческих обществ Восточного Средиземноморья, и эти изменения послужили основой для создания и распространения эллинистической культуры.
Чрезвычайно разнообразны были судьбы державы Александра и возникших из нее эллинистических государств. Различны были их материальные ресурсы, состав и численность населения, прошлая история, культурные традиции; по-разному протекала в них в течение трех столетий их политическая история, классовая борьба, экономическое развитие, социальные столкновения, культурное творчество. Но при всех этих различиях можно видеть ряд закономерностей в политической, Экономической и духовной жизни стран эллинистического мира; в хаосе случайностей, какой представляет по видимости история эллинизма, отчетливо выступают основные общие черты, позволяющие видеть в эллинизме закономерный, исторически необходимый этап в истории античного рабовладельческого общества.
Эллинизм не был простым механическим «смешением» Востока и Запада, как это представлял себе Плутарх. Произошли качественные изменения во всех областях общественной жизни. Хотя Александру и диадохам не удалось создать прочное единое государство, которое охватило бы все Восточное Средиземноморье, но был создан новый тип экономического и политического объединения, до того времени неизвестный. Греческий полис с его экономической автаркией и политической независимостью, восточные деспотии, покоившиеся на косной сельской общине, тормозившей рост рабовладельческих отношений, сходят со сцены как ведущие формы общества. Возни кают новые государства, не являющиеся ни полисами, ни деспотиями, выходящие за рамки экономической ограниченности, пытающиеся расширить производство и укрепить позиции рабовладельческого класса путем расширения сферы применения рабского труда, путем ограничения общинного уклада и общинного землевладения, путем прямого вмешательства в организацию хозяйственной жизни. В этом — объективный смысл и значение походов Александра Македонского, войн диадохов и внешней и внутренней политики эллинистических монархий.
Конечно, эта тенденция к созданию единства экономики всего эллинистического мира встречала противодействие в силу исторических условий и проявлялась различным образом и в различной степени в разных странах. В Греции, классической стране полиса, автаркия не могла быть преодолена; хотя и здесь возникли такие крупные союзы, как Этолийский и Ахейский, но и внутри них не было достигнуто ни экономическое, ни политическое единство. Однако тенденция к единству проявилась и здесь. Что касается Македонии, то хотя ее правители пытались более или менее успешно создать крупную державу, но ее отсталая экономика не могла послужить базой для создания прочного — не только политически, но и экономически — объединения.
С другой стороны в Египте, где общинный уклад был еще прочен и не было частной земельной собственности, рост рабовладельческих отношений античного типа был замедлен и принял, как мы видели, своеобразные формы.
Но дело было не только в своеобразии предшествующего исторического развития. Основная причина слабости эллинистических государств, которые после сравнительно кратковременного периода подъема вновь пришли к кризису, заключалась в том, что производственная основа осталась прежняя — рабовладельческая. Буржуазные историки не могут найти объективные причины падения эллинистических государств потому, что они мыслят античное общество в терминах и категориях общества капиталистического. Они поэтому ищут причины краха эллинистических государств в нравственном вырождении их правителей, в злокозненности или, наоборот, в провиденциальной роли Рима, в упадке «духа» эллинов или в другой мистической чепухе. Между тем античные общества гибнут в силу внутреннего противоречия рабовладельческого способа производства.
Рабство ограничивает размеры и темп роста производства, которое остается по существу натуральным; общественное разделение труда существует лишь в зачаточной форме. Поэтому и торговля в древности носит по преимуществу посреднический характер, и рост ее лишь в редких случаях сопровождается развитием промышленности (в Коринфе, в некоторых городах Малой Азии). При этих условиях создание действительного экономического единства, которое стимулировало бы расширение производства, было невозможно; для этого требовалось устранение рабовладельческого способа производства, т. е. коренной социальный переворот, на который не был способен эллинизм. Экономические результаты новой формы организации рабовладельческого общества сказались в сфере торговли, но остались в силе коренные пороки этого общества в сфере производства.
Некоторый успех наблюдается только на Востоке, для которого период эллинизма означал переход от восточного к античному, более высокому типу рабовладельческого общества; вовлечение больших масс населения в городскую жизнь, присоединение значительных земельных территорий к старым и новым городам, привитие греческих культурных навыков народам Востока, привлечение их к ограниченной хотя, но все же новой для Востока общественной жизни греческого типа, главное же — усиление роли и значения трудового рабства в производстве (особенно ясно это обнаружилось в Пергамском царстве) — все это подняло экономику городов Азии, которые поэтому сохранили свою силу и значение не только в период Римской империи, но и в Византийском государстве.
