Провал архипредателя
Мастер шпионажа Альфред Редль был мотом, развратником и бесстыдным предателем; однако на коллег-офицеров он производил такое благоприятное впечатление, что его считали вероятным кандидатом на пост начальника австро-венгерского генерального штаба. Редль был родом из довольно бедной и некультурной семьи, но получил назначение в штаб, а вскоре и повышение в одном из самых кастовых и недоступных военных учреждений Европы тех дней. Чтобы подняться на такую высоту без протекции, нужен был ум, бесконечное трудолюбие и непоколебимый апломб. Редль с лихвой был наделен всеми этими качествами. Он был превосходным лингвистом и хорошо знал главные страны Европы. Военная история и техника разведки были его коньком.
В 1900 году, когда начальником секретной службы был генерал барон фон Гисль, он назначил Редля начальником отдела шпионажа и контрразведки осведомительной службы «Кундшафтсштелле», или сокращенно «КС». До 1905 года Редль был директором австро-венгерской разведки, и успешная работа его отдела снискала ему полное признание командования армии. Он разоблачил и задержал нескольких наиболее ловких европейских шпионов; он сумел разузнать немало тщательно охраняемых тайн соседних держав; говорили, что он не знал неудач. Но больше половины своего времени Редль в действительности отдавал службе на пользу России.
Австрийскую «КС» он превратил в секретный музей контрразведки. Если к какому-нибудь посетителю возникал интерес, его могли сфотографировать анфас и в профиль, а также снять отпечатки пальцев, причем каждое слово, им сказанное, записывалось на специальной пластинке — и все это без ведома посетителя. Где бы этот посетитель ни сидел, на него всегда можно было направить две фотокамеры в наивыгоднейшем ракурсе. Во время беседы с посетителем вдруг начинал звонить телефон — это дежурный офицер сам «вызывал» себя к телефону, незаметно нажимая ногой под столом кнопку электрического звонка. В течение этого мнимого разговора офицер знаком указывал на закрытый портсигар, лежащий на столе, приглашая гостя взять папиросу. Металлическая крышка портсигара была соответствующим образом обработана и сохраняла отпечатки пальцев того, кто к нему прикасался.
Если гость был некурящий, офицер по телефону «вызывал» себя из комнаты; извинившись, он второпях забирал с собой портфель. Под ним оставалась папка, помеченная грифом «секретно». И мало кто из приходивших в центральное бюро «КС» отказывал себе в удовольствии заглянуть в папку с такой заманчивой надписью. Разумеется, поверхность папки также была обработана. А если посетитель не поддавался искушению, применялась новая хитрость, и так далее, пока какая-нибудь из них не удавалась. И все это время скрытый прибор запечатлевал каждый звук на граммофонной пластинке, находившейся в смежной комнате.
Когда Гисля перевели в 1905 году в Прагу — это был один из важнейших постов в империи, — он настоял, чтобы Редль переехал с ним в качестве начальника его штаба. «КС» под началом майора Редля работала так успешно, что его вскоре произвели в полковники. Он стал помощником Гисля в Праге, передав в Вене дела и штат сотрудников своему преемнику, капитану Максимилиану Ронге. По иронии судьбы, оставленное Редлем наследие искусного контрразведчика через восемь лет привело к катастрофическому разоблачению его самого.
В 1908 году произошла аннексия Боснии и Герцеговины. Ронге находился под влиянием своего нового начальника генерала Августа Урбани фон-Остромеч, сменившего Гисля на посту главы имперской секретной службы. Кроме того, Ронге хотелось перещеголять Редля. Ронге изобрел новый вид слежки — тайную почтовую цензуру. Подлинные мотивы этого нововведения были известны только трем лицам — Ронге, его начальнику и чиновнику, которого он поставил во главе венского «черного кабинета». Всему остальному штату сказали, что это делается для преследования таможенных жуликов, и обязали хранить сообщенное в тайне. Благодаря такой уловке работники бюро цензуры обращали особенное внимание на письма, получаемые из пограничных пунктов.
