Схватка у костра
Противники осторожно подходили к Нао. Рослый кзам почти в упор метнул в уламра последнее копье. Нао отбил его обухом топора, и тонкая палка, переломленная пополам, упала в Огонь.
В ту же секунду три палицы со свистом рассекли воздух.
Нао отбил палицы кзамов с такой силой, что меньший из людоедов пошатнулся. Заметив это, Нао бросился к нему и страшным ударом проломил ему голову. Но и сам он пострадал при этом: второй кзам ударил его в левое плечо. Хорошо еще, что Нао успел отскочить, не то палица, направленная умелой рукой, раздробила бы ему череп. Ошеломленный Нао с трудом устоял на ногах. Подняв кверху палицу, он ждал врага.
Хотя теперь перед ним оставался только один противник, положение Нао было незавидное: он едва мог шевелить раненой левой рукой, тогда как кзам, вооруженный палицей и топором, не получил ни одной царапины и был полон сил. Это был великан с широкой грудью и длинными руками, — на целую треть длиннее, чем руки Нао. Короткие кривые ноги его, не способные к быстрому бегу, были, однако, великолепными точками опоры и сообщали телу людоеда устойчивость гранитной глыбы.
Перед решительной схваткой кзам исподлобья окинул взглядом своего противника. Решив, что он легче добьется победы, если будет бить обеими руками, он отбросил в сторону топор и остался с одной палицей. Затем он перешел в наступление.
Две дубины почти одинакового веса столкнулись в воздухе. Удар, нанесенный кзамом, был сильнее удара уламра, так как тот не мог пользоваться левой рукой. Но все-таки Нао удалось отбить нападение. Когда кзам вторично опустил палицу, она рассекла воздух, не встретив ничего на своем пути: Нао ловко увильнул в сторону.
В третьей схватке его палица обрушилась на врага, как молния. Кзам едва успел поднять свое оружие, чтобы отбить удар. Снова узловатые дубины с треском сшиблись в воздухе, но на этот раз отступить должен был людоед. Однако, он скоро оправился и напал на Нао с таким бешенством, что чуть не выбил палицу из его руки. Прежде чем Нао собрался с силами, кзам снова взмахнул палицей. Уламр несколько ослабил, но не мог отвести удара. Дубина обрушилась на его череп… У Нао подкосились ноги: деревья, земля, костер закружились перед его глазами… Чудовищным усилием воли он устоял на ногах и, прежде чем кзам сообразил, что происходит, швырнул в него свою палицу с такой силой, что тот, даже не вскрикнув, свалился мертвым…
Нао не помнил себя от радости. Не веря своей победе, он пристально смотрел на костер, над которым плясали языки пламени.
Кругом все было мирно и тихо: приглушенно рокотала река, чуть шелестела трава под дыханьем ветерка, и только издалека, с противоположного берега реки, доносились лай шакалов и рев вышедшего на охоту льва.
Победитель закричал прерывающимся от волнения голосом: — Нао завладел Огнем!
Он медленно ходил вокруг костра, грел над ним руки, подставлял благотворному теплу грудь, радуясь давно не испытанному блаженству.
— Нао завладел Огнем! — повторял он. — Нао завладел Огнем!
Но скоро лихорадочное возбуждение улеглось. Он подумал, что кзамы могут неожиданно вернуться и что надо поспешить унести в безопасное место свою добычу. Он достал плоские камни, которые постоянно носил с собой после первой неудачной попытки унести Огонь. Нужно было оплести их прутьями, корой и стеблями ползучих растений. В поисках этих растений Нао неожиданно наткнулся на готовую плетенку, в которой людоеды переносили Огонь. Он радостно вскрикнул.
Это было гнездо, искусно сплетенное из древесной коры и выложенное изнутри плоскими камнями, на которых теплился маленький огонек.
Плетенка кзамов была сложена из трех тонких слоев сланца, в оболочке из коры зеленого дуба, скрепленной гибкими прутьями. Несколько отверстий оставляли необходимый для поддержания горения доступ воздуху.
Хотя Нао славился среди племени уламров своим уменьем изготовлять плетенки, но и он не мог бы сделать лучшей, особенно в такой короткий срок.
Такие плетенки требовали неусыпных забот. Нужно было защищать Огонь от дождя и ветра; нужно было смотреть за тем, чтобы он не хирел и не разгорался больше, чем следует; нужно было часто менять кору.
Нао знал все правила ухода за Огнем, установленные тысячелетним опытом его предков. Он слегка раздул Огонь, полил водой кору оболочки, осмотрел вытяжные отверстия и проверил состояние сланцевой подкладки. Затем он собрал разбросанные по земле копья и топоры и перед уходом окинул последним взглядом равнину.
Двое из его врагов были мертвы, они лежали на спине, лицом к звездам; двое других, несмотря на страшные страдания, сохраняли полнейшую неподвижность, чтобы Нао счел их мертвыми. Закон войны и осторожность требовали, чтобы Нао прикончил их. Он подошел к первому, раненному в бедро, и занес над ним копье.
