Мы ехали в течение трех дней, описывая дугу, чтобы пересечь реку на полпути между Блумфонтейном и Кимберли. Ничего интересного за это время не случилось, кроме стычки с английским патрулем, который внезапно выскочил на нас однажды утром из тумана.
Свет был настолько тусклым, что обе стороны разошлись после нескольких выстрелов, поскольку никто не мог разобрать, насколько силен был противник.
На пути нам попалась деревушка Буллфолтейн. Мы заглянули туда в надежде чем-нибудь разжиться, но она была полностью разграблена. Далее мы двигались по бесконечным безлюдным дорогам. Мы не встретили ни одной фермы, которая не была бы разрушена, а в нескольких местах нам попадались сотни овец, убитых ударом дубины или заколотых штыком — это англичане делали, чтобы уморить буров голодом.
Несмотря на это нам попалось несколько случайно уцелевших овец, а вокруг паслось много спрингбоков, так что недостатка в мясе у нас не было. Тем не менее нам приходилось нелегко. Хлеб и соль, мыло, табак и книги были в прошлом. Мы почти забыли вкус чая, кофе, сахара и овощей. Если бы у нас не оказалось огнива, нам пришлось бы тратить драгоценный винтовочный патрон каждый раз, когда нужно было разжечь костер. Была середина зимы, водоемы покрылись льдом, а мы были одеты в рваную одежду и спали под истертыми одеялами.
Мы пересекли Моддер-Ривер в полночь выше Абрахамскрааля, и рассвет застал нас перед линией военных постов, о которых нам говорили, что англичане перекрыли ими всю дорогу от Блумфонтейна до Даймонд Майнс в Коффифонтене на расстоянии в шестьдесят миль. Этот кордон был создан, чтобы охранять тысячные стада овец и крупного рогатого скота, уведенного с ферм. Каждый пост состоял из десяти или двенадцати палаток, и расстояние между ними было около двух тысяч ярдов. Наши лошади были в неважном состоянии и мы не могли рассчитывать на то, чтобы проскочить меду постами и уйти от погони, поэтому мы стали двигаться на запад в поисках места, где мы могли пройти, не привлекая внимания. Мы иногда видели патрули, которые проверяли ограду, но они, видимо, принимали нас за своих, и некоторое время все было мирно.
Потом на холме замигал гелиограф, и сразу все оживилось: одни солдаты побежали за лошадьми, другие уже скакали по равнине. Увидев это, мы рванули вперед, в промежуток между двумя лагерями, стреляя с седла и стараясь уклониться от ответных выстрелов. Линии холмов мы смогли достичь прежде, чем было организовано преследование. До линии холмов доскакало большое число всадников, но когда мы открыли по ним огонь, будучи уже под прикрытием скал, они для виду постреляли немного и вернулись охранять свои стада. Так мы пересекли линию у Моддер-Ривер, о которой нам так много говорили, и, продолжая наше путешествие, на следующий день достигли минерального источника у Лотс-Хек, где присоединились к маленькому коммандо числом в пятьдесят или шестьдесят человек, которыми командовал фельдкорнет Блигнаульт.
Мы теперь находились в районе Фауресмит, не больше чем в пятидесяти милях от Оранжевой реки, за которой была уже Капская Колония, но она оказалась дальше, чем я думал вначале.
Когда мы сказали Блигнаульту о нашем плане пойти туда, он стал отговаривать нас от этой затеи. Он сказал, что, перейдя Оранжевую в этом месте, мы окажемся в открытой сухой местности, где для наших лошадей не найдется пищи и где мы попадем в руки первых же англичан, которые нас заметят. С другой стороны, если бы мы пошли на восток к истокам Оранжевой реки, на расстояние в сто пятьдесят миль, и затем повернули бы юг в Капскую Колонию, то там нашли бы горы и хорошие пастбища, и такой маленький отряд, как наш, мог бы там существовать. Блигнаульт и его люди знали, что говорили, потому что за несколько месяцев до этого они сопровождали генерала де Вета во время его рейда в Капскую Колонию.