2 марта 1913 года в «черном кабинете» были вскрыты два конверта. Оба были адресованы: «Опера, Бал 13, до востребования, главный почтамт. Вена». Судя по почтовым штемпелям, они прибыли из Эйдкунена в Восточной Пруссии, пункта на русско-германской границе. В одном конверте лежали кредитки на сумму 6 000 австрийских крон, в другом — на 8 000. Ни в том, ни в другом не было сопроводительного письма, и это, естественно, показалось цензорам подозрительным. Вдобавок, Эйдкунен был маленькой пограничной станцией, хорошо известной шпионам всех наций. «КС» вернула оба письма в отдел писем «до востребования» и решила посмотреть, кто за ними явится.
Позади венского главного почтамта на Фляйшмаркте приютился небольшой полицейский участок. Ронге распорядился соединить этот участок специальной линией с почтовым отделом «до востребования». Дежурному чиновнику достаточно было нажать кнопку, чтобы в одной из комнат полицейского участка раздался звонок; он должен был сделать это, как только придут за обоими письмами, и возможно дольше задерживать при этом их выдачу. В полицейском участке постоянно пребывали наготове два сыщика, которые должны были поспешить по звонку на почту и выяснить, кто явился за письмами.
Прошла неделя, все было «на взводе», но звонка не было. Прошел март, апрель, но за письмами никто не являлся; 14 000 крон оставались невостребованными. Но на 83-й день ожидания, в субботу вечером 24 мая, раздался звонок с почты. Одного из сыщиков не было в тот момент в комнате; другой мыл руки. Спустя две минуты, однако, они уже мчались на почту.
Почтовый чиновник сказал, что они опоздали, что получатель только что вышел. Выбежав на улицу, они увидели удалявшееся такси — и ничего более. Сыщики простояли на месте двадцать минут, чувствуя себя провинившимися школьниками; им очень не хотелось сообщать о своей неудаче и выслушать упреки начальства. Но, по иронии судьбы, как раз неудача сыщиков и их бестолковое стояние на месте перед почтой дали превосходную нить для следствия. Вернулось такси, на котором уехал получатель злополучных писем. Сыщики немедленно расспросили шофера и установили, что его недавний пассажир направился в кафе «Кайзергоф».
— Поедем и мы туда, — сказал один из сыщиков.
По дороге они тщательно обследовали сиденье автомобиля, но нашли только футляр серой замши от перочинного ножа, и ничего больше. В эту пору дня в кафе «Кайзергоф» было почти пусто; пассажира не оказалось. По-видимому, он пересел в другой автомобиль, чтобы запутать след. Неподалеку была стоянка машин, и здесь сыщики узнали, что какой-то мужчина за полчаса до этого взял автомобиль и приказал ехать к отелю «Кломзер».
Явившись в отель, они спросили у портье, приезжал ли кто-нибудь в такси за последние полчаса. Да, приезжали несколько человек; в номер 4-й, в номер 11-й, а также в 21-й и 1-й. В 1-м номере остановился полковник Редль.
Сыщики показали портье футляр от перочинного ножа:
— Возьмите и при случае спрашивайте гостей, не потерял ли кто-нибудь из них.
Портье, верный своей профессии, рад был услужить полиции.
Один из сыщиков отошел в сторону и стал читать газету. Аккуратно причесанный господин в щегольском штатском костюме спустился по лестнице и отдал свой ключ. Это был постоялец из номера 1-го.
— Виноват, — сказал портье, — не теряли вы случайно, господин полковник, футляр от вашего перочинного ножа?
И протянул находку.
— О да, — кивнул Редль, — конечно, это мой футляр. Благодарю вас.
Но тут он заколебался. Где он пользовался перочинным ножом в последний раз? В первом такси, вынимая деньги из конвертов! Он поглядел на портье — тот вешал ключи на место. Неподалеку стоял другой человек, видимо поглощенный чтением газеты. Редль положил футляр в карман и направился к выходу.
