Получив душ из виски, Колхаун схватился за револьвер и вынул его из кобуры. Но, прежде чем наброситься на своего противника, он задержался, чтобы вытереть глаза.
Мустангер уже вынул такое же оружие и теперь стоял, готовый ответить выстрелом на выстрел.
Самые робкие из завсегдатаев бара в панике бросились к дверям, толкая друг друга. Некоторые остались в баре: одни — просто от растерянности, другие — потому, что были более хладнокровны и мужественны и сознавали, что во время бегства могут получить пулю в спину.
Опять наступила полная тишина, длившаяся несколько секунд. Это был тот промежуток, когда решение рассудка еще не претворилось в действие — в движение.
Может быть, при встрече других противников этот интервал был бы короче: два более непосредственных и менее опытных человека тут же спустили бы курки. Но не Колхаун и Джеральд. Они неоднократно были свидетелями уличных схваток и принимали в них участие, они знали, как опасно в таких случаях торопиться. Каждый решил стрелять только наверняка. Этим и объяснялось промедление.
Для тех же, кто был снаружи и даже не осмеливался заглянуть в дверь, эта задержка была почти мучительной. Треск револьверных выстрелов, который они рассчитывали в любой момент услышать, разрядил бы напряжение. И они были почти разочарованы, когда вместо выстрела раздался громкий и властный голос майора, одного из тех немногих, кто остался в баре.
— Стойте! — скомандовал он тоном человека, который привык, чтобы ему повиновались, и, обнажив саблю, разделил ею противников. — Не стреляйте, я приказываю вам обоим! Опустите оружие, иначе, клянусь Богом, я отрублю руку первому, кто дотронется до курка! Остановитесь, говорю я вам!
— Почему? — закричал Колхаун, побагровев от гнева. — Почему, майор Рингвуд? После подобного оскорбления, да еще черт знает от кого…
— Вы зачинщик, капитан Колхаун.
— Ну так что же? Я не из тех, кто сносит оскорбления! Уйдите с дороги, майор! Эта ссора вас не касается, и вы не имеете права вмешиваться!
— Вот как? Ха-ха! Слоумен, Генкок, Кроссмен! Вы слышите? Я не имею права вмешиваться… Отставной капитан Кассий Колхаун, не забывайте, где вы находитесь. Не воображайте, что вы в штате Миссисипи, среди ваших «благородных южан», истязающих рабов. Здесь, сэр, военный форт. Здесь действуют военные законы, и вашему покорному слуге поручено командование этим фортом. Поэтому я приказываю вам положить ваш револьвер в кобуру, из которой вы его достали. И сию же секунду, иначе я отправлю вас на гауптвахту, как простого солдата!
— Неужели? — прошипел Колхаун. — В какую прекрасную страну вы собираетесь превратить Техас! Значит, человек, как бы он ни был оскорблен, не имеет права драться на дуэли без вашего на то разрешения, майор Рингвуд? Вот каковы здешние законы?
— Отнюдь нет, — ответил майор. — Я никогда не препятствую честному разрешению ссоры. Никто не запрещает вам и вашему противнику убить друг друга, если это вам нравится. Но только не сейчас. Вы должны понять, мистер Колхаун, что ваши забавы опасны для жизни других людей, ни в какой мере в них не заинтересованных. Я вовсе не намерен подставлять себя под пулю, предназначенную для другого. Подождите, пока мы все отойдем на безопасное расстояние, и тогда стреляйте сколько душе угодно. Теперь, сэр, надеюсь, вы удовлетворены?
Если бы майор был обыкновенным человеком, вряд ли это распоряжение было бы выполнено. Но к его авторитету старшего офицера форта добавлялось еще уважение к человеку почтенного возраста, к тому же прекрасно владеющему оружием и — как хорошо было известно всем — не позволяющему пренебрегать своими приказаниями. Он обнажил свою саблю не ради пустой угрозы.
Противники знали это. Они одновременно опустили револьверы дулом вниз, но продолжали держать их в руках.
Колхаун стоял, нахмурив брови, стиснув зубы, как хищный зверь, которому помешали напасть на его жертву. Мустангер же подчинился распоряжению спокойно, без видимого раздражения.
— Полагаю, вы твердо решили драться на дуэли? — сказал майор, хорошо понимая, что надежды на примирение почти нет.
— Я не буду на этом настаивать, — скромно ответил Морис. — Если мистер Колхаун извинится за свои слова и поступок…
— Он должен это сделать: он первый начал! — вмешались несколько свидетелей ссоры.
— Никогда! — заносчиво ответил отставной капитан. — Кассий Колхаун не привык извиняться, да еще перед такой ряженой обезьяной!
— Довольно! — закричал ирландец, в первый раз обнаружив гнев. — Я хотел дать ему возможность спасти свою жизнь. Он отказался от этого. И теперь, клянусь всеми святыми, один из нас не выйдет живым из этой комнаты! Майор, настоятельно прошу вас и ваших друзей уйти отсюда! Я не могу больше терпеть его наглость!
— Ха-ха-ха! — раздался презрительный смех Колхауна. — «Возможность спасти свою жизнь»! Уходите отсюда, все уходите! Я покажу ему!
