Нашим непосредственным начальником или фельдкорнетом, (таким было его звание), был г. Зидерберг, который ранее занимался перевозками грузов на фургонах, а рядовыми были главным образом молодые ребята, до этого работавшие на государственной службе, в юридических конторах или в магазинах в Претории. Немногие из них когда-либо видели войну или проходили военное обучение, но они были полны энтузиазма, и несмотря на тесноту и грубую пищу, мы вели себя как школьники.
После монотонной трехдневной поездки, часто прерываемой бесконечными остановками, мы достигли Салидспруйта, маленькой станции приблизительно в десяти милях от границы с Наталем, где мы наконец вышли из поезда. Большое число бюргеров из разных районов страны уже расположилось на равнине, с обеих сторон железнодорожной линии, и вельд вокруг был покрыт палатками и фургонами. Слева от дороги стоял большой шатер, над которым развевался четырехцветный флаг Трансвааля, что указывало на штаб генерала Жубера. И он и его жена прибыли туда одними из первых, и это было их традицией — она постоянно сопровождала мужа во всех его поездках.
Когда мы вывели из поезда наших лошадей и помогли сгрузить оружие, нам указали место, где мы должны были расположиться — туда мы и отправились. Мы спешились в высокой траве, и, после того как развели костры и приготовили ужин, провели наш первый вечер на открытом воздухе. В течение следующих десяти дней мы наслаждались нашим новым положением, как будто бы мы были на пикнике, а не в ожидании начала военных действий. Однажды вечером мой брат и я были приятно удивлены: в лагерь прибыл старый слуга нашей семьи, на его лице была улыбка от уха до уха от радости, что наконец-то он нашел нас. Его звали Чарли, он был внуком Мошеше, известного вождя басуто, Сколько я себя помню, он был нашим семейным слугой, сначала в Свободном Государстве и затем в Трансваале, куда он последовал за нами. Недавно он посещал Умбандине, короля свази, но, узнав, что должна начаться война, он сразу возвратился в Преторию, и мой отец послал его к нам. Это было просто замечательно, поскольку мы могли теперь переложить на него все заботы о кухне и лошадях, кроме того, он привел мне роскошную чалую лошадь, которую мой отец послал мне, поскольку боялся, что для моего пони мой вес будет великоват.
Каждое утро моему брату и мне приводили наших лошадей с пастбища и мы выезжали, чтобы посетить соседние лагеря, горя желанием увидеть все, что было можно. Мы видели поток новых людей, прибывающих ежедневно по железной дороге или едущих из соседних местностей, и наблюдали с бесконечным интересом длинные колонны заросших мужчин на косматых лошадях.
В конце недели, здесь собралось, должно быть, почти 15 000 всадников, готовых вторгнуться в Наталь, и мы были уверены, что ничто не могло нам помешать достичь моря.
Наша военная организация была простой. Каждый коммандо был разделен на две или больше группы — корнетства, которые, в свою очередь, подразделялись на капральства. Корнетство должно было состоять из 150–200 человек, а капральство номинально — из 25, но на этот счет не было никаких твердых правил и популярный фельдкорнет или капрал могли иметь под своим началом вдвое больше людей, чем непопулярный, поскольку бюргер сам мог выбрать, под чьим началом ему служить, и мог даже выбрать себе коммандо, даже если сам он был из другой местности или города.
В коммандо Претории мы разделились на капральства. Процесс разделения происходил стихийно: подбирались группы людей, ранее знакомых друг с другом, или жившие в одном районе, или предпочитавшие одинаковую еду. Так организовывались военные подразделения. Один из их числа избирался капралом, через которого передавались все распоряжения вышестоящего руководства. То же происходило и в других коммандо Снабжение людей продовольствием выглядело очень просто. Наш фельдкорнет знал, сколько людей находится под его началом, и по мере необходимости посылал группу на склад, который находился возле железной дороги. Продовольствие грузилось в фургон, который доставлял этот груз в расположение капральства. Там все сваливалось на землю и люди разбирали все привезенное. Мясо доставлялось в виде стада быков, которых резали по мере необходимости. Система была не очень экономной, но всем всего хватало и люди могли есть то, к чему привыкли дома. Лошади, одежда и оружие у каждого были свои и никто никакой компенсации за это не получал.
