Предисловие

1

Книга Курта Рисса «Тотальный шпионаж» богата фактическим материалом. Автор хорошо знаком с организацией разведки в разных странах. Он мало знаком с Советской страной и питается фантастическими представлениями о ней. Поэтому он обходит ее почти полным молчанием. Надо поставить ему в заслугу то, что он не гонится за литературным успехом, построенным на таинственности, романтичности и сенсационности. Эти элементы, конечно, присущи разведке. Их нельзя обойти. Государственная и военная тайна — это необходимый спутник подготовки войны и самой войны. Тайна занимает виднейшее место во второй мировой войне, так как гитлеровцам больше, чем их предшественникам, пришлось скрывать и маскировать разбойничьи приемы своей империалистической политики. Вместе с тем гитлеровцы превзошли всех своих предшественников по части шпионажа. Они создали массовый шпионаж. Само собой разумеется, можно было бы наполнить библиотеки книгами о похождениях шпионов и о борьбе контрразведки с шпионами и диверсантами. Недостатка в литературе этого рода нет и ныне, и в иных «мемуарах» сомнительного происхождения вымысел, не всегда художественный, переплетается с фактами. Курта Рисса занимает не эта сторона дела. Его преимущественно интересовала организация шпионажа и разведки, а также отчасти связь их с военно-политической системой отдельных стран.

Чтобы победить противника, надо знать его. Эта истина известна человечеству с давних пор. Есть люди, которые даже сводят весь секрет победы к раскрытию секретов противника.

Таково, к примеру, убеждение бывшего французского министра внутренних дел Манделя. Курт Рисс приводит его слова: «Эта война, как и все войны, будет выиграна той стороной, у которой окажется лучше поставленной информация» (стр. 154).

Печальный опыт Франции как будто подтверждает эти слова. Информация была очень плохо поставлена во Франции перед войной. Это со всей убедительностью показано в книге Курта Рисса. И Франция, действительно, потерпела поражение.

Однако если бы Мандель был прав, то победителями в этой войне должны бы оказаться немцы, потому что, по словам Курта Рисса, «на этом этапе войны наилучшей информацией располагали все же гитлеровцы» (стр. 154). Между тем немцы войну проиграли. Им не помог их «тотальный шпионаж».

Из этого отнюдь не следует, что информация, разведка, шпионаж имеют лишь второстепенное значение. Нисколько! Истина о необходимости знать противника незыблема. Весь опыт второй мировой войны лишь подтверждает эту истину. Но действительно ли так сильна организация гитлеровского шпионажа? Не обнаружила ли и она свои слабые стороны так же, как их обнаружила стратегия гитлеровцев, их тактика, их пропаганда, их внешняя и внутренняя политика?

Всем своим материалом книга Курта Рисса дает на этот вопрос утвердительный ответ. С первого взгляда картина гитлеровского «тотального шпионажа» очень внушительна. Она даже подавляет воображение. Никак нельзя и недооценивать ее опасность. Многое в нынешней войне тем и объясняется, что некоторые правительства недооценили всей опасности этого гитлеровского чудовищного спрута, охватившего своими присосками страны обоих полушарий. Однако война раскрыла и слабую сторону гитлеровской системы шпионажа. Эта слабость — в самой природе фашизма, в мировоззрении фашизма, в его политике, в его морали. Гитлеровцы соорудили огромное здание, но на гнилой основе. Оно с успехом служило задачам безнаказанного бандитизма, но не выдержало испытания в настоящей, серьезной войне с такими противниками, как Советский Союз, Англия и США. Пред ними теперь осколки разбитого вдребезги. Многочисленная армия гитлеровских шпионов и диверсантов с их штабами, с их подсобными организациями, с их разветвленной агентурой понесла поражение такое же или даже еще большее, чем вооруженные новейшей техникой дивизии на полях сражений. При этом гитлеровский «тотальный шпионаж» потерпел полное поражение там же, где впервые были разгромлены и армии Гитлера, — в Советской стране. «Тотальный шпионаж» обнаружил свою несостоятельность, как и вся «тотальная война» гитлеровцев.

2

Идея «тотального шпионажа» принадлежит гитлеровцам. Но «тотальный шпионаж» не упразднил «индивидуального». Они сосуществуют. Небезызвестный полковник Николаи, глава германского шпионажа в кайзеровской Германии, не отжил своего века, состарившись на службе германского империализма. Он остался и при Гитлере. Осталась и созданная в прежнее время система, основной фигурой которой был профессионал шпионажа и диверсии. Курт Рисс, быть может, не прав, когда говорит, что романтическое время шпионов типа пресловутой авантюристки Мата Хари миновало. Факты, собранные Риссом, этого не подтверждают. Но со шпионажем старого типа гитлеровцы соединили новый. Они создали сложную, разветвленную организацию, в которой Николаи и его агентам было уделено лишь известное, строго определенное место.

Эта система «тотального шпионажа» направлена не только на то, чтобы добыть всяческими средствами, преимущественно бандитскими, информацию о противнике (да и о «союзнике»). Она направлена, — и это еще важнее, — на подрыв внутренних сил противника. Именно эта сторона шпионажа получила наибольшее развитие в проведенной гитлеровцами подготовке к разбойничьей войне. В этом как раз и состоит существо «тотальной войны», проводимой Германией.

Гитлеровцы знали, что военный потенциал Германии значительно уступает военному потенциалу ее возможных или несомненных противников. Этот урок первой мировой войны они усвоили. Но вывод отсюда был ими сделан такой: необходимо ослабить военный потенциал противников еще до того, как будут развязаны военные действия. Война должна была явиться завершающим ударом, открытым ударом, нанесенным после того, как силы противника будут подорваны изнутри подготовительной работой. «Тотальная война» по существу своему является выражением сравнительной военной слабости Германии. Не рассчитывая на победу в прямом столкновении вооруженных сил, гитлеровцы поставили своей задачей обессилить народы средствами разложения всего государственного аппарата, разложения народного хозяйства и армии противника. Этой работе систематического, настойчивого, последовательного подрыва внутренних сил противника была подчинена вся внешняя политика германского фашизма, вся его стратегия, вся пропаганда. Шпионажем, работой разложения занялись все ведомства Германии. Это было их основное дело. В этом и заключалась идея «тотальности». Если разведка старого типа была делом чисто военным, подчинялась военному ведомству и строилась в основном на использовании профессионалов, то теперь шпионаж стал всеобщим делом германского правительства и фашистской партии, — он стал по самой сути своей всеобщим, тотальным делом всей германской нации. Это придало ему огромную, ни с чем в прежнем не сравнимую силу. Правительства большинства государств слишком поздно осознали всю смертельную опасность существования этой огромной массовой организации шпионов, диверсантов, вредителей в Германии, и в этом был козырь гитлеровцев. Но, с другой стороны, чисто военная разведка стала растворяться в массе дилетантов, поставщиков информации. Тем самым она стала более уязвимой в смысле своевременного разоблачения.

Курт Рисс знакомит со структурой гитлеровского «тотального шпионажа». В состав ее входят:

1. Разведка военного министерства (полковник Николаи).

2. Организация немцев, живущих за границей (Боле).

3. Иностранный отдел гестапо (Гиммлер).

4. Внешнеполитический отдел гитлеровской партии (Розенберг).

5. Специальная служба министерства иностранных дел (Риббентроп).

6. Иностранный отдел министерства пропаганды (Геббельс).

7. Иностранный отдел министерства народного хозяйства (Шахт). 8. Имперское колониальное управление (фон Эпп).

Деятельность всех этих органов объединяется «Штабом связи», куда входят все главари гитлеровской партии.

Рудольф Гесс был главным организатором, вдохновителем и до своего полета в Англию руководителем всей этой сложной системы. Каждое ведомство создавало свои ячейки, где только могло. Каждая ячейка старалась размножиться. Густая сеть шпионажа опутывала все те страны, в которых правительства обнаруживали слепоту и беспечность. Германией затрачивались на это колоссальные средства. Николаи старался пробраться в армии противников, на военные заводы, в министерства, обслуживающие армию, флот, транспорт. Геббельс подкупал газеты в странах всего мира, где существует продажная печать. Он создавал свои газеты, пробирался на радио, подсовывал своих агентов в театры и киностудии. Гиммлер следил за всеми и рассылал убийц, диверсантов. Риббентроп превращал германские посольства и консульства в разбойничьи притоны. Деятельность старого матерого шпиона в диверсанта фон Папена в Турции является выразительным примером шпионской и подрывной работы гитлеровцев.

Особого внимания заслуживает деятельность «Аусландс-организацион» гитлеровской Германии. Она довольно полно освещена в книге Курта Рисса. Немецкие колонии многочисленны во всех странах. Миллионы немцев живут в США и в республиках Южной Америки. Гитлеровцы поставили перед собой задачу превратить этих немцев поголовно в своих шпионов. Для этого «заграничная организация» гитлеровцев при помощи всяких союзов, кружков, хоровых и спортивных обществ стала опутывать всех немцев и подчинять их своему влиянию. Многих покупали. Других запугивали. На большинство действовали настойчивой и умелой фашистской пропагандой.

Гесс выдвинул такие руководящие «принципы» для «тотального шпионажа»:

Каждый может быть шпионом.

Каждый должен быть шпионом.

Нет тайны, которую нельзя было бы узнать».

Фашистская пропаганда обрабатывала немцев в Америке и в других странах, используя старые шовинистические предрассудки немцев, их представление о том, что немцы — это особая, «избранная раса», призванная господствовать над народами; что немцы имеют право на «жизненное пространство», занятое другими народами; что националистические интересы Германии выше всякого международного права, всяких моральных принципов; что любое преступление может быть оправдано во имя «фатерланда». Все эти вздорные представления не гитлеровцами были сочинены. У немецкого шовинизма есть своя история, уходящая в далекие времена. Немецкое самомнение, немецкое чванство, как и немецкая грубость, известны народам. Это психологические черты, созданные особенностями истории правящих классов Германии. Гитлеровцы довели эти черты до сумасбродства. Они в течение ряда лет систематически разжигали у немцев чувство вражды ко всем другим народам и создавали культ сильной, вооруженной до зубов, властвующей над Европой Германии. Геббельс отравлял немцев дурманом шовинизма и антисемитизма. Риббентроп подкупал и развращал. Гиммлер запугивал террором. «Аусландс-организацион» стала организацией шпионов, диверсантов, убийц. Конечно, она самым тесным образом переплелась с уголовным, бандитским миром.

Геббельс с полным основанием говорил полковнику Николаи, что невозможно определить, где кончается пропаганда и где начинается шпионаж.

Среди заграничных немцев фашистская пропаганда действовала разжиганием националистических чувств. На правящие круги других стран гитлеровская пропаганда и гитлеровская внешняя политика влияли путем запугивания призраком социалистической революции и большевизмом. Гитлеровцы старались подчинить себе реакционные течения, направления, партии, группы во всех странах. Гитлеровская Германия насаждала фашизм всюду, где только могла. Она старалась объединить реакционеров и черносотенцев всего мира. Антисоветской политикой гитлеровцы маскировали свои империалистические разбойничьи планы. Для этого они организовали «антикоминтерновский союз». Для этого они создали пресловутую «ось» Берлин — Рим — Токио.

Гитлеровцы всюду создавали или пытались создать «пятую колонну». Это важнейшая составная часть общего плана фашистской подготовки разбойничьей войны. «Пятая колонна» была повсюду бандитской организацией «тотального шпионажа». Опираясь на нее как на свою агентуру, гитлеровская Германия не без успеха разлагала армию и государственный аппарат многих государств. В этих «пятых колоннах» воспитывались будущие квислинги, которые до войны были шпионами и обершпионами на германской службе.

Товарищ Сталин раскрыл политические пружины тотальной гитлеровской войны. Гитлеровцы «рассчитывали, прежде всего, на то, что серьезно надеялись создать всеобщую коалицию против СССР, вовлечь Великобританию и США в эту коалицию, предварительно запугав правящие круги этих стран призраком революции, и полностью изолировать, таким образом, нашу страну от других держав. Немцы знали, что их политика игры в противоречия между классами отдельных государств и между этими государствами и Советской страной уже дала свои результаты во Франции, правители которой, дав себя запугать призраком революции, с перепугу положили под ноги Гитлера свою родину, отказавшись от сопротивления. Немецко-фашистские стратеги думали, что то же самое произойдет с Великобританией и США».^[1]

Для подготовки «тотальной войны» и ведения «тотального шпионажа» были приспособлены все ведомства, все учреждения гитлеровской Германии. Обучением шпионов нового типа занималась не только специальная «психологическая лаборатория», о которой подробно рассказывает Курт Рисс. Все германские школы, университеты, научно-исследовательские институты фактически стали питомниками «тотального шпионажа». Высшей «академией» шпионско-бандитских наук явился институт «геополитики», возглавляемый генералом Гаусгофером. Эта лженаука в соединении с «расовой теорией» Альфреда Розенберга легла в основу «идеологического» обоснования гитлеровской захватнической программы. Сотни тысяч, если не миллионы, немецких шпионов усваивали «премудрость» Гаусгофера и Розенберга и сквозь ее призму рассматривали весь мир.

Гигантская организация, созданная гитлеровским «тотальным шпионажем», была, прежде всего, источником фантастической по своим размерам информации. Каждый шпион посылал донесение. Промежуточные инстанции получали еженедельно тонны материалов. Специальный аппарат занимался отбором, конденсацией. В центры шпионажа поступали все же горы бумаги. Достаточно представить себе пресловутую немецкую аккуратность, пунктуальность, мелочность, наклонность к многописанию, чтобы застыть в изумлении перед этой картиной бумажного потопа. Конечно, никогда в мировой истории ни одна страна, ни одно правительство не были столь полно «информированы» о состоянии внутренних сил противника.

Гитлеровцы, действительно, знали очень многое о некоторых странах. Францию, например, они при помощи «пятой колонны» разведали до мельчайших деталей. И если бы знание само по себе могло дать победу, немцы могли бы праздновать теперь свою победу над Европой.

Однако знание-то у гитлеровцев было свое, фашистское, — и в результате оказалось, что главного они так и не узнали. Они сами завопили об этом, когда потерпели первое крупное поражение на советско-германском фронте. В этом их крике была изрядная доля фальши.

Этим своим криком они пытались хоть как-нибудь «объяснить» немецкому народу постигший их провал. Гитлеровская пропаганда стала уверять, что большевики искусно скрыли от всего мира масштабы своей подготовки к войне, скрыли свои резервы, свою военную технику, свою промышленность на Урале и в Сибири. Чего стоит, однако, такая разведка, от которой можно спрятать могучее строительство заводов-гигантов на огромной территории!

Выходит, что гитлеровский «тотальный шпионаж» уподобился крыловскому «любопытному», который в кунсткамере разведал всех букашек и таракашек, а слона-то и не приметил!

Почти полным молчанием обходит Курт Рисс вопрос о тотальном гитлеровском шпионаже в Советской стране. Здесь не хватает ему осведомленности, почему он и пользуется источниками, не заслуживающими ни малейшего доверия. Известно, что и в Советской стране гитлеровцы пытались использовать силы, враждебные советскому народу. Контрреволюционные и вредительские организации, созданные троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и всякими другими презренными отбросами советского общества, должны были стать и становились ячейками организованной гитлеровской Германией «пятой колонны», опорными пунктами «тотального шпионажа», разбойничьими гнездами подлых диверсий и контрреволюционного террора.

Все эти организации были разгромлены советской разведкой, а бандиты уничтожены. Гитлеровская Германия получила сильнейший удар еще до войны, причем разгром всей этой вражеской агентуры по своему значению был равносилен проигрышу Германией крупного сражения.

Следует ли из этого, что гитлеровцы отказались от применения «тотального шпионажа» в Советской стране накануне второй мировой войны? Нисколько. Несомненно, они старались заслать в Советскую страну возможно больше новых шпионов и диверсантов. Но и помимо этого они имели возможность узнать то главное, что обусловило их полный провал на советско-германском фронте. Они могли узнать силу советского народа, силу Красной Армии, мощь советской промышленности, жизненность советского колхозного строя, ибо всего этого — нельзя было скрыть от посторонних глаз, да и не скрывала этого Советская страна. Напротив: открыто, на глазах всего мира, происходило строительство сталинских пятилеток. Весь мир, в том числе и немцы, могли наблюдать, как создавалась новая гигантская индустриальная база Советского Союза на Востоке. Весь мир был также свидетелем того, как на всенародных выборах путем тайного голосования весь многонациональный советский народ демонстрировал свое незыблемое единство, прочность своего государства, свою сплоченность вокруг партии Ленина — Сталина.

Не подлежит сомнению, что в гитлеровские центры «тотального шпионажа» направлялись целые тонны исписанной бумаги и из Советской страны.

Германское посольство и германские консульства в СССР, как и в других странах, были органами «тотального шпионажа». Приезжали в Советскую страну немецкие инженеры, представители немецких хозяйственных учреждений, — все они в той или иной степени были агентами «тотального шпионажа». Наконец, подпольная «Аусландс-организацион» действовала и среди немцев, давно проживавших в России, на Украине, в Крыму и прикрывавших лицемерным советским подданством свою службу фашистскому «фатерланду».

У гитлеровцев были все возможности для того, чтобы составить себе представление о силе Советского государства, мощи Красной Армии, свойствах советского народа, средствах и резервах советской промышленности. Но какой же вывод сделали гитлеровские «мудрецы» из многотонного материала, ими собранного? Они отразили все данные своего «тотального шпионажа» в одной фразе, которая вызвала веселый смех на VIII Чрезвычайном съезде советов СССР, когда товарищ Сталин процитировал ее в своем историческом докладе. Это фраза из «Дейтше Дипломатиш-Политише Корреспонденц» о том, что Советский Союз — и не государство совсем, а только «точно определяемое географическое понятие». Вот что увидели в Советской стране тысячи агентов «тотального шпионажа», экономисты, политики и стратеги гитлеровской Германии, ее «ученые» генерал Гаусгофер и Альфред Розенберг. Советская страна представлялась им в виде некоего политического вакуума — пространства, в котором нет никаких реальных величин — ни государства, ни армии, ни промышленности. Такое пространство германская армия может преодолеть простым маршем в течение шести — восьми недель, необходимых для успешного завершения «блицкрига».

Гитлеровцы смотрели и ничего не видели, разведывали и ничего не понимали. На их сумасбродных представлениях и были построены сумасбродная политика и сумасбродная стратегия. Шпионские немецкие центры получали не тонны информации, а тонны невежественного вздора. Способность много писать не возмещает рокового отсутствия способности критически оценивать. Недооценка противника и переоценка своих сил — вот причина провала всей «тотальной войны», «тотальной стратегии», «тотального шпионажа».

В этом отношении и поучительно поражение германского «тотального шпионажа». Его нельзя отделить от общей политической системы государства. Сделав свой шпионаж тотальным, гитлеровцы привили ему все пороки своего разбойничьего мировоззрения. Слабые стороны порочной системы всего ярче проявились при нападении на Советскую страну. Но они в той или иной степени оказались всюду, во всех странах, где гитлеровцам удалось насадить ячейки «тотального шпионажа». Многое из того, о чем рассказывает Курт Рисс, уже отходит в прошлое, становится достоянием истории. Гигантская организация «тотального шпионажа», созданная гитлеровцами, более не существует как единое целое. Ее части разгромлены в США, Англии. Вместе с германскими войсками, очистившими Францию, бежали и их французские лакеи. Выход из войны сателлитов Германии — Италии, Румынии, Болгарии, Финляндии, Венгрии — влечет за собой и ликвидацию гитлеровских шпионских центров в этих странах. Изменились условия для гитлеровского шпионажа и в нейтральных странах — в Турции и Швеции.

Главный организатор «тотального шпионажа» уже давно находится в заключении. Полет Рудольфа Гесса был его просчетом, в котором вряд ли утешителен комфорт английской тюрьмы. На такой финал не могут рассчитывать его сообщники и ученики. Полковник Николаи, переживший поражение в первой мировой войне, продолжает сейчас свою деятельность. Поражение Германии во второй мировой войне не сулит ему таких же перспектив.

Таким образом, книга Курта Рисса в значительной своей части говорит о прошлом. Но она не теряет от этого своей актуальности. Напротив, она появилась в свет своевременно. При разгроме гитлеровской Германии нельзя ограничиться ликвидацией ее внутренних шпионских центров. Должны быть искорежены и их филиалы во всех странах. Сейчас некоторые из них все еще продолжают по-прежнему существовать, как будто поражение гитлеровской Германии их совсем и не касается. Органы тотального гитлеровского шпионажа под разными вывесками продолжают свою деятельность в Испании, в Португалии, в некоторых странах Южной Америки. Агентура гитлеровцев там даже совсем распоясалась. Когда бывший американский дипломат Буллит проповедует новый «крестовый поход» против Советского Союза, то мы сразу обнаруживаем духовное родство этого авантюриста с деятелями «тотального шпионажа».

Изучение механики и структуры гитлеровского «тотального шпионажа» важно также потому, что оно учит народы искусству бдительности. Там, где народы воспитаны в этом искусстве, «тотальный шпионаж» теряет почву под собой. Чрезвычайно интересны в книге Курта Рисса страницы, посвященные завоеванию гитлеровскими шпионами Франции еще до того, как она была завоевана гитлеровскими танковыми дивизиями.

Гитлеровцы исподволь и систематически наводняли Францию своими шпионами всех родов и мастей. Французская контрразведка видела это. Она сознавала грядущую опасность и пыталась предупредить, предостеречь правителей Франции. Но все усилия ее не увенчались успехом. Гитлеровцы поддерживали нараставшую в стране политическую реакцию, запугивали буржуазию революцией, искусно пробирались в фашистские организации. После того как Франция была сломлена в «молниеносной войне» и немцы стали хозяевами Парижа, верховная власть над французами была вручена известному наместнику Гитлера — Абецу. Он уже перед войной властвовал над многочисленными фашистскими организациями во Франции. Гитлеровцы поддерживали погромную банду кагуляров. Предатели Франции де Бринон, Бонне, Деа, Дорио и многие другие — все они были платными или добровольными агентами гитлеровского «тотального шпионажа». Вишийское «правительство», все его чиновники — это кадры довоенной гитлеровской организации во Франции.

И все же гитлеровцы просчитались даже во Франции, где их система дала наибольший результат. Они и здесь недооценили силы сопротивления французского народа. Они сбрасывали народ со своих счетов. Гитлер был убежден, что, опираясь на свою агентуру, на Лаваля и других предателей, он сможет установить во Франции свой «новый порядок» и сделать всех французов покорными рабами. Это был просчет. Если гитлеровцы молниеносно захватили Францию, то и изгнаны они были из Франции тоже молниеносно. Франция восстала против захватчиков, и предатели французского народа вместе со своими немецкими хозяевами, вместе с Абецом бежали, страшась возмездия со стороны французов. «Тотальный шпионаж» не помог Гитлеру закрепить Францию за собой. Напротив, «тотальный шпионаж», всесильный в период подготовки к войне, стал бессильным после того, как Франция превратилась в оккупированную страну. Движение народного сопротивления оказалось сильнее, чем все соединенные силы немецких шпионов и французских иуд. Никакой «тотальный шпионаж» не мог охранить жизнь этих иуд. Разведка восставшего французского народа была умнее и сильнее, чем шпионаж гитлеровцев. Французские партизаны пользовались сочувствием и содействием всего народа. У них повсюду были свои глаза и уши. Там, где разведка опирается на народ, «тотальный шпионаж» обнаруживает свою слабость.

Немецкий «тотальный шпионаж» имел большой успех и превратился в национальную опасность не только во Франции, но и в США и в некоторых странах Южной Америки. Курт Рисс говорит о предвоенных годах: «В течение, этих лет Америка была раем для шпионов» (стр. 47). Картина шпионажа в США, нарисованная в книге, весьма поучительна.

Именно в США всего полнее развернулась деятельность пресловутой «Аусландс-организацион» — организации заграничных немцев. Эта организация сомкнулась с официальными учреждениями Германии в США и образовала подлинное «государство в государстве». Из США лился в Германию наиболее широкий поток информации. Эта свобода деятельности подрывной организации, располагающей огромными средствами, ни перед чем не останавливающейся, и внушала Гитлеру представление о том, что США, как и вся Европа, окажутся бессильными в борьбе против Германии.

Курт Рисс очень подробно, в деталях, описывает, как была организована эта чудовищная банда шпионов, диверсантов, убийц. Но он лишь бегло останавливается на тех условиях, благодаря которым она могла в течение столь долгого времени безнаказанно действовать. Этому, конечно, способствовала предпринятая гитлеровцами соответствующая обработка американского общественного мнения. Связь разветвленной сети хэрстовских изданий с гитлеровской Германией можно считать установленной. Гнуснейшая антисоветская кампания была прикрытием для фашистских негодяев в США и в других американских государствах. К услугам гитлеровской пропаганды были специальные агитаторы, вроде пресловутого Линдберга и радиопопа Кофлина. Гитлеровцы очень искусно использовали в своих целях американскую демократию, превратив свободу печати в свободу грязной клеветы.

В конце концов, власти американских стран спохватились. Длинный ряд диверсий, совершенных на американских заводах, пусть с запозданием, но все же открыл им глаза. Курт Рисс приписывает заслугу успешной борьбы с германским «тотальным шпионажем» таланту и энергии руководителей американской контрразведки в лице ФСБ (Федеральное следственное бюро)^[2]. Эта заслуга несомненна. Но вряд ли была бы так успешна деятельность начальника этого бюро Гувера и его помощников, если бы не совершился коренной поворот в общественном мнении Америки. США почувствовали, быть может впервые за все время своего существования, угрозу своей национальной безопасности. В самом факте военного союза Германии и Японии США увидели страшную угрозу нападения на территорию Америки. Это развеяло обычную беспечность. А разгром гитлеровской армии на советско-германском фронте, героическая борьба Красной Армии и самоотверженность советского народа в защите своей и мировой демократии разоблачили и развенчали ту фашистскую антисоветскую агитацию, в плену у которой находилась и рупором которой была вся реакционная печать США. Немецкий «тотальный шпионаж» сразу потерял почву под собой. Это облегчило работу американской контрразведки.

Курт Рисс с полным основанием указывает на те особенности Соединенных Штатов Америки, которые чрезвычайно затрудняют борьбу с немецким «тотальным шпионажем». Это скудость американского законодательства в части, касающейся преследования шпионов и диверсантов. Это громоздкая судебная процедура, открывающая немалые возможности для маневрирования изобличенным шпионам и их адвокатам.

Англии немецкий «тотальный шпионаж» уделил не меньшее внимание, чем США и Южной Америке; но результаты здесь были иные. Англию гитлеровцы рассматривали как главного своего врага на Западе. Поэтому они пустили в ход все усилия для того, чтобы завоевать Англию изнутри, как это было сделано во Франции. Но тут сказалась та черта, которая отличает и политику, и стратегию, и тактику гитлеровцев: шаблон, тупая прямолинейность.

В Англии гитлеровцы не располагали такой широкой шпионской организацией, как в США, где немецкие колонии превратились в питомники фашизма.

Все же и здесь гитлеровцам удалось создать свои организации, которые при благоприятном для них стечении обстоятельств могли бы и Англию поставить на край гибели. Агентура Рудольфа Гесса искусно проникла в английские реакционные круги. Она завязала тесные связи с весьма влиятельными людьми и не без успеха пыталась направлять в своих интересах внешнюю политику Англии, Запугивание революцией и грязнейшая кампания против Советского Союза и здесь явились основным политическим средством воздействия. Гитлеровцы весьма умело водили за нос английских реакционных политиков, отвлекая их внимание от германской подготовки разбойничьей войны. Деятельность «мюнхенцев» получает в книге Курта Рисса любопытное освещение.

Курт Рисс раскрывает перед нами внутреннюю интимно-политическую жизнь знаменитого клайвденского поместья супругов Астор. Это центр темной деятельности «клайвденской клики» — титулованной банды профашистских английских политиканов. Гитлеровские центры шпионажа в Берлине не только получали полную информацию о конспиративных «беседах» в Клайвдене, куда на воскресенье съезжаются из Лондона виднейшие деятели английской реакции; немецко-фашистские главари имели основание считать себя руководителями заговора против Англии, замышляемого в старинном замке Асторов.

Чего не хватало этому складывавшемуся ядру фашизма в Англии — это массовой базы. Была сделана попытка организовать и ее. Аристократический бездельник сэр Мосли провозгласил себя английским «фюрером». Кучка головорезов, окружавшая его, рабски копировала все внешние приемы, всю военно-декоративную обстановку гитлеровских штурмовых отрядов. Но то, что пришлось по вкусу германскому мещанству, воспитанному на мишуре военных парадов и на «эстетике» прусской казармы, принималось в Англии как балаган. Мосли не имел успеха. Гитлеровцы, по своему обыкновению, недооценили его провала. Они с обычным пренебрежением относились к английскому народу, третировали его свысока, отказывали ему в способности к сопротивлению. Рудольф Гесс на основании «информации», которая шла к нему из Англии, считал себя неофициальным руководителем влиятельного общественного мнения в Англии. Именно поэтому он совершенно серьезно верил в возможность одним своим личным появлением в Англии круто повернуть колесо внешней английской политики и поднять страну против ее правительства. Он прыгнул с парашютом, чтобы принести своим английским друзьям и агентам весть о возможном союзе Германии и Британии против Советской страны. Курт Рисс полагает, что Гесс попал в ловушку, ловко расставленную контрразведкой. Так это или нет, в неудаче Гесса сказался просчет гитлеровского руководства. Система «тотального шпионажа» дала в Англии осечку, хотя и натворила немало бед.

Как уже было сказано, полностью провалилась система немецкого «тотального шпионажа» в нашей стране. Здесь она не получила и не могла получить никакой массовой опоры. Ей некуда было пускать свои корни, так как та классовая среда, которая питает эти корни, — среда капиталистическая, — полностью ликвидирована в нашей стране.

В победе Красной Армии немалую роль сыграла советская контрразведка. Она заслужила благодарность своего народа. Она обнаружила зоркость, ум, талант. Она умело проникала в замыслы противника, разоблачала его маскировку, вооружала советский народ, и на фронте и в тылу для борьбы с противником.

Советская контрразведка могла добиться такого успеха потому, что опиралась и опирается на народ. «Тотальному шпионажу» гитлеровцев наша страна противопоставила бдительность широких народных масс. Там, где народ бдителен, где он сознательно принимает участие в обороне страны, — там положены узкие пределы подрывной деятельности шпионов и диверсантов. Партия Ленина — Сталина воспитывает бдительность в советском народе. Эта бдительность — в самой природе советской демократии.

Советская контрразведка состоит из тысяч преданных своему делу работников, неустрашимых борцов. А у этих тысяч — миллионы друзей и помощников. Немцы не могли организовать «тотальный шпионаж» в советском тылу, хотя и засылали сюда множество своих агентов. А в тылу у немцев чуть не каждый советский гражданин был преданным родине добровольцем-разведчиком, и партизанское движение было ценным источником информации для Красной Армии.

Организация прочного и длительного мира невозможна без проявления повышенной бдительности со стороны демократических держав; больше того: бдительность является совершенно необходимым условием действительной прочности и длительности мира. Человечество дорого заплатило за то, что некоторые ведущие демократические страны, усыпленные антисоветской пропагандой поджигателей войны, утеряли бдительность и предоставили шпионам и диверсантам полную свободу действий. Подготовка второй мировой войны показывает, как гитлеровцы сумели использовать в своих разбойничьих интересах слепоту и беспечность некоторых демократических стран. Больше это не должно повториться! Возрожденная демократическая Европа должна всегда быть зоркой и бдительной — и тогда ей не страшен будет никакой «тотальный шпионаж».

Д. Заславский

От автора

На страницах этой книги описано возникновение и деятельность машины немецкого «тотального шпионажа». В этой книге нет «захватывающих» рассказов о прекрасных танцовщицах, соблазняющих генералов и выкрадывающих военные планы. Нет в ней также и утомительно однообразных описаний похождений какого-нибудь агента Х-22, который, в конце концов, является не более как мелкой сошкой. Что касается тех, кто руководит его работой, то они обычно никогда не появлялись перед читателями по той простой причине, что они были неизвестны и самим авторам этих описаний. Возможно, что многие из этих рассказов основаны на действительных фактах, но сами эти факты принадлежат уже прошлому, романтической эпохе истории шпионажа.

Таким образом, эта книга не содержит в себе никаких «шпионских похождений». Она является повестью о тех, кто составляет «мозговой трест» шпионажа; эти люди не маскируются и не пользуются фальшивыми паспортами, так как их работа протекает в тиши кабинетов, и сами они вряд ли когда-либо покидают пределы своей страны.

О гитлеровском шпионаже писалось уже немало, причем многое из написанного было фальсификацией. Само слово «гестапо» особенно привлекало большинство авторов. Этой организации, занятой преимущественно контрразведкой, они приписывали многое из того, что было в действительности совершено другими органами немецкого шпионажа.

История «тотального шпионажа» есть история организации, действующей с четкостью гигантского и хорошо организованного делового предприятия. Но это вовсе не значит, что эта история лишена «красок». Наоборот, она скорее напоминает авантюрный роман, хотя и весьма невысокого сорта. Действительность в данном случае нередко настолько фантастична, что ее не решился бы использовать для кино ни один голливудский сценарист. Первое, хотя и слабое еще представление об этом в США получили в 1938 году, во время нью-йоркского шпионского процесса, когда на суде обнаружилось, что некий дезертир из американской армии готовил по приказу Берлина похищение одного генерала.

У читателя, бесспорно, возникнет вопрос, откуда я получил материал для моей книги?

Начну с заявления, что я знаю лишь немногим более того, что я мог вычитать из газет. А я читал газеты очень добросовестно, особенно немецкие, в период с 1930 по 1938 год.

Я использовал многое из того, что сами немцы публиковали в своей печати и что, к сожалению, прошло незамеченным для разведки союзников.

Конечно, одним этим я не ограничивался. У меня были сотрудники и Японии, в Германии, в Мексике и на Балканах, которые помогали мне в сборе материала. По их просьбе я не называю их имен.

Важным материалом явились также некоторые документы из папок «Второго Бюро», спасенных при эвакуации Парижа, а также данные, полученные из Германии и частично уже опубликованные в других странах. Некоторые документы мне были доставлены двумя лицами, работающими в разведке одной европейской страны.

Все факты и документы, которые упоминаются в этой книге, проверены мной лично или кем-либо из моих сотрудников, безусловно, заслуживающих доверия.

Курт Рисс

Нью-Йорк, 1941 год, октябрь.

Часть первая. Переворот в шпионаже

Поездка полковника Николаи

В начале июня 1932 года полковник в отставке Вальтер Николаи выехал из Берлина в Мюнхен, где он должен был выступить в Коричневом доме.

Это было вторым его выступлением в центре гитлеровской партии и пропаганды. Три недели назад он уже выступал здесь в качестве представителя верховного командования германской армии перед небольшой группой руководителей СА (Sturmabteilungen) и СС (Schutzstaffelln). Темой его выступления было: «Германия в будущей войне». Его заявление о том, что Германия должна без объявления войны, одним лишь колоссальным по масштабам воздушным наступлением раздавить своего противника, произвело исключительное впечатление на аудиторию.

Сейчас он снова направился в Мюнхен в качестве представителя верховного командования, хотя официально больше не принадлежал к офицерскому корпусу германской армии. Однако на этот раз его выступление являлось только предлогом. Николаи поехал в Мюнхен для того, чтобы обсудить там с вожаками германского фашизма вопрос, который в случае захвата ими власти приобретал огромное значение. Что касается возможностей гитлеровской шайки в этом направлении, то Николаи в них не сомневался.

Итак, полковник в отставке Николаи сел на ночной экспресс, уходящий с Ангальтского вокзала в Берлине. Мало вероятно, чтобы кто-нибудь узнал этого человека с небольшим, худым, невыразительным лицом, острым, пронизывающим взглядом, слегка вздернутым носом, чувственные ноздри которого как будто вечно вынюхивали что-то. Обывателю не была знакома даже его фамилия. В течение ряда лет она уже больше не появлялась ни в справочниках, ни в военной литературе. Только люди с хорошей памятью могли бы вспомнить, что Вальтер Николаи возглавлял знаменитое Третье бюро — мозг разведывательной службы верховного командования германской армии, что он был самым могущественным человеком за кулисами официальной германской действительности, главой всей системы германского шпионажа в период мировой войны 1914–1918 гг. Однако времена эти были далеко позади!

За несколько дней до поездки Николаи — 31 мая — господин фон Папен стал главой правительства Германии.

Николаи был невысокого мнения о Франце фон Папене, завсегдатае «клуба господ», матером шпионе и завзятом анекдотисте; поэтому он мог только презрительно улыбнуться, вспомнив о том, как этот авантюрист Франц фон Папен, прозванный американцами «сатаной в цилиндре», работал на него, полковника Николаи.

* * *

Это было в январе 1914 года, когда фон Папен был назначен военным атташе германского посольства в Вашингтоне. Его деятельность не ограничивалась обычной деятельностью военных атташе — пассивным шпионажем, т. е. посылкой сведений в Германию, касающихся военного положения в Соединенных Штатах.

В его задачи входило раздувать пламя недовольства в Мексике и тем самым отвлекать внимание США от угрожающей ситуации в Европе. Фон Папен работал в тесном контакте с морским атташе капитаном Бой-Эд.

После начала первой мировой войны фон Папен еще более расширил свою шпионскую деятельность, использовав в качестве «щита» купленную им фирму Г. Амсинк и К0.

В скором времени он начал организовывать с помощью своих агентов, большей частью матросов германских судов, задержанных в американских портах, массовое вредительство на военных предприятиях США. Засланный им в британскую разведку человек по имени «Тейлор» недостаточно хорошо владел английским языком и был разоблачен; следствие установило, что он являлся одним из помощников фон Папена и что зовут его Хорст фон дер Гольц. Другой его помощник, специалист по подделке паспортов, фон Ведель был также разоблачен.

Николаи, разумеется, не был доволен деятельностью фон Папена; в апреле 1915 года ему было послано в США подкрепление. Проездом через Южную Америку, по подложному шведскому паспорту прибыл в Нью-Йорк некий капитан Франц Ринтелен, взявший на себя руководство всей системой вредительства в США.

Появление Ринтелена Папен воспринял как вызов и как наказание, почему и постарался возможно быстрее избавиться от него; вскоре это ему удалось. Ринтелен проживал в Нью-Йорке как британский подданный Гиббонс; под этим именем он открыл небольшой магазин на улице Сидар. Летом 1915 года пришло письмо от фон Папена, адресованное на имя «капитана Франца фон Ринтелена». Американцы, служившие в магазине, были, естественно, удивлены. Не менее удивленными оказались и соответствующие власти в Вашингтоне, благодаря чему в августе 1915 года Ринтелен вынужден был покинуть США. В пути он был арестован англичанами, имевшими в своем распоряжении код, которым пользовались Папен и Бой-Эд, направляя в Берлин сообщение об отъезде Ринтелена.

Неудачи продолжали преследовать фон Папена. Осенью 1915 года его портфель попал в руки государственного департамента США. Один из его помощников, доктор Гейнрих Альберт «потерял» его в вагоне метро. В портфеле находились столь компрометирующие документы, что Вашингтон потребовал отзыва фон Папена. Фон Папен выехал и захватил с собой другие, еще более компрометирующие документы, которые и были извлечены англичанами из его чемоданов и срочно пересланы в Вашингтон. Корешки чековой книжки дали возможность американским властям установить имена всех людей, использованных фон Папеном в качестве шпионов, в особенности занимавшихся вредительством. Благодаря этим и другим документам Вашингтон установил, что немцы на одно только вредительство истратили в США более 40 миллионов долларов, что ответственность за вредительские акты, произведенные более чем на 40 заводах и верфях, прямо или косвенно ложится на фон Папена и что он несет ответственность за диверсии на 47 кораблях, в трюмы которых еще до их выхода в море были подброшены взрывчатые вещества. «Государственный трудовой комитет мира» — организация, созданная для того, чтобы воспрепятствовать вступлению США в войну, — был разоблачен как прямое орудие фон Папена, на деньги которого он и существовал.

Полковник Николаи знал, что фон Папен никогда не смог бы стать главой правительства Германии, если бы его шпионская деятельность в США стала широко известна в стране. А это могло легко произойти. Известное германское издательство Ульштейн и К0 уже намеревалось издать книгу о шпионской деятельности фон Папена, и потребовалось сильнейшее воздействие извне, для того чтобы Ульштейн отказался от своего плана. В переговорах с Ульштейном, проходивших в течение 1930 и 1931 гг., германские официальные власти выставляли в качестве основного аргумента то обстоятельство, что процесс по делу о германском вредительстве в США не был закончен американским судом. Германские власти упорно отрицали свое участие в этих преступлениях; но мемуары Ринтелена вполне определенно устанавливали ответственность Германии, в результате чего она была вынуждена оплатить ущерб. Однако Николаи, упорно выступавший против книги Ринтелена, действовал таким образом потому, что старался сохранить в полной тайне все, что касалось германской разведки.

В одних только Соединенных Штатах германская разведка израсходовала огромные денежные суммы, значительно более 40 миллионов, истраченных фон Папеном; и все это не давало должных результатов.

Вся система германского шпионажа была в ту пору сконцентрирована в руках официального военного атташе фон Папена, человека, все время находившегося в центре внимания общественности, за которым усиленно наблюдали контрразведывательные организации противника. Отсюда следовал вернейший и весьма катастрофический по своей серьезности вывод: по-видимому, вся система организации шпионажа была ошибочной.

Николаи и в особенности Людендорфу это было ясно даже еще до возникновения первой мировой войны. Как писал впоследствии Николаи: «Британская служба разведки представляла из себя превосходную организацию. Французское 2-е бюро было вряд ли менее действенным». Эти организации оказались настолько хорошо осведомленными, что, по признанию того же Николаи, 4 августа 1914 года англичане были в состоянии физически изолировать большинство германских агентов у себя в стране. То же самое имело место во Франции и России. «Германская система шпионажа в течение первых шести месяцев войны находилась в совершенно хаотическом состоянии», — заявляет Николаи. Он утверждает также, что знал об этой опасности, но не смог провести в жизнь мероприятия, которые считал необходимыми.

После поражения Германии и заключения Версальского мира молодая германская республика на первых порах официально отказалась от ведения шпионажа. Для полковника Николаи наступили трудные дни. Военное министерство внезапно не пожелало больше иметь с ним дела. Не помогло даже то, что он был готов идти на всяческие уступки. Тогда он обратился с запросом, что делать с его архивами, содержащими важные секретные документы. Никто в Берлине не хотел тогда взять эти документы на сохранение. Ему было предложено сжечь их. Николаи не смог заставить себя уничтожить плоды своей многолетней работы. После длительного хождения по инстанциям он нашел место для временного сохранения своих бумаг. Более 48 тыс. дел было перевезено в имение одного из крупных помещиков Восточной Пруссии. Здесь они, однако, находились не более шести недель. В конце концов, Альфред Гугенберг, бывший председатель комитета директоров Крупповского концерна и владелец издательства Шерль, предложил Николаи использовать принадлежащее ему помещение. Во время перевозки документов в Берлин бесследно исчезло более 3 тыс. дел. Позднее выяснилось, что некий бельгийский профессор Бюллюс, видимо, работавший для бельгийской разведки, украл их и перевез в Брюссель.

После этого Николаи стал выжидать. И надо сказать, что ждать ему пришлось не слишком долго.

Николаи приложил руку к созданию так называемого «Черного рейхсвера», действуя в качестве посредника между военным министром Геслером и генералом Куртом фон Шлейхером. Эти люди занимали официальные государственные посты, что несколько ограничивало свободу их действий. Что же касается Николаи, то он был тогда «не у дел», и это значительно облегчало его возможности.

Николаи участвовал не только в организации «Черного рейхсвера». Им была также создана, правда, в миниатюре, новая система шпионажа. Уже в 1920 году им были засланы агенты на оккупированную союзниками территорию Германии для установления не только дислокации, но и морального состояния оккупационной армии.

Одновременно им было организовано розыскное бюро, субсидировавшееся из неограниченных фондов германской тяжелой индустрии. Оно занималось сбором материалов, целиком направленных против Веймарской республики, ее сторонников и политических деятелей.

Несмотря на свою разностороннюю деятельность, Николай чувствовал себя неудовлетворенным, поскольку он не находился в самом центре международного шпионажа, масштабы деятельности которого с окончанием войны все время росли. Николаи был достаточно хорошо осведомлен обо всем. Ему было известно, что одна международная шпионская организация предлагала за умеренную цену чертежи новейшего американского вооружения. Он знал, что 2-е бюро и французская морская разведка добыли фотографии всех итальянских пограничных укреплений и чертежи находящихся в постройке итальянских военных кораблей. Он знал, что формулы новейших ядовитых газов и образцы химических снарядов предлагались на международной бирже шпионажа.

Не было для него секретом и то, что внутри самой Германии действует целая армия вражеских шпионов.

В течение всех этих лет, и особенно между 1928 и 1932 гг., Николаи очень сблизился с Людендорфом, этим апостолом и глашатаем «тотальной войны».

Ведение «тотальной войны», по твердому убеждению Николаи, требовало внедрения разветвленной системы тотального шпионажа. Тотальный шпионаж не был похож, по мнению Николаи, ни на одну из прежних форм. До сих пор шпионаж лишь развивался и совершенствовался. Теперь же назрело время для кардинальных реформ. Необходим был коренной переворот в этой области.

Совещание

Совещание, на которое прибыл полковник Вальтер Николаи в Мюнхен, состоялось в доме капитана Эрнста Рема. На нем присутствовали Геббельс, Гиммлер, Гесс и несколько менее видных вожаков фашистской партии. Все они собрались для того, чтобы обсудить возможности и перспективы создания тайной полиции, чья деятельность не только в Германии, но и за ее пределами должна была начаться сразу же после захвата власти фашистами в Германии.

Рем надеялся, что во главе этой полиции будет стоять он. По-видимому, нечто подобное обещал ему Гитлер. Однако совещание не успело начаться, а шансы Рема были уже сведены к нулю. Рем не имел никакого представления о том, как следует создавать подобную организацию. Наоборот, Геббельс представил детализированные планы. Гиммлер говорил весьма мало, но Николаи, по собственному признанию, сразу «раскусил» его.

Во время совещания в квартире Рема в июне 1932 года только один из присутствовавших ни разу не произнес ни одного слова. Этим человеком был Рудольф Гесс. По всем данным, он находился здесь лишь в качестве наблюдателя Гитлера. Этот почти бесцветный человек, секретарь и тень «фюрера», казалось, не обращал никакого внимания на все то, о чем здесь говорят. Это была первая встреча Николаи с Гессом. Но Николаи знал все о личном секретаре Адольфа Гитлера. Он знал, что Гесс родился в Александрии, а в Германию приехал 14 лет. После войны 1914–1918 гг. он стал крайним националистом и антисемитом. Николаи знал, что вскоре после этого Гесс тесно связал свою судьбу с Гитлером, защищая его во время всех стычек, которыми обычно заканчивались собрания фашистов. Он знал, что Гесс попал вместе с Гитлером в тюрьму. Однако Гесс не писал книг и не занимал никакого официального поста в руководстве фашистской партии. А потому Николаи был еще более удивлен, и не только он один, когда, наконец, незадолго до закрытия совещания, Гесс заговорил.

Его первые слова были произнесены в тот момент, когда кто-то прервал Геббельса, излагавшего задачи этой необычной тайной полиции. Геббельсу был задан вопрос: «Где мы найдем людей для такой полиции?» Николаи утверждает, что Гесс в этот момент ответил: «Если мы не сможем их найти, мы их создадим». Позднее он бросил еще одну фразу — «массовая база». Николаи сразу почувствовал, что означают эти два слова. Они означали организацию тотального шпионажа во всех областях общественной жизни.

Гесс не сказал ничего другого в этот вечер, но он упомянул одно имя. Он говорил о своем учителе и друге Карле Гаусгофере, основателе института «геополитики» и профессоре Мюнхенского университета, где Гесс провел ряд лет, изучая быт и нравы японцев. Японцы, по мнению Гесса, показывают отличные образцы шпионажа «на массовой базе».

В декабре 1932 года Гитлер назначил Гесса» своим заместителем по фашистской партии и тем самым открыл перед ним немалые возможности по внедрению тотального шпионажа.

Архитектор Гиммлер

Итак, Рем не был тем человеком, которому поручили руководство тайной полицией. Пост этот был предоставлен Генриху Гиммлеру, человеку, который, подобно Гессу, почти не раскрыл рта на совещании, где впервые обсуждались структура и функции гестапо.

Его настоящая карьера началась в 1925 году, когда Гитлер образовал охранные отряды (СС). На пост начальника СС Гитлеру был предложен ряд кандидатур; некоторые из них прошли даже соответствующие испытания. И вот в то время еще могущественный Грегор Штрассер выдвинул на этот пост своего секретаря Генриха Гиммлера. Под руководством Гиммлера охранные отряды (СС) стали все более и более противопоставляться штурмовым отрядам (СА) и превратились в личную охрану Гитлера. Когда фашисты пришли к власти, Гиммлер вначале был назначен начальником полиции в Мюнхене, а в конце 1933 года ему было поручено руководство всей полицейской системой Германии, за исключением Пруссии. В Пруссии хозяйничал Геринг, и он уже создал там свою полицию. Власть, сосредоточенную в своих руках, Геринг не хотел ни с кем делить. Однако Фрик, тогдашний министр внутренних дел, настаивал на том, чтобы тайная полиция была подчинена ему.

На этих разногласиях сыграл, по-видимому, Гиммлер. Прошло немного времени, и прусская тайная полиция перешла в его ведение. Вскоре ему удалось подчинить себе полицию всей Германии.

По первому впечатлению могло показаться, что Гиммлер совершенно не подходит для подобной роли. Родился он в Мюнхене, в 1900 году, в небогатой семье и походил на типичного молодого человека из мелкобуржуазной среды. Он был коммерсантом, позднее — учителем. Однако те, кто хорошо знал его и видел его за работой, утверждали, что этот невозмутимый, педантичный человек был подвержен внезапным и странным переменам. В сонных глазах вспыхивал огонь холодной ненависти, четко очерченные губы делались тонкими и злобными. И этот внешне равнодушный человек мог действовать с самой ужасающей жестокостью, принимая чудовищные решения и сразу осуществляя их. Таков был внешне бесцветный главарь гестапо Гиммлер. Он не терял времени даром и всячески увеличивал свои кадры. К моменту захвата власти Гитлером в Германии насчитывалось 138 тыс. полицейских. Полтора года спустя — в конце 1.934 года — их было 437 тыс., включая 250 тыс. эсэсовцев. К началу второй мировой войны численность отрядов СС составляла 372 тыс. человек. Центром всей этой полицейской системы являлось гестапо. Гестапо имело неограниченный бюджет, неограниченные полномочия и столь же неограниченные права. Оно вмешивалось в любые дела, вело наблюдение за кем угодно, могло арестовать кого угодно. Согласно приказу Гитлера от февраля 1936 года, распоряжения и деятельность тайной полиции не были подсудны обычным судам. Это означало, что никто, кроме Гиммлера и, разумеется, Гитлера или его заместителя Гесса, не имел права на обсуждение решений или действий гестапо.

Гестапо терроризировало поголовно все население Германии; характерно, что не только Геббельс, но даже и Геринг, считавший себя всесильным, вынужден был опасаться происков Гиммлера и пойти на примирение с ним.

* * *

Первой заботой Гиммлера было создание организации телохранителей Гитлера. К этой своей задаче он отнесся весьма серьезно. Так, например, после убийства югославского короля Александра в Марселе было установлено, что один кинорепортер заснял весь ход покушения. Гиммлер добыл этот фильм, и он был просмотрен в гестапо сотни раз для исследования методов наилучшей охраны Гитлера от террористов.

Гиммлер, начав с организации отряда телохранителей для одного человека, закончил созданием организации «телохранителей» для всей «Третьей империи», ибо гестапо по существу представляло собой стену, ограждающую Германию от внешнего мира. Естественно, что запретить совершенно выезд из страны, расположенной в центре Европы, было невозможно, да это и не соответствовало бы германским планам на будущее; но ни один путешественник не мог избежать непрерывного наблюдения агентуры гестапо. Гестапо разработало примерные правила для всех покидающих пределы страны. До получения разрешения на выезд нужно было заполнить огромную анкету. В ней надо было указать, куда вы едете и зачем; кого вы намереваетесь посетить, находясь за границей; имеете ли за границей родственников; каковы их политические убеждения и т. д. Путешественники инструктировались о том, как им надлежит вести себя. Они были лишены возможности носить ордена и форму; немедленно по прибытии к месту следования они должны были доложить об этом в ближайшее германское консульство. По возвращении они должны были дать полный отчет обо всем виденном и слышанном.

Все это уже граничило со шпионажем, но пока еще в полной мере не было шпионажем. Скорее всего, это напоминало метод проверки немцев, которым гестапо разрешало временно вырваться из тюрьмы, ибо гитлеровская Германия есть не что иное как тюрьма.

В этих условиях тотальный шпионаж мог развиваться в направлении своей конечной цели — развязывания тотальной войны. Никто этого не знал лучше, чем сам Гиммлер. Никто не работал над этим столь настойчиво и тщательно, как он. И все же он был неспокоен. Незадолго до начала второй мировой войны в своей лекции, прочитанной для группы офицеров, он заявил: «В будущем нас ждет война не только на суше, на море и в воздухе; перед нами будет также еще и четвертый — внутренний фронт».

* * *

Гиммлер делал все возможное для того, чтобы парализовать и предупредить появление этого внутреннего фронта, обезвредить его. И все же он знал, что с этим фронтом придется серьезно считаться.

Из достоверного источника известно, что Гиммлер докладывал Гитлеру о необходимости в случае войны завербовать для одной только Чехословакии дополнительно 125 тыс. агентов. Неуверенность Гиммлера в силе гестапо подчеркивается еще и тем фактом, что на пятый день войны, 5 сентября 1939 года, он создал совещательное бюро по вопросам внутренней обороны «Третьей империи». Это бюро состоит из 15 уполномоченных — офицеров СС, которые работают в тесном взаимодействии с армией и полицией.

На пятый день второй мировой войны Генрих Гиммлер лишился обычной своей уверенности…

Конец романтической эры шпионажа

30 июня 1934 года гестапо были убиты генерал фон Шлейхер и генерал фон Бредов. Мир решил, что Шлейхер был убран с дороги как человек, могущий возглавить оппозиционно настроенные круги рейхсвера против Гитлера. Убийство фон Бредова прошло почти незамеченным. Но оба они были между собой тесно связаны. Фон Бредов был главой военной разведки рейхсвера и располагал документами, изобличающими Гитлера в том, что «фюрер» в 1919–1920 гг. усердно выполнял обязанности шпика не только для баварской полиции, но и для 2-го бюро французской разведки. Бредов показал эти документы своему другу Шлейхеру, и тот, разумеется, сделал из этого нужные выводы. Убийство Шлейхера вызвало шумные отклики за границей. Но рейхсвер реагировал особенно горячо на убийство начальника военной разведки фон Бредова. Руководящие круги рейхсвера не возражали против того, чтобы гестапо взяло на себя функции контрразведки в стране. Но они отказывались молчать, когда агенты гестапо осмелились «ликвидировать» начальника армейской разведывательной службы. Вспыхнули горячие споры, продолжавшиеся вплоть до конца 1938 года. Эти споры поставили Геринга перед серьезной дилеммой: с одной стороны, он был связан с руководством гитлеровской партии; с другой, — он был одним из руководителей армии. Вражда между Герингом и Гиммлером была вызвана как раз тем обстоятельством, что Гиммлер усиленно стремился установить контроль гестапо над армейской разведкой. Постепенно Геринг склонился на сторону армии и высказался за ее независимость. Так, несмотря на убийство Бредова и Шлейхера, а также отстранение Бломберга и Фрича, победителем из этой борьбы вышел рейхсвер.

* * *

Между тем Николаи временно отошел на второй план. Чтобы ввести в заблуждение иностранных наблюдателей, Гитлер назначил его главой Института истории новой Германии и поручил ему заново составить историю мировой войны, в соответствии со взглядами гитлеровцев.

Разумеется, это назначение было только трюком. Николаи и не собирался делаться историком. Вместо этого он занялся тайной организацией новой военной разведки. В течение нескольких лет имя Николаи нигде не упоминалось и даже не попадало в армейские справочники. Однако как только началась вторая мировая война и, следовательно, как только «Третья империя» отбросила всякие предосторожности по отношению к внешнему миру, полковник Николаи внезапно всплыл на поверхность и вновь был официально назначен начальником армейской разведки.

Под каким бы именем, за какой бы ширмой ни работал Николаи в течение первых лет господства гитлеровской клики, документальные доказательства безошибочно устанавливают, что он не сидел без дела. Он создал в генеральном штабе отдел, названный «Иностранные армии»; совместно с капитаном Рольфом Крацером он реорганизовал отдел контрразведки (Spionageabwehr), который находился в ведении военного министерства и имел свои фонды в штабах всех родов войск. Наконец, он координировал работу армейской, морской, а позднее и авиационной разведок с деятельностью разведки министерства иностранных дел.

В этой своей деятельности Николаи руководствовался убеждением в том, что шпионаж должен быть тотальным, всепроникающим, всеобъемлющим. Сфера его интересов неограниченна.

Романтический период индивидуального шпионажа миновал безвозвратно. Стиль деятельности какой-нибудь Мата Хари или «Фрейлейн Доктор» стал достоянием истории.

Это, разумеется, не означало, что весь прошлый опыт полностью отвергался. Николаи решительно настаивал на использовании всего, что еще имело какую-либо ценность. В течение первой мировой войны ему стало известно, что шпионы союзников, действовавшие на германской территории или на территории, оккупированной Германией, поддерживали связь со своими центрами преимущественно по воздуху. Начиная с 1917 года, английские и французские агенты часто сами спускались на парашютах в заранее назначенные места, а также получали сбрасываемые на парашютах радиопередатчики и другое имущество. В то время Николаи был бессилен против такой тактики, поскольку его шпионы не были тренированными парашютистами. Вторая мировая война в этом смысле уже не застала его врасплох.

* * *

Система и методы военного шпионажа являются в известной мере отражением системы стратегической подготовки войны. Если бы мы ничего не знали о планах «молниеносной войны», разработанных германским генеральным штабом еще в 1934 году, то мы могли бы, составить о них представление по особенностям разведывательной службы, создаваемой Николаи. Его приказы и все его действия ясно свидетельствовали о том, что генеральный штаб не столько заинтересован в сведениях о вражеских укреплениях (мотомеханизированные дивизии попросту обходят укрепления), сколько в детальных данных, касающихся шоссейных и железных дорог, мостов, электростанций и т. п. сооружений, разрушение которых неминуемо вызывает серьезное расстройство всей тыловой системы противника и, в конечном счете, парализует силу сопротивления его армии.