Одна тысяча пятьсот мужчин в тот раз пересекли реку, но их столь плотно окружили вражеские силы, что они вынуждены были возвратиться в Свободное Государство, потеряв много людей и лошадей. Практически все, кого мы там встретили, не советовали идти на британскую территорию.
Нам напомнили также о бедствии, которым закончилось предприятие генерала Херцога на юге и о судьбе почти всех отрядов, которые пересекали Оранжевую. Казалось, что она напоминает пещеру из сказки — туда ведет много следов, а обратно — немного.
Это нас совсем не ободрило, и фельдкорнет Бота и остальные мои компаньоны были столь этим обескуражены, что готовы были отказаться от этой затеи, но мы с Якобусом Бусманом в конце концов убедили их в том, что, приняв совет пойти на восток, все же попадем в Капскую Колонию и будем там действовать по собственному усмотрению.
На следующий день мы попрощались с коммандо Блигнаульта и поехали далеко на восток, и на следующий день оказались рядом с поселком Эдебург. Он находится в сорока милях к югу от Блумфонтейна на главной железной дороге, и, поскольку мы обнаружили, что линия охраняется блокгаузами и рядом с поселком расположен большой английский лагерь, решили заночевать здесь и оценить обстановку при свете дня.
Этой ночью мы сели на лошадей и поехали вдоль железной дороги, надеясь пройти незамеченными в месте, которое мы сочли подходящим во время дневного обследования. Еще до этого к нам из английского лагеря приблудилось шетландское пони, которого я взял себе, что было очень вовремя. Через час мы достигли намеченного места, но ночь была такой темной, что мы заблудились и наткнулись на блокпост. Нас встретило обычное «Стой! Кто идет?», затем последовали выстрелы, поэтому мы убежали и в пятистах ярдах от того места предприняли другую попытку.
Как и на большинстве железных дорог в Южной Африке, ограда проходила с обеих сторон железнодорожной линии, сделана она была из толстой проволоки, которую надо было перерезать, чтобы лошади могли пройти. Единственным инструментом в нашем распоряжении был большой напильник, и с ним мы с моим товарищем, молодым парнем по имени Верстер, попробовали перерезать проволоку, в то время как наши ждали в ста ярдах позади. Звук от трения напильника о натянутую проволоку оказался слишком громким, и. не успели мы перерезать одну проволоку, часовой, который оказался в двадцати ярдах от нас, снова окликнул нас и выстрелил. Мы вскочили на лошадей, чтобы вернуться к своим, но наши лошади стали путаться в проволоке, которая лежала на земле. Приближаясь к железной дороге, мы этого не заметили, но теперь мы попались, а звон пустых консервных банок, привязанных к проволоке, пугал наших лошадей. К этому добавилась стрельба из блокпоста, который оказался в нескольких ярдах от нас и который мы в темноте приняли за груду камней. Стрельба из винтовки с такого расстояния всегда дело неприятное, а когда находишься на испуганной лошади, запутавшейся в проволоке — это неприятно вдвойне, и, если было бы чуть светлее, чтобы солдаты видели, куда стрелять, нас непременно убили бы. Но было так темно, что они стреляли не по нам, а на звук. Верстер сумел все же выпутаться, но мою лошадь застрелили и она упала, придавив меня. Я смог расстегнуть подпругу и вытащить седло из-под убитой лошади, и мы, спотыкаясь, помчались к нашим товарищам, которые свистели и кричали, но стрелять опасались из страха задеть нас. Шетландский пони оставался с ними, так что я бросил на него седло и мы поскакали прочь от солдат, которые продолжали палить наугад в полной темноте. Мы проехали по дуге, вновь приблизились к ограде и снова попытались ее пересечь, но едва начав пилить проволоку, услышали звук шагов, бегущих по шпалам, поэтому оставили попытки перейти дорогу этой ночью. Ночь мы провели за холмом и, когда рассвело, оказалось, что мы ближе к английскому лагерю, чем думали. Мы едва успели оседлать лошадей, когда за нами погналось около ста человек, но мы смогли от них оторваться и добраться до холмов Бумплаатс. Мой пони показал себя на удивление хорошо.
