Мамонты и зубры
Это происходило на заре следующего дня.
Высоко в небе ветер быстро гнал тучи, но над самой землей воздух стоял неподвижно — раскаленный, напоенный тысячами запахов, душный воздух. Небо казалось гигантским синим озером. Дрожа и переливаясь, растекалась по этому озеру пена утренней зари. Тут она образовала яркожелтую лагуну, здесь изумрудный залив, там розовый ручей…
Раненые уламры стонали — их томила жажда.
Один из воинов ночью скончался. Окоченевший труп его лежал на траве, посинелый, с кровавым пятном вместо лица, обглоданного ночными хищниками.
Фаум приказал бросить труп в воду.
Жалобное бормотанье старого Гоуна проводило воина в последний путь.
После похорон все внимание племени сосредоточилось на охотниках за Огнем — Агу и Нао, собиравшихся в поход.
Косматые братья вооружились палицами, топорами, рогатками, дротиками с кремневыми наконечниками. Нао выбрал себе в спутники вместо зрелых воинов двух юношей, быстроногих, неутомимых в беге. У каждого из них было по рогатине, топору и дротику. Сын Леопарда, сверх того, захватил палицу — дубовую ветвь, конец которой был обожжен в огне костра. Он предпочитал это оружие всякому другому. С палицей в руках он не боялся сражаться один на один с самыми свирепыми хищниками.
Фаум обратился к косматым братьям с такой речью:
— Агу увидел свет раньше Нао, — сказал он. — Пусть он выбирает свой путь. Если Агу пойдет к реке, сын Леопарда пойдет к Болотам. Если же сын Зубра решит пойти к Болотам, Нао направится к Большой реке.
— Агу еще не знает, куда он пойдет! — возразил сын Зубра. — Он будет искать Огонь повсюду: утром он может пойти к Болотам, вечером — к реке. Разве может знать преследующий вепря охотник, где удастся убить зверя?
— Агу должен сказать, какой путь он выбирает, — ответил старый Гоун, и одобрительный ропот толпы поддержал его. — Он не может одновременно итти и на закат и на восход. Пусть Агу скажет, куда он пойдет!
Кинув злой взгляд на толпу, сын Зубра крикнул:
— Агу пойдет на закат!
И, сделав знак братьям, он решительно зашагал по направлению к Болотам.
Нао не сразу последовал его примеру. Ему хотелось повидать на прощанье Гаммлу. Она стояла под ясенем среди кучки стариков.
Нао направился к ней; она не двинулась с места; взгляд ее блуждал по саванне.
Сердце Нао часто-часто застучало. Подняв топор к небу, он воскликнул:
— Слушай, дочь Болота! Нао никогда не вернется к своему племени, если не сумеет добыть Огонь. Нао найдет смерть на дне пропасти, утонет в реке, будет съеден гиенами или вернется победителем и принесет Гаммле ракушки, синие камни, зубы мамонта и рога зубра!
Девушка подняла на воина глаза, в которых сверкала детская радость.
Но Фаум нетерпеливо оборвал речь Нао.
— Сыны Зубра уже скрылись за лесом, — сказал он. — Почему Нао медлит?
И Нао, кликнув своих спутников, не оглядываясь, зашагал на восток.
* * *
Нао, Гав и Нам целый день шли саванной. Зеленый покров ее был еще в полном расцвете. Солнце сушило траву, ветер колыхал ее, разнося бесчисленные запахи, которыми был напоен воздух. Однообразная на первый взгляд саванна таила в себе огромное разнообразие злаков, трав и цветов, насекомых и животных. Плодородие ее было неистощимо. Среди необозримых зарослей злаков ютились островки дрока, вереска, шильника, зверобоя, шалфея, лютиков, кресса. Местами виднелись участки голой почвы, устоявшей против натиска сомкнутых колонн растительной армии. Но за этими плешинами снова начинались сочные пятна мальвы, шиповника, красного трилистника и зеленых кустарников.
Местами монотонность равнины нарушали невысокий холм, глубокий овраг, пруд, кишащий насекомыми, лягушками, тритонами. Одинокая скала высилась в траве, словно мастодонт на пастбище. Стада антилоп мелькали на горизонте, зайцы скакали в высокой траве, удирая от волков и собак; в воздух тяжело взлетали стаи куропаток; над саванной носились вороны, легкокрылые вяхири, грузные дрофы. С места на место перебегали табуны диких лошадей, степенно выступали зубры. Из рощи выходил, неуклюже переваливаясь с боку на бок, серый медведь, огромный и страшный победитель тигров, не уступающий в силе львам-великанам…
Вечером Нао, Нам и Гав устроили ночлег у подножья кургана. Они не прошли за день и десятой части пути. Сколько видел глаз, кругом расстилалась печальная в сумеречном полусвете саванна. Последние лучи солнца догорали на облаках.
