В кабинете зампредсовнаркома застаю в сборе всех наркомов Абхазии: тов. Бахтадзе (зампредсовнаркома и предчека), Чанбу (предабцика), Бения (наркомзем) и др.
Совещание весьма серьезное — о предстоящих народных скачках в Сухуме. Не думайте, что это шутка или ирония. Скачки в Абхазии имеют большое историческое, национальное и политическое (смычка города с деревней) значение.
В Абхазии скачками интересуется все население: и крестьяне, и горожане. К скачкам задолго готовятся (выдерживают скакунов в холодной воде, на специальном корме, не дают им соли и т. д.). В дни скачек крестьяне забрасывают даже полевые работы, а в советских учреждениях приостанавливаются все дела. Накануне скачек и до окончания их никто ни о чем ином не говорит, не думает. Абхазы соперничают из-за пальмы первенства, и великое счастье и гордость для целого района, если приз возьмет свой односельчанин.
Послушали бы вы, с какой горячностью, с каким живым интересом обсуждали наркомы подробности скачек, количество заездов, расстояние, вес наездников и т. д. На них лежит вся административная ответственность.
Наркомы обсуждали все подробности, касающиеся скачек, как партийцы, политики и как истые абхазцы.
Скачки я видела в тот же день, после совещания, в Гумистинском уезде, близ селения Дранды, а через два дня — в Сухуме.
Мы мчались в сел. Дранды на автомобиле, обгоняя всадников, направлявшихся на скачки. Мы встретили много абхазок верхом, под зонтиками, к сожалению, чаще не в национальном, а в европейском платье и легких цветных шарфах.
В сел. Дранды мы обедали у крестьянина-абхазца. Перед обедом жена его, по обычаю, вынесла медный таз и кувшин с водой, чтобы мы вымыли руки; на стол было подано все, что нашлось в доме. Пили из рога, произносили тосты за присутствующих гостей и хозяев, стариков, советскую власть. Хозяева не садились и прислуживали нам.
Обедали и отдыхали во дворе, под сенью старого каштана, а мимо, по дороге, все время ехали всадники и проводили превосходных скакунов. Абхазские лошади в старину ценились наравне с арабскими.
Мы подъехали к месту скачек. Скачки еще не начинались. Ждали, когда станет прохладнее, а пока устроили танцы. Всадники образовали первый круг, за ними пешие зрители, женщины и дети, в центре круга — танцоры.
Снежные вершины, ближе — зеленые горы, и на этом фоне — сгрудившиеся всадники в ярких и строгих черных черкесках, распущенные и завязанные красивым узлом башлыки, легкие, как розовое облако, шарфы женщин, зонтики, дула винтовок, нетерпеливые кони, возбужденные лица.
В толпе преобладают мингрельцы и абхазцы, но есть и другие национальности, даже арабы из соседних деревень.
Необычно живописное, оригинальное, яркое зрелище. Звучит зурна — национальный инструмент. Абхазец в черкеске, с пьяными не от вина, а от веселья и солнца глазами, вызывает:
— Береулова Ксения.
Девушка лет 16, в голубом платьице, с черными ниспадающими косами. В танце она едва касается легкими ногами пыльной травы и неровностей круга.
Насильно втолкнули в круг и заставили протанцевать лезгинку по-абхазски предабцика тов. Чанбу и наркомзема тов. Бениа. Наркомы оказались превосходными танцорами и плясали с большим увлечением.
В день скачек в Сухуме в местной газете «Голос Трудовой Абхазии» передовица была посвящена скачкам. На скачки съехались со всей Абхазии.
Но в Сухуме скачки не носили того непосредственного характера, как в селе Дранды. Тут были и трибуна, и буфеты, и оркестр. Много милиции; место пробега отгорожено канатом. На трибунах — туземные, национальные костюмы перемешались с городскими дамскими туалетами. Солнце палило беспощадно. Зрелище было необычайное и яркое.
М. Лакоба и Бениа, превосходные наездники, гарцевали и джигитовали перед трибуной. Тов. Бахтадзе, председатель жюри, отдавая распоряжения, имел вид полководца на поле генерального сражения.
Гудаутцы, кодорцы, гумистинцы взволнованы. В прошлом году взяли приз гудаутцы, и другим во что бы то ни стало хочется отыграться. Первые два заезда — на выносливость. Первый заезд 20 верст. Ни одна из наших лошадей не выдержала бы, а абхазские приходят даже свежими.
На лошадей сажают малышей 8—10 лет в ярких получеркесках и туго завязывают им белым платком голову, чтобы не было головокружения.
Они скачут, подбадривая лошадей дикими, резкими криками.
Наездникам на шестах подают мокрые платки, которыми они на ходу обтирают лошадям ноздри и глаза.
Любопытно в это время следить за толпой, за выражением лиц хозяев скакунов. Возгласами, жестами они издали подбодряют своих лошадей и наездника. Не выдержав, один из них вырывается за канат и, вцепившись в уздечку опережающей лошади противника, старается ее задержать. С разных концов к нему во весь дух скачут милиционеры, не менее взволнованные скачками, чем жюри и публика.
Говорят, что умные абхазские лошади сами иногда хватают зубами обгоняющего всадника и сбрасывают его на землю.
Достаточно услышать знакомый, подбадривающий голос, как усталая лошадь снова рвется вперед. Я следила за одним пожилым крестьянином, когда его лошадь стала уставать: из его глаз потекли слезы.
На этот раз снова взяли верх гудаутцы; кодорцам и гумистинцам достались вторые и третьи призы.
На скорость первый приз взяла лошадь тов. М. Лакобы (замнаркомвнудела) и второй — тов. Бахтадзе.
В селениях с нетерпением ждут результатов скачек. Первому, кто принесет радостную весть, дарят ценный подарок — седло, корову.
Взявший приз устраивает пир, который стоит ему, конечно, значительно дороже, чем полученные в награду деньги.
Но дело не в деньгах, а в чести.