Поскольку английские всадники через некоторое время вернулись, мы остановились у небольшого кладбища, где были похоронены английские солдаты, убитые в произошедшем здесь сражении между сэром Гарри Смитом и бурами в 1848 году. Это кладбище представляло для меня некоторый личный интерес, потому что чуть не привело моего отца к потере поста президента Оранжевого Свободного Государства, еще когда я был ребенком. Задолго до этого британское правительство установило надгробные камни по павшим солдатам, с надписью: «Убит в бою против мятежных буров». Многие из этих камней с течением времени развалились на части, и мой отец приказал изготовить точные их копии с такой же надписью. Это оскорбило многих патриотов, считавших слово «мятежник» оскорбительным, и мой отец едва не проиграл очередные выборы. Я же запомнил кладбище Бумплаатс по другой причине — пока мы здесь отдыхали, ко мне подошел фельдкорнет Бота и сказал, что он со своими людьми несколько дней обдумывали вопрос о Капской Колонии и просят меня от этой затеи отказаться. Произошедшее прошлой ночью окончательно развеяло их сомнения и все, кроме меня и Бусмана, объявили о своем решении вернуться к горам Винбург.
Мы сказали, что не для того так далеко забрались, чтобы возвращаться, и пойдем в Кап, даже если нам придется идти вдвоем. Обсуждения и уговоры продолжались несколько часов, но в конце концов Бота со своими людьми, к которым присоединились двое моих друзей-немцев, Хааз и Полачек, сели в седла и поехали прочь, оставив нас одних.
Мы с Босманом провели ночь возле кладбища, чувствуя себя так подавленно, что даже костер разводить не хотелось. Утром оказалось, что наши лошади ушли так далеко, что их не было видно. На их поиски мы потратили пять часов, а когда вернулись к тому месту, где оставались наши седла и все имущество, то ничего там не было. Это было очень серьезно, потому что без седел и припасов прожить было нельзя. Судя по следам, воров было двое, оба конные, но кто это был — буры или англичане — мы не знали, но решили пойти за ними. Мы осторожно двигались по следам на лошадях без седел, и, пройдя таким образом около десяти миль, увидели двух человек, сидевших у костра под холмом. Мы подошли к ним пешком достаточно близко, чтобы можно было выстрелить в них раньше, чем они убегут. Оказалось, что это два бурских мальчика с соседней заставы, и все наши вещи были тут же. Они сказали нам, что подумали, что это вещи английских разведчиков. Это было явной ложью, и мы сказали им все, что о них думаем. От этих ребят мы узнали, что в пятидесяти милях отсюда, в холмах за Риет-Ривер, находится коммандо генерала Херцога, и решили пойти туда.
Мы двигались в течение дух дней, прошли опустевший шахтерский городок Ягерсфонтейн, и на закате достигли следующего поселка, Фауресмит. Он был покинут его жителями, но теперь в нем поселились люди, которые были ненамного лучше бандитов.