Вид этого моря Огня напомнил Нао о том крохотном язычке пламени, который он должен был добыть. Казалось, стоило взобраться на вершину холма и протянуть сухую сосновую ветвь к облакам, чтобы искра небесного Огня воспламенила ее.
Тучи над горизонтом потемнели, но неясный багрянец еще долго мерцал на темном небе. Одна за другой стали вспыхивать сверкающие точки звезд. Поднялся легкий ветерок.
Привыкнув к кострам становищ, светящаяся ограда которых преграждала доступ ночи, Нао чувствовал себя теперь слабым и беспомощным. Каждое мгновение из мрака могли появиться леопард, тигр, лев, хотя они редко охотятся на равнине; стадо зубров могло растоптать хрупкую человеческую плоть; волчья стая представляла грозную опасность для беззащитных людей — количество придавало волкам силу крупных хищников, а голод вооружал их храбростью.
Воины поужинали сырым мясом. Это был грустный ужин: уламры отвыкли от сырой пищи. Затем Нао первым стал на стражу. Всем существом он внимал каждому дыханию ночи. Глаз его улавливал движения теней, блеклое свечение тумана; слух различал шопот ветерка, шелест травы, полет насекомых, бег животных и шорох змей; он слышал вопль шакалов, смех гиен, вой волков, стрекотание кузнечиков и дальний клекот орла; ноздри его впитывали сладостный аромат цветов, свежее дыхание травы, острый запах хищников и зловоние гадов; кожа его ощущала малейшее дуновение ветерка, волны влажной прохлады и веяние сухого жара.
Жизнь была полна опасностей. Все проявления ее таили в себе угрозу. В неустанной борьбе с окружающим выжить мог только бдительный, сильный и хитрый.
И Нао настороженно высматривал в темноте приближение когтей, раздирающих мускулы, клыков, дробящих мясо, горящих угольков глаз пожирателей живого тела. Большинство хищников, учуяв присутствие сильного зверя-человека, отбегали, не задерживаясь. Так пробежали мимо гиены, — челюсти их так же мощны, как львиные, но гиены не любят борьбы и довольствуются мертвечиной. Подкралась стая волков. Волки знали силу количества — они остановились подле привала уламров, смутно сознавая, что они не слабее трех людей. Но, так как голод не терзал их, они предпочли пробежать дальше, по следу антилоп. Подбежала и стая собак, похожих на волков. Они окружили курган и долго лаяли на людей. Отдельные собаки с угрожающим рычаньем забегали вперед, но ни одна не решилась напасть на двурогих зверей.
Недавно еще собаки стаями ходили за племенем. Они питались отбросами и участвовали в охотах уламров. Старый Гоун приручил двух собак — он кормил их потрохами и костями, но они погибли в схватке с вепрем.
Приручить других не удалось, так как Фаум, став вождем, приказал убить всех собак. Нао нравилась мысль о дружбе с собаками. В таком союзе он чувствовал залог большей безопасности человека, новый источник силы. Но нечего было и думать об этом здесь, в саванне, где людей было всего трое, а собак — целая стая.
Между тем собаки стягивались кольцом вокруг привала. Они не лаяли больше. Их короткое дыхание слышалось все отчетливее.
Это начало беспокоить Нао.
Взяв комок земли, он швырнул его в самую смелую собаку и крикнул:
— У нас есть рогатины и палицы, которыми можно убить медведя, зубра и даже льва!
Собака, которой земля попала в морду, шарахнулась и, испуганная звуком человеческого голоса, скрылась в темноте. Остальные отбежали назад и, казалось, совещались.
Нао бросил им вслед камень.
— Где вам сражаться с уламрами! Прочь отсюда. Ищите себе добычу послабей — сайгу или волка!
Разбуженные голосом Нао, Нам и Гав вскочили на ноги. Появление двух новых теней заставило собак обратиться в бегство.
* * *
Семь дней шли Нао, Нам и Гав.
Опасности росли по мере того, как уламры приближались к краю саванны. Хотя лес отстоял еще в нескольких днях ходьбы, предвестники его — отдельные рощи деревьев, крупные хищники — стали попадаться все чаще и чаще. Однажды охотники встретили даже тигра.
