ИЗ ЗАПИСЕЙ ШТУРМАНА ГОЛОВИНА
«— Неужели вам не рассказывали, кто вас спас, — спросил американец, — и не назвали имени?..
— Пароход «Президент». Штурман Ирвинг...
— Стоп. Достаточно. Штурман Фред Ирвинг — это я!
И через минуту мы, как старые друзья, хлопали друг друга по спине. Вечером, когда мы возвращались в Панаму, всю дорогу Ирвинг твердил:
— Мистер Головин, вы принесли мне счастье!
— Помилуйте, — протестовал я, — скорее я вам обязан...
— Молчите! — с горячностью отвечал американец. — Вы принесли мне счастье.
И я услышал следующий рассказ о «счастье» Фреда Ирвинга.
— Штурман, молчать, — шутя скомандовал он, начиная рассказывать. — Перед вами капитан. Капитан «Юпитера», грузового парохода в семнадцать тысяч тонн водоизмещением. Да, да, вы принесли мне счастье. В тот день, когда «Президент» выгрузил вас в Гонолулу и без признаков жизни сдал в морской госпиталь, я, как драгоценный амулет, спрятал в каюте снятый с вас спасательный пояс. Надо мною смеялись, называли суеверным. Но про себя я думал: чем такой пояс хуже веревки повешенного? И что же? Я оказался прав. Не позже чем через месяц ваш пояс принес мне счастье. Молчать! Не возражать! Говорит капитан. Газеты Сан-Франциско напечатали мои радиограммы о сенсационной находке в океане, поместили мой портрет, и... газету прочел друг моего покойного отца мистер Голдинг. Он меня помнил ребенком, ему шестьдесят восемь лет, и он стоит двенадцать миллионов долларов. Мистер Голдинг — директор акционерного общества пароходной компании «Новая Англия». Мог ли я знать, что человек, который держал меня на коленях, сейчас — один из властителей судеб бедных моряков?! Мистер Голдинг прочел про меня, узнал, где я нахожусь, и по возвращении в Сан-Франциско вызвал меня к себе. Шесть лет я бесцельно хранил истершийся капитанский диплом. Мистер Голдинг сказал одно слово, и меня назначили капитаном «Юпитера». Отныне, покуда мистер Голдинг жив, я могу не заботиться о своей судьбе.
Так без умолку всю дорогу болтал добродушный американец. По приезде в Панаму я на ночь снял номер в отеле «Ричмонд». Ирвинг сообщил мне, что его пароход стоит в Панаме и завтра вечером отбывает в Сан-Франциско. Какая удача! Не задумываясь, я принял предложение Ирвинга плыть с ним на его «Юпитере». Мы протелефонировали в Колон, чтобы к утру мне доставили чемодан с «Гайаваты».
На следующий день, в девятом часу утра, я брился, когда в дверь номера постучался коридорный бой.
— В вестибюле, — сообщил он, — вас ожидает господин... Он просит принять его. Что ответить?
Думая, что это Ирвинг, я попросил немедленно провести его в номер. Послышались шаги. Я обернулся. Но это был не Ирвинг!»
В комнату Головина вошел японец в белом костюме. С низким поклоном пришедший извинился за ранний визит и предложил штурману, не стесняясь, продолжать свой туалет. Большим желтым шелковым платком гость вытер скуластое лицо, без приглашения сел за стол и бесцеремонно, с наглой пытливостью принялся разглядывать Головина. «Вероятно, местный комиссионер», — подумал штурман.
— Чем обязан? — извинившись в свою очередь и спеша закончить бритье, спросил моряк. — Чем могу служить?
— Не беспокойтесь, я задержу вас не более чем на пять минут, — предупредил гость. — Можете продолжать бритье. Я корреспондент Ассошиэйтед Пресс. Я хочу узнать у вас некоторые детали вашего чудесного спасения и счастливой встречи с мистером Ирвингом.
— Откуда вам это известно? — удивился Головин. — Я только вчера приехал в Панаму.
— О да, вы еще не читали газет. В сегодняшней «Америкен» напечатан превосходный рассказ Ирвинга о вашей замечательной встрече. Итак, начнем. — И, точно не замечая недоумения штурмана, корреспондент вынул блокнот. — Расскажите, в каком состоянии вас нашел «Президент», а главное, что произошло с вами в последние дни перед тем, как пароход подобрал вас в океане. Припомните мельчайшие подробности — это очень, очень интересно.