Когда мы проезжали по главной улице, на нас выскочило множество людей, которые выглядели как оборванцы, с винтовками в руках, т приказали нам остановиться. Они выглядели угрожающе и кричали: «Смерть проклятым шпионам!», хотя наверняка знали, что мы таковыми не являемся, и это был только предлог, чтобы нас ограбить. Мы сидели на лошадях, не зная, что делать с этой публикой, и, похоже, нам угрожали серьезные неприятности, поскольку жадные руки уже хватали наши сумки и пытались стянуть нас с седел. Но в этот момент две женщины, на вид изможденные и голодные, прибежали из соседнего дома и прогнали их. У них было такое влияние на эту толпу, что те просто стояли и угрюмо смотрели, как наши ангелы-хранители ведут нас в свой дом. Эти женщины были дочерьми богатого фермера, потерявшего все и убитого во время войны, после чего им пришлось найти убежище в пустующем доме, где они и жили в бедности. Они нам сказали, что население этого поселка — отребье, дезертировавшее или изгнанное из коммандо, и живут они только за счет грабежа. Также мы узнали о том, что генерал Херцог со своим коммандо переместился на запад, поэтому следующим утром мы отправились туда и провели в пути еще два дня, разыскивая его, пока не оказались на границе Грикваленда. Там мы встретили одинокого бюргера, от которого узнали, что отклонились далеко в сторону, и что Херцог вернулся на Риет-Ривер. Мы повернули на северо- восток и следующим вечером, уже в темноте, пересекли реку по фургонному мосту, который, как ни странно, был цел. На том берегу было пастбище, где старик с двумя сыновьями пас скот. Это скот предназначался для людей Херцога, который, как нам сообщили, находился в десяти милях вверх по течению реки. Было уже поздно, и мы провели ночь с пастухами. Выглядели они подозрительно, и поведение их было соответствующим, потому что утром мы обнаружили, что наши седельные сумки были почищены. Поэтому я велел им стоять, пока Бусман проверял их карманы и доставал из них наши ножи, огнива и другие вещи. После этого я выстрелил в руку старшем из них, чтобы поучить его хорошему поведению.
Мы продолжили путь, не особенно впечатленные последними приключениями. За неделю нас три раза пытались ограбить, но все это были человеческие отбросы, а встреча с настоящими бойцами была намного более приятной.
К полудню мы добрались до отряда генерала Херцога, который стоял лагерем на берегу реки в месте под названием Бетхал. Я давно знал генерала Херцога — высокого худого человека с неприветливым взглядом. В разговоре он производил хорошее впечатление и я видел, что его люди к нему очень хорошо относятся. До войны он был верховным судьей в Блумфогтейне, теперь его коммандо состояло из жителей юго-западных районов Свободного Государства. Коммандо насчитывало примерно триста человек — самое большое из тех, которые я встречал, и ему же подчинялись маленькие отряды в окрестностях.
Мы оставались с коммандо в течение десяти дней, надеясь найти охотников для похода в Кап, но никто не согласился. Все говорили, что одного раза им хватило, и, начиная разговор на эту тему, мы всякий раз встречали решительный отказ с описаниями лишений и потерь, которых стоил им этот поход. Получалось, что идти нам с Бусманом предстояло вдвоем. Пока мы были в коммандо, нам удалось оправдать свое пребывание там, приняв участие в небольшой стычке в холмах выше фургонного моста через Риет-Ривер.
Английская колонка численностью в тысячу человек однажды ночью перешла на нашу сторону реки, идя к Кимберли, и мы удерживали ее два дня, пока они снова не отступили, снова перейдя мост, и не ушли тем же путем, что и пришли.
Генерал Херцог потерял только двоих убитыми и нескольких ранеными, хотя англичане подвергали нас сильному обстрелу из винтовок и орудий. Около полудня второго дня сражения, когда мы вдвоем поехали к дамбе, чтобы напоить лошадей, на нас из-за холма выскочил английский солдат. Он был храбрым, потому что, поняв свою ошибку, выстрелили с седла, но, прежде чем он сумел выстрелить второй раз, я был рядом и упирал винтовку ему в ребра. Он сказал, что был на разведке и заблудился. Поскольку у моего товарища не было обуви, мы освободили англичанина от ботинок и лошади и предложили ему идти пешком до своих — незавидная перспектива, ведь ему предстояло пройти несколько миль по острым камням.
Когда следующим утром мы обнаружили, что англичане ушли, Херцог приказал нам вернуться с предыдущей стоянке выше по реке. И тут нам с Бусманом повезло. Я шел пешком и встретил десятерых вновь прибывших, в числе которых оказалось несколько моих старых знакомых из Трансвааля, и, к нашей большой радости, они сказали нам, что собираются идти в Капскую Колонию. Это было здорово, и мы поделились с ними своими планами.