Теперь задолго до наступления сумерек уламры начинали думать о ночлеге: они искали пещеру в холмах, удобную площадку на скале или, на худой конец, хотя расселину в почве. Ночевать на деревьях они избегали.
На восьмой или девятый день странствования их начала мучить жажда. Кругом не было ни ручейка, ни болота; трава пожелтела. В воздухе появились тучи мошкары. Она стремительно носилась над саванной и беспощадно жалила тела воинов.
Когда тени девятого дня удлинились, земля снова зазеленела, воздух стал влажным, и ветерок с холмов принес запах свежей воды.
Вскоре уламры увидели стадо зубров.
Нао сказал своим спутникам:
— Мы напьемся воды до захода солнца. Зубры идут на водопой!
Нам, сын Тополя, и Гав, сын Сайги, выпрямили уставшие тела.
Нао выбрал себе в спутники легких и подвижных юношей. В них нужно было воспитать смелость, решительность, выносливость. Взамен они готовы были платить слепым повиновением, безграничной преданностью, способностью мгновенно забывать перенесенные страдания. Предоставленные самим себе, они терялись перед враждебными силами природы. Но у них были зоркие глаза, тонкий слух, ловкие руки и неутомимые ноги — и все эти качества были к услугам вождя, который сумеет завоевать их доверие и подчинить своей воле.
За дни совместного странствования Нам и Гав успели привязаться к Нао. Для них он был воплощением мужества и силы, защитником и покровителем.
Порой, шагая рядом с ним, они любовались его мощными плечами и широкой грудью и испытывали не понятное им самим чувство преклонения перед ним.
Нао платил юношам такой же искренней привязанностью. Почему-то союз с Намом и Гавом казался ему залогом успешности задуманного похода. Длинные тени легли у подножья деревьев. Солнце склонялось к закату, и огромный красный диск его заливал багряным светом равнину и медленно движущееся темнобурое стадо зубров, похожее издали на мутный поток воды.
Вслед за зубрами украдкой пробиралось множество других зверей. Это доказывало, что Нао не ошибся в своих предположениях и водопой находится невдалеке, где-то там, за линией холмов.
Вскоре Нао, Нам и Гав почувствовали близость воды — ноздри их жадно втягивали влажный воздух. — Надо опередить зубров! — сказал Нао.
Он боялся, что водопой окажется узким и что великаны-зубры преградят доступ к нему.
Охотники ускорили шаг.
Стадо подвигалось медленно: молодые зубры устали от длинного перехода, старые соблюдали привычную осторожность. Уламры быстро догнали стадо. Многие животные также хотели достигнуть водопоя раньше зубров: видно было, как стремительно неслись вперед легкие сайги, муфлоны, ослы. Наперерез им скакал табун лошадей.
Нао и его спутники значительно опередили зубров и взобрались на вершину холма, когда зубры только-только достигли его подножия. Это сулило уламрам возможность не спеша утолить жажду.
Перевалив через гребень холма, Нао, Нам и Гав зашагали еще быстрей. Вдали уже была видна вода. Это было небольшое озеро, окруженное со всех сторон грядой скал; узкая коса земли полуостровом вдавалась в него. На востоке озеро вбирало в себя воды полноводной реки. На западе оно низвергалось каскадом в глубокую пропасть. Доступ к озеру был возможен тремя путями: по реке, через перевал, которым прошли уламры, и через второй перевал, в скалистой гряде. В остальных местах озеро было окружено непроходимой базальтовой стеной.
* * *
Воины приветствовали воду радостными криками. У водопоя уже столпились хрупкие сайги, маленькие коренастые лошадки, тонконогие онагры, бородатые муфлоны, робкие козули и старый сохатый, на лбу которого выросло как будто целое дерево. Только свирепый вепрь, гордый сознанием своей силы, пил, воду спокойно. Все остальные звери утоляли жажду, насторожив уши, с бегающими глазами; они часто вздрагивали и недоверчиво поднимали головы, каждое мгновение готовые спасаться бегством. "Слабые должны жить в постоянном страхе", гласил закон первобытной жизни.
Вдруг, словно по команде, все головы повернулись в одну сторону, и еще через мгновение лошади, онагры, сайги, козули, муфлоны и сохатый беспорядочной толпой понеслись к западному перевалу. Один вепрь остался на месте, беспокойно вращая налитыми кровью глазами.
