Удивительно широк и могуч Амур, особенно там, где в него впадает Амгунь. Совсем не видно берегов.
Кажется, что «Дальневосточник» вышел в море. Сидим на палубе и любуемся открывшимся водным простором. Вдруг видим впереди на рейде три катера, празднично украшенные флагами. «Дальневосточник» быстро подходит к катерам, теперь на каждом из катеров различаем приветственные лозунги и портреты: на одном — Вали, на другом — Полины, на третьем — мой. Мы волнуемся, знаем, что на одном из катеров — представители комиссии по розыскам нашего самолета. Эти катера перевезут нас в Комсомольск. «Дальневосточник» медленно подходит к флотилии. Оттуда кричат «ура». На одном из катеров мы видим корреспондентов «Правды» и «Известий». Они тоже кричат «ура», машут и тут же, хотя нас с ними разделяет вода, требуют интервью.
Горячо прощаемся с чудесными товарищами, с которыми прошли длинный путь по Амгуни. Грустно с ними расставаться.
Пересаживаемся на катер «Марта». Это уже совсем комфортабельный катер, небольшое морское судно, с прекрасно оборудованными удобными каютами. Отходим от устья Амгуни, поднимаемся вверх против течения по Амуру, а катер «Дальневосточник», отдав последний салют, уходит вниз на Николаевск. Вряд ли «Дальневосточнику» удастся в этом году подняться к Керби. Через несколько дней Амгунь в районе Керби замерзнет, и, вероятно, ему придется остаться в Николаевске на Амуре.
За поворотом Амура, за большой величественной сопкой, видим в последний раз «Дальневосточник». Он скрывается, оставляя за собой на воде бурный след.
Мы спускаемся в каюту и располагаемся здесь на мягких, уютных диванах. Повара приносят нам удивительно вкусный обед. Доктор Тихонов мрачно поглядывает на недозволенные блюда: ох, уж завтра он заберет этих поваров в свои руки.
Вместе с нами на катере спортивный комиссар Миша Еремин со своими барографами. Он разыскал патефон и заводит утесовские пластинки. После обеда поднимаемся на палубу полюбоваться Амуром. Два других катера идут рядом с нами. Первое, что бросается в глаза, — соседний катер сильно накренился на левый борт: кажется, что вот-вот вода поравняется с палубой. Это плывущие на катере корреспонденты газет столпились на одном борту. Они машут нам и требуют, чтобы их пересадили на наш катер. Капитан «Марти» возражает:
— Они потопят судно, их слишком много.
Все же на первой остановке корреспонденты отправляют телеграммы с пометкой: «Борт «Марти»…
Совершив это невинное преступление, несколько наиболее предприимчивых корреспондентов проникают на наш катер и жестоко мстят нам за долгие дни, в течение которых они ехали нам навстречу. Мы покорно и добросовестно по очереди удовлетворяем любознательность представителей прессы.
На каждой пристани нас встречают местные жители. Там, где есть военный гарнизон, навстречу выходят части с музыкой. Вдруг справа нас обгоняет военный корабль. Весь экипаж этого корабля выстроен на верхней палубе. Нам салютуют и флажками передают привет.
К Комсомольску подходим в темноте. Меня вывели на верхнюю палубу. Ночью Амур кажется еще более широким и мощным. Волны, как на море. Сильный ветер, грозное небо. А впереди, за сопкой, огни. Мы давно не видали такого зрелища, такого большого города. Наш катер, освещенный разноцветными огнями, подходит к дебаркадеру Комсомольска. Мы видим массу народа. Большие толпы стоят на лестнице, на берегу. Как только катер причаливает к пристани, начинают играть оркестры. С пристани мы едем на машине по чудесному городу юности, городу, построенному нашими комсомольцами.
Отправляемся на городской митинг. Вся площадь стадиона заполнена народом. Как странно: почти ни одного пожилого лица. Только молодежь. В темноте, при свете прожекторов, перед нами веселые, живые лица, смеющиеся, улыбающиеся, светящиеся глаза. В Комсомольске как-то особенно бодро и задорно звучат наши песни.
