Весеннее утро 1474 года. У лиссабонской набережной разгружается только-что прибывший из южной экспедиции парусник. Зеваки, полукругом обступившие команду и грузы, не могут налюбоваться красноперыми попугаями, сваленными в кучу слоновыми бивнями, волосатыми кокосовыми орехами, подбирают и жуют зерна африканской малагетты, сходной с индийским перцем. На минуту внимание толпы привлекают скованные общей цепью негры. Таких еще в Лиссабоне не видели. Они малы ростом, иссиня черны и как-то особенно свирепо скалят сверкающие челюсти. Но вот с борта спускают крепкую клетку. Вцепившись четырьмя конечностями в железные прутья, мохнатая горилла буравит маленькими злыми глазками застывшую в изумлении толпу. При виде глазеющих людей оцепенелый мозг плененного животного охватывает приступ ярости. Оно начинает бешено визжать, сотрясая дребезжащую свою тюрьму. С воплем, под хохот матросов, разлетаются в стороны торговки, мальчишки. Сохраняя свое достоинство, отходят прочь важные горожане.
Проход к команде судна свободен. К группе матросов быстрым шагом приближается рослый, широкогрудый мужчина. Сдержанным, полным достоинства жестом приветствует он капитана. «Откуда прибыли, сеньор капитан?» — спрашивает Колумб, ласково поблескивая голубыми глазами. Моряк готов ответить непрошенному гостю с обычной непосредственностью людей своей профессии. 'Но что-то останавливает его. Открытое, исполненное молодой энергии лицо, непринужденность и приветливость подошедшего располагают к себе капитана. К тому же ломаные португальские слова, произнесенные на особый певучий лад, выдают в нем земляка.
С улыбкой, на родном языке отвечает капитан Колумбу. Прибыл он из-под самого экватора. Пользуясь полученными в адмиралтействе картами экспедиции Сантарема и Эскобара, повел он судно мимо Зеленого Мыса, Сьерра Леоне и Золотого Берета. Буря прибила его к устью широкой, не нанесенной на карту реки, которую негры называли Конго. Здесь судно едва не погибло. Но когда волнение улеглось и он пристал к берегу, перед ним раскрылись богатства… Капитан выразительно разводит руками.
Глаза Колумба темнеют, заволакиваются мечтой. «Доведется ли мне когда-нибудь побывать у этих берегов?»— срывается у него. Капитану нравится юношеская непосредственность рослого детины. Бывал ли он в плаваниях? Колумб называет средиземноморские порты, левантинские колонии. На лице капитана появляется презрительное выражение. Изъезженную «Латинскую лужу» он не считает хорошей школой для моряка. Научиться морскому делу можно только на море-океане, на службе у португальцев.
— Все же, — рьяно возражает ему Колумб, — обученные на Средиземноморье итальянские капитаны добились великой славы здесь, в Лиссабоне. С горячностью называет он Мануэля Пецаньо и его двадцать генуэзских капитанов, Бартоломео Перестрелло, Луиджи Кадамосто, Узодимаре, Антонио ди Нолли и многих, многих других. Видно, имена эти тешат патриотическое чувство Колумба и наполняют его сердце жаркой верой в счастливое будущее, уготованное для него самого.
Разговор кончается так же внезапно, как и начался. В порыве возбуждения Колумб пожимает руку капитана. «Мое имя — Христофор Колумб, я — бедный генуэзец, недавно прибывший в Лиссабон. Живу здесь тем, что черчу морские карты и продаю книги. Но если вам придется когда-нибудь услышать о человеке, открывшем новые пути в неведомые земли, знайте, что это сделал ваш покорный слуга». И широкими шагами, размахивая загорелыми большими руками, Колумб удаляется от смеющегося, пожимающего плечами соотечественника.