В течение периода, предшествующего второй мировой войне, Николаи подготовлял диверсионные действия в больших масштабах. Его задачей было изыскание методов диверсии, характер и происхождение которых были бы полностью неизвестны противнику. Иными словами, Николаи искал таких методов диверсии, которые можно было бы неоднократно и безнаказанно повторять.

В этих своих поисках Николаи, возможно, вспомнил о некоем докторе Швебере, который в 1914 году изобрел в Нью-Йорке новый тип адской машины. Она была очень небольшого размера, имела форму сигары и полностью уничтожалась при взрыве, не оставляя совершенно никаких следов. Однако в данном случае требовалось нечто большее; и в сентябре 1934 года Николаи основал вблизи Берлина, в Грос-Лихтерфельде, лабораторию, которая занималась изысканием и испытаниями научных методов диверсии. Для каждого вида производства, прямо или косвенно связанного с выпуском предметов вооружения и важных военных материалов, в этой лаборатории экспериментальным путем разрабатывался соответствующий вид вредительства, который максимально сокращал степень риска и стоимость самой диверсии.

* * *

Еще до захвата власти Гитлером, во второй половине 1931 года, один так называемый «эксперт по шпионажу» выступил в Париже с докладом о возможности возрождения германского шпионажа. Он заявил, что для этого потребуется от 10 до 15 лет по той причине, что у Германии не окажется надежных агентов, способных работать за границей, и ей, мол, придется потратить годы для их подготовки. «Эксперт» этот глубоко заблуждался. Немедленно после получения сигнала к действию Николаи располагал нужным количеством агентов, которые уже находились в этот момент за рубежом.

В большинстве своем это были немецкие офицеры, посланные генеральным штабом во время первой мировой войны за границу в качестве наблюдателей, сначала в нейтральные страны, а затем на Ближний Восток. После революции в Германии многие из них предпочли остаться за рубежом; они-то и предложили свои услуги Николаи. Кроме того, многие офицеры, уволенные из рейхсвера после частичного разоружения, проведенного по Версальскому мирному договору, работали в качестве инструкторов в иностранных армиях. Так, например, в армиях Чили и Аргентины обучение проводилось германскими офицерами-инструкторами. Некоторые уехали в Китай. Рем был в Боливии. Этих людей Николаи также мог использовать, а они, естественно, имели доступ к военным материалам, о которых обычные шпионы не могли и мечтать. Многие германские офицеры были посланы за границу в качестве торговых представителей от тяжелой промышленности, в особенности от Круппа. После войны Крупп сделал вид, что переходит на производство мирной продукции; в действительности он построил ряд военных заводов вне Германии. Кое-кому может показаться случайностью, что большинство крупповских представителей за границей принадлежало к числу бывших офицеров рейхсвера. В действительности никакой случайности здесь не было. Рейхсвер, Николаи и окружающие его люди указали магнатам тяжелой промышленности — круппам, тиссенам, феглерам и прочим — на желательность посылки за границу возможно большего числа бывших армейских офицеров. Желание их было, разумеется, осуществлено полностью. Существовали также два крупных офицерских объединения, образованных вскоре после революционных событий 1918 года в Германии: «Союз германских офицеров» и «Тевтонский офицерский союз». Николаи и Людендорф играли далеко не последнюю роль в основании этих организаций. Эти союзы весьма тщательно поддерживали связь с «экспортированными» офицерами; они имели списки их адресов и занимались доставкой в адрес Николаи «личных писем» от этих офицеров. Немецкие офицерские союзы, работая в тесном контакте с рейхсвером, засылали своих агентов за границу: в Скандинавию, Испанию, в бывшие немецкие колонии в Африке и в другие страны; эти люди субсидировались центром и образовывали так называемые «опорные пункты» (Stuetzpunkte).

* * *

В этой связи уместно упомянуть о деятельности Ганса Оберлиндобера, одного из близких сотрудников Николаи. Во время первой мировой войны Оберлиндобер был ранен. Впоследствии он работал в «Обществе помощи ветеранам войны», а после захвата власти фашистами не только руководил этой организацией, но также стал во главе «Союза ветеранов войны». Он усиленно занимался организацией поездок ветеранов войны в районы бывших боев, на военные кладбища Бельгии и Франции. Естественно, что ему удавалось наладить связь с английским и французским «Союзами ветеранов» и с их руководителями, в частности с Жаном Гуа, которого он в 1936 году пригласил на съезд гитлеровцев в Мюнхене.

Оберлиндобер был тесно связан со многими французами, англичанами, итальянцами, чехами и поляками. Их объединяли боевые воспоминания и сентиментальные беседы о прошедшей молодости. Казалось вполне объяснимым, что прежние враги стали хорошими друзьями; на почве этой дружбы завязывались беседы о многих вещах, которые в обычных условиях держались бы в секрете. В конце концов, Оберлиндобер не был фашистом, по крайней мере, он неоднократно уверял в этом своих французских и английских друзей. Он считал себя только «хорошим немцем», а против этого, в сущности, не мог возразить ни один из его зарубежных друзей. Ведь организации ветеранов войны во всех странах были настроены более или менее националистически; это относилось также и к пожилым отставным офицерам, с которыми Оберлиндобер был так дружен. А эти отставные офицеры, никогда не устававшие критиковать современные методы, как раз и выбалтывали немало секретов.

* * *

Таким образом, можно утверждать, что Николаи имел вполне достаточное количество невольных агентов среди французских и английских друзей Оберлиндобера.

В первое время Николаи не подбирал их специально, а пользовался теми, кто уже имелся в наличии. Но он должен был вместе с тем найти пути и методы к систематическому их подбору и к регулярной их подготовке.

В этом направлении все подготовительные работы также были уже проделаны. «Психологическая лаборатория» рейхсвера, казалось, была специально создана для этой цели. Одной из ее основных задач являлось установление основных принципов отбора и подготовки будущих шпионов, руководство этим отбором и этой подготовкой.

«Психологическая лаборатория» возникла в ходе подготовки «тотальной войны». Самая идея такой лаборатории принадлежала не фашистам. Еще в первую мировую войну армия Соединенных Штатов имела специальный «Психологический отдел».

Что касается германской армии, то и она после 1916 года также занималась вопросами психологии. Первым военным психологом являлся доктор Альбрехт Блау. Однако в то время эти вопросы находились в столь бессистемном состоянии, что Людендорф считал всю затею пустым делом. После войны Блау официально ушел из армии. В действительности он оставался в тесном контакте с рейхсвером, способствовал организации «Черного рейхсвера» и в 1929 году вернулся в армию в чине майора. По странному совпадению это произошло в том же году, когда в Берлине, в доме № 58 на Лертерштрассе, открылась «Психологическая лаборатория» рейхсвера. Для введения в заблуждение иностранных наблюдателей было преднамеренно избрано такое малозначащее название. В течение нескольких лет лаборатория, насчитывавшая в своем штабе ряд научных работников и около 100 офицеров рейхсвера, занималась в основном проблемами отбора летчиков и комплектованием танковых экипажей. Ее подлинная роль не проявлялась до тех пор, пока фашисты не захватили власть в свои руки и Германия не начала открыто вооружаться. После этого лаборатория была переименована в «Психологическую лабораторию имперского военного министерства» и, следовательно, официально была признана военным учреждением.

Щедрое финансирование лаборатории производилось различными окольными путями, главным образом посредством специально созданного для этой цели «Германского научного общества военной политики и вооружений».

Многие из проблем, над которыми работала лаборатория, не имели прямого отношения к шпионажу. И все же деятельность лаборатории весьма облегчала экспансию германского шпионажа и стремление поставить его на научную основу.

Для выявления специфических способностей кандидатов в шпионы была разработана целая система тестов. Разумеется, речь шла лишь о тех индивидуумах, которые должны были занять руководящие посты в шпионской организации и подчинить себе большое число агентов. Рядовыми шпионами-исполнителями лаборатория не занималась.

Наряду со всеми перечисленными проблемами особое внимание лаборатория уделяла военным мероприятиям за рубежом. Она издавала также подробные карты и тщательные описания структуры армий всех стран.

За несколько лет до второй мировой войны это учреждение разрослось в огромной степени. Если в 1933 году штат его состоял из 200 сотрудников, то в 1936 году их было 1450. К этому времени в постоянном штате «Психологической лаборатории» числилось 200 психологов. Вся организация распадалась на 20 отделов. По всей Германии в орбиту ее деятельности было втянуто 150 тыс. человек — ученых, военных и просто «подопытных животных» в виде отдельных индивидуумов.

В то же время эта усовершенствованная лабораторий являлась лишь небольшой составной частью всей системы германского шпионажа, раскинувшего уже в 1936 году свои коричневые щупальцы по всему миру.

Первым, кто почувствовал в Англии всю опасность, какую несут всему миру Гитлер и его шайка, был в ту пору сэр Роберт Ванситтарт, заместитель министра иностранных дел. Разведывательные органы военного министерства по его инициативе стали более энергично следить за лихорадочными вооружениями Германии. Когда в начале 1934 года Ванситтарт имел беседу с премьер-министром Болдуином по этому вопросу, то он, к своему удивлению, обнаружил полную незаинтересованность премьера во всей проблеме. Болдуин был весьма доволен той «эрой процветания», какая, по его мнению, охватила тогда Англию, и не испытывал беспокойства от информации Ванситтарта. Ванситтарт передал свою информацию в «Б-4», и это важнейшее управление военной разведки немедленно принялось за дело. В скором времени все опасения Ванситтарта полностью подтвердились. Сэр Морис Хэнки, осуществлявший связь между Ванситтартом и премьер-министром, был послан к Болдуину, но в течение ряда дней не смог добиться аудиенции. Создавшаяся ситуация казалась странной и неправдоподобной. Согласно установившейся старинной традиции, разведка всегда работала в тесном сотрудничестве с правительством. Подобное безразличное отношение премьер-министра к разведке являлось чем-то совершенно новым в истории Англии. И то, что это случилось как раз в тот момент, когда Гитлер усиленно подготовлял войну, имело, разумеется, пагубные последствия как для Англии, так и для всего мира. Лишь поздней осенью 1934 года, когда представители «Б-4» стали более настойчивыми, Болдуин изъявил, наконец, свое согласие ознакомиться с их докладами. Его выводы были, по меньшей мере, странными. 29 ноября 1934 года он заявил на заседании в палате общин: «Я полагаю, что не ошибусь, если скажу, что немцы заняты созданием воздушного флота, хотя мне кажется, что большинство данных, приводимых в нашей прессе, весьма преувеличено… Достоверные цифры, которыми мы располагаем, говорят о 600 боевых самолетах; по другим источникам, количество немецких самолетов превышает тысячу. Разве не ясно, что каких-либо оснований для тревоги в настоящий момент нет?»

Действительное число немецких боевых самолетов уже в то время в три раза превышало оптимистические данные Болдуина. Как было доказано позднее, сведения британской разведки отличались большой точностью. Болдуин же попросту счел их «преувеличенными».

В течение последующих месяцев тревога в кругах разведки постепенно возрастала. Грозная опасность приближалась семимильными шагами. Возможно, что в течение этого периода Ванситтарт не раз серьезно беседовал со своим ближайшим другом Уинстоном Черчиллем. Как бы то ни было, 20 марта 1935 года на заседании палаты общин Черчилль в письменной форме задал вопрос: «Не превзошел ли германский воздушный флот в настоящее время английский?» 4 апреля министр иностранных дел Джон Саймон вынужден был признать, что Гитлер лично заявил ему о достижении германским воздушным флотом равенства с британским флотом. Если бы Саймон прислушивался к голосу своей собственной секретной службы, то он знал бы на полгода раньше о том, что германские воздушные силы в действительности уже в три раза превосходят английские.

Кризис наступил быстро.

23 мая 1935 года Болдуин вынужден был заявить во время дебатов в парламенте, что британское правительство сильно недооценивало германские возможности в области производства военных самолетов; более того, он подчеркнул, что британская разведка была также недостаточно осведомлена о ходе германских вооружений.

Представителям разведки было не совсем удобно выступить публично и назвать премьера лжецом. Однако в английских политических кругах был ряд влиятельных лиц, отлично знавших, откуда ветер дует. Среди них были Уинстон Черчилль и Антони Иден, которых постоянно держали в курсе дела Ванситтарт и британская разведка. Ни один из этих деятелей не смотрел на будущее оптимистически.

Часть вторая. «Линия Мажино» в шпионаже

Опасный возраст 2-го бюро

Начиная с 1914 года и вплоть до начала второй мировой войны во многих киосках Франции продавались небольшие книжонки в бумажном переплете, стоимость которых не превышала нескольких сантимов. Авторы их носили весьма замысловатые имена, но качество этих книг оставляло желать много лучшего.

Во второй половине двадцатых годов Франция была наводнена кинокартинами, посвященными шпионажу. Они продолжали появляться почти вплоть до самого начала нынешней войны. Эти картины, как и дешевые книжки, имели одну общую черту. В каждом из этих «произведений искусства» была, по крайней мере, одна сцена, в которой герой — агент французской контрразведки — просвещал какого-нибудь симпатичного парня, не имеющего обычно никакого представления о шпионаже, в следующих выражениях: «Если вы увидите что-нибудь подозрительное, немедленно напишите об этом в Париж начальнику 2-го бюро».

Реальная польза, приносимая подобного рода книгами и кинокартинами, никогда и никем не учитывалась. Быть может, офицеры 2-го бюро ничего даже и не знали об отношении к ним общественности. Они были уверены лишь в том, что все эти старания совершенно бесплодны. И это должно было их весьма раздражать, так как выпуск книг и фильмов финансировался именно 2-м бюро.

Естественно, что 2-е бюро делало это, исходя из того, что крупная разведывательная организация обязана устанавливать контакт с общественностью. Публике никогда не внушалось представление о якобы захватывающей и полной приключений жизни людей, работающих в контрразведке. Этого не делали попросту по той причине, что жизнь этих людей вовсе не была захватывающей. Офицеры 2-го бюро не метались в поисках потайных дверей, обнаруживая злодеев и заговорщиков, и не брали короткого отпуска только для того, чтобы влюбиться в очаровательную американскую девушку и притом — богатую наследницу.

* * *

Ежедневно в 8 часов 30 минут утра они входили в большое здание на углу бульвара Сен-Жермен и Университетской улицы. Несмотря на то, что оно находится всего в нескольких минутах ходьбы от площади Согласия и, следовательно, расположено в центре Парижа, очень немногие парижане знали, что в этом здании размещались отделы 2-го бюро. В этой части бульвара не было большого движения, и по вечерам она была в сущности безлюдна.

Это было большое солидное здание, внушающее сразу доверие и вызывающее чувство таинственности. Все здесь казалось совершенно обычным лишь до того момента, как вы входили внутрь и останавливались рядом с человеком, сидящим за маленьким столиком. Он предлагал вам заполнить бланк с указанием вашего имени и цели визита. Потом появлялся другой человек, который уносил заполненный фланк. Если бы вы могли проследить за ним, то увидели бы, как он вошел в одну из комнат на первом этаже и передал вашу анкету новому лицу; после просмотра ряда дел или списков, а также сверки вашей фамилии и других данных, вплоть до вашего почерка, с данными, имеющимися здесь, вы получали разрешение на вход. Обстановка ничем особенным не выделялась. Было только одно обстоятельство, отличающее это здание от любого другого. Здесь было, пожалуй, слишком тихо. В коридорах вы никогда не могли бы увидеть праздношатающихся или мирно беседующих сотрудников. В 9 часов офицеры, к этому времени уже просмотревшие свою корреспонденцию, собирались в большой комнате с высокими потолками и широкими окнами. Стены этой комнаты были отделаны красным деревом. В центре ее стоял большой овальный стол, а вокруг него 15 кресел. Все офицеры были в гражданском платье. Последним появлялся пожилой человек, который занимал председательское место. Он был среднего роста, с жесткими, коротко остриженными, седеющими волосами, с моложавым лицом, в пенсне.

Собравшиеся начинали обсуждать содержание полученной за день почты, и сразу становилось очевидно, что она поступала не только из всей Франции, но также из всех стран мира без исключения. Можно было также уловить, что каждый из присутствующих ведал либо группой стран, либо одной какой-либо страной.

Однако догадки ваши на этом, пожалуй, и заканчивались; ибо даже здесь, в самом сердце 2-го бюро, язык, которым пользовались все собравшиеся, был до предела лаконичен и осторожен. Никакие имена никогда не упоминались. Когда говорилось о «ценной информации», то никто не разъяснял, что это за информация и в чем ее суть.

Председатель — полковник Гоше — являлся начальником 2-го бюро уже в течение многих лет. У него были два помощника. Это были майор Перье и комендант Новар, оба небольшого роста и невнушительной внешности. Далее шли 8 начальников отделений в чине майоров и капитанов. Каждый из них отвечал за определенный район или страну. Все они работали под чужими именами; что касается их подлинных имен, то они были известны только начальнику 2-го бюро.

Каждым сотрудником 2-го бюро давалось клятвенное обязательство хранить все известное ему в величайшей и полной тайне.

2-е бюро было организовано по территориальному признаку. Каждый район был закреплен за определенным сотрудником. Это был офицер, носивший гражданское платье, который подбирал агентов для своего района и руководил их деятельностью. Его управление было расположено вблизи соответствующего пограничного района. Он собирал всю доставляемую его агентами информацию, обрабатывал ее и направлял в Париж. Существовали также офицеры, находившиеся в зарубежных государствах. Они также собирали сведения через свою агентуру, но очень редко обращались непосредственно в Париж. Обычно их доклады проходили через сотрудника, ведавшего ближайшим пограничным районом. Он его сокращал, обрабатывал и сравнивал с другими данными, находившимися в его распоряжении. После всех этих операций на докладе ставилась одна из трех букв: «Д», «В» или «С». Буквы эти обозначали: достоверно, возможно или сомнительно.

Система эта была весьма надежной и безопасной. Но она была также чрезвычайно медлительной.

* * *

Так выглядело на деле 2-е бюро: почтенное деловое учреждение, работающее, быть может, чересчур размеренно. Однако 2-е бюро работало и несколько иначе: каждый вторник и четверг в определенные часы дня какие-то молодые люди входили в большой жилой дом № 44 по Лиссабонской улице. Они поднимались на третий этаж и звонили у дверей с надписью «Экспорт и импорт» (в Париже торговые конторы нередко помещаются в жилых домах). Пожилая женщина — секретарша — вводила их в кабинет с мебелью, обитой красной кожей, и уставленный книжными полками, в беспорядке, заваленными различными газетами, книгами и журналами. В кабинете стояло также огромное бюро, занимавшее все пространство между окнами. За бюро сидел мсье Лемуан.

Мсье Лемуан имел привычку давать этим молодым людям деньги. За это молодые люди должны были знакомиться с секретаршами иностранных посольств, консульств, проводить с ними вечера, развлекать их, доставлять им разнообразные удовольствия, добиваться максимальной интимности для того, чтобы, наконец, попытаться выкрасть с их помощью иностранные паспорта. Этот трюк в течение многих лет весьма удавался. Даже в тех случаях, когда девушка догадывалась о том, кто является похитителем, она очень редко заявляла об этом в полицию. Если же она иной раз и решалась на это, то молодой человек немедленно подвергался аресту, и посольство оповещалось, что арестованный строго наказан. В действительности же молодой человек никогда не проводил более одного — двух дней под арестом.

Мсье Лемуан был примечательной личностью: высокого роста, плотного сложения, лысый, исключительно энергичный, образованный и изобретательный. Он был светским человеком, и вы никогда не дали бы ему его 70 лет. Жизнь его напоминала какой-то фантастический роман. Звали его вовсе не Лемуан, а барон Кениг. Впрочем, и не барон Кениг, а герр Корф. А вернее даже и не герр Корф, а совсем иначе: Штальман. Во всяком случае, он был урожденным немцем, хорошо известным не только в довоенном Берлине, но и во всей Европе как лучший игрок в бридж на континенте и как человек, который проигрывал только тогда, когда хотел проиграть. Одна из его афер кончилась сенсационным процессом, в который были вовлечены некоторые видные представители высшего берлинского общества. Штальман-Корф-Кениг сумел избежать ареста и бежал в Париж, где он превратился в Лемуана. Во время первой мировой войны он начал работать во 2-м бюро, руководя деятельностью его агентуры в Испании. Утверждали даже, что им, в конце концов, было раскрыто дело пресловутой Мата Хари. Однако он сам — Лемуан — упорно это отрицал. Его контора «Экспорт и импорт» была только ширмой для транспортировки оружия. Мсье Лемуан был всегда известен в международных кругах также как преуспевающий торговец контрабандным оружием.

Контора в доме № 44 на Лиссабонской улице отнюдь не была единственной в своем роде. В одном только Париже их было не менее девяти. Большинство находилось вблизи биржи и выдавало себя за комиссионные фирмы. Во всей Франции их насчитывалось 68.

Большая часть их использовалась в основном только для приема лиц, появление которых на бульваре Сен-Жермен было по каким-либо причинам неудобно. Некоторые из этих контор специализировались исключительно на приеме сотрудников иностранных посольств и консульств в Париже и других больших городах. Каждая такая контора имела в своем распоряжении, по крайней мере, одну француженку, обычно телефонистку. В сейфах этих контор находился, как правило, большой набор резиновых печатей различных иностранных учреждений и министерств, украденных или подделанных. Запас их никогда не иссякал: агентов нужно было постоянно снабжать соответствующими документами. Агенты — сотрудники французской разведки — были размещены повсюду. Они работали на военных заводах, содержали лавки вблизи арсеналов, мыли полы на авиазаводах, сорили деньгами в ночных клубах, дружили с продавцами наркотиков и проститутками, занимали почетные места в ассоциациях офицеров-резервистов, снабжали деньгами ростовщиков, влюблялись в директоров экспортных фирм, поступали на службу в частные сыскные агентства, были клиентами переводческих бюро, которые время от времени получали работу от консульств и посольств. Они были друзьями проводников международных спальных вагонов, рейсы которых охватывали всю Европу, и выпивали в маленьких тавернах с водителями автобусов, курсирующих между пограничными деревнями. Они были везде.

Они были в Швейцарии, в Бельгии, в Голландии. В этих странах 2-е бюро создало коммерческие фирмы, которые были заинтересованы в поддержании торговли с Германией. Многочисленные коммивояжеры этих фирм (одна из таких фирм в Швейцарии насчитывала их свыше 90) годами путешествовали по всей Германии.

Все это не было новшеством и частично создавалось еще до первой мировой войны. После поражения Германии 2-е бюро не сделало ни малейшей попытки сократить свою огромную сеть зарубежной агентуры.

Генерал Дюпон, возглавлявший 2-е бюро в течение последних лет первой мировой войны, добился больших результатов. Тот же Николаи писал в своих мемуарах, что 2-е бюро имело за этот период достижения, которыми оно вправе гордиться.

Так, например, французам удалось заслать агента по кличке Анри в германский генеральный штаб и продержать его там целых два года. Другой агент, работавший в одном из важных отделов немецкой контрразведки, некий полицейский комиссар Вейгель сумел почти непрерывно до конца войны доставлять сведения для 2-го бюро. Впоследствии он организовал еще более мощную и действенную шпионскую сеть по всей Европе.

Генерал Дюпон, действительно, создал отличную организацию, наиболее передовую для своего времени разведку, существовавшую до начала тридцатых годов.

Но именно в тот момент, когда Гитлер начал свою лихорадочную подготовку к захватнической войне и когда 2-е бюро должно было действовать максимально быстро и эффективно, оно очень сильно просчиталось, ибо слишком было уверено в себе и в своих возможностях.

Многолетние традиции 2-го бюро убедили его руководство в том, что французская разведка непобедима. По злой иронии судьбы руководители 2-го бюро впали в ту же ошибку, что и немцы после одержанной ими победы в 1871 году, когда они не обратили должного внимания на модернизацию своей разведки и всецело полагались на превосходство своей армии. Что касается французов, то они в данном случае слишком много надежд возлагали на традиционное превосходство своей разведки и не приняли мер к перестройке ее в духе требований времени. Любая система шпионажа по самой сути своей должна быть агрессивной, поскольку стремление разведать чужую тайну уже само по себе агрессивно. Французы же утеряли эту свою агрессивность, причем даже их природное любопытство стало вялым, было поражено пассивностью.

В известном смысле в области разведки они повторяли ту же самую ошибку, что и в области военной. Их тактика стала чисто оборонительной. Они надеялись, что смогут удержать за собой все то, что ими было завоевано. И прежде, чем они осознали свою неудачу, вся система их разведки, несколько лет назад работавшая с максимальной изобретательностью и дерзостью, стала застывать, костенеть, мертветь. Она превратилась в «линию Мажино от шпионажа».

Согласно классическим принципам разведки, шпион может работать только там, где налицо есть секрет, который необходимо добыть. В соответствии с этими принципами во Франции логически имелось три центра для приложения шпионских усилий: Париж, Эльзас-Лотарингия (со Страсбургом, Кольмаром и Мецом) и Северная Франция. Французская контрразведка вела наблюдение за этими центрами, но этого оказалось далеко не достаточным.

* * *

Недостаточность этих наблюдений можно было ощутить даже на бульваре Сен-Жермен. Ее можно было почувствовать во многих мелочах, каждая из которых, оставаясь ничтожной сама по себе, вместе с тем свидетельствовала об упрямом цеплянии за отживающие традиции.

Приведем для примера старинный прием использования маленькой комнаты для ожидания, где принимались посетители, в которых 2-е бюро не было вполне уверено. В этой комнате был потайной стенной шкаф, где находился аппарат вроде перископа, позволявший ясно видеть всю комнату. Молодые офицеры относились к этому аппарату без должного уважения. Им казалось, что любой человек, сумевший пробраться во 2-е бюро под каким-либо важным предлогом для совершения какого-либо преступного акта, вряд ли выдаст себя и свои намерения одним лишь выражением своего лица, даже если он убежден, что за ним никто не наблюдает. Что касается традиций 2-го бюро, то они упорно требовали, чтобы такой человек был тщательно осмотрен до того, как с ним начнут говорить. Эта явно устаревшая традиция изжила себя.

Или вот более серьезный пример с радиоотделом, находившимся в подвале. Потребовались годы напряженнейшей борьбы со стороны молодых офицеров, чтобы вообще добиться организации этого радиоотдела. Когда же он был, наконец, организован, то масштабы его оказались далеко не достаточными. Для слушания кодированных коротковолновых передач из Берлина, обращенных ко всем немецким агентам во всем мире, было привлечено явно недостаточное количество людей.

Старые офицеры, работники разведки, настаивали на своих взглядах, многие из которых стали попросту абсурдными.

Так, один майор, руководивший определенной сферой деятельности в Париже, все еще воображал, что шпионаж можно вести теми же самыми методами, какие использовались тридцать лет назад. Каждые несколько недель какая-нибудь очаровательная молодая девушка, встреченная им в ночном кафе или клубе, появлялась в одной из «комиссионных контор». Непоколебимый майор был уверен, что любая из этих девиц является действительной кандидаткой в Мата Хари. Он не жалел денег на содержание элегантной квартиры и на покупку нарядов. Результаты, однако, были обычно равны нулю, поскольку ни один немецкий шпион не удосуживался влюбиться в новоявленную дежурную «Мата Хари».

Охваченные откровенным презрением ко всяким новшествам, офицеры разведки применяли весьма странные методы. Так, всем агентам неизменно твердили следующее: «Нам нужны факты, а вовсе не ваши мнения. Делать выводы мы будем сами». Или: «Оставьте, пожалуйста, психологию». Или: «Пользуйтесь только глазами». Наконец, все, что делалось, делалось страшно медленно. Когда генерал Дюпон строил свою шпионскую сеть, быстрота не была столь необходимым и непременным условием успеха. Сейчас, когда Гитлер начал свою кровавую игру в стиле «блиц», максимальная скорость стала обязательным залогом успеха.

Весьма сомнительно, чтобы 2-е бюро могло состязаться с Гитлером в этом смысле, если бы даже оно и сделало такую попытку. Но оно никогда и не пыталось состязаться в этом отношении с Германией. Увенчанная сединами система посылки всех материалов лишь через руководителя района, система проверки и перепроверки каждого доклада торжествовала вовсю.

Убыстрить весь ход деятельности разведки можно было бы, пожалуй, при наличии большего количества финансовых ассигнований. Но Франция переживала экономический кризис. Бюджеты всех министерств были урезаны. Что касается бюджета 2-го бюро, то он был попросту зарезан. Стоило агенту обратиться за суммой, которая казалась слишком высокой, и он сразу получал резкий ответ: «Мы полагали, что вы патриот». Никаких твердых ставок оплаты не существовало. 5 тысяч франков считалось большой суммой.

20–30 тысяч франков было максимальной суммой, расходуемой только в самых важных случаях. В декабре 1936 года во 2-е бюро (от имени мсье Лемуана) явился некий химик — венгерец. Он заявил о своей готовности отправиться в Германию и добыть формулу нового отравляющего газа, который в то время еще только испытывался в лабораториях Мюнхена. Получив согласие, он поехал в Германию через Швейцарию, пробыл там две недели и вернулся назад с новой секретной формулой. Она была неизвестна французским химикам и превосходила все, до сих пор имевшееся в области ОВ. 2-е бюро пришло в восхищение и заплатило агенту… пять тысяч франков!

Спустя две недели он уехал с новым заданием, но уже больше не возвращался назад. Желая вознаградить себя, он сообщил немцам о том, что секретная формула газа стала известна 2-му бюро, и получил за это от них 30 тыс. франков.

Что касается мсье Лемуана, то ему вообще ничего не заплатили. Впрочем, любому министерству было бы трудно удовлетворить аппетиты Лемуана, так как ему нужно было слишком много денег. Поэтому 2-е бюро вошло с ним в далеко не обычное соглашение. Мсье Лемуану было разрешено использовать свои дружеские связи для обеспечения собственного заработка.

Основным источником его доходов было получение французских виз для богатых иностранцев, которые не могли получить их законными путями. Но это еще было не все. Мсье Лемуану было также разрешено торговать французскими паспортами, на которые существовал большой спрос среди иностранцев, находившихся в стране нелегально.

Не было ничего удивительного в том, что мсье Лемуан, который никогда не отличался излишней щепетильностью, избрал подобный путь для обеспечения своего дохода. Но невероятным казалось то, что французские власти мирились со всем этим. А они не только мирились, но и сами следовали по пути предприимчивого Лемуана. Все 2-е бюро стало пользоваться тем же источником дохода, — правда, не в целях личного обогащения, а для получения необходимых сумм на оплату агентуры, поскольку другими путями добыть деньги не представлялось возможным. Многие иностранцы получали визы или паспорта при условии их согласия работать в разведке.

2-е бюро опустилось до уровня мсье Лемуана. Быть может, такого рода действия нельзя было в полном смысле слова назвать взяточничеством, ибо 2-е бюро делало это в интересах нации. Но в некотором смысле это было даже хуже откровенного взяточничества, ибо превращало основные принципы законности и порядка в фарс.

Однако у 2-го бюро и помимо этого должно было быть немало забот, ибо в рядах французской армии было обнаружено предательство.

* * *

11 сентября 1937 года рядом с площадью Этуаль в Париже были разрушены бомбами два здания. Начали расследование, в результате которого власти объявили о раскрытии заговора против правительства. Сюртэ Женераль (контрразведка) обнаружила, что заговорщики связаны с двумя тайными фашистскими организациями. Члены этих организаций называли себя «кагулярами» (людьми в капюшонах), ибо некоторые из их вожаков, беседуя с рядовыми членами организации, надевали на голову капюшоны.

Контрразведка обнаружила, что кагуляры имели тайные склады оружия, разбросанные по всей Франции и находившиеся в подвалах, гаражах, бетонных убежищах и т. д. Установлено было также, что все это оружие немецкого и итальянского происхождения. Заговорщики боролись с полицией не на жизнь, а на смерть. Они не брезговали ничем. Они убили нескольких агентов контрразведки, которые напали на их след.

2-е бюро арестовало также полицейского инспектора Жана Раковского. Вначале казалось, что этот арест не имел ничего общего с делом кагуляров. 2-е бюро с помощью своих агентов в Италии установило, что Раковский сделал предложение итальянской разведке «Овра» о регулярной продаже французских военных секретов. Лишь после того как Раковский был выслежен и задержан, а вслед за ним был арестован итальянский агент Адриан Гроссо, связь между делом Раковского и процессом кагуляров обнаружилась полностью. Гроссо признался в том, что был одним из связующих звеньев между кагулярами и их итальянскими хозяевами. Что касается Раковского, то он должен был своевременно оповещать кагуляров обо всем происходящем в полицейском управлении, заранее предупреждая тех, кто должен был подвергнуться аресту, а также уничтожать имевшиеся против них улики.

Жан Раковский был судим; однако ему не предъявили обвинения в принадлежности к организации кагуляров, поскольку это могло бы скомпрометировать многих влиятельных в ту пору лиц во Франции. Это был один из первых ударов, нанесенных министром внутренних дел Альбером Сарро в начале 1938 года по 2-му бюро. Арест 2-м бюро полицейского инспектора привел министра в ярость, ибо, в конце концов, это был один из его людей. Он посоветовал 2-му бюро прекратить это дело, ибо в противном случае французская армия была бы весьма скомпрометирована. Он указал 2-му бюро на то, что в деле кагуляров замешано более 500 армейских офицеров, и что если дать делу ход, то их придется арестовать.

2-е бюро оказалось в явно затруднительном положении. В связи с усиливающейся угрозой новой войны руководители 2-го бюро считали невозможным раздувать этот скандал, столь чувствительно ударяющий по престижу армии. Таким образом, разведка, действуя в интересах безопасности нации, взяла под свою защиту агентов «пятой колонны» в своих рядах! Такова была ирония судьбы!

Одним из замешанных в деле кагуляров был генерал Гуро, начальник парижского гарнизона. Худшее, однако, было еще впереди. Также скомпрометированным оказался полковник Лакан, начальник одной из секций 2-го бюро. Офицеры 2-го бюро были весьма удовлетворены тем, что, благодаря вмешательству Петэна, скандал был предотвращен, и Лакана только отстранили от должности.

По-видимому, они не знали, что Лакан является близким другом Петэна. Помимо этого, им предстояло еще узнать, то и сам Петэн замешан в деле кагуляров.

Цена Америки

1932 год, год зарождения тотального шпионажа, застал США врасплох. Эта могущественная держава по существу не имела ни своей разведки, ни контрразведки, ни даже действенных законов против шпионажа.

Конечно, так называемая тайная полиция («Секретная Служба» — прим. В.К.) существовала. Но она была подчинена министерству финансов, а в ее функции входила охрана президента, борьба против денежных преступлений и торговли наркотиками.

Существовало и «Эф-Би-Ай» (FBI)^[3] — Федеральное следственное бюро, основанное в 1908 году. Однако борьбе со шпионажем оно уделяло очень немного внимания. Его основной заботой являлось наблюдение за выполнением государственного закона об охране имущества.

Согласно положению о Федеральном бюро, оно должно было рассматривать и шпионские дела. В действительности же бюро ими никогда не занималось, за исключением тех случаев, когда к нему специально обращались по этому поводу морское или военное министерство.

Существовали также морская и армейская разведки, а при американских посольствах — военные атташе, которые сообщали о том, что им позволено было видеть. Армейская и морская разведки были организациями, существующими больше для проформы, чем для практической работы. В случае, если нужно было арестовать какое-либо лицо, то весь вопрос передавался для разрешения местным полицейским властям. Так было до 1932 года, когда, наконец, «Эф-Би-Ай» получило право самостоятельно производить аресты.

На содержание разведки отпускалось около 30 тыс. долларов в год. Этой небольшой суммы хватало только для оплаты некоторого числа сотрудников и для сбора материалов от военных атташе. В остальном бюджет строился на упованиях на лучшее будущее!

Положение усугублялось тем обстоятельством, что законы, относившиеся к шпионажу, были весьма неполноценными. Так, в случае неустановления объекта шпионажа нельзя было осудить человека по обвинению в занятии шпионажем. То, что в кармане арестованного был обнаружен секретный документ, получение которого возможно только нелегальным путем, не считалось достаточным доказательством его шпионской деятельности. В этом случае его разрешалось осудить лишь по статье, карающей за совершение кражи.

Эта обстановка, характерная для 1932 года, мало в чем изменилась и в течение нескольких последующих лет. Между тем в США уже тогда ощущалась необходимость в контрразведке, располагающей сотнями сотрудников. Нужна была организация, которая на худой конец занималась бы лишь концентрацией сведений, собираемых местной полицией, газетными репортерами и т. д. Ибо с первого же дня захвата власти Гитлером фашистские агенты начали вести подрывную работу в США. В течение этих лет Америка была раем для шпионов. Неудивительно, что Гитлер и Геббельс так часто заявляли своим приближенным, что нет ничего легче, чем «организовать фашистский переворот в Соединенных Штатах».

Когда же Америка, наконец, стала пробуждаться, то причиной этому послужила отнюдь не деятельность германских агентов. Американский народ, как загипнотизированный, устремил свои взоры на запад — на Японию. В феврале 1936 года демократ Сирович, выступив на заседании морской комиссии палаты представителей, открыто обвинил Японию в ведении шпионажа. Говоря о рыбной ловле у побережья Аляски, он подчеркнул, что японские рыбаки в данном случае интересуются вовсе не рыбой. Они фотографируют побережье и определяют местоположение радиостанций.

Этот сигнал явился только началом. На одном из американских кораблей был взломан несгораемый шкаф. В морском министерстве была взорвана стальная дверь, ведущая в комнату с секретными документами. 2 июля 1936 года некто Гарри-Томас Томпсон был судим по обвинению в продаже секретных сведений о флоте США капитан-лейтенанту Тосе Миядзаки, японскому морскому офицеру. Миядзаки был также осужден, но еще до процесса отозван в Японию. Томпсон был приговорен к 15 годам принудительных работ.

Меньше чем через две недели, 14 июля 1936 года, капитан-лейтенант Джон Фарнсуэрт был арестован по обвинению в продаже секретных документов двум морским атташе японского посольства в Вашингтоне — Йосюки Итимия и Окира Ямаки. Японцы снова были осуждены и вновь отозваны еще до процесса. В феврале 1937 года Фарнсуэрт был приговорен к 12 годам тюремного заключения.

Между тем японские рыболовные суда продолжали крейсировать вдоль западного побережья Американского континента.

В то же время действовали другие, значительно более опасные суда: мы имеем в виду пароходы, совершавшие регулярные пассажирские рейсы в Америку и перевозившие в своих каютах немецких шпионов.

Роскошные океанские пароходы «Северо-Германской компании Ллойд» были излюбленным средством передвижения «немецких агентов. Они обычно отплывали из Нью-Йорка в полночь; у места причала всегда была толпа провожающих; многие пассажиры в последний момент приезжали из театров и ночных клубов в приподнятом настроении и в сопровождении своих друзей. Вследствие этого тщательное наблюдение за отправлением этих пароходов было затруднено. Можно было до смешного просто пройти на борт «Европы» или «Бремена» и передать букет не из одних только цветов. Можно было также сдать в корабельное почтовое отделение несколько писем, адресованных родственникам. Для германского шпиона было весьма нетрудно также задержаться на борту одного из таких пароходов после того, как всех провожающих приглашали выйти на берег.

Роскошные германские океанские суда были наиболее эффективными «трансмиссионными ремнями» в практике шпионажа. Федеральное бюро вскоре убедилось в этом.

* * *

В начале 1935 года два человека — Уильям Лонковский и Вернер-Георг Гуденберг — работали на авиационном заводе в г. Буффало. Оба они были квалифицированными рабочими; Гуденберг позднее перешел на работу на завод компании Кэртис-Райт, находившийся также в Буффало и выпускавший военные самолеты по заказу правительства США.

Если кто-нибудь в это время проследил бы за ними, то он мог бы, к своему удивлению, обнаружить, что эти два как будто совершенно незнакомых друг с другом человека регулярно встречались в маленькой пивной на окраине города.

В сентябре 1935 года Лонковский ушел с авиационного завода. Своим знакомым он сказал, что переезжает в Нью-Йорк. Примерно через неделю его видели в Нью-Йорке. Однажды часов в 11 вечера он появился у причала германской компании «Ллойд» и поднялся по пассажирскому трапу на борт парохода «Бремен», отплывавшего через час. В руках у него был футляр для скрипки. Однако незадолго до отхода «Бремена» Лонковский сошел на берег, держа в руках все тот же футляр.

Это была ошибка. Он не учел, что отходящие пароходы находятся под особым наблюдением таможенных властей. Двумя таможенными чиновниками Лонковский был задержан. Он начал возражать, но, увидев, что уйти с футляром ему не позволят, он возмущенно пожал плечами и удалился, заявив, что утром придет за ним на таможню.

После ухода Лонковского футляр был вскрыт. В нем лежала дешевая скрипка. Но в обивке футляра была замечена неровность; обивку сорвали и обнаружили восемь крохотных фотографий. Спустя час офицеры — сотрудники морской разведки были подняты с постелей. Они сопоставили все фотографии и установили, что перед ними чертежи нового бомбардировщика «Кэртис».

К этому времени Лонковский был уже на пути в г. Пикскилл. А спустя еще несколько часов он сел на самолет, улетавший в Канаду.

Без посторонней помощи побег его никогда не удался бы; ему помог человек, которого он называл «Доктор». Человек этот действительно был доктором. Но сотрудникам Федерального бюро потребовалось несколько месяцев для того, чтобы разрешить эту загадку и напасть на след доктора Игнаца Грибля.

* * *

И все же начинать описание истории нелегальной организации немецких шпионов в Соединенных Штатах с личности доктора Игнаца Грибля было бы неверно.

Подлинным началом следует считать создание в 1925 году в городе Чикаго организации «Тевтония». Она была создана человеком по имени Ульрих Штак, его помощниками были Вальтер Каппе и Фриц Гиссибль.

В 1932 году было организовано отделение гитлеровской партии в США. Руководителем его был назначен Карл Мангер из Нью-Йорка. Нравилось это членам «Тевтонии» или нет, но вскоре они были вынуждены подчиняться его распоряжениям. В октябре 1932 года в Нью-Йорке состоялось первое собрание гитлеровцев. На этом собрании присутствовали штурмовики в форме. Но это было еще только прелюдией.

В начале 1933 года германский вице-консул в Нью-Йорке доктор Георг Гислинг распустил отделение гитлеровской партии, поскольку оно пользовалось слишком скандальной репутацией. Вместо него он создал «клуб» под названием «Друзья гитлеровского движения». Этот «клуб» привлек в ряды своих членов большое количество людей, среди которых были как крупные финансисты, так и просто влиятельные американцы. Гислингу не пришлось долго ждать вознаграждения. В апреле 1933 года он был назначен консулом в г. Лос-Анджелес. Перед отъездом из Нью-Йорка он переименовал клуб, назвав его «Друзья новой Германии».

Лос-Анджелес… Даже в течение первых месяцев своей работы гитлеровцы поняли огромное значение западного побережья как важного плацдарма для ведения шпионажа. В течение нескольких последующих лет в Лос-Анджелесе и в его окрестностях был образован так называемый «Центральный комитет германского шпионажа». Здесь появился некий граф Бюлов. Он снял в г. Сан-Диего дом, из окон которого была хорошо видна военно-морская база. Здесь же работал молодой человек с гитлеровскими усиками, незаконно получивший американское гражданство, разоблаченный властями и затем подделавший свои документы. Он руководил деятельностью немецких шпионов в этой части страны. Большую часть своего времени он проводил в «Немецком доме» на 15-й улице. Его звали Герман Швинн.

В это же время «Друзья новой Германии» процветали под руководством фотогравера из Детройта, некоего Гейнца Шпанкнебля. Однако Шпанкнебль был неосторожен. Он вел себя слишком вызывающе. Чтобы убедить американцев германского происхождения в необходимости повиноваться его приказам, он использовал гангстерские методы. Вновь разыгрался громкий скандал. Шпанкнебль был осужден за нарушение закона о статуте иностранных агентов и должен был бежать, видимо, в Германию, на одном из все тех же немецких пароходов. Именно в связи с этим случаем Вашингтон впервые заинтересовался доктором Игнацем Гриблем.

До тех пор не было поводов для установления какого-либо наблюдения за ним. В первую мировую войну он служил в германской армии; приехав в Америку, он стал работать в качестве врача. Он являлся членом многих немецких клубов, но до захвата власти Гитлером избегал политической деятельности. После 1933 года он резко изменил свое поведение, превратился в откровенного антисемита и стал застрельщиком движения, ратовавшего за военизацию всех германских клубов. Он стал также — это выяснилось значительно позднее — председателем тайного исполнительного комитета «друзей новой Германии». Когда ему на суде было предъявлено обвинение в содействии бегству Шпанкнебля, Грибль в качестве оправдательного аргумента выдвинул «патриотические мотивы».

Руководство всеми профашистскими организациями принял на себя Фриц Гиссибль и осуществлял его до тех пор, пока ему также не пришлось бежать в Германию. В течение некоторого времени его заменял некий Рейнгольд Вальтер до тех пор, пока из Германии не прибыл Губерт Шнух, принявший на себя руководство «друзьями новой Германии». Он тоже продержался недолго. Между последователями Вальтера Каппе и последователями Шнуха шла распря; имели место даже уличные столкновения; наконец, в марте 1935 года Каппе уехал в Германию. Спустя некоторое время, в марте 1936 года, на съезде «друзей новой Германии» в г. Буффало организация эта была переименована в «Германо-американский союз» и ее руководителем был избран Фриц Кун.

Однако фактическим вожаком «Союза» после 1936 года был не Кун, равно как и до 1936 года официальные вожди организации вовсе не являлись фактическими ее руководителями. Подлинным «фюрером» и человеком, который руководил всей деятельностью немецких шпионов в Соединенных Штатах, был Вальтер Г. Шелленберг.

* * *

Всей своей предыдущей карьерой в Германии он был предназначен для той роли, которую ему предстояло играть в США. Во время первой мировой войны он присоединился к одной из тех бандитских шаек, которые под предлогом «борьбы с большевизмом» в прибалтийских странах предлагали свои услуги всякому, кто больше заплатит, и наводили ужас на население грабежами, насилиями, поджогами и убийствами. Шелленберг принадлежал к «добровольческому корпусу» фон Брандиса, который «освободил» Латвию. Его исключительная жестокость вскоре позволила ему получить офицерский чин. К концу 1919 года банда Шелленберга совершила такое количество преступлений, что прибалтийские государства, наконец, прогнали «освободителей» назад в Германию, где они были разоружены германским правительством. Подобно всем профессиональным наемным солдатам, Шелленберг не мог заставить себя приняться за какую-либо постоянную работу. Зарабатывать себе на жизнь честным трудом он считал ниже своего достоинства. Поэтому он и банда его громил нанялись в качестве охраны в одно из огромных прусских юнкерских поместий. Он организовал склад оружия и боеприпасов для своего хозяина барона Данген-Штейнкеллера, который всецело сочувствовал подготовке путча против республиканского правительства. Однако Шелленбергу недолго пришлось наслаждаться легкой жизнью в поместье, ибо даже весьма терпеливая Веймарская республика не оставляла безнаказанным открытое убийство. Однажды фермер-батрак случайно натолкнулся на склад оружия и был схвачен одним из людей Шелленберга. Охранник позвал своего руководителя, и Шелленберг размозжил голову несчастному батраку. Брат этого фермера высказал вслух, что он подозревает в убийстве охрану. Это дошло до Шелленберга, и тот спустя два дня, застав фермера в деревенской таверне, всадил в беднягу девять пуль из парабеллума.

Полиция вынуждена была вмешаться, однако она сделала все возможное, чтобы оставить Шелленберга на свободе. Спустя несколько месяцев Шелленберг в чине старшего лейтенанта вступил в известную «бригаду Эрхарта» — тайную военную организацию, поставившую своей целью низвержение республики. Он принимал участие в Капповском путче в 1920 году, а когда правительство подавило мятеж, то Шелленберг поспешно сменил военную форму на гражданское платье. Он вступил в гитлеровскую партию и в течение ряда последовавших лет получал доход из самых различных источников. До тех пор, пока партия была на легальном положении, он был оплачиваемым организатором штурмовиков, руководителем специальных подразделений, предназначавшихся для ведения уличных боев. Его полицейское «дело», находившееся в прусском министерстве внутренних дел, пополнилось в то время подозрениями еще Б трех убийствах, в вооруженном нападении, в преднамеренном убийстве и в незаконном ношении оружия. Однако, как и все прочие штурмовики, он всегда отделывался только небольшими штрафами. Когда после неудачного «Пивного путча» гитлеровская партия была запрещена, Шелленбергу пришлось довольно туго. Некоторый период он существовал только на то, что занимал. К 1925 году Шелленберг занялся новой аферой. Он стал продавать «охранные грамоты» богатым евреям, проживавшим в Берлине, Франкфурте, Мюнхене и Магдебурге. Шелленберг обещал своим клиентам использовать свое влияние для ослабления антисемитской пропаганды, а когда партия придет к власти, он лично позаботится о том, чтобы избавить их от каких бы то ни было антисемитских мер, проводимых гитлеровцами.

Незадолго до захвата власти Гитлером Шелленберг приехал в Нью-Йорк и незамедлительно приступил к работе в пользу германской разведки. Он создал тайный отдел при германском генеральном консульстве в Нью-Йорке и привлек в этот отдел Вальтера Бекера. В то время Бекер номинально являлся коммерческим атташе. Первоначально ему поручено было проводить систематический шпионаж в финансовых кругах Нью-Йорка. К октябрю 1932 года Шелленберг имел своих людей в иностранных отделах ряда банков. Эти люди снабжали его нужными сведениями о финансовых операциях. Сам Шелленберг являлся участником небольшой финансовой фирмы на Нижнем Бродвее, которая оказалась весьма удобной ширмой для его грязных и темных дел.

После захвата власти Гитлером Шелленберг тайно отправился в Германию, несмотря на то, что он уже натурализовался и принял присягу на верность США. Вскоре после этого Шелленберг вернулся в Америку. Спустя неделю в гостинице на Лексингтон-авеню, где жил

Шелленберг, начали регулярно собираться руководители фашистской организации «Друзья новой Германии». По указанию Шелленберга, Шлинк взял на себя руководство американским отделением «Комитета по расследованию и урегулированию» — тайного трибунала гитлеровской партии. Сколько «предателей» было похищено по приговору этого трибунала и отправлено на пароходах из Нью-Йорка в Германию, — это в точности неизвестно даже американским властям.

К 1936 году деятельность Шелленберга настолько разрослась, что к моменту переименования «друзей новой Германии» в «Германо-американский союз» он создал для своих целей новую и совершенно независимую организацию. Сам он никогда не бывал на собраниях «Союза» или на других гитлеровских сборищах, за исключением ежемесячных секретных совещаний, на которых присутствовали все консулы. Иногда он посещал также тайные сборища, которые до 1939 года происходили в доме № 5 по 66-й улице в Нью-Йорке. Это было здание «Германского клуба». И все же роль и значение Шелленберга в среде германо-американских фашистов можно иллюстрировать небольшим происшествием, имевшим место 2 октября 1937 года при праздновании «Германского дня» в «Мэдисон Сквер Гарден». Огромный зал был переполнен. Программа уже началась, когда появился Шелленберг и, не спеша, направился по проходу к передним рядам. Расставленные вдоль прохода через каждые три метра штурмовики застыли, как по команде «смирно», и отдавали «честь», в то время как он, Шелленберг, отвечал им лишь снисходительным кивком головы. Когда он достиг первого ряда, Вильгельм Танненберг, первый секретарь германского посольства, сидевший рядом с послом, увидя Шелленберга, вскочил и, приветствуя его, уступил ему свое кресло. В этот момент повернулся к Шелленбергу и посол Дикгоф; он поздоровался с ним также необычайно подобострастно. И всю эту суматоху вызвал махровый бандит и шпион, выдающий себя за обычного коммерческого агента!

Блестящая изоляция «Интеллидженс Сервис»

Место Болдуина занял Чемберлен. Германский посол Леопольд фон Геш, осколок Веймарской республики, неожиданно скончался. Многие утверждали, что он покончил с собой. Его сменил Иоахим фон Риббентроп.

Вполне возможно, что английское общество и даже британские правительственные круги плохо представляли себе, кто такой Риббентроп. Несколько лет назад он не был даже членом гитлеровской партии; это не помешало Гитлеру доверить ему такой ответственный дипломатический пост. Однако разведка министерства иностранных дел, как, вероятно, и другие разведки, многое знала о Риббентропе. Было известно, что когда разразилась первая мировая война, он находился в Канаде, бежал в США и оттуда в Европу на голландском пароходе. В 1915 году он был послан на подводной лодке в Нью-Йорк для оказания помощи фон Папену, находившемуся в Вашингтоне. Было также известно, что после отъезда фон Папена в течение нескольких месяцев он оставался в Вашингтоне и продолжал диверсионную работу. Позднее он снова сотрудничал с Папеном в Турции; когда же Папен, подготовлявший диверсию на Суэцком канале, попал в тяжелое положение, Риббентроп спас ему жизнь.

Быть может, британская разведка была удивлена тем, что человек с такой биографией возвысился до ранга посла в Англии, и предполагала, что высшее лондонское общество, отвернется от «дипломата» с таким прошлым.

В правительственных кругах он был вполне persona grata. Вспоминали о том, что в 1935 году он содействовал заключению морского соглашения между Великобританией и Германией, которым Лондон гордился в течение двух лет. Что касается высшего света, то здесь Риббентроп имел связи. Он был зятем известного германского фабриканта шампанского Хейнкеля, который имел большое количество друзей в Англии. Таким образом, зять Хейнкеля был во многих домах желанным гостем. Далеко не исключено в то же время, что секрет светских успехов нового германского посла заключался вовсе не только в самой личности Риббентропа. Правящие круги английского общества проявляли все большую заинтересованность в примирении с Гитлером. Им казалось, что в этом единственный путь избавления от «угрозы коммунизма», которого они боялись смертельно.

* * *

До сих пор окончательно не установлено, в какой мере личная и материальная заинтересованность была движущей силой политики Чемберлена. Правда, доказано, что у него имелись определенные интересы в одной из отраслей германской промышленности; тем не менее, одного этого недостаточно для утверждения, будто он мог позволить себе руководствоваться в своих действиях одним только этим мотивом. Вместе с тем не подлежит сомнению, что он находился под влиянием группы людей, которая регулярно проводила конец недели в клайвденском поместье лорда Астор, находившемся в графстве Бакингемшир, и была известна под именем «клайвденской клики». После 1937 года собрания у леди Астор завоевали себе известность. На одно из таких собраний леди Астор пригласила германского посла, причем после этого визита главный редактор «Таймс» Доусон начал требовать возвращения Германии ее колоний.

Помимо редактора «Таймс» и германского посла, среди гостей леди Астор были и другие известные политические деятели. В их числе лорд Галифакс.

В кругах работников разведки считается установленным, что в салоне леди Астор произошли те первые встречи, которые позднее привели к поездке лорда Галифакса в Берлин. Трудно сказать, насколько достоверно это утверждение. Во всяком случае, точно известно, что посещение лордом Галифаксом Берлина в ноябре 1937 года было предпринято без ведома и через голову министра иностранных дел Антони Идена; что касается Кэ д'Орсей (французского министерства иностранных дел), то оно вряд ли вообще было оповещено об этом визите. Позднее Гитлер заявил, что он откровенно сознался Галифаксу в своем намерении захватить Австрию, и «добрый» лорд Галифакс ничего не возразил…

* * *

Министр иностранных дел Иден не был одинок в своей неприязни к «клайвденской клике» и другим кругам, которые так сильно влияли на премьер-министра Чемберлена. Уинстон Черчилль неоднократно протестовал против политики, проводимой этой группой. Дафф-Купер и Хор-Белиша также смотрели на ее интриги весьма отрицательно.

Однако Чемберлен не желал прислушиваться к голосу этих людей. Он не считался даже с точкой зрения своего министра иностранных дел.

Зато германский посол Риббентроп оказывал через салон леди Астор известное влияние на Чемберлена. Естественно, что Риббентроп делал все возможное, чтобы убедить английского премьер-министра в том, что проводимая Гитлером политика лихорадочных вооружений ничего опасного в себе не заключает.

Что касается английского посла в Германии сэра Невиля Гендерсона, те он был настолько очарован охотой Геринга и личностью Геббельса, что оставлял без всякого внимание все откровенные намеки разведки английского министерства иностранных дел. К тому же Гендерсон неспособен был составить себе ясное и четкое мнение по многим важнейшим вопросам внешней политики. Отличный охотник, он был плохим знатоком людей и совершенно не знал ничего о бандитских методах в дипломатии. Вот почему он, в сущности, так и не понял, что же, собственно говоря, в конце концов, произошло. Между тем для Англии ход событий делался все более и более угрожающим. Роберт Ванситтарт имел сведения о том, что немцы строят большое количество подводных лодок и что морское «соглашение» постоянно нарушается. Он передал свои сведения в «Б-4» и был приглашен на секретное совещание. На этом совещании было установлено, что морская разведка, которая должна добывать подобные сведения и передавать их соответствующим инстанциям, кладет их под сукно. Когда некоторым чиновникам Адмиралтейства предложили дать свои объяснения, то они невразумительно разъяснили, что на подобного рода донесения не обращали должного внимания, так как считали их преувеличенными.

По-видимому, известная доля вины за то, что Чемберлен был информирован из рук вон плохо, ложится и на других лиц. Однако в основном виновен был он лично; премьер настолько не доверял разведке министерства иностранных дел, что создал нечто вроде собственного разведывательного органа. Основным человеком в этой организации был экономист Вильсон, друг главы Английского банка Монтегю Нормана, известного своими симпатиями к гитлеровской Германии. Вильсон сводил на нет плоды всей деятельности разведки. Идя на поводу у Вильсона, Чемберлен демонстративно игнорировал все ее доклады и уделял все свое внимание докладам специальных обозревателей, вроде Хора и Саймона. Тем более что их доклады были значительно приятнее и успокоительнее докладов разведки.

И вот грянула буря.

* * *

В январе 1938 года Антони Иден, находившийся в Женеве, узнал, что Гитлер намерен вторгнуться в Австрию в течение ближайших двух месяцев.