С этой минуты моя судьба была связана с этой группой, и, поскольку многие из них трагически погибли, я назову их имена.
Лидером был Джек Борриус, невысокий, плотного сложения человек двадцати восьми лет, из Почефстрома, с ним я встречался, когда служил с разведчиками капитана Терона в АКК. Следующий — Бенджамин Котце, из Претории, который еще в Натале. Будучи бойцом Преторийского коммандо, прославился своей храбростью. Затем — Николас Сварт и Корнелиус Вермаас, оба сыновья богатых трансваальских фермеров. Вермаас был ранен и захвачен британцами за шесть месяцев до того, но он спрыгнул с поезда в горах около Кейптауна, откуда его хотели отправить на Цейлон, и после многих испытаний, которые ему пришлось перенести, пешком добрался до Трансвааля.
Затем идут Перси Виндол и Эдгар Данкер, двое англичан из Иоганнесбурга, и Фриц Балог, молодой австриец из Претории.
Кроме них Ян ван Зил, неграмотный но остроумный, и Пит де Руйт, голландец, и наконец молодой Ритенберг, также из Почефстрома.
Они все были трансваальцами и, за исключением Борриуса, никому из них не было еще двадцати, как и мне, и все они, как и я, были одержимы идеей попасть в Капскую Колонию.
Иронически относясь к своей рваной одежде и потрепанной амуниции, они называли себя «Пятерка денди». Из этой маленькой группы людей четверо встретили свою смерть, а шестеро были ранены или пленены, что полностью оправдало предостережения, которые мы получили перед походом в Капскую Колонию.
В то время как мы обсуждали, пересечь ли Оранжевую Реку здесь, или последовать совету и пойти на восток к ее истокам, прибыл еще один отряд, который и решил за нас этот вопрос.
Это был коммандант Георг Бранд и сопровождавшие его, они приехали из юго-восточных районов, чтобы посовещаться с Херцогом о военных делах.
Он был сыном Иоанна Бранда, который предшествовал моему отцу на посту президента Свободного Государства. Он сказал мне, что как только закончит дела с генералом Херцогом, вернется на восток и пересечет железную дорогу между рекой Каледон м Басутолендом, и, когда он узнал о моем намерении пойти в Капскую Колонию, посоветовал нам сопровождать его до реки Каледон, где перейти реку было более безопасно, чем здесь.
Поскольку мы уже получили подобный совет, и поскольку он уверил нас, что в горах мы сможем найти столько лошадей, сколько нам надо, мы согласились поехать с ним.
Уже на следующий день, попрощавшись с Херцогом и его людьми, мы отправились в путь и к полудню следующего дня вернулись на то же возвышающийся над поселком Эденбург холме, с которого начали нашу предыдущую безуспешную попытку пересечь железнодорожную линию.
Теперь дело пошло лучше, поскольку мы были с людьми, которые знали точное положение каждого блокпоста и каждого часового на пути, и к полуночи все было закончено безо всяких неприятностей, хотя при переходе по нам и стреляли из блопостов с обеих сторон.
Железная дорога считается как границей между Западным и Восточным Свободным Государством. К западу лежат обширные равнины, в то время как на восток страна становится все более гористой, поскольку примыкает к границе Басутоленда.
Я знал эту область очень хорошо, охотясь здесь еще мальчиком, поэтому после восхода солнца мы расстались с Брандом и его людьми, которые шли в другую сторону, и следующие несколько дней двигались в направлении верховьев Каледон-Ривер, к ее истокам. За это время мы только однажды видели английскую колонну, которая была так близко от нас, что мы слышали звук сигнальных рожков и видели солдат, бегущих за лошадьми, но, обменявшись с ними несколькими выстрелами, мы продолжили свой путь.