— Стойте! — закричал майор, не решаясь повернуться спиной к дуэлянтам. — Так не годится. Вы можете спустить курки на секунду раньше, чем следует. Мы должны выйти, прежде чем вы начнете… Кроме того, джентльмены, — продолжал он, обращаясь к присутствующим в комнате, — ведь надо, чтобы соблюдались правила дуэли. Если они собираются драться, пусть и та и другая сторона будет в одинаковых условиях. Оба должны быть прежде всего одинаково вооружены, и надо, чтобы они начали по-честному.
— Конечно! Вы правы! — отозвалось человек десять присутствующих. Все смотрели на дуэлянтов и ждали, как они к этому отнесутся.
— Надеюсь, ни один из вас не возражает? — продолжал майор вопросительно.
— Я не могу возражать против справедливого требования, — ответил ирландец.
— Я буду драться тем оружием, которое держу в руке! — злобно сказал Колхаун.
— Согласен. Это оружие и меня устраивает, — раздался голос противника.
— Я вижу, у вас обоих шестизарядные револьверы Кольта номер два, — сказал майор. — Пока что все в порядке. Вы вооружены одинаково.
— Нет ли у них еще какого-нибудь оружия? — спросил молодой Генкок, подозревая, что у Колхауна под полой сюртука спрятан нож.
— У меня больше ничего нет, — ответил мустангер с искренностью, которая не оставляла сомнений в правдивости его слов.
Все посмотрели на Колхауна, который медлил с ответом. Он понял, что должен сознаться.
— Конечно, — сказал он, — у меня есть еще нож. Надеюсь, вы не собираетесь его отнимать? Мне кажется, что каждый вправе пользоваться оружием, которое у него имеется.
— Но, капитан Колхаун, — продолжал Генкок, — у вашего противника нет ножа. Если вы не боитесь драться с ним на равных условиях, то должны отказаться от вашего ножа.
— Да, конечно! — закричало несколько голосов. — Он должен, конечно!
— Давайте-ка его сюда, капитан Колхаун, — настаивал майор. — Шесть зарядов должны удовлетворить любого здравомыслящего человека, и незачем будет прибегать к холодному оружию. Ведь прежде чем вы кончите стрелять, один из вас…
— Ко всем чертям! — крикнул Колхаун, расстегивая сюртук. Достав нож, он швырнул его в противоположный угол бара и вызывающим голосом сказал: — Для этой расфуфыренной птицы он мне не нужен — я покончу с ним первым же выстрелом!
— Хватит еще времени поговорить, после того как вы докажете это на деле. И не воображайте, что ваши хвастливые слова испугали меня… Скорее, джентльмены! Я должен положить конец этому бахвальству и злословию!
— Собака! — свирепо прошипел «благородный южанин». — Проклятая ирландская собака! Я отправлю тебя выть в твою конуру! Я…
— Стыдитесь, капитан Колхаун! — прервал его майор при общем возмущении. — Это лишние разговоры. Так держать себя в порядочном обществе непристойно. Потерпите минуту и тогда говорите, что вам вздумается… Теперь, джентльмены, еще одно, — сказал он, обращаясь к окружающим: — надо взять с них обещание, что они не начнут стрелять до тех пор, пока мы все не уйдем отсюда.
Сразу возникли затруднения. Как начать дуэль? Простого обещания при столь разгоревшихся страстях было мало. По крайней мере, один из соперников вряд ли стал бы дожидаться разрешения спустить курок.
— Начинать надо по сигналу, — продолжал майор. — И ни один из них не должен стрелять раньше. Может ли кто-нибудь предложить, какой дать сигнал?
— Мне кажется, что я могу, — сказал рассудительный капитан Слоумен, выступая вперед. — Пусть мистер Колхаун и мистер Джеральд выйдут вместе с нами. Если вы заметили, на противоположных концах этого бара есть двери с каждой стороны. Обе совершенно одинаково расположены. Пусть они потом снова войдут: один в одну дверь, а другой — в другую, и начнут стрелять только тогда, когда переступят порог.
— Замечательно! Как раз то, что надо, — послышались голоса.
— А что должно послужить сигналом? — повторил свой вопрос майор. — Выстрел?
— Нет, колокол гостиницы.
— Лучше нельзя и придумать, великолепно! — сказал майор, направляясь к одной из дверей, ведущих на площадь.
— Майн готт[32], майор! — закричал хозяин бара, выбегая из-за своей стойки, где до этого он стоял, совершенно оцепенев от страха. — Майн готт! Неужели же они будут стрелять в моем баре? Ах! Они разобьют все мои бутылки, и мои красивые зеркала, и мои хрустальные часы, которые стоили сто… двести долларов! Разольют мои лучшие вина… Ах, майор! Это разорит меня. Что же мне делать? Майн готт! Ведь это…
— Не беспокойтесь, Обердофер, — отозвался майор, останавливаясь. — Я не сомневаюсь, что все ваши убытки будут возмещены. Но, во всяком случае, вы сами должны куда-нибудь спрятаться. Если вы останетесь в вашем баре, в вас наверняка всадят пулю, а это, пожалуй, будет хуже, чем то, что разобьются ваши бутылки.
С этими словами майор оставил растерявшегося хозяина гостиницы и поспешил на улицу, где уже встретил соперников, которые только что вышли в разные двери.
Обердофер недолго стоял посреди своего бара. Не успела наружная дверь захлопнуться за майором, как внутренняя захлопнулась за хозяином гостиницы. И бар, сверкающий лампами, бутылками и дорогими зеркалами, погрузился в глубокую тишину, среди которой слышалось лишь равномерное тиканье часов под хрустальным колпаком.