Сыщик, читавший газеты, кинулся в телефонную будку и потребовал: «1–23–48»-секретный номер штаба политической полиции в Вене. Так руководству «КС» стало известно, что случилось в последний волнующий час. Письма, адресованные «Опера, Бал 13», были, наконец получены адресатом: их получатель использовал два таксомотора, чтобы запутать возможных преследователей, но имел неосторожность потерять футляр от своего перочинного ножа. Установлено, что этот футляр принадлежит Альфреду Редлю, известному полковнику Редлю, начальнику штаба 8-го армейского корпуса, расквартированного в Праге.
Можно представить себе изумление чинов австрийской разведки. Их бывший руководитель, их ревностный наставник, их вдохновитель! Капитан Ронге поспешил на почту за справками. В отделе венского почтамта «до востребования» все получающие письма должны были заполнять краткий формуляр:
Род вложения: Адрес на пакете: Укажите (по возможности), откуда ожидаете:
Ронге увез с собой бланк, заполненный человеком, получавшим письма на адрес «Опера, Бал 13». С потайной полки в своем кабинете он достал небольшой, изящно переплетенный томик. Это была рукопись, документ на 40 страничках, написанный Редлем — тот считал его слишком конфиденциальным, чтобы отдавать в перепечатку. Это были советы его преемнику по «КС», его «завещание», сделанное перед повышением и переводом в Прагу.
Помимо многочисленных тонкостей шпионажа и секретной службы, в этом документе был суммирован опыт пяти лет слежки за шпионами; и теперь этот же документ должен был помочь разоблачению самого мастера шпионажа, полковника Редля!
Ронге сличил почтовый формуляр с рукописью. Сомнений быть не могло — это почерк Редля. Именно он получил подозрительные почтовые пакеты с крупными денежными суммами. Это ещё не доказывало, что Редль предатель: он мог действовать по чьему-либо поручению и вести какое-либо дело в частном порядке. Но Эйдкунен, пограничный центр секретной службы, гнездо международного шпионажа — вот что было подозрительно!
Раздумье капитана Ронге нарушило появление одного из сыщиков, следивших за Редлем. Он привез несколько клочков рваной бумаги. Ронге нетерпеливо склонился над этими бумажками и стал их складывать — кусочек к кусочку.
Спустя полчаса загадка была разгадана. Сомнений быть не могло: Редль — шпион и предатель.
Клочки бумаги попали к сыщику при любопытных обстоятельствах. Когда Редль уходил из отеля «Кломзер», за ним следили. Оглянувшись и поняв, что за человек стоял в вестибюле гостиницы и читал газету, Редль ускорил шаг и сумел уйти от сыщика.
Но уже через несколько минут Редль увидел, что сыщики вновь его настигли и следуют за ним. Он шел теперь по длинному Тифенграбену и, не видя возможности оторваться от преследователей, прибег к другой тактике. Вынув из кармана какие-то бумаги, он изорвал их и не глядя бросил наземь. Полковник, по-видимому, понимал, что если за ним так настойчиво следят, это может означать только одно: его серьезно подозревают в измене. Следовательно, главное сейчас в том, чтобы улизнуть от этих людей, где-нибудь уединиться, найти выход из положения.
Редль надеялся, что сыщики остановятся, чтобы подобрать бумажки, но ни один из них этого не сделал. Они шли за ним, пока на Конкордияплац не приблизились к стоянке таксомоторов. Редль не взял машины, ибо его преследователи могли сделать то же самое. Он продолжал идти пешком. Но один из сыщиков вскочил в машину и быстро умчался. Редль продолжал свою отчаянную прогулку по Вене, прошел Гейнрихгассе до набережной Франца-Иосифа, затем дальше по Шоттенрингу, свернул на Шоттенгассе и попал опять в свой отель.