Это сообщение он получил окольным путем. Оно было передано одним из руководителей французского 2-го бюро. Человек этот счел нужным сообщить английскому министру иностранных дел, что сам он получил эти сведения из Лондона.

Роберт Ванситтарт прибег к этому ухищрению, как к последнему средству. Он понимал, что если бы такой доклад был доставлен обычным путем непосредственно Чемберлену, то он остался бы лежать непрочитанным до тех пор, пока ход событий не сделал бы его содержание устаревшим. И он был совершенно прав.

Иден немедленно телефонировал Чемберлену. С необычной серьезностью премьер обещал рассмотреть этот вопрос. Затем он вызвал Ванситтарта. Не зная того, что Иден получил эти данные из французского источника, он стал упрекать Ванситтарта в том, что тот передал столь важные сведения прямо министру иностранных дел, минуя его, Чемберлена.

Ванситтарт мог бы сказать, что не передавал Идену этого сообщения. Все же он решил объясниться начистоту. В результате имел место крупный разговор, окончившийся тем, что Чемберлен «повысил» Ванситтарта по службе. Официально Ванситтарт считался постоянным помощником министра иностранных дел. Чемберлен создал для него новую должность — главного советника по иностранным делам.

Это «повышение» на деле означало, что Ванситтарт был изъят, отстранен и изолирован от разведки. Помощник Ванситтарта Хэнки также получил «повышение». Чемберлен назначил его директором компании «Суэцкий канал».

* * *

Тем временем Иден возвратился из Женевы. Он сразу потребовал от Чемберлена занять твердую позицию по существу вопроса.

20 февраля 1938 года Антони Иден подал в отставку. Министром иностранных дел был назначен лорд Галифакс.

Что касается Ванситтарта, то в этом случае разведка министерства иностранных дел впервые запротестовала, считая, что Чемберлен зашел слишком далеко. В течение нескольких часов после «повышения» Ванситтарта все руководящие деятели разведки подали в отставку. Чемберлен был вынужден оставить Ванситтарта во главе разведки министерства иностранных дел.

Когда австрийский канцлер Шушниг вернулся из своей неудачной поездки к Гитлеру в Берхтесгаден, Ванситтарт понял, что только немедленное вмешательство Англии может остановить Германию. Он также сознавал, что если не остановить Гитлера сейчас, то сроки будут упущены.

Его беседа на эту тему с Чемберленом длилась недолго. Чемберлен заявил, что «частные переговоры» между Гитлером и Шушнигом не касаются Англии.

Дальнейшие события развивались так, как предсказывал Риббентроп. Он оказался хорошим предсказателем — или точнее хорошим шпионом, поскольку заранее утверждал, что Англия и пальцем не шевельнет в защиту Австрии.

В решающие дни австрийский посланник в Лондоне барон Франкенштейн предпринял последнюю отчаянную попытку. Он попросил аудиенции у министра иностранных дел Галифакса. Но Галифакс не смог его принять. У него сидел посетитель. На этот раз Риббентроп пробыл у Галифакса значительно дольше обычного; когда же он, наконец, откланялся и вышел, гитлеровские моторизованные колонны были уже в пути: они двигались на Австрию.

Сплетни и слухи

Спустя шесть месяцев после захвата власти Гитлером группа немцев перешла через границу США в Мексику; появившись в столице, члены этой группы намерены были прощупать почву для развертывания провокационной деятельности во всей Латинской Америке с целью ослабления мощи Соединенных Штатов и создания для них постоянной угрозы.

Штаб-квартирой этих «туристов» как будто стал ресторан Беллингхаузена, расположенный напротив посольства США.

Это место до сих пор считается центром для сборов гитлеровцев. Ресторан Беллингхаузена — весьма подходящее место для встреч всякого рода заговорщиков. В те времена там можно было многое услышать. Здесь утверждали, что мексиканское побережье представляет собой идеальный плацдарм для действий против калифорнийского побережья и что в определенном пункте можно прервать всякую связь между Сан-Франциско и Панамским каналом. Обсуждалось также немало вздорных проектов и планов вторжения из Мексики в Соединенные Штаты. Все это могло быть в ту пору отнесено к разряду «традиционных» мексиканских «сплетен» и «слухов».

Однако с появлением в Мексике Германа Швинна дела стали принимать более серьезный оборот. Герман Швинн прибыл в Мексику непосредственно из Германии. Говорят, будто он привез с собой несколько рекомендательных писем от некоего Генри Д. Аллена, американского гражданина, известного и под другими именами. Швинн был энергичен, предприимчив и не болтлив. Он не просиживал часами у Беллингхаузена и не тратил слов зря. Вначале он даже не доехал до Мехико-Сити, а остановился в городе Мексикали, где и связался с несколькими, также недавно прибывшими лицами. Это случилось именно в то время, когда была создана организация так называемых «Золотых рубашек». Основатели этой организации самым различным образом представляли себе ее программу и назначение. Родригес, ставший вожаком «Золотых рубашек», стремился стать мексиканским «фюрером». Большинство его друзей стремилось к наживе. Что касается Швинна, то его цель заключалась в том, чтобы устроить в Мексике фашистский путч.

В Мехико-Сити был один человек, мнение которого по этому поводу запрошено не было. Речь идет о фон Колленберге, германском посланнике, относительно безобидном и глупом дипломате старой школы. Если бы кто-нибудь попытался объяснить ему суть всего происходившего, то он все равно мало что понял бы.

Столь же неосведомленными обо всем происходящем в Мексике были английская и французская разведки. Они не имели здесь агентов и не сожалели об этом.

В самой столице Мексики все знали о Швинне, о Родригесе и «Золотых рубашках» и о том, что эта организация приобретает все большее влияние. Вскоре в Мехико-Сити прибыл барон Эрнст фон Мерк. В первую мировую войну он был германским агентом в Брюсселе.

Вновь прибывший барон получил работу как агроном в министерстве земледелия. Там он познакомился с членом правительства Карденаса, неким Седильо, и часто посещал его виллу в Лас-Паломас; предлогом для этих посещений была «охота». Между этими двумя людьми установилась настоящая дружба, которая стала еще более прочной, когда Седильо попал в немилость к Карденасу. Примерно в это время Седильо установил контакт с Берлином. Он вел переговоры о самолетах. Возможно, что и они были нужны для «охоты».

В июне 1935 года посланника фон Колленберга посетил Брито Фуше. Этот визит чрезвычайно обеспокоил посланника. Фуше возглавлял фашистскую организацию, поддерживаемую «Ассоциацией служащих» и существовавшую без ведома Колленберга на немецкие деньги.

Фуше обратился к посланнику с просьбой устроить ему поездку в Берлин для прохождения «подготовки». По всей вероятности, Фуше не употребил выражения «пятая колонна», — слово это еще не вошло в обиход. Однако именно ее он и пытался организовать в Мексике.

Еще до того как старый посланник смог дать ему ответ, Брито Фуше оказался причастным к уличному столкновению в Вильяэрмосе, вследствие чего и был вынужден бежать из пределов страны. Вскоре после этого его видели в Берлине.

20 ноября 1935 года Родригес и его «Золотые рубашки» устроили демонстрацию под окнами президентского дворца. Началась уличная драка. 75 человек было ранено, 5 золоторубашечников убито. Сам Родригес был ранен ножом и увезен в больницу. Позднее он был выслан и отправился в Соединенные Штаты для посещения своего друга Германа Швинна.

* * *

Примерно в июне 1935 года в Мехико приехал д-р Гейнрих Норте. Он был новым «гражданским атташе». Старый посланник уже давно привык к такого рода неожиданным сюрпризам.

Гейнрих Норте считался незаурядной личностью. Ему было около тридцати лет, он был элегантен, остроумен и вскоре прослыл светским человеком. Его штабом был бар при гостинице «Реформа», резиденции крупных дельцов, кинозвезд и иностранных знаменитостей. Там вы могли увидеть его в любое время дня. Казалось, он никогда не был занят работой.

Хотя сам Норте был довольно беден, а его пост был самым низко оплачиваемым среди дипломатов, все же он имел личный самолет и очень любил совершать на нем воздушные прогулки. Особенно любил он летать в Куэрнавака, курорт, часто посещаемый мексиканским высшим обществом; там он встречался с рядом германских аристократов, вроде барона фон Имхофа и барона фон Рихтера. Он также летал в Акапулько — не только элегантный курорт, но и важный порт, а также в Тампико и Вера-Крус. Бывало, что он долетал и до Панамского канала.

Норте не долго оставался в одиночестве. Вскоре барон фон Холлейффер, он же Ганс Нельбинг, стал часто появляться в его обществе. Фон Холлейффер в 1926 году прибыл из Германии в Мексику. Когда ему стала грозить высылка, он бежал в Гватемалу. В 1931 году он вернулся в Мексику и занялся надувательством германской колонии, продавая ее членам поддельные акции. После захвата власти Гитлером дела его значительно поправились. Ему уже не приходилось бояться высылки, ибо волей судеб начальник полиции Берлина граф Хельдорф оказался его зятем. И дела обернулись таким образом, что он стал получать регулярное жалованье из Берлина, а это избавило его от утомительной необходимости надувать германскую колонию в Мексике.

Холлейффер работал вместе с неким Паулем Гарбинским. Специальностью Гарбинского была подделка свидетельств о рождении, что обеспечивало ему, впрочем, только нищенское существование. Вот почему он охотно согласился работать для гестапо.

В течение дальнейшего времени в Мексику приезжало все большее и большее количество так называемых «культурных атташе» из Германии. Они должны были руководить работой Норте по «возрождению патриотизма» в среде живущих в Мексике немцев. Все немцы обязаны были жертвовать в фонд «зимней помощи». Все германские фирмы были обложены соответствующими суммами, я полученные деньги посылались в Германию. В немецкой школе в Мехико было введено гитлеровское приветствие. Крупнейшие аптеки, как, например, Бейк и Феликс в Мехико-Сити и в Гвадалахаре стали завертывать отпускаемые покупки в фашистские агитационные листовки. Служащие во многих фирмах были вынуждены предоставлять для осведомления гитлеровских агентов служебные книги своих компаний. Более того, многие немцы в Мексике, которые вовсе не желали оказывать поддержку гитлеровцам, были вынуждены вывешивать в витринах своих магазинов или на своих автомобилях флаги со свастикой.

Таким образом, немцы в Мексике были объединены и организованы. К Гитлеру они относились без особого энтузиазма; но они были связаны по рукам и ногам. Мексика кишела фашистскими агентами; их с каждым днем становилось все больше и больше.

Поездка лорда Рэнсимена в Прагу

Работники управления «Б-4» и особенно те, у которых была хорошая память, испытывали странные ощущения. Иной раз им казалось, что возвращаются прошедшие времена, однако с той лишь разницей, что события шли в несколько ином плане.

Работники «Б-4» видели, как германские консульства возникали во всех странах, словно грибы после дождя; особенно много их стало в малых, традиционно нейтральных государствах, расположенных вокруг Германии. Работники «Б-4» отлично понимали, что это означает на деле. Ибо было время, когда они сами занимались тем же. Например, в Норвегии в 1914 году англичане имели посланника и генерального консула. Однако почти немедленно после возникновения войны в каждом небольшом норвежском порту появился новый британский консул. Вскоре в Норвегии оказалось 33 консула и 25 вице-консулов, причем каждый из этих консулов и вице-консулов держал огромный штат сотрудников.

Это было во время первой мировой войны. Что касается немцев, то они прибегли к тому же маневру в мирное время, да еще в очень большом количестве стран. В тех государствах, где у англичан было несколько сот человек, немцы располагали одной или даже двумя тысячами. В течение первой мировой войны англичане создали для маскировки деятельности своей разведки ряд коммерческих фирм в разных пунктах нейтральных стран. Наиболее пригодными с этой точки зрения оказались пароходные компании. И вот, к своему удивлению и огорчению, сотрудники «Б-4» установили, что отделения германских пароходных компаний, конторы германских железнодорожных обществ и особенно туристские бюро стали распространяться по всему миру. Туристские бюро начали появляться даже в таких странах, население которых вообще было слишком бедно, чтобы совершать путешествия в Германию.

«Б-4» отлично известно было, чем все это пахнет.

* * *

Единственным утешением могло служить то, что в самой Англии германский шпионаж почти не имел никакого успеха. Об этом позаботился Скотленд-Ярд. Это был отличный аппарат, и действовал он безупречно и четко. Немцы, разумеется, пробовали засылать своих агентов в Англию. Так, например, они попытались проникнуть и обосноваться в британском торговом флоте. Но все подобные попытки их были ликвидированы.

Гитлеровцы старались завербовать немцев, давно живущих в Англии. С особым усердием они занялись обработкой женщин, которые натурализовались путем замужества. Однако Скотленд-Ярд был бдителен, и вся эта вербовочная кампания не дала результатов.

При всем том некоторое количество агентов все же проникало в страну; полностью, избежать этого было просто невозможно. Большинство из них появлялось под видом мелких торговцев, газетчиков и продавцов табачных изделий. Итоги их работы были ничтожны, так как за ними был установлен весьма строгий надзор.

Известную опасность представляли германские девушки-официантки. Скотленд-Ярд быстро установил, что не все девушки, внезапно устремившиеся в качестве официанток из Германии в Англию, были действительно официантками. Наиболее подозрительным было то, что эти девушки очень часто старались получить работу в небольших портовых или приморских городах, вблизи важных военно-морских баз или в пунктах, расположенных неподалеку от авиационных и военных заводов. Вскоре Скотленд-Ярд обнаружил, что все эти девушки находились под строжайшим наблюдением гитлеровцев. Они должны были регулярно посещать какую-либо фашистскую штаб-квартиру, где, по-видимому, и сдавали все собранные ими сведения.

Возможно, что гитлеровские организации в Англии стали излишне самоуверенными и, как следствие этого, пренебрегали проявлением осторожности. Это, пожалуй, является единственным реальным объяснением той грубой ошибки, которую немцы допустили в апреле 1938 года, когда они издали обращение ко всем немецким девушкам, находившимся в Англии, с призывом принять участие в голосовании за аннексию Австрии. Голосование происходило на борту немецкого парохода, стоявшего в одном из портов. Скотленд-Ярд воспользовался этой редкой возможностью и произвел полную перепись всех фашистских агенток, выдающих себя за официанток. Их оказалось 14 тысяч.

После этого Ильза Вольф, председательница «Женской лиги» в Англии, т. е. по сути дела руководительница всей шпионской организации девушек-официанток, была выслана.

* * *

Другим поводом для беспокойства Скотленд-Ярд считал немецкие самолеты, которые регулярно производили посадки на Кройдонском аэродроме. Работники Скотленд-Ярда не могли не обратить внимания на тот факт, что эти самолеты прилетали вне всякой зависимости от погоды и совершали свои рейсы даже в тех случаях, когда на борту находилось не более одного-двух пассажиров, т. е. когда полет был явно убыточным. Англичане заметили, что самолеты прилетали чаще всего попарно или по три, а не в одиночку; чтобы попасть в Кройдон, эти самолеты избирали какие-то необычайные кружные маршруты. Однако все подобного рода донесения продолжали лежать нечитанными на столе у Чемберлена. Скотленд-Ярд настойчиво протестовал перед ним и, наконец, вынудил его переговорить об этом с германским послом. Германской авиакомпании «Люфтганза» было сделано представление, и она заверила, что подобные случаи не повторятся. Но, тем не менее, они повторялись снова и снова. Скотленд-Ярд посылал новые донесения, но дальнейших мер Чемберлен не принимал.

* * *

Наконец, в июне 1938 года разразился удар грома. В управлении морской разведки, том самом управлении, которое считало сведения о германских морских вооружениях преувеличенными, были похищены чрезвычайно важные чертежи. Какие именно это были чертежи, так и осталось неизвестным. Однако осведомленные люди утверждали, что это были чертежи нового вида оружия, предназначенного для борьбы с подводными лодками.

Кража произошла на борту корабля «Оспри», который использовался Адмиралтейством как учебное судно. Документы исчезли из корабельного сейфа. Было проведено тщательное расследование и даже произведен ряд арестов; но все арестованные оказались ни в чем неповинными людьми и были вскоре освобождены. Внезапно чертежи вновь появились; их прислали начальнику морской разведки в простом конверте почтой из Эдинбурга.

Примерно в тот же период был нанесен второй удар. Уже видавшей виды разведке министерства иностранных дел снова пришлось встретиться с необъяснимым провалом. На этот раз дело шло о поездке лорда Рэнсимена в Чехословакию.

Этот визит был устроен Чемберленом и некоторыми из его близких сотрудников. Он держался в тайне от всех, за исключением, конечно, некоторых членов «клайвденской Клики». Некий капитан Фриц Видеман, личность весьма подозрительная, посетил в ту пору Чемберлена и предложил устроить эту поездку. Даже Франция — союзница Англии — не была поставлена об этом в известность. Даже Роберт Ванситтарт узнал об этом плане только за несколько дней до отъезда лорда Рэнсимена.

Подобный визит явно противоречил и не соответствовал линии Идена — Ванситтарта; более того, он был продиктован тем курсом внешней политики, который в докладах разведки министерства иностранных дел расценивался как преступный и нереалистический.

Ванситтарт отлично знал, что Рэнсимен выезжает для того, чтобы уговорить чехов сдаться на милость Гитлера. Как только Ванситтарт услышал о предполагавшейся поездке, ему стало ясно, что Чехословакия обречена. Однако он также понимал, что условия ее капитуляции будут находиться в прямой зависимости от осведомленности Берлина в том, насколько уступчиво настроена Англия. Берлин, разумеется, ни в коем случае не должен был знать о готовности Рэнсимена уступить по любому пункту. Его миссию нужно было сделать как можно более таинственной, с тем чтобы о его действительных намерениях Берлину ничего известно не было. А потому Ванситтарт предложил Чемберлену отправить для сопровождения Рэнсимена большую группу своих агентов.

Чемберлен затребовал список лиц, которые, по мнению Ванситтарта, должны были бы сопровождать Рэнсимена, и сократил его наполовину. Ужаснувшемуся Ванситтарту он заявил, что немцы могут неверно истолковать то, что Рэнсимен привезет с собой «армию» британских агентов.

Те несколько агентов Ванситтарта, которые прибыли в Прагу, вскоре обнаружили, что сами немцы вовсе не проявляют подобного такта и не стремятся к этому. Прага кишела германскими шпионами. Многие из них приехали в Прагу задолго до того, как Ванситтарт узнал о предполагавшейся поездке. Среди этих германских агентов были два специалиста по установлению микрофонов для подслушивания радио — и телефонных переговоров. Один из них, путешествовавший с британским паспортом, выдавал себя за туриста. Он снял номер в той самой гостинице, где намерен был остановиться Рэнсимен. Администрация гостиницы была с ним более чем любезна, ибо — ирония судьбы — она считала его агентом английской разведки. И только благодаря счастливой случайности агенты Ванситтарта обнаружили этого субъекта и удалили из комнаты лорда Рэнсимена уже установленные там микрофоны еще до того, как они были использованы.

В одном отношении сотрудники британской разведки потерпели полную неудачу: они не смогли удержать лорда Рэнсимена от болтовни. Право же, Берлину незачем было посылать в Прагу своих агентов. Было совершенно излишне устанавливать микрофоны и вербовать шпионов среди обслуживающего персонала гостиницы. У лорда Рэнсимена не было секретов ни от кого. Во время посещения словацких промышленников и чешских магнатов, давно уже продавшихся немцам, Рэнсимена не сопровождал ни один из агентов Ванситтарта. И с этими людьми он говорил совершенно откровенно и свободно. Итак, о готовности Чемберлена принести Чехословакию в жертву Берлин узнал от… самого Рэнсимена!

Агенты Ванситтарта вернулись в Лондон, зная, что они потерпели поражение. А сознание того факта, что они были побиты не шпионской организацией врага, а представителем своего собственного правительства, сделало это поражение еще более тяжким.

Дело о германских танках

17 сентября 1938 года полковник Гоше и его сотрудники по 2-му бюро пережили самое крупное потрясение в своей жизни. Это было через три дня после съезда гитлеровской партии в Нюрнберге, где Гитлер в своей речи потребовал для судетских немцев «права на самоопределение».

В тот же день один из бывших видных немецких офицеров передал в Париж сведения о том, что Германия концентрирует свои войска неподалеку от чешской границы. Спустя 24 часа агенты 2-го бюро в Чехословакии подтвердили правильность этого донесения.

И все же военное министерство не проявило озабоченности. Генеральный штаб также не придал этому значения, считая такие действия «пустой демонстрацией». Ход мыслей был следующий: «Сейчас Гитлер не может идти на такое рискованное предприятие, как война. В конце концов, у него же негодные танки». Генеральному штабу это было известно на основании донесений Саверна, тех самых донесений, которые содержали столь успокоительные данные о качестве германских танков.

И вот события начали развертываться. Главарь судетских немцев Генлейн предъявил ультиматум правительству в Праге. 17 сентября Чемберлен совершил полет в Берхтесгаден и имел беседу с Гитлером, а затем от Саверна были получены новые донесения….

* * *

В субботу 12 марта 1938 года двум неизвестным удалось избежать ареста и спастись бегством уже после того, как германские войска вошли в Вену. Они перешли через австрийскую границу и очутились в Швейцарии.

Одного из них звали Вольдемар Пабст, другого — Вернер Грунд. Пабст был немцем, Грунд — австрийцем. И оба были ярыми врагами гитлеровцев. Пабсту было около 50 лет. До прибытия в Вену он был связан с реакционной германской партией националистов. В Вене он стал офицером хеймвера, возглавляемого князем Штарембергом. Грунд был на семь лет моложе. Он был личным секретарем барона Штукли, начальника управления агитации хеймвера. Помимо этого, он был директором первого и единственного в Австрии завода, производившего противогазы.

Среди тех, кто, подобно Пабсту и Грунду, предпочли покинуть страну в тот момент, когда германская армия входила в Вену, не было фон Кеттелера. Кеттелер был атташе германской миссии в Вене и считался одним из ближайших друзей германского посланника Франца фон Папена.

И все же фон Кеттелер совершил непоправимую ошибку; в последний раз его видели в понедельник 14 марта. Он вышел из здания миссии в 6 часов 30 минут вечера. Домой он больше не возвращался. Три дня спустя тело его выловили в Дунае. Некоторые люди полагали, что он стал жертвой мести со стороны австрийских патриотов. Весьма показательно все же, что гитлеровцы никогда не пытались использовать эту смерть в целях своей пропаганды. Они вообще умолчали о ней, ибо сами убили фон Кеттелера как шпиона, работавшего в пользу иностранной державы.

Ни Пабст, ни Грунд никогда ничего не слыхали о фон Кеттелере и его деятельности. По прибытии в Швейцарию они направились в Базель. В тот же вечер их посетил торговец мехами, который вел дела со всей Европой. Между ними и меховщиком имела место продолжительная беседа. Пабст заявил, что он до последнего момента поддерживал близкие отношения со своими коллегами по немецкой армии, которые теперь занимают высокие посты. У Грунда были столь же хорошие связи. Через несколько часов после этой беседы меховщик послал длинное письмо своему другу в Париж. Он подробно писал о мехах, новых ценах и новых фасонах.

Через час после прибытия этого письма оно было доставлено во 2-е бюро. Было решено подвергнуть Пабста и Грунда предварительному испытанию. Если бы Пабст и Грунд знали истинный характер деятельности фон Кеттелера и обстоятельства его внезапной смерти, они, возможно, были бы более осторожны в предложении своих услуг. Ибо фон Кеттелер, близкий друг и сотрудник германского посланника в Вене, некоторое время сам был агентом 2-го бюро.

Имея своего агента непосредственно в германской миссии, 2-е бюро не должно было оказаться застигнутым врасплох, когда Гитлер захватил Австрию. Для него это не было внезапным ударом. Еще за два месяца — 8 января — Кеттелер информировал Париж о том, что Гитлер вторгнется в Австрию. Днем позже те же самые сведения были получены от разведки английского министерства иностранных дел. В течение последующих недель многие агенты присылали столь же тревожные сообщения. И 12 февраля — в день поездки Шушнига в Берхтесгаден — Кеттелер прислал повторное предупреждение. 9 марта один мюнхенский агент сообщил в отделение конторы «Мюльхаузен» (около Базеля), что Гитлер готовится нанести удар до того, как Шушниг проведет плебисцит, срок которого наступал через три дня. Спустя два дня, в полдень 11 марта, в Париж опять сообщалось, что германские мотомехчасти, расположенные в Баварии, стягиваются к австрийской границе.

Следовательно, 2-е бюро было хорошо информировано о ходе событий. Однако правительство и особенно премьер Шотан сочли за благо не поверить этим сообщениям. Шотан предпочел отнестись с полным доверием к донесениям своего посланника в Вене, Пюо, который сохранил свой наивный оптимизм вплоть до дня, предшествовавшего немецкому вторжению. Тогда он протелеграфировал: «Это — повторение удара 7 марта». 7 марта 1936 года Гитлер вторгся в Рейнскую область. Наконец-то этот слепец прозрел!

Увы, слишком поздно! Если что-нибудь и можно было еще сделать, то уже не французскому правительству, хотя бы по той простой причине, что французского правительства не существовало. После долгого раздумья Шотан решил 10 марта уйти в отставку. Это произошло ровно за 24 часа до получения телеграммы от Пюо. В тот же день в Париж приехал для переговоров о возможных экстренных мерах представитель правительства Чехословакии, но ему попросту не с кем было вести переговоры.

Весь мир с ужасом смотрел на то, что происходит в Австрии. Но Париж был поглощен собственным правительственным кризисом. Да и, кроме того, было немало вещей, занимавших тогда Париж и отвлекавших его внимание. На Елисейских полях в переполненном зале состоялась премьера кинокартины «Мария Валевская» с участием кинозвезды Греты Гарбо. В зале Плейель шли концерты лучшего венского хора. Когда в середине концерта пришло известие о вторжении Гитлера в Австрию, хористы со слезами на глазах запели «Марсельезу».

Неизвестные лица посетили могилу Аристида Бриана, видного французского политика и неоднократного министра, настойчиво пытавшегося установить сотрудничество с Германией. Они возложили на его могилу венок с лентой, на которой была свастика и надпись: «Аристиду Бриану от благодарного Адольфа Гитлера».

Они были арестованы.

Между тем Марсель Саверн продолжал предоставлять 2-му бюро интересные материалы. Под именем Саверна скрывался Вернер Грунд. Его сведения касались хода германских вооружений. В течение первых недель его деятельности 2-е бюро следовало обычному методу ознакомления и проверки, применяемому ко всем новым агентам: их сведения сверялись со сведениями, поступавшими от других агентов. Вскоре было установлено, что данные Саверна весьма достоверны. Он работал быстрее других агентов. В то же время старые агенты не могли добыть никаких сведений о программе германских вооружений и один за другим выслеживались гестапо, после чего вообще прекращалось всякое поступление каких-либо сведений. Что касается Саверна, то он продолжал присылать свои материалы. Пабст и Грунд не лгали, когда они заверяли 2-е бюро в своих хороших связях.

Была еще одна причина, делавшая их данные особенно ценными для генерального штаба и военного министерства. Данные эти носили весьма успокоительный характер. Высокопоставленные французские офицеры только самоуверенно и спокойно улыбались, когда Геринг и Геббельс произносили речи о «непобедимости германского оружия». Они-то знали наверняка, что все это была только комедия!

«Мы не должны позволить Гитлеру загипнотизировать нас», — сказал кто-то в военном министерстве. И эта крылатая фраза повторялась на все лады во 2-м бюро.

Саверн присылал исключительно ценные материалы относительно плохого качества германских танков. В июле 3938 года он прислал обширный доклад о маневрах, происходивших в Шварцвальде. В докладе указывалось, что сами германские военные эксперты были удручены низким качеством германских танков. Саверн присылал даже фотографии, полученные от «старого армейского друга»; на них был изображен танк, застрявший в грязи и, видимо, никак не могущий выбраться.

Все военное министерство было в восторге от этих документов. «Фашисты не смогут начать войну с подобными танками», — утверждали они. Правда, были и другие данные на этот счет; имелся, к примеру, опыт войны в Испании. Немцы применяли здесь в основном 6-тонные танки с экипажем из двух человек, броней 0,3–0,6 дюйма и с двумя пулеметами в башнях. Броня эта легко пробивалась французской 25-мм противотанковой пушкой. Такие танки, несмотря на их скорость в 30 миль в час, не могли прорвать мощную «линию Мажино».

Множество донесений касалось многочисленных поломок и неисправностей, обнаруженных в немецких танках во время вторжения в Австрию. На главных дорогах образовались многочасовые заторы и пробки. 2-е бюро получало от своих агентов детальные донесения по этому вопросу. Интересно, что агенты могли бы вообще не тратить время на составление такого рода сообщений. Спустя два дня после того, как были получены их донесения, все газеты мира опубликовали те же факты. Два или три человека во 2-м бюро удивились тому, что немецкие фашисты не предупредили появление в печати такого рода скандальных фактов. Однако сами факты были слишком аппетитны и приятны для того, чтобы их всерьез подвергать сомнениям.

В Париже признавали, что у немцев отличные зенитные орудия и истребители; что же касается бомбардировщиков и танков, то они несовершенны и пригодны лишь для целей обороны. Так утверждали в военном министерстве. Им придется пустить свои танки на лом и построить полторы — две тысячи новых танков. На это уйдет 18 месяцев. Кто знает, будет ли тогда все еще Гитлер у власти?

Это откровенное удовлетворение и даже радость крупных французских офицеров по поводу низкого качества германских танков объясняется тем, что вопрос о танках был жгучим вопросом для французской армии в течение долгого времени. Здесь следует сказать несколько слов о Шарле де Голле.

В первой мировой войне он участвовал в чине лейтенанта. Трижды был ранен. Попав в плен, он несколько раз пытался бежать. После войны он начал быстро продвигаться, хотя его необычайные идеи о методах ведения современной войны вызывали неудовольствие среди его коллег. В 1934 году де Голль издал книгу, посвященную профессиональной армии. Генерал Вейган, в ту пору главнокомандующий французской армией, был весьма недоволен этой книгой и приказал написать о ней в одном из военных журналов отрицательный отзыв. В этой книге де Голль говорил: «Профессиональная армия завтрашнего дня будет наступать на колесах. Ни один человек, пушка, снаряд, ни один кусок хлеба не будет доставляться иными средствами… Огромные войсковые соединения покинут свой бивак утром с тем, чтобы вечером расположиться на ночлег уже за 150 миль».

Книгу прочло всего несколько сот военных экспертов. Один из них — член палаты депутатов Поль Рейно, использовавший ее в качестве основы для своего предложения о создании моторизованных дивизий. Это было в мае 1938 года. Предложение было отвергнуто. Де Голль продолжал защищать свои взгляды. После одной из его лекций в Сорбонне произошел крупный скандал. Он был удален из генерального штаба, понижен в должности и назначен в Мец.

В начале лета 1938 года 2-е бюро получило еще одно предложение от меховщика из Базеля. Речь шла об одном бывшем германском офицере из хорошо известной и аристократической семьи. Этот бывший офицер находился в дружеских отношениях с Герингом. Адольф Гитлер также якобы благоволил к нему. Согласно сообщению меховщика, этот бывший офицер тайно сочувствовал монархистам и был врагом фашистского режима, особенно после того, как Гитлер расправился с генералом Шлейхером. Меховщик из Базеля имел основания полагать, что бывший офицер не возражает против установления связи с французами.

Вначале полковник Гоше еще кое в чем сомневался; но он считал, что такую возможность было бы непростительно упустить. Конечно, некоторые детали требовали проверки и выяснения. Нужно было, например, уточнить роль и вес этого офицера в самой Германии, установить, насколько действительно его влияние и как широко он осведомлен. С этой целью Гоше решил произвести следующую проверку: офицеру сообщили имя одного известного немецкого политического деятеля-демократа, содержавшегося в концентрационном лагере в Дахау, и потребовали от испытуемого организовать освобождение этого человека. Через 24 часа заключенный получил возможность беспрепятственно покинуть Германию.

Начиная с августа 1938 года, бывший офицер стал регулярно присылать свои сообщения французской разведка. Основной упор в этих сообщениях делался на то, что старые кадровые армейские офицеры с большим неудовольствием наблюдали за всеми нововведениями, проводимыми в армии при гитлеровском режиме. Они жаловались на недостаток опытных кадров, необходимых для соответствующей подготовки крупной армии, основанной на всеобщей воинской повинности.

* * *

С 10 сентября 1938 года донесения от бывшего офицера, сердечного друга Геринга, внезапно приобрели тревожный характер. Он сообщал о концентрации крупных сил близ чешской границы. Затем личный кабинет полковника Гоше посетил один высший офицер французской армии.

Позднее утверждали, будто этим офицером был де Голль. Верно лишь то, что в этот самый день де Голль находился в Париже. Но он был слишком скромен и недостаточно честолюбив для того, чтобы лично явиться во 2-е бюро без предварительного приглашения. Тот же человек, который в действительности был у Гоше, сообщил, что его заинтересовали некоторые из полученных во Франции сведений о германских танках.

Гоше показал ему несколько донесений Саверна и в качестве неоспоримых данных снимки танков, застрявших в грязи. Тщательно рассмотрев их, посетитель хмуро сказал: «По моему мнению, это фальшивка». Он взял одну из фотографий, на которой был изображен застрявший танк, окруженный солдатами, которые пытались вытащить его из грязи. В глубине снимка не было ни дома, ни дерева, ни камня. «Удивляюсь, — сказал офицер, — откуда же взялась здесь грязь?» Затем он добавил: «Знаете, я несколько знаком с фотографией. Видите, эти вот черточки? По моему мнению, эта грязь была нарисована ретушером c помощью пульверизатора. Обратите также внимание на фигуры солдат. Они должны напрягать все силы, чтобы вытащить танки; между тем здесь они выглядят очень расслабленными».

Он отложил фотографии в сторону. «Предположим, однако, что я ошибаюсь. Предположим, что десятки германских танков действительно застряли в грязи. О чем же это говорит? Во всяком случае, не о том, что танки вообще бесполезны».

Доводы посетителя показались полковнику Гоше и его коллегам весьма убедительными. К тому же в тот самый день, 17 сентября, прибывали телеграммы одна тревожнее другой. «Друг» Геринга сообщил: сомнений в том, что Гитлер намерен оккупировать Чехословакию, — нет. Об этом извещал и Саверн. Его донесения отдавали, пожалуй, даже излишней паникой.

Чемберлен вернулся в Лондон. Во 2-е бюро ежечасно продолжали поступать взволнованные донесения. 18 сентября в 11 часов утра германский офицер прислал телеграмму с изложением боевого приказа о выступлении, назначенном на 19 сентября. Приказ был подписан Гитлером. Саверн сообщал о мобилизации. У 2-го бюро не оставалось никаких сомнений в том, что Гитлер намерен двинуть войска.

В военном министерстве до сих пор не понимали всей серьезности обстановки. Тогда полковник Гоше отправился в военное министерство, где имел продолжительную беседу с Даладье. Беседовали они с глазу на глаз. И вот на следующий день Даладье и Бонне вылетели в Лондон. А несколько дней спустя, 29 сентября, Париж мог прочитать в вечерних газетах: «В 4 часа 30 минут в Мюнхене состоится конференция между Гитлером, Муссолини, Даладье и Чемберленом».

В этот день в Париже было холодно. Шел дождь. У всех были напряжены нервы. Большая часть людей даже не знала, где находится эта Судетская область. Газеты шли нарасхват.

«Мир!» — вопили они огромными буквами на первых страницах. От радости Париж сходил с ума. Возвращение Даладье было похоже на триумфальное шествие маршала, выигравшего войну. Сотни тысяч парижан вышли на улицу, совершенно незнакомые люди обнимали друг друга.

* * *

Ноябрь уже шел к концу, когда, наконец, прибыли донесения от одного из оперативных агентов разведки английского военного министерства. Этот агент проявил чудеса храбрости и сообразительности и пробрался на «линию Зигфрида», на ту самую линию, существование которой так сильно сказалось на всем ходе мюнхенских переговоров.

В донесении указывалось, что «линия Зигфрида» имеет ряд существенных недостатков, которые весьма облегчают возможный прорыв этой «твердыни». Во многих местах она была затоплена, причем большое количество фортов даже после выкачки воды оказалось настолько поврежденным, что войскам пришлось их покинуть. В сообщении содержалось подробное описание всех дефектов конструкции подземных ангаров. Что касается укрепленных возвышенностей ее железобетонного «ландшафта», то они далеко не соответствовали поставленной задаче. Наконец, в сообщении приводился перечень совершенных при ее постройке диверсионных и вредительских актов, включая такие, как поставка и использование негодного цемента, в результате которых немцам пришлось потерять много времени на дополнительные работы.

За три дня до рождества 1938 года в Берлине был арестован один из самых ценных французских агентов. Этот провал совершенно ошеломил 2-е бюро. Каким образом это могло произойти? Агент — грек по национальности — никогда раньше не работал в Германии. Даже в Европе он не был уже в течение долгого времени. Начиная с 1938 года полем его деятельности была Южная Америка. Арестованный был весьма опытен и не мог допустить ошибки.

2-е бюро терялось в догадках, искало причину, но ничего найти не могло. Вслед за тем произошел еще один арест, менее ошеломляющий, но также весьма неприятный. Речь идет об одном владельце небольшой лавчонки в маленьком городке неподалеку от франко-германской границы. Он был настолько ценным, надежным, исполнительным агентом, что к его помощи прибегали лишь в самых срочных, исключительных случаях. Очень немногие агенты знали его имя и адрес. 2-е бюро опять взялось за перепроверку. Установили, что грек из Южной Америки посылал свои сообщения именно через этого человека. Кто же еще? Этим каналом было разрешено пользоваться всего четырем агентам. Один из них находился сейчас в Африке, второй — в Аргентине, третьим был грек, четвертым — бывший германский офицер, являвшийся источником столь ценной информации. За ним и стали тщательно наблюдать, после чего дело было раскрыто с удивительной быстротой. Он был не только близким другом Геринга и многих видных фашистов. Он даже работал для германской разведки как фашистский шпион, искусно засланный ею во 2-е бюро.

История Пабста и Грунда несколько отличалась от этой. Они также были орудиями в руках гестапо, но сами этого не знали. Вплоть до начала второй мировой войны они были убеждены, что работают против немцев, в то время как они все время действовали им на руку.

Берлин знал, что 2-е бюро до окончательного принятия на работу новых агентов устраивает для них проверочные испытания. С этой целью гестапо в течение нескольких месяцев позволяло Пабсту и Грунду узнавать все, что они только могли узнать. Затем, когда 2-е бюро удостоверилось в их честности, Берлин начал сам поставлять в их руки сведения, которые ему было желательно направить во 2-е бюро.

Главнейшими из них были данные о «неудовлетворительном качестве немецких танков».

Самым характерным во всей этой истории было не то, что немцы обманули 2-е бюро, а то, что 2-е бюро могло бы получить все эти сведения без помощи своей агентуры, если бы его сотрудники знакомились с германской военной литературой.

В начале 1936 года немецкая газета «Дейче вер» писала об армии численностью в 300 дивизий, располагающей 10 тысячами танков и пропорциональным количеством военных самолетов. Другое немецкое военное издание подробно описывало все типы германских самолетов, включая и те, какие еще не были пущены в массовое производство. Германская военная литература откровенно обсуждала проблемы стратегии и тактики, методы использования танков и авиации, наступательные и оборонительные операции, детали штабной работы, организацию различных родов войск в военное время. Ни одна страна не описывала с такой исчерпывающей полнотой будущую войну, как это делала Германия в период с 1932 по 1939 год. Поэтому немецкая военная литература была важным источником военной информации.

Союзники могли из нее узнать немало данных о германских вооружениях. Единственным видом оружия, который не описывался в печати, были средние и тяжелые танки. Однако не было сомнений, что «Третья империя» располагала ими, ибо военная пресса непрестанно подчеркивала все их значение в будущей войне.

Начальник штаба германских бронетанковых сил в органе германского генерального штаба «Милитеришвиссеншафтлихе Рундшау», давая анализ предстоявшего германского вторжения, точно предсказал все то, что случилось во время битвы за Фландрию. Англо-французской разведке в Германии оставалось только собрать дополнительный материал для заполнения кое-каких пробелов.

Но этим никто не интересовался. Ни в Англии, ни во Франции не было ответственного органа, который сосредоточил бы внимание на ходе, масштабах и перспективах германских вооружений. Немецкие цифровые данные в этой области заранее считались недостоверными, и это служило достаточным поводом для того, чтобы огромный материал, содержавший поистине ценнейшие сведения, оставался полностью нетронутым.

Часть третья. Мир в наше время

Гесс-организатор

После того как Гитлер захватил власть в свои руки, Рудольф Гесс снова ушел за кулисы. Он вновь оказался человеком в тени, не занимающим какого-либо определенного поста и без точно очерченных функций. По крайней мере, так казалось непосвященным. Он даже не был членом правительства. Наконец, в 1934 году он был назначен министром без портфеля. По сравнению с положением, которое занимали тогда Геринг, Геббельс, Гиммлер, Лей и др., этот пост был, разумеется, весьма незначительным.

Все же, если бы кто-либо взял на себя труд разобраться в роли Гесса, он мог бы найти точное объяснение такого странного положения. Это объяснение содержалось в циркулярном письме, разосланном в начале 1934 года всем группам, отделениям и стратегическим пунктам гитлеровской партии, находившимся за пределами Германии.

Циркуляр извещал о «торжественной присяге, принятой всеми политическими главарями национал-социалистской партии Германии на верность заместителю Гитлера — Рудольфу Гессу…»

Если бы кто-либо проследил за деятельностью Рудольфа Гесса в течение первых месяцев гитлеровского режима, то он мог удостовериться в его участии на многих совещаниях с Геббельсом, Гиммлером, Шахтом, генералом фон Эппом и др. О некоторых из этих совещаний упоминалось в немецкой прессе. Но цель их была тщательно законспирирована. В это время Гесс занимался организацией аппарата, который к концу 1934 года стал играть в Германии чрезвычайно важную роль; именовался этот аппарат «службой связи».

Гесс часто беседовал с людьми, прибывающими из-за границы: из Японии и Австралии, Северной и Южной Америки. Наконец, все было подготовлено, основа гигантской организации, которую намеревался создать Гесс, уже была заложена. Это был тот тип организации, о котором полковник Николаи мог только мечтать, не строя, однако, никаких иллюзий насчет того, что мечта его может когда-либо осуществиться. Это была организация, способная проводить шпионаж в грандиозном масштабе; душой и мозгом ее была «служба связи», руководящие принципы которой гласили:

каждый может быть шпионом;

каждый должен быть шпионом;

нет тайны, которую нельзя было бы узнать.

* * *

Система тотального шпионажа была подготовлена к действию. Идея его принадлежала этому бесцветному, малозаметному молодому человеку, который так долго находился в тени. Тотальный шпионаж был создан Рудольфом Гессом с расчетом не только на Германию, но и на весь мир.

То, что Гесс сосредоточил все свое внимание именно на шпионаже, далеко не случайность. Он отчетливо чувствовал, что наилучшей сферой приложения сил и возможностей гитлеровской партии мошенников, громил, преступников и дегенератов будет шпионаж.

С идеями Рудольфа Гесса тесно связано учение его наставника и друга Карла Гаусгофера, родившегося в городе Мюнхене в 1869 году и ставшего офицером-профессионалом. Во время, войны он дослужился до чина генерала. Еще до 1914 года он предпринял ряд научных изысканий, а позднее читал лекции в Мюнхенском университете. Гаусгофер является одним из основоположников так называемой «геополитической школы» — школы политических экономистов и географов, которые до первой мировой войны пришли к выводу, что решающее влияние на политику оказывает география и что развитие любой страны зависит от рельефа местности, климатических условий, запасов сырья и т. д. По их мнению, не внешняя политика направляет развитие государства, а сама земля предопределяет внешнюю политику, а, следовательно, и историю любой страны.

Одним из первых людей, обративших внимание на Гаусгофера и на его теории, был Людендорф; когда в 1918 году генерал Гаусгофер вышел в отставку с тем, чтобы всецело посвятить себя науке, рейхсвер продолжал поддерживать с ним связь. Время от времени Гаусгофер посылал руководителям рейхсвера секретные доклады о международном положении. Кроме того, он написал «Руководство для изучения геополитики офицерами генерального штаба».

В 1925 году в Институте геополитики появился Рудольф Гесс. Он поступил туда, ибо нуждался в любой работе для получения хлеба насущного. Вскоре стареющий профессор и молодой студент стали близкими друзьями, и дружба их оказалась прочной и долгой.

Гесс был настолько захвачен идеями Гаусгофера, что при первой возможности представил его Гитлеру. На Гитлера он также произвел большое впечатление; что касается впечатления, произведенного Гитлером на Гаусгофера, то оно было не бог весть каким. Гаусгофер не мог заставить себя принять всерьез этого так называемого «фюрера». В его книге «Национал-социалистские идеи в мире» единственным именем, которое он упомянул, было имя Рудольфа Гесса.

* * *

Рудольф Гесс проработал в Институте геополитики несколько лет. В качестве научной темы для исследования профессор предложил ему Японию, и Гесс горячо принялся за работу. Сам Гаусгофер всегда был особо заинтересован вопросами, касающимися Японии и Восточной Азии. Еще до первой мировой войны он много путешествовал по Азии и принадлежал к тем немцам, которые всегда настаивали на союзе с Японией. Поэтому он был чрезвычайно удручен тем, что во время первой мировой войны Япония примкнула к союзникам.

Быть может, Гаусгофер удивился, когда Гесс ограничил свою общую тему «Япония» более узким вопросом, а именно — «Япония и шпионаж». Однако если Гаусгофер хорошо знал своего ученика, то такое уточнение темы не должно было его удивлять.

Свой труд о японском шпионаже Рудольф Гесс закончил в течение двух лет (с 1927 по 1929 г.). Работа содержала 132 машинописных листа. До 1936 года людям, связанным с Институтом геополитики, разрешалось знакомиться с трудом Гесса. С осени 1936 года это стало уже невозможным.

Гесс разбил свой труд на три раздела:

1. История японского шпионажа.

2. Шпионаж на массовой базе.

3. Цели японского шпионажа.

Если бы в 1935 или в 1936 году труд Гесса попал на глаза Роберту Ванситтарту или какому-либо другому из сотрудников британской разведки, то, может быть, многие события, происходящие сейчас, могли бы принять совершенно иной оборот.

Согласно утверждению Гесса, японский шпионаж как система существует примерно 80 лет. У. Перри заставил японцев открыть порты для иностранной торговли, и Япония, в свою очередь, была вынуждена обратить свои взоры в сторону западной цивилизации; японское правительство стало посылать бесчисленное количество дипломатических и торговых миссий в Европу. В течение полувека эти миссии собирали детальные данные о странах Европы и об Америке. Японцы посылали также квалифицированных инженеров, которые приезжали в европейские страны якобы для учебы и потому допускались к осмотру конструкторских бюро на заводах и т. д.

Экономический и промышленный шпионаж проводился участниками торговых делегаций, отдельными туристами и студентами.

Касаясь целей японского шпионажа, Рудольф Гесс нарисовал следующую картину. Японцы, говорит он, стремятся добыть любые ценные сведения об иностранных державах не только в области военной, но и в других областях: экономической, политической и культурной.

Японская разведка заинтересована во всем, прямо или косвенно относящемся к расположению, снаряжению, вооружению, подготовке и организации вооруженных сил всех стран, граничащих с Тихим или Индийским океаном. Чертежи, описания кораблей и самолетов, бомбардировочных прицелов и противогазов, орудий и снарядов — все это имело для них определенную ценность.

Японцы тщательно изучали береговые оборонительные сооружения во всех районах Тихого океана и пытались установить месторасположение военно-воздушных и военно-морских баз, в особенности американских.

В заключение Гесс подчеркнул, что японская разведка не брезговала также изучением личных слабостей, привычек и наклонностей крупных армейских офицеров или лиц, играющих важную роль в оборонной индустрии возможных противников. Японские шпионы составляли карты путей сообщения; они обследовали, скажем, продукцию и снабжение какого-либо самолетостроительного завода и тут же пытались установить, какие заводы снабжают его частями, каким путем поступают эти части и является ли этот путь основным и единственным. Все это могло весьма пригодиться при разработке плана бомбардировок.

Поскольку успешное ведение войны зависит от тяжелой индустрии, то именно эта отрасль особенно интересовала японскую разведку. Японские агенты разработали детальные карты организации тяжелой промышленности в России и в США, обозначив на них данные сегодняшнего дня и перспективные возможности.

В области дипломатии японцы всегда стремились к обнаружению содержания тайных соглашений и секретных консульских докладов. Они давно подозревали, что между США и Великобританией существуют тайные соглашения по вопросу о совместном использовании дальневосточных баз против Японии.

Далее Гесс сделал замечание, которое имело далеко идущие последствия для организации германской разведки: причины различного свойства, утверждал он, влияют на людей в том смысле, что они за определенное вознаграждение соглашаются действовать против интересов собственной страны. Японцы давно уже использовали это обстоятельство в своих интересах.

* * *

Наконец, Гесс коснулся специфической идеи процветающего в Японии шпионажа на массовой базе. Шпионаж всегда был призванием японцев, — подчеркивает он. В течение ряда поколений японцы шпионили друг за другом, сосед доносил на соседа в полицию. Японские власти широко использовали как добровольных, так и наемных шпионов для наблюдения за народом. В настоящее время шпионаж настолько вошел в плоть и кровь японцев, что они занимаются им при всякой возможности, особенно находясь за границей.

Таким образом, продолжал Гесс, каждый японец за границей использует всякую возможность заняться шпионажем и никогда не упустит случая, чтоб собрать сведения и передать их в японское консульство или же в полицию. Японский турист редко ездит без фотоаппарата, и если можно заснять военный корабль, морскую базу или вообще что-либо интересующее японскую разведку, он не преминет это сделать, зачастую совершенно открыто.

Японские туристы — хорошие наблюдатели, но они страдают полным отсутствием способности оценивать наблюдаемое. В результате они собирают огромное количество сведений, в том числе много фактов, пускаемых в оборот с целью дезинформации, и все это аккуратно сообщают своей разведке.

Самыми эффективными шпионами-любителями были, разумеется, японские резиденты за границей. Любые полученные ими сведения они немедленно передавали в японские консульства. Для облегчения своей деятельности они зачастую весьма плохо отзывались о своей стране и делали вид, что согласны с отрицательным мнением собеседника о Японии.

По старой традиции, любая страна отказывается от своего шпиона, если он разоблачен. Японские дипломатические и консульские представители, однако, пытаются защищать своих агентов. Они заявляют протесты, вносят залог за своих шпионов, хотя это и граничит с признанием своего соучастия в шпионаже.

Доклады японских шпионов, добровольцев и профессионалов посылались в Японию несколькими путями:

1) из консульства в посольство и оттуда в Японию,

2) через секретных курьеров,

3) через капитанов японских пароходов.

Благодаря трудности японского языка японские шпионы в известной степени гарантированы от подслушивания. В то же время японский язык служит как бы национальным шифром.

Разведка армии и флота, а также информационное бюро министерства иностранных дел в Токио собирали весь материал, получаемый от шпионов, изучали его, классифицировали, составляли индексы и представляли для ознакомления офицерам генерального штаба. Эти офицеры также давали инструкции агентуре за рубежом. Иностранцы, состоявшие в связи с японскими агентами, прямой связи с Токио не имели.

Консульства и посольства также присылали огромное количество сведений, собранных от японских фирм за границей и от иностранных агентов. Обычно любой японский гражданин, возвратившийся в Японию, наносит «визит вежливости» в министерство иностранных дел. Здесь ему дается сколько угодно времени для обсуждения его впечатлений и для сообщения каких-либо сведений и сделанных им наблюдений.

В этом и заключалась сущность шпионажа на массовой базе, о которой сообщил Рудольф Гесс.

* * *

Вскоре после захвата власти Гитлер предоставил Гаусгоферу неограниченные средства для расширения его института, причем сделал это, вероятно, по настоянию Гесса. Это расширение шло очень быстрыми темпами, и вскоре у Гаусгофера оказалось более тысячи научных сотрудников как в Германии, так и за границей: это были историки, экономисты, статистики. Важные материалы, касающиеся вопросов политико-финансовой и экономической структуры иностранных государств, систематически собирались за границей и посылались в институт. Гаусгофер и его сотрудники сортировали, обобщали и перерабатывали этот материал. Когда они закончили работу, то в их распоряжении оказалась, так сказать, серия «рентгеновских снимков» со всех стран мира.

Институт профессора Гаусгофера превратился в своего рода «лабораторию научного разбоя». Профессор строго наблюдал за своими шпионами за границей и держал их в ежовых рукавицах. Им даже запрещалось заниматься фашистской пропагандой.

Данные Гаусгофера в отношении любой державы были, как ему казалось, исчерпывающими. Обследованию подвергалась не только географическая уязвимость страны. Гаусгофер и его сотрудники изучали также и то, кого и из каких слоев общества в данной стране удастся легче всего завербовать в качестве агентов, готовых, по материальным или другим соображениям, работать в пользу Германии.

В течение ряда последующих лет Гаусгофер и Гесс были тесно связаны друг с другом. Все доклады Гаусгофера перед направлением их Гитлеру или в генштаб давались на просмотр Гессу. Нет никаких сомнений в том, что почти весь план, гитлеровской захватнической политики был детально разработан Гаусгофером и Гессом еще задолго до того, как представилась возможность провести этот план в жизнь. Гаусгофер и Гесс создали научную базу для насаждения тотального шпионажа.

Система тотального шпионажа, начавшего действовать в конце 1934 года и достигшего своей высшей точки развития в середине 1937 года, объединяла следующие составные части:

1. Разведку военного министерства, вначале неофициально, а затем официально руководимую полковником Николаи. 2. Организацию немцев, живущих за границей, руководимую Боле.

3. Иностранный отдел гестапо, руководимый Гиммлером и Гейдрихом.

4. Внешнеполитический отдел гитлеровской партии во главе с Альфредом Розенбергом.

5. Специальную службу министерства иностранных дел, возглавляемую Риббентропом и его ближайшим помощником Банарисом.

6. Иностранный отдел министерства пропаганды во главе с Геббельсом и Эссером.

7. Иностранный отдел министерства экономики, во главе которого продолжал фактически оставаться Шахт, даже после его официального ухода в отставку.

8. Имперское колониальное управление во главе с генералом фон Эппом.

Все эти органы были подчинены «Объединенному штабу связи». В составе этого штаба находятся три представителя военного министерства, располагающие правом просмотра всех документов, могущих иметь военную ценность. Два из этих представителей сменялись ежегодно, третьим и несменяемым был Николаи.

Помимо этих трех лиц, в «Объединенный штаб связи» входили: Геббельс, Риббентроп (с 1936 г.), Розенберг, Боле (с 1935 г.), Оберлиндобер, Абец, Лей, Боулер и Борман. Гесс, как основатель «Объединенного штаба связи», являлся его председателем.

«Объединенный штаб связи» был центром и мозгом всей системы шпионажа. Он издавал все основные директивы. Все иностранные организации гитлеровской партии и различных министерств были подчинены ему. Влияние его распространялось также и на всю административную машину внутри Германии. Единственным исключением можно считать военное министерство, которое в известной степени пользовалось независимостью и свободой действий. Однако как военное министерство, так и штаб были обязаны взаимно информировать друг друга. Все секретные доклады штаба передавались Гаусгоферу для рассмотрения и разбора.

«Объединенный штаб связи» представлял собой, таким образом, нечто большее, чем «мозговой трест». Это был центр по руководству огромнейшей шпионской организацией, одной из самых больших во всей мировой истории разведки.

Двойная внешняя политика

По заявлению Раушнинга, Гитлер однажды сказал ему, что фашистская партия считает необходимым вести двойную внешнюю политику: официальную и нелегальную. Эти слова Гитлера фашистские вожаки старались проводить в жизнь.

Официальную политику проводил до известного периода фон Нейрат, затем его сменил Риббентроп. Что касается неофициальной внешней политики, от существования которой Гитлер отрекался так часто в своих выступлениях, то ее осуществлял Розенберг.

Розенберг, не желая мириться со своим «подпольным» положением, стремился занять возможно более видное место. Казалось, что такая возможность представилась ему в 1936 году, когда умер германский посол в Лондоне фон Геш. Розенберг поехал в Лондон и все полагали, что он там останется в качестве посла.

Однако вскоре он на могилу «неизвестного солдата» возложил венок со свастикой и тем едва не вызвал скандал. Лондон дал понять, что Розенберг как дипломат — фигура нежелательная. Незадачливому дипломату пришлось покинуть столицу Великобритании.

Назначенный его преемником Риббентроп был значительно более ловок. Он старался действовать тактично, по крайней мере, на первых порах, и вскоре стал популярной личностью в лондонском обществе. Впрочем, он обязан был достичь этого, так как в противном случае он провалил бы свою миссию. Его обязанностью было очаровать английское общество. Этот метод преследовал две цели: во-первых, давал возможность через «клайвденскую клику» в известной степени влиять на ход британской внешней политики; во-вторых, облегчал ведение шпионажа.

Идея подобного использования светского общества принадлежала не Риббентропу. Ее открыл эксцентричный эстет Путци Ханфштенгель, который был одним из первых помощников Гитлера. Он вошел в избранное мюнхенское общество в надежде на то, что высокопоставленные лица иной раз позволят себе свободно обсуждать дела секретного характера в салонах или гостиных и притом с людьми, которых они часто встречают в высшем свете.

Германскому послу в Лондоне, конечно, не поручали добывать секретные военные сведения. У него были задания более тонкие, которые удавалось осуществить именно при помощи и поддержании связи с высшим светом; что касается Риббентропа, то ему помогла завязать связи одна из самых опытных политических интриганок в Европе — княгиня фон Гогенлоэ, речь о которой будет впереди.

Наиболее интересным было, однако, то обстоятельство, что Риббентроп, которого английское общество приняло с распростертыми объятиями, являлся заклятым врагом Англии и считал, что в этой стране все обстоит из рук вон плохо.

Когда предшественник Риббентропа Розенберг вернулся из Лондона в Германию, многим казалось, что песня его уже спета. Многие полагали, что Гитлер отказался от услуг Розенберга по той причине, что последний весьма сильно скомпрометировал себя в борьбе с католической церковью. Однако Розенберг был вполне удовлетворен своим незаметным положением.