Появилась стая свирепых лесных волков. Нао, Нам и Гав держали наготове рогатины и дротики, а вепрь воинственно оскалил свои клыки и угрожающе захрюкал.
Волки посмотрели на врагов и, признав их опасными, предпочли броситься в погоню за бежавшими животными. После ухода волков на водопое наступила тишина, и уламры, вволю напившись свежей холодной воды, стали держать совет.
Надвигались уже сумерки. Солнце спряталось за базальтовую стену. Нечего было и думать продолжать путь в темноте. Где остановиться на ночлег?
— Идут зубры! — сказал Нам, заслышав вдали шум.
Вдруг он повернул голову в сторону западного перевала. Трое воинов насторожили слух, затем легли на землю.
— Оттуда идут не зубры, — прошептал Гав.
Нао ответил:
— Это мамонты.
Охотники поспешно осмотрели местность: река текла между базальтовым холмом и отвесным утесом из красного порфира.
Узкий выступ, спиралью опоясывающий утес, позволял, однако, без особенного труда достигнуть его вершины.
Нам первый заметил пещеру на вершине утеса. Она казалась низкой и небольшой. Однако, уламры не сразу проникли в нее: сначала они пристально вглядывались в темную глубину; затем Нао, пригнув голову к земле и втягивая в ноздри запахи, пополз в пещеру впереди своих спутников.
Пол был устлан костями, обрывками шкур, оленьими рогами, челюстями каких-то животных. Все это свидетельствовало, что хозяин помещения был грозным и опасным хищником. Нао уверенно сказал:
— Это логовище серого медведя. Оно пустует уже целую луну.
Нам и Гав не сталкивались до сих пор с этим громадным зверем; уламры кочевали обычно по местам, где водились тигры, львы, зубры, даже мамонты, но серый медведь был редким гостем. Нао же видел его во время своих дальних странствований. Он знал, что серый медведь смел и не уступает в силе льву-великану, а в жестокости — носорогу.
Почему пустовала пещера, Нао не знал: медведь мог найти себе новую берлогу, перекочевать на короткое время в другое место, наконец, мог погибнуть в схватке с другим хищником или при переправе через реку; так ли, иначе ли, но Нао надеялся, что этой ночью хозяин не вернется, и решил занять берлогу. Пока длился осмотр пещеры, у водопоя поднялся страшный шум: то пришли зубры. Их могучий рев будил звонкое эхо и разносился по всему озеру.
Нао не мог удержать дрожи, прислушиваясь к реву зубров. Человек редко отваживался охотиться на этих великанов. Зубры сознавали свою силу и не боялись даже самых крупных хищников, которые осмеливались нападать только на ослабевших или отбившихся от стада животных.
В это время новая волна звуков ворвалась в шум, поднятый зубрами.
Этот крик был слабее рева зубров, и тем не менее он возвещал приближение самых сильных из существ, живущих на земле.
В то время мамонт был непобедимым и полновластным хозяином суши. Он заставлял держаться в почтительном отдалении тигров и львов, он внушал страх серым медведям. Еще много тысячелетий должно было пройти, прежде чем человек осмелился померяться с ним силами; один лишь носорог, слепой и глухой в своей ярости, не боялся нападать на него.
Мамонты были подвижными, гибкими, неутомимыми, сообразительными и памятливыми. Хобот служил им, как человеку руки, страшные бивни были сильнейшим оружием на земле.
Случилось так, что вожаки мамонтов и зубров одновременно подошли к водопою. Мамонты, привыкшие к тому, что им везде уступают дорогу, пожелали пройти первыми. Обычно в таких случаях зубры отступали. Но иногда, избалованные покорностью всех прочих травоядных, зубры пытались оспаривать первенство; чаще всего это случалось, когда их вожаки плохо знали мамонтов.
Восемь передовых зубров были огромными самцами — самый крупный был ростом с носорога. Томимые сильной жаждой, они не были склонны проявлять уступчивость. Увидев, что мамонты собираются первыми пройти к водопою, они угрожающе подняли головы и издали протяжный боевой клич.
За вожаками мамонтов длинной лентой вытянулось многоголовое стадо.
Трое уламров вышли из пещеры. Сознание первобытного человека еще было темным, мысли смутными, запас слов ничтожным, но величественное и дикое зрелище, представшее перед глазами уламров, наполнило их благоговейным трепетом.