Куда же девался второй сыщик? Он помчался туда, где валялись на мостовой оброненные Редлем бумажки, собрал все, что нашлось, и поспешил с ними к капитану Ронге. Так в «КС» узнали, что Редль носил с собой квитанцию, под которую были посланы деньги некоему офицеру-улану, лейтенанту Говору, а также три квитанции на заказные письма, отправленные в Брюссель, Варшаву и Лозанну. Прочитав последние три адреса, Ронге горько усмехнулся. В его архиве имелся «черный список» известных разведбюро иностранных держав, и в нем значились эти три адреса. Ронге сообщил о своих открытиях начальнику австро-венгерской секретной службы генералу Августу Урбани фон Остромеч, который был так потрясен сообщенным, что поспешил донести обо всем своему начальнику, генералу Конраду фон Гетцендорфу.
В отеле Редля ждал доктор Виктор Поллак.
— Альфред, мы обедаем в Ридгофе, — напомнил тот, и полковник согласился, но пошел переодеться во фрачную пару. Поллак был одним из виднейших юристов Австрии, он часто сотрудничал с Редлем в судебных процессах по делам о шпионаже. Сыщик подслушал разговор, позвонил начальству, а затем отправился в Ридгоф предупредить директора ресторана.
Когда Поллак и Редль сели за стол в отдельном кабинете, им прислуживал в качестве официанта агент тайной полиции. Но услышал он мало, ибо Редль был угрюм и с приятелем почти не разговаривал. Во время ужина Поллак, покинув на минуту кабинет, подошел к телефону и, к изумлению официанта-сыщика, вызвал начальника венской полиции Гайера.
— Друг мой, вы поздно работаете, — сказал Поллак.
— Я жду данных по одному важному делу, — сказал Гайер и стал слушать Поллака, который рассказал ему о затруднениях Редля.
Полковник весь вечер казался не в духе, был чем-то взволнован, признался своему приятелю в каких-то нравственных терзаниях, дурных поступках, но, конечно, ни слова не сказал о шпионаже или измене.
— Вероятно, переутомление, — закончил Поллак свой рассказ — Он просит меня устроить так, чтобы он мог немедленно уехать обратно в Прагу. Не можете ли вы ему помочь?
Гейер ответил, что устроить дело в этот же вечер немыслимо, и добавил:
— Успокойте полковника, пусть придет ко мне завтра утром. Я сделаю для него все возможное.
Поллак вернулся в отдельный кабинет.
— Пойдемте, — сказал он Редлю в присутствии «официанта». — Я уверен, что нам удастся все устроить.
Поллак оставил официанта-сыщика в растерянности и недоумении. Адвокат звонил начальнику полиции, а потом сказал шпиону и предателю, что ему кое-что устроят. Неужели дело хотят замять?
Начальник разведки фон Остромеч и начальник генерального штаба Конрад фон Гетцендорф ужинали в Гранд-Отеле, когда им по секрету сообщили об измене.
— О масштабах измены мы должны узнать из его же уст, — сказал Конрад Остромечу, — и только после этого он сможет умереть… Важно, чтобы никто ничего не узнал о причине смерти. Соберите четверых офицеров — вы, Ронге, Хефер и Венцель Форличек. Все должно быть сделано нынче же вечером.
В 11 часов 30 минут Редль попрощался с Поллаком и вернулся в свой отель. В полночь четыре офицера в полной форме вошли к нему. Редль в это время сидел за столом и писал. Он встал и поклонился.
— Я знаю, зачем вы пришли, — сказал он. — Я погубил свою жизнь. И пишу прощальные письма.
— Мы должны узнать масштаб и продолжительность вашей… деятельности.
— Все, что вы хотите знать, найдете в моем доме в Праге, — сказал Редль и попросил револьвер.
Ни у кого из офицеров не было оружия; но через четверть часа один из них вернулся с браунингом и протянул его полковнику.