Все затихает, когда мы начинаем говорить. Митинг заканчивается, но народ еще долго не расходится. Все хотят еще и еще видеть нас, говорить с нами. Мы уезжаем в отведенную для нас квартиру в новом доме. Как странно, что среди болота, в далекой тайге, есть такие прекрасные, уютные дома. Комнаты отделаны совсем, как в Москве. А ведь шесть лет тому назад здесь была просто тайга, подобная той, по которой я бродила.
Утром нам показывают город. Среди еще не отступившей тайги выросли громадные доки, верфи, — все это сделано руками комсомольцев. Недавно в Комсомольске был большой праздник: судозавод выпустил первый большой корабль, его спустили в воды Амура и отправили в Охотское море. Нам показывают и другие заводы. Великолепная, мощная стройка. Рядом с гигантом-заводом рабочий поселок, и в нем дома типа коттеджей, тут же и большие каменные дома. Осталась улица старого нанайского поселка. Нам объясняют, что эти ветхие деревянные дома — все, что было здесь до прихода комсомольцев. Странно видеть маленькие, потемневшие, нелепые постройки заброшенной нанайской деревушки рядом с доками, заводами, рядом с освещенными электричеством домами. Сохранились и хибарки, в которых жили первые строители города Комсомольска. Теперь в этих хибарках никто не живет. Это исторический памятник.
Мы приезжаем на телеграф. Лежит простая телефонная трубка, и дежурный радиотелефонист нормальным голосом, как если бы он разговаривал с кем-нибудь здесь же, в Комсомольске, говорит:
— Москва, Москва! Я Комсомольск, я Комсомольск!
Первой вызывают Валю Гризодубову. Она говорит со своими родными, с Соколиком, а я и Полина, затаив дыхание, слушаем каждое слово и следим за выражением ее лица. У нее дома все благополучно. Наконец, говорю я. У телефона моя маленькая дочка. Слышу ее голосок. Она меня спрашивает, приду ли я к ним в школу. Она требует, чтобы я пришла в школу в первый же день, как только приеду… Так хочет она и все ее подруги. Приду, ну, конечно, приду. Она говорит, что дома все в порядке, что она была умницей, что у нее семь «отлично». Потом говорит моя мама. Теперь мы окончательно спокойны за родных.
Из Комсомольска отправляемся на мониторе. На монитор принесли белку в клетке. Это — подарок пионеров Комсомольска моей Танюше. Краснофлотцы Амурской флотилии встречают нас тепло и радушно, нам отводят самые уютные рубки. Меня помещают в командирской рубке, Валю и Полину — в рубке комиссара.
В Комсомольске доктор Тихонов обогатился электроприборами. Теперь он таскает за собой целый электрокабинет и на мониторе, неумолимо и беспощадно, пунктуально в назначенное время лечит электричеством ноги своей единственной пациентки. Я понимаю: ему только и работы, что лечить меня, — все остальные здоровы, — и я стойко и мужественно веду себя в роли больной. Иногда даже самой начинает казаться, что я больна. Но разве можно болеть, когда вокруг тебя так хорошо, так весело?
Чудесный народ — краснофлотцы. Мы рассказываем им о своем перелете, но еще охотнее слушаем их рассказы: как они плавают по Амуру вдоль границы, как встречаются в амурских водах с японскими судами, как японские суда при виде нашего монитора, да еще если у него сняты чехлы с орудий, немедленно улепетывают полным ходом. Полина пляшет с краснофлотцами на верхней палубе украинский гопак. Потом команда монитора устраивает для нас учебную тревогу. Мы стоим наверху на мостике. Раздается сигнал. С молниеносной быстротой задраиваются люки, раскрываются орудия, монитор готов к бою. Каждый краснофлотец хорошо знает свое место и четко, по команде, выполняет боевые задания.
К Хабаровску подходим днем. Впереди показалась идущая нам навстречу флотилия военных судов. Военные корабли и три катера, проходя мимо нас, салютуют. Сигнальщики флажками передают приветствие от краснофлотцев и от командующего Амурской флотилией.
Через сигнальщика нашего монитора передаем ответное приветствие. Я не покидаю палубы. Вот и красавец — Хабаровский мост. Монитор подходит к Хабаровску. Мы видим, как там, в городе, двигаются толпы со знаменами. Мы взволнованы и обрадованы новой встречей.