Изменились на Востоке земельные отношения. В царстве Селевкидов, как мы видели, ряд объективных причин, а также политика правительства ведут к упадку общинного уклада, к росту значения античной формы земельных отношений. В Египте, несмотря на консервативную политику его правителей, также происходит процесс разложения, классового расслоения общины, органы которой становятся орудием угнетения трудящихся; вместе с тем, хотя в Египте полисы не создавались, возникают элементы античной земельной собственности на землях клерухов.
При изучении эллинизма не следует упускать из виду основной факт, что эллинистические государства были государствами рабовладельческими. Буржуазные историки, пропагандируя в партийных интересах буржуазии идею внеклассового или надклассового государства, рассматривают и эллинистические государства как организации власти, не связанные с господством того или иного класса. Поэтому политику эллинистических правителей они изображают как проявление способностей, наклонностей, тех или иных личных стремлений царей и их советников. Особенно прочно установился в буржуазной историографии взгляд на эллинистический Египет как на некое механическое, насильственное, искусственное соединение, власть македонских завоевателей над населением и территорией Египта. Это сказывается даже в самых названиях: «Птолемеевский Египет», «Египет Птолемеев», «История Лагидов» и т. п. Неправильная характеристика государства ведет к неправильному пониманию социальной борьбы в эллинистическом Египте: классовая борьба подменяется «национальной оппозицией», «туземной реакцией» и т. п. Это уводит от научного исследования в дебри реакционной буржуазной идеологии.
Основная функция всех эллинистических государств, как известно, состояла в том, что они «являлись диктатурой эксплуатирующего меньшинства над эксплуатируемым большинством».[222] Но эллинизм был, как мы видели, периодом роста и углубления классовых противоречий, усиления эксплуатации трудящихся, начала массовых движений рабов. В Греции, в Сирии и Малой Азии, в Египте с конца III в. не прекращается классовая борьба трудящихся; она велась иной раз под религиозными лозунгами, или же выдвигались требования о возвращении самостоятельности порабощенному народу; в конце концов восстания трудящихся были подавлены; но они подтачивали рабовладельческий строй общества. Государство перестало выполнять свою главную функцию, оно не в состоянии было обеспечить прочные позиции господствующему классу рабовладельцев. В этом — главная причина падения эллинистических монархий. В Греции рабовладельцы из Ахейского союза сами отдали себя под власть Македонии, а затем Рима; под воздействием начинавшегося движения рабов в Пергаме под водительством Аристоника, последний из династии Атталидов завещал свое царство Риму, как позднее Никомед III — Вифинию; во время последней схватки эллинистического мира с Римом в Митридатовых войнах крупные рабовладельцы в городах Азии взяли сторону Рима, а Египет был фактически завоеван Римом задолго до Цезаря и Августа.
Рабовладельческая формация в Восточном Средиземноморье в IV в. была на ущербе. Поэтому переворот, произведенный Александром Македонским и диадохами, мог лишь на время оживить угасающую общественно-экономическую формацию, создав новые формы экономической и политической жизни в рамках того же рабовладельческого общества. Но уже во второй половине III в. во всем эллинистическом мире обнаруживаются черты нового кризиса, который получил разрешение в римском завоевании.
Эллинизм как новый этап в истории рабовладельческого общества получил отчетливое выражение в области культуры — в литературе и искусстве, в философии и религии.
Историческое значение эллинизма и его культуры в том главным образом и состоит, что в этот период человек отрывается еще более «от пуповины естественно-родовых связей», что происходит (хотя и далеко не завершается) процесс преодоления этнической, религиозной, общинной, полисной замкнутости, изолированности и все отчетливее вырисовывается классовая поляризация общества, усиливается и обостряется классовая борьба.