Но тут какое-то странное чувство волной залило его сердце. Он испытывал не понятное ему самому отвращение при мысли, что еще одна жизнь сейчас угаснет. Он не чувствовал ненависти к поверженному врагу. К тому же, куда важней было загасить костер.
Нао раскидал во все стороны пылающие головни и палицей, принадлежавшей одному из убитых врагов, разбил их на мелкие уголечки, которые не могли сохранить Огонь до возвращения кзамов. Затем, связав раненым руки и ноги гибкими стеблями растений, он сказал:
— Кзамы не захотели дать сыну Леопарда даже одной головешки, а теперь у самих кзамов нет Огня! Они будут страдать от темноты и холода до тех пор, пока не вернутся к своему племени! Уламры стали сильнее кзамов!
* * *
Когда Нао подошел к подножью холма, где он должен был встретиться со своими молодыми спутниками, их там не было.
Это нисколько не удивило его: очевидно, Наму и Гаву пришлось сделать большой крюк, чтобы избавиться от преследователей.
Прикрыв ивовыми листьями свою рану, уламр уселся подле плетенки, в которой блестел яркий огонек.
Время текло. Луна все выше поднималась по небосклону.
Когда ночное светило достигло зенита, Нао вдруг поднял голову.
Среди тысячи разнообразных шумов, наполнявших ночь, он расслышал характерный звук человеческих шагов. Это был быстрый и четкий шаг, который никак нельзя было смешать с дробной поступью четвероногих. Сначала шум был чуть слышен, но по мере приближения он становился все более отчетливым. Порыв ветерка донес до Нао запах этого человека.
Уламр сказал себе:
"Сын Тополя обогнал преследователей и теперь возвращается!"
Действительно, равнина была совершенно спокойна, и за Намом никто не гнался.
Через несколько мгновений молодой охотник подошел к подножью холма.
Нао спросил его:
— Кзамы потеряли след Нама?
— Нам увлек их за собой на север, затем побежал во всю прыть и оставил их далеко позади. Чтобы уничтожить следы, он долго шел по воде и остановился только тогда, когда ни глазом, ни слухом, ни обонянием не мог обнаружить близости людоедов.
— Хорошо! — сказал Нао, кладя ему руку на плечо. — Нам — ловкий и хитрый воин. А где Гав?
— Сына Сайги преследовали другие кзамы. Нам нигде не встретил его следа.
— Мы подождем Гава. А теперь пусть Нам посмотрит…
И с этими словами Нао подвел своего спутника к плетенке.
Нам увидел маленький, но яркий и распространяющий тепло огонек.
— Вот, — просто сказал воин. — Нао добыл Огонь.
Молодой уламр радостно вскрикнул; глаза его наполнились слезами.
Он простерся на земле перед сыном Леопарда и, задыхаясь, проговорил:
— Нао один хитрее, чем целое племя. Он станет великим вождем уламров, и никакой враг не сможет устоять против него!
Уламры сели на землю возле плетенки. Теплившийся в ней крохотный огонек согревал их, как некогда большой костер на стоянке племени. Их не пугала больше мысль об огромном расстоянии, отделявшем их от родных мест. Когда они покинут берега Большой реки, кзамы вынуждены будут прекратить преследование, и на дальнейшем пути надо будет опасаться только одних хищных зверей.
Долго уламры грезили; будущее не страшило их, и жизнь, казалось, обещала только радости. Но, когда луна начала спускаться к западу, беспокойство снова овладело ими.
— Что случилось с Гавом? — прошептал Нао. — Неужели ему не удалось уйти от кзамов? Не попал ли он в западню?
Равнина была нема; молчали звери; даже ветерок стих, и не шелестели больше прибрежные камыши. Только несмолкающий рокот потока нарушал тишину ночи.
Нао и Нам не знали, что делать: ждать рассвета или немедленно пуститься на поиски Гава? Нао понимал, что нельзя оставить Огонь на попечение Нама. С другой стороны, он не мог покинуть сына Сайги, которому угрожали свирепые кзамы. Долг перед племенем требовал, чтобы он предоставил Гава его судьбе и заботился только об Огне; но за время совместных поисков Нао привязался к своим спутникам. Опасности, грозящие им, тревожили его так же, как угроза ему самому, и даже больше, ибо он знал, что Нам и Гав слабее его, что они не способны постоять за себя в борьбе со стихиями и зверями, а тем более с людьми.
— Нао пойдет искать следы Гава! — сказал он, наконец. — Нам останется, чтобы ухаживать за Огнем. Он не должен спать: он будет смачивать водой кору плетенки, когда она перегреется, и ни на миг не отлучится от Огня!
— Нам будет охранять Огонь бдительней, чем собственную жизнь, — решительно сказал молодой воин.
И он гордо добавил:
— Сын Тополя умеет поддерживать Огонь. Мать научила его этому, когда он был еще не больше волчонка.
— Хорошо. Если Нао не вернется прежде, чем солнце поднимется над верхушками тополей, Нам уйдет под защиту мамонтов. Если же Нао не придет до конца дня, Нам должен будет один направиться к становищу уламров.
Нао ушел. Сердце его было неспокойно. Много раз он оборачивался и глядел на Нама, склонившегося над плетенкой с Огнем.