Оставшись один, Редль твердо и четко написал на полулистке почтовой бумаги:
«Легкомыслие и страсти погубили меня. Молитесь за меня. За свои грехи я расплачиваюсь жизнью. Альфред 1 час 15 минут ночи. Сейчас я умру. Пожалуйста, не делайте вскрытия. Молитесь за меня»
Он оставил два запечатанных письма. Одно было адресовано его брату, другое генералу Гислю, который доверял ему и рекомендовал его в Прагу. По иронии судьбы это доверие и это повышение привели Редля к гибели. Если бы его дарования не пленили его начальника, он, по всей вероятности, оставался бы в Вене; занимая свой пост в «КС», Редль мог бы ещё много лет маскировать свою измену разнообразными уловками, которые стали недоступны ему как начальнику штаба армейского корпуса в Праге.
Офицеры, которым начальник австрийского генерального штаба поручил допросить Редля и обеспечить его немедленную ликвидацию, отправились в кафе «Централь», заказали кофе и стали в напряженном молчании ждать. Одному из них поручено было следить за входом в отель «Клозер»; каждые полчаса дежуривший на этом посту сменялся. Только в 5 утра они приступили к дальнейшим действиям. Вызвав в кафе одного из сыщиков, выследивших Редля, ему дали конверт, адресованный изменнику, с приказом вручить ему лично. Сыщика предупредили о том, какую картину он может застать. Ему велели вернуться, не поднимая тревоги, если полковник окажется мертвым.
Прибыв в отель, сыщик рассказал о данном ему поручении сонному портье, поднялся наверх и постучался в дверь номера 1-го. Не получив ответа, он попробовал открыть дверь. Та оказалась незапертой. Он вошел в ярко освещенную комнату и нашел Редля лежащим в положении, которое говорило о том, что полковник пустил себе пулю в висок, стоя перед зеркалом. Полицейский агент тотчас же вышел, закрыл за собой дверь и на цыпочках прошел мимо сонного портье.
Через несколько минут портье был разбужен телефонным звонком. Полковника Редля требовали к телефону. Портье отправился наверх и обнаружил тело — ровно через тринадцать часов после того, как два письма с адресом «Опера, Бал 13» были получены на центральном почтамте.
Дирекция отеля тотчас же дала знать в городскую полицию, её начальник Гайер и врач поспешили в отель «Кломзер». Дальнейшего вмешательства военных властей не последовало. Но преданный Редлю лакей чех Иозеф Сладек пытался заинтересовать Гайера найденной им вещью. Обнаруженный браунинг не принадлежал его хозяину. В полночь к нему приходили четыре офицера. Может быть, это убийство? Гайеру пришлось отвести лакея в сторону и так внушительно с ним поговорить, что явившиеся на другой день репортеры не могли выудить у Сладека ни слова.
Как только Конраду фон-Гетцендорфу донесли, что Редль застрелился, он отправил в Прагу специальным поездом комиссию. Обследование квартиры Редля производилось в присутствии генерала фон Гисля, и результаты этого обследования оказались сногсшибательными. Квартира Редля была обставлена роскошно — документы показали, что в 1910 году он купил себе дорогое поместье, а в Вене являлся собственником большого дома. За последние пять лет он приобрел по меньшей мере четыре автомобиля самых дорогих марок.
Военные — коллеги Редля считали его человеком со средствами, но жил он как настоящий миллионер. В его винном погребе нашли 160 дюжин бутылок шампанского самых высших марок. Обнаружилось, что из России он только за девять месяцев получил около 60 000 крон. Это в десять раз превышало жалование полковника, но роскошный образ жизни заставляет думать, что это была далеко не полная цифра его «заработков». Царская секретная служба издавна славилась своей щедростью, и Редль получал, вероятно, в пять-шесть раз больше названной суммы — минимально 60 000 долларов на американские деньги.
Для сохранения измены Редля в тайне были приняты чрезвычайные меры предосторожности. Во всей Австрии только десять человек знали об этом факте — начальник Генерального штаба, высшие чины секретной службы и военного министерства и главные чины венской полиции; и каждый из них дал особую подписку о том, что не проронит ни слова. Даже сам император Франц-Иосиф и его наследник эрцгерцог Франц-Фердинанд не должны были знать правды. И все эти меры предосторожности пошли прахом только потому, что лучший слесарь Праги был одновременно первоклассным футболистом.