В литературе ведутся споры по вопросу о том, кому принадлежит первенство в выдвижении идеи «единомыслия» (ομονοια) — Александру Македонскому или философам, преимущественно стоикам.[223] Во всяком случае Александр стремился к смешению и объединению различных этнических групп. Но пренебрежение к классическому полису, как родине гражданина, мы находим уже у киников. «На вопрос, откуда он, — Диоген сказал — я гражданин мира». Диоген высмеивал такие понятия, как «древность рода», «слава» и т. п., и говорил, что единственный правильный общественный строй (όρθήν πολιτείαν) — в космосе. Это было одно из следствий разложения греческих городов-государств, одно из своеобразных явлений упадка рабовладельческого общества.
Вопрос о создании идеального государства занимал многих мыслителей. Эти идеи находим мы у стоиков. Не дошедшая до нас «полития» Зенона, судя по отрывочным замечаниям Диогена Лаэртского, строилась скорее всего по образцу идеализированного «ликургова законодательства». Зенон проповедовал общность жен (VII, 33), отвергал рабство (VII, 1). Но Плутарх указывает (de fort. Alex. 329А), что «мировое государство» Зенона — это как бы сновидение или образ философского общественного устройства (ό'ναρ η εϊδωλον εΰνορας φιλοσόφου). Школа в целом (да практически и сам Зенон) не приняла радикальных идей Зенона.
Стоики, начиная с Зенона, делили людей на σπουδαίοι и φαΰλοί, на людей, достигших мудрости и добродетели, и людей, коснеющих в пороке. Это — не социальное деление и предполагает, следовательно, равенство людей в прочих отношениях. Но социальное положение человека, например, состояние рабства, с точки зрения стоиков безразлично, оно относится к αδιάφορα. Таким образом, по сути дела стоики принимали существующий общественный строй, призывали бороться с собственными нравственными пороками, а не против неравенства и эксплуатации. Посидоний (у Афинея VI, 263) прямо оправдывает рабство, полагая, что несмышленые рабы отдают единственное, на что они способны, — свой физический труд — за заботы господина о них. Равенство людей существует не в земной, а в космической сфере. «Подобно тому как употребляется в двояком смысле, — как местожительство людей и как организация (σύστημα) их жителей (ενοικούντων) с гражданами, так и космос — как бы полис, состоящий из богов и людей, причем богам принадлежит руководство, а люди подчинены» (SVF, II, 528). Ту же мысль развивали впоследствии Сенека (de otio sap. 31) и Марк Аврелий. Эта мораль, очевидно, вполне удовлетворяет и крупного богача-сановника и императора. Conditio nascendi остается в силе, хотя человек является гражданином некоего «высшего града» (πόλεως της άνωτάτης, М. Aurel. IΙΙ, 11). Эти социальные принципы стоической философии, перекликающиеся с социальными принципами христианства, вполне устраивают эксплоататорские классы, и неудивительно, что буржуазные философы и публицисты превозносят стоическую мораль, которой, впрочем, сами не следуют. Эта мораль отвлекает эксплоатируемых от борьбы с эксплоататорами.
Двойственная мораль стоиков отразилась и в их политических взглядах; она подробно разобрана в трактате Плутарха de stoicorum repugnantiis. С одной стороны, Хрисипп рекомендует деятельное участие в политической жизни, но с другой — Хрисипп, Клеант, Диоген, Зенон, Антипатр не занимались политикой, а проводили время праздно, занимаясь философскими рассуждениями (1033 Е). А поскольку стоики занимались политикой, они вступали в противоречие со своими философскими принципами. «Законы Клисфена, Ликурга, Солона они считают законами, а ведь они называют их порочными и неразумными» (1033 I). В своем сочинении περί βίων Хрисипп говорит, что «мудрец охотно принимает царскую власть, извлекая из нее выгоду; а если он сам не может царствовать, он будет жить с царем, совершать походы с царем — с таким, каким был скиф Иданфирс или Левкон Понтийский». Хрисипп «устанавливает три способа обогащения, более всего подходящие для мудреца: от царской власти, от друзей, от занятия софиста» (1043 С — F). Неудивительно, что, если верить Диогену Лаэртскому (VII, 6), Сфер, идейно руководивший царем-реформатором Клеоменом, жил затем при дворе Птолемея Филопатора, убийцы Клеомена.
Идеи реального равенства были связаны не с философской догмой стоической школы, а с политическими взглядами отдельных философов, их классовыми симпатиями. по-видимому, Зенон действительно придерживался радикальных взглядов; несомненно, стоик Блоссий, друг Тиберия Гракха, оказавшийся после гибели Тиберия в лагере Аристоника, был идеологом социального переворота. Но это не дает основания идеализировать школу стоиков.