Начиная с рейда Джеймсона трансваальское правительство ввезло из Германии большое количество винтовок «Маузер», которые были проданы бюргерам по номинальной стоимости. Таким же образом было закуплено большое количество боеприпасов, так что коммандо были хорошо вооружены. Две республики мобилизовали примерно 60 000 — 70 000 всадников, они были сосредоточены на западной и восточной границах и ждали только команды, чтобы вторгнуться в Наталь и Капскую колонию. Эта большая сила, вооруженная современным оружием, была большой военной машиной и, будь у нее лучшие руководители, могла бы повернуть историю в другом направлении.
Сколько войск британцы имели в Южной Африке, я точно не знаю, но они постоянно подвозили подкрепления, и я думаю, что наши лидеры недооценили груз, который взвалили на себя.
Насколько нам было известно о Натале, самые близкие британские войска располагались в городе Данди, приблизительно на расстоянии в пятьдесят миль. Эти силы, как мы впоследствии выяснили, насчитывали примерно 7000 человек, и дальше на юг, в Ледисмите, было еще примерно 6–7 тысяч, но к ним постоянно прибывали подкрепления и трудно было сказать, сколько их на самом деле.
10-ого октября состоялся большой парад в честь дня рождения президента Крюгера. Наверное, в Южной Африке раньше никогда не собиралось больше мужчин в одном месте. Зрелище было замечательным — коммандо, одно за другим, строем проходили мимо коммандант-генерала, и каждый, в зависимости от своих понятий о военном приветствии, размахивал шляпой или винтовкой. После парада мы собрались вместе, и галопом поскакали на возвышенность, где под вышитым знаменем Трансвааля сидел на лошади Пит Жубер. Когда мы приблизились и остановились, он обратился к нам, привстав в седле. Я был зажат другими всадниками, и не смог быть достаточно близко, чтобы услышать то, что он говорил, но скоро все знали, что ультиматум (написанный и подписанный моим отцом), который послали британцам, давая им двадцать четыре часа на то, чтобы они отвели войска от границ Республики, был отвергнут, что означало объявление войны
Волнение, которое за этим последовало, было непередаваемым. Огромная толпа, стоя в стременах, кричала до хрипоты, и только после того, как коммандант-генерал и его свита, пробившись через толпу, удалились, все постепенно стихло и коммандо разошлись. Ликование затянулось до поздней ночи, и, сидя без дела у костра, обсуждая приближающуюся войну, мы слышали пение и крики из соседних лагерей до самого рассвета.
На следующий день Англия приняла вызов, и война началась. Снова повторилось вчерашнее волнение. Пламенные речи были произнесены, и генерал Жубер был принят с полным восторгом, когда он приехал в коммандо, чтобы лично обратиться ко всем собравшимся. Всем коммандо было приказано находиться в полной готовности, и был выдан рацион на пять дней, состоящий из сушеного мяса и другой еды. Летучие отряды должны были вторгнуться в Наталь, а весь обоз должен был быть оставлен на месте, так что мы с братом были обязаны послать нашего слугу-туземца в главный лагерь, где были оставлены все фургоны в ожидании дня, когда они смогут двигаться дальше.
Мой брат и я присоединились к нескольким друзьями из Саннисайда, пригорода Претории, в котором мы жили, и через несколько дней мы стали плохо сбитой большой толпой, стержнем которой были пять братьев Малерб. Мы выбрали Айзека Малерба, самого старшего из них, нашим капралом, и лучше этого человека я никогда не встречал. Скоро мы стали известны как капральство Айзека Малерба. Ему было приблизительно тридцать пять лет, он был смуглым, тихим и капризным, но мы доверились ему. Его братья тоже были храбрыми мужчинами, но он стоял на голову выше нас всех. После его смерти на Тугеле оказалось, что он был достаточно состоятелен и предусмотрительно оставил жене и двум маленьким дочерям хорошие средства.
Война была официально объявлена 11-ого октября. На рассвете утром 12-ого, собранные коммандос разъехались, и мы начали свой первый марш к границе.
Насколько глаз мог видеть, что равнина изобиловала всадниками, оружием, и рогатым скотом, все это упорно продвигалось к границе. Вид был великолепный, и я никогда не забуду того восторга, с которым я ехал на войну.
Все это закончилось трагедией, и я пишу об этом в чужой стране, но память о тех первых днях неизгладима.