Некий слесарь Вагнер в воскресенье 25 мая 1913 года не смог играть в своей команде, называвшейся «Шторм», и главным образом по этой причине, как сообщала на другой день «Прагер Тагеблат», команда проиграла матч со счетом 7: 5. Капитан «Шторма» был помощником редактора «Прагер Тагеблат», и когда в понедельник он наведался к Вагнеру, чтобы осведомиться о причинах его неявки на матч, то узнал, что Вагнеру пришлось вломиться в дом Альфреда Редля и там подбирать ключи к замкам или взламывать замки всех комодов, шкафчиков, гардеробов, сундуков, столов и буфетов. В них оказалось огромное множество бумаг, фотографий, немало денег, карт и планов Некоторые бумаги, как он слышал, были на русском языке Офицеры, как видно, были очень сконфужены и все восклицали: «Неужели это возможно!», «Кто бы мог подумать!».
Капитан футбольной команды, журналист и друг спортсмена-слесаря Вагнера, начал действовать. Как помощник редактора, он в номере за тот день поместил сообщение официального венского «Корреспондецбюро». В нем «с прискорбием сообщалось» о самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го корпуса — «весьма одаренного офицера, который мог дослужиться до самых высоких постов». Этот полковник, прибыв в Вену «по служебному делу, застрелился в припадке депрессии, вызванной многонедельной бессонницей».
А русские документы, фотографии и планы, комиссия офицеров, присланная для производства обыска на квартире у Редля через несколько часов после его самоубийства? Это пахло шпионажем и смахивало на измену!
Капитан «Шторма» открыл сенсационую тайну. Но, заполучив её в свои руки, он не решился её огласить. Цензура в Праге даже в 1913 году была так сурова, что самое осторожное изложение в печати «дела Редля» неизбежно вызвало бы полицейский налет на редакцию, закрытие газеты и арест сотрудников. Однако чешская и немецкая публика умела читать между строк. Стремясь дать своим читателям понять, что Редль был шпионом и предателем, капитан «Шторма» и редактор газеты состряпали для номера «Прагер Тагеблат» от вторника следующее «опровержение»:
«Высокая инстанция просит нас опровергнуть слухи, распространяемые, особенно в армейских кругах, о начальнике штаба пражского армейского корпуса полковнике Редле, который, как уже сообщалось, покончил самоубийством в Вене, в воскресенье утром. Согласно этим слухам, полковник будто бы выдавал военные тайны иностранной державе, предположительно России. В действительности же комиссия высших чинов, явившаяся для производства обыска в доме покойного полковника, расследовала совсем другое дело».
Но капитан футбольной команды был также пражским корреспондентом одной берлинской газеты; и в среду вся Европа прочла о предательстве Редля и его самоубийстве. Австрийские офицеры всячески старались умалить значение Редля как шпиона. Лишь после 1918 года оказалось возможным оценить весь невероятный размах и весь вред десятилетней предательской деятельности полковника Редля.
Он начал в 1902 году и в течение десяти лет был крупнейшим иностранным шпионом России. Он выдал русским десятки людей, действовавших в России в качестве австро-венгерских шпионов. Некоторые из них были его личными друзьями и преданными подчиненными по «КС». И он пожертвовал ими, чтобы упрочить свое собственное положение агента русской секретной службы. Он не только выдавал своих работников, находившихся на службе за границей, но и умудрялся помогать русским шпионам, засылаемым в Австро-Венгрию. Он был неоценим, когда нужно было поймать в ловушку и выдать русским кого-нибудь из их собственных «Редлей», дававших понять Вене, что у них есть что продать.
Какие же австро-венгерские военные тайны продал он, не считая документов «КС»? Предварительный и поверхностный обыск на квартире в Праге раскрыл картину беспримерного предательства. Огромная масса скопированных документов, кодов, шифров, писем, карт, чертежей, фотографий, секретных приказов по армии, мобилизационных планов, донесений о состоянии железнодорожных и грунтовых путей — все это слишком ясно показывало, что непроданным осталось очень немногое.