Революционные идеи и теории, надо полагать, возникали в процессе классовой борьбы трудящихся. Такое массовое движение рабов и угнетенных, какое представляло собой движение под водительством Аристоника (133–129 гг.), не могло не иметь какой-то программы общественного переустройства. К сожалению, античные авторы не интересовались идеологией угнетенных масс и особенно рабов. Поэтому источники не сохранили нам отчетливых данных об идеях и лозунгах социальных движений эллинистического периода. Но из Страбона (XIV, 1, 38) мы знаем, что Аристоник мечтал построить «государство солнца», основанное на свободе и равенстве. Здесь, несомненно, сказалось влияние утопического романа Ямбула, рисовавшего «город солнца», где нет неравенства и эксплуатации, где все занимаются попеременно умственным и физическим трудом.
В. П. Волгин отмечает существенное различие между утопиями эллинистической эпохи и утопиями прежнего времени: «в утопиях» Ямбула и Эвгемера «мы видим сдвиг мысли от вопросов организации потребления к вопросам организации производства».[224] Это свидетельствует о большей зрелости социальных идей, их большей близости к практическим задачам переустройства общества. Недаром Аристоник пытался осуществить «город солнца» Ямбула. Необходимо отметить и другую важную характерную черту утопий этого времени: в отличие от утопий Платона, стремившегося изобразить тип идеального рабовладельческого государства, утопии Ямбула и Эвгемера строят государство без рабства. Сама возможность возникновения таких идей говорит о кризисе рабовладельческого общества.
Эллинистическая культура отразила этот кризис и сама содействовала дальнейшему разложению рабовладельческой общественно-экономической формации, распаду старых общественных связей, распылению общества, росту индивидуализма. В этом отношении она оказалась пригодной и для последующих эпох, чем объясняется ее действенность и жизнеспособность.
Эллинистическая культура распространилась и сохранилась даже там, где ее социально-экономическая и политическая база оказалась слабой и недолговечной. Она проникла в Среднюю Азию и Индию. В далеком Северном Причерноморье, в Ольвии, Херсонесе, в Боспорском царстве эллинистическая культура достигла высокого развития. Отсюда вышли знаменитые философы Бион и Сфер, историки Сириек и Посидоний Ольвиополит, географ Дионисий Ольвийский, поэт Исилл.
Конечно, не везде и не всегда эллинистическая культура пускала прочные корни, ее распространение и развитие были неравномерны. Город Дура-Эвропос лишь короткое время оставался в македонском владении и вошел в состав Парфянского царства, а затем Римской империи; но здесь эллинистическое влияние оказалось весьма устойчивым. Скульптурная группа богов-покровителей Дуры и Пальмиры представляет синкретическое божество: Зевс Олимпийский-Ваалшамим, именуемый в арамейской надписи «Гад Дуры»; слева от него помещается жрец с семитским именем, справа — увенчивающий бога Селевк Никатор; дата установки группы — 470 г. эры Селевкидов (= 158/9 г. н. э.). Через 450 лет после смерти Селевка его культ сохраняется у семитского населения Дуры. С другой стороны, в цитированных ранее клинописных текстах из У рука мы видим, что эллинистический налет на местную культуру быстро стирается: потомок Экур-Закира, принявший греческое имя Basia (= Πασιας), дает своему сыну снова вавилонское имя Ану-убалит; сын Ану-бел-шуну носит имя Никарх, но его сын и внук опять принимают вавилонские имена. Эта неравномерность в степени устойчивости эллинистических влияний — частный случай проявления общей закономерности истории эллинизма: изменения в экономической, политической и духовной жизни не были и не могли быть прочными и глубокими, поскольку разрешение кризиса рабовладельческого общества на его эллинистическом этапе могло быть только кратковременным и привело к новому кризису. Поэтому и в области культуры многое было намечено, но не доведено до конца.
Изучение истории эллинизма не только вскрывает закономерность исторического процесса развития античного рабовладельческого общества. Оно позволяет сделать и более общий вывод: когда социально-экономическая формация находится на стадии упадка и разложения, попытки господствующего класса упрочить свою власть путем введения новых форм экономического и политического господства обречены на провал.