Спокойные и невозмутимые, мамонты преграждали путь к водопою. Восемь горбатых зубров с налитыми кровью глазами яростно потряхивали жирной тяжелой гривой и наклоняли к земле острые, расходящиеся в стороны рога. Инстинктивно они сознавали грозную силу врага, но нетерпеливый рев сгрудившегося за их, спинами стада зажигал в них воинственный задор.
Внезапно самый рослый зубр — вожак всего стада, — еще ниже пригнув к земле голову, бросился на ближайшего мамонта. Сила и внезапность нападения были таковы, что огромный зверь зашатался и упал на колени. Острые рога зубра наносили мамонту удар за ударом; он спешил использовать свое преимущество: поверженный на колени противник мог отбиваться только хоботом.
В этой страшной схватке великанов зубр был воплощением слепого бешенства. Пена выступила на его губах, налитые кровью глаза сверкали, как угли. Он весь дрожал от чудовищного напряжения. Упорно и непрерывно зубр бил противника рогами, стремясь опрокинуть его на бок, чтобы добраться до брюха, где кожа не была такой толстой. Тогда он вышел бы победителем из схватки.
Мамонт понимал это. Напрягая все силы, он старался не дать повалить себя на бок. Одним рывком он мог снова стать на ноги, но для этого нужно было, чтобы зубр хоть на мгновение перестал наскакивать на него.
Неожиданное нападение сначала озадачило остальных вожаков. Четыре мамонта и семь зубров стояли друг против друга в грозной неподвижности. Ни один не пытался вмешаться в схватку. Потом мамонты стали проявлять признаки нетерпения.
Самый высокий с громким сопением шевельнул перепончатыми ушами, похожими на гигантских летучих мышей, и сделал шаг вперед. В это мгновение мамонт, на которого нападал зубр, со страшной силой ударил хоботом по ногам своего противника. Тот, в свою очередь, зашатался. Мамонт воспользовался передышкой, чтобы подняться на ноги. Два огромных зверя снова стояли друг против друга. Бешенство безраздельно овладело мамонтом. Подняв кверху хобот, он издал трубный звук и кинулся на своего противника. Изогнутые бивни его подбросили зубра в воздух, а затем швырнули на землю с такой силой, что у того затрещали кости. Не дав зубру притти в себя, мамонт вонзил ему бивни в брюхо и затоптал его чудовищными ножищами; кровь фонтанов хлынула из раздавленных внутренностей зубра.
Рев побежденного не был слышен в поднявшемся шуме: семь зубров и пять мамонтов ринулись друг на друга. Волнение овладело и стадами — глухой рев зубров не мог заглушить пронзительные крики мамонтов; ярость привела в движение могучие туловища, страшные бивни, грозные рога и гибкие хоботы.
Вожаки были поглощены сражением. Они сбились в тесную кучу, откуда доносились рев бешенства и боли, хруст раздираемых тканей и треск ломающихся костей…
В первом столкновении численное превосходство дало преимущество зубрам. Три зубра соединенными силами напали на одного мамонта и повалили его на землю. Но остальные мамонты вместе набросились на противников и просто раздавили их своей огромной тяжестью; только увидев опасность, грозящую поваленному мамонту, они оставили свои жертвы и снова бросились в бой. Три зубра, добивавшие лежащего на боку великана, были застигнуты врасплох. Налетевший ураган мгновенно смял и растоптал двух из них; третий спасся бегством. За ним побежали и остальные сражавшиеся зубры.
Панический страх передался всему стаду зубров. Сначала это была какая-то смутная тревога, мгновенное оцепенение, словно затишье перед грозой; затем стадо дрогнуло, повернуло вспять и в слепом страхе побежало. В дикой сутолоке более быстрые топтали отстающих, шагали по их спинам. Треск костей походил на шум падающих деревьев.
Мамонты не стали преследовать убегающего противника.
Лишний раз они показали меру своей силы, лишний раз они доказали свое превосходство над всеми живыми существами, населяющими землю.
Колонна рыжевато-бурых гигантов с длинными гривами и шерстью выстроилась вдоль берега озера и не спеша стала утолять жажду.
На склонах холма сгрудились обитатели леса. Они почтительно взирали на пьющих гигантов. Уламры также, не отрывая глаз, смотрели на властителей земли.
Нао сравнивал худые руки, тонкие ноги и хрупкий торс Гава и Нама с толстыми, как дубы, ножищами и высокими, как скалы, телами мамонтов и думал о ничтожности человека, о жалкой кочевой жизни, которую он ведет в саваннах. Он думал о львах, тиграх и серых медведях, под могучими лапами которых человек так же бессилен, как вяхирь в когтях у орла…