— Вряд ли, — сдержанно заявил Головин, — моя личность представляет интерес для прессы. Должен признаться, мне непонятен поступок Ирвинга. Правда, я мало знаком с американскими обычаями, но я сочту более уместным воздержаться от интервью.
— Напрасно, сэр. Вы должны считаться с нашими традициями. Поверьте, я не знаю человека в Америке, который бы отказался от рекламы.
— Тем более, — категорически возразил Головин, — что я не нахожу смысла...
— Помилуйте, что тут дурного? — с гримасой пожал плечами журналист. — Все уже опубликовано, и я прошу лишь подробностей последних дней перед спасением. Верно ли то, что вы после того на некоторое время лишились памяти?
— Да, это правда, — надеясь таким образом прекратить разговор, ответил Головин. — Но, как видите, меня вылечили...
— И память восстановилась? — встрепенувшись, ухватился за последнюю фразу корреспондент. — Вы все вспомнили?
— Память вернулась...
— Однако что же все-таки было с вами накануне спасения?
— Стоит ли повторять, что я отказываюсь давать интервью? Надеюсь, вы поймете, как тяжело...
Но журналист, пропустив мимо ушей намек штурмана, со странным и даже некоторым нервным беспокойством перебил:
— Какие все-таки воспоминания сохранились у вас в памяти?
— Повторяю, — возмущенно заявил Головин, — меня поражает ваша настойчивость...
— Но я тоже позволю себе упрекнуть вас в нелюбезности. О, мы, кажется, начинаем ссориться, — пробуя принять шутливый тон, улыбнулся корреспондент. — Продолжим же нашу беседу. Шлюпка попала в Тихий океан. Не встречали ли вы каких-либо островов? Может быть, вам встретился, к примеру... необитаемый остров? Право, нет ничего интересней приключений моряка с погибшего корабля.
— Как вам известно, — сохраняя выдержку, объявил Головин, — меня подобрал «Президент», и больше никаких подробностей я сообщить вам не могу.
— Не можете или не хотите?
— Я хочу поскорей выйти на воздух; кроме того, в городе у меня назначена встреча. Продолжая разговаривать с вами, я рискую опоздать.
— Еще одну секунду!
С этими словами журналист, раньше чем Головин мог ему воспрепятствовать, вынул из кармана миниатюрный фотоаппарат, щелкнул затвором и так же быстро удалился.
Раздосадованный штурман хотел было нагнать его, но в дверь опять постучали. Высокий американец с массивной тростью под мышкой появился в номере.
— Разрешите представиться, — протянул он визитную карточку. — Я — корреспондент телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс.
— Происходит какое-то недоразумение, — прочитав визитную карточку, поразился Головин. — Только что от меня вышел корреспондент Ассошиэйтед Пресс.
— Прискорбная ошибка, мистер Головин. В Панаме я единственный корреспондент нашего телеграфного агентства. Это был самозванец. Скажите по крайней мере — как выглядел обманувший вас авантюрист?
Узнав от Головина приметы и наружность незнакомца, журналист гневно поморщился:
— Могу вас заверить — на службе нашего агентства состоят одни лишь американцы. Но, может быть, вы сомневаетесь и в моей личности? Прошу вас, — и американец предъявил Головину удостоверение главной редакции агентства.
— Как угодно расценивайте мой отказ, — решительно сказал Головин, — но я не могу с вами беседовать.
— Не смею настаивать, — откланялся американец. — Мне нужно было всего десять строк...
НОЧЬЮ НА «ЮПИТЕРЕ»
(ИЗ ЗАПИСЕЙ ШТУРМАНА ГОЛОВИНА)
«В пять часов вечера я перебрался на «Юпитер», а в восемь пароход дал последний гудок, и мы вышли в Тихий океан.
В два часа ночи мы спустились в капитанскую каюту. Чувствуя в Ирвинге искреннего друга, я решил открыться ему и до рассвета рассказывал о «Крепости синего солнца».
Но, закончив рассказ, я раскаялся в поспешной откровенности. Ирвинг нахмурился, и непонятно было, какое впечатление произвел на него рассказ.
— Скажите честно, без обиняков, — потребовал я, — считаете ли вы действительностью то, что я рассказал вам, или принимаете это за фантазию? Я жду, капитан.
И мигом лицо Ирвинга преобразилось. О, мог ли я предполагать, что произойдет в результате нашей беседы и на что способен этот американец!..»