Порученные ему дела секретного свойства удобнее всего было выполнять, находясь «в тени». Местом, где помещалась его канцелярия, был небольшой дом № 70-а на Вильгельмштрассе. В этом доме расположилось своего рода министерство иностранных дел гитлеровской партии. Эта организация имела множество отделов, причем каждый из них занимался какой-либо одной страной или одной проблемой. Множество сотрудников и агентов непрерывным потоком входило и выходило из здания. Среди них были жившие за границей немцы, венгерцы, литовцы, эстонцы, латвийцы, русские белогвардейцы, международные искатели приключений и пройдохи. Атмосфера этого здания чем-то напоминала атмосферу огромного кафе: внутри всегда царила какая-то хаотическая активность, много курили и громко разговаривали, повсюду валялись окурки.

Здесь, на Вильгельмштрассе, 70-а, сходились многие разрозненные нити. Здесь поддерживались связи с десятками антибольшевистских и контрреволюционных организаций. Здесь находился центр, средоточие, основное гнездо гигантского заговора против многих государств во всем мире.

В то время как обычное министерство иностранных дел поддерживало связи и вело переговоры с правительствами и правящими кругами тех или иных государств, в это же самое время Розенберг поддерживал тесную связь с теми элементами, которые находятся в оппозиции к этим правительствам и стремятся их свергнуть.

Розенберг рассылал своих агентов повсюду, и они в свою очередь вербовали новых. Он использовал всевозможные клубы и ассоциации, созданные в Германии и связанные с той или иной страной.

Вот несколько примеров: Северное общество, орудовавшее среди датских, шведских, норвежских и финских артистов, литераторов и промышленников; Балтийский легион, который поддерживал контакт с литовцами, латвийцами и эстонцами; Германское колониальное общество; Арийско-христианский союз, объединяющий всех влиятельных антисемитов, в особенности на Балканах, в Центральной Европе и Южной Америке. Розенберг взял также под свой контроль находившийся под сильным влиянием Гаусгофера Иберо-германский институт, в основном концентрировавший свое внимание на Центральной и Южной Америке. Следует упомянуть также и о Восточноевропейском институте, помещавшемся в Кенигсберге, главной задачей которого было ведение шпионажа против СССР.

Наконец, Розенбергу подчинялся и пресловутый Фихтебунд. Во время первой мировой войны Фихтебунд был основан пангерманцами в качестве пропагандистского бюро. В послевоенный период он все еще продолжал существовать. Розенберг особенно оживил его, подкармливал крупными субсидиями. Центральное бюро Фихтебунда помещалось в Гамбурге. Состав его исполнительного комитета после 1933 года стал держаться в строгом секрете. Тем не менее, известно, что в него входит ряд учеников Гаусгофера и несколько армейских офицеров. Разумеется, возглавлял Фихтебунд сам Розенберг. Задачей Фихтебунда являлось наводнение иностранных государств всеми видами пропагандистской литературы с целью вербовки друзей Германии, особенно среди студентов, и получение доступа в культурные слои общества. Эта организация имела свои тайные отделения во всех важнейших странах мира.

Фихтебунд работал в тесном контакте со всеми германскими фирмами, имеющими связи с заграницей. Эти фирмы снабжались пропагандистским материалом, который они обязаны были вкладывать во все свои деловые письма.

Все члены гитлеровской партии, отправляясь за границу, особенно студенты — члены Союза гитлеровской молодежи и женских организаций, обязаны были брать с собой листовки Фихтебунда для распространения. Либо им указывали определенный адрес, либо поручали попросту оставлять эти материалы в поездах, кораблях, самолетах, ресторанах и отелях. Розенберг лично составлял общие указания.

В своем годовом отчете за 1935 год Фихтебунд объявил, что им распространено 5 млн. листовок и 10 тыс. фунтов книг и брошюр на 64 языках. В дальнейшем такого рода официальные данные опубликованы не были; однако примерный подсчет позволяет увеличить эту цифру для 1938 года в 10 раз.

В подчинении у Розенберга и его ведомства находилось также антисемитское телеграфное агентство «Вельтдинст», наводнявшее своей пропагандой Францию, Швейцарию и Юго-Восточную Европу и также посылавшее агентов за границу.

Все эти общества и центры возглавлялись своего рода штабом, именовавшимся Антикоминтерн. Он был образован в Швейцарии в 1939 году с мнимой целью борьбы против коммунизма во всем мире и с подлинной целью установления господства гитлеровской Германии над всем миром. Инициатива создания Антикоминтерна, бесспорно, принадлежит все тому же Гессу. Он работал с Розенбергом, и Розенберг всегда был ему подчинен. Гесс заложил основу и принципы ряда организаций, действовавших под руководством Розенберга. В Испании республиканцы, например, обнаружили письменные распоряжения шпионским группам, подписанные инициалами Гесса. Таков был круг деятельности Розенберга.

* * *

Хотя Риббентроп как будто занимался лишь официальной внешней политикой «Третьей империи», но в действительности он не раз прибегал к тайным интригам, преступлениям и убийствам. Об этом ясно свидетельствует хотя бы то, каких помощников он себе выбирал.

Так, в 1938 году он послал некоего Нольде консулом в Гавр. В прошлом Нольде — морской офицер, и было вполне понятно, почему профессионал-моряк назначается в Гавр, важнейший французский порт. Прибыв в Гавр, Нольде, разумеется, немедленно приступил к созданию шпионской организации, особенно проявившей себя после начала нынешней войны.

Вскоре после приезда Нольде в Гавр произошел пожар на французском океанском пароходе «Пари». Французские власти сразу же установили, что причиной пожара является диверсия; вскоре стало ясно, что в этом деле замешан Нольде. На другой день после пожара на «Пари» снова произошел пожар на экспрессе «Париж — Лилль», в котором как раз находился в качестве пассажира все тот же Нольде. И то обстоятельство, что этот субъект оставался в Гавре до начала войны, является одной из многих тайн французской разведки, которых мы коснемся ниже.

Одним из основных помощников Риббентропа по линии шпионажа является Эберхарт фон Шторер, бывший германский посланник в Египте. Летом 1937 года Шторер был назначен послом в Испанию, когда бывший посол генерал Фаупель подал в отставку «по болезни». Шторер еще во время первой мировой войны был секретарем германского посольства в Мадриде. Досье всех европейских разведок содержат в себе длинные доклады о его деятельности в качестве организатора германского шпионажа в Испании в 1914–1918 гг.

Цели его шпионской деятельности в Испании во время первой мировой войны были весьма разнообразны. Германия была заинтересована в сохранении испанского нейтралитета любой ценой и не брезговала в этом случае ни шантажом, ни интригами. Испания была для Германии удобнейшим плацдармом, откуда можно было засылать шпионов во Францию, поскольку охрана пиренейской границы была сильно затруднена. Из Испании можно было легко наблюдать за всей западной частью Средиземноморья, Азорскими островами и побережьем Французской Северной Африки. Именно к этому времени относится написанная Шторером работа, в которой он указывал на огромное стратегическое значение и ценность Дакара и настаивал на его оккупации в будущей войне.

Для засылки своих агентов Шторер в основном использовал подводные лодки. Таким путем в 1917 году он перебросил в Картахену Гарри Вуда, мнимого американского матроса, подлинное имя которого было Карл Фрике. Фрике должен был поехать в Аргентину и заняться там диверсиями в торговом флоте союзников. Однако на его след напали агенты британской разведки; он был выслежен, арестован и заключен в тюрьму, а Шторер выслан из Испании.

Фрике пробыл два года в тюрьме, затем остался в Картахене и после войны женился на дочери богатого испанского мукомола. В 1924 году он был назначен германским консулом в Картахену. Накануне фашистского мятежа в Испании он весьма активно вербовал германских солдат и офицеров для Франко. Коммерческая фирма, во главе которой он стоял, была одним из крупнейших фашистских арсеналов, поставлявших оружие мятежникам. В настоящее время Фрике является одним из ближайших советников Франко.

* * *

Вскоре после своего прибытия в Мадрид в 1937 году Шторер доказал, что он не потерял своих прежних способностей; он был, как всегда, полон наглых идей и планов. Им была создана первая зарубежная ячейка германского шпионажа, усиленно подготовлявшая мировую войну: Португальский шпионский центр.

Разумеется, он не забывал и Испанию. Вначале он сконцентрировал все внимание на испанском порту Виго, расположенном примерно в 250 милях от Лиссабона и в 125 милях от Опорто вблизи испано-португальской границы. Виго был важным портом, особенно для испанских кораблей, совершающих рейсы в Южную Америку. Более того, из Виго шел кабель в Англию, Германию и Южную Америку.

Для начала Шторер послал в Виго нескольких техников. Когда мятежники начали действовать, германская колония в Виго состояла из нескольких сот немцев; в начале 1938 года их стало уже несколько тысяч. Они были заняты постройкой крупного современного аэропорта. В окрестностях Виго появились мастерские, снабжавшие немецкие самолеты запасными частями.

Агенты Шторера не ограничивали своей деятельности одним только Виго. Они исследовали побережье не только Виго, но и Коруньи и нашли ряд пунктов, удобных для устройства заправочных станций, используемых подводными лодками. Неподалеку от мыса Финистер была построена настоящая база для подводных лодок.

Однако вся эта деятельность была ничтожной по сравнению с деятельностью организации, которую Шторер создавал в Португалии. Еще в 1937 году он считал, что в будущей войне наиболее выгодным центром шпионажа будет не Берн, Цюрих или Амстердам, а Лиссабон. Вероятно, с одобрения Риббентропа и Гесса Лиссабон был избран штаб-квартирой шпионажа во вторую мировую войну.

К концу 1937 года Шторер послал в Лиссабон некоего Бифурна. В течение ряда последующих месяцев Бифурн усиленно разъезжал из Португалии в Испанию. Однако большую часть времени он проводил в Лиссабоне. В течение этих месяцев он установил контакт с клубом «Аркадия» и заручился контрактами для ряда германских артистов, выступавших в каждой программе, шедшей в течение месяца. Актрисы, выступавшие в «Аркадии», имели румынские, венгерские, югославские паспорта, хотя и были чистокровными немками и шпионили весьма исправно. Приемная отеля «Метрополь» стала местом свиданий агентом Бифурна.

Другим характерным явлением в жизни Лиссабона была международная полиция. Точно не установлено, использовал ли Шторер Бифурна для установления связи с этой полицией.

Как бы то ни было, но к тому времени, когда началась война, полиция эта работала рука об руку с немцами. О том, что означал на деле такой «альянс», можно судить по такой детали: именно эта полиция ведала регистрацией всех иностранцев, в том числе и дипломатов, приезжающих в Португалию и остающихся там более 48 часов.

Вдобавок, жена начальника полиции Кумано была немка.

* * *

Еще более важную роль, чем Шторер, играл в окружении Риббентропа капитан-лейтенант Вильгельм Канарис, военный атташе в Испании.

Этот хитрый, коварный, изворотливый и наглый авантюрист в течение первой мировой войны работал в Испании с Мата Хари и выдал ее — случайно или намеренно — французам (подробности этого дела до сих пор в точности не установлены).

После заключения мира Канарис немедленно присоединился к реакционным германским офицерским кругам и принял активное участие в капповском путче; после его подавления Канарис остался одним из видных сотрудников военного министерства и возглавлял отдел военно-морского транспорта. Под этой вывеской он реорганизовал морскую разведку и осуществлял связь с тяжелой промышленностью, финансировавшей «Черный рейхсвер». В его распоряжении были огромные секретные фонды; однако, поскольку и их не хватало, он увеличивал их путем игры на бирже.

В конце концов, эти махинации привели к грандиозному скандалу. Когда в двадцатых годах в Берлине произошел крах киностудии «Фебус», обнаружилось, что Канарис имел в этой фирме миллионные капиталы. Стало также известно, что Канарис вложил много миллионов в ряд весьма сомнительных иностранных предприятий. Общественное мнение и печать потребовали указания источников, из которых Канарис получал такие огромные суммы. Однако на суде он заявил, что верховное военное командование запретило ему сообщать какие-либо данные по этому поводу.

Естественно, что военное командование вынуждено было всячески дезавуировать Канариса. Он был официально уволен в отставку, но продолжал свою работу со своим помощником капитан-лейтенантом Стефаном, тоже сотрудником Шторера, и Николаи. Находясь в отставке, Канарис занялся составлением планов будущей деятельности военной разведки.

Сразу после захвата власти Гитлером Канарис получил видный пост в министерстве иностранных дел и стал работать с Риббентропом еще до того, как последний официально появился в министерстве.

В системе существовавшего тогда специального бюро Риббентропа Канарис организовал свой «Отдел кадров — Б», находившийся под его личным руководством и связанный с министерством юстиции. Для консультации по специальным вопросам в отдел вызывались Отто Абец (по Франции), Конрад Генлейн и его адъютант Франк (по Чехословакии) и генерал Типпельскирх (по балканским проблемам). Окончательные решения утверждались комиссией в составе трех человек — Канариса, Риббентропа и Гесса.

Задачей «Отдела Б» было подыскание влиятельных людей за рубежом, которых можно было бы заставить работать в пользу Германии. Иначе говоря, этот отдел занимался подбором кандидатов в квислинги.

Возникновение «Отдела Б» нужно частично отнести за счет института Гаусгофера и частично за счет геббельсовских досье. О роли института Гаусгофера мы уже говорили. Что касается досье Геббельса, то они носили значительно более специфический характер. Геббельс — сначала как руководитель отдела пропаганды гитлеровской партии, а после 1933 года как министр пропаганды — непрерывно собирал самые различные данные обо всех сколько-нибудь выдающихся иностранных политических деятелях. Его объемистые досье заключали в себе ответы на многие вопросы: падок ли на деньги такой-то государственный деятель? Тщеславен ли данный промышленник? Любит ли женщин такой-то министр? Можно ли подкупить такого-то сенатора? Есть ли у того или другого политика «темное пятно» в прошлом? И так далее…

Если Розенберг пытался создавать целое подрывное движение за границей, то «Отдел Б» искал персональных предателей.

«Отдел Б» был бы гитлеровцам не нужен, если бы методы Розенберга сулили немедленный успех. Но Риббентроп и Канарис быстро сообразили, что подкуп отдельных влиятельных лиц или их устрашение является куда более верным средством.

Хороший пример представляет собой Австрия. Гитлеровцы заставили канцлера Шушнига отдать портфель министра внутренних дел их ставленнику Зейсс-Инкварту; однако для обеспечения успеха потребовалось подкупить еще также и министра иностранных дел Шмидта, который, в конце концов, предал Шушнига.

Чехословакия не могла бы быть завоевана одним Генлейном и его кликой; но «Отдел Б» вел переговоры с отдельными членами реакционной аграрной партии, а также подкупил генерала Сыровы, который долгое время призывал к сопротивлению, а в последний момент внезапно заявил о необходимости капитуляции, чем полностью деморализовал армию.

История оказания помощи германскому вторжению в Норвегию группой офицеров под руководством майора Квислинга и майора Спендера, сдавших немцам норвежские береговые укрепления, слишком хорошо известна и не нуждается в комментариях.

В Польше немцы имели не только сенатора Веснера, руководившего германским нацменьшинством, но также и министра иностранных дел полковника Бека, который был вовлечен в фарватер прогерманской политики лично Канарисом.

В Бельгии Розенберг работал неудовлетворительно. Финансировавшееся им, начиная с 1937 года, движение Дегрелля, стало терпеть поражение за поражением. Но «Отдел Б» заручился услугами бывшего социалиста Анри де Мана, который имел очень большое влияние на короля Леопольда и всю королевскую семью. Лейтенант Домбре (сотрудник бельгийского генерального штаба) продал немцам все секретные планы обороны задолго до начала войны. Генерал ван Оверстратен хотя и не получал денег от немцев, но находился под их полным влиянием.

Канарис считал, что на Румынию ему не нужно тратить ни труда, ни времени; он полагал, что в данном случае можно сделать ставку на поддерживаемую Розенбергом «Железную гвардию» Кодреану. События показали, что и эта ставка оказалась битой. В Болгарии бывший премьер Цанков был также куплен, причем, как утверждают, за неприлично низкую цену. После 1938 года Цанков стал личным советником короля Бориса, и полученные им деньги оказались прекрасным капиталовложением.

Наконец, в Югославии Канарис имел своего человека в лице генерала Косича. В 1940 году Косич стал начальником югославского генерального штаба. Косичу было поручено удалить всех высших офицеров, настроенных антигермански.

«Отдел Б» не имел штата постоянных агентов. Он пользовался услугами немецких послов и консулов, а время от времени услугами сотрудников других министерств и организаций. 15 редких случаях поручения «Отдела Б» выполняли лица, не связанные ни с какой другой организацией в Германии.

Одной из таких личностей был Отто Абец, деятельность которого во Франции будет рассмотрена ниже. Капитан Видеман, позднее консул Видеман, также работал для «Отдела Б». Постоянным сотрудником был также и фон Папен, орудовавший в Австрии, а до последнего времени в Турции, Нельзя говорить о Видемане, не упомянув о женщине, которая была с ним тесно связана: княгине фон Гогенлоэ.

Княгиня Стефани Гогенлоэ-Вальденбург-Шиллингфюрст не была урожденной княгиней. Когда в 1915 году князь Фридрих-Франц-Августин Гогенлоэ влюбился в рыжеволосую красавицу и женился на ней, его сиятельная семья была возмущена этим скандальным событием. Спустя шесть лет супруги разошлись, и с тех пор княгиню можно было часто видеть в аристократических салонах Вены, Берлина, Будапешта, Лондона и Парижа. В двадцатых годах она стала близким другом лорда Ротермира, которым она вертела, как ей вздумается; в это время Ротермир увлекался сумасбродными планами реставрации венгерской монархии. Когда в Германии власть захватил Гитлер, княгиня действовала в Лондоне и Париже в качестве фашистского агента. Впоследствии лорд Ротермир сознался в том, что в течение известного времени он во всем сочувствовал гитлеровцам, — и не приходится сомневаться, что здесь сыграла свою роль княгиня Гогенлоэ. Именно она представила Гитлеру Уорда Прайса, корреспондента газеты «Дейли Мейл». Во время традиционного фестиваля в Зальцбурге, впервые состоявшегося после оккупации Австрии, она жила во дворце, реквизированном у знаменитого режиссера Макса Рейнгарта. и тщетно пыталась привлечь представителей высшего международного общества. Она способствовала деятельности Отто Абеца во Франции и Польше, а Риббентропу — в его лондонских махинациях. Позднее, представ перед английским судом, она признала и свою долю участия в подготовке и заключении Мюнхенского соглашения.

* * *

Незадолго до захвата власти Гитлер заявил своим сообщникам: «Когда в один прекрасный день я начну войну, то мои войска внезапно появятся на улицах Парижа; средь белого дня они пройдут по улицам… займут министерства, парламент… в несколько часов Франция, Польша, Чехословакия будут лишены своих политических вождей; произойдет невероятное замешательство… Наибольшая внезапность — вернейший залог успеха».

«Наибольшая внезапность — залог успеха», — таков, пожалуй, наилучший из всех возможных девизов для всей деятельности «Отдела Б».

Однако девиз этот туго воплощался в жизнь. В Англии, несмотря на присутствие Риббентропа, работа отдела провалилась. Попытка укрепить влияние сэра Освальда Мосли и его фашистской партии не увенчалась успехом. Деятельность директора Английского банка сэра Монтэгю Нормана в итоге оказалась столь же бесплодной, как происки личного советника Чемберлена, Гораса Вильсона, или интриги Джофри Доусона, главного редактора «Таймс», который не публиковал ни одной статьи о Германии, не заручившись предварительно визой Риббентропа. (Все эти англичане, разумеется, не были подкуплены в прямом смысле этого слова, и, строго говоря, они не являлись германскими агентами; однако фактически вся их деятельность была непосредственно направлена на пользу Германии.)

Во Франции идея создания «пятой колонны» начала осуществляться в 1936 году. Подходящие люди были налицо, и Отто Абецу и его агентам оставалось только объединить эти антидемократические группы под своим руководством и соответственно направить энергию в нужное русло.

Немцы не были особенно заинтересованы в подыскании одиночных агентов прежнего типа среди офицерского состава французской армии. Они хотели разложить всю армию целиком, заразить ее пораженчеством, а для этого им необходимо было иметь громадное количество агентов в армейской среде. Достигнуто это было несколькими путями. Например, организация кагуляров была, бесспорно, создана по германскому плану и на германские деньги. Организатор кагуляров, богатый промышленник Делонкль давно уже был стопроцентным германским агентом. Владельцы заводов Мишлен и Клермон-Ферранс также давно работали рука об руку с Германией и немало денег дали для финансирования движения кагуляров. Эта семья имела большие связи во французской армии; особенно следует напомнить о генерале Мишлене, командующем пятой оборонительной зоной и близком друге генерала Гуро, начальника парижского гарнизона, а также о маршале Петэне… Все это было общеизвестно еще задолго до войны. Когда впервые обнаружилось дело кагуляров, то газета «Полюлер», близкая к министру внутренних дел Марксу Дормуа, писала: «Истинное руководство всей тайной организацией Делонкля может быть обнаружено в Германии». В то время Петэн и компания считали неуместным предъявить газете обвинение в клевете. Они смолчали, но в июле 1941 года Маркс Дормуа был убит.

С самого начала Берлин пытался непосредственно или через Абеца влиять на руководящие круги французского командования. Естественно, что таких людей, как Вейган и Петэн, нельзя было просто подкупить. Однако оказалось возможным установить с ними связь и попытаться склонить в сторону благоприятного отношения к «Третьей империи». Проблема значительно облегчалась тем обстоятельством, что и Петэн, и Вейган были настроены весьма реакционно.

Близкие к Вейгану политические круги, включая Морраса и Лаваля, давно уже вынашивали идею, что проигрыш войны или установление союза с Германией скажется плодотворно в смысле «ликвидации» демократии. Немцам оставалось только настойчиво убеждать в этом двух высших офицеров Франции. 22 декабря 1939 года Анри де Кериллис писал в крайне правой газете «Эпок»: «Дело заключалось в убеждении маршала Петэна в том, что он должен принять на себя руководство кабинетом национального единения, который объединил бы самых видных пораженцев и Зейсс-Инквартов». Заговорщики хотели, чтобы престарелый маршал, сам того не подозревая, сыграл роль, аналогичную роли Гинденбурга, открывшего дверь перед Гитлером в момент всеобщей растерянности. Ясно, что подобная мысль не могла родиться во французских умах.

Да, она принадлежала не французским умам! Когда в мае 1940 года Рейно назначил Вейгана главнокомандующим, а Петэна вице-премьером, он создал то самое положение, которого так ждали немцы; ибо Вейган и Петэн являлись орудием в руках клики политиканов, выполнявших приказы Берлина.

Существовала также группа приверженцев Лаваля, который, временно оставаясь в тени, уже к 1936 году из сторонника Муссолини превратился в ярого приверженца Гитлера. Группа предателей существовала и в партии радикалов — она концентрировалась вокруг газеты «Репюблик» и получала деньги от немцев. В начале 1938 года к этому лагерю, более или менее объединившемуся еще в 1936 году, присоединились Фланден и Бонне, а после Мюнхена почти все правые партии переметнулись на его сторону.

Было бы неверно изображать всех этих политиков и политиканов как подкупленных или купленных Германией. Этих людей толкнули на путь сотрудничества с Германией разные мотивы: близорукое стремление к миру и спокойствию во что бы то ни стало; страх перед потерей собственности и т. д.; все эти мотивы использовались немцами для сколачивания сильного прогитлеровского фронта во Франции.

Число французских государственных деятелей, которые прямо и непосредственно оплачивались немцами, было невелико. Значительно больше было число неоплачиваемых и невольных агентов, работавших не менее усердно, чем агенты, сполна оплачиваемые.

Все это подготовило крушение Франции. Более того. Создалось положение, при котором у Франции от Германии больше не было секретов; немцы знали все, что происходило во французском государстве. Слишком уж много было людей на важных постах, которые сознательно или бессознательно, за деньги или бесплатно, прямо или косвенно шпионили в пользу Германии.

Ясно, что во Франции «Отделу Б» работать было легко, и делал он это с большим успехом.

* * *

К французским квислингам, которых либо покупали, либо сманивали на свою сторону, немцы относились с презрением. Об этом свидетельствует хотя бы следующая история, обошедшая все 2-е бюро в январе 1940 года.

В то время один испанский офицер, работавший по заданиям 2-го бюро, пришел однажды к Гоше. Он был рассержен и недоумевал:

— Мадрид, — заявил он, — не чувствует, что Франция действительно воюет с Германией.

— Почему же? — спросил Гоше.

— В этом виноват ваш посол. Он, оказывается, находится в наилучших отношениях с германским послом. И даже демонстрирует это публично. Если, например, ему доводится встретиться с фон Шторером в приемной Франко, то он с ним подолгу беседует… Однажды я спросил германского атташе, почему Шторер так дружен с вашим послом. Немец расхохотался. «Мы делаем это умышленно, чтобы скомпрометировать старого дурака», — ответил он.

Французским послом в Мадриде тогда был Анри-Филипп Петэн.

Щупальцы господина Боле над земным шаром

Весной 1934 года делегаты немцев, проживающих за границей, прибыли на конгресс в Берлин. Перед ними выступил Гитлер. Он сказал: «Вы — наши передовые посты. Вы должны подготовить почву для атаки. Считайте себя мобилизованными; на вас распространяются все военные законы».

В феврале 1934 года, за несколько недель до этого конгресса, Эрнст-Вильгельм Боле был назначен начальником так называемой «Аусландс-организацион» (сокращенно — АО), объединяющей и направляющей деятельность всех зарубежных немцев.

По миру разбросано много немцев и людей немецкого происхождения. Согласно немецким статистическим данным, число их достигает примерно 30 миллионов. Большинство из них давным-давно натурализовалось.

Но это не останавливало гитлеровцев. Фриц Кун, вожак «Германо-американского союза», однажды выразил немецкую точку зрения на этот вопрос: «Паспорта, лежащие в наших карманах, не сделали нас другими людьми. Мы остались самими собой, т. е. немцами в Америке».

Что же касается официальной трактовки этого вопроса, то сам Боле заявил: «Мы признаем, что любой немец может шпионить в нашу пользу». «Шпионить можно везде», — писал он однажды, находясь в одной из южноамериканских республик.

Шпионить везде — это была очень заманчивая и очень простая идея. Везде, во всем мире, в каждом городе, деревне, улице и в каждом доме должны быть шпионы, и ничто не должно оставаться от них секретом. Организовать этот мировой тотальный шпионаж и было поручено Боле.

* * *

Боле был 31 год, когда он принял руководство над АО. Он был одним из немногих личных друзей Гесса, который и поручил ему этот пост.

Боле, как и Гесс, родился за границей — в Брэдфорде, в Англии; отец его, натурализовавшийся англичанин, долгое время был профессором в Кейптаунском университете. Сам Боле сперва учился в Кейптауне, потом в Кельне и Берлине. Затем он занялся торговлей, вошел в гитлеровскую партию, где быстро занял видное положение. Его отличный английский язык произвел на Гитлера большое впечатление.

Что касается АО, то это, конечно, было не его изобретением, как и не изобретением кого-либо другого из фашистов. АО была основана еще в 1881 году под названием «Ассоциация тевтонов за границей». С этой организацией слился «Германский школьный клуб», имевший свои отделения во всех странах мира.

Даже «Германский институт иностранных государств» в Штутгарте, позднее превратившийся в один из основных центров гитлеровской пропаганды, был основан еще в 1917 году.

В дополнение к этим организациям вскоре после окончания первой мировой войны была образована «Лига немцев, проживающих в пограничных районах», которая действовала в Австрии, Чехословакии и Польше. В районах, отошедших от Германии по Версальскому договору, были созданы десятки специальных обществ, как, например, Лига эльзасцев, судетских немцев и т. д.

Установки и деятельность всех этих лиг были реакционны и крайне шовинистичны; они не признавали Веймарской республики и поддерживали идею о том, что Германия была не побеждена в мировой войне, а предана изнутри.

Что касается гитлеровцев, то они примерно с 1930 года заинтересовались немцами, живущими за границей; на партийной конференции в Гамбурге было решено создать фашистские ячейки во всех зарубежных организациях немцев. Это положило основу для создания гигантской картотеки и впоследствии позволило немцам держать под контролем почти всех немцев, проживающих за границей.

В 1935 году АО переехала из Гамбурга в Берлин. К 1937 году в ней работало более семисот сотрудников; в настоящее время это число может быть, бесспорно, удвоено.

В 1937 году АО объединяла около трех миллионов немцев, живущих за границей, и от 75 до 100 тысяч матросов на немецких кораблях. Организационно АО подразделялась на территориальные бюро; таких бюро было восемь, и распределялись они следующим образом:

а) Северная и Восточная Европа.

б) Западная Европа.

в) Юго-Восточная Европа.

г) Италия, Швейцария, Венгрия.

д) Африка.

е) Северная Америка.

ж) Южная Америка.

з) Дальний Восток, Австралия. Англия, Ирландия.

Бюро, ведущее учет и осуществляющее контроль над всеми немецкими матросами, считалось специальным отделом. Оно имело отделения в Бремене, Гамбурге, Киле и Штеттине. (С начала нынешней войны оно открыло отделения во всех европейских портах, оккупированных немцами.)

Кроме того, имелось большое количество секций, называемых специальными бюро, число которых дает некоторое представление о круге вопросов, входящих в компетенцию АО:

Бюро внешней торговли.

Инспекционное бюро.

Бюро культуры.

Бюро прессы.

Бюро юстиции

Бюро лекторов.

Репатриационное бюро.

Образовательное бюро.

Бюро техники.

До 1937 года АО была в основном органом гитлеровской партии. Затем она превратилась в правительственный орган.

По предложению Гесса Гитлер назначил Боле в министерство иностранных дел. В доме № 74/76 по Вильгельмштрассе он стал первым человеком после Риббентропа. Назначению Боле в министерство иностранных дел сопутствовал приказ Гитлера, дававший официальную санкцию на далеко идущее сотрудничество министерства иностранных дел с АО. В самом министерстве иностранных дел была создана своя АО, работавшая под руководством Боле. Начиная с этого времени, он получил разрешение присутствовать на всех заседаниях правительства, хотя сам он министром не был.

Тесный контакт, установленный между министерством иностранных дел и АО, способствовал тому, что германский посол и консул получили возможность руководить деятельностью немцев, проживающих за границей. Что это была за деятельность?

В так называемом иностранном паспорте, выдаваемом каждому члену АО, содержится десять заповедей экспатриированного немца. Этот катехизис начинается сравнительно невинной первой заповедью: «Выполняй законы той страны, гостем которой ты являешься». Вторая гласит: «Предоставь жителям страны, в которой ты гостишь, издавать законы».

Однако седьмая заповедь предписывает: «Ты не можешь оставаться просто наблюдателем… Ты должен стоять в первой шеренге борцов…» Борцов за что? Следующая заповедь отвечает: «Вербуй в наши ряды каждого честного немца. Убеди его в необходимости нашей победы во имя того, чтобы Германия могла жить».

Итак, с первого дня захвата власти гитлеровцы уже готовились к борьбе за победу над всем миром. И в этой борьбе миллионы немцев, живущих за границей, независимо от их подданства, должны были оказать свою помощь. Каким образом могли они это сделать? Купить оружие и напасть на правительство?

Отнюдь нет. Предъявляемые к ним требования были значительно скромнее. Они должны были всего лишь регулярно сообщать ответы на следующие вопросы: «Что экспортируется? Куда экспортируется, какими средствами и путями? В каких количествах и по каким ценам? Из каких стран поступает импорт? Что именно импортируется? Кто является импортером и по каким ценам?»

Они должны были перечислить фабрики и мелкие предприятия, где количество рабочих превышает десять человек. Сообщить, что там производится. Откуда поступает сырье? Кто владелец и кто управляющий? Какова национальность технического и коммерческого директоров? На сотни, тысячи всяких других вопросов требовался ответ, и они должны были его дать.

Обстоятельнее и лучше всего на эти вопросы мог бы ответить инженер. Вот почему АО прилагала немалые усилия к тому, чтобы устроить доверенных гитлеровцев на инженерные должности за границей. С этой целью был создан даже специальный журнал «Инженер за границей». АО заботилась о том, чтобы всякий раз, когда иностранные заказчики закупали в Германии оборудование, вместе с этим оборудованием за границу посылалась группа инженеров — либо для установки его, либо для пуска в ход. В тех случаях, когда подобные возможности отсутствовали, их создавали искусственно. Так, например, известные германские заводы Сименс должны были предложить определенным фирмам за границей, о которых АО нужны были сведения, оборудование по смехотворно низким ценам. Разумеется, заказчик охотно принимал столь выгодное предложение и заодно соглашался принять на работу германских инженеров, поскольку «обращение с машинами — особенно в первое время — будет весьма затруднено».

С помощью подобного рода уловок и хитростей в течение нескольких лет за границей было размещено свыше 2 500 германских инженеров. Нетрудно понять, что все эти инженеры были шпионами. Несколько более сложным делом была засылка шпионов-химиков, поскольку в этой отрасли индустрии существовала вообще большая настороженность, особенно в отношении немцев.

Инженеры и химики составляли только две из многих профессий, представленных в АО и используемых ею для посылки за границу. Из самого факта существования необычайно большого количества специальных бюро в системе АО становится ясным, что эта организация не ограничивала себя одним лишь пассивным собиранием сведений, поступающих самотеком. Напротив, время от времени сотни ее представителей получали совершенно определенные и точные задания, касающиеся добычи той или другой информации.

* * *

С точки зрения шпионажа Матросское бюро, скажем, вообще находилось в исключительно благоприятных условиях. Товары, перевозимые на германских торговых кораблях, тщательно осматривались и устанавливалось их происхождение, качество, количество и назначение. Очень часто германские линии торгового судоходства, находившиеся под правительственным контролем, намеренно снижали фрахтовые цены, чтобы победить конкурентов и добиться права на перевозку товаров, которые интересовали их в качестве объектов промышленного шпионажа. Помимо этого, немецкие матросы старались получить работу на иностранных кораблях, с тем чтобы сообщать по назначению их маршруты и ассортимент перевозимых грузов.

Подотделом Матросского бюро было Бюро портового обслуживания, имевшее свои отделения в ряде портов и работавшее под руководством одного из заместителей Боле — Курта Вермке.

В подчинении Бюро портового обслуживания в свою очередь находились местные портовые бюро, которые были открыты во всех портах мира, не исключая даже и самых небольших. Во главе этих портовых бюро зачастую стояли заправские бандиты и преступники; им ничего не стоило осуществить по приказу гестапо любое кровавое преступление.

* * *

Помимо морских путей, для органов промышленного шпионажа чрезвычайно важным было постоянное наблюдение за железными дорогами. Здесь уже стало значительно труднее просачиваться в иностранные организации. Германский железнодорожный центр шпионажа преуспевал только в нескольких странах, главным образом в Испании и на Балканах, где благодаря подкупам и взяткам удалось получить некоторую часть товароперевозок в свои руки. В этих случаях на основных узловых станциях создавались конторы, из которых агенты могли наблюдать за погрузкой и разгрузкой всех грузов.

АО испытывала постоянную необходимость в расширении и увеличении своих шпионских кадров. При этом она не ограничивала себя даже одними только немцами, а вербовала также иностранцев. В целях привлечения на эту работу молодых людей — в основном из небольших стран — использовался престиж германской науки и техники. Особенно охотились немцы за инженерами, химиками и техниками, хорошо знакомыми со своей профессией. Этим молодым людям предлагалось осмотреть Германию и приятно провести свой отпуск, да еще сделать это почти бесплатно. Таким образом, устанавливались связи, которые впоследствии широко использовались АО.

Такие приглашения, разумеется, не давались без разбора. У Боле имелись сведения о многих тысячах иностранных специалистов в самых разнообразных областях, и заранее было известно, кто из них мог дать Германии полезную информацию. Естественно, что не все из приглашаемых в дальнейшем оказывались действительно полезными, а только немногие. Но большего Боле и не ждал.

Специальная «Лига развития личной дружбы» с иностранцами также занималась подыскиванием шпионских кадров. Лига эта, основанная Геббельсом и включенная Боле в состав АО, требовала от своих немецких участников регулярной посылки писем друзьям за границу, чтобы тем самым укреплять особого рода духовные связи с Германией. Эти письма, посылаемые как будто лишь «для развития личной дружбы», в конечном итоге оказывались все же полезными для АО.

* * *

Опять-таки не следует думать, что любой из немцев, живущих за границей, присылал на имя Боле свои еженедельные доклады. В каждой стране АО имела довольно узкую организацию. Каждая страна была разделена на «опорные пункты», «местные группы» и «районы».

«Опорный пункт» был самым мелким подразделением этой системы и состоял из отдельных ячеек, объединявших от 10 до 250 человек, возглавляемых своим руководителем. В случае, если в определенной местности было несколько «опорных пунктов», они составляли «местную группу» также во главе с руководителем. Несколько «местных групп» составляли «район», глава которого именовался районным руководителем. Всеми районами в данной стране ведал территориально-районный руководитель, который в свою очередь был подчинен территориально-групповому руководителю. Лишь последний и его штаб имели право непосредственной связи с посольством, консулами и с центральным штабом АО в Берлине.

Таким образом, огромное количество получаемого еженедельно материала проходило тщательную сортировку и отсев. Тысячи и десятки тысяч руководителей «опорных пунктов» получали тонны материалов. Что касается руководителей «территориальных групп», то им посылалось уже только то, что было наиболее важным.

* * *

Территориальное бюро № 6 (Северная Америка) было создано весной 1932 года. С тех пор оно во много раз увеличило свои штаты. Руководитель территориальной группы в США проделал большую работу. Этим руководителем был отнюдь не натурализовавшийся в Америке немец Карл Оргелл, зарегистрированный в министерстве иностранных дел как германский агент. Этот Оргелл всегда был только подставной фигурой. Действительным руководителем территориальной группы был Вальтер Г. Шелленберг, о котором мы уже упоминали выше.

Рассмотрим, как работала его шпионская организация.

До того как США начали обращать внимание на иностранных агентов, в стране насчитывалось 50 тыс. человек, которые так или иначе — добровольно, полудобровольно или по принуждению — вносили свою дань в общий поток информации, шедшей в Берлин и Гамбург.

Домашняя прислуга, продавцы в бакалейных лавках, парикмахерши, сестры милосердия, шоферы, оперные певицы, счетоводы — все они посылали еженедельно свои доклады. Немалая часть этих сведений в связи со строгим приказом доносить обо всем, естественно, состояла из материалов, интересующих гитлеровскую разведку. Немало было в этих сведениях также и сплетен, анекдотов, ничего не значащей информации, подслушанной агентами во время работы и на службе. Все же иной раз и малозначащие обрывки подслушанного могли дать повод к раскрытию какой-либо крупной деловой операции, к определению морального состояния определенных групп населения, к установлению срока отплытия судна и т. д. Гитлеровцы создали весьма тонкую технику отбора и сортировки этих сведений. Окончательно принятая система была проверена «Германо-американским союзом». Эта новая шпионская организация, созданная Шелленбергом в 1936 году, стала известна в качестве центра по сбору всей шпионской информации и руководству всеми местными организациями германского шпионажа в США. В этом центре должны были делаться вырезки из газет, торговых бюллетеней, журналов, иначе говоря, из всего, что издавалось на территории данного района, причем все вырезки в трех экземплярах посылались в Нью-Йорк. Легко понять, насколько нелегкой была сама по себе эта задача. 20 % материалов, прибывавших в нью-йоркскую штаб-квартиру, пересылалось Шелленбергу, а половина того, что он получал, уходила в Германию. Но если к 1936 году количества еженедельно собираемых печатных материалов было достаточно для заполнения грузового автомобиля, то число индивидуальных докладов возросло к тому времени до колоссальных размеров и оставалось на этом уровне до конца 1939 года. И надо сказать, что если бы не хитроумная слежка и хорошие связи одного известного американского журналиста в Берлине, то истинный размах этой работы никогда не стал бы известен американцам. Для того чтобы получить представление о системе тотального шпионажа, налаженной Шелленбергом, следует ознакомиться с частью секретного доклада, сделанного упомянутым выше журналистом после его двухнедельного пребывания в Берлине:

«Суммы, затрачиваемые гитлеровским режимом на пропаганду и шпионаж за границей, — читаем мы в этом докладе, — составляют вторую по величине статью расхода в секретном государственном бюджете. Поразительно, как много действительно важных и ценных военных сведений добывалось в Берлине из докладов тысяч и тысяч агентов-добровольцев, орудующих в США. Каждая из этих личностей в отдельности представляет собой мелкую рыбешку, на которую офицеры германской разведки смотрят, презрительно усмехаясь; однако в то же время они должны считаться с тем, что гитлеровская партия объединила этих людей и поручила им как раз то сравнительно скромное дело, каким они заняты».

Если из всего печатного материала, собранного огромной армией немецких агентов в Америке, отправлялось в Германию только 10 %, то количество отдельных докладов, отправляемых через океан, составляло лишь около 1 %. К тому времени, когда данные поступали к Шелленбергу, по крайней мере, половина из них уже отсеивалась. Шелленберг продолжал сортировку, обобщая и обрабатывая материалы; что касается окончательного процесса кристаллизации, то он производился в германских консульствах в США и в германском посольстве в Вашингтоне. В настоящее время можно открыто заявить, что добыча, обработка и отсылка этих сведений были одной из главных причин, побудивших американское правительство закрыть германские консульства. Когда-нибудь после войны можно будет рассказать эту историю полностью и привести полный текст доклада американского корреспондента, оказавшего столь неоценимую услугу Америке.

Специальная агентура Геббельса

Те «избранники», которых германский министр пропаганды Геббельс принимал в своем личном кабинете, обычно более всего заинтересовывались небольшим аппаратом, сконструированным одной из германских телефонных компаний специально для Геббельса; это миниатюрный аппарат, посредством которого Геббельс может подключиться к любой телефонной линии и подслушать любой телефонный разговор как в самом здании, так и за его пределами. Нас с вами, читатель, в данном случае, однако, интересует не этот вид шпионажа. Нас не интересуют также те шесть возглавляемых Геббельсом управлений, которые дают ему власть над устной и печатной пропагандой, радио, прессой, кино и театром. Мы обратим свое внимание на седьмое управление — так называемое «управление контрмер».

В этом управлении сходятся отдельные нити пропаганды и шпионажа. Оно состоит не менее чем из 12 отделов, и было создано якобы для борьбы с так называемой «вредной иностранной пропагандой». Теперь оно работает в теснейшем сотрудничестве со Штабом связи, с одной стороны, с Розенбергом, Боле, Гиммлером и в особенности с Николаи, — с другой. 15 офицеров разведки военного министерства являются постоянными сотрудниками этого управления. По всей вероятности, число это с момента начала войны значительно увеличилось.

Здесь собираются все обзоры, составляемые из зарубежной информации. Сюда присылаются все важнейшие журналы, газеты и книги, причем многое передается через агентов или посылается на имя подставных лиц. После начала войны все это, вероятно, пересылается через Швецию или Швейцарию.

«Управление контрмер» имеет также свою картотеку, о которой мы уже говорили в связи с «Отделом Б» (бюро Риббентропа). По некоторым данным, это самая большая биографическая картотека в мире, значительно превосходящая даже картотеку Скотленд-Ярда. Выше мы уже упоминали о том, каким образом сведения, содержащиеся в картотеке, используются в целях шпионажа.

* * *

Геббельс жил в министерстве пропаганды вместе со своей женой Магдой. Общеизвестно, что начиная с 1934 года их отношения были далеко не идеальны. Даже в общественных местах между ними происходили весьма неприятные сцены настолько скандального характера, что однажды вынужден был вмешаться в это дело Гитлер. Чтобы отделаться от своей жены, Геббельс переселился на холостую квартиру в западной части Берлина, на Ранкештрассе. В Берлине известно также, что эту свою квартиру Геббельс использует для приема артисток либо кинозвезд, которые в тот или иной момент пользуются его расположением.

Однако эта квартира на Ранкештрассе используется и для иных целей.

Здесь Геббельс принимает знакомых, которых он не может или не хочет принять в обычном порядке в министерстве пропаганды. Здесь, например, он встречается с Винклером.

По всей вероятности, в Берлине не более 50 человек знают о том, кто такой Винклер. Одно время он был бургомистром какого-то маленького немецкого городка; примерно в 1925 году он приехал в Берлин и поступил в министерство иностранных дел. После захвата власти Гитлером Винклера официально изгнали оттуда. Однако это был только трюк, рассчитанный на обман общественного мнения; на деле Винклер продолжал свою работу, хотя делал ее на своей частной квартире.

Его задачей было «финансирование», иными словами, подкуп, иностранной печати.

В начале своей деятельности Винклер обратил внимание на газеты, издававшиеся на немецком языке в зарубежных странах. К 1937 году Геббельс при посредстве Винклера контролировал около 330 таких газет. В эту цифру не включено большое число швейцарских, эльзасских и чехословацких газет, частичным собственником которых удалось сделаться Винклеру.

На первый взгляд деятельность Винклера является пропагандой, но, как сказал однажды Геббельс полковнику Николаи, «трудно, в конце концов, установить, где кончается наша пропаганда и где начинается шпионаж». Нет сомнений в том, что Геббельс рассчитывал на дружественные связи с иностранными газетами как на средство превращения последних не только в рупор пропаганды, но и в орудие шпионажа. Газета ведь не только убеждает в чем-либо читателя. Она помещает и злободневную информацию и объявления. Газета располагает штатом репортеров, которые видят и слышат многое такое, что они не включают в свои статьи и заметки. Дружба с такими репортерами может весьма облегчить получение важных сведений. Необязательно вовсе, чтобы наиболее подходящим местом для такой «охоты» являлись редакции крупных столичных газет. Именно мелкие газетки и провинциальная пресса может служить отличным полем для такого рода деятельности; подкупленные репортеры охотно соглашались раскрыть большое количество известных им секретов в любой из ближайших пивных.

* * *

Боле и его АО в основном концентрировали свое внимание на немцах, проживающих за границей постоянно, или на матросах, совершающих частые рейсы в различные страны. Что касается лиц, только случайно совершавших поездки за границу или отправляющихся туда с туристскими целями, то их использование было возложено на Геббельса.

Основная задача Боле заключалась в сборе информации, присылаемой ему миллионами его сотрудников (как мы уже указывали выше, конкретные задачи ставились только в исключительных случаях).

Но Геббельс не удовлетворялся сведениями, которые сами шли ему в руки. Его теория шпионажа была полностью противоположна теории Боле. Наиболее ясно эта теория была сформулирована в его инструкциях по вопросу об организации иностранных радиопередач, изданных осенью 1936 года.

Геббельс полагал, что два профессиональных агента, обосновавшись в стратегически важных пунктах, могут добиться значительно большего, нежели сотни агентов Боле. Профессионализация его агентуры была весьма высокой. Так, в «Управлении контрмер» существовало специальное отделение, которое разрабатывало не только стандарты грима, но и стандарты ложных слухов и легенд, наиболее подходящих для ведения шпионажа в той или другой стране.

Это отделение вовсе не дублировало работу психологической лаборатории. Лаборатория изучала индивидуальные данные шпиона, в то время как отделение, подчиненное Геббельсу, устанавливало стандарты технического оснащения шпиона в целях обеспечения успеха.

Различие между этим типом шпионажа и предшествующим ему шпионажем индивидуальным заключается в том, что нынешние шпионы были лишены какой-либо инициативы. Они должны были неуклонно играть ту роль, какая была для них предопределена министерством пропаганды и, следовательно, наиболее подходила для данной цели, в данной стране и при данных обстоятельствах.

Многие гитлеровские агенты посылались за границу под видом специалистов по автомашинам. Действительно, огромное количество представителей германских автомобильных фирм буквально заполнило такие страны, как Польша и Чехословакия. Они открывали свои отделения повсюду, даже в маленьких городках, где в течение многих месяцев не продавали ни одной машины. Существовали также шпионы — представители кинокомпаний, которые предпринимали экспедиции для того, чтобы снимать либо документальные фильмы за границей, либо «психологические драмы», требующие производства натурных съемок. Так, например, одна кинофирма, которая должна была поставить «Робинзон Крузо», провела несколько месяцев на острове близ побережья Чили. Остров этот отличался не только изумительными природными красотами, но также и значительной стратегической важностью. Длительное путешествие всей труппы и пребывание на острове обошлись весьма дорого; тем не менее, картина никогда не была выпущена на экран.

В 1938 году германской кинофирме УФА было поручено заснять в Польше документальный кинорепортаж. Компания разослала съемочные группы, в течение ряда месяцев разъезжавшие по стране. Этот фильм также не увидел света. Однако Польше был посвящен другой фильм. Он был сделан режиссером Пабстом, в течение многих лет работавшим в Голливуде и Париже и прикидывавшимся противником Гитлера. Этот фильм назывался «Кампания в Польше» и демонстрировался Геббельсом в Скандинавии, Бельгии и Голландии для запугивания населения и правительств этих стран.

Наконец, Геббельс широко пользовался услугами артистов: от знаменитого сопрано, чья шпионская деятельность была разоблачена лишь недавно, и до маленьких певичек кабаре и второразрядных ночных клубов.

Существовал, к примеру, Дуисберг — управляющий берлинским музыкальным театром «Скала». Этот театр, огромный по размерам, напоминал в этом отношении чуть ли не Нью-Йоркский ипподром. Такого рода предприятие может успешно работать лишь при наличии международных связей; неудивительно поэтому, что с 1933 по 1939 год Дуисберг регулярно посещал Париж для просмотра и отбора новых артистов. В Париже он охотно показывал вырезки из эсэсовского органа «Дас Шварце Кор», который нападал на него за недостаточную «идеологическую» выдержанность; впоследствии выяснилось, что Дуисберг был шпионом, а вырезки являлись только маскировкой, производимой для облегчения его шпионской деятельности.

Назовем также директора одного из мюнхенских театров Фишера. Его театр музыкальной комедии завоевал известность в 1938–1939 гг., когда возобновил постановку оперетты «Веселая вдова», в которой с огромным успехом выступили американские балерины Марион Даниэльс и Мириам Верн.

Регулярные визиты Фишера в Париж казались весьма странными, поскольку никаких актеров Фишер не приглашал и поисками репертуарных новинок тоже не занимался. Большую часть своего времени он проводил в ночных клубах, где рассказывал своим театральным приятелям различные антифашистские анекдоты. Так удалось Фишеру прослыть антифашистом, и лишь значительно позднее было обнаружено, что Фишера «обслуживали» в ночных клубах Парижа не только владельцы и управляющие, но также официанты и гардеробщицы. Все они были большей частью белогвардейцами и находились в тесной связи с Берлином. Иначе говоря, и Дуисберг и Фишер выполняли работу курьеров, привозящих своим сообщникам новые инструкции.

Известна история трех немецких певиц, которые были арестованы в Антверпене за четыре дня до вторжения Гитлера в Бельгию. Эти красивые молодые женщины, бегло говорящие на многих языках, работали в течение нескольких месяцев в одном из самых фешенебельных ночных клубов города. Несмотря на то, что полиция внимательно за ними наблюдала, ничего подозрительного замечено не было. Когда же они были арестованы «на всякий случай», то так перепугались, что сразу сознались во всем: оказалось, что в течение ряда месяцев они передавали в Германию донесения о рейсах торговых судов по каналу Альберта… Обычно подобные девушки из кабаре даже не были немками. Геббельс предпочитал венгерок и югославок. Это в известной мере затрудняло установление факта их сотрудничества с немцами.

Геббельс не оставлял без внимания и цирки. Засылка агентов под видом цирковых артистов и обслуживающего персонала была особенно эффективной в Польше и Чехословакии. Ведь цирки, как правило, кочуют с места на место, и полиция обычно оставляет их в покое…

Официанты… профессора… преподаватели языков… домашняя прислуга…

Геббельс посылал на шпионскую работу в Англию и Голландию молодых девушек под видом официанток. С 1933 по 1939 год в Голландию прибыло более 20 тыс. горничных, а в Англию около 14 тыс. Англичане в скором времени стали относиться к ним подозрительно, но голландцы не сомневались в честности немецкой домашней прислуги. Простоватые голландцы были довольны тем, что эти девушки не развлекались легкомысленным образом, а проводили свои свободные вечера в таких местах, как, например, «Женская лига» в Утрехте. Там они танцевали, читали газеты и смотрели любительские спектакли. Разумеется, хозяевам было невдомек, что эта невинная «Женская лига» как раз и была шпионской штаб-квартирой…

Наконец, не следует забывать о корреспондентах германских газет, которые, разумеется, находились под руководством все того же министра пропаганды. Геббельс не посылал агентов, выдававших себя за журналистов. Он посылал действительных журналистов, которые действовали как заправские агенты.

В качестве одного из примеров можно привести поездку ответственного редактора органа Геббельса «Ангрифф» фон Берга, который в 1938 году совместно с группой специалистов отправился в Австралию, объездил всю страну, организовал штаб-квартиру шпионажа, установил контакт с японскими организациями и, вернувшись в Берлин, представил подробный доклад о своей поездке.

Или, скажем, Колин Росс, чья карьера началась в крупном издательстве Ульштейна. Незадолго до начала войны он путешествовал по США, фотографировал заводы и укрепления и исчез, когда американская разведка напала на его. В 1937 году в одном только Лондоне находилось более 100 германских журналистов, причем многие из них были высланы британской контрразведкой за пределы страны. В 1938 году в Дании находилось девять германских журналистов (там же был один французский и два английских корреспондента, американских же не было вовсе); немцы наблюдали за движением торговых судов, устанавливали секретные радиопередатчики и ночью сигнализировали с крыши домов германским кораблям.

* * *

Туристы… Деятельность туристов направлялась и регулировалась целым отделом. Отдел этот подчинялся также Геббельсу, но инструкции туристы получали обычно непосредственно от Германа Эссера.

Этот специальный отдел возник во время войны в Испании. Гитлер никогда не намеревался придерживаться соглашения о невмешательстве; он сразу же обещал Франко послать ему офицеров, солдат, летчиков и техников. Весь вопрос состоял в том, как это сделать возможно быстрее и безболезненнее, И здесь обратились к приближенному Гитлера Герману Эссеру. Он предложил посылать войска в Испанию в качестве туристов. Предложение было принято. И вот «германские туристы» направились в Испанию и облегчили в значительной мере победу Франко.

Эссер был одним из старейших гитлеровцев, одним из первых редакторов «Фелькишер беобахтер»; но он настолько скомпрометировал себя скандальными связями с женщинами, пьянством, темными делами, что стал неприемлем одно время даже для гитлеровской клики. И вот он вновь выплыл как начальник новосозданного «отдела туризма».

Начиная с 1936 года тысячи и десятки тысяч германских «туристов» стали наводнять все соседние с Германией страны. Страны эти вначале были очень довольны притоком денежных средств, ростом оборотов крупных отелей и туристских баз, испытывавших в ту пору немалые трудности. Как раз в эту пору нахлынули толпы немецких туристов, всегда имевших достаточно денег не только для уплаты по гостиничным счетам, но и для раздачи щедрых чаевых.

Все эти годы все шло, как по маслу, если не считать небольшого скандала, случившегося весной 1940 года, когда югославское правительство отказалось выдать визы для 15 тыс. германских туристов. Эссер лично вылетел в Белград, и югославы, в конце концов, были вынуждены отменить свое запрещение.

Кем были эти туристы? Страны, где они путешествовали, всегда узнавали об этом слишком поздно. Это были солдаты, инженеры, техники, это были шпионы. В их рюкзаках или чемоданах находились усовершенствованные фотоаппараты, мощные бинокли, радиопередатчики. Они путешествовали по Австрии и Чехословакии, Польше и Скандинавии. Они заполняли Балканы и Грецию. Весной 1940 года ввиду внезапного наплыва туристов-немцев количество носильщиков на железнодорожной станции в Афинах было удвоено. Так эти «туристы» путешествовали из одной страны в другую, всячески подготовляя в глубокой тайне предстоящее вторжение.

* * *

Наконец, радио, также попавшее в орбиту министерства пропаганды. Геббельс, вначале уделявший большое внимание этому делу, постепенно передал его в руки некоего Хадамовского, который до 1933 года занимал незначительный пост в германском радиовещании. С 1934 года Хадамовский стал начальником радиопропаганды как для самой Германии, так и для заграницы. Он особо интересовался возможностями использования радио в целях шпионажа. Ежегодно он проводил много недель в разъездах за пределами Германии, причем всегда путешествовал под чужим именем.

Хадамовский быстро понял, что радио может играть важную роль в области шпионажа лишь в том случае, если Германия будет иметь в своем распоряжении достаточное количество подготовленных радиотехников. Поэтому еще в 1934 году было издано постановление о том, что каждый молодой член гитлеровской партии, посылаемый за границу, должен пройти определенную техническую радиоподготовку. В городе Геттингене была создана радиошкола для членов Союза гитлеровской молодежи. Здесь изучалась постановка радиодела за рубежом.

Однако решающий шаг был сделан гитлеровцами после проникновения на иностранные радиостанции. С этой целью германская фирма «Телефункен», получавшая правительственную субсидию, рекламировала за границей строительство радиостанций по очень дешевым ценам. Впоследствии на этих станциях работали немецкие инженеры. В течение одного только 1936 года фирма «Телефункен» построила 14 станций в Греции, Болгарии, Бельгийском Конго, Аргентине, Афганистане, Сиаме, Китае и т. д. На всех этих станциях работали немцы. Фактически это была разветвленная шпионская организация, разбросанная по всему миру. Германские инженеры, работавшие на этих станциях, могли всякого труда посылать сообщения, которые принимались в Германии. С другой стороны, они же могли без особого труда вылавливать в эфире шифрованные сообщения, посылаемые из Германии по их адресу. Все дело было только в хорошем коде. Радио действительно предоставляло исключительные возможности для шпионажа. В прошлом агенты сносились друг с другом посредством объявлений в газетах. Радио произвело переворот в области шпионской связи. Германские шпионы должны были только настраиваться на определенную длину волны, чтобы получить нужные инструкции и данные. Они же могли передавать свои донесения, пользуясь установленным кодом.

Хадамовский использовал радиосеть в большой мере. Во время нападения Германии на Польшу, Норвегию, Голландию и Францию неоднократно обнаруживалось, что германские агенты заранее имели в своем распоряжении радиостанции. В Польше гитлеровцы построили даже несколько крупных станций и передавали на волне варшавского радио противоречивые сообщения, которые приводили в замешательство население и армию. Недавно в Англии были арестованы два шпиона, также имевшие маленькую радиостанцию. Нет сомнений, что германский шпионаж использует радио уже в течение многих лет.

В процессе своей деятельности Геббельс установил, что многие хорошие агенты работали впустую, так как пользовались приемами, уже разоблаченными и, следовательно, известными вражеской контрразведке. В связи с этим он составил «черные списки» запрещенных приемов, рассылавшиеся различным бюро и управлениям.