Ознакомление с бумагами Редля пролило свет на уйму омерзительных дел, как, например, на подлую выдачу собрата — офицера — русского полковника. Эрцгерцог Франц-Фердинанд при своем посещении Петербурга был так радушно принят царем и его двором, что, покидая страну, просил австро-венгерского военного атташе сократить шпионаж в России настолько, чтобы это больше не беспокоило русских. Атташе сошел с царского поезда в Варшаве и пробыл там два дня. В эти дни к нему явился русский полковник с предложением продать полный план русского наступления на Германию и Австро-Венгрию. Несмотря на недавние инструкции эрцгерцога, это была слишком выгодная сделка, чтобы упустить её, и австрийский атташе договорился с русским офицером.
Редль прослышал об этой сделке и тотчас же начал действовать в качестве царского агента. Как начальник военной секретной службы, он первый получил в свои руки русские планы. Получил и сразу подменил их ловко составленными фальшивками, чтобы показать, что петербургский атташе Австрии не только ослушался распоряжения эрцгерцога, но и дал себя одурачить. Атташе сделали выговор и отозвали. Тогда Редль вернул в Россию подлинные планы. И, наконец, Редль известил царскую разведку об измене полковника, который предложил купить планы, а этот офицер, узнав, что его выдали, покончил с собой. За всю эту операцию Редль получил 100 000 крон.
В пражском доме Редля найдены были также документы, показывавшие, как близок был Редль к саморазоблачению в первые месяцы своей двурушнической работы. Только мастерство, с которым он играл свою роль, спасло его от опасного осложнения. В 1903 году, вскоре после того как Редль начал получать деньги от России, молодой человек по фамилии Гекайло, конторщик армейского склада во Львове, был арестован по обвинению в присвоении денег. По расследовании дела он был освобожден, но тотчас же бежал из Австрии. Два месяца спустя Редль явился к доктору Хабердицу, известному венскому юристу, часто выступавшему по военным делам. Хаберлиц вел дело Гекайло и был изумлен заявлением Редля, что этот конторщик занимался шпионажем в пользу России, что он выдал планы совместных действий Австро-Венгрии и Германии по нападению на Россию через район Торна. Редль сообщил, что он узнал местопребывание Гекайло из перехваченного письма: беглец написал из Куритибы, в Бразилии, своему львовскому приятелю, что он теперь «Карл Вебер». Так как шпионов не выдают, то Редль просил Хабердица потребовать выдачи Гекайло на том основании, что он совершил ряд крупных краж; и это было сделано.
В конце концов Гекайло судили в Вене, и Редль представил против него серьезные улики. На глазах своих восхищенных начальников Редль как бы по волшебству извлек ряд фотографий, писем, набросков и различных документов, посланных на адрес гувернантки семейства одного из видных офицеров русского штаба в Варшаве. Своему начальству Редль сказал, что получение этих улик обошлось ему в 30 000 крон.
Редль и Хабердиц поочередно старались вырвать у Гекайло признание, но безрезультатно. На вопрос, заданный ему Редлем, Гекайло однажды ответил: «Сударь, как мог бы я добыть такие планы? Только человек из генерального штаба здесь, в Вене, мог достать их для продажи русским». И это было верное решение задачи — хотя бедный конторщик этого не знал. Под сильным давлением Гекайло назвал одного из своих сообщников, майора Риттер фон-Венцковского, жившего в Станиславе. На другой день Редль и Хабердиц отправились туда и добились ареста майора. Было захвачено полтонны документов и привлечено к ответсвенности третье лицо — главная пружина, капитан Ахт, личный адъютант генерала, командовавшего Львовским округом. Вскоре все трое очутились на скамье подсудимых, и процесс их произвел в Европе сенсацию. Но внезапно Редль самым странным образом изменил свою позицию: в отношении Венцковского и Ахта он стал держать себя скорее как защитник, чем как эксперт, свидетельствующий против обвиняемых.