Большинство домашнего скота лежало, убитого дубинками, вокруг сожженных сельских домов, и не было никакого признака присутствия гражданского населения — те, кто смог убежать, скрывались в ущельях и пещерах.
Бойцов мы тоже не видели, потому что они были разделены на маленькие отряды и скрывались в горах.
Табуны диких лошадей были довольно обычны между Пиком Сиконеллы и Эландсбергом, поэтому мы нашли аванпост наших и с их помощью смогли поймать достаточно лошадей, чтобы каждому из «денди» досталось по две свежих лошади, и мне тоже досталось две — гнедая и чалая. Эти лошади были неприученными к седлу, но через несколько дней мы смогли их взнуздать, и таким образом наше положение стало намного проще — ведь те лошади, которые были у нас, находились в очень плохом состоянии. Их мы отпустили на волю в надежде на то, что, когда они откормятся и отдохнут, другие поймают их и станут ими пользоваться. Было приято видеть, как они. обрадованные заслуженным отдыхом, весело несутся по склону горы, взбрыкивая копытами, с развевающимися гривами.
Это было уже примерно в конце августа (1901), дождливый сезон мог начаться в любой момент, и тогда единственный паводок мог бы сделать Оранжевую реку непроходимой, и, поскольку мы были от нее в пятнадцати милях, нам оставалось сделать последнее усилие.
Тем самым утром, когда мы собрались пересечь реку, на склоне далекого холма появился отряд всадников. По их виду и манере держаться мы поняли, что это буры, но, поскольку никаких коммандо такой численности здесь не было, мы с большим интересом ждали их приближения. Через час колонна приблизилась, и я с удивлением увидел, что ей предводительствует г. Смэтс, государственный прокурор Трансвааля, теперь ставший генералом, который после взаимных приветствий сказал нам, что с отрядом в триста человек находится на пути в Капскую Колонию.
Это было просто подарком судьбы! То, что к нам присоединилась «пятерка денди» было одно, но встретиться с целым коммандо, которое следовало туда же, куда собирались мы — совсем другое дело, и мы в полной мере полностью смогли оценить эту удачу, потому что, как показали дальнейшие события, группа, подобная нашей, не продержалась бы в чужой стране и недели.
Это было самое прекрасное коммандо, с которым я когда-либо служил. Рядовыми были главным образом молодые фермеры из Западного Трансвааля, отборные бойцы де ла Рея, а командовал ими, наверное, единственный человек во все Южной Африке, который мог бы возглавить столь рискованное предприятие.
Генерал Смэтс приказал людям остановиться и спешиться. Это дало мне возможность познакомиться с ними, и для меня было приятной неожиданностью встретить среди них моего дядю из Голландии, Яна Малдера, которого я в последний раз видел в Натале почти два года назад. Встретил я также шурина генерала, Криге, одного из немногих оставшихся в живых из отряда Айзека Малерба, который был тяжело ранен.
Я узнал от них о многочисленных трудностях и опасностях, с которыми они столкнулись на пути через Свободное Государство. Англичане прознали о их намерении вторгнуться в Капскую Колонию и предприняли большие усилия, чтобы этого не допустить. Их большие силы наседали на коммандо со всех сторон, не давая людям и лошадям отдыха ни днем, ни ночью, и только после нескольких сражений и благодаря выносливости лошадей они смогли оторваться, потеряв при этом много людей и лошадей.
Как я мог понять, генерал Смэтс решил совершить рейд на территорию центральных районов колонии, а потом предпринять крупномасштабное вторжение, чтобы ослабить увеличивающееся давление на севере.
Было ли это действительно его целью, я не знаю, поскольку он был необщительным человеком, но во всяком случае он был здесь, и мы слишком стремились идти с ним, независимо от того, что входило в его планы. Когда мы подошли к нему и сказали, что хотим присоединиться к коммандо, он сказал, что он был бы очень рад, и назначил нас разведчиками — должность, которую мы приняли с удовольствием и за которую нам пришлось расплачиваться долгими маршрутами.