Школы шпионов

Штаб Генриха Гиммлера помещался в Берлине, в угловом доме № 77 на углу Принц-Альбрехтштрассе и Вильгельмштрассе. Здесь находились различные подотделы Иностранного инспекционного бюро.

Эти подотделы назывались территориальными бюро. До 1937 года таких бюро насчитывалось восемь; к началу 1939 года их стало двенадцать:

1. Скандинавия (включая Финляндию и Балтийские государства).

2. Франция.

3. Италия.

4. Балканы и Турция.

5. Швейцария, Венгрия, Чехословакия и Австрия (небезынтересно отметить, что две последние страны были в то время оккупированы; все же они рассматривались как иностранные государства и соответствующие им территориальные бюро продолжали функционировать).

6. Бельгия и Голландия.

7. Испания и Португалия.

8. Соединенные Штаты.

9. Центральная Америка и Панамский канал.

10. Южная Америка.

11. Великобритания (вся империя).

12. Дальний Восток.

Эти территориальные бюро подразделялись в свою очередь на секции, которых к началу 1939 года было более 880 (сколько-нибудь достоверные данные, касающиеся более позднего периода, отсутствуют).

Опасаясь деятельности вражеской контрразведки, Гиммлер, а также его ближайший помощник Гейдрих считали, что многим работникам берлинского штаба не следует знать больше, чем им положено. Поэтому гестапо все более и более усиленно стремилось децентрализовать свою шпионскую деятельность. После 1935 года отделения гестапо были рассеяны по всей империи. В эти отделения обычно являлись агенты, прибывающие из-за границы, и отсюда они могли отсылаться за рубеж. Такого рода отделения находились в Кельне, Гамбурге, Магдебурге, Дрездене, Мюнхене, Баден-Бадене и т. д.

Эти гестаповские центры обычно располагались в частных жилых домах. Комнаты здесь были небольшие, обставленные строго, просто, но со вкусом. В каждой комнате сидели два сотрудника. Один из них делал большую часть работы, другой же — обычно тяжеловесный, коренастый мужчина — почти ничего не делал. Он в основном нес охрану, применяя в то же время свою физическую силу для «извлечения» дополнительных сведений из посетителей, не желавших дать их добровольно. Остальная часть здания была заполнена картотеками и документами, в особенности подвал, где они были нагромождены до потолка. На всех окнах имелись решетки.

Существование этих отделений могло бы остаться тайной, если бы гестапо не совершило ошибку, которая заключалась в том, что сюда стали доставлять «преступников», вся вина которых заключалась в наличии… прабабушки «неарийского» происхождения». Многие из тех, кто входил в эти дома, никогда уже больше не возвращались. Таким образом, слава об этих домах пошла страшная, и гестаповцы сами себя разоблачили.

Гестапо имело также отделения и вне Германии. Обычно все такого рода зарубежные центры гестапо действовали под нейтральной, большей частью совершенно невинной вывеской. Чаще всего это было какое-либо мелкое предприятие, владелец которого являлся местным горожанином. Гестапо предпочитало мелкие пивные, бары, портняжные мастерские, бакалейные лавки и мелкие кинотеатры — короче говоря, места, куда, не привлекая чьего-либо внимания, люди могли приходить и откуда могли уходить в течение всего дня, а иногда даже и ночью. Подобные отделения гестапо имелись в Праге, Инсбруке, Лионе, Мехико-Сити, Токио, Роттердаме и во многих других городах.

Необходимо подчеркнуть, что нигде и никогда гестапо не стремилось действовать в огромных масштабах, как это некоторые утверждают. В течение многих лет каждый германский агент рассматривался обязательно как сотрудник гестапо. Это совершенно неверно. Численно Гиммлер имел значительно меньше людей за границей, чем, например, Геббельс, не говоря уже о Розенберге или Боле. Неверное представление о численности агентов гестапо за границей объясняется, вероятно, тем, что внутри Германии Гиммлер действительно располагал огромным количеством подчиненных. Однако какая-либо аналогия здесь неуместна, ибо не следует забывать, что агенты Гиммлера в самой Германии использовались в основном для полицейских целей и для контрразведки.

Согласно наиболее достоверным данным, к началу 1939 года число мужчин и женщин, действовавших по заданиям Гиммлера, не превышало четырех тысяч. Поскольку 1938 год считается годом наивысшей шпионской активности гестаповцев, то число это и на сегодняшний день вряд ли следует значительно увеличить.

Все эти люди получали специфические задания. В основном они работали для министерства иностранных дел, и в первую очередь для Риббентропа и Канариса. Они были квалифицированными шпионами, зачастую использовавшими уже от себя целый штат агентов, которых они вербовали в среде зарубежных немцев. В какой-то степени можно утверждать, что шпионы Гиммлера приближались к типу старых шпионов-одиночек.

Большинство этих людей приходило из «управления безопасности», находящегося в системе СС, и должно было обязательно пройти долгий и трудный путь обучения в шпионских школах.

* * *

В течение нескольких последних лет об этих школах много писалось, но большая часть написанного является лишь плодом фантазии. Согласно большинству описаний, школы шпионов — какие-то необычайные, чуть ли не романтические заведения. Много говорилось о классах, где обучаются всего лишь пять слушателей, причем все они якобы носят маски для того, чтобы при встрече не смогли узнать друг друга; о клятвах в сохранении тайны, подчинении приказам, вплоть до приказов, требующих убийства членов собственной семьи; о курсах по изучению сложных замков, по использованию микрофотоаппаратов и т. д.

Истинная картина значительно менее увлекательна, но зато более жизненна. Число обучающихся в школах сравнительно невелико; все они подготовляются для занятия руководящих постов, требующих умения применять личную инициативу в шпионаже. Обучаются не только немцы, но и иностранцы. Большая часть иностранцев, однако, в основном используется Гиммлером и военной разведкой. Допущение многих иностранцев в эти школы было произведено по приказу Гиммлера, который убедился в том, что немцы очень часто не усваивают психологию других народов, в то время как, скажем, румыны или болгары очень быстро приспособляются к новому окружению и новой обстановке. Наконец, назначение шпионских школ ни в коей мере не исчерпывается одним лишь обучением шпионов. Как мы увидим ниже, эти школы преследуют и другие цели.

Прежде всего, укажем на то, что школы эти не являются новостью. Их было много и в период первой мировой войны у французов, англичан и немцев. Новая германская школа шпионов (в дальнейшем я буду пользоваться этим условным термином) представляет собой синтез апробированных принципов старых шпионских школ и новейших методов разведки. Как уже было сказано, основное внимание шпионов в эпоху, предшествовавшую первой мировой войне, было направлено на добычу секретов генеральных штабов и донесений военных и морских атташе. Эти цели и методы уже были недостаточны в эпоху «тотальной войны»; и новые школы шпионажа призваны были обучать новым, современным дисциплинам. Если прежних агентов в основном обучали похищению секретных документов, то нынешних агентов уже необходимо было обучать искусству общения с видными людьми и влияния на них.

Шпионские школы были основаны на одном общем принципе, сформулированном профессором Гаусгофером. Заключался он в том, чтобы давать шпионам не общую подготовку, а тренировать их для борьбы с одним каким-либо определенным врагом, чьи сильные и слабые стороны заранее известны.

Подбор студентов производился с помощью специального обследования, помогающего выявить способности каждого лица, подвергающегося испытанию.

Учащиеся, которые успешно сдавали выпускные экзамены, посылались в школы руководящего состава. Здесь обучение велось по разнообразной программе, отнюдь не рассчитанной только на шпионаж. Однако не менее четверти всех учащихся (здесь их было около 4–5 тысяч) получали впоследствии задания по шпионажу. Высшую инспекционную власть над этими школами осуществлял Рудольф Гесс и его Штаб связи. Срок обучения в школах руководящего состава был равен четырем годам; однако же те, кого Штаб связи отбирал для шпионской работы, заканчивали обучение быстрее.

Они посылались в так называемую Высшую школу, находившуюся в Баварии. Эта школа представляла собой по существу научно-исследовательский институт, деятельность которого была посвящена зарубежным странам. Здесь обучались в основном только будущие шпионы. Они подробно знакомились здесь с «расовой биологией», изучали языки, особенности и обычаи различных наций, а также «геополитику». Все преподаватели иностранных языков здесь были иностранцами. Они не только учили языку, но также давали массу ценных сведений о тех или других странах.

Студенты этой школы периодически, на короткий срок посылались в один из заграничных университетов. Во время своего обучения в этом университете они должны были посылать ежемесячные отчеты с изложением своих наблюдений, а также устанавливать полезные связи. Таким образом, они получали возможность на практике демонстрировать свои способности.

* * *

Перейдем к вопросу об использовании иностранцев.

Начиная с 1934 года, в Германии было создано много лагерей туристского типа. Этими лагерями руководил Розенберг. Сюда и приезжали всякого рода иностранцы, которые были не прочь связать свою судьбу с гитлеровской Германией и служить ей в качестве шпионов. Поэтому «туристы» в этих лагерях также проходили курс обучения.

Кроме того, в Штутгарте ежегодно созывались конгрессы агентов Боле. Определенное количество специально отобранных участников этих конгрессов также проходило курс обучения, в основном построенный на вопросах шпионажа. Большинство из этих людей посылалось в «туристские лагери», где они встречались с их обитателями — также будущими шпионами. Обе группы проходили здесь специализированное обучение под руководством офицеров из военного министерства. По окончании обучения устраивались экзамены, обычно в присутствии нескольких экспертов из рейхсвера.

Отличившиеся на экзаменах посылались в Альтону (близ Гамбурга), где в 1935 году был создан специальный институт шпионажа, слушатели которого получали профессиональную подготовку: изучали азбуку Морзе, расшифровку, передачу сообщений. Одним из предметов обучения была тренировка памяти.

* * *

После окончания института все слушатели его распределялись среди организаций, руководимых Боле, Геббельсом, Розенбергом и Риббентропом. Перечисленные инстанции предпочитали шпионов-немцев; что касается военного министерства и гестапо, то они использовали как немцев, так и иностранцев. Иностранцы должны были обязательно принять германское подданство, причем в этом отношении ни для кого не делали исключения. Факт принятия немецкого гражданства сохранялся в строгой тайне для того, чтобы эти шпионы-иностранцы могли продолжать пользоваться своими паспортами.

Военное министерство и гестапо периодически посылали своих агентов в школы для повышения квалификации. Почти все эти школы, обучавшие военному шпионажу (за исключением двух), находились в окрестностях Берлина. Программа их была примерно аналогична программе начальных школ шпионажа, но срок обучения был здесь очень невелик — всего 6 месяцев: учитывалось, что слушатели имели уже немалую предварительную практическую подготовку.

Школы гестапо в основном находились в Рейнской области, на севере Германии. Курс обучения в этих школах продолжался девять месяцев, но и здесь бывали ускоренные выпуски. О самой программе этих школ ничего не известно. Можно предположить, что слушатели здесь получали окончательную техническую шлифовку.

В аппарате Гиммлера был еще один отдел, называемый «экспериментальным». Об этом отделе в немецкой печати еще ничего не сообщалось. Возглавляется этот отдел Теодором Габихтом, которому подчинен небольшой штат сотрудников, примерно в 12 человек. Отдел этот помещается в Берлине, на Турмштрассе.

В 1933 году Гитлер послал Габихта в Австрию для подготовки захвата этой страны. Габихт вскоре был выслан из Австрии, несмотря на то, что он был назначен пресс-атташе германского посольства.

После этого он обосновался в Мюнхене и занялся контрабандным ввозом оружия в Австрию и организацией террористических шаек. Габихт составил также «черные списки», куда вошли все деятели, боровшиеся против присоединения Австрии к Германии.

Постепенно Габихт исчез из поля зрения общественности, и кое-кто уже решил, что он попал в немилость за провал данного ему поручения в Австрии. На деле, однако, это не так. Габихту было предписано уйти в тень, с тем чтобы создать новый «экспериментальный отдел», во главе которого он сам был поставлен.

Неизвестно, продолжал ли Габихт после начала войны руководить этим отделом. Во всяком случае, незадолго до начала войны он орудовал еще на Турмштрассе.

Последние приготовления

Когда осенью 1937 года Гитлер сообщил генеральному штабу о том, что он намеревается вторгнуться в Австрию и присоединить ее к Германии, он встретил значительное противодействие группы видных офицеров. Решение Гитлера озадачило также разведку, самого полковника Николаи и его сотрудников. Ибо в то время германский военный шпионаж именно в Австрии действовал с наименьшим успехом и встречал исключительно смелое сопротивление. Как это ни странно, но сопротивление Австрии было сильнее сопротивления любой другой европейской страны, за исключением Англии.

Австрийская контрразведка стояла на страже. Вспомним хотя бы дело Дебруннера. Дебруннер был начальником шифровального отдела австрийского министерства иностранных дел. Самые секретные документы и сообщения проходили через его руки, в частности, письма Муссолини Дольфусу и позднее Шушнигу. Дебруннер был уже не молодым человеком, а свои способности он доказал еще в период первой мировой войны. Во время неудавшегося фашистского путча в Австрии 25 июля 1934 года и убийства канцлера Дольфуса он также был заключен в тюрьму агентами Берлина. Однако, несмотря на все угрозы, он упорно отказывался расшифровывать телеграммы, которые продолжали поступать в Вену. После подавления путча Дебруннер был провозглашен одним из самых верных и надежных офицеров австрийской армии, и ему были даны широкие полномочия.

И все же его поведение почему-то показалось подозрительным. Генерал Макс Ронге, начальник контрразведки, отличившийся в годы первой мировой войны и, между прочим, прославившийся тем, что лично разоблачил и арестовал русского шпиона полковника Редля, пристально наблюдал за Дебруннером. Вскоре Ронге получил доказательства того, что Дебруннер регулярно доставлял гитлеровцам важные государственные сведения. Этот «патриот» поддерживал связь с германской разведкой посредством писем, адресованных якобы его замужней дочери, которая жила в Мюнхене. Ронге доказал, что еще задолго до убийства Дольфуса Дебруннер был германским шпионом, и что его отказ помогать немцам во время путча был не более, как хитро разыгранный трюк.

Дебруннер был арестован, и таким образом одно из наиболее важных звеньев всей системы шпионской связи, налаженной Николаи, было утеряно.

Австрийская контрразведка действовала вообще очень находчиво и умело. В конце 1937 года Николаи решил взять под свое личное руководство всю организацию военного шпионажа в Австрии. Он послал ряд своих лучших агентов для установления отношений с «недовольными» военными. Германские офицеры стали регулярно посещать пограничные гарнизоны и города Австрии. С большим удовлетворением агенты Николаи обнаружили, что австрийская армия ни морально, ни технически не подготовлена к оказанию серьезного сопротивления. Впрочем, это не играло большой роли. Ибо германское вторжение состоялось бы все равно, независимо от степени подготовленности численно небольшой австрийской армии.

* * *

К этому времени Николаи закончил полную реорганизацию системы военного шпионажа. Основной идеей его новой системы был курс не на Добычу такого рода данных, как планы развертывания армий, чертежи и т. д., а на установление прочных связей со страной, где ведется шпионаж. Выше всего Николаи расценивал проведение статистических и научных исследований. Состояние вооруженных сил противника (особенно западных держав) тщательно изучалось в Берлине. Все недостатки в вооружении, равно как и в подготовке войск противника аккуратно фиксировались, Наиболее важной задачей научного шпионажа являлось составление вероятных стратегических планов врага, научное предсказание того, каким образом противник будет вести войну.

Еще 1 октября 1936 года ведущий германский военный журнал «Справочник современной военной науки» («Хандбух дер нейцейтлихен Кригсвиссеншафт») рекомендовал в качестве первоклассного источника военной информации литературу зарубежных стран. Действительно, надо сказать, что две книги, одна из которых была издана в Англии, а другая во Франции, оказали большую помощь германскому генеральному штабу. Первая была написана французским генералом Шовино и озаглавлена «Возможно ли еще вторжение?» Она была издана в 1938 году с предисловием маршала Петэна. Из этой книги офицеры германского генерального штаба могли заключить, что французы будут вести оборонительную войну, ибо они были убеждены в несокрушимости своих укреплений. Из предисловия Петэна немцам стало ясно, что руководители французской армии не имеют представления о так называемых операциях прорыва; что они совершенно недооценивают эффективность современного оружия и питают оптимистические иллюзии о полной своей безопасности при наличии мощных укреплений. Маршал Петэн дошел в своих утверждениях до того, что назвал колючую проволоку и пулеметы вполне достаточным средством предотвращения прорыва современных армий. Он писал: «Если весь театр действий оборудован препятствиями, то на Земле не будет сил, могущих сломить этот барьер, образуемый автоматическим оружием в соединении с заграждениями из колючей проволоки».

А генерал Шовино заявлял: «Расположив 2 млн. человек с соответствующим числом пулеметов на протяжении фронта в 250 миль, мы сможем удерживать германские армии в течение трех лет».

Германский генеральный штаб не мог и желать большего в смысле точного обнаружения французского плана войны. Зная этот план, они могли готовить собственную стратегию прорыва.

Другой книгой, которая содержала столь же важные и — если хотите — губительные сведения, была книга известного английского военного писателя Б.Х. Лиддел Гарта. Она называлась «Оборона Британии» и была издана незадолго до начала второй мировой войны.

Лиддел Гарт был советником британского военного министерства; в своей книге он привел свой же доклад о сущности британской стратегии, написанный по поручению этого министерства. Из доклада следовало, что британская сухопутная армия должна быть и впредь малочисленной и что Великобритания намерена лишь в очень ограниченных масштабах принимать участие в войне на континенте.

Содержание книги Лиддел Гарта специально обсуждалось Гитлером, Гессом, Николаи и рядом других руководящих офицеров генерального штаба. Это обсуждение происходило 25 июля 1939 года и продолжалось несколько часов. Согласно хорошо информированным источникам, немцы сделали из этой книги следующие выводы:

1. В настоящее время союзники не предпримут никакой наступательной войны против Германии.

2. Ни Англия, ни Франция не считают реальной возможность применения мотомеханизированных частей в сколько-нибудь значительных масштабах.

3. Французы и англичане не признают ценности воздушной разведки, и им понадобится длительный срок для того, чтобы исправить эту свою ошибку.

Следует признать, что немцы сделали правильные выводы из обеих книг. Нетрудно, таким образом, понять, почему, закрывая совещание, Гесс сказал: «Книга Лиддел Гарта необычайно важна для правильной оценки всей ситуации, и содержание ее найдет важное практическое применение…»

* * *

Как ни странно, но самым крепким орешком для германской военной разведки оказалась Австрия. В других странах все шло значительно проще. К январю 1938 года военное министерство разработало точный план действий. За Австрией шла Чехословакия, затем Польша; затем немцы должны были вторгнуться на Балканы, пройти в Грецию и в Турцию. Эти военные операции были уже подготовлены предварительными действиями шпионов.

Следовательно, очередной мишенью для шпионажа являлась Чехословакия. Здесь Николаи уже работал в течение долгого времени, и, если верить его заявлению, сделанному в декабре 1938 года, для него в этой стране уже вообще не существовало каких-либо неизвестных ему секретов.

Его агенты действовали с несколькими целями. Не без некоторого успеха они пытались ухудшить моральное состояние армии, разжигая антагонизм между народами, проживающими в Чехословакии. Гитлеровцам удалось даже завербовать двух преподавателей военной академии. Все планы укреплений, расположенных в районе между Прагой и германской границей, находились в руках немцев. По заявлению Николаи, расположение шлюзов и всякого рода препятствий, которые должны были преградить путь через Эльбу, также было ему известно. Более чем за год до Мюнхенского сговора тот же Николаи снабдил судетских немцев, занимавшихся сельским хозяйством, деньгами для того, чтобы они строили новые сараи, используемые в качестве складов боеприпасов и оружия.

Немалая шпионская работа была проделана в Польше, где, несмотря на существовавший польско-германский договор о дружбе, она проводилась согласно плану, начиная с 1933 года. В 1936 году в Померании Николаи организовал лагерь Руммельсбург, где он готовил от двух до четырех тысяч будущих шпионов и террористов против Польши. После окончания курса обучения все они направлялись непосредственно в Польшу.

В самой Варшаве Николаи имел ряд агентов, которые наблюдали за польским военным министерством. Николаи сумел заслать нескольких своих людей в польский генеральный штаб. Он был достаточно опытен для того, чтобы не использовать этих людей до начала войны. После начала войны они оказали Германии немалую услугу, ибо информировали немцев о каждом намерении польского штаба.

Задолго до начала второй мировой войны руководство военным шпионажем в Польше было возложено на полковника Герстенберга — военного атташе германского посольства в Варшаве. В его подчинении находились еще два атташе: Эвальд Крюммер и Г. Штрубе.

Успех гитлеровцев не был все же полным. Время от времени польская контрразведка нападала на след германских шпионов. Так, например, поляки арестовали шпиона по имени Балдыга, который однажды бежал из польской тюрьмы. Его арест повлек за собой арест официального сотрудника польского военно-географического института некоего Решка. Полякам удалось также раскрыть большое число складов оружия, устроенных немцами в церквах; они раскрыли также несколько шпионских штаб-квартир. Все же следует отметить, что подавляющая часть всего того, что было раскрыто поляками, обнаружилась слишком поздно. Германской разведке удалось наладить особую систему, пользуясь которой агенты Николаи могли сигнализировать во время войны германским летчикам. Была разработана система сигналов, ясно видимых с воздуха; речь шла об особом расположении стогов сена, скашивании определенной части поля, согласно точным рисункам (см. схему), установленной окраске крыши и подаче световых сигналов.

Наступающие германские войска узнавали германских агентов по следующим знакам:

1. Красная повязка с большим желтым кругом в середине.

2. Светло-голубая нарукавная повязка с желтой точкой в центре.

3. Светло-коричневый или серый комбинезон с изображением желтой гранаты на воротнике или рукаве.

Фактически вся подготовительная работа в области шпионажа была до последних мелочей проделана еще до войны. В связи с этим напомним, что когда Германия начала войну, то в стране был издан декрет, запрещающий принимать на военную службу даже немцев, проживающих в нейтральных странах; этот декрет был продиктован боязнью разоблачить хотя бы некоторые детали, касающиеся деятельности разведки и системы шпионажа.

Что касается подготовки морских «охотников», то она была проведена лишь ценой больших затрат и с огромными трудностями. С самого начала было ясно, что создание баз с горючим для таких кораблей, как «Граф Шпее» и «Бисмарк», может быть осуществлено только тайно. И все же еще задолго до войны эта подготовка была закончена в Испании, Мексике и на южноамериканском побережье.

Была также проделана вся подготовительная работа для вторжения в Голландию. Захват моста Мурдейк, произведенный германскими солдатами, одетыми в голландскую форму, видимо, был идеей Николаи или одного из его сотрудников. То же самое относится к тайному перевозу солдат, размещенных в трюмах барж на Рейне.

Одним из видов разведки, в совершенствовании которого немцы тренировались годами, была воздушная разведка. К удивлению немцев, союзники не имели никакого о ней представления; зато у немцев она была настолько тщательно организована и так широко поставлена, что с самого начала войны каждый клочок французской территории, на которой развертывались военные операции, находился под постоянным наблюдением германских летчиков. Центры военной промышленности, французские воздушные базы, железнодорожные линии, передвижение войск за линией фронта — все это было объектом воздушного наблюдения, причем данные этого наблюдения немедленно передавались по радио в штаб.

Система воздушного шпионажа делилась у немцев на три разряда. Существовала так называемая оперативная воздушная разведка, обязанная наблюдать за промышленными и транспортными центрами противника и его военной организацией. Был и другой вид разведки, назначение которой состояло в наблюдении за развертыванием войск противника. Наконец, особой разведке поручено было обнаружение артиллерийских позиций и укреплений. Действия немецкой авиаразведки облегчались, в частности, тем обстоятельством, что воздушные силы союзников в то время уступали германским.

* * *

Когда началась вторая мировая война или, точнее говоря, в ночь с 1 на 2 сентября 1939 года, в военном министерстве Франции шли непрерывные совещания и заседания. Во всех окнах был виден свет; наиболее важные из этих совещаний, конечно, происходили в личных кабинетах премьера и военного министра Эдуарда Даладье. Он совещался с генералом Гамеленом и членами генерального штаба, с министром иностранных дел Жоржем Бонне и другими министрами. Главнокомандующий Гамелен заявил на этом совещании о своем намерении вторгнуться в Италию без объявления войны. План, конечно, был разработан много лет назад генеральным штабом Франции. Однако заговорил о нем открыто впервые Гамелен. Бонне отчаянно запротестовал. Но у Гамелена были сильные доводы. Он заявил, что если учесть наличие линии Зигфрида, усиленной чешскими орудиями, то единственным путем для прямой атаки на Германию, особенно пока Гитлер еще занят в Польше, является вторжение через Италию. Что касается итальянской армии, то Гамелен отозвался о ней весьма невысоко. Он заявил, что уверен в быстрой победе над Италией и что, бесспорно, в течение короткого срока французам удастся овладеть Бреннером. Помимо этого, Гамелен заявил, что Муссолини рано или поздно выступит на стороне Гитлера и что, следовательно, Франция обязана предупредить события.

В этот момент на сцене появился глава 2-го бюро полковник Гоше. Точнее говоря, он появился в приемной и настоял на том, чтобы Даладье немедленно вышел к нему, так как им получены чрезвычайно важные новые сведения. Затем он вручил Даладье пачку телеграмм.

Французский премьер прочел телеграммы, изумленно взглянул на полковника и спросил:

— Все это совершенно достоверно?

— Мои данные взяты из весьма надежного источника, — ответил Гоше.

Документы, предъявленные Даладье, являлись будто бы копиями телеграмм, которые Муссолини лично направил своим послам в Лондон и Париж. В этих телеграммах говорилось, что Муссолини не согласен с внешней политикой своего зятя Чиано и что он не желает участия Италии в начавшейся войне. Читая между строк, можно было предположить, что Муссолини намерен водить за нос Гитлера возможно дольше с тем, чтобы в последний момент остаться нейтральным.

Даладье возвратился на заседание. Если раньше он еще колебался, то сейчас он твердо заявил Гамелену, что не одобряет его плана.

Спустя четыре недели у Даладье появились кое-какие сомнения. Однажды, принимая итальянского посла, он неожиданно задал ему вопрос, связанный с секретными телеграммами Муссолини. Посол даже не понял этого вопроса. Стало ясно: либо перед Даладье стоял исключительно ловкий актер, либо же пресловутые телеграммы вообще никогда не посылались. В конце концов, Даладье решил, что итальянский посол не был хорошим актером.

Когда Даладье известил полковника Гоше о том, что он считает телеграммы Муссолини поддельными, во 2-м бюро произошло некоторое замешательство. Гоше немедленно начал расследование.

Оказалось, что источник получения телеграмм был вовсе не таким достоверным, как это казалось полковнику Гоше; выяснилось, что два французских агента, добывших эти телеграммы, получили их кружным путем от сотрудника германского посольства в Швейцарии, уверявшего, что они получены непосредственно от личного секретаря Муссолини. В конце концов, после тщательной проверки было обнаружено, что сотрудник германского посольства, о котором идет речь, — не кто иной, как Фриц Видеман, личность, весьма известная во 2-м бюро. Несколько лет назад Фриц Видеман покинул Германию под видом беженца, не желающего находиться под властью Гитлера; затем он поступил во Франции в иностранный легион, а еще позднее был в качестве агента 2-го бюро послан в Швейцарию. Вскоре, однако, 2-е бюро узнало, что Фриц Видеман работал не на Францию, а на немцев. Тогда 2-е бюро поспешило избавиться от него еще до того, якобы, как он успел принести Франции какой-либо серьезный вред.

Все же вред, нанесенный Видеманом, был достаточно серьезен. Фриц Видеман был трудолюбив и изобретателен; он имел достаточное количество связей и добыл достаточное количество адресов для того, чтобы успешно провести всю эту махинацию с «телеграммами Муссолини». Гитлеровские агенты подделали телеграммы и притом не потрудились даже оповестить того, кто вскоре стал союзником Германии.

* * *

Однако подобного рода сногсшибательные эпизоды являлись скорее исключением, чем правилом. Обычные акты крупного шпионажа отличаются простотой проведения.

В январе 1940 года германский самолет приземлился на бельгийской территории. Летчик заявил, что он потерял ориентировку в тумане. При нем были найдены важные документы; он пытался их сжечь, но бельгийские власти предупредили эту попытку. Документы указывали, что немцы готовились к вторжению в Бельгию. Англо-французское командование было немедленно поставлено в известность, и давно подготовленные оборонительные меры были осуществлены. Однако сделано это было впустую. Никакого вторжения в течение ближайших недель не последовало.

Пресса и общественность не могли понять, в чем же тут дело. Казалось удивительным, что германский летчик, да еще со столь важными документами, мог так легко заблудиться. В действительности все это оказалось тонкой провокацией; вынужденная посадка была инсценирована: немцы попросту подослали нужные документы в руки союзников для того, чтобы спровоцировать британские и французские войска выйти на бельгийскую границу и занять свои боевые позиции. Тогда немцы, используя свои разведывательные самолеты, произведут фотосъемки, и германское верховное командование получит полное представление о дислокации союзных войск в момент германского вторжения в Бельгию.

Все это было достигнуто в действительности. Из фотоснимков немцы установили, что основная масса англо-французских войск располагалась на севере, вдоль побережья. Следовательно, было ясно, что союзники планировали проведение контрманевра из Северной Франции в Северную Бельгию. В ходе операций центральный французский сектор, между линией Мажино и побережьем, т. е. сектор Седана, прикрывался лишь незначительными силами.

10 мая 1940 года немцы и начали свое наступление мощной атакой, стремясь убедить союзников в том, что главный удар будет нанесен по Северной Бельгии. Союзники, согласно своему плану, концентрировали свои силы на севере. Что касается сектора Седана, то здесь силы союзников были сравнительно слабее; спустя три дня немцы именно в этом секторе и прорвались. Большая часть союзных армий попала в ловушку; союзный фронт был разрезан, и северные армии окружены.

Для достижения этой победы понадобился совершенно новый прием в шпионаже, обезоруживающий одновременно своей продуманностью и своей простотой.

Часть четвертая. Разгром

Друзья мсье Бонне

28 июня 1939 года премьер-министр Даладье произнес в палате депутатов в высшей степени сенсационную речь, о содержании которой даже его коллеги по кабинету не имели ни малейшего представления.

Премьер-министр говорил: «Мы являемся свидетелями того, как в нашей среде шла возмутительная пропаганда, истоки которой — сейчас я твердо убежден в этом — свое начало берут за границей. Целью этих действий является уничтожение единства Франции».

«Мы смогли начать расследование и обнаружить кое-какие следы. Но мы уже сейчас совершенно убеждены, что налицо попытка опутать Францию сетями интриги и шпионажа.

Я не желаю преувеличивать. Но я не хочу, с другой стороны, и умалять всей серьезности положения, ибо считаю, что лучше заявить стране всю правду».

Затем премьер сообщил, что за несколько часов до того, как он начал свою речь, в стране были произведены аресты. Установлено, что аппарат германского шпионажа во Франции оказался значительно более мощным, чем он предполагал; отныне — уверял Даладье — будут приниматься строжайшие меры предосторожности.

Спустя несколько часов после его речи затаивший дыхание народ узнал имена замешанных в дела о шпионаже. Это были: Алуа Обен, редактор «Тан»; Пуарье, издатель газеты «Фигаро»; Гастон Амурель, официальный стенограф сената. Все эти арестованные были доставлены в военную тюрьму на улице Шерш Миди и, следовательно, они находились в распоряжении военного министерства или, точнее, 2-го бюро.

2-е бюро наконец-то взяло инициативу в свои руки. За 24 часа до речи Даладье полковник Гоше и его два помощника — Перье и Новар — посетили премьера. Угрожающим тоном полковник попросил немедленной аудиенции.

Премьер, который недолюбливал Гоше, нервно заявил, что у него сейчас нет времени.

— Дело срочное, — сказал полковник. — Мой долг, господин премьер, заявить вам, что если вы немедленно не примете решений по вопросу, о котором я пришел вам доложить, то я сразу подаю в отставку. Речь идет о сохранении независимости государства.

Премьер побледнел, и гримаса недовольства застыла у него на лице. Он даже не предложил офицерам сесть, но полковник опустился в кресло и открыл один из принесенных портфелей.

И вот перед глазами растерянного премьера развернулась страшная картина. Он узнал историю деятельности баронессы фон Эйнем, очаровательной, прекрасной и богатой германской шпионки.

История начиналась с Фернана де Бринона; Даладье, конечно, знал о том, кем был Фернан де Бринон. Он был журналистом, часто ездившим в Берлин, и, в конце концов, стал берлинским корреспондентом французской газеты, которая финансировалась крупной стальной и угольной промышленностью Франции и служила ей верой и правдой. Он стал одним из наиболее видных участников франко-германского комитета, который вначале был распущен Гитлером, а затем восстановлен им же. Имя его как журналиста стало хорошо известно начиная с 1933 года, ибо он был первым французом, интервьюировавшим Гитлера.

Это были общеизвестные факты. Но было далеко не общеизвестно — даже 2-е бюро узнало об этом только в конце 1938 года, — что де Бринон получал огромные деньги от Геббельса. Миллионы франков распределялись им между французскими журналистами и владельцами газет для обработки общественного мнения в духе, угодном Берлину. Это стало известно в 1938 году, когда предпринять что-либо серьезное было уже слишком поздно.

Следующим был Отто Абец, руководитель франко-германского комитета, который довольно часто встречался с де Бриноном.

Отто Абец был значительно моложе де Бринона. Он потерял отца в первую мировую войну; в молодости ему жилось нелегко, пока он не стал учителем рисования в провинциальной средней школе; он всегда имел склонность к французской культуре.

В фашистский лагерь он перешел сравнительно поздно. Членом гитлеровской партии он стал только после 1933 года. И сразу же скромный учитель рисования поселился в элегантной берлинской квартире; у него появились деньги, он завел автомобиль. Правда, он все еще интересовался французской культурой, но сфера его интересов коренным образом изменилась.

В 1935 году Абец переехал в Париж. Он часто посещал аристократические салоны, где встречался со многими писателями и кинорежиссерами. Он располагал крупными средствами и всякого рода возможностями: так, он устраивал перевод на немецкий язык произведений знаменитых французских авторов, помогал французским дельцам завязывать выгодные связи с Германией, устраивал французским журналистам интервью с руководителями «Третьей империи».

Баронессу фон Эйнем, прекрасную, элегантную молодую женщину, де Бринон встретил во время одного из своих посещений Берлина. Вскоре баронесса переехала в Париж. Она сняла квартиру в роскошном отеле. Прекрасно владея французским языком, она вскоре прочно обосновалась в ряде салонов. Здесь она часто встречала Отто Абеца и весьма сдружилась с ним. Что касается де Бринона, то она вновь встретилась с ним на приеме в июне 1937 года. Оба сделали вид, что совершенно не знают друг друга.

Вскоре, однако, дружба вновь разгорелась. Де Бринон часто встречался с баронессой. И поскольку он сам был журналистом, то весьма естественно, что и она также встречалась со многими влиятельными журналистами. У баронессы было много друзей в кинопромышленности. У нее были также крупные деньги; поэтому ей пришла мысль о покупке небольших кинотеатров. Сделки эти от ее имени производил Обен. Он купил несколько десятков театров. У Пуарье неожиданно оказалось достаточно денег для создания новой кинокомпании. Эта кинокомпания должна была производить фильмы, которые служили бы делу укрепления дружбы Германии с Францией. Он также готов был ассигновать крупные суммы для финансирования сети радиостанций.

Быть может, самым интересным знакомством баронессы был Гастон Амурель, официальный стенограф сената. Он был одним из немногих людей, могущих заполучить в свои руки протоколы секретных заседаний сенатской военной комиссии.

Алиурель как раз и получил за эти протоколы от баронессы 400 тыс. франков.

Долгое время никто ни о чем не подозревал. В конце концов, баронесса была такой милой молодой женщиной, и право же она не интересовалась ничем, кроме кино. Может быть, она сама хотела стать кинозвездой.

Полковник Гоше известил Даладье о тесном сотрудничестве Обена и Пуарье с германской торговой палатой в Париже; всего лишь две недели назад они представили в торговую палату пространный список тех, кого они называли «надежными французами»; это были жители пограничных районов, на которых можно было положиться в том смысле, что они готовы были в нужный момент работать на Германию.

Даладье был поражен. Он узнал, что Гастон Амурель давно уже передает протоколы секретных заседаний сенатской военной комиссии в руки германских агентов.

— Нанесенный вред, — закончил свой доклад полковник Гоше, — трудно исчислить. Мы можем быть уверены, что Берлин располагает всеми важнейшими данными, касающимися нашей артиллерии, противотанковых пушек, наших авиационных баз. Нам придется все переделать. Весь вопрос заключается в следующем: хватит ли у нас времени?

Полковник кончил, еще раз пригрозив отставкой, если Даладье немедленно не примет мер.

Даладье принял меры.

Баронесса фон Эйнем не была арестована. Ей удалось бежать в Германию. 2-е бюро впоследствии получило сведения о том, что она казнена. Быть может, Берлин считал ее виновной в раскрытии всего заговора?

Каким образом ей удалось бежать? Премьер заверил 2-е бюро, что он никому ни слова не скажет о намеченных арестах, не исключая даже и своих коллег по кабинету. И Даладье никому ничего не сказал. Быть может, однако, весь его разговор с полковником Гоше был подслушан и немедленно доложен одному из членов кабинета, Жоржу Бонне, министру иностранных дел? По крайней мере, так считает 2-е бюро.

2-е бюро, разумеется, много дней следило за баронессой фон Эйнем. Это не помешало ей спустя несколько часов после беседы полковника с премьером поспешно покинуть свою квартиру. Она взяла такси и поехала в отель «Скриб», где вошла в бар. В баре она встретила мадам Бонне, с которой была дружна. Женщины выпили по коктейлю и расстались.

Баронесса снова взяла такси и поехала на аэродром Ле-Бурже. Там она держала свой личный самолет, охранявшийся полицией. Он уже в течение многих месяцев находился под охраной по приказу того же министра Бонне. Личный самолет баронессы был вскоре готов к отлету, и баронесса улетела в Германию.

Примерно в то же время Париж покинула еще одна женщина. Ее настоящее имя было Элизабет Бютнер. Много лет назад она была личным секретарем Юлиуса Штрейхера — известного нюрнбергского апостола антисемитизма. Последние 16 месяцев она была в Париже и работала на гестапо. Подобно баронессе фон Эйнем, она была очаровательна, смела и весьма богата. Она действительно была настолько богата, что смогла выйти замуж за знатного обедневшего француза, получив тем самым французское гражданство, которое значительно облегчало ей всю ее деятельность.

Она тоже как будто была близка к мадам Бонне. Но если баронесса действительно нравилась жене министра, то с Элизабет Бютнер она поддерживала отношения, пожалуй, против своей воли. Казалось — и у многих людей сложилось такое впечатление, — что эта женщина, агент гестапо, имела над ней какую-то власть.

Как бы то ни было, но 2-е бюро, которое следило и за Элизабет Бютнер, знало, что она видалась с женой министра почти сразу же после беседы Даладье с полковником Гоше. Встреча их была короткой. И лишь после этой встречи мадам Бонне поехала повидать баронессу фон Эйнем и, быть может, предупредить ее кое о чем.

Что же касается Элизабет Бютнер, то агенты 2-го бюро потеряли ее из виду сразу же после того, как она вошла в дом Бонне. Возможно, что она скрылась, воспользовавшись каким-либо боковым выходом. Так или иначе, но она исчезла.

Пособничество бегству иностранного шпиона, а в данном случае даже двух иностранных шпионов — такое обвинение весьма серьезно, особенно если оно выдвинуто против министра иностранных дел.

Впрочем, это был не первый случай, когда Бонне действовал в пользу Германии. В Париже, между прочим, была весьма популярна такая злая шутка: «Слыхали, наш министр иностранных дел получает деньги также и от Франции?»

К середине 1939 года стало довольно широко известно, что Бонне является одним из главных виновников создавшегося для Чехословакии отчаянного положения. Это он заставил Прагу принять англо-французские предложения и отказаться от Судетской области, где находились основные государственные оборонительные сооружения Чехословакии. В критические часы он скрывал все срочные телеграммы из Праги и не консультировал их со своими коллегами. И когда один из них, Поль Рейно, запротестовал, Бонне осмелился утверждать, будто Прага просила нажать на нее и заставить ее капитулировать, чтобы таким путем сохранить свой престиж в глазах чешского народа.

Это он, Бонне, вскоре после Мюнхена подготовил почву для заключения десятилетнего договора о дружбе и мире с Германией. И когда через месяц Эррио выступил с речью, в которой критиковал некоторые действия Гитлера, Бонне позвонил германскому послу в Париж и просил его не обращать на это выступление никакого внимания; сотрудничество Франции с Германией, — заверял он, — будет продолжаться беспрепятственно, о чем он договорился с Риббентропом.

На все выпады со стороны сотрудников-министерства иностранных дел и обвинения в недостойном поведении Бонне отвечал лишь приятной улыбкой и заверениями в том, что первой его заботой является мир. Какое, однако, отношение имела защита мира к визитам в «Коричневый дом» в Париже, нанесенным совместно с Риббентропом во время пребывания последнего во Франции? Бонне отлично знал, что «Коричневый дом» является центром германского шпионажа во Франции, поскольку 2-е бюро дало ему необходимые сведения об этом. И это его также не остановило.

Ему также было известно и подлинное лицо Фернана де Бринона. В октябре 1938 года 2-е бюро вручило всем членам кабинета досье, содержавшее самые точные обвинения против де Бринона. И все же весной 1939 года Бонне послал этого проходимца в Берлин для ведения переговоров с Герингом; этот посланец должен был уверить Геринга в том, что дни существования демократической Франции уже сочтены и что он, Бонне, совместно с Даладье позаботятся о том, чтобы установить тоталитарную форму правления, уничтожить свободу печати и парламент, обеспечить тесное сотрудничество с Германией. Все это стало известно из уст французского посла в Берлине Кулондра, который почувствовал себя обиженным не тем, что сказал де Бринон, а тем, что Бонне не доверил ему, Кулондру, вести переговоры с Герингом. Французский министр иностранных дел действовал так, как если бы он был германским министром иностранных дел. Для такого поведения, впрочем, у него были веские причины.

Многие бывшие друзья Бонне — среди них видные государственные деятели, писатели, музыканты и т. д., — находящиеся сейчас в Америке в качестве эмигрантов, многократно заявляли, что они не могут поверить тому, что Бонне предатель; некоторые из них признают, что он действовал близоруко, даже глупо, но утверждают, что им руководило якобы желание обеспечить для Франции мир любой ценой. Эти люди подчеркивают, что никогда не был доказан факт предательского поведения Бонне.

Между тем факт этот был доказан. Но неопровержимые данные попали в руки 2-го бюро только к концу 1939 года. Вернемся к знаменитому делу Ставиского, разыгравшемуся в 1934 году. После мнимого самоубийства этого мошенника начался солидный скандал, и было обнаружено, что многие высокопоставленные лица получали деньги за «устройство» различных темных дел.

После бурных волнений, охвативших Париж, все, в конце концов, улеглось.

Одним из видных людей, получивших деньги и замешанных в деле Ставиского, был Бонне. Он получил чек на круглую сумму. История французских скандалов показывает, что такого рода чеки обладают неприятной особенностью: неожиданно выплывать спустя много лет после того, как деньги уже были получены. Чек на имя Бонне оказался в руках у Альбера Дюбарри, служившего немцам. За значительную сумму он продал чек Берлину. Теперь чек уже находился у Геббельса, и, следовательно, Бонне был в руках у Гитлера.

Первым лицом, приехавшим в Париж с фотокопиями чека, была Элизабет Бютнер. С помощью такого грозного оружия ей удалось без труда заручиться сотрудничеством супругов Бонне. В течение всего времени, вплоть до момента поспешного отъезда баронессы фон Эйнем и Элизабет Бютнер из Парижа, они прибегали к этому методу откровенного шантажа. И даже после их отъезда Жорж Бонне должен был делать то, что ему приказывал Берлин. Вот почему он так энергично протестовал против предложения Даладье о высылке Отто Абеца, который, без сомнения, был главой германского шпионажа во Франции, но не мог быть арестован как дипломат, пользующийся неприкосновенностью. И лишь после того, как журналист и политик Анри де Кериллис открыто атаковал Абеца и опубликовал ряд весьма красноречивых материалов, которые поставили Бонне в безвыходное положение, было объявлено, что Отто Абец выслан. В действительности этого не случилось. Беседуя с германским послом, Бонне мельком спросил, правда ли, что Абец на короткое время покидает Париж? Он даже устроил для некоторых своих интимных друзей прощальный обед в честь человека, который в то время был уже разоблаченным германским шпионом. Одним из присутствовавших на обеде был Гастон Анри-Эй, бывший тогда мэром Версаля, а затем послом Франции в США.

Бонне никогда не прекращал работать на немцев, даже во время войны. Это он намекнул Фернану де Бринону вскоре после начала войны на то, что ему необходимо покинуть Париж и уехать в Брюссель. Он же позднее известил де Бринона о том, что можно возвращаться назад. Все эти намеки Бонне делал с такой легкостью еще и потому, что вскоре после начала войны был переведен из министерства иностранных дел в министерство юстиции. На своем новом посту он мог требовать докладов обо всех скомпрометированных лицах, мотивируя это необходимостью подготовлять против них процессы. Заметим, что когда Бонне покинул министерство иностранных дел и переехал в министерство юстиции, он захватил с собой ряд личных дел. С тех пор дела Абеца, де Бринона, баронессы фон Эйнем и многих других не могли быть обнаружены.

Лишь в конце 1939 года 2-е бюро установило, в чем секрет влияния Гитлера на Бонне. Одному из французских агентов в Берлине рассказали историю с чеком Бонне, находящимся у гитлеровцев. К тому времени в самом Берлине многие уже знали об этой истории, поскольку Бонне уже больше не мог быть полезным немцам.

Почему же премьер Даладье не стал действовать немедленно по получении от 2-го бюро данных об истинном лице Бонне? По всей вероятности, он считал, что страна, ведущая войну, не может позволить себе пойти на такой страшный публичный скандал: увидеть своего министра юстиции арестованным и судимым в качестве прямого пособника вражеских шпионов.

Париж — шпионский центр

Незадолго до начала второй мировой войны 2-е бюро, наконец, получило свободу рук в отношении адвоката Роса из Эльзаса. Он был арестован, судим как германский шпион и казнен в январе 1940 года. Рос работал для германской разведки в течение многих лет. Долгое время он находился под подозрением у 2-го бюро, хотя неопровержимых доказательств его виновности еще не было. И лишь в 1938 году эти доказательства были получены после того, как в собственную контору Роса были засланы два агента 2-го бюро. Это было запоздалое разоблачение, ибо Рос уже в течение ряда лет снабжал немцев сведениями о линии Мажино и особенно о новых сооружениях в Эльзасе, произведенных за год до войны.

Арест Роса привел к ряду новых разоблачений. По некоторым документам Роса был произведен обыск у аббата Браунера, главного библиотекаря и хранителя архивов города Страсбурга. Во время обыска аббат стоял с обиженным лицом и удивленным видом. Наконец, он попросил разрешения выйти на минуту из комнаты. Разрешение ему было дано, но последовавший за ним детектив сумел вовремя изъять у него некоторые бумаги, которые он пытался уничтожить. Они говорили о том, что сам Браунер и некоторые другие лица, в том числе и аббат Траутман, имели крупные денежные вклады в банках Швейцарии.

Вклады были обследованы, и оказалось, что с этих текущих счетов некоторые люди регулярно получали крупные суммы.

Одним из них был Виктор Антони (из Лотарингии), известный в качестве ярого сепаратиста. Антони издавал газету, которая вряд ли могла обеспечить ему очень большой доход. Тем не менее, в течение многих лет он жил роскошно; он построил себе дом и, казалось, никогда не нуждался в деньгах. На допросе он цинично признался, что получал деньги от немцев, но добавил, что не он один делал это.

Он действительно был не один. Вторым был Марсель Штюрмель. До мировой войны 1914–1918 гг. он служил младшим офицером в германской армии, надеялся сделать карьеру и горько разочаровался, когда после войны Эльзас-Лотарингия была возвращена Франции. Однако нечто вроде карьеры он все же сделал. Он стал членом палаты депутатов и заработал много денег. Каковы были источники его богатства? Конечно, речь шла не о его маленькой газетке, которая в течение ряда лет была почти откровенно антифранцузской.

Обе газеты, как Антони, так и Штюрмеля, печатались в известной типографии Жозефа Росса. Росс, самый видный человек в Эльзас-Лотарингии, был председателем «Народного союза эльзасских республиканцев», наиболее ярой сепаратистской партии в Эльзас-Лотарингии. Он был владельцем газетного треста, объединявшего группу ежедневных газет, распространявшихся по всему пограничному району. Он имел капиталы в нескольких банках. У него были большие землевладения. Он был собственником нескольких вилл. И, конечно, он был членом парламента.

Все же его прибыли ни в коей мере не соответствовали масштабам его богатства. Откуда же в таком случае он получал деньги? Профранцузская демократическая пресса Эльзас-Лотарингии задавала этот вопрос в течение ряда лет, нападала на него, нападала на Антони и Штюрмеля. Но эти атаки оставались безуспешными. Вскоре после захвата власти Гитлером все немецкие газеты, издававшиеся вне Германии, были запрещены, за исключением газет Росса, Антони и Штюрмеля.

Когда на допросе Антони и Штюрмеля спросили о деньгах, попавших к ним через аббата Браунера и аббата Траутмана, последовал ответ, что эти деньги принадлежали немецким католикам и были переведены из Германии в Швейцарию с целью лучшего их сохранения. Подобное объяснение явно не выдерживало критики. Французская католическая пресса никогда не получала ни одной копейки из этих денег; кроме того, газеты Антони, Штюрмеля и Росса никогда не интересовались судьбой католиков.

Что касается 2-го бюро, то оно прекрасно знало, кто такой был аббат Траутман. За 18 месяцев до начала войны он уехал в Берлин, где совещался с Геббельсом: Затем отправился в Польшу, где безрезультатно пытался убедить польское духовенство в необходимости сотрудничества с Гитлером. Когда Германия напала на Польшу, Траутмана там уже не было. Он был на пути в Бразилию с новым заданием Геббельса.

2-е бюро знало еще больше. В 1938 году швейцарская полиция арестовала юриста по имени Вильди и агента гестапо Бонгарца в тот момент, когда они встретились на вокзале в Базеле. В тот же день в Базеле находился и Росс. Однако поскольку он был депутатом французского парламента, полиция не осмелилась арестовать его. Вскоре пришлось освободить и арестованных Вильди и Бонгарца, так как невозможно было доказать, что их деятельность направлена против Швейцарии.

2-е бюро легко установило, что в течение последующих месяцев в Базеле состоялись многие совещания между Вильди, Траутманом и Бонгарцем, причем возглавлял эти совещания доктор Роберт Эрнст. Эрнст был главным организатором гитлеровской пропаганды в Эльзас-Лотарингии или, выражаясь точнее, он был главой немецкого шпионажа, действовавшего в этом пограничном районе. Во время этих встреч Бонгарц распределял крупные суммы денег. Источник этих денег ясен хотя бы из того, что у Бонгарца было разрешение на вывоз из Германии неограниченного количества валюты. Подобные разрешения выдавались очень редко, причем только лицам, состоящим на государственной службе.

* * *

Росс, Антони и Штюрмель были арестованы 2-м бюро. Однако случаи, когда французская разведка вылавливала очень крупных гитлеровских агентов, были редки. Только очень немногие из тех, чей арест был назначен на день объявления войны, были действительно задержаны. Как уже упоминалось, всего было арестовано лишь 118 человек, большей частью «мелочь». И эти аресты не повлекли за собой задержания более крупных лиц. Гитлеровцы заранее предупредили это следующим образом. Мелкие агенты обычно не знали местопребывания своих начальников. С ними держали связь только по телефону и приказывали явиться в такое-то кафе или бар.

Однажды 2-е бюро освободило одного из арестованных в Париже и установило наблюдение за его квартирой и телефоном. Вскоре действительно последовал телефонный звонок и приказание придти в кафе неподалеку от Оперы. Туда направилось несколько сотрудников 2-го бюро. Но ни немецкий агент, ни его начальник так и не пришли в кафе. Когда агент был вновь арестован ночью в своей квартире и подвергнут допросу с пристрастием и физическим воздействием, то он показал, что на пути в кафе его перехватил начальник, усадил в такси, и оба они уехали. По-видимому, германский агент был хорошо осведомлен о намерениях 2-го бюро.

Между прочим, с начала войны 2-е бюро не проводило больше важных совещаний в своем здании. Всякий раз совещания проводились в новом месте: в военном министерстве, Доме инвалидов или где-нибудь еще. Официальное объяснение гласило, что поскольку Даладье очень занят, 2-е бюро вынуждено повсюду следовать за ним. Но было и другое, менее юмористическое и более правдивое объяснение, которое, разумеется, не было оглашено.

За три дня до войны некий Герен надолго покинул свою квартиру, расположенную на бульваре Сен-Жермен, как раз напротив здания 2-го бюро. Он отправлялся путешествовать по морю. Однако для этой поездки он взял с собой явно чрезмерное количество багажа. Шофер такси, который довез его до вокзала, уронил один из тяжелых чемоданов. Чемодан раскрылся, и оттуда выпало множество фотопластинок и фотоаппаратов. Герен раскричался и заявил, что привлечет шофера к ответственности, если окажется, что ему нанесен какой-либо ущерб. По сути дела именно его крик, а не содержимое чемодана, и привлек внимание сначала прохожих, а затем и полицейского. При виде дорогих фотоаппаратов и пластинок у полицейского возникли сомнения, и он приказал Герену вернуться назад.

При допросе Герен дал довольно странное объяснение случившемуся. В чемодане действительно находились фотоаппараты с телескопическими линзами; что касается снимков, то на них действительно был изображен вход в здание 2-го бюро, заодно и все те, кто входил в это здание. Но, как заявил Герен, он работал во 2-м бюро и сделал эти снимки по специальному приказанию. Не будет ли полицейский настолько любезен и не позвонит ли он во 2-е бюро, чтобы выяснить это недоразумение? Полицейскому это предложение показалось неплохим выходом из положения; он подошел к телефону и снял трубку. Затем он очнулся уже в госпитале от страшной головной боли. Что касается Герена, то он к этому времени уже исчез. Оставшиеся же после него материалы явно доказывали, что в течение ряда лет каждый входивший в здание 2-го бюро был заснят германской разведкой.

В первые недели войны деятельность 2-го бюро весьма разрослась. К работе было дополнительно привлечено более 200 человек. Да и сама работа очень усложнилась. Каждая армейская дивизия имела теперь свою разведку, которая находилась в постоянной связи со 2-м бюро.

В то же время затруднялась связь с агентами, находившимися во враждебных странах. Конечно, каждая разведка готовилась к войне. Все агенты 2-го бюро, действовавшие в Германии, должны были выехать в какую-либо нейтральную страну, по крайней мере, за 48 часов до объявления всеобщей мобилизации. Каждый агент точно знал, куда именно он обязан выезжать. В Германию же прибыла армия новых шпионов из различных нейтральных стран, шпионов, еще не известных германской контрразведке (на это, во всяком случае, надеялись французы). Проведение всех этих мероприятий требовало времени и сил.

Самым худшим было, однако, то, что германская разведка в течение всей войны не переставала действовать в самом Париже. По сути дела штаб ее и не покидал пределов столицы. В январе 1940 года она нанесла свой первый удар.

В военном министерстве появился инженер, серб по национальности, и предложил новое военное изобретение, значительно упрощающее пользование полевыми кухнями. Идея его показалась новой и ценной. Проведенное 2-м бюро расследование обнаружило, что он прожил в Париже более 10 лет и был вполне благонадежен. Затем ему было разрешено построить одну полевую кухню в экспериментальных целях. Для постройки опытной кухни был избран пункт, неподалеку от которого находился арсенал, и было расквартировано несколько полков.

Изобретатель экспериментировал несколько недель. Ему был выдан пропуск, который разрешал ему проходить повсюду, в том числе и в арсенал. Он мог ознакомиться с пулеметами новейшей конструкции и другим вооружением; он мог также делать зарисовки, которые, как выяснилось, через Брюссель отправлялись в Берлин.

По всей вероятности, он никогда не был бы разоблачен, если бы в дело не вмешалась женщина. Изобретатель был женат на женщине сербской национальности, но бросил ее. Совершенно случайно этой покинутой жене, знавшей о связях своего мужа с гитлеровцами, стало известно о его экспериментах. Однако она сообщила об этом властям только тогда, когда убедилась, что муж ее живет с другой женщиной.

Она обратилась в полицию и рассказала сыщику все, что знала о своем муже. Сыщику следовало немедленно передать все дело непосредственно во 2-е бюро. Вместо этого он стал расспрашивать женщину, почему она доносит на мужа. Когда же она рассказала ему о своей сопернице, то он рассмеялся. «Ревность», — решил он и забыл обо всем.

Однако женщина не успокоилась и рассказывала свою историю каждому, кто только соглашался ее слушать. В конце концов, хозяйка дома, где она снимала квартиру, передала дело во 2-е бюро. Изобретатель был подвергнут повторной проверке, на этот раз более тщательной. И обнаружилось нечто почти неправдоподобное. Так называемое «изобретение» не представляло ничего нового. Оно в течение некоторого времени уже использовалось в германской армии. Более того, французская армия тоже знала о нем, но им в свое время не заинтересовалась. Шпион был арестован лишь после того, как уже успел нанести известный вред.

Спустя примерно месяц на одном из основных самолетостроительных заводов Франции, расположенном в предместье Парижа, появился инспектор по сбору налогов. Он прибыл рано утром и сообщил, что должен проверить книги, чтобы выяснить, все ли рабочие охвачены социальным страхованием. Дирекция предоставила ему книги, и человек засел за подсчет рабочих, часов выработки и т. д.

Затем он заявил, что хотел бы пройтись по заводу и лично опросить некоторых рабочих. Его сопровождал инженер, который был весьма вежлив и услужливо объяснял ему каждую деталь производства. «Инспектор» осмотрел весь завод, поблагодарил инженера и уехал.