Хабердиц протестовал против этой странной перемены, и отношения между ним и Редлем стали настолько натянутыми, что он открыто обратился к ближайшему начальнику Редля. Высказав свои подозрения о том, что Редль подкуплен, он потребовал, чтобы в помощь ему командировали другого офицера разведки. Но от этого подозрения отмахнулись: Редль, неумолимый преследователь врагов Австро-Венгрии, — и вдруг предатель?! Какая чушь! А через две недели Редль вновь бесстыдно переметнулся и снова стал беспощадным преследователем; процесс кончился тем, что Ахта и Венцковского приговорили к 12 годам тюрьмы, а Гекайло к 8 годам.
Зачем Редль проделывал все эти эквилибристические эволюции на глазах у военного суда? Объяснение этому нашлось в его бумагах в Праге. Во-первых, планы австро-германского наступления через Торн продал русским он. Но вдобавок к денежному вознаграждению он потребовал от своих иностранных хозяев, чтобы они укрепили его положение, дав ему возможность обратить на себя внимание Вены каким-нибудь разительным шпионским разоблачением. Гекайло, бежавший в Бразилию, уже не представлял собой ценности для русской разведки, так что русские пожертвовали им в угоду Редлю, сообщили, где можно найти беглеца, как добиться выдачи его, и все судебное «дело» повернули против него.
Редль заявил, будто на раскрытие виновных он лично истратил 30 000 крон; в действительности эти превосходные улики не стоили ему ничего. Но не все шло так гладко. Когда Гекайло выдал Венцковского, после ареста которого в сети Редля попал и Ахт, русская разведка взволновалась. Эти два австрийских офицера считались лучшими шпионами русской разведки. Военный атташе царя нашел случай побывать в кабинете у Редля и приказал ему добиться оправдания обоих, иначе…
Надо думать, что запись граммофона Редля в «КС» в это утро была оборвана в тот момент, когда атташе произносил указанные слова. Редль понимал, что от русских не приходится ждать пощады. Они щедрой рукой платили своим шпионам, но тяжкой рукой их карали. И ему пришлось рискнуть ссорой с Хабердицом, но постараться воздействовать на суд в пользу Ахта и Венцковского.
Очутившись в конце концов между двух огней, Редль мог найти выход только в торговле, в сделке. И он прибег к ней со свойственным ему хладнокровием. Русские согласились простить ему осуждение двух офицеров — за плату. На суде, когда следствие уже кончалось, Редль упомянул об одном документе, который, по его словам, он раздобыл за крупную сумму. Этот документ доставил ему русский офицер, прикомандированный к генеральному штабу в Варшаве. Редль доверительно сообщил суду, что этот офицер — человек, оказавший Австро-Венгрии, которой он действительно предан, самые ценные услуги, — погиб при выполнении данного поручения, так как о похищении документа узнали и агента повесили. Одно упоминание об этой трагедии глубоко взволновало Редля — так признателен был он русскому за его помощь. Правда же заключалась в следующем. Стремясь спасти себя, раз уже нельзя было спасти Ахта и Венцковского, Редль выдал в виде компенсации варшавским чинам одного из лучших шпионов, обслуживавших «КС» Русский офицер был тем секретным агентом, которого Редль выдал палачу во исполнение своего обязательства по невыразимо гнусной сделке.
«Легкомыслие и страсти погубили меня», — писал он перед тем, как нажать курок браунинга, вложенного ему в руки. И мог добавить: «Погубили меня, как я хладнокровно и бессовестно погубил многих других, как я, даже из могилы, ещё погублю десятки тысяч».
Потери Австро-Венгрии в четырех сербских кампаниях исчислялись в полмиллиона убитых и раненых. Редль, прямо или косвенно, явился причиной значительной части этих потерь Невозможно подсчитать, сколько солдат Австро-Венгрии было убито или ранено на русском фронте в боях и при катастрофических поражениях, вызванных его предательством.