— Нина, что с тобой? Руки исцарапаны! — ужаснулась Мария Михайловна.
Зал никогда долго не пустовал, и через несколько минут здесь уже были почти все девочки. А Жене хотелось спрятаться от всех, ей было неловко за плохо убранную рабочую комнату и перед девочками и особенно перед директором. Никто и не заметил, как она убежала.
А Мария Михайловна, строго глядя на Нину, продолжала:
— Ведь так изуродоваться недолго! И зачем ты под колючку полезла?
— Чтобы матрешке лесным воздухом подышать… — начала было Нина, но осеклась под строгим взглядом директора.
Дежурившая в зале пятиклассница Галя Платонова присела на корточки и потянулась за матрешкой, которая все еще лежала под колючкой. Галя увидела Нинину спину и ахнула:
— А спина-то! Целый клок вырван!
Нина, изгибаясь, старалась нащупать порванное место.
— Галя, ты дежуришь? Колючку отсюда убрать! — приказала Мария Михайловна. — А Нина за свое поведение будет наказана. — Она повернулась к Нине: — Ты вот просилась в Ботанический… А теперь останешься дома. Привыкай беречь свои платья!
Мария Михайловна накануне разрешила Лиде показать новенькой девочке Ботанический сад — пусть с Москвой знакомится! Нина, конечно, тоже запросилась. «Ладно, там видно будет», — сказала тогда Мария Михайловна. А раз «видно будет» — значит, отпустит, это все знают. Но теперь вот что вышло…
Нина всхлипнула и закрыла лицо руками:
— Я больше не буду, только пустите в Ботанический!
Мария Михайловна, не отвечая, повела Нину в кастелянную.
При виде взлохмаченной, оборванной Нины кастелянша всплеснула руками:
— Батюшки, что еще за фигура? Где тебя, голубушка, так угораздило?
— Тетя Даша, как эту козу одеть? — проговорила Мария Михайловна. — Найдется у вас что-нибудь?
— Озорница! Одно слово озорница! — ворчала кастелянша, проходя в соседнюю комнату. — Опять ей новое платье подавай… Да на тебя не напасешься!
Кастелянша вернулась с ворохом одежды и стала его перебирать:
— Это не подойдет — размер не тот… Из этого выросла, не влезешь… Разве что вот из этого перешить?
Наморщив лоб, Мария Михайловна изучала платье. Вдруг она отодвинула всю груду в сторону:
— Тетя Даша, не надо. Найдите ее прежнее платье, голубое.
Кастелянша ушла с головой в свой бездонный сундук и достала платье, которое трудно было назвать голубым. Его еле отстирали от угля, и оно все полиняло.
— Что ж, надевай этакую красоту. — И тетя Даша подала Нине платье. — Сама виновата.
Вздыхая, Нина стала покорно переодеваться.
Мария Михайловна ушла к себе в кабинет. А когда снова вышла в коридор, ее окружили девочки:
— Мария Михайловна, простите Нину!
— Она не будет больше!
— Ну, что вам стоит!
— И колючку оставьте!
Но обычно снисходительная, Мария Михайловна на этот раз была неумолима.
— Не просите, колючке у нас не место, у нас маленькие дети есть… Мы вот ее возьмем и отвезем в Ботанический, и всё…
В коридор вошла Нина в голубом полинявшем платье. Она низко опустила голову, размазывая слезы по щекам.
— Вот, полюбуйтесь! — показала на нее Мария Михайловна.
Девочки примолкли. Нина причиняла им столько неприятностей, а все-таки жаль ее… Вот была бы Лида, она, может, и уговорила бы Марию Михайловну. Но Лида с начальником штаба Шурой Трушиной уехала в Дом пионеров.
— Я буду послушная… Я больше не буду рвать платья… Я не нарочно! — Нина прижала руки к груди. — Я ведь нечаянно зацепилась. Спросите у Жени — она меня отцепляла.
Нина оглянулась.
Жени не было. Она уже давно убежала в сад и спряталась за кустами сирени. Женя думала, что ее здесь никто не найдет. Но как только она уселась на скамье, к ней подошла Аля.
— Женя, не расстраивайся! — Аля села рядом. Другой раз лучше отдежуришь, только и всего. А в вестибюль, давай попросим, пускай нас назначат вместе. Я буду тебе помогать.
Женя, не отвечая, стала щепкой рисовать на песке дом — стены косые, окна кривые.
Аля засмеялась, отобрала у Жени щепку, начертила трубу и тучу дыма.
— Аля… — Женя помолчала, а потом нерешительно проговорила: — Я давно хотела спросить: почему вестибюль называют залом дяди Вани?
— Потому что он дяди Ванин, — ответила Аля, наклоняя голову к плечу и любуясь своим рисунком.
— А кто этот дядя Ваня? Почему он вам пишет?
— Потому, что он летчик.
И Аля рассказала, как дядя Ваня приехал к ним первый раз. Высокий, здоровый такой, в скрипучем кожаном костюме. Он вошел и сказал:
«Здравствуйте. А вот и я!»
Девочки сначала стеснялись незнакомого военного. Но потом они узнали, что это их шеф, летчик-истребитель Иван Васильевич Вершинин. Он вынул из кармана толстую пачку знакомых треугольников и показал девочкам. Эти письма они посылали шефам в авиационный полк.