После его ухода было обнаружено, что он забыл свой портфель. Позвонили в контору страховой инспекции. Там никто ничего не знал о самозваном инспекторе. Портфель был открыт, в нем оказалась лишь чистая бумага. Вызвали представителя 2-го бюро. Но обнаружить «инспектора» не удалось. Эти два случая ясно показывают, как нагло-вызывающе работали германские шпионы в самом сердце Франции.

* * *

Примерно в это же время редактор газеты «Пари Суар» Пьер Лазарев послал фотографа произвести несколько снимков здания опустевшего и покинутого персоналом германского посольства.

К своему удивлению фотограф обнаружил, что германское посольство вовсе не покинуто.

Шторы были спущены, и у здания стояли два французских часовых. Внезапно дверь раскрылась, из посольства вышел мужчина средних лет; он запер за собой дверь и, не обращая внимания на французских часовых, отправился вверх по улице. Фотограф шел за ним следом до шведского посольства. Час спустя он вышел оттуда, вернулся в германское посольство, отпер дверь и вошел.

Заинтересованный фотограф пришел к посольству на следующий день и еще раз — спустя несколько дней. Он сфотографировал этого человека и фотографию принес редактору, который позвонил во 2-е бюро. Бюро никак не реагировало на сообщение и отказалось дать какие-либо объяснения. Тогда редактор связался с премьер-министром Даладье.

Вначале Даладье не мог ничего сказать. Но спустя несколько дней он послал к редактору одного из своих секретарей. Последний объяснил, что между Германией и Францией имеется соглашение, по которому обеим странам разрешалось оставить при посольствах библиотекарей для наблюдения за документами и бумагами. Библиотекари жили в посольствах. Если германскому библиотекарю нравится посещать шведское посольство, то французское правительство не видит в этом ничего предосудительного. В конце концов, шведское посольство взяло на себя защиту германских интересов во Франции на время войны. Это было все, что Даладье имел сообщить, хотя история на этом не закончилась. 2-е бюро оповестило Даладье, что германский библиотекарь находился в связи с такими людьми, как Дорио, Бержери, и с другими лицами, более или менее открыто работающими на Гитлера.

Однако некоторых вещей об этом библиотекаре не знал ни Даладье, ни французская разведка.

Незадолго до войны во время прений в сенате один сенатор-социалист заявил, что во Франции имеется более 2 тыс. незарегистрированных частных радиопередатчиков. Большинство из них, заявил он, принадлежит любителям, которые не замышляют ничего плохого; но само наличие незарегистрированных передатчиков чревато многими опасностями. Помимо того, весьма подозрительно, что в Эльзас-Лотарингии и в Северной Франции их особенно много.

Никаких решений по этому вопросу принято не было; однако позднее, в мае 1940 года, было установлено, что с помощью многих из этих тайных передатчиков передавались сведения врагу. Некоторые вели свои передачи на той же волне, что и большие правительственные станции, вызывая, таким образом, панику среди населения Северной Франции. Города Аррас и Амьен были эвакуированы в результате ложных радиотревог; а это привело к тому, что в критические часы дороги были запружены беженцами, которые препятствовали движению войск.

2-е бюро было весьма озабочено создавшимся положением. Поэтому один из его сотрудников был послан для переговоров с министром связи. Это было в декабре 1940 года.

Министерство помещалось в огромном новом здании. Характерно, что к началу войны здание было еще не закончено, хотя строительство его началось за два года до войны и строилось оно с учетом требований военного времени. Отсюда велись передачи для всего мира более чем на двадцати языках. Трансляционный узел со всей аппаратурой помещался глубоко под землей, а путь к нему шел через длинные коридоры с массивными стальными дверьми. На шестом этаже помещались кабинеты редакций, в которых подготавливались все передачи. Повсюду были надписи: «Говорите тише!» «Вас подслушивает враг!» У врага были действительно основания наблюдать за этим зданием. На шестой этаж прибывали все новости, получаемые различными информационными агентствами Франции. В помещениях редакций цензура просматривала весь материал; нетрудно догадаться, что здесь имелось много секретной информации. Совершенно естественно, что все здание находилось под сильной охраной. Что касается сотрудников и особенно иностранных дикторов, то они подвергались самой тщательной проверке. Все они имели специальные пропуска на право входа в здание. Тем не менее, присланный из 2-го бюро офицер, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что, несмотря на все эти предосторожности, проникнуть без пропуска в здание можно было без особого труда. Выдаваемые удостоверения почти ничем не отличались от используемых в других министерствах. И, следовательно, здесь был большой простор для всякого рода злоупотреблений.

Агент 2-го бюро изложил СВОИ опасения министру связи. Решено было провести внезапную проверку. Однажды вечером все здание было оцеплено солдатами, а всем находящимся внутри было предложено предъявить свои пропуска и удостоверения. Одиннадцать человек имели пропуска, выданные другими министерствами, или вообще поддельные пропуска. Все они были арестованы.

Однако араб был пойман лишь благодаря случайности. В феврале 1940 года подыскивался диктор арабской национальности, который мог бы вести передачи на своем родном языке. Однажды пришел с предложением своих услуг молодой человек, имевший отличные рекомендации. Эти рекомендации были даны ему 2-м бюро после того, как он сообщил французской разведке ценные сведения о деятельности гитлеровцев в Марокко.

Молодой араб был принят на службу и ежедневно выступал как диктор по радио. Работа его шла удовлетворительно, а личность не внушала подозрений.

И вот однажды вечером в апреле 1940 года полиция произвела налет на один из домов на Монмартре, известный притон наркоманов. Полицейские разыскивали здесь рыжеволосую аферистку по имени Жанина. Взломав дверь и войдя в ее комнату, полиция обнаружила двух мужчин. Один из них был итальянец, другой — араб. Оба были доставлены в полицейское управление. Там было установлено, что араб имел пропуск в здание радиоцентра. Несмотря на все его уверения, полицейские решили, что пропуск поддельный.

В результате следствия было установлено, что пропуск не является поддельным; что же касается его владельца, то он убийца, розыски которого ведутся уже давно.

Задержанный итальянец не знал этого. Побоявшись, что полиция примет и его за убийцу, он окончательно растерялся и сознался в совершенном им преступлении. Оказалось, что они вместе с арабом передают сведения, собираемые последним в здании радиоцентра, одному человеку, который «очень хорошо за это платит».

Человек этот обнаружен не был, несмотря на все усилия 2-го бюро; и только после занятия Парижа немцами было выяснено, что речь шла о библиотекаре германского посольства.

Если бы 2-е бюро посетило в то время германское посольство, то оно, быть может, установило бы, что этот библиотекарь находился в постоянном контакте со всеми германскими агентами во Франции; кроме того, 2-е бюро обнаружило бы, что библиотекарь имел секретный радиопередатчик, вмонтированный в ножки обеденного стола, и что он им ежедневно пользовался для поддержания связи с германской разведкой.

Но даже не зная всего этого и многих других столь же важных подробностей, 2-е бюро чувствовало, что почва под его ногами колеблется. Задолго до взятия немцами Парижа офицеры бюро знали, что они окружены, и что враг находится в их собственной среде.

Случай с фотоаппаратурой Герена заставил 2-е бюро ежедневно менять место своих совещаний. Все же многое говорило о том, что немцы всегда знали, где происходят эти совещания. Они знали также места встреч отдельных офицеров со своими агентами. Им были известны их излюбленные кабачки и кафе. Они знали даже об угловом столике в баре «Гранд-отеля» и об укромном уголке в кафе «Мадрид» на бульваре Монмартр. На дому у двух офицеров 2-го бюро были обнаружены скрытые микрофоны для подслушивания, причем виновных не только не удалось задержать, но и вообще установить.

Последний акт французской драмы

Подробные данные о германских танковых войсках сейчас известны всему миру. Однако даже тогда, когда эти войска вторгались в Польшу, французская разведка знала о них только очень немного. В то время настроение во 2-м бюро было, пожалуй, слишком оптимистическим. Все донесения с польского фронта говорили о наличии у немцев средних танков весом от 30 до 40 тонн. Все, что касалось этих танков, было хорошо известно 2-му бюро. Их выпускали заводы Круппа, а броня их при всех условиях легко пробивалась снарядом французской 25-мм пушки. На этом основании сотрудники 2-го бюро считали, что танки этого типа серьезной угрозы не представляют.

Между тем, в это самое время немецкая армия уже имела на вооружении сверхтяжелые танки в 80 и 100 тонн, о наличии которых французская разведка не имела никакого представления. И тот факт, что во время польской кампании эти танки не были пущены немцами в ход, только лишний раз свидетельствует об их умении вводить противника в заблуждение.

Итак, когда тяжелые немецкие танки появились во Фландрии, французская армия не была подготовлена к этой встрече. Их броня, разумеется, не пробивалась снарядом 25-мм противотанковой французской пушки. Иначе говоря, германские тяжелые танки двигались безостановочно и беспрепятственно.

Когда же французы догадались, наконец, двинуть на фронт свои 75-мм полевые пушки, то число их оказалось весьма недостаточным и прибыли они уже слишком поздно.

Каким же образом Гитлеру удалось построить так много тяжелых танков в полной тайне даже от 2-го бюро? Сделать это удалось довольно просто. После того как Гитлер захватил Австрию, он немедленно перевел туда большую часть германской авиационной и танковой промышленности. В городе Винер-Нейштадт заводы работали круглые сутки. Французская разведка никогда не думала о необходимости организовать в Вене свою резидентуру. После захвата Австрии Гитлером сделать что-либо в этом отношении было уже невозможно.

То же самое повторилось и тогда, когда ареной событий стала Чехословакия. Гитлер перевел большую часть своего танкового производства на заводы Шкода. И опять 2-е бюро оказалось застигнутым врасплох. Чехословакия всегда была союзником Франции; поэтому французская разведка никогда не создавала там собственной организации, а предпочитала работать рука об руку с чешской разведкой. Когда немцы захватили Чехословакию, все сроки также были пропущены. Большое количество французов, работавших на заводах Шкода, либо покинуло Чехословакию по своему собственному желанию, либо оказалось вынужденными сделать это. На заводах Шкода немцы начали строить сверхтяжелые танки лишь весной 1939 года, но они успели выполнить свою задачу.

18 мая 1940 года битва за Францию была в самом разгаре, и донесения с фронта шли весьма неблагоприятные. Не лучше было положение и во 2-м бюро. Французская разведка для целей шифрования и расшифровки пользовалась особыми аппаратами, так называемыми криптографами. Всего их было во 2-м бюро шесть штук. Стоили они очень дорого, но весьма облегчали шифровальный процесс и даже установление нового кода.

Эти поразительные аппараты были изобретены одним шведским инженером, основавшим собственную компанию. Свои аппараты он продавал любой стране. Несмотря на все свое совершенство, они имели один существенный недостаток: некоторые части очень быстро изнашивались, а запасные детали можно было получить только в Стокгольме.

В январе 1940 года 2-му бюро срочно потребовалось заменить некоторые детали в одном из криптографов. Была послана срочная телеграмма в Стокгольм. Прошло несколько недель, а ответа не последовало. 2-е бюро весьма обеспокоилось, поскольку к этому времени вышла из строя уже вторая машина. Снова была послана телеграмма, и снова ответа получено не было. Тогда один из шведских агентов 2-го бюро отправился лично на завод. Сперва ему ответили, что фирма испытывает затруднения с доставкой, а затем управляющий заявил, что фирма не имеет необходимых материалов и что выполнение заказа придется отложить на некоторое время.

2-е бюро очутилось в критическом положении. К концу апреля работали только два из шести криптографов, да и они справлялись с заданиями весьма медленно. На передачу телеграмм, которые необходимо было отправить в течение нескольких часов, затрачивались целые дни. Стокгольмский агент снова произвел кое-какие расследования на стороне. В итоге он установил, что незадолго до начала войны большая часть акций фирмы была закуплена одним германским банком. Все стало совершенно ясным и понятным.

Французская разведка узнала об этом 18 мая, и это было плохим предзнаменованием.

Пять дней спустя Рейно появился в сенате и произнес речь, которая заканчивалась следующими знаменательными словами: «Если завтра кто-нибудь скажет мне, что для спасения Франции нужно чудо, — я отвечу ему: я верю в чудо, ибо я верю во Францию».

Слово «завтра» обеспокоило сенат. Спустя несколько часов речь появилась в газетах, но без этой фразы.

Для спасения Франции действительно необходимо было чудо. Всего только 13 дней назад закончился период, который во Франции был прозван «шутливой войной», а в Соединенных Штатах «игрушечной войной». 10 мая Гитлер вторгся в Голландию, Бельгию, Люксембург.

11 мая Франция и Англия обещали помощь странам, подвергнувшимся вторжению. 18 мая противник уже прорвался на французскую территорию. Гамелен издал свой знаменитый приказ: «Смерть или победа!».

Премьер Рейно обратился к маршалу Петэну с просьбой прибыть из Мадрида, где он был послом, и войти в правительство. 20 мая Гамелен был отстранен от должности, а главнокомандующим был назначен Вейган. 21 мая на фронт выехал маршал Петэн. 22 мая Вейган заявил Рейно, что он не уверен в том, что сможет удержать фронт. Не прошло и 24 часов, как он послал в Париж курьера с предупреждением о том, что он более не может гарантировать безопасность Парижа, поскольку не исключено, что отдельные танковые колонны противника прорвутся к столице.

Это было именно в тот самый вечер, когда Рейно произнес свою речь.

В тот же вечер 2-е бюро начало упаковывать свое имущество. Прежде всего, предстояло вывезти архивы. Они находились в огромных стальных сейфах, стоявших вдоль стен бесконечных коридоров третьего этажа здания на бульваре Сен-Жермен.

Каждый сейф имел особый замок. Он мог быть открыт лишь при наборе соответствующей комбинации букв и цифр, которая менялась, по крайней мере, не реже одного раза в месяц. Но и это еще не все: замок открывался лишь двумя ключами одновременно. Один из ключей находился у того начальника отдела, который ведал документами данного сейфа. Другой ключ — либо у полковника Гоше, либо у одного из его заместителей. Вот почему для того, чтобы открыть все сейфы и уложить все их содержимое в ящики, потребовалось… 18 часов. Когда же все было, наконец, готово, 2-е бюро получило указания от Рейно о том, что оно остается в Париже. Ящики были распакованы. Причиной отмены приказа послужило то обстоятельство, что немцы, как тогда казалось, двигались по направлению к Ла-Маншу, а не шли на Париж. Однако повседневная деятельность 2-го бюро значительно усложнилась. Генеральный штаб, который обычно находился в Шантильи (т. е. всего лишь в нескольких милях от Парижа), в конце мая был тайно переведен в Куломнье (в 30 милях от Парижа). Поскольку между 2-м бюро и генеральным штабом должна была постоянно существовать тесная связь, то некоторые офицеры 2-го бюро оказались вынужденными без конца курсировать между Куломнье и Парижем.

19 мая маршал Петэн вошел в правительство в качестве Заместителя премьера, Мандель стал министром внутренних дел. Мандель немедленно взялся за дело. Через два часа после своего назначения он уволил начальника политической полиции предателя Буссьера, который при предшественнике Манделя министре Сарро весьма усердно защищал интересы Гитлера. Буссьеру было предложено немедленно покинуть здание полиции, причем ему не разрешили даже перед уходом зайти в свой личный кабинет, где уже находился сменивший его начальник Винтер.

В тот же день во 2-м бюро раздался телефонный звонок. Мандель просил немедленно откомандировать в его распоряжение одного из сотрудников разведки в качестве офицера связи. Сотрудник был послан. Он поразился неожиданному стремлению Манделя столь тесно сотрудничать со 2-м бюро. Ведь было отлично известно, что вновь назначенный министр неоднократно и резко критиковал французскую разведку. Все помнили также публичное заявление Манделя о том, что он считает разведку сборищем сумасбродных офицеров, которые давно уже мертвы для дела и сами того не сознают. Естественно, что такая критика не делала его слишком популярным в среде руководства 2-го бюро.

Тем не менее, офицер связи очень быстро оценил по заслугам огромные способности и энергию Манделя.

Министр был еще не стар, но он никогда не казался молодым. Он был бледен, как будто ему всегда было холодно. Он всегда носил черный костюм и чрезвычайно высокий воротник со старомодным галстуком. Его начальник Клемансо был в свое время широко известен тем, что требовал максимального усердия от людей, работавших по его поручениям. Мандель считался одним из немногих, кто мог удовлетворить даже «старого тигра». Когда Клемансо пал, Манделю тоже пришлось уйти, и хотя он официально находился не у дел, но фактически продолжал работать на благо Франции.

Жил он в аристократическом квартале, на улице Виктора Гюго. Его весьма неуютная квартира была одновременно его конторой. Единственное лицо, которому Мандель полностью доверял, был его слуга, старый молчаливый человек.

Казалось, что Мандель работал круглые сутки напролет. Его часто видели за служебным столом до четырех часов утра, после чего он вновь принимался за дело в семь часов утра. Нередко под различными предлогами крупные компании предлагали ему взятки. Он всегда отказывался с негодованием. Его нельзя было подкупить ни деньгами, ни лестью.

В 1916 году, по приказу Клемансо, он начал собирать сведения о различных видных политических деятелях, офицерах и т. д. Свою картотеку он постоянно обновлял и пересматривал. Ибо, подобно Клемансо, он чувствовал, что Франция даже по окончании войны должна быть настороже, если не хочет стать жертвой нового преступления, совершенного стремящейся к реваншу Германией. И подобно своему начальнику, Мандель был уверен, что немалая доля опасности исходит от врагов, находящихся в самой стране, а не вне ее. Следить за этими врагами, собирать о них все компрометирующие их сведения — к этому стремился Мандель с редким упорством.

В начале 1930 года ему предложили пост министра связи. Именно это министерство работало скандально плохо. В короткий срок Мандель упорядочил всю его деятельность, реорганизовал почту, телеграф и радио. Но он сделал не только это. Он использовал свое служебное положение для пополнения своей картотеки, прозванной в Париже «черным кабинетом Манделя». У него были исключительные способности в подборе энергичных людей на руководящие посты, и притом людей, на которых он мог положиться. Этим людям он предоставлял все возможности для подслушивания телефонных разговоров, причем все наиболее интересное они затем сообщали лично ему. Разумеется, этот факт вызывал бурю негодования в среде его противников. Но Мандель таким путем получил новый и дополнительный материал для своего «черного кабинета».

На посту министра связи он оставался недолго, так как правительства во Франции менялись часто. Но даже после того, как он ушел в отставку, многие из его сотрудников продолжали сообщать ему ценные сведения.

Позднее, в середине 30-х годов, Мандель стал министром колоний. Он вновь проделал исключительную работу по реорганизации и этого отсталого, запущенного ведомства. И вновь он использовал свое положение для сбора ценных и нужных материалов.

Политический вес Манделя был невелик. Он являлся членом палаты депутатов и руководителем небольшой группы независимых республиканцев, располагавших в парламенте всего 12 мандатами.

Но его действительное влияние было значительно больше, и заключалось оно в его безграничной осведомленности. Казалось, он знал все обо всех, начиная от частной жизни любого политического деятеля и кончая его материальным положением, его связями и планами. Он был наилучше информированным человеком во Франции.

Для тех, кто не удовлетворялся создавшимся положением в стране, Мандель стал своего рода символом борьбы. Характерная деталь: он был единственным крупным деятелем, чей номер телефона и адрес открыто значились в телефонной книге. Он отвечал на каждый телефонный звонок, на каждое письмо. Он всегда охотно выслушивал всех. Ему писали и к нему приходили многие люди, в том числе и те, кого он никогда не видел, и кто знал его самого только понаслышке. Вокруг него сплачивалась небольшая группа надежных людей. Эти люди находились в любом министерстве Франции, во французских посольствах, миссиях и консульствах, в политической полиции и во 2-м бюро, в редакциях газет и в конторах банков. Это были люди, которые чувствовали, что Франция идет к катастрофе. У Манделя было особое чутье на информацию, которая на первый взгляд казалась незначительной, но в дальнейшем неизбежно становилась весьма важной. Такие сведения он и получал от этих верных своих людей. Раз услышанное он никогда больше не забывал. В парламенте о нем говорили: «Мандель знает Францию, как содержимое собственного кармана».

Когда 19 мая 1939 года он вошел в здание министерства внутренних дел, его приветствовала группа репортеров. Он заявил им, как обычно, что у него нет времени для интервью.

— Где находится ваша картотека? — спросили его репортеры.

— Здесь, — ответил Мандель и указал пальцем на свой лоб, после чего захлопнул за собой дверь.

Хотя этот человек и был назначен, в конце концов, министром внутренних дел, но даже и он не смог уже ничем исправить положение: все сроки были упущены. Столь запоздалое назначение объясняется тем, что многие политики попросту боялись его. Если этот человек, оставаясь по существу частным лицом, мог собрать такое количество «опасных» сведений, то легко себе представить, на что он окажется способным, когда станет министром внутренних дел и будет распоряжаться полицией.

Люди, подобные Даладье, Бонне, Лавалю, могли только содрогаться от ужаса при одной лишь мысли об этом. Да и сам Мандель, став министром, не сделал ничего для того, чтобы их успокоить. К большинству своих коллег по министерскому портфелю он относился с откровенным презрением. После мюнхенского сговора он даже перестал здороваться с Даладье, хотя был членом его кабинета. Позднее, когда премьер-министром стал Рейно — его лучший, единственный друг, он сперва отказался вообще занять пост министра внутренних дел по той причине, что Даладье оставался военным министром. И только тогда, когда Даладье уже покидал правительство, Мандель дал свое согласие.

Единственно, чего потребовал Мандель в качестве обязательного условия, — это предоставления ему полной самостоятельности и независимости в работе. Требование это было удовлетворено, и он развернул свою деятельность с необычайной энергией.

Каждый работавший с ним в течение дальнейших трех недель поражался быстроте и эффективности его действий. В течение этих трех последних недель существования французской республики Мандель и Винтер уволили почти половину агентов полиции. Они подвергали аресту целые группы полицейских, работавших под руководством предателя Фабр-Люса. Они арестовали Шарля Леска — редактора еженедельника «Же сюи парту», который финансировался гитлеровцами. Наконец, они разоблачили графа де Гобино, служившего курьером для связи между «пятой колонной» во Франции и штабом германского шпионажа в Брюсселе. 2-е бюро было восхищено, ибо оно неоднократно указывало политической полиции на то, что эти люди — предатели и шпионы. Прежние руководители полиции — Дюбуа и Сарро — только посмеивались над этими заявлениями. И вот, наконец, настала пора реальных действий.

В течение трех недель по всей Франции более ста высших полицейских чиновников были уволены без предупреждения. Впервые за десять лет во Франции принимались действительные меры против шпионов.

Мандель намерен был сделать значительно больше.

— Мне нужно только три месяца, — говорил он, — и в наших рядах не будет предателей.

Даже руководя переездом министерства внутренних дел из Парижа, он не терял присущего ему оптимизма. «Мне нужно только три месяца», — повторил он. Он думал, что в его распоряжении не только три месяца, но много больше времени. «Эта война, как и все войны, будет выиграна той стороной, у которой окажется лучше поставленной информация», — говорил он. И, конечно, имел при этом в виду самого себя, как наиболее осведомленного человека во Франции.

Как это ни странно, но ему не пришло в голову, что именно на этом этапе войны наилучшей информацией располагали все же гитлеровцы.

В эти последние часы Мандель откровенно беседовал с прикомандированным к нему офицером 2-го бюро. Он говорил, что Франция никогда не попала бы в столь тяжелое положение, если бы не отжившие идеи и теории ее военных руководителей. Он указывал на недостатки французской разведки. Он бичевал мелочную завистливость, глупость, бюрократичность, неспособность модернизировать аппарат, сотни мелких промахов и недосмотров, допущенных в момент, когда любая ошибка была преступлением.

Позднее, когда правительство находилось в Бордо, Мандель изо всех сил пытался убедить Петэна в том, что нельзя складывать оружие, что войну должно продолжать в Африке, борясь до конца. Затем он понял, что все его усилия напрасны.

В этот день он казался стариком.

— Может быть, в конце концов я не получу нужных мне трех месяцев, — тихо сказал он одному из своих друзей. — Как бы то ни было, но правда рано или поздно восторжествует.

Одно из последних распоряжений, отданных Манделем, касалось отправки наиболее важных документов из Франции в Англию, где им была обеспечена безопасность.

9 июня премьер Рейно известил 2-е бюро, что оно должно будет покинуть Париж не позднее чем в понедельник, 10 июня, в час дня. Немецкие войска подходили все ближе и ближе. 29 мая король Бельгии Леопольд подписал капитуляцию… 3 июня Париж впервые подвергся бомбардировке. Более 200 человек было убито. Спустя три дня генерал де Голль, наконец, был назначен помощником военного министра. Поздно, слишком поздно!

2-е бюро снова собиралось в путь. Но и на этот раз в его распоряжении было всего несколько часов. Обстановка становилась все более и более трудной; некоторых начальников отделений нельзя было даже разыскать. Часть сейфов так и не была вскрыта. За офицерами или, по крайней мере, за хранящимися у них ключами в Куломнье ездили специальные курьеры. Двух офицеров до последней минуты найти так и не смогли; позднее выяснилось, что они были посланы в Тур. Из-за их отсутствия закрытые сейфы пришлось вытаскивать на улицу. На одном из лестничных пролетов между двумя этажами они не прошли. Вызвали пожарников, чтобы те помогли вытащить сейфы через окна. В эту ночь нервозность населения в Париже достигла высшей точки; пожарное управление по ошибке решило, что не только все 2-е бюро, но, может быть, даже и близлежащее военное министерство объяты пламенем. Прибытие целой армии пожарных буквально взволновало весь Париж. По городу распространились самые невероятные слухи.

В течение всей ночи офицеры 2-го бюро работали, как одержимые. Пот струился градом по их лицам. Полковник Гоше начал жечь в своем камине переписку. Работали всю ночь. К 10 часам утра все ящики были на улице. Но лишь после 12 часов начали прибывать грузовики, темно-коричневые, среднего размера машины с трехцветным французским флагом на каждой стороне кузова; их было больше сотни. Потребовалась вся вторая половина дня и весь вечер для того, чтобы их нагрузить. Первые машины выехали с бульвара Сен-Жермен около девяти часов вечера, последние — около двух часов ночи. Сотни парижан молча наблюдали за этой печальной картиной. Так произошел отъезд 2-го бюро из Парижа в Тур.

По прибытии в Тур было получено указание не останавливаться, а ехать в Бордо. Двинулись в Бордо. Находившееся в Туре правительство 11 июня также последовало за 2-м бюро. Это уже не было отступлением, это было попросту бегством. 13 июня Рейно послал свою последнюю мольбу президенту Рузвельту. Он просил о присылке самолетов, «тучи самолетов».

2-е бюро разгрузилось в Бордо. Картотеки были выгружены на склад. Спустя два дня офицерам было приказано сложить их па грузовики и как можно быстрее покинуть Бордо. Еле удалось найти достаточное количество людей для того, чтобы справиться с этой огромной работой.

Итак, 2-е бюро покинуло Бордо.

Дороги были забиты тысячами автомобилей, велосипедов и пешеходов. Стояла сильная жара. В течение часа автомобили, стоявшие в четыре ряда, продвигались всего на несколько метров и затем снова останавливались. Пешеходы двигались значительно быстрее, но большинство из них было крайне измождено. Они падали по краям дороги. Женщины и дети плакали.

Ночью двигаться было легче: дорога была свободна, так как пешеходы уходили спать в поле. Но с первыми лучами рассвета они вновь заполняли дороги, и к 6 часам утра автомобили опять не могли двигаться. Шедшие вдоль дороги люди были не бриты, платье их было покрыто грязью и измято; превращение солидных граждан в несчастных беженцев началось…

Колонна машин 2-го бюро продолжала все же двигаться. Она не испытывала затруднений с горючим, так как правительственные учреждения снабжались вне очереди. Часть шоферов от недосыпания вышла из строя, часть попросту заблудилась. Из 102 грузовиков осталось только 70, но и это число все время уменьшалось. Снова и снова кто-нибудь сбивался с пути. Точного пункта назначения никто не знал. Зато все знали одно: нужно во что бы то ни стало добраться до такого места, куда немцы не смогут дойти. Офицеры 2-го бюро неоднократно пытались связаться с военным министерством для получения инструкций. Сделать это не удалось. Да и существовало ли военное министерство, и где? Существовало ли правительство?

Сотрудники 2-го бюро спали в сараях тяжелым сном измученных людей. Они продолжали ехать, хотя и не знали точно — в каком направлении. Куда бы они ни приезжали, всюду слышалось одно и то же: «Дальше, дальше, здесь немцы могут быть в любой момент».

В одном маленьком городке решили сделать остановку. Все комнаты небольшой гостиницы были заняты беженцами. Впрочем, сотрудники 2-го бюро все равно не осмеливались бы расположиться в комнатах; они спали на креслах в вестибюле с револьверами в руках.

Утром они узнали о подписании перемирия и еще раз вернулись в Бордо. В колонне осталось всего 59 грузовиков.

«Уезжайте как можно скорее, — предупредили их. — Немцы скоро будут здесь». И они немедленно уехали. Ведь у них в грузовиках находилось много документов, содержавших обличающие данные против людей, которые стали победителями Франции. Там были документы, касающиеся Отто Абеца, который стал через несколько дней германским послом в Париже; Фернана де Бринона, который вскоре триумфально появился в Виши; Петэна, который был теперь «главой» того, что осталось от Франции.

Эти люди, чье предательское прошлое было зафиксировано в документах, увозимых куда-то в неизвестном направлении, победили! Но долго ли продлится торжество этих победителей? Они победили, но документ может оказаться много долговечнее этих скоротечных побед.

Вскоре все эти документы исчезли. Грузовики тоже исчезли. Часть их была сброшена в море, часть облита бензином и подожжена. Куда же все-таки девались документы? Быть может, их вывезли на лодках в Африку. Быть может, часть их была пронесена через высокие горные проходы на территорию Испании? Быть может, в укромных местах приземлились английские самолеты, погрузили документы и увезли?

Если кто-либо и знает это, то, во всяком случае, никто ничего не скажет. Известно лишь, что в руки гитлеровцев не попал ни один документ из архива 2-го бюро. Не исключено, что офицеры 2-го бюро действовали близоруко, необдуманно, даже ошибочно, но, во всяком случае, они до последней минуты остались верны своему долгу, не щадя при этом своей жизни.

Куда же делись эти люди? Они тоже исчезли: пожали друг другу руки, отдали честь и расстались. Возможно, что они не намерены терять друг друга из виду. Возможно даже, что они продолжают работать на благо своей страны, с поражением которой они никогда не примирились. Если кто-нибудь это и знает, то, во всяком случае, никто об этом ничего не скажет. Для внешнего мира они исчезли, ушли в тень, в ночь, где и пребывают в ожидании рассвета.

Часть пятая. «А завтра весь мир будет наш…»

Яльмар Шахт делает свой вклад

Яльмар Шахт, крупнейший финансовый авторитет «Третьей империи», назначенный в марте 1933 года председателем государственного банка, а в январе 1935 года министром хозяйства, отказался от своего министерского поста в ноябре 1937 года, а от поста в государственном банке — в январе 1939 года.

Осведомленные круги в Берлине полагали, что отставка Шахта в основном произошла из-за его разногласий с Боле. Утверждали, что Шахт протестовал против огромных ассигнований на деятельность АО. Отношения Шахта к Боле и шпионажу в основном вообще держались лишь на вопросах финансового характера: Шахт очень быстро установил, что тотальный шпионаж требовал огромных средств.

Сколько стоит содержание целой армии шпионов? Вопрос этот, безусловно, столь же стар, как и сам шпионаж. Его ставили неоднократно, но точного ответа не получал никто. Во всяком случае, фактические расходы на шпионаж намного превосходят официальный бюджет разведки и оплачиваются из так называемых секретных фондов.

В 1912 году в английский парламент был представлен один из немногих опубликованных докладов о стоимости шпионажа. В этом докладе указывалось, что общая сумма расходов на ведение шпионажа Великобританией, Францией, Германией, Австро-Венгрией, Италией и Россией равнялась примерно 3 340 тыс. долларов в год. Уже в то время эксперты с недоверием отнеслись к этой скромной цифре; по их подсчетам сумма в 7 млн. долларов была ближе к истине. Но даже и эту цифру нельзя признать подлинной, когда речь идет о шести великих державах мира.

После начала первой мировой войны расходы на шпионаж, естественно, значительно возросли, хотя по сравнению с общими расходами на ведение войны они были весьма незначительны.

Небезынтересно отметить, что даже во время первой мировой войны германский шпионаж финансировался в основном не из армейских фондов, а из каких-то иных, секретных источников. Существовал, например, специальный фонд министерства иностранных дел, а также фонд генерального штаба, носивший название «картографического».

После захвата власти Гитлером все источники ассигнований стали совершенно секретными. Одним из первых мероприятий Гитлера была отмена опубликования финансовых отчетов, хотя, согласно конституции, правительство обязано было представлять народу или парламенту отчет обо всех произведенных им расходах. Эта отмена устранила последнюю возможность контроля и наблюдения за расходами на шпионаж. Тем не менее, едва ли не самое полное представление о расходах на шпионаж в «Третьей империи» можно получить, анализируя бюджет министерства пропаганды.

В 1934 году официальный бюджет этого министерства равнялся примерно.20 млн. марок. К этой сумме нужно еще прибавить доходы от налогов, равные 40 млн. марок, 36 млн. марок, собранных в виде платы за пользование радиоприемниками. Помимо этого, министерство пропаганды получило около 40 млн. марок за поставку информации газетам, 9 млн. от иностранного отдела гитлеровской партии, 7 млн. марок из «специального фонда» Гесса. Всего же министерство пропаганды в 1934 году имело в своем распоряжении сумму, превосходящую 190 млн. марок.

В 1935 году общая сумма поступлений министерства пропаганды равнялась 260 млн. марок. В 1937 году — 360 млн. марок.

Если же принять во внимание некоторые другие источники, то можно утверждать, что в 1937 году Геббельс получил на нужды пропаганды около 500 млн. марок. Какая часть этой огромной суммы в действительности использовалась для пропаганды, а какая шла прямо или косвенно на шпионаж? Ответить на такой вопрос невозможно; по мнению некоторых экспертов, приблизительно одна треть этой суммы расходовалась на шпионаж. Согласно другим подсчетам, в 1937 году одна только АО израсходовала более 200 млн. марок.

Если принять во внимание все эти цифры, то можно вполне предположить, что ассигнования на шпионаж за последние годы превышали двести миллионов марок ежегодно.

После своего ухода с поста министра хозяйства Шахт остался в кабинете как министр без портфеля. Значение Шахта заключалось в его крупных связях с финансовыми кругами за границей.

Его непосредственной обязанностью было заключение экономических союзов и установление Определенной близости в отношениях между представителями капитала и промышленности Германии и других стран. Он устанавливал такие «экономические союзы», которые — как это было, скажем, с Румынией — нередко влекли за собой полное экономическое порабощение «союзника». Одним из главных агентов Шахта был Адольф-Фридрих герцог Мекленбургский. Начиная с 1934 года он находился за границей, постоянно разъезжая и производя личные наблюдения в области «экономических вопросов». На деле он вел самый обычный экономический шпионаж.

Шахт имел специальную организацию, созданную исключительно для такого рода целей. Он работал в контакте с министерством иностранных дел, с министерством пропаганды и ведомством Розенберга, не упуская ни одной возможности, ни одного осложнения в мировой обстановке, которое могло быть использовано в интересах Германии.

* * *

В 1938 году для Шахта создалась весьма выгодная ситуация. Президент Мексики Карденас национализировал нефтяные богатства страны, в том числе и все иностранные нефтяные промыслы. Последствия этого акта были весьма громкими. Государственный секретарь США Хэлл посылал возмущенные ноты, Вашингтон прекратил покупку мексиканского серебра. Крупные нефтяные компании заявили, что они заранее не признают решения Верховного суда Мексики по этому делу. Нефтяные компании в США, Англии, Франции, Бельгии и Голландии объявили бойкот мексиканской нефти.

Президент Карденас, которого никто не мог обвинить в симпатиях к фашизму, безуспешно пытался продать свою нефть в Южную Америку. Когда и это не удалось, ему осталось только принять предложение о продаже нефти странам «оси». И он продал им нефть в обмен на немецкие машины, итальянские суда и японские соевые бобы.

Правой рукой Шахта во всех вопросах, связанных с нефтью, был Гельмут Вольтат. Он являлся главным директором министерства финансов. Имя его редко упоминалось в печати. Впервые оно мелькнуло в мировой прессе в 1938 году, когда ой заключил важный германо-румынский торговый договор — договор, ознаменовавший собой первый шаг на пути к «мирному завоеванию» Румынии. В недавнем прошлом циркулировали слухи о пребывании Вольтата в Японии. Видимо, он пытался в то время закрепить за Германией большую часть нефти, поставляемой из США в Японию.

Вольтат происходил из буржуазной семьи. Еще будучи совсем молодым, он поступил в армию, где стал офицером. Во время первой мировой войны он некоторое время служил адъютантом у фон Бломберга, который впоследствии стал первым гитлеровским военным министром. Именно тогда он прожил в течение нескольких месяцев на вилле одного румынского нефтяного магната, невдалеке от Бухареста, и впервые соприкоснулся с кругами нефтепромышленников. После войны, когда, казалось, военная карьера его рухнула, он отправился в США и попытался там проникнуть в нефтяную промышленность. Потерпев неудачу, он в течение многих лет был вынужден жить на деньги, которые посылал ему его бывший школьный товарищ — еврей — банкир из Берлина. В конце концов, он все же сумел проложить себе путь в индустрию нефти. Как он добился этого — до сих пор неизвестно. Вольтат часто менял работу, а с 1927 года регулярно совершал ежегодные поездки в Мексику и Центральную Америку. Постепенно он составил себе значительное состояние. Затем он развелся со своей женой и женился вторично на филадельфийской учительнице германского происхождения; эта вторая жена, между прочим, оказалась кузиной жены Яльмара Шахта. В то время — в период Веймарской республики — Шахт был также председателем государственного банка.

После захвата власти Гитлером фон Бломберг написал Вольтату и предложил ему немедленно приехать в Берлин, где он был нужен. Вольтат вернулся в Германию. Некоторое время он работал в военном министерстве, затем стал чем-то вроде офицера связи между военным министром и Шахтом. Вскоре он был назначен начальником управления внешней торговли. Ему поручили также и распределение иностранных фондов, которые предназначались для закупки сырья за границей.

Вольтат занимал настолько ответственный пост, что стал привилегированной особой.

В конце 1938 года он должен был прибыть в США. Но незадолго до его отъезда Вашингтон, по-видимому, дал знать в Берлин, чтобы Вольтат не затруднял себя поездкой. Он остался в Германии и возглавил управление торговых соглашений, занимавшееся в основном переговорами о нефтяных поставках. Была создана специальная нефтезакупочная компания с конторами в Берлине и Гамбурге. С помощью этой компании и сотен ее агентов Вольтат преуспевал в поддержании и возобновлении своих связей с нефтяными кругами США и Мексики. С тех пор он стал основным специалистом по нефти при гитлеровском правительстве и германской промышленности. Любой вопрос, хоть бы отдаленно касающийся нефти, согласовывался с ним. Без санкций Вольтата или кого-либо из его доверенных лиц невозможно было совершить какую-либо нефтяную сделку с «Третьей империей».

В 1938 году, в самый острый момент мексикано-американских отношений, в Мексике появился доктор Иоахим Херстлет, а с ним некто Бриске из германского министерства хозяйства. Ввиду того что компании «Стандарт-ойл» и «Шелл» еще с марта месяца объявили бойкот Мексике, ситуация для Херстлета была особенно благоприятной; мексиканцы готовы были вести переговоры с Германией о продаже ей нефти на основе клиринговых расчетов.

В июле 1938 года около 60 % всего мексиканского экспорта нефти шло в Гамбург. Карденас был обеспокоен этим обстоятельством, так как понимал, что торговые отношения такого масштаба, в конце концов, неминуемо вызовут усиление германского влияния в Мексике.

Мексиканские профсоюзы также были обеспокоены создавшимся положением, в особенности тем, что некоторые немецкие «эксперты» по нефти оказались обыкновенными шпионами.

Многие из этих «экспертов» без излишнего шума в принудительном порядке были посажены на корабли и высланы из Мексики. Однако некоторые из них исчезли при весьма таинственных обстоятельствах и так и не были обнаружены.

Однако программа деятельности Херстлета всем этим еще не была исчерпана. Сам он приехал вовсе не только в качестве эксперта-экономиста. Вскоре после своего приезда он связался с агентами Родригеса, бывшего вожаком «золотых рубашек». Не исключено, что связь эта была установлена через Германа Швинна из Лос-Анджелеса, который первый вел переговоры с Родригесом и весьма облегчил создание фашистской организации «золотых рубашек». Шли также переговоры с Умберто Тирадо. Тирадо обратился к американским и английским компаниям с предложением вернуть им экспроприированные нефтяные источники и промыслы, если они согласятся финансировать фашистские организации в Мексике. Нефтяные компании отказались от этого предложения.

Господин Бриске из германского министерства хозяйства покинул Мексику в конце 1939 года. Вольтат остался. В течение ряда последующих месяцев его задача состояла в переотправке германских фондов из США в Южную Америку, чтобы избегнуть их замораживания.

* * *

Что касается Херстлета, то стало очевидным, что экономические поручения являются лишь небольшой частью всех заданий, полученных этим доверенным лицом Вольтата от своих хозяев.

Помимо Вольтата и Херстлета, Шахт пользовался также услугами и других своих агентов, в том числе и доктора Рита. Еще во время первой мировой войны Рит, проживая в Бельгии, пробрался через линию фронта и вступил в германскую армию. После окончания войны он начал делать дипломатическую карьеру и в 1934 году стал германским посланником в Вене; находясь на этом посту, он, бесспорно, был замешан в убийстве канцлера Дольфуса. После неудавшейся попытки устроить путч у него хватило наглости настолько, чтобы постараться обеспечить беспрепятственный отъезд в Германию убийцам Дольфуса. Поведение его оказалось до такой степени компрометирующим, что его вынуждены были временно отозвать.

8 марта 1941 года господин Рит появился в Южной Америке как чрезвычайный немецкий посол. Спустя 10 дней после его прибытия в Сантьяго (Чили) состоялась встреча четырех германских дипломатов: барона Эдмунда фон Термана, германского посла в Аргентине; Вильгельма фон Шена, посла в Чили; Вилли Небеля, посланника в Перу, и Эрнста Виндлера, посланника в Боливии. На этой встрече, продолжавшейся несколько дней, присутствовал и доктор Рит. Содержание переговоров, конечно, опубликовано не было. Больше того: все участники заявили, что встретились «случайно» и приехали в Сантьяго только отдохнуть.

Не случайно, однако, после этой встречи фашистская партия в Чили получила крупные субсидии от Германии, и деятельность ее сильно оживилась.

21 марта Рит приехал из Мексики в США. Властям он объявил, что является близким другом Уолтера С. Тигла, председателя правления компании «Стандарт-ойл Нью-Джерси». (Впоследствии Тигл вообще отрицал свое знакомство с Ритом.) Одновременно Рит сообщил, что в США он прибыл для урегулирования некоторых личных финансовых дел. В действительности же он начал переговоры с владельцами нефтяных источников в Юго-Восточной Европе о продаже этих источников Германии за весьма солидную сумму.

Еще до того как переговоры по-настоящему развернулись, Рит был арестован по обвинению в незаконном въезде в США. Его отправили на «Остров слез», а позднее вообще выслали из США. Так сорвалась и эта попытка Шахта наладить получение важной экономической информации из США и заключить выгодные для Германии сделки. Как мы видим, Шахт делал все для того, чтобы обеспечить ведение шпионажа в пользу Германии. Ему удалось завербовать ряд агентов в финансовых и промышленных кругах некоторых зарубежных стран.

Впрочем, это были не единственные пособники германского шпионажа за рубежом.

Шпионаж в «жизненном пространстве»

Вскоре после захвата Гитлером власти Женева оказалась наводненной множеством необычных и подозрительных посетителей немецкой национальности.

Между тем, начиная со своего первого публичного выступления в 1921 году, Гитлер не прекращал своих нападок на Лигу Наций. Вот почему было столь удивительно, что сразу же после того, как он стал канцлером, число немцев, присутствовавших на сессиях Лиги Наций, сразу сильно увеличилось. Особенно много было в Женеве журналистов, приезжавших туда со всех концов Германии.

Дело дошло до того, что уже даже после выхода Германии из Лиги Наций в Женеву прибыл генерал фон Эпп, о котором было известно, что он является одним из ближайших помощников Гитлера.

Вскоре, однако, фон Эпп уехал, и на его место прибыл некий Эрнст Хак, поселившийся в Женеве. В прошлом он был морским офицером; по документам же он числился специальным корреспондентом официального германского агентства ДНБ.

И этот человек, представлявший всю гитлеровскую прессу, без стеснения и откровенно заявлял, что настроен антифашистски и что с Гитлером вообще вскоре будет покончено.

Такого рода заявления он делал своим французским, английским и чешским коллегам, с которыми он сдружился на почве этой своей «прямодушной откровенности».

Все шло хорошо до тех пор, пока в марте 1935 года в Бресте не была арестована германская шпионка, привлекательная молодая женщина Лидия Освальд. Ее история оказалась весьма романтической. Она созналась в том, что является германским агентом и имеет задание добыть сведения о французских военных кораблях. Прибыв в Брест, она стала обрабатывать лейтенанта Жана де Форсвиля; спустя некоторое время она влюбилась в лейтенанта, решила отказаться от выполнения данного ей поручения и выйти замуж за Форсвиля, который отвечал ей взаимностью.

В ходе следствия было установлено, что Лидия Освальд получила свое задание от Эрнста Хака из Женевы. В кругах Лиги Наций это» сообщение вызвало возмущение. Секретариат Лиги решил лишить Хака его корреспондентского билета и вычеркнуть его из списка журналистов, которым разрешен вход на заседания.

Хак не обратил на все это ни малейшего внимания и продолжал как ни в чем не бывало появляться на сессиях Лиги Наций. Но сидел он уже не в ложе прессы, а на дипломатической трибуне, так как к тому времени уже был назначен на пост пресс-атташе германского посольства в Швейцарии.

Значительно позднее стало известно, что почти все журналисты, приезжавшие в Женеву, являлись попросту германскими агентами. В кругах Лиги недоумевали. Интерес германской разведки объяснялся тем, что здесь можно было почти незаметно устанавливать связи с государственными деятелями и дипломатами, прибывающими из Африки, Малой Азии, Ирана и т. д. Установление связи с этими лицами на месте сразу привлекло бы внимание британской разведки. А в уютной Женеве, с ее бесчисленными ресторанчиками, просторными гостиными отелей, многочисленными местами для прогулок и поездок на озера и в Альпы, можно было легко устраивать тайные встречи и завязывать дружеские отношения без всякого риска быть обнаруженным.

Кроме того, и сами европейские дипломаты вели себя здесь значительно беспечнее, чем в Лондоне или Париже. Неудивительно, что свои микрофоны для подслушивания гитлеровцы впервые испытали на деле в Женеве, хотя и не в таких размерах, как об этом сообщает новейшая литература о шпионаже. Совершенно случайно в 1934 году такой микрофон был обнаружен в номере одного из отелей, и с тех пор дипломаты стали беседовать друг с другом, соблюдая меры предосторожности. Тем не менее, гитлеровцы успешно занимались в течение некоторого времени также и подслушиванием междугородних телефонных разговоров.

Во главе всей этой шпионской организации даже после своего отъезда из Женевы продолжал оставаться генерал фон Эпп. Впрочем, это была лишь часть его обязанностей; основным же его делом считалось «Имперское колониальное управление», которое он возглавил.

Главная задача этого управления состояла в том, чтобы возбуждать волнения в бывших германских колониях и подготовлять в них почву для присоединения к «Третьей империи».

Начал проводить эту работу профессор Герман Боле, отец уже не раз упоминавшегося нами гитлеровца Боле, проживающий в Кейптауне и считавшийся британским подданным. Еще в 1932 году профессор Боле основал первую фашистскую «ячейку» в Южной Африке, которая впоследствии превратилась в центр подрывной и шпионской деятельности. В 1933 году он стал руководителем гитлеровской «территориальной группы».

Профессор Боле имел, однако, собственные взгляды на методы работы, которые не совпадали со взглядами руководителей гитлеровской партии. Может быть, именно поэтому профессор очень быстро и притом совершенно бесследно исчез.

* * *

В тот период генерал фон Эпп и его «колониальное управление» старались проводить свои планы в жизнь еще более или менее осторожно. Но и тогда уже перед ними возникали кое-какие затруднения. Так, например, когда фон Эпп потребовал от всех немцев, проживающих в бывших колониях, принятия присяги на верность Адольфу Гитлеру, то сразу возникло опасение, что это требование вызовет серьезное противодействие.

Генерал фон Эпп все же быстро расширил свое «колониальное управление». Он тесно сотрудничал с Николаи и военным министерством, с Канарисом и министерством иностранных дел и, разумеется, с АО. Как шпионская организация «Имперское колониальное управление» было буквально незаменимо. Штаб-квартира его помещалась в Мюнхене, а отделения — в Берлине, Гамбурге, Бремене. Его деятельность в основном концентрировалась вокруг бывших германских колоний в Африке. Задача заключалась в разжигании вражды между бурами и англичанами, в осуществлении контроля над существующими германскими торговыми предприятиями в бывших колониях и в превращении их в шпионские гнезда. Наиболее важным из этих предприятий была существовавшая уже в течение 50 лет компания «Ворман и Брок» со своими отделениями и агентами в Кейптауне, Виндхуке и в Португальской Анголе. Большая часть служащих этой компании являлась агентами «колониального управления» и получала задания организовать проживающих в колониях немцев и привлечь их к шпионской работе. Тот факт, что большинство немцев в колониях являлось британскими подданными, очень облегчал их шпионскую деятельность, так как эти люди могли разъезжать беспрепятственно, не возбуждая никаких подозрений.

С уменьшением влияния фон Нейрата и с ростом удельного веса Канариса и Риббентропа (еще до официального назначения последнего министром иностранных дел) фон Эпп смог начать действовать в Африке все более и более свободно. После Локарнского договора 1925 года он получил возможность расселять немцев на территории бывших колоний и эту лазейку использовал весьма Широко. План заключался в том, чтобы создать на этих землях германское большинство. Германские переселенцы снабжались достаточными средствами для закупки земли, что сделать было весьма не трудно, так как местные фермеры погрязли в долгах.

В конце 1934 года фон Эпп и министерство иностранных дел послали «коммерсантов» и «техников» на постоянное жительство в Испанское Марокко и Танжер. Таким путем началась подготовка мятежа Франко.

Но подлинное сотрудничество между фон Эппом и Канарисом началось лишь после назначения Риббентропа министром иностранных дел. Канарис сразу же приступил к созданию консульств во всех бывших германских колониях, а также 60 французских владениях в Африке. Количество направлявшихся в Африку «ученых» и «дельцов» постоянно возрастало. Марокко, Тунис, Алжир стали вотчинами полковника Николаи.

В апреле 1939 года генерал Сметс, тогдашний министр юстиции Южно-Африканского союза, заявил, что сотни молодых немцев ежегодно посылаются из Южной Африки в Германию для прохождения специальной подготовки. Не нужно быть особенно проницательным, чтобы догадаться, какую именно «специальную подготовку» имел в виду генерал Сметс.

Как бы в ответ на это заявление в Южную Африку немедленно назначили нового немецкого генерального консула. Это был доктор Либау — в прошлом генеральный консул в Судетской области, один из главных организаторов генлейновских банд.

И все же, несмотря на все эти разнообразные виды подрывной деятельности, «Имперское колониальное управление» и министерство иностранных дел пришли к выводу, что судьба африканских колоний Германии должна быть решена в Европе. Поэтому вся проводимая работа считалась лишь подготовительным наброском для будущей всеобщей экспансии.

Та же самая точка зрения восторжествовала в отношении германского шпионажа на Ближнем Востоке и в Азии, т. е. уже за пределами бывших германских колоний. В основном германский шпионаж в Азии ограничивался одним лишь наблюдением за британской разведкой и стремлением всячески затруднить и затормозить ее деятельность.

В Иран были сравнительно рано посланы делегации «коммерсантов» и «ученых». Среди них находились агенты, которые оставались в стране уже после отъезда делегаций и которые спустя несколько лет назначались консулами и вице-консулами.

Все эти операции возглавлял Макс Оппенгейм, известный археолог, ставший при Канарисе начальником ближневосточного отдела и сотрудничавший с генералом фон Эппом. Он много путешествовал, частично с научными целями; Как шпион он долгое время оставался в тени, ограничивая себя лишь функциями руководителя. Но после капитуляции Франции он прибыл в Бейрут, якобы для наблюдения за выполнением условий перемирия, фактически же — для установления связи с некоторыми арабскими племенами и для подстрекательства их к мятежу.

Этот триумвират — Эпп — Канарис — Оппенгейм — быстро обратил особое внимание и на Палестину; главой германского шпионажа здесь был немецкий консул в Хайфе Макс Рингельман. В 1937 году Бальдур фон Ширах, вожак гитлеровской молодежи, направил группу руководителей организации гитлеровской молодежи и эсэсовцев в Иерусалим и тем самым пополнил ряды существовавшей там шпионской организации. Между германскими консулами и посланниками в арабских государствах были установлены тесные связи, облегчавшие доставку арабам немецкого вооружения. Всему этому содействовал Крупп, который к концу 1935 года имел своих агентов на всем Ближнем Востоке. Метод действия в данном случае был испытан давно; какой-нибудь арабский принц, — известный своими антибританскими настроениями, сначала получал в подарок самолет и несколько пулеметов. Затем ему посылали оружие, уже в значительно больших масштабах и притом почти или совершенно бесплатно. Такого рода подрывную деятельность гитлеровской агентуры поощряли и поддерживали лица из французского министерства колоний, которое было центром антибританских настроений.

Лучшим германским агентом в этой области считался Фриц Гробба.

Во время первой мировой войны Гробба служил в германо-турецкой армии, действовавшей в Западной Азии. После войны он поселился в Мюнхене, где встретился с Людендорфом, а позднее и с Гитлером. Людендорф порекомендовал его в военное министерство, а там в свою очередь решили, что он будет хорошим офицером связи в министерстве иностранных дел. Затем он был послан в Афганистан, и вскоре стал в этой стране германским посланником. Затем он был переброшен в Саудовскую Аравию и с помощью щедрых подарков (самолеты и пулеметы!) завоевал симпатии Ибн-Сауда.

Гробба — настоящее его имя Артур Борг — впервые предложил ввести радиопередачи на арабском языке; они регулярно передавались радиостанцией из города Цезен.

Позднее Гробба стал посланником в Ираке. Он и его агенты, приехавшие туда в качестве «ученых», должны были проводить антибританскую пропаганду. Он убеждал молодых арабов посещать Германию, где их обучали за счет правительства и где их обрабатывали в соответствующем духе.

Разумеется, не все эти молодые арабы являлись студентами: были среди них и офицеры иракской армии. Все это связывалось с приездом в 1938 году группы германских офицеров в Ирак, якобы на маневры. Когда маневры закончились, большинство офицеров осталось в Ираке.

Не исключено, что в результате всех этих визитов в октябре того же года возникли пожары на основной линии нефтепровода. Поджигателями оказались арабские банды. Несколько месяцев спустя король Ирака погиб при автомобильной катастрофе близ Багдада. Агенты Гробба утверждали, что короля убили англичане.

Когда Гробба был назначен посланником в Саудовскую Аравию, он сохранил за собой также и место посланника в Ираке. Таким образом, он мог остаться в Багдаде, а некоторые его агенты оставались там даже после начала войны. Они укрылись в итальянской миссии, и поддерживали связь с Гробба, который неоднократно совершал тайные поездки из Саудовской Аравии в Сирию и Ирак. Гробба действовал не один. У него были помощники. В Анкаре находился фон Папен, через которого Геббельс уже долгое время финансировал ряд иракских газет. В январе 1941 года к Папену в Турцию прибыла с секретным поручением делегация от иракской армии. Перед отъездом они подписали соглашение, по которому Германия гарантировала создание независимого Арабского государства, Одновременно в Багдаде группа иракских генералов предприняла попытку дворцового переворота, который почти удался.

Вторым помощником Гробба был Отто фон Гентиг. Гентиг появился в Сирии вскоре после капитуляции Франции якобы с коммерческой миссией, а фактически для возбуждения волнений и организации шпионского центра в Бейруте и Дамаске. Его агенты — арабы — были снабжены оружием и отправлены в Ирак. Имущим слоям населения он угрожал концентрационными лагерями в случае, если они не поддержат Германию; неимущие слои арабского населения он возбуждал пропагандой, посвященной тому, что Англия намерена разделить Сирию между Палестиной и Турцией. Этот «коммерсант» организовал также несколько диверсионных и террористических банд.

Фон Розер, бывший германский консул в Бейруте, также внес свой вклад в дело подготовки мятежа в Ираке. В начале 1941 года он прибыл в Сирию, где также организовал арабские шайки. Ему помогал шейх Арслан, долгое время бывший уже германским агентом. Когда начались события в Ираке, он получил разрешение от французских властей на вербовку добровольцев среди арабов в Сирии. Каждому записавшемуся он платил 10 фунтов стерлингов. С французскими властями он вел переговоры через генерала Фужера. Этот генерал дошел до того, что пытался даже вербовать французских офицеров на службу к фон Розеру, но из этой попытки ничего не получилось.

Когда в результате энергичных действий англичанам удалось подавить мятеж в Ираке, Фриц Гробба бежал вместе с Решид-Али, возглавлявшим тогда «правительство» мятежников. Трудно, впрочем, предположить, что они уже сложили оружие.

Поездка Эйгена Отта в Японию

Осенью 1933 года полковник Эйген Отт, один из ближайших сотрудников полковника Николаи еще в период первой мировой войны, предпринял поездку в Токио.

Нет ничего удивительного в том, что «Третья империя» столь поспешно начала устанавливать связь с Японией. Более 20 лет назад профессор Гаусгофер рьяно убеждал в необходимости сотрудничества с Японией и на основе своей «геополитики» предсказывал, что рано или поздно Япония добьется господства на Востоке.

Розенберг также имел интересы в Японии. В августе 1933 года он пригласил в Берлин делегатов японского фашистского молодежного движения. В октябре его посетил принц Толугава, весьма влиятельное лицо в Японии.

