Как бы в ответ на эти слова, музыка по радио прекратилась. Алюта приготовилась слушать соловьев. Но соловьи не запели. Они и не могли запеть, потому что была осень, а соловьи поют только весной.
Отчетливый голос сказал по радио:
— ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ПЕРЕРЫВ НА ПЯТЬ МИНУТ. СЛЕДУЮЩАЯ ПЕРЕДАЧА НАЧНЕТСЯ РОВНО В ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ.
— Батюшки мои! — заторопилась Алюта. — Самое позднее в половине двадцатого мне нужно быть в Циолковске, у меня там важное дело.
— Ах, вот что! — догадался пионер. — В двадцать часов из Циолковска отправляется на луну звездолет. Ты не смотреть ли собираешься? У тебя билет есть? Вот счастливая! Ты расскажи нам на обратном пути, как это было. Мы каждый день здесь работаем. Спросишь звено „Соловьиные трели“. Это наше звено.
— А разве нужен билет? — спросила Алюта.
Ей стало тревожно. Если без билета даже и смотреть нельзя, то как же лететь без билета?
— Конечно, нужен, — сказал пионер. — Без билета всякий бы смотрел.
Алюте показалось, что пионер даже покачал головой, говоря эти слова. Словно она затеяла что-то не совсем хорошее. Она чуть не расплакалась. Вся ее бодрость пропала.
Но все равно, нужно было сдавать парашют и стратосферный костюм. Плакать, во всяком случае, не следовало. Отец даже обрадуется, когда получит в Берлине телеграмму, что ей так и не удалось слетать на луну. Вот если будет дразнить, тогда можно и поплакать.
Алюта вместе с пионерами пошла к своим вещам. Вещи лежали на том месте, где она оставила Травку.
Только самого Травки не было видно.
Алюта забеспокоилась:
— Слушайте, ребята, вы не видали этого самого октябренка, который приехал со мной на самокатке?
— Да он сейчас только был тут, — настойчиво сказала пионерка из „Соловьиных трелей“. — Сию, сию минуточку тут стоял. Вот когда я подошла к вам.
Пионеры обошли несколько раз вокруг скомканного парашюта, покричали во все горло: „Травка! Травка!“ Спросили у других ребят, работавших на аллее.
Травки никто не видел.
Алюта совсем расстроилась.
— И все это я виновата. Заболталась с вами, а октябренок пропал. Вот я теперь и отвечай за него.
„Соловьиные трели“, как могли, успокаивали ее.
— А, может быть, он отправился домой? Ведь его, ты говоришь, не надолго отпустили. Вот он и вернулся. Во всяком случае, в Москве среди бела дня, да еще на Ленинском проспекте, октябренок пропасть не может.
На том и порешили. Было другое дело, поважнее. Нужно было придумать, как же быть Алюте.