Травка уже давно ни за что не держался. Вдруг троллейбус внезапно ускорил ход; шина, на которой сидел Травка, вырвалась из-под него, и он полетел в воздух. Хорошо, что он успел схватиться за веревку, а то он обязательно расшибся бы о твердый дорожный асфальт.
Травка повис на веревке. Он хотел вернуться обратно в свое гнездо. Он барахтался, перебирал ногами, стараясь делать в воздухе самые большие шаги, но ему никак не удавалось дошагнуть до колесного обода. Наоборот, его постоянно относило назад и иногда поднимало так высоко, что он видел в окне маму с Алютой и заметил даже, что они весело разговаривают. Он закричал, но голос у него ослабел от испуга и совсем не был слышен из-за шума ветра и троллейбусных колес.
Водитель троллейбуса с удивлением поворачивал ручки контроллера. В моторе не было тока. Машина катилась под гору сама собой.
„Что такое? — подумал водитель. — Неужели на Москваленстрое продолжается авария? Неужели не удалось еще победить горячую реку? И снова понадобилось наше электричество?.. Да нет, быть этого не может! Нас бы предупредили. Неужели у меня радио испортилось?“
Он повернул выключатель радио, который находился у него в кабине. По радио были слышны голоса.
— Нет, и радио работает, — пробормотал водитель. — Это авария в моей машине.
И действительно, троллейбус скатился с горы, прошел немного по ровному шоссе и сам собой остановился.
Водитель выскочил из кабины. Перепуганные пассажиры прильнули к окнам. Водитель заглянул на крышу троллейбуса. Веревка одного из шестов, похожих на удочки, была туго натянута, шест был пригнут к самой крыше.
„Что же это за рыбка попалась? — подумал водитель. — Она так, пожалуй, и удочку утащит с крыши“.
Он обежал троллейбус и увидал Травку. Травка запутался в веревке и никак не мог освободиться. Водитель рассердился. Он закричал:
— Так вот это какая рыбка! Оказывается, это мальчишка-шалун! Безобразник!
Травке было все равно. Пусть его называют безобразником или даже еще как-нибудь. Только чтобы скорее освободили от веревки. Веревка резала ему руки и бока. Во время хода троллейбуса его несколько раз больно ударило о кузов машины.
— Я не нарочно, — проговорил Травка. — Снимите меня, пожалуйста, товарищ.
— Нет, так и виси теперь, — сказал товарищ очень сердито, а сам схватил Травку снизу за ноги, высоко поднял его кверху и добавил: — Разматывайся скорее. Да как же ты попался на удочку-то? Карась!
Травка освободился от веревки, и ему почему-то стало очень обидно, что его назвали карасем. Когда водитель поставил его на землю, он сказал, потряхивая оцепеневшими руками:
— Я вовсе не карась. Я — Травка.
— Ну, конечно же, Травка! Он, конечно, он! — вскрикнула мама и схватила на руки своего сыночка. (Когда внезапно остановился троллейбус, она вышла вместе с другими пассажирами посмотреть, в чем дело, и вдруг увидела Травку прямо перед собой).
Другие пассажиры окружили маму и ее сына. Мама прижимала к себе Травку. Он был теплый, только щечки холодные. От него пахло, как всегда, мылом и теплыми волосами. И еще пахло бензином и пылью. Это был ее Травка, ее маленький сын.
Вокруг столпились пассажиры. Мама еще в дороге рассказала им, что ищет своего пропавшего мальчика. И теперь они радовались вместе с нею. Из троллейбуса вышла Алюта. Она тоже хотела обнять Травку, но мама ей не давала. Она повторяла без конца:
— Недаром я поехала сюда разыскивать сына. Я же знала, я же знала, что он здесь!
— Нет, мамочка, ты не знала, — перебил ее Травка. — Вот я действительно знал, что ты едешь в троллейбусе. Если бы ты знала, ты давно попросила бы вожатого остановить машину. А то я весь исстукался об нее.
Даже сердитый водитель не выдержал и заулыбался.
Аварии никакой не было.
Просто Травка оттянул токоприемник, и в мотор перестал попадать с проводов электрический ток.