Однако подлинным вдохновителем визита Отта в Японию был его старый учитель, полковник Николаи; начиная с 1932 года Николаи поддерживал связь с Садэо Накамо, который и высказал мысль о том, что германская и японская разведки должны сотрудничать друг с другом в мировом масштабе.

Эйген Отт выехал в Японию в качестве военного обозревателя. Он должен был изучить политическую обстановку в «стране и представить свой доклад весной 1934 года.

Остановился он в германском посольстве. Германский посол фон Дирксен был не слишком обрадован прибытием этого «военного обозревателя». Он является дипломатом старой школы и не вступал в гитлеровскую партию. Первые недели для Эйгена Отта прошли незаметно — время уходило на всякого рода званые обеды и вечера. Затем Отт вступил в японскую армию, разумеется, в качестве наблюдателя. Японские офицеры приняли его весьма гостеприимно.

Однажды, за дружеским обедом в ресторане отеля «Империал», он познакомился с некоторыми офицерами из военной разведки; затем как-то в Иокогаме, находясь в «Гранд-отеле», он встретился с адмиралом Суэцугу; адмирал с необычной для японца откровенностью заявил, что Отт может полностью полагаться на него и что он целиком симпатизирует взглядам и планам Гитлера.

А еще позднее группа молодых офицеров из военного министерства устроила в честь Отта прием в одном из «чайных домиков». Участвовавшие в этом вечере гейши были особенно красивы. Рисовой водки было выпито много. Вначале Отт беспокоился, ибо ему казалось, что его хотят напоить; затем, к своему удивлению, он увидел, что его японские друзья сами быстро стали пьянеть. На этом вечере он познакомился с генерал-майором Доихара. Отт очень хорошо знал, кем был Доихара. Да и мог ли сколько-нибудь опытный разведчик не знать того, что Доихара — начальник так называемой «континентальной службы», т. е. всей системы шпионажа, охватывающего Китай? Завоевание Манчжурии считалось личной заслугой Доихара; и хотя официально он был только начальником «континентальной службы», но фактически он контролировал всю систему японского военного шпионажа с его многочисленными организациями и неограниченными фондами.

Внешность Доихара не соответствовала его положению. Это был человек маленького роста, склонный к полноте, к тому же он носил усики «а ля Чарли Чаплин». Но о нем рассказывали всевозможные истории. Говорили, будто бы он в состоянии пополнеть или похудеть на 20 фунтов в весьма короткое время и умеет так изумительно преобразиться, что даже самые близкие сотрудники не могут его узнать; что касается лингвистических его способностей, то они якобы поразительны. Помимо ряда азиатских языков и диалектов, он говорит также на восьми европейских языках. В своем докладе Эйген Отт подчеркнул, что с Доихара он говорил только по-немецки.

Отт быстро подружился с Доихара, который разрешил ему сопровождать себя во время поездок. Отт узнал, что идея германо-японского сотрудничества в области шпионажа исходит от Доихара. Он познакомился с одним из самых близких помощников Доихара — молодой девушкой, носившей коротко подстриженные волосы и одетой в мужское платье. Ее имя было Йосима Кавасима. Она была десятой дочерью принца Су из династии маньчжуров; так, во всяком случае, утверждала молва. Говорили также, что у нее было странное и романтическое прошлое, а в шпионских кругах ее звали японской Мата Хари.

Во время своего пребывания в Японии Отт стал частым посетителем «чайных домиков» в Токио. Большую часть своего времени он проводил с молодым поколением офицеров из военного министерства. Поскольку Доихара более или менее официально поручился за Отта, офицеры были с ним весьма откровенны. Они объявляли себя ярыми врагами тогдашнего японского правительства и утверждали, что его необходимо устранить возможно быстрее. Вскоре действительно последовали убийства ряда министров. С одним из офицеров этой откровенно шовинистической и империалистической клики, Хироси Осима, Отт сошелся особенно близко. Осима, который в то время был еще полковником, работал непосредственно с Доихара и, по просьбе последнего, стал объяснять Отту систему и технику японского военного шпионажа. То, что Отт увидел и узнал в течение дальнейшего пребывания в Японии, послужило основой для его доклада, пересланного в Берлин в январе 1935 года.

Посол фон Дирксен, который имел лишь самое туманное представление о том, что делал Отт в Токио, и что ему полагалось делать, узнал об этом докладе лишь много позже.

* * *

Вскоре после того, как Отт послал в Берлин свой доклад, он и сам вернулся в Германию. Последовало несколько встреч с Николаи, а возможно, и с Гессом. Начальство похвалило доклад и решило принять японское предложение о широком сотрудничестве в области шпионажа. В том же 1934 году Отт поехал обратно в Токио. На этот раз он был уже военным атташе.

Вскоре после этого — в конце 1934 или в начале 1935 года — в качестве японского военного атташе в Берлин прибыл Хироси Осима. В то время японским послом был Того.

Теперь роли были распределены; представление могло начинаться.

Однако доклад Отта не освещал некоторых особенностей японского шпионажа по той простой причине, что в то время сам Отт не был знаком с этими особенностями. Позднее он говорил об этом и жаловался на недостаток доверия, проявленный японцами, несмотря на все их внешнее доброжелательство. Впоследствии ему пришлось жаловаться на это очень часто.

В начале 1935 года Отт предпринял по собственной инициативе тщательное изучение именно тех сторон японского шпионажа, которые ему не были открыты. Сделать это было не слишком легко; однако, поскольку Отт к тому времени уже имел немалые связи и ряд молодых офицеров был весьма дружен с ним, кое-чего ему удалось все же достигнуть.

В первую очередь Отт хотел ознакомиться — и со временем добился этого — с функциями так называемых тайных обществ и их ролью в общей системе японского шпионажа.

Самым известным из них было общество «Черного дракона», возглавляемое Мицуру Тояма. Это общество было образовано в конце прошлого столетия и получило двое название от имени реки Амур (китайцы и японцы зовут ее рекой Черного дракона), которая протекает между Манчжурией и Советским Союзом; своей первоначальной целью общество ставило завоевание Манчжурии и Восточной Сибири. Эти откровенно милитаристические, зачастую террористические тайные общества были одной из главных пружин японской агрессии. Причем их влияние на международную политику было нередко весьма значительным.

В области шпионажа общество «Черного дракона» действовало с начала XX столетия в крупном масштабе в Манчжурии и Китае, поскольку эти страны являлись ближайшими объектами японской агрессии. Общество «Черного дракона» орудовало через своих агентов, которых оно окрестило «людьми-волнами».

Эти «люди-волны» довольно тесно сотрудничали с военной разведкой. Многие армейские офицеры, в особенности, из клики молодых, принадлежали к какому-либо тайному обществу, поскольку идеи и устремления так называемого «молодого офицерства» нередко совпадали с программой действий этих обществ. Агенты тайных обществ, действующие на материке, бесспорно, вербовались из явных подонков общества. Это были громилы, наемные убийцы, отчаянные искатели приключений, шантажисты, которые в Японии не проработали честно ни одного дня; жили они обычно на доходы от шантажа или от совершенных ими преступлений, а также на принудительные «патриотические» пожертвования. Не жалея чужой жизни, они не ставили ни во что и свою собственную жизнь.

Многие из этих разбойников колесили по Манчжурии и Китаю под видом продавцов лекарств и опиума, мелких лавочников, нищенствующих монахов с капюшонами на головах, совершенно скрывавших их лица, даже под видом буддистских священников, журналистов, фотографов и т д. Крайне неразборчивые в моральном отношении, гоняющиеся за наживой, физически закаленные, они всегда способны были провоцировать всякого рода инциденты, стычки, уличные драки, которые всегда раздувались Японией, предъявлявшей различные требования, настаивавшей на принесении извинений, делавшей из мухи слона и накапливавшей всякого рода поводы «про запас».

* * *

То, что Отт сумел собрать столь точные данные об этих обществах, свидетельствует о его ловкости и пронырливости как военного атташе. Другие агенты германского шпионажа были менее удачливы. Так, например, Рихард Цейзиг, территориальный руководитель АО в Японии, также пытался сотрудничать с японскими властями. Но у него по какой-то причине возникли затруднения. Японцы не только не хотели идти ему навстречу, но сделали почти невозможной какую бы то ни было деятельность представляемой им организации. Полиция буквально следовала за ним по пятам. Японцы считали, что перед ними немецкий шпион, и, разумеется, не ошибались в этом.

Все неудачи Цейзига длились более четырех месяцев, пока, наконец, не вмешался в дело Отт и не исправил положения.

Еще труднее пришлось Вальтеру Донату. Он был начальником германского «института культуры» (одна из организаций Розенберга). Этот институт давал возможность японским студентам знакомиться с Германией. Во всяком случае, таково было официальное его назначение. Но за этой официальной вывеской скрывались попытки вербовать студентов для ведения шпионажа против их собственной страны. Недоверие, которое впоследствии пронизало все германо-японские отношения, рано пустило корни в благодатную почву.

В 1938 году Донат предпринял двухдневную поездку из Кобе на остров Сикоку, находящийся в 60 милях от Кобе. Поскольку поездка была «деловой», он взял с собой японского студента.

После ночного путешествия на пароходе он прибыл около 6 часов утра на Сикоку, в г. Такамацу. Полицейский спросил Доната о цели его приезда и о планах на день. Вскоре после этого, когда Донат со спутником завтракали в японском отеле, им было доложено о «посетителе». Без каких-либо церемоний, не спрашивая даже разрешения, «посетитель» этот подошел к столику, сел и начал подробно расспрашивать Доната о его предках, о работе, о его точке зрения на японский народ, о войне вообще, о возможности японо-американской войны и т. п. и т. д. Затем Донат должен был сообщить ему исчерпывающее расписание своего дня.

Когда в тот же день, несколько позднее, Донат выехал поездом в другой пункт на острове, на станции уже ожидал сыщик в штатском, который «эскортировал» его к месту назначения.

На следующее утро у него опять был «посетитель в японской гостинице. Те же вопросы, та же беседа в течение завтрака с попытками «поймать» его на чем-нибудь. И то же требование подробно сообщить расписание дня.

Спустя некоторое время, когда Донат сидел в приемной завода, расположенного на окраине, его вызвали к телефону; тот же утренний «посетитель» предупредил его, что при возвращении в Кобе Донат будет проезжать через одну из многочисленных японских укрепленных зон; в случае если он будет делать фотоснимки, то немедленно подвергнется аресту. Утром Донат уже сказал этому «посетителю», что он не взял с собой фотоаппарата; впрочем, это не явилось для агента новостью, так как багаж Доната достаточно тщательно обыскали в отеле.

Вечером на оживленной пристани в Кобе другой штатский с глупой физиономией тронул Доната за плечо и попросил его открыть чемодан. Чемодан был положен тут же на землю, среди снующей толпы, развлекающейся таким зрелищем, как «арест» иностранца. Сыщик стал выбрасывать на грязную мостовую предметы личного обихода, пижаму и записную книжку, каждую страницу которой он тщательно просмотрел. Наконец, когда сыщик увидел несколько японских агитационных книг о войне в Манчжурии, он угрожающе нахмурился; в это время крайне смущенный японский студент пытался убедить его в том, что иностранец, взявший на себя труд научиться читать и писать по-японски, должен наверняка симпатизировать Японии; на это сыщик ответил ему, что как раз это обстоятельство и делает иностранца еще более подозрительным. Наконец, не обнаружив ничего предосудительного, он прекратил обыск и удалился, не потрудившись даже собрать вещи, выброшенные на мостовую.

Цейзиг и Донат — не единственные немцы, пострадавшие от действий японской контрразведки. Большинство немцев также находилось под постоянным наблюдением не только полиции, но собственных слуг. Иногда их задерживали по подозрению в шпионаже, но обычно ничего никогда не бывало доказано. Такой оборот дела вовсе не обескураживал японскую полицию. Японское недоверие ко всем иностранцам — и притом вовсе не к одним только немцам — с 1938 года приобрело характер какой-то мании. Власти устраивали выставки борьбы со шпионажем, демонстрируя то, что японцам казалось изощренными преступными методами действия иностранных шпионов. Они выпускали сотни антишпионских плакатов; они ввели «недели борьбы со шпионажем». Картины и лозунги, направленные против шпионов, помещались на спичечных коробках и выставлялись в окнах магазинов. И везде в качестве шпиона был представлен белый человек. Через печать и радио японское население беспрестанно призывалось быть настороже и доносить обо всех иностранных шпионах, которые несут неисчислимые бедствия Японии. Заклеймив каждого иностранца в Японии клеймом возможного шпиона, японские власти создали в стране небывалую атмосферу ненависти к иностранцам, в том числе и к немцам.

В ноябре 1936 года между Германией и Японией был заключен так называемый «Антикоминтерновский пакт». В то время дипломаты говорили, что этот пакт в основном явился плодом деятельности Отта и Осима, вскоре после этого получивших звание генерал-лейтенанта. Помимо официального текста, пакт этот содержал ряд секретных статей, относящихся к военному сотрудничеству и сотрудничеству в области шпионажа.

В 1938 году Эйген Отт был назначен послом в Токио, а фон Дирксен был переведен в Лондон; вскоре после этого Хироси Осима стал японским послом в Берлине.

Шпионская «ось»

Нельзя сказать, что Германии особенно везло в смысле сотрудничества со своими союзниками по «оси» в области шпионажа.

Германские военные круги никогда не питали никаких иллюзий в отношении своего итальянского партнера. Говорят, что в двадцатых годах руководящие офицеры германского генерального штаба заявляли: «Следующая война будет проиграна той страной, которая возьмет себе в союзники Италию». Это была шутка, конечно, но она отражала отношение германских военных кругов к Италии. Отношение это сохранялось и тогда, когда речь заходила о шпионаже. Полковник Николаи давно дал понять, что он не имеет намерения работать в контакте с итальянской разведкой, поскольку считает ее худшей в мире.

Для такой резкой оценки у него были все основания. Ему было известно, что бесчисленное количество шпионов иностранных держав, в особенности французских и югославских, свободно разъезжало по Италии и фотографировало все крупнейшие военные заводы. Они сумели даже добыть чертежи линкора, который еще не был заложен. Об этих провалах знал не только Николаи, но и все разведки Европы; и лишь сами итальянцы пребывали в блаженном неведении.

В европейских разведках распространялся слух, дававший некоторое объяснение этой свободе действий иностранных шпионов в Италии. Согласно этому слуху, руки Муссолини были, дескать, связаны. Во время убийства в Сараево, когда Италия еще была официальной союзницей Германии и Австро-Венгрии, Муссолини работал агентом 2-го бюро. Во 2-м бюро якобы находилось его личное дело, которое могло служить крупным козырем в момент, когда агенты 2-го бюро попадались в Италии.

* * *

Помимо военной разведки, в Италии существовала «Овра» — итальянская тайная полиция, также занимавшаяся шпионажем.

Во главе ее стоял Артуро Боккини, один из ближайших сотрудников Муссолини.

В первые годы фашистского режима «Овра» использовалась для подавления оппозиции внутри Италии. Ее основным оружием было хорошо известное касторовое масло; однако то, что применение касторки зачастую вызывало смертельные последствия, известно далеко не всем. За границей, где «Овра» не могла широко применять свои жестокие методы, она имела, разумеется, значительно меньший «успех». Главным образом она преследовала итальянских социалистических и демократических эмигрантов. В течение ряда лет ее деятельность состояла из одних только грубых промахов. И те, кого она преследовала, без больших усилий ускользали от агентов «Овра». Иногда «Овра» подбрасывала динамит в дома антифашистов, живших во Франции. Но эти попытки всегда проваливались, ибо французская полиция была не столь глупа, как считали агенты «Овра».

«Овра» добивалась удачи тогда, когда нанимала французских гангстеров для убийства политических противников. Антифашисты братья Розелли стали жертвами подобного убийства. В Италии также общеизвестно, что смерть генерала Бальбо и популярнейшего летчика Умберто Маддалена была также делом рук «Овра».

Неудивительно, что шпионская организация, возглавляемая таким совершенно негодным руководством, как руководство «Овра», проваливалась полностью. «Овра» настойчиво засылала своих агентов во Францию, Германию, Югославию — и все понапрасну. Все они не давали ничего ценного, хотя тратили огромную сумму денег.

«Овра» провалилась и в Тунисе. Она провалилась и в Палестине, где пыталась поднять восстание арабов. Впоследствии эта попытка с большим успехом была предпринята гестапо. «Овра» провалилась и в Абиссинии, куда ее агенты прибыли вслед за армией. Она замучила и убила многих жителей, но не добилась получения каких-либо ценных сведений.

Но рекордный провал потерпела «Овра» в Греции. На подготовку греческой кампании «Овра» имела в своем распоряжении более двух лет. Муссолини настоял на том, чтобы Боккини проделал эту работу лично. Он работал там по образцам деятельности немцев в Австрии, Чехословакии и Франции. Итальянцы считали, что офицерский корпус греческой армии разложен изнутри, что некоторые офицеры подкуплены, что «Овра» располагает всеми оперативными планами греческой армии и знает все стратегические планы ее развертывания, расположение военных заводов, а также завоевала симпатии среди греческого населения.

Когда началась итало-греческая война, то оказалось, что ни одна из надежд «Овра» не оправдалась. Не оказалось ни «пятой колонны» в Греции, ни сочувствующих генералов, ни достойных доверия греческих планов и вообще ничего, кроме вполне реального и очень упорного сопротивления греков, которым итальянцы были окончательно обескуражены.

* * *

Тогда в греческие дела пришлось вмешаться немцам. Речь идет не только о военном вмешательстве, но и о заблаговременном вмешательстве в области шпионажа. Это было, между прочим, уже не первое сотрудничество немцев с итальянцами на почве шпионажа.

Еще в 1935 году Рудольф Гесс подумывал об установлении контакта с «Овра». Полковник Николаи предупреждал его, что это было бы пустой тратой времени. Казалось, что Гесс прислушался к этому предостережению; тем не менее, спустя два года он предпринял поездку в Рим для беседы с Боккини. Вполне возможно, что он был весьма разочарован тем, что увидел; так или иначе, но известное сотрудничество между «Овра» и гестапо все же имело место, причем немцы не делали ничего для того, чтобы подчеркнуть все неумение и промахи тайной полиции Муссолини.

Когда началась вторая мировая война, немцы решили все же улучшить постановку дела в итальянской разведке. В начале 1940 года в Италию был послан Гейдрих, бывший правой рукой Гиммлера. По возвращении в Берлин он заявил, что положение весьма неудовлетворительно. Девять месяцев спустя, после вступления Италии в войну, немцы прибрали к рукам весь итальянский государственный аппарат. Гестапо распоясалось в Италии совершенно, не считаясь вовсе с наличием «Овра». В течение нескольких недель на руководящих постах во всех крупных итальянских учреждениях появились гестаповцы. Они же заняли командные должности и на транспорте. Гиммлеровские молодчики захватили в свои руки и всю систему шпионажа.

Боккини не смог пережить это унижение. Он умер — как гласит официальная версия — от гриппа. Ходили слухи, что он покончил жизнь самоубийством. Его преемником был некий Сенизе, за спиной которого орудовал наделенный неограниченной властью Гейдрих.

Зарубежная агентура «Овра» также была подчинена немцам. Это касалось и Северной и Южной Америки. Сотрудникам итальянских посольств и консульств пришлось начать работу в немецком стиле; они должны были добывать сведения через итальянское население с помощью различных клубов и с помощью чернорубашечников. Сведения эти сортировались и передавались германскому начальству. В Соединенных Штатах система эта не дала больших результатов. И даже в 1941 году между германскими консулами и их итальянскими подчиненными происходили скандальные сцены.

Агенты «Овра» в Центральной и Южной Америке работали лучше, чем их коллеги в США. Одним из «фаворитов» «Овра» был генерал Каморита, начальник полиции в Перу.

Значительно более охотно немцы «сотрудничали» с японцами. Японцы имели в Америке огромное количество агентов. Вспомним, например, парикмахеров в Панаме, которые почти никогда не занимались своей профессией, но жили совсем безбедно. Вспомним рыбаков с их комфортабельными рыбачьими лодками, где была установлена дорогая и мощная радиоаппаратура, а также приборы новейшей конструкции для измерения морских глубин. Самыми крупными и наиболее хорошо оборудованными из этих «лодок» были «Маната Мару», «Минова Мару» и «Сара Мару». Существовали рыболовные компании, менее всего интересовавшиеся торговлей, но явно поддерживавшие связь с японскими властями. Были также японцы, покупавшие в Коста-Рике земли под хлопковые плантации, хотя хлопок здесь не давал урожая; что касается того обстоятельства, что земли эти находились всего лишь в 250 милях от Панамского канала, — то это было, разумеется, чистой случайностью.

В США действовали лучшие японские агенты Ямасито и Мацуи, переброшенные в Мексику на рыболовных лодках в 1936 году.

Гитлеровцы, со своей стороны, в течение ряда лет искали контакта со своим японским партнером по «оси». Приведу такой пример: с 1934 года японский консул в Лос-Анджелесе постоянно приглашался на немецкие торговые корабли, где получал новейшую информацию.

Но готовность к обмену сведениями была односторонней. Когда, скажем, германские агенты, орудовавшие на тихоокеанском побережье Америки, попадали на японские корабли, им ничего не сообщалось.

В конце концов, это вызвало недовольство в лагере гитлеровцев.

Особенно рьяно протестовали некоторые из германских агентов в США. Японцы были всегда отменно вежливы, но в ответ на все претензии только удивленно пожимали плечами. Тогда немцы решили действовать нажимом и предприняли необходимые шаги.

5 октября 1937 года в городе Мехико-Сити состоялась конференция, на которой присутствовали германский посланник фон Колленберг и его итальянский и японский коллеги. Встреча продолжалась два с половиной часа. Во время этой встречи фон Колленберг, дипломат старой школы, плохо разбиравшийся в том, что происходило, и не желавший следовать советам своего атташе Гейнриха Норте, откровенно пожаловался на то, что японский шпионаж упорно отказывается от сотрудничества. Его доказательства, видимо, были достаточно вескими, ибо с тех пор японцы круто изменили свою тактику. Особенно плодотворное сотрудничество завязалось в Коста-Рике между Такахиро Вакаваяси и германским агентом Геншке. Японцы выбрали большое ровное поле, подходящее для устройства аэродрома, а Вакаваяси получил право на устройство очередной «хлопковой плантации». Японцы ввезли 21 рабочего из Чимботы — большого японского поселка в Перу. «Рабочие» поселились в первоклассном отеле и привезли с собой один мешок хлопковых семян, который так и остался нетронутым. Вскоре после встречи дипломатов рыбак — владелец крупнейшей в мире рыбачьей лодки «Амако Мару» — Йоситаро Амано попытался связаться с хлопковой станцией Вакаваяси. Он был немедленно арестован. И тогда на помощь пришли немцы. Геншке пустил в ход свои связи и оказал давление на президента. Таким образом, немцы опять помогли японцам, не получив взамен ничего.

Претензии Колленберга не явились основной темой переговоров. Значительно больше внимания было уделено планам усиления шпионской деятельности в Мексике. Дипломаты «оси» получили предложение от мексиканской «Федерации среднего класса». Федерация изъявила согласие вести нелегальную работу, если ей будут предоставлены необходимые денежные средства. Предложение было принято, но вскоре после этого полиция как раз арестовала Кармен Калеро и некоторых других заговорщиков еще до того, как они причинили какой-либо ущерб.

Это было серьезным ударом по агентуре и дипломатии «оси». Дипломаты начали нервничать, особенно старый фон Колленберг. Что касается руководителей германского шпионского центра в Мексике, то он этим обстоятельством отнюдь не был обескуражен.

* * *

Одну из крупных ставок в своей шпионской работе в Мексике немцы делали на тот поток туристов, который продолжал прибывать в страну с конца тридцатых годов.

Туристы эти не являлись «пятой колонной» в точном смысле этого слова. Большинство из них — американские граждане немецкого происхождения. Но их было так много, что заправские шпионы попросту терялись в их среде и таким образом не вызывали подозрений. Вся масса туристов посылалась для того, чтобы «вдохнуть жизнь» в застоявшуюся, слишком мирную атмосферу германской колонии. Вновь прибывающие туристы должны были действовать как распространители слухов и агитаторы в пользу гитлеровской Германии; они обязаны были держать ухо востро и вербовать при всяком удобном случае податливых молодых офицеров и полицейских.

Впрочем, были среди немецких «туристов» и агенты, имевшие более серьезные поручения. Их излюбленным притоном была «Зеленая лампа», в потайных комнатах которой можно было чувствовать себя почти в безопасности. Случалось, что некоторые из посетителей вели серьезную беседу и в полночь уходили через боковую дверь. На следующий день вы узнавали о чьей-либо внезапной смерти или об убийстве, совершенном неизвестным лицом.

* * *

Помните ли вы еще генерала Сатурнино Седильо, бывшего в столь близких отношениях с бароном фон Мерком, германским шпионом в Брюсселе во время первой мировой войны и одним из наиболее близких сотрудников полковника Николаи? В 1937 и 1938 гг. фон Мерк все еще путешествовал. Иногда он наносил очередной визит Седильо в Сан-Луис-Потоси, оттуда опять отправлялся в Тампико, куда прибывало судно с таинственным грузом, в приеме которого он расписывался. Спустя некоторое время новая партия винтовок, пистолетов и пулеметов поступала в распоряжение Седильо. После совещания дипломатов фон Мерку была официально поручена координация шпионажа стран «оси» в Мексике. Поэтому он и завязал тесную связь с японским агентом Цито.

Что касается Седильо, то этот генерал делался все более и более важным. Его уже нельзя было запросто посетить на его «ранчо». Об этом позаботилась вооруженная охрана. Для того чтобы попасть к Седильо, нужны были очень хорошие рекомендации. И пока вы ждали разрешения за оградой, вы могли поразмыслить над тем, с какой целью сюда присылались в таком большом количестве «тракторы» из Италии, как значилось на ящиках, и зачем понадобилось такое значительное число германских «туристов», которые обучали рабочих Седильо обращению с этими «тракторами».

Наконец, в 1938 году Седильо поднял мятеж в Мексике. Авантюра эта провалилась, а сам Седильо был убит. Когда все было кончено, и барон фон Мерк понял, что больше шансов на успех нет, он уехал в США, а оттуда в Берлин, где его видели в обществе полковника Николаи.

Неудача ряда попыток наладить систему шпионажа в Мексике натолкнула державы «оси» на мысль об использовании испанской «фаланги» и синаркистов — мексиканских фашистов.

Само название «синаркисты» было загадкой для всех, кто пытался подойти к нему с точки зрения здравого смысла. Даже сами синаркисты не понимали его значения. Одни утверждали, что оно означает порядок и дисциплину; другие говорили, что оно выражает непризнание любых земных вождей и установление божественной власти над государством.

Независимо от того, что означало это наименование, синаркисты были попросту крупной шайкой убийц, которая терроризовала рабочие союзы и крестьянство, получившее при президенте Карденасе землю.

Шайка синаркистов была организована по военному образцу, имела свою разведку, тайные убежища и склады оружия. Ее следует считать наиболее угрожающим очагом фашистской заразы в Латинской Америке.

Барон Ганс-Гейнрих фон Холлейффер, он же Ганс Гельбинг, занимался до захвата власти Гитлером мошенничеством и грязными сделками; в последнее время он работал под руководством Гейнриха Норте над «укреплением дисциплины» в рядах германской колонии в Мексике. В феврале 1931 года фон Холлейффер основал мексиканскую «националистическую партию». Властям эта затея не пришлась по вкусу, и в течение суток он был вынужден покинуть страну.

Наступало время президентских выборов. Подготовляясь к этому событию, гитлеровцы создали в помощь давно основанной при содействии германского агента Германа Щвинна шайке «золотых рубашек» партию под названием ПРАК («Антикоммунистическая революционная партия»). Эта партия выдвинула на пост президента своего кандидата — крайне-правого военного авантюриста генерала Амаро. ПРАК была откровенно-террористической партией. Немцы поставили перед ней две задачи:

1) помешать ходу избирательной кампании путем создания беспорядков и

2) влиять на местные власти и добиться от них помощи в установлении контроля над стратегически важными пунктами на побережье и в горах; это было особенно важно в случае возникновения гражданской войны во время выборов. В отдаленных местностях крестьяне были вооружены и подстрекались к выступлению против «империализма» США. ПРАК имела тесную связь с испанскими и германскими торговцами, находившимися в небольших прибрежных городках, где были сосредоточены запасы горючего. Контрабандный ввоз оружия продолжался своим чередом. Прежние агенты Седильо были предоставлены в распоряжение ПРАК. По существу подготовлялась новая попытка захвата власти.

В это время началась в Европе вторая мировая война. И в Мексике и во всей Латинской Америке шпионская сеть Франции и Британии была захвачена событиями врасплох. Британская разведка имела только четырех агентов к югу от Рио-Гранде. У французов была одна женщина и двое мужчин.

Что касается фашистов, то они, по крайней мере, в течение первых шести месяцев войны, не имели возможности продолжать свою работу и поэтому распустили ПРАК.

Следовательно, нельзя утверждать, что в Мексике фашисты не делали попыток захвата власти. Они испробовали все, что только могли. Они пытались завладеть властью посредством Седильо, а позднее — через ПРАК. Они пытались вызывать беспорядки путем организации подпольного движения и общества «золотых рубашек», руками многих бандитов и безыменных групп «пятой колонны». Они заставили германское население субсидировать все их попытки, Запугав его и познакомив на деле с гестапо. Они сотрудничали со своими партнерами по «оси» и пытались свергнуть существовавшее правительство, используя в качестве рычага испанскую «фалангу». Они не брезговали ничьей помощью и не отказывались от применения винтовок и динамита. Наконец, они пытались повлиять на ход президентских выборов, причем в этой области не успели сказать последнего слова.

Но вот разразилась война. В июле 1940 года, когда казалось, что европейская фаза войны закончилась, и что наступило время «второго раунда» — борьбы в Западном полушарии, на сцену выступила германская армия. В Мексику прибыл бывший начальник берлинского гарнизона Фридрих-Карл Шлебругге. Он был послан непосредственно Николаи и должен был возглавить военный шпионаж. Шлебругге немедленно связался с личным составом интернированных германских кораблей и стал подготовлять либо их бегство, либо — если это окажется невозможным — потопление.

Во главе шпионажа невоенного характера все еще стоял агент Шахта Херстлет, который прибыл в Мексику в 1938 году якобы для заключения германо-мексиканских нефтяных сделок. Он руководил всеми финансовыми операциями, контролировал ход шпионажа, собирал и сортировал получаемые сведения. Офицерами связи между Херстлетом и Шлебругге служили испытанные агенты Николаи — Рудольф Пласка и Ганс Герцер. В 1941 году фашистский шпионаж в Мексике вело несколько сот первоклассных агентов. Но все они были опознаны, и все они знали, что они опознаны.

В Южной Америке нет секретов

Однажды Гитлер сказал Раушнингу: «Мы дадим Южной Америке не только наши деньги и нашу инициативность, мы также перевоспитаем ее в духе нашего мировоззрения. Если где-либо демократия особенно бессмысленна и даже преступна, то это в Южной Америке». Утверждая, что Южной Америке надо что-то такое «дать», Гитлер на деле склонен был в гораздо большей степени «кое-что» получить от нее. И этим «кое-что» он считал — ни мало, ни много — всю Южную Америку.

Южная Америка богата сырьем. Южная Америка — отличный рынок сбыта. С точки зрения гитлеровцев, Южная Америка — идеальная колониальная империя гитлеровской Европы. После всего сказанного разве не ясно, что она должна принадлежать Гитлеру?

Однако чисто экономические завоевание не было конечной целью фашистов, — они имели в виду также и установление своего политического господства. Для начала же они взялись за экономическое завоевание Америки с необычайным усердием. Начиная с 1933 года, АО послала в Южную Америку десятки тысяч торговцев, организаторов, инженеров, фермеров и т. д. Количество промышленных предприятий, торговых учреждений и банков, находившихся под контролем Германии, все время увеличивалось. Оно стало в десять раз больше числа контролируемых немцами предприятий во всех остальных частях мира. Экспорт некоторых южноамериканских стран в Германию удвоился и утроился, а из Перу даже учетверился.

Но экономическое завоевание было только первым шагом. Как сказал Гитлер, страны Южной Америки должны стать полем приложений не только для германского капитала и германской предприимчивости, — они обязаны также воспринять германское мировоззрение. Иначе говоря, Южную Америку надо завоевать не только экономически, но и политически.

Венесуэла, например, не только занимает третье место в мире по добыче нефти (после США и СССР), но в стратегическом отношении может угрожать Тринидаду и Панаме, а также коммуникациям между Дакаром и Бразилией. После 1936 года, когда немцы занялись ею всерьез, торговля между Венесуэлой и Германией увеличилась на 78 %.

Патагония. Гитлеровцы никогда не переставали заявлять, что страна эта никому не принадлежит, и что они имеют солидные основания претендовать на этот ничего не стоящий клочок Южной Америки, поскольку он в основном заселен немецкими фермерами. О том же, что Аргентина, владеющая Патагонией, контролирует Магелланов пролив они, конечно, скромно умалчивали.

— Однако завоевание Южной Америки немцы рассматривали в первую очередь как возможность нанести одновременный удар и по США и по Англии.

Неудивительно поэтому, что шпионский аппарат «Третьей империи» сосредоточил все свое внимание на Южной Америке. Вся ее огромная территория должна была быть «причесанной». Для ведения войны против Южной Америки — независимо от того, будет ли называться эта война войной и будет ли проливаться при этом кровь или нет, — и для одержания победы в этой войне необходимо было лишить Южную Америку всех ее тайн.

* * *

Условия для ведения военного шпионажа на этой огромной территории были исключительно благоприятными. Николаи не мог желать ничего лучшего. Для Южной Америки не требовалось организовывать никакого особого аппарата разведки. Он уже существовал. Мы имеем в виду авиалинии, пересекавшие весь континент.

Ряд германских летчиков и офицеров направился в Колумбию еще в 1919 году, сразу же после окончания первой мировой войны. Быть может, уже в то время немцы отдавали себе отчет во всем стратегическом значении этой страны, расположенной на столь близком расстоянии от Панамского канала. Первой германской авиалинией в Южной Америке — «Скабта» — руководил Фриц Гаммер. Это была первая постоянная воздушно-транспортная линия в Западном полушарии.

Гаммер был отличным организатором. Впоследствии он основал линии «Седта» в Эквадоре и «Транс-Андийскую линию» в Чили.

В 1927 году немцами был основан синдикат «Кондор». Его трасса тянулась на расстоянии более 4 тыс. миль по тихоокеанскому побережью. Она пересекала Уругвай, доходила до Буэнос-Айреса, затем поворачивала на запад, проходила через Аргентину, Анды до Сантьяго. Синдикат этот был связан с перуанским отделением германской компании «Люфтганза.

Несмотря на то что «Кондор» полностью принадлежал немцам, самолеты его летали под бразильским флагом, и компания получала субсидию от бразильского правительства. Ее директором был натурализовавшийся бразильский немец Эрнст Хек.

«Люфтганза» создала обширную сеть авиалиний в Эквадоре, и самолеты ее долетали до таких пунктов, куда не доходили американские авиалинии. В 1937 году «Люфтганза» приобрела контрольный пакет акций авиалинии «Седта», которая обслуживалась исключительно немецкими летчиками, прошедшими подготовку в Германии. Действуя рекламой и подкупом, «Седта» мешала проникновению американских авиакомпаний в Эквадор. Сравнительно недавно она безуспешно пыталась получить право на авиатранспортное обслуживание Галапагосских островов, расположенных неподалеку от Панамского канала.

Существовала также авиакомпания «Ллойд Аэро-Боливиано» — германская фирма, связанная с «Люфтганзой» и с синдикатом «Кондор».

В Аргентине была и вторая авиалиния — «Аэро Коста Аргентина», также контролируемая германским капиталом. Большую часть летчиков и инженеров этой компании составляли немцы.

Одна из самых важных линий «Люфтганзы» проходила через Лима (Перу) до чилийской границы и через Боливию в Рио-де-Жанейро. Рейсы на этой линии были начаты только в 1938 году. Весной 1941 года «Люфтганза» пыталась открыть новую линию по реке Амазонка и еще одну вдоль тихоокеанского побережья Перу.

Таким образом, сотни германских летчиков летали над Южной Америкой. Состав их регулярно менялся, и таким образом все большее число этих летчиков-немцев получало возможность изучать воздушные трассы Южной Америки.

Естественно, что немецкие пилоты неоднократно пролетали и над Панамским каналом.

В Бразилии существовал закон, по которому, по крайней мере, две трети летного состава должно было состоять из бразильцев; но и этот закон немцы обходили. «Кондор» и прочие авиакомпании, находившиеся под германским контролем, обслуживались немцами, принявшими бразильское подданство.

Примерно в 1935 году «Кондор» организовал отдел аэрофотосъемки, который получил заказ от бразильского правительства на съемку внутренней части Бразилии. Копии всех сделанных фотографий посылались в Германию. Впрочем, хорошо известно, что в Берлин посылались не только снимки Бразилии, но и всех остальных американских стран.

Многие из германских фирм в Южной Америке строили аэродромы со взлетными дорожками, специально приспособленными для тяжелых бомбардировщиков. Пропускная способность, мастерские и запасы горючего на этих аэродромах намного превосходили текущие потребности.

Вскоре после начала второй мировой войны два самолета «Фокке-Вульф», принадлежавших фирме «Кондор», отправились разведывать местонахождение двух английских военных кораблей и нарушили запрещение бразильского правительства производить полеты над Южной Атлантикой. Если это нарушение было обнаружено, то многие другие, бесспорно, прошли незамеченными.

В последние предвоенные годы немцы контролировали в общей сложности около 22 тыс. миль воздушных путей. Нужно быть неисправимым оптимистом, чтобы предположить, что в Южной Америке после этого еще остались неотмеченными какие-либо стратегические пункты. Достаточно сказать, что за последние годы число шпионов, пытавшихся заснять Панамский канал и его укрепления, резко возросло. В подавляющем большинстве случаев эти шпионы оказывались немцами или, по крайней мере, были тесно связаны с ними.

Неудивительно, что весной 1941 года фирмой «Скадта» был сооружен аэродром на расстоянии одного летного часа от Панамского канала. Этот аэродром имел подземные ангары, ремонтные мастерские и жилые помещения и был искусно замаскирован тростниковыми зарослями. В Коста-Рике была куплена земля под хлопковые плантации. Правительство решило «оказать помощь» покупателям и вырыло ирригационные каналы, что было очень полезно для хлопка, но отнюдь не полезно для аэродрома; только поэтому вся затея была оставлена.

Можно привести сотни примеров шпионской деятельности агентов Николаи в доказательство того, с какой тщательностью они изучали местность и как прочно они оседали в стратегических пунктах.

Острова Москито-Кис ранее часто посещались рыбаками с Кубы. Больше они туда не ездят. Зимой 1939 года там исчезла английская шхуна «Олстон». Говорят, что в лагунах этих островов немцы собирали подводные лодки, поставляемые туда по частям.

Даже складом горючего в Пуэрто-Кабесас (Никарагуа) управлял немец. Германская «научная экспедиция по исследованию морской фауны» бороздила эти воды в течение 18 месяцев…

* * *

А армии стран Южной Америки? Полковник Николаи располагал на этот счет подробной информацией. Добиться этого было тем более нетрудно потому, что после первой мировой войны многие южноамериканские страны приглашали для обучения своих армий германских офицеров в качестве инструкторов.

В Аргентине и Перу в течение девяти лет после окончания первой мировой войны на должности военного советника находился генерал-майор Фаупель. Позднее в Аргентину приехал в качестве инструктора генерал Гюнтер Нидерфур, впоследствии военный атташе германского посольства в Буэнос-Айресе.

Генерал Бонштедт в течение ряда лет возглавлял военную академию Сальвадора и был официальным инструктором всей армии. Эрнст Рем в 1925–1930 гг. был инструктором боливийской армии. В Боливию он приехал в сопровождении группы офицеров, часть которых находилась там до момента объявления войны.

Нет нужды говорить о том, что Риббентроп также принял меры к посылке в Южную Америку соответствующих «дипломатов». В 1941 году все германские посольства и консульства в Южной Америке были разоблачены как штаб-квартиры шпионажа, и провокационной пропаганды.

Ведомство Розенберга также развило в Южной Америке лихорадочную деятельность. Его «Иберо-Американский институт» в Гамбурге целыми партиями посылал инженеров, архитекторов, врачей, ученых в Южную Америку, устраивал там художественные выставки, учреждал библиотеки и т. д.

Разумеется, в данном случае не обошлось без Боле и его АО. Боле разделил всю Южную Америку на пять секторов соответственно пяти главным ее стратегическим пунктам.

Это были: Рио-де-Жанейро, Монтевидео, Буэнос-Айрес, Ла Паз и Богота.

Здесь находились штаб-квартиры территориальных руководителей АО. Обычно они были коммерческими атташе при посольствах и потому пользовались дипломатической неприкосновенностью. После начала войны Боле установил шестой стратегический пункт в Сантьяго.

Что касается Геббельса, то он покупал южноамериканские газеты и заполнял их своим агитационным материалом. В одной лишь Бразилии под контролем Геббельса находилось больше половины из 15 газет, выходивших на немецком языке.

В Аргентине он контролировал 12 крупных ежедневных газет. Помимо того, еженедельно в стране распространялось более 300 тыс. фашистских брошюр и журналов. В Ла Паз Геббельс контролировал шесть газет!

* * *

Весьма поучительным мог бы быть анализ первопричин всех политических кризисов, мятежей, восстаний, происходивших в Южной Америке начиная с 1933 года. Нет сомнения, что в каждом из этих «инцидентов» было бы обнаружено участие фашистов в той или иной форме.

Приведем лишь несколько примеров.

Главным организатором мятежа «зеленых рубашек» в Бразилии (11 мая 1938 г.) был культурный атташе германского посольства Хеннинг-Ганс фон Кессель.

Напомним также о деле немца Буш-Бесерры, боливийца германского происхождения. Хотя Бесерра никогда не покидал Боливии, он все же находился под сильным влиянием германских офицеров, прибывших в Боливию в качестве военных инструкторов. После участия в войне с Парагваем в 1937 году он был награжден и затем избран в президенты. В 1938 году он отменил конституцию и провозгласил Боливию тоталитарной страной. С немцами он заключил торговое соглашение на чрезвычайно выгодных условиях. В обмен на оружие Боливия должна была поставлять нефть и олово. Летом 1939 года Буш якобы покончил жизнь самоубийством — на почве нервного потрясения вследствие переутомления. Однако более вероятно, что он был убит одним из представителей оппозиции.

30 марта 1938 года аргентинская газета «Натионас-Граджиас» опубликовала сенсационное разоблачение деятельности гитлеровской шпионской организации в Патагонии. Факты были получены от Энрике Хурхеса, бывшего друга Рема и приближенного Геббельса, Который решил отомстить гестаповцам за убийство своей жены. В газете говорилось о шпионской организации, которая стремилась подготовить отделение Патагонии от Аргентины, с тем, чтобы ее захватила Германия.

Летом 1940 года парламентский комитет в Уругвае предпринял расследование деятельности гитлеровских агентов. В результате этого расследования было установлено наличие фашистских ячеек в Монтевидео. Фашистские агенты глубоко проникли в политическую жизнь страны, прочно обосновались в школах, фотографировали стратегически важные пункты и обучали парашютистов в уругвайских военных лагерях. Всеми ими руководил германский посланник Фурман, глава АО в Уругвае: он подготавливал захват устья реки Ла-Плата, чтобы использовать его в качестве плацдарма для мятежа 2 млн. немцев, живущих в Аргентине и Южной Бразилии. Подготовлялся также мятеж уругвайской армии. Впредь до назначения Гитлером «фюрера» для Уругвая должно было быть создано в Монтевидео временное правительство. Члены оппозиции, антифашисты, евреи должны были быть истреблены. Уругвай должен был стать сельскохозяйственной колонией «Третьей империи».

Летом 1941 года аргентинское правительство раскрыло новый заговор, направленный на отделение Патагонии. Было обнаружено, что влияние гитлеровских агентов в полиции, министерствах, школах и прессе представляло собой определенную угрозу. Даже деятельность радиостанции оплачивалась непосредственно из Германии. Влияние гитлеровцев в среде молодого армейского офицерства возрастало. Берлин расточал обещания: пусть только Аргентина станет членом «оси» — и она сразу получит Уругвай, Парагвай, часть Боливии и Фолклендские острова, на которые она все время претендовала. В обмен за все это Германия должна была получить Патагонию.

Трудно после всего изложенного утверждать, что гитлеровцы сидели в Южной Америке, сложа руки, и не пытались действовать с бешеной энергией.

Часть шестая. Начало конца

Пробуждение

18 октября 1938 года впервые, пожалуй, со времен первой мировой войны 1914–1918 гг. о полковнике Вальтере Николаи вновь услышала широкая общественность. Это случилось в Нью-Йорке во время процесса гитлеровских шпионов.

Один из обвиняемых, Гюнтер Густав Румрих, дезертировавший из американской армии, ответил на вопрос о том, каким образом он стал шпионом «Третьей империи»:

«Я прочел книгу, написанную полковником Николаи, после чего послал ему письмо на адрес газеты «Фелькишер беобахтер» с предложением своих услуг. Он ответил мне, поместив объявление в одной из нью-йоркских газет».

Процесс, на котором было сделано это удивительное и странное заявление, сама по себе был достаточно удивительным и странным. Этот процесс был отмечен всеми характерными признаками детективных романов. История с украденными мобилизационными планами; похищение генерала; шифр, написанный на спичечной коробке; новая Мата Хари, засланная в Вашингтон; кража 50 бланков американских паспортов…

Но было в нем кое-что более удивительное, нечто такое, что никогда ранее не имело места ни на одном из шпионских процессов. Назывались конкретные имена. Имена тех лиц, которые стояли за спиной исполнителей, за спиной арестованных шпионов.

По этому делу было привлечено 18 человек. Четверо из них оказались на скамье подсудимых. Остальные либо сумели бежать в Германию, либо никогда и не покидали Германии. Они оставались в тени, в своих кабинетах. Они руководили работой издалека.

Кто знает, сколько времени понадобилось бы для того, чтобы США осознали всю серьезность проблемы германского шпионажа, если бы не этот невероятный шпионский процесс? Но даже и после этого процесса потребовалось немало времени, пока опасность не была полностью осознана.

Как бы то ни было, официальные круги Вашингтона начали принимать определенные меры. Рузвельт заявил, что страна должна быть защищена против этой формы агрессии. Были сделаны первые шаги на пути к созданию аппарата контрразведки. Федеральное следственное бюро увеличило сеть своих агентов. От 500 до 800 оперативных сотрудников должны были занять важные посты. Но американская общественность не сумела понять всей серьезности ситуации. Большинство читающей публики считало все подробности, установленные на процессе, слишком фантастическими и неправдоподобными.

Однако вскоре было совершенно неоспоримо установлено, что так называемый «Германо-американский союз» является вовсе не культурной организацией, а тщательно налаженным военным аппаратом. Его члены проходили подготовку в лагерях. В союз входили регулярные отряды штурмовиков, причем официальная численность их была равна пяти тысячам, но фактически их было значительно больше.

Нередко члены «союза» устраивались на авиационные и военные заводы в качестве рабочих. Свои лагери «союз» размещал обычно неподалеку от важных портов, аэродромов, складов, авиационных заводов и т. д.

Примерно спустя полтора года после этого процесса контрразведка начала вылавливать германских агентов, которые до тех пор были отлично замаскированы. В числе разоблаченных оказался доктор Фридрих-Эрнст-Фердинанд Аухаген, приехавший в США в 1923 году в качестве горного инженера. Сначала он работал на пенсильванских угольных копях, затем на Уолл-Стрит и, наконец, стал лектором в Колумбийском университете. Аухаген регулярно получал из Германии крупные денежные суммы, с помощью которых распространял пропагандистские материалы среди более чем 200 тысяч лиц. Некоторое время он издавал небольшой журнал «Вызов»; позднее этот журнал превратился в еженедельник «Обозреватель Форума», который распространялся бесплатно и являлся рупором фашистской пропаганды.

Аухаген разъезжал по стране и произносил речи, агитируя за Гитлера. Он отлично жил на деньги, получаемые из Германии. Когда государственный департамент начал против него дело, он попытался бежать в Японию. Его арестовали, судили и приговорили к. 2 годам тюремного заключения.

Основными гитлеровскими пропагандистскими агентствами в США, ежегодно получавшими от Геббельса 750 тыс. долларов, являлись: «Германская информационная библиотека», «Германское железнодорожное информационное бюро» и телефонное агентство «Трансоцеан Ньюс-Сервис».

«Германская информационная библиотека» была организована в 1936 году немецким консульством в Нью-Йорке. Она получала из Берлина 450 тыс. долларов ежегодно. Руководил этим центром непосредственно германский консул и посол в Вашингтоне, а также и министерство пропаганды. Издаваемый «библиотекой» бюллетень «Обзор фактов» распространялся примерно в 200 тыс. экземпляров. Директором «библиотеки» был доктор Маттиас Шмиц — бывший преподаватель в колледже Смита. Сначала «библиотека» имела всего четырех сотрудников, но затем число их увеличилось до 47.

«Германское железнодорожное информационное бюро» продолжало функционировать даже после начала второй мировой войны, хотя американцы уже не имели возможности свободно путешествовать по Германии. Основной его функцией в то время была еженедельная рассылка «последних новостей из Германии» 125 тысячам лиц, входивших в специальный список; адреса этих лиц, таким образом, были известны всем гитлеровским организациям в США.

Наконец, агентство «Траисоцеан Ньюс-Сервис» якобы также занималось рассылкой информации. Во главе его стояли Манфред Цапп и Гюнтер Тонн. Как коммерческое предприятие оно всегда было убыточным, ибо навязывало свои услуги за любую цену. Субсидия, получаемая агентством из Берлина, составляла около 90 тыс. долларов в год.

Основная задача агентства заключалась в ведении прогитлеровской пропаганды на столбцах газет Центральной и Южной Америки; помимо этого, агентство добывало в этой печати всю интересующую Берлин информацию.

Время от времени приезжал в Америку также и германский журналист Колин Росс, собиравший материал для своей книги и выступавший с лекциями. Он наладил прежние связи и всячески использовал своих «добрых» друзей для добывания ценной информации. Во время своей последней поездки — в начале 1939 года — он нанял американского фотографа и заставил его сделать снимки с укреплений и военных кораблей. Еще до того, как это стало известно властям, Росс уже выехал в Германию.

* * *

Количество подозрительных симптомов возрастало с каждым днем. После захвата власти Гитлером число германских консульств в США непрерывно увеличивалось, а число сотрудников в этих консульствах и в посольстве в Вашингтоне возросло беспредельно. Так, в 1933 году германское генеральное консульство в Нью-Йорке имело 38 сотрудников. В 1941 году число сотрудников достигло 116. В 1941 году всем уже было ясно, что германские консульства в США являются штаб-квартирами шпионажа, и что сотрудники консульств занимаются организацией всякого рода диверсий.

Среди них находился капитан Фриц Видеман, сменивший Манфреда фон Киллингера на должности генерального консула в Сан-Франциско. Манфред фон Киллингер — известный бандит и участник ряда политических убийств — наконец вынужден был покинуть Сан-Франциско. Заместитель его, находясь на посту генерального консула в Сан-Франциско, в течение некоторого времени руководил всей шпионской сетью на Тихоокеанском побережье и отвечал за установление контакта с японской шпионской агентурой.

Капитан Фриц Видеман был значительно умнее Киллингера. Рядом маневров, в том числе своим публичным выступлением против деятельности «Германо-американского союза» и заявлением о том, что «национал-социализм неприменим для США», он добился известной популярности даже в относительно влиятельных американских кругах; что касается Гитлера, то он телеграфно даже поздравил Видемана с его отличной работой, связанной с принятием американского закона о нейтралитете.

Однажды некая мисс Алиса Крокет потребовала через суд 8 тыс. долларов от Видемана, утверждая, что он расплачивается со всей немецкой шпионской агентурой, которая уже получила от него 5 млн. долларов.

Алиса Крокет заявила также, что Видеман связан с известным профашистом и поклонником Гитлера Линдбергом и что персонально от имени Видемана немецким шпионам в США вручает деньги не кто иная как княгиня Гогенлоэ.

Она приехала в Америку вместе с Видеманом и жила в одном из предместий Сан-Франциско. Когда срок ее годовой визы истек, Вашингтон в продлении срока пребывания отказал, и ей было заявлено, что ее вышлют из США. Газеты в связи с этим помещали большое количество материалов, посвященных прошлому княгини. Затем в течение некоторого времени о ней вообще ничего не было слышно. Впоследствии появились слухи о том, что княгиня не будет выслана, и что якобы министерство юстиции получило заверения в ее «лояльности».

Среди других руководителей шпионажа следует упомянуть барона Эдгара фон Шпигеля, генерального консула в Новом Орлеане. В его ведении находилась агентура, действовавшая в районе Мексиканского залива. То, что этот человек в прошлом был командиром подводной лодки, также далеко не случайно. Достойным «коллегой» Шпигеля и по «дипломатии» и по шпионажу был также Герберт Шольц, немецкий консул в Бостоне. Его специальностью являлась «обработка» женской части населения этого города. На этом его функции далеко не исчерпывались, ибо Герберт Шольц был представителем гестапо в США.

В начале своей дипломатической карьеры Шольц попался на глаза Гиммлеру, и тот обратил на него внимание. Когда позднее он был послан в Вашингтон как секретарь посольства, то одновременно получил также инструкции от начальника гестапо. Германский посол опасался Шольца, так как знал, что его секретарь посылает регулярно доклады Гиммлеру. Герберт Шольц и его жена добились популярности в Вашингтоне. Их повсюду приглашали и, по всеобщему мнению, Шольц должен был рано или поздно стать послом, а на худой конец — генеральным консулом в Нью-Йорке. Его внезапный перевод в Бостон поразил всех.

Истинная причина этого перевода, разумеется, неизвестна. Быть может, как полагают некоторые осведомленные круги в Берлине, противники Гиммлера, в первую очередь Геринг, перебросили Шольца в тот момент, когда Гиммлер находился в отпуску, впрочем, не исключено также, что и сам Гиммлер счел необходимым, чтобы Шольц находился до известной степени не на виду, и устроил его перевод в Бостон.

Шольц регулярно получал дипломатическую почту и шифрованные телеграммы от Гиммлера. В июле 1941 года, вскоре после закрытия германских консульств, в Нью-Йорке стало известно, что немецкий шпион Джордж-Джонсон Армстронг, разоблаченный и казненный в Англии, был агентом Шольца. Указывалось, что Армстронг был направлен к Шольцу через бывшую чемпионку мира по конькам Фрици Бургер. Армстронг был влюблен в нее, и она заставила его помочь Шольцу поступить матросом на американский корабль, направляющийся в Центральную и Южную Америку.

Вся эта история кажется все же мало правдоподобной хотя бы потому, что Шольц лично и непосредственно не был связан со своими агентами. Как представитель гестапо в США, он скорее контролировал деятельность своих агентов, которые лично вербовали, инструктировали и оплачивали шпионскую сеть.

* * *

Итак, потребовалось достаточно много времени для того, чтобы американская общественность, наконец, поняла, чем же в действительности являются гитлеровцы, чего они добиваются и насколько они беззастенчивы, коварны и наглы в выборе методов и средств для осуществления своих планов. Когда же американцы, в конце концов, поняли все это, Европа уже была объята пожаром новой войны, Франция капитулировала, и миллионы людей томились в фашистском ярме.

Тем не менее, даже в середине 1941 года американская общественность все еще реально не представляла себе масштабов той войны, какую гитлеровцы подготовляли против США. Войну эту они подготовляли методически, шаг за шагом, хладнокровно и притом издавна уже опутывая всю страну паутиной тотального шпионажа.

«Б-4» приобретает союзников

Потребовалось достаточно много времени для того, чтобы и Англия осознала на деле, что же такое тотальная война и «тотальный шпионаж». Когда же, в конце концов, англичане осознали это, то «Б-4» сразу обнаружило, что Британская империя с ее огромной системой торговых связей представляет собой идеальный плацдарм для организации собственного тотального контршпионажа.

Аппарат такого контршпионажа уже существовал. Это было министерство экономической войны. Оставалось только пустить этот аппарат в ход. Министерство экономической войны имело отделения во всем мире. Правда, на дверях этих отделений не было вывесок с надписью «министерство экономической войны». Очень часто эти отделения помещались в конторах торговых домов, банках и т. д. Иной раз этими отделениями были даже отдельные люди, которые многие годы занимались экспортной торговлей и изучили ее до тонкостей.

Так, в один прекрасный день на портовых причалах Нью-Йорка, Сан-Франциско, Вера-Крус, Вальпараисо и других городов появились люди, которым было весьма важно установить, содержат ли «ящики с игрушками», посылаемые для шведской фирмы, действительно игрушки. И американские таможенники, которые понимали причины такого рода «любопытства», вскрывали эти ящики.

Но министерство экономической войны не ограничивалось одним лишь контролем. Оно непосредственно помогало и ведению войны.

Его сотрудникам было известно не только, откуда Германия получает хлопок, шерсть, резину, кожу и шкуру, никель, свинец, цинк и джут, но и где она хранит все это ценное стратегическое сырье. Таким образом, далеко не случайно германские фабрики и заводы, имевшие большие запасы такого сырья, подверглись особенно жестокой и регулярной бомбардировке.

Сотрудники министерства экономической войны располагали и другими ценными данными: о пропускной способности важнейших в Европе железнодорожных узлов, о судоходстве на Дунае и Эльбе, о характере и количестве продукции, выпускаемой отдельными крупными немецкими фабриками и заводами, о количестве рабочих, занятых на других заводах, и т. д. и т. п.

Исходя из всех этих данных, представители министерства, находившиеся в Цюрихе, Лиссабоне и Мадриде, могли узнавать много дополнительных сведений, имевших важное значение. Агентура министерства экономической войны активно действовала даже на оккупированной территории и в самой Германии. Разумеется, эти люди не были англичанами. Но это были люди, всю свою жизнь проработавшие с англичанами и с большой готовностью передававшие им собранные сведения.

* * *

Однако и министерство экономической войны и британская разведка все еще делали традиционную ставку на способности и изобретательность отдельных своих агентов, на организационные и профессиональные навыки и опыт небольшой группы своих надежных руководителей.

Агенты британской разведки считались одними из лучших в мире. Они оперировали в Цюрихе, Лиссабоне и Алжире, который после падения Франции стал основным пунктом наблюдения за французским и итальянским флотом. Иначе говоря, массового шпионажа в Англии все еще не существовало.