Девочки обрадовались, повели гостя в зал, стали рассказывать, как они учатся, показывать свои игрушки.
Летчик вдруг почему-то сделался грустный такой. Глядя на него, даже самые маленькие притихли. И тогда он сказал, что у него были жена и две дочки.
«Вот вроде тебя. — Дядя Ваня показал на самую маленькую девочку. — Но теперь их нет».
«А почему нету?» — спросила Аля. Она сама тогда была еще маленькая — ведь Иван Васильевич первый раз приехал два года назад.
На Алю со всех сторон зашикали.
Летчик ответил:
«Их фашисты убили».
Девочки не решались его расспрашивать. А он проговорил:
«Теперь вы — моя большая семья. Хотите моими дочками быть?»
Все закричали: «Хотим! Хотим!»
— Дядя Ваня нам часто пишет, посылает подарки. Вот ты его увидишь… Орденов у него — вся грудь!
— Орденов? — в раздумье повторила Женя. Орденов… Аля, а что, если мне уйти надо? Одной, по делу… Отпустят меня или не отпустят?
Она быстро поднялась со скамейки.
Аля с удивлением посмотрела на Женю:
— Нет, ты же еще новенькая. А куда тебе надо? Почему одной? Расскажи!
Женя насупилась, буркнула:
— Потом, в другой раз…
И ушла из сада.
«Чистые пруды, двенадцать «а». Конечно, так! Только не отпустят меня, вот несчастье!»
Женя шла по коридору. В вестибюле столпились девочки.
— Что случилось?
— Мария Михайловна Нину отчитывает, — шопотом объяснила Маня Василькова. — И велела колючку выбросить.
Женя приподнялась на цыпочки. Через головы девочек она увидела Нину, которая стояла возле кабинета директора заплаканная, в линялом платье. Вихры ее на макушке торчали во все стороны. Рука комкала и без того смятый воротничок.
— Ой, простите ее! — вырвалось у Жени.
Девочки оглянулись, расступились. И она вдруг очутилась перед директором.
От смущения у Жени загорелись щеки. Директора она почти не знала. Когда Мария Михайловна приезжала, Женя старалась не попадаться ей на глаза. «Начнутся расспросы!» — думала она и отсиживалась где-нибудь в саду или в укромном уголке в пионерской комнате. А сейчас Мария Михайловна и Женя стояли друг против друга, лицом к лицу. Девочки с любопытством смотрели на них. До сих пор новенькая голоса не подавала, а тут вдруг…
— Мария Михайловна, я вот что… — сказала Женя и смутилась еще сильнее. — Ну, пожалуйста, простите Нину! Последний раз!
Мария Михайловна покачала головой и свернула в коридор.
Женя тоже пошла по коридору, стараясь идти с ней в ногу. За ними гурьбой двигались девочки.
— Нет, Нина будет наказана, а колючка выброшена, — проговорила наконец Мария Михайловна, вспомнив истерзанное синее платье, которое обновили совсем недавно.
— Мария Михайловна! Нет, как же так… Нет, без колючки нельзя! — Женя уже пришла в себя, только лицо ее все еще горело. Говорила она громко, ее все слышали.
— Так без колючки, говоришь, никак нельзя? Вот беда-то! — произнесла Мария Михайловна и поверх очков покосилась на Женю. — И все-таки… Что, дежурные убрали колючку? Майя, Галя, я вас спрашиваю.
По правде говоря, дежурные колючку не убрали. Галя Платонова уже три года жила в детском доме и хорошо знала директора. Вспыхнет, рассердится, а отойдет — и простит. «Ничего, мы ее упросим», — думала Галя. И сейчас она поняла, что Мария Михайловна уже не сердится, раз поверх очков смотрит. И грозится она просто так, для порядка.
А насмешница Майя, прячась за девочек, задорно отозвалась:
— Мария Михайловна, это «военный приказ» или на наше усмотрение?
И выдумает же эта Майка! «Военный приказ»!
Все засмеялись. Мария Михайловна тоже засмеялась.
Женя посмотрела прямо в глаза директору:
— Мы всё сделаем! И платье починим! Сегодня же! Вы только простите Нину!
Мария Михайловна остановилась возле библиотеки и открыла дверь. Почти все время живя в Звенигороде — там для девочек строили пионерский лагерь, и приходилось наблюдать за работой, — она новенькую видела редко и всего лишь один раз с ней говорила. Но на все ласковые слова Женя тогда отвечала односложно, как бы нехотя: «да», «нет», «не знаю», и все хмурилась. А тут вдруг берется починить платье, которое явно не починишь! Дежурила она плохо, замечание получила, но, видно, это ее не очень-то смущает. «Может, Тамара Петровна ей слишком много воли дает на первых порах? «Мы платье починим». Что ж, пусть попробует!»
— Хорошо, — сказала Мария Михайловна, — вы все просите за Нину, и я ее прощаю. Колючку вынести в пионерскую комнату и хорошенько отгородить стульями… А ты, Женя, когда платье будет готово, принесешь его мне в кабинет.
Мария Михайловна вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь.