Жиль король, в его подвалах
Сундуки не запирались.
Переполнены давно,
А в дворцовых ярких залах
День и ночь шуты кривлялись,
И рекой лилось вино.
Сгибли тысячи в работе,
Чтоб была, как солнце, пряжка
На кафтане короля.
В злых слезах, в крови и поте
День и ночь стонала тяжко
Королевская земля.
Меж шутов один горбатый
Всех забавнее кривлялся,
Веселее всех смешил,
Но, на выдумки богатый,
Он веселым притворялся,
Он глухую месть таил.
Месть за братьев угнетенных,
Век над пашнями склоненных,
Под угрозой и бичом,
За неправо осужденных,
В тюрьмы брошенных, казненных
Королевским палачом.
На утре из зал веселья,
Будто пьяный, он, шатаясь,
Пробирался в свой подвал,
Пиль из трав волшебных зелья
И, заклятьям научаясь,
Книгу черную читал.
Раз король, нахмурясь тучей,
Захотел от пыток крови,
И тюремщика позвал.
Гневно бросив взгляда колючий
И надменно сдвинув брови,
Он тюремщику сказал:
«Там есть раб из непокорных
Нашей воле и поступкам,
За его вороний крик,
За суленье дней нам черных
Бить, и жечь, и этим кубком
Злостный вырезать язык.
Загалдели, притащили,
И, гоняя меж столами,
Жгли, до пяток оголя,
Остро с края наточили
Искро-блещущий камнями,
Древний кубок короля.
Вдруг погасли в люстрах свечи,
Вставши с факелом пылавшим,
Стал расти горбатый шут,
Выше, шире горб и плечи,
Горб под сводом, задрожавшим…
Взвыли падают, ползут.
Нет спасенья, все закрыто,
В окна бросились, на стену,
В тесноте сбивают с ног.
Под стеной, шумя сердито,
Высоко взметая пену,
В скользком рве бежал поток.