С ходом военных событий положение Англии все ухудшалось и становилось как будто все более безнадежным; в то же время мощь германской военной машины на первых порах все более усиливалась. В тот период агенты британской разведки мобилизовали все свои возможности, весь свой опыт и действовали поистине отважно.

Первое вторжение британской разведки на Европейский континент началось вскоре после Дюнкерка. Впервые разведчики появились в тихих фиордах Северной Норвегии, в тысячах мелких бухточек, которые враг никогда не мог полностью контролировать. Они появлялись также в снежных просторах Бретани. Они беседовали с жителями оккупированных стран, задавали им вопросы, получали ответы и уходили в ночь. А через день или через неделю появлялись английские бомбардировщики и сбрасывали свой груз на определенные цели в Северной Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии, где находились немецкие склады нефти, боеприпасов и запасных частей для механизированных соединений.

У этих агентов не было недостатка в храбрости! И многие из них никогда не возвращались назад. В этих индивидуальных схватках с мощной военной машиной врага было нечто величественное.

Однако речь все еще шла о единицах или десятках! Между тем пора уже было понять, что «тотальная война», навязанная гитлеровцами, требовала ведения тотального шпионажа!

Просто удивительно, что для осознания этой простой истины британской разведке понадобилось так много времени. Люди, подобные Роберту Ванситтарту, конечно, отлично знали, что представляет собой гитлеризм и чего может ожидать весь мир от победы Гитлера. Но отдельная личность, даже и столь выдающаяся в своей области, как Ванситтарт, не могла идти против веками освященных традиций. А эта традиция в данном случае выступала против использования иностранцев на службе в британской разведке. Разумеется, англичане не раз пользовались услугами наемных чужеземцев. Но они всегда оставались чужеземцами: им платили и не доверяли. В конце концов, иностранец, продающий сведения, ничем не лучше обычного предателя.

Надо было, однако, понять, что в критические месяцы лета и осени 1940 года этой фундаментальной традиции британской разведки был нанесен серьезный удар, и вся она была решительно поставлена под вопрос. Такого рода важной перемене способствовали многие обстоятельства. Факт раскрытия в самой Англии фашистской организации Мосли ясно дал понять, что и англичане, занимающие крупные посты и принадлежащие к высшему свету, могут оказаться предателями. Немаловажное значение имело также все поведение генерала де Голля, осудившего «правителей» Виши и собравшего вокруг себя отважных французов, не потерявших чувства чести и национального достоинства. Наконец, этому весьма способствовала величественная борьба полковника Филибера Колле, французского патриота, передававшего англичанам важные сведения и летом 1941 года окончательно перешедшего на их сторону. Быть может, британская разведка кое-чему научилась и у германских антифашистов, которые добровольно вступили в ряды иностранного легиона во Франции, чтобы бороться против Гитлера. Когда же Франция сложила оружие, многие из них сумели пробраться в Египет, несмотря на стоявшие у них на пути непреодолимые препятствия.

Несомненно, что огромное впечатление на британскую разведку произвела также деятельность четырех германских антифашистов на Балканах. Эта четверка создала шпионскую организацию, отлично действовавшую по заданиям англичан. Они доставляли — и притом безвозмездно — неоценимые сведения и работали в столь опасных условиях, что трое из них поплатились своей жизнью.

Итак, в конце концов, британская разведка, ее руководители и сотрудники осознали: нынешняя война — не просто война, которую можно выиграть или проиграть; это война, от исхода которой зависит судьба всего человечества. Традиция была поколеблена. Прежняя база для работы оказалась слишком ограниченной и явно малопригодной. И первую брешь в этом смысле пробили офицеры бывшей чехословацкой разведки, прибывшие в Лондон вместе со спасенными ими важнейшими документами.

В тот день, когда гитлеровцы заняли Прагу, эти 11 смельчаков сели в самолет и, несмотря на снежную бурю, пересекли Германию, перелетели Ла-Манш и приземлились в Англии. Немцы гнались за ними и пытались сбить их самолет, но это не удалось.

Впоследствии офицеры — сотрудники чехословацкой разведки — вошли в контакт с их британскими коллегами по профессии. Они предложили им раскрыть по-настоящему глаза и оглянуться вокруг. Оказалось, что английская разведка имела массу союзников, миллионы союзников во всей Европе. Надо было только умело их использовать.

Рассвет

Германские танки проникали все глубже и глубже, германские войска овладевали все большей и большей территорией Европейского континента.

Полковник Николаи и его сотрудники продвигались вслед за армией; база германского шпионажа с каждым днем расширялась. В каждой новой оккупированной стране германский шпионаж не только пожинал богатый урожай, но и находил новый человеческий материал и устанавливал новые связи. Для использования всего этого гитлеровская разведка даром времени не теряла.

Сотрудничество с испанским шпионажем было весьма плодотворным и проходило почти без затруднений. Это сотрудничество началось с 1936 года. Посредником в данном случае явился миллионер Хуан Марч, старый знакомый фон Шторера и Канариса, занимавшийся еще в первую мировую войну контрабандой и тогда уже бывший германским шпионом.

Этому сотрудничеству содействовал также генерал Мартинес Анидо, который к тому времени уже создал свою организацию, представляющую собой разновидность испанского гестапо во главе с Примо де Ривера. Наконец, существовала не слишком надежная военная разведка, которую возглавлял генерал Мола.

Во Франции не было возможности установить контакт с прежней системой шпионажа, который, по мнению немцев, вообще перестал существовать после оккупации страны. Правда, телеграфное агентство Гавас продолжало свою деятельность, и гитлеровцы завладели им, чтобы использовать в целях шпионажа. Некоторые сотрудники пошли на это, но известная часть отказалась.

Характерно также, что французское посольство в Вашингтоне не уменьшило числа своих сотрудников после капитуляции Франции. Наоборот, количество их возросло, как это было и в германских консульствах и посольствах после захвата власти Гитлером.

Газета «Нью-Йорк геральд трибюн» занялась расследованием вопроса о том, в какой степени французское посольство было связано с «правительством» Виши и в какой степени — с Берлином. Газета указала, что поверенный в делах полковник Бертран-Винь, приехавший в Америку вместе с послом Анри-Эй, и бывший пресс-атташе капитан Шарль Брусе имели тесную связь с некоторыми лицами из германского посольства, в том числе с Гербертом фон Штремпелем и Эрнстом фон Ротом.

Был назван также и некто Жан Мюза, который хотя и считался личным секретарем посла, но находился все же не в Вашингтоне; одно время он служил даже официантом в ресторане; сейчас, однако, у него было достаточно денег для того, чтобы снять номер в одном из самых дорогостоящих отелей Нью-Йорка. Газета «Геральд трибюн» высказала предположение, что Мюза был связан с бывшими агентами парижской полиции, занимавшимися в США шпионажем. Посол Анри-Эй возмущался этими разоблачениями и заявил, что деятельность его друзей совершенно вне подозрений.

В связи со всем сказанным напомним также о внезапном появлении в Вашингтоне Камилла Шотана, которого называли неофициальным послом Виши. Нет сомнений в том, что он действовал как «наблюдатель». К несчастью, Шотан время от времени получал в различных министерствах США доступ к чрезвычайно ценным документам и материалам.

Указывалось и на то, что Шотан, являясь крайне неразборчивым в средствах политическим дельцом, был причастен к переброске германских шпионов во Французскую Гвиану.

Откровенно подозрительным был также генерал Фернан Денц, который, бесспорно, вел шпионскую работу в Сирии как гитлеровский агент.

Было замечено также, что некоторые крупные промышленники, владельцы процветающих французских предприятий, внезапно появлялись в США и начинали демонстрировать свои явно антигитлеровские настроения. Это было тем более подозрительно, если учесть, что все они выехали из Франции совершенно беспрепятственно. Без всякого труда они так же возвратились назад во Францию. Характер и цели этой поездки, таким образом, стали совершенно ясными.

* * *

В то время как паутина гитлеровского шпионажа продолжала опутывать Европу, в Южной Америке положение гитлеровцев было не таким уж безоблачным. Ряд южноамериканских стран пришел к выводу, что предоставление свободы действий немцам вовсе не отвечает интересам народов Южной Америки.

В Колумбии, например, существовала авиалиния «Скадта».30 германских летчиков, обслуживавших ее, были внезапно уволены, хотя им и пришлось выплатить крупную неустойку. В Перу правительство неожиданно закрыло контору «Люфтганза» и отделение «Трансоцеан Ньюс-Сервис».

Одновременно для обучения вооруженных сил страны были приглашены американские военные инструктора вместо немецких.

В течение первой половины 1941 года немцы были полностью изгнаны из авиалинии «Аэро-Боливиано». Германские позиции в Южной Америке были основательно поколеблены, причем Германию вряд ли могло утешить то обстоятельство, что за спиной у южноамериканских властей действовали США. Эти перемены стали возможны после того, как США предоставили южноамериканским странам некоторые кредиты. В результате весьма упрочилось положение компании «Пан-Америкен эйрлайнс». Что касается немцев, то их продолжали изгонять из различных отраслей торговой жизни, причем в Южной Америке повсеместно чувствовалось решительное противодействие германскому влиянию.

В Чили был принят в июле 1941 года закон о роспуске фашистской партии «Популар Социалист Вангард». В начале августа правительство начало расследование ее деятельности, и вскоре министр внутренних дел объявил, что фашистский заговор был раскрыт накануне его осуществления. Шесть крупных фашистских вожаков уже находились под арестом. Во всех районах, где немцы были сильны, организовали облавы и захватили множество компрометирующих документов. Помимо этого, были обнаружены крупные склады оружия. Некоторые газеты прямо требовали изгнания германского посла Вильгельма фон Шена.

В Перу власти потребовали изгнания Карла Детердинга, сотрудника страховой компании и фашистского гауляйтера. В Кубе полиция конфисковала целый грузовик с документами, фотографиями и картами. Был найден также список наиболее видных членов фашистской «фаланги» и явные доказательства того, что члены «фаланги» действовали в качестве «пятой колонны». Найдены были также инструкции от Геббельса, адресованные «фалангистам», и несколько писем, сообщающих о рейсах германских подводных лодок близ побережья Кубы. Более того, были обнаружены карты укреплений, возведенных на Кубе, и планы постройки аэродромов. Руководители «фаланги» были арестованы.

Одновременно были приняты меры к пресечению подозрительных действий некоторых японских рыбаков, число которых доходило до 500 человек.

В июле и августе 1941 года на Кубе не проходило ни одного дня без того, чтобы не было арестовано несколько немцев по обвинению в «подозрительной деятельности». По Заявлению полковника Мануэля Бенити, начальника гаванской полиции, германские и итальянские шпионы широко использовали для своих целей «фалангу». «Испанская фаланга — наша основная забота», подчеркнул он. В середине августа министр иностранных дел объявил, что все консульства стран «оси» на Кубе закрыты.

В Буэнос-Айресе широкие массы общественности потребовали закрытия клубов, школ, ассоциаций и т. д., которые поддерживались антидемократическими группами, а также немедленного принятия предохранительных мер против подрывной деятельности дипломатических и консульских представителей фашистских стран.

В Венесуэле нефтяные компании организовали бригады борьбы с вредительством. Германские моряки, задержанные в Венесуэле, были взяты под наблюдение.

В Боливии фашисты вели особенно крупную игру. Одно время боливийским военным атташе в Германии был майор Элиас Бельмонте Пабон. Гитлеровцы давно уже считали его своим агентом, а в столице Боливии открыто говорили о нем, как о будущем диктаторе.

Летом 1941 года гитлеровцы, видимо, решили, что время пришло; может быть, они так поторопились потому, что пытались хотя бы частично вернуть позиции, утерянные ими в других южноамериканских странах. Однако еще до того, как они сумели нанести удар, заговор был раскрыт, и было в точности доказано, что во главе его стоял германский посол Эрнст Вендлер.

Большая часть захваченных при ликвидации заговора изобличающих документов исходила от майора Пабона. Они ясно доказывали, что обо всех подробностях реализации заговора было заранее договорено на конференции, созванной еще в марте 1941 года представителем Шахта, бывшим германским посланником в Австрии Куртом Ритом.

За участие в заговоре в Боливии было арестовано несколько офицеров и генералов. Пабон был немедленно выслан; бывший управляющий авиакомпанией «Аэро-Боливиано», немецкий подданный Герман Шрот был арестован. Пауль фон Бауэр, бывший директор этой авиалинии, был выслан.

Арестован был также бывший министр финансов Боливии Виктор Пас Эстенсоро, обещавший гитлеровцам концессии на нефтяные источники. Четыре боливийские газеты, контролировавшиеся Геббельсом, были запрещены.

Вторая штаб-квартира мятежников находилась в городе Кочабамба. Местный германский консул был также арестован.

Германский посланник в Боливии Вендель со своими сотрудниками попытался выехать в Чили, но чилийское правительство воспротивилось этому, и ему поневоле пришлось отправляться в Японию.

В связи с событиями в Боливии аргентинская полиция произвела налет на «Коричневый дом» в Буэнос-Айресе. Были обнаружены документы и переписка, указывающие на то, что Германия причастна к организации пограничных военных инцидентов между Перу и Эквадором.

Другой находкой был коротковолновый радиоприемник, в котором оказались спрятанными шифрованные телеграммы от германского посла фон Термана. Радиоприемник и телеграммы предназначались для Перу. Германский посол отчаянно протестовал против конфискации приемника, но ничего не сказал о телеграммах. Фон Терман объявил даже, что уйдет со своего поста, если не получит удовлетворения. В конце концов, ему вернули приемник, но телеграммы полиция оставила у себя и занялась их расшифровкой. Недовольство фон Терманом в Буэнос-Айресе непрерывно возрастало, и влиятельные группы в конгрессе начали требовать его высылки.

Вскоре Мигель Кулачати, министр внутренних дел Аргентины, принял решение о ликвидации «Высшего националистического совета Аргентины», призванного скрывать и маскировать шпионаж и пропаганду, которыми занимались страны «оси». В результате расследования, произведенного по делу о фашистском заговоре в городе Парана, было обнаружено существование германской военной организации. Вскоре она была ликвидирована. Несколько дней спустя комиссия конгресса объявила об обнаружении «черного списка», составленного гестапо, куда оказались включенными около 300 человек, «не симпатизирующих Германии». Примерно в то же время обнаружилось, что германское посольство получало больше писем и особенно посылок, чем любое другое посольство или представительство в Аргентине. За один только 1940 год оно получило 1300 тыс. писем и посылок общим весом в 61 тыс. фунтов, причем стоимость почтовых расходов составила 27 400 долларов.

После рассмотрения огромного количества документов конгресс, в конце концов, пришел к заключению, что германский посол Эдмунд фон Терман нарушил свой дипломатический статус и по существу руководил всей шпионской деятельностью гитлеровцев и «пятой колонны» в Аргентине. Обсуждение вопроса о том, следует ли парламенту официально потребовать отзыва Термана, вызвал большое возбуждение. Верховный суд указал в своем решении на то, что для высылки имеется достаточное количество оснований. В конце концов, было постановлено официально высылки не требовать, ибо предполагалось, что после столь бурного осуждения всей деятельности фон Термана он все равно будет вынужден покинуть страну.

Однако фон Терман, ранее угрожавший отказом от своего поста, сейчас не проявлял никакого желания осуществить свою угрозу. Даже когда несколько недель спустя, в сентябре 1941 года, лица, сочувствующие фашистам, были подвергнуты аресту по всей стране, и когда последовало разоблачение ряда офицеров в том, что они занимались шпионажем в пользу Германии, фон Терман по-прежнему и не думал уезжать.

Берлин пытался изобразить все эти события в Боливии как инсценировку, организованную Соединенными Штатами, а германским дипломатам во всех южноамериканских странах было предписано разъяснять все происходящее в этом именно духе.

Такого рода беспримерно наглое поведение лишь усилило антигитлеровскую кампанию в странах Южной Америки. В Парагвае был издан декрет, карающий смертной казнью за любую попытку незаконно передать парагвайские земли в руки подданного другой страны. Такое же наказание угрожало всем тем лицам, кто побуждал любую страну к объявлению войны Парагваю.

В Колумбии правительство предприняло шаги к очищению школьной сети от фашистских влияний. Проведение этого мероприятия в жизнь было продиктовано тем, что в армии власти раскрыли заговор, во главе которого стояли фашисты. Последовал арест большого количества лиц. В официальных радиопередачах объявлялось, что гитлеровские агенты пытались разложить армию.

В Мексике было отдано распоряжение о закрытии с 11 сентября 1941 года 15 германских консульств; это явилось ответом на требование немцев отозвать мексиканского вице-консула в Париже и закрыть мексиканские консульства в Норвегии, Голландии, Франции и Бельгии.

В Панаме, наконец, произошел дворцовый переворот, в результате которого президент Арнульфо Ариас, известный своими прогитлеровскими симпатиями, бежал в Гавану. Новое правительство гарантировало Вашингтону всемерное сотрудничество в деле обороны Панамского канала.

Но самым жестоким ударом по гитлеровскому шпионажу в Центральной и Южной Америке явилось опубликование в США так называемого «черного списка», куда вошло около двух тысяч латиноамериканских фирм, связанных со странами «оси». Этот список был распространен «Управлением торговых и культурных связей между американскими республиками», во главе которого стоял Нельсон Рокфеллер.

Вскоре после опубликования этого списка было подсчитано, что деловые фирмы и агентства, связанные со странами «оси», лишились в США более тысячи банковских счетов. Необходимо отметить, что этот список постоянно продолжал пополняться. Неудивительно, что один из немецких комментаторов-экономистов заявил по поводу этого списка, что президент Рузвельт действует так, «как будто он уже находится в состоянии войны».

* * *

В Португалии немецкая шпионская сеть также работала уже не столь бесперебойно, как раньше. Основной агент Николаи в Португалии Фред Ланг — человек, более похожий на южноамериканца, чем на немца, и бегло говорящий на пяти языках, — посылал в Берлин не столько донесения, сколько жалобы. Начиная с 1940 года очень много событий в Португалии застало немцев врасплох.

Так, например, во время полицейского налета на помещение кафе «Палладиум» было конфисковано большое количество гитлеровской агитационной литературы на многих языках, упакованной и готовой к отправке в США и Южную Америку.

Однажды полиция появилась даже в конторе туристского бюро «Ситмар», где и обнаружила в подвалах большое количество оружия. Ланг был вынужден обратиться к германскому посланнику, который оказал настолько сильное давление, что, в конце концов, дело было замято. Гитлеровцы объясняли, что оружие находилось там временно, и что оно было предназначено для отправки за границу.

Еще более неприятным для немцев явилось ограбление квартиры некоего Гриммейзена, проживавшего в отеле «Геркуланум». Гриммейзен был «частным коммерсантом» и не занимал какого-либо официального поста. Установив факт ограбления, он сразу поднял отчаянный шум. Прибывшая на место происшествия полиция решила, что дело идет, по крайней мере, о краже миллионов. Когда же потерпевшего попросили перечислить украденные вещи, он поспешно пробормотал какие-то невнятные извинения. Пропажа, — заявил он, — вовсе не так уж велика. Он был как будто даже огорчен тем, что вообще вызвал полицию.

В самом деле, мог ли Гриммейзен заявить полиции о том, что у него украдены важнейшие секретные документы, и что в краже он подозревает английского коммерсанта, жившего в том же доме, этажом выше? Мог ли он заявить, что коммерсант этот, по его мнению, является агентом британской разведки и что он, по-видимому, уже отослал документы в Лондон? Если бы Гриммейзен все это сказал, ему неизбежно пришлось бы ответить на ряд довольно щекотливых вопросов, касающихся в первую очередь его самого.

Фред Ланг и его помощники встречали очень много затруднений. Они были почти совершенно лишены возможности получать данные о кораблях, отплывающих в Англию. Ланг располагал хорошими связями, особенно в международной полиции; у него было много друзей в Лиссабоне и его окрестностях. Но все это в данном случае оказывалось недостаточным. Отплытие английских и союзных кораблей в Англию было окружено такой тайной, что германская агентура не в состоянии была получать нужные данные.

* * *

Египет, казалось, был долгое время раем для германских шпионов. Он не объявлял войны Германии, и считалось маловероятным, что он вообще объявит войну. Обходить египетские законы было более чем легко, и британская разведка и британская армия в Египте чувствовали себя связанными по рукам и ногам. Они были прекрасно осведомлены о том, что немцы раскинули в стране шпионскую сеть; они даже знали некоторых немецких агентов, но не обладали властью, достаточной для того, чтобы производить аресты.

И все же, несмотря на столь благоприятные условия, немцы и в Египте не смогли добиться сколько-нибудь существенных результатов. Здесь на их пути стояло египетское население. Египтяне, в особенности молодежь, фактически организовали отряды контрразведки. Они следили за германскими агентами по указаниям англичан. Ни на одну минуту не упускали они этих лиц из-под наблюдения и тем самым всячески препятствовали их действиям.

Что же касается ирландцев, на которых немцы также делали ставку, то можно с уверенностью сказать, что германская разведка имела в Англии несколько сот агентов-ирландцев. Некоторым из этих агентов была поставлена следующая задача: время от времени совершать поездки в Северную Ирландию, затем нелегально перебираться через границу в Ирландию. Прибыв туда, немедленно связываться с германским консульством в Дублине. План был неплох. Единственным его недостатком было то, что он стал известен Скотленд-Ярду. Многие из ирландских агентов отправлялись в Северную Ирландию, но почти ни один не возвращался из этой поездки. В конце концов, после ряда провалов немецкая агентура и здесь вынуждена была сложить оружие. А германский консул в Дублине удивлялся: почему это к нему никто не является?

Значительно более пессимистическими стали также и доклады германского посла в Японии Отта. Он далеко не был восхищен системой японского шпионажа, как его начальник Рудольф Гесс. И его мнение о японцах совершенно расходилось с мнением профессора Гаусгофера. Отт считал, что японцам недоставало «фантазии» и «созидательного духа», а это означало, что в области шпионажа они не могли принимать верных решений.

Иначе говоря, дела Отта шли также весьма неважно. Он получал огромное количество сведений, но качество их оставляло желать много лучшего. Поэтому в начале 1941 года он решил использовать новую форму «сотрудничества». Оно напоминало сотрудничество, которое использовал в Италии заместитель Гиммлера Гейдрих. Отт решил создать собственную организацию и вести шпионаж независимо от японской разведки. Он решил раз и навсегда покончить с просьбами о предоставлении необходимой ему информации. Он решил ультимативно требовать ее, а в противном случае…

Отт так реорганизовал свой аппарат, как будто он сам находился в стране потенциального противника, а не союзника. Штат посольства был увеличен до 250 человек. Вокруг посольства установили круглосуточную охрану из штурмовиков, вооруженных гранатами.

Отт созвал совещание, пригласил на него 138 газетных репортеров, которых Геббельс послал в Японию, и договорился с ними о том, что свою информацию они будут представлять ему — послу, а не своим газетам. (Отметим попутно, что в Токио находилось всего лишь 12 корреспондентов британских и американских газет и телеграфных агентств.)

Отт выписал из Германии техников и специалистов, летчиков и инженеров и устроил их всех в японском воздушном флоте, в японской военной промышленности и японской армии. Он организовал туристов, официантов и женскую прислугу. На крыше посольства он устроил коротковолновую радиостанцию.

Все эти экстренные меры свидетельствовали все о том же: германский тотальный шпионаж и здесь терпит провал

История таинственного полета

Вечером 10 мая 1941 г. Рудольф Гесс вылетел на разведывательном самолете нового типа с заводского аэродрома фирмы «Мессершмитт», расположенного невдалеке от города Аугсбурга в Баварии. Взяв курс на «Дунгвел Кастл» — поместье герцога Гамильтона в Англии, — он избрал для своего полета не самый короткий маршрут, а тот, который позволял обойти зону, охраняемую воздушными патрулями. Находясь на высоте нескольких тысяч футов над местом назначения, Гесс выбросился с парашютом. Его обнаружили лежащим на земле со сломанной ногой.

Мир был потрясен этой сенсацией. Как бы там ни было, но Гесс — один из вожаков фашистской партии и выше его по иерархической лестнице стоит только Гитлер. Считалось, что в случае смерти Гитлера и Геринга Гесс станет «фюрером».

Изредка можно было видеть в печати его портрет, на котором изображен высокий мужчина, атлетического телосложения, с угловатым лицом, упрямым ртом, квадратной челюстью, темными волосами и большими мохнатыми бровями; но еще реже вы могли что-либо услышать или прочесть о нем.

Почему же Гесс бежал в Англию?

Немедленно возникли самые разнообразные слухи. Одни утверждали, что Гесс покинул лагерь фашистов потому, что считал их обреченными; другие считали, что он был против договора с Россией; наконец, третьи полагали, что у него были основания опасаться гестапо. Из Германии сообщалось, что он был психически «неуравновешен» и что вылетел он, вероятно, не отдавая себе отчета в своем поступке. Недоумение мирового общественного мнения еще более возросло в связи с тем, что по «делу» Гесса не было опубликовано никакого официального заявления ни британским правительством, ни Гитлером.

Некоторое время действительно казалось, что никто точно не знает причины, побудившей Гесса вылететь в Англию. Однако в Лондоне несколько человек, даже не входивших в правительство, были в курсе всех этих событий и знали, чем эти события вызваны. Эти люди — руководители английской разведки. Что касается остального мира, то он находился в полном неведении. Даже американская разведка, установившая в ту пору связи с заграницей, вплоть до конца июня не смогла дать правдивого объяснения всей этой истории.

Все началось с писем, якобы исходивших от руководителей фашистского движения «Линк» в Англии и посылавшихся в Берлин через Лиссабон.

В течение весны 1941 года письма посылались все более и более часто. Содержание их не оставляло сомнений в том, что гитлеровцы имеют в Англии много потенциальных друзей, которые были не прочь «сотрудничать» с ними. В письмах настойчиво и не раз указывалось на то, что необходим какой-нибудь весьма значительный жест, чтобы лед неприязни был окончательно сломлен.

Для такого человека, как Рудольф Гесс, этих намеков было достаточно.

Он начал действовать еще до 10 мая… Примерно за три недели до этой даты Гесс посетил в Мадриде генерала Франко. Во время этого визита, состоявшегося 22 апреля, гитлеровцы первоначально сообщили о нем официально, но впоследствии официально же его опровергли, Гесс начал прощупывать почву. Быть может, он даже намеревался переговорить обо всем этом деле с британским послом в Мадриде Сэмюэлем Хором; однако впоследствии было точно установлено, что до такой беседы дело не дошло.

Гесс попытался сделать нечто значительно более эффектное. Он связался с командующим гибралтарским гарнизоном и высказал пожелание приехать в Гибралтар для обсуждения «важного вопроса». Командующий, который не был извещен руководителем разведки из Лондона о существе всего дела, ответил Гессу, что если последний появится в Гибралтаре, то он его расстреляет.

Тогда Гесс послал одного из своих двух личных адъютантов в Лиссабон. Адъютант этот снял комнату в шикарном отеле «Авенидо Палас», неподалеку от вокзала, где останавливалось большинство американцев. Затем в баре этого отеля состоялась беседа, а некоторое время спустя — вторая, на этот раз — в гостиной отеля «Метрополь», и, наконец, третья — в кафе «Чиадо». Три беседы в течение одного дня! Ночью же адъютант Гесса вылетел обратно в Мадрид и представил Гессу обстоятельный доклад. Обо всем этом было отлично известно представителям британской разведки, и все же они были крайне удивлены, когда в эту (ими самими расставленную!) ловушку попался не кто-либо из второстепенных гитлеровских чиновников, а сам Рудольф Гесс!

Тогда на сцену выступил Уинстон Черчилль.

Премьер-министр недолго оставался в неведении. В ту самую ночь, когда Гесс был арестован в Англии, его посетили два сотрудника разведки. Беседа была непродолжительной и, согласно сведениям хорошо информированных лиц, Черчилль был охвачен такой яростью, что разведчикам пришлось поспешно ретироваться.

Черчилль был возмущен вовсе не тем, что в Англии еще существовали люди, которые даже в разгаре войны переписывались с гитлеровцами и пытались свергнуть правительство. Он пришел в бешенство лишь после того, как сотрудники разведки сообщили ему, что все письма писались их собственными агентами и что люди, чьи имена они использовали, сами ничего об этом не знали.

Нет сомнения в том, что Черчилль никогда бы не дал своего согласия на такую опасную игру. Теперь же, анализируя создавшееся положение, он не мог не видеть некоторых выгодных шансов, которые при данной ситуации нельзя было упускать. Вначале Черчилль заявил, что лично будет беседовать с Гессом. Затем отказался от этого своего намерения. Гесса надо было уверить в том, что заговор продолжал существовать, несмотря на его арест, и что заговорщики действуют за спиной у Черчилля.

И вот Айвон Августин Киркпатрик направился в Шотландию, чтобы повидать Гесса. Киркпатрик после пребывания на дипломатических постах в Рио-де-Жанейро, Риме и Ватикане был переведен в Берлин, где находился с 1933 по 1938 г., сначала как первый секретарь британского посольства, а затем как поверенный в делах. Он очень хорошо знал Гесса. Само собой разумеется, что он не имел никакого представления о том, как много писем он «написал» за последнее время Гессу, — пока ему не сказали об этом работники «Б-4».

Во всяком случае, беседа Киркпатрика с Гессом, которая свободно могла сохраниться в тайне, была широко опубликована. Спустя несколько дней Киркпатрик вылетел в Ирландию. Об этой поездке также упоминалось в прессе, хотя в военное время о поездках видных лиц обычно ничего не сообщалось; газеты даже говорили о какой-то «миссии» Киркпатрика. В Дублине Киркпатрик, снабженный письмом от Гесса, встретился с представителями германского посольства. Это было точно подтверждено достоверными английскими источниками.

Конечно, поскольку письмо от Гесса было зашифровано, никто — ни британская разведка, ни сам Киркпатрик — не могли точно знать, о чем в этом письме шла речь.

* * *

Что же происходило в это время в Берлине? Поскольку с первого момента пребывания Гесса в Мадриде немецкие фашисты не проявляли никаких колебаний в этом смысле, можно предположить, что Гитлер дал свое согласие на весь этот фантастический план.

Полковник Николаи должен был только знать об этом проекте за несколько недель, а может быть и месяцев до его осуществления. Он должен был знать и о переписке, которая велась через Лиссабон.

По всей вероятности, в Берлине возникло некоторое замешательство, когда в течение известного времени от Гесса совсем не было никаких известий и когда, в конце концов, выяснилось, что он находится в руках британских властей. Но даже и в эти часы гитлеровцы не теряли головы, и все, что они делали в связи с «полетом Гесса», служило только одной цели. Как бы противоречивы ни были их «объяснения», все они преследовали одну задачу: не дать возможности Черчиллю узнать истинную причину прибытия Гесса и содержание поручения, данного ему.

Если рассматривать германские официальные заявления, опубликованные после «полета Гесса», с этой точки зрения, то их, во всяком случае, можно как-то объяснить. Воздерживаясь вначале от каких бы то ни было заявлений вообще, немецкие официальные круги тем самым стремились создать впечатление, что Гесс вылетел без чьей-либо санкции и без разрешения «фюрера». Когда, в конце концов, было объявлено, что Гесс психически «неуравновешен», то этим опять-таки подчеркивалось, что Гитлер якобы удивлен его поступком. Когда был сделан намек на то, что жена Гесса и его близкие друзья арестованы, то впечатление о том, что Гитлер верил в предательство Гесса, еще более усилилось.

Короче говоря, Берлин делал все возможное для того, чтобы затруднить расшифровку этого события. Такой маневр не был вполне безопасным, ибо не только весь мир, но и германское население находилось в состоянии полного недоумения. Это и вынудило Геббельса поспешно начать успокоительную кампанию.

Берлин, вероятно, был весьма удовлетворен первыми же слухами о том, что Гесс, наконец, заговорил и якобы сообщил, что не мог больше переносить «прорусскую политику Гитлера». Немцы сами раздували именно эту версию, так как она помогала скрыть подлинные мотивы «полета».

Так или иначе, следует признать, что англичане хитро сыграли свою роль.

22 июня 1941 года Гитлер вторгся в Россию. Это случилось спустя три с половиной недели после визита Киркпатрика в Дублин. Затаив дыхание, Берлин ждал. Произойдут ли в Шотландии беспорядки, падет ли правительство Черчилля? Берлин ждал 24 часа. Затем Черчилль выступил с речью.

И тогда Берлин узнал, что Рудольф Гесс попал в ловушку и что Гитлер проиграл крупную игру. Первый крупный удар по германской системе тотального шпионажа стал свершившимся фактом.

Федеральное следственное бюро

Борьба за США продолжалась. Летом 1940 года в лагере «Германо-американского союза» в г. Андовер (Нью-Джерси) проводились маневры. По окончании их пять человек из числа участников вернулись в самый крупный в США Пикатинский арсенал, где они работали. Пятнадцать других также возвратились к исполнению своих обязанностей — двенадцать в Национальную гвардию, а трое — на пороховой завод компании «Геркулес» в г. Кенвил.

12 сентября 1940 года на пороховых заводах компании «Геркулес» произошел взрыв. 52 человека было убито и 50 ранено.

На той же неделе произошел взрыв на Пикатинском арсенале. Убито было два человека.

25 сентября произошел взрыв на заводах химической компании «Пенсильвания Индустриал» в г. Клертон, близ Питтсбурга.

5 октября были отмечены взрыв и пожар на химическом заводе в г. Терр-Хоте (Индиана).

30 октября была уничтожена пожаром часть нового здания военного министерства в г. Вашингтон. Рядом со сгоревшими строениями находился штаб управления войсками, откуда посылались шифрованные телеграммы. В результате этого пожара документы, принадлежащие разведке, частично были повреждены, а частично подверглись опасности уничтожения.

11 ноября было уничтожено пожаром военное оборудование стоимостью в 200 тысяч долларов.

12 ноября в городе Вудбридже в течение 50 минут произошли три огромных взрыва. Два завода, принадлежащие компаниям «Юнайтед Рейлвей», были разрушены. Они производили торпеды по правительственному заказу.

В городе Ньюкасл (Пенсильвания) взрывом были уничтожены поселок Эдинбург и пороховые заводы Американской химической корпорации.

17 ноября в Бриджвилле, близ Питтсбурга, взрывом была уничтожена часть завода, принадлежащего Американской химической корпорации. Это был третий по счету взрыв в течение одной недели на заводах, принадлежащих этой компании.

20 ноября был взорван завод, производящий авиационные детали.

22 ноября был взорван крупный нефтеочистительный завод № 4, принадлежащий нефтеочистительной компании «Лайон Ойл Рефайнери» в городе Эльдорадо (Арканзас).

28 ноября был уничтожен взрывом склад в городе Якима (Вашингтон).

28 ноября взлетел на воздух завод компании Дюпон в городе Такома. На территории завода находились склады черного пороха.

2 декабря произошел взрыв динамита в г. Такома.

13 декабря взлетел на воздух огромный резервуар с 10 тыс. галлонов бензина в г. Кантон (Огайо).

14 декабря вспыхнул пожар на нефтеочистительном заводе, принадлежащем компании «Саутпорт Петролеум» в Техасе.

30 марта 1941 года власти США реквизировали 30 кораблей, принадлежавших странам «оси» и находившихся в американских портах. После реквизиции из 30 кораблей 27 были выведены из строя в результате диверсии.

31 марта пожаром, возникшим в порту Нью-Джерси, были уничтожены склады, доки, товарные вагоны, скот и продовольствие, в том числе и товары, предназначенные для Великобритании. Убытки — 25 млн. долларов.

1 июня на самолетостроительном заводе компании «Боинг» в г. Ванкувер центральная часть сборочного цеха и здание управления были уничтожены пожаром.

2 июня четырехмоторный бомбардировщик фирмы «Консолидейтед», подготовленный для доставки в Англию, разбился в заливе Сан-Диего — отказало управление. Следователь фирмы установил наличие вредительства.

4 августа на инструментальном заводе компании «Маджестик» в г. Детройте была совершена кража четырехсот микрометров и других точных измерительных приборов. Поскольку похищение этих микрометров грозило срывом производственных заданий оборонного характера, было проведено официальное расследование, которое установило, что налицо вредительство.

12 августа вредители насыпали песок в масленки механизмов электростанции, принадлежащей одной из крупных американских компаний. Станция обслуживала завод, производивший железнодорожные крепления, подвески для авиационных бомб и другую оборонную продукцию, в том числе экспериментальные бомбы, заказанные непосредственно военным министерством.

В заявлениях ФСБ обо всех этих случаях диверсии и вредительства зачастую вещи не всегда назывались собственными именами, поскольку иной раз прямые улики отсутствовали; но это нисколько не означало, что ФСБ не отдавало себе отчета в том, против кого оно борется и какие методы пущены в ход противником, который не брезгает ничем.

Глава американской разведки Эдгар Гувер ясно представлял себе, что количество германских агентов в США с первого дня войны неизменно увеличивается и что ежедневно на территорию США просачивается некоторое количество новых лазутчиков. Он знал также, где эти агенты находятся.

ФСБ было известно, как сообщал государственный департамент комиссии сената 16 июня 1941 года, что в то время в США было больше шпионов и диверсантов, чем в годы первой мировой войны.

Не проходило и дня без того, чтобы шпионы и диверсанты не действовали активно. Помощник генерального прокурора генерал Турман Арнольд объявил о наличии у него доказательств того, что страны «оси» полностью осведомлены обо всех оборонных планах и всех морских перевозках США. Информацию эту они получают через подставных агентов морских и страховых компаний, действующих в США.

Эдгар Гувер уже давно находился в ожидании нападения на США со стороны германских шпионов, диверсантов и вредителей. Он работал неустанно над улучшением американского контрразведывательного аппарата. В течение последних лет по всей стране были проведены буквально сотни совещаний с местными полицейскими властями.

В течение некоторого времени ФСБ обучало полицейские части научным методам борьбы со шпионажем, вредительством и всем тем, что так или иначе угрожает национальной обороне. Изучались и осваивались также наиболее современные методы защиты крупных промышленных предприятий от диверсий. Все это проводилось в общегосударственном масштабе.

Решающую роль в этом деле играл президент Рузвельт. Он позаботился о том, чтобы все сведения о шпионаже, контршпионаже, вредительстве, подрывной деятельности и нарушении законов о нейтралитете направлялись в ФСБ.

В распоряжении Гувера находилась армия в 150 тысяч агентов. Гуверу помогал его старый сотрудник Хью М. Клегг — помощник директора ФСБ, принявший на себя руководство «Управлением расследования дел о государственной безопасности».

Клегг был не только человеком весьма компетентным в государственных делах, но и деятелем разведки, понимавшим необходимость международного сотрудничества в борьбе со шпионажем. Именно поэтому в начале 1941 года он отправился в Англию, где вел переговоры с руководителями Скотленд-Ярда о более тесном сотрудничестве в области борьбы со шпионажем.

Дальнейшее обеспечение этого сотрудничества содержится в секретных параграфах Гаванского акта (22 июня 1940 года), в котором предусмотрены совместные предохранительные меры против прямого и косвенного вторжения. Согласно этому акту, предусмотрен постоянный обмен сведениями между странами Западного полушария в области контршпионажа.

16 июня 1941 года США нанесли свой первый крупный удар по германской системе тотального шпионажа. В ноте германскому поверенному в делах в Вашингтоне США требовали закрытия всех 22 германских консульств, «Германской информационной библиотеки», «Германского железнодорожного информационного бюро», агентства «Трансоцеан». Мотив был указан один: «непристойная и нежелательная деятельность». Самнер Уэллес — заместитель государственного секретаря — откровенно и ясно подчеркнул, что все эти учреждения действовали в духе, «враждебном безопасности США».

Шаг этот привлек внимание всего мира, поскольку его расценили как предвестник разрыва дипломатических отношений.

Весьма возможно, что к закрытию германских консульств в США было причастно ФСБ. В конце июня им было арестовано 29 лиц по обвинению в шпионаже в пользу Германии и стран «оси». В течение более чем двух лет ФСБ систематически вело наблюдение за некоторыми из этих лиц, собирая доказательства их шпионской деятельности. Некоторые агенты сами маскировались под германских шпионов, посылали радиотелеграммы в Германию, содержащие сведения дезинформирующего характера. Часть арестованных работала на американских пароходных компаниях, занятых перевозкой грузов в Европу и Южную Америку. Были среди арестованных и такие, которые работали на заводах, выпускавших важное военное оборудование. Добытые сведения они посылали не прямо и непосредственно в Германию, а сначала в южноамериканские консульства Германии и другие промежуточные инстанции. «Маленькое казино» в Йорквилле был основным местом встречи гитлеровских агентов. Эдгар Гувер назвал всю эту группу арестованных «одной из самых активных, крупных и опасных групп, с которыми нам когда-либо приходилось иметь дело».

Согласно данным ФСБ, руководителем шпионского центра был некто Фредерик Дюкен. Ему было 63 года, и он всю свою жизнь шпионил против Англии. Это матерый агент полковника Николаи, который, бесспорно, был весьма огорчен его арестом. Во время первой мировой войны Дюкен находился в Южной Америке, где и организовывал взрывы на английских кораблях.

Вслед за Дюкеном был арестован еще ряд гитлеровских агентов. Картина была предельно ясной. И вот 15 июля 1941 года вина за все эти подрывные и преступные действия, направленные против безопасности США, была официально возложена на правительство гитлеровской Германии.

22 июля большинством 41 голоса против 14 сенат утвердил морской закон о борьбе со шпионажем. До этого председатель морской комиссии сената Дэвид Уолш опубликовал ряд неизвестных фактов диверсионной деятельности немцев в военно-морском флоте. Центр морского шпионажа, как заявил Уолш, находился в Сан-Франциско. 400 человек из числа работавших на военно-морских верфях подозревались в шпионаже. По новому закону, на нужды контрразведывательной организации, ведущей борьбу со шпионажем в военно-морском флоте, был ассигнован миллион долларов.

* * *

Закрытие германских консульств в США нанесло серьезный удар по всей деятельности германской шпионской агентуры, но полностью не уничтожило ее.

Во время первой мировой войны в этом смысле положение было несколько иным. Стоило парализовать деятельность фон Папена, фон Ринтелена и Риббентропа, как германская шпионская машина в США оказалась разбитой. Немцы, в большом количестве и тогда проживавшие в США, не были организованы и объединены в какую-либо мощную систему. В этом именно и заключалось в данном случае существенное различие между прошлой мировой войной и нынешней. Сейчас все немцы в США были, как правило, организованы, и все должны были выполнять порученные им задания; они подчинялись определенному и крепкому руководству, состоявшему большей частью из американских подданных, официально занимающихся какой-либо почтенной и вполне невинной профессией: коммерцией, медициной, техникой.

Вот почему закрытие германских консульств не означало еще прекращения шпионажа. Вместо консула информацию можно было посылать послу. Если же и это было невозможно, то существовал ведь итальянский посол, японский посол, послы и посланники вишийской Франции, Испании и некоторых оккупированных стран. Наконец, были налаженные связи с германскими миссиями и консульствами в Южной и Центральной Америке.

Сила германского шпионского аппарата состояла в его способности по первому требованию переходить от легального положения к нелегальному. Опыт первой мировой войны, в частности дело Папена, доказал полковнику Николаи, Людендорфу и всему германскому генеральному штабу, что класть все яйца в одну корзинку слишком рискованно. Этот опыт убедил их также в том, что шпионаж, которым руководили одни только дипломатические лица, не оправдывал себя; и немцы перешли на смешанную систему шпионажа — легального и нелегального. С одной стороны, шпионажем занимались посольство, консульство и весь официальный штат; с другой стороны — почти неизвестная организация АО. Такого рода систему шпионажа весьма трудно выследить и еще труднее уничтожить, ибо она была настолько гибкой, что выход из строя одной ее части или одного звена не выводил из строя всю систему целиком. Единственным верным средством в данном случае было тотальное уничтожение всей машины шпионажа в целом. Можно с уверенностью сказать, что к лету 1941 года Вашингтон еще не достиг этой цели. АО еще не было атаковано. Представители «Германского трудового фронта» не были затронуты. «Гитлеровская молодежь», «Ассоциация учителей» и другие многочисленные германские организации все еще продолжали безнаказанно свою деятельность.

Не были еще ограничены в своих действиях и германские журналисты. Их в США насчитывалось очень много, причем большинство из них получало непропорционально высокие оклады и очень крупные суммы на представительство.

Японские консульства также еще функционировали; даже не будучи особенно проницательным, можно догадаться, что германский шпионаж использовал их в своих интересах. Осведомленные лица еще в июне 1941 года знали, что количество немцев, которых можно было встретить в японском генеральном консульстве в Нью-Йорке, постоянно увеличивалось. Мы, конечно, можем только догадываться о том, как далеко зашло сотрудничество партнеров по «оси» в этом отношении. Но нет сомнения в том, что между японскими официальными дипломатическими представителями и руководителями германского шпионажа в США существовала постоянная связь

Более того, весьма вероятно, что многие японские пароходные компании и агентства стали работать на немцев не только в США, но и в Южной Америке, где за гитлеровцами было также установлено строгое наблюдение.

То же самое относится и к испанским фалангистам, которые вели агитационную и шпионскую работу в пользу немцев не только в странах Латинской Америки, но и в США. С недавнего времени в целях избежания «огласки» они стали чрезвычайно осторожны.

И даже в настоящий момент в США еще продолжает существовать немалое количество различных ячеек германского шпионажа. В сентябре 1940 года в Чикаго был созван массовый митинг, организованный, как будто, весьма почтенными американскими организациями. На повестке дня митинга стоял один вопрос: удержание Америки вне войны, а главным оратором выступил небезызвестный Чарльз Линдберг.

Дальнейшим расследованием было установлено, что подлинным инициатором созыва этого «патриотического митинга американцев» был Эрнест Тен-Эйкен — один из руководителей тайной гитлеровской организации в Чикаго. В то время Эйкен служил чертежником в известной чикагской фирме «Брассерт и К0».

«Удержать Америку вне войны» — чьи слова напоминает нам эта фраза? Как ни странно, — Вальтера Шелленберга, руководителя АО в США, о котором в последнее время почти ничего не было слышно. Примерно в середине июля 1941 года иммиграционные власти выдали ордер на его арест. Однако ордером не пришлось воспользоваться, ибо разыскать Шелленберга оказалось невозможным. И немудрено, ибо 15 июля он отплыл в Лиссабон на борту парохода «Вест Пойнт». В официальном списке лиц, выехавших на этом корабле, Шелленберг значился на 7-й странице как сотрудник германского генерального консульства в Нью-Йорке. Запрошенный по этому поводу государственный департамент ответил: Шелленберг был причислен к дипломатическому корпусу на том основании, что германское посольство объявило его финансовым экспертом по займам Юнга и Дауэса. Само собой разумеется, что Шелленберг не имел ничего общего с этими займами.

Позвольте, да разве сам Шелленберг не настаивал всегда на том, что он был американским гражданином? Быть может, он лгал? Или, быть может, он был американским гражданином, и, тем не менее…

Как бы ни обстояло дело, в Америке Шелленберга нет. А ведь в последний раз Вальтера Шелленберга видели в пятницу 22 марта 1941 года в Нью-Йорке. Он сидел в президиуме многолюдного митинга, созванного комитетом «Америка прежде всего». В президиуме! В течение всего митинга он самодовольно улыбался и время от времени помахивал маленьким американским флажком.

«Неизвестные солдаты» шпионажа

В первые недели войны Германии против СССР циркулировало немало слухов об арестах и «самоубийствах» известных гитлеровцев; слухи эти, впрочем, быстро опровергались. Сами по себе они ничего не означали. Важны были причины, их породившие. Обстановка в стране и в лагере гитлеровцев изменилась. На смену недавнему чувству уверенности пришло беспокойство. Геринг, Гаусгофер, Уде и некоторые другие фашисты якобы предостерегали Гитлера против русской кампании и потому навлекли на себя его гнев. Об этих людях как раз говорилось, что они арестованы, «покончили с собой» и т. д. Все это и тогда было маловероятным. Более правдоподобно, что они навлекли на себя гнев Гитлера как раз тем, что не предостерегали его от русской авантюры. Этого же сделать они не могли, так как сами не были правильно информированы.

Русская авантюра Гитлера с первого же часа была обречена на провал из-за недостатка достоверных и полных данных, представленных военной разведкой. По сравнению со сведениями, которыми немцы пользовались перед вторжением в Голландию, Бельгию, Францию и другие страны, вторжение в СССР фактически было прыжком в темноту. Даже сам Гитлер признавался в этом в своей речи 3 октября 1941 года: «Мы не имели представления, — сказал он, — о гигантских размерах подготовки, проведенной этим врагом».

Еще хуже было то, что немецкие шпионы, действовавшие в Советском Союзе, с момента начала войны перестали подавать какие-либо признаки существования.

Таким образом, в то время как германская армия совершала свой поход в неизвестность, начав войну против страны, которая предварительно не была завоевана «тотальным шпионажем», — в это время на западе и на севере происходили непонятные и неприятные события.

Это особенно относится к Франции, где аппарат контрразведки, находившийся в руках гестапо, не справился с поставленными перед ним задачами. Положение было настолько серьезным, что в начале августа вся система контрразведки в оккупированных странах была изъята из рук гестапо и передана в руки военного министерства, т. е. армии. Впервые это стало известно 21 августа, когда в Париже было арестовано 6 тыс. «евреев». Начальник парижского военного округа генерал Гейнрих фон Штюльпнагель упоминался, между прочим, в прессе как руководитель этой операции. Инициатором этой «чистки» среди агентов гестапо, орудовавших во Франции, был, как утверждают, сам Генрих Гиммлер. Одновременно он потребовал от Отто Абеца объяснения по поводу роста антифашистских настроений среди французов.

В то же время днем и ночью английские бомбардировщики во все возрастающем количестве сбрасывали свой груз над оккупированными странами и над городами самой Германии. Могла ли одна только случайность систематически наводить их на пункты, где они наносили Германии самые чувствительные удары? Каким образом удавалось им обнаруживать склады, полные боеприпасов? Каким образом могли они разрушать заводы, производящие точные приборы и особо важные авиадетали? Каким образом они догадывались, где наносить удары по тем самым железнодорожным узлам, которые в данный момент были особенно важны для бесперебойного подвоза боеприпасов на фронт? В те дни полковнику Николаи, вероятно, казалось, что вся Европа стала одной огромной контрразведывательной организацией.

Вряд ли полковнику Николаи спалось тогда хорошо.

Полковник Николаи, вероятно, думал о Бельгии периода первой мировой войны, о Бельгии, ненавидящей германскую оккупационную армию, изобретающей тысячи новых способов оповещения союзников, сообщающей о передвижениях германских войск, об их планах, их силе и слабости.

Игрушечные воздушные шары с важными сведениями, которые попутный ветер относил в нужную сторону; ничего не означающие детские каракули и рисунки, которые в действительности были сложным кодом; сотни, тысячи школьников, стоящих у железнодорожного полотна и считающих эшелоны и вагоны для того, чтобы союзное командование имело точные данные о численности и о расположении германских войск; тысячи уловок, которые могли возникнуть только в уме народа, объятого ненавистью и отвагой. Эти годы — 1914–1918 — были кошмаром для полковника Николаи.

И сейчас ему должно было казаться, что история повторяется!

* * *

Германское верховное командование не строило себе иллюзий, когда спустя 25 лет вторично отдавало приказ о вторжении в эти небольшие и беззащитные нейтральные страны. Оно знало наперед, что население этих стран встретит завоевателей не с распростертыми объятиями. Оно отдавало себе отчет в том, что солдатам придется иметь дело с ненавистью, террором и сопротивлением. Может быть, немцы недооценивали силу сопротивления покоренных народов? Может быть, они считали, что безоружный народ не является угрозой для армии, вооруженной до зубов? Наконец, они были уверены в том, что гестапо позаботится обо всем. Гестапо отлично знает, как обращаться с народом, который отказывается покориться.

Гестапо, не теряя времени, приступило к делу. Палачи и агенты приходили в оккупированную страну одновременно с войсками. Они не жалели усилий, но даже их озадачила и удивила ненависть «покоренных народов».

В Польше публичные казни стали ежедневным явлением. В Чехословакии сопротивляющихся ставили к стенке и расстреливали.

В Норвегии концентрационные лагери, пытки, голодная смерть стали повседневным уделом тех, чьи сердца были полны ненависти к немцам.

В течение сентября и октября 1941 года смертные казни в оккупированных странах чрезвычайно участились, а сотни арестов и десятки убийств совершались ежедневно. Истинные масштабы всех этих злодеяний пока еще неизвестны.

Однако весь этот чудовищный террор не приводил к желаемым для немцев результатам.

В Норвегии ненависть к оккупантам все более возрастала. В Голландии патриоты носили запрещенные значки. В Польше они организовали отряды, которые занялись партизанской войной. В Афинах они сняли с Акрополя флаг со свастикой и растоптали его. Во Франции они превратились в глухонемых и, казалось, не замечали германского солдата, когда он обращался к ним с вопросом или предложением.

Все это было весьма неприятно. Но с этим еще можно было либо мириться, либо бороться. Значительно хуже было другое. Люди, которым немцы не пришлись по вкусу, начали шпионить. Шпионаж! Помощь врагу! Теперь гестапо ввело в бой свои силы. Виновные находились, осуждались, казнились.

В 1916 году полковник Николаи пытался бороться со шпионажем в Бельгии путем запрещения населению переезда из одного пункта в другой. Теперь к этому средству гитлеровцы прибегли во всех оккупированных странах. Запрещено было даже переезжать из одной деревни в другую, соседнюю. Это ограничение свободы передвижения было распространено даже на швейцарских и американских консульских чиновников. Все это весьма неблагоприятно и угнетающе отражалось и на самих немцах. Они уже не чувствовали себя так уверенно, как раньше. Теперь против них самих проводилась своего рода «война нервов»; и эта война требовала жертв с обеих сторон.

Чудовище «пятой колонны» и «тотального шпионажа», созданное и воспитанное гитлеровцами, постепенно оборачивалось против них самих. Народы, преданные негодяями, вышедшими из их же рядов, разбитые «тотальным шпионажем», сами становились огромной «пятой колонной» в тылу у немецкой армии. И эта «пятая колонна» терпеливо ждала прихода других колонн — победоносных союзных армий.

Николаи, Гиммлер, Геббельс и другие должны были недоумевать по поводу того, как могло возникнуть такое мощное движение, несмотря на все усилия гестапо и эсэсовских отрядов и вопреки этим усилиям.

* * *

…В темные ночи маленькие быстроходные английские моторные лодки пересекали канал и приставали к французскому или бельгийскому берегу. Из лодок выходили на берег агенты британской разведки. Их встречали несколько мужчин или женщин. Краткий разговор, поспешно переданные инструкции или письма, быстрое рукопожатие, и лодка вновь исчезала в ночной темноте.

.. Самолет летит над Голландией. Он сбрасывает человека с парашютом. Немецкий часовой спешит к месту приземления парашютиста. Когда он доходит, то обнаруживает трех крестьян-голландцев. Один из них без пиджака, другой без рубахи, третий без ботинок и брюк. Они уверяют часового, что не видели никакого парашютиста.

.. Три немецких офицера останавливают автомобиль на Елисейских полях в Париже. Они приказывают шоферу отвезти их на аэродром, находящийся в предместье города. Готовый к отлету самолет стоит под охраной германских солдат. Офицеры садятся и улетают. Спустя полчаса охрана убедилась в том, что она позволила бежать трем сотрудникам английской разведки.

В Осло, Тронхейме и во многих других небольших пунктах побережья норвежцы ведут усиленное наблюдение за всеми передвижениями немецких войск, выгрузкой снаряжения, типами самолетов и т. д. Ночью они рассказывают об этом своему соседу — рыбаку, а тот выезжает в море. В море он встречает моторную лодку с человеком, которому и передает все узнанные им сведения.

Тайные радиопередатчики в Голландии оповещают английский королевский воздушный флот о том, куда летать, сообщают о сосредоточениях войск, складах боеприпасов и замаскированных аэродромах.

В Бельгии два немецких солдата подверглись ночному нападению на безлюдной улице и были избиты до смерти. Их голые тела нашли на следующий день. Что касается военной формы этих солдат, то ею сейчас пользуются агенты разведки.

Таким образом, можно сказать, что в тылу у всей немецкой армии на Западе действует стихийно возникшая и с каждым днем все более возрастающая и организованная сеть шпионажа! Европа кишит шпионами, которые скрестили оружие с гитлеровскими рыцарями «тотального шпионажа» и наносят им все возрастающие по своей чувствительности удары!

Но настанет день, и эти «неизвестные солдаты» шпионажа станут неизвестными героическими солдатами огромной армии освобождения Европы, свергающими тиранию гитлеризма в открытой борьбе на поле боя!

1941 год, октябрь.

Об авторе

Курт Рисс родился в 1902 г. в Вюрцбурге, Германия. Учился в Германии, Франции и Швейцарии. Стал первым спортивным журналистом, посылавшим репортажи для берлинской прессы со всех концов Европы. С приходом к власти нацистов Курт Рисс, будучи евреем, был вынужден уехать во Францию, где стал сотрудничать в вечерней газете «Пари-суар», а в дальнейшем стал корреспондентом этой газеты в США. В 30-е годы и во время Второй мировой войны бывший берлинский репортер обратил на себя внимание в США книгами и многочисленными сообщениями о гитлеровской Германии («Тотальный шпионаж», «Нацисты уходят в подполье», «Подполье Европы» и др.). В конце войны Рисс в качестве американского военного корреспондента вернулся в Германию, чтобы описать агонию нацистского рейха. После войны уехал в Нью-Йорк и какое-то время продолжал работать в Америке, но потом переехал в Германию, а в 1952 г. навсегда поселился в Швейцарии. Рисс выпустил множество книг, а также пьес, статей, репортажей на самые разнообразные темы, писал даже об эротике. Умер в мае 1993 г. в Цюрихе. Стоит отметить, что с современной точки зрения увлекательно написанная книга Рисса выглядит «по-журналистски» легковесной и содержит немало передержек и фактических ошибок, что требует критического подхода к приведенным в книге фактам. В частности, с аргументированной критикой «Тотального шпионажа», вышедшего в США в 1941 году, можно познакомиться в книге Жана Таратуты и Александра Здановича «Таинственный шеф Мата Хари» (изд. «Детектив-пресс», Москва, 2000 г.), посвященной выдающемуся немецкому разведчику полковнику Вальтеру Николаи. (Виталий Крюков)

Список иллюстраций

Схема воздушных сигналов, которыми пользовались шпионы для передачи сообщений немецким летчикам