Мы продолжаем продвигаться к югу. — Безводные пространства. — Борьба со змеями. — Рубины. — Встреча.
ИТАК, Я И НА ЭТОТ раз справился с враждебными туземцами. Они стати если и не друзьями, то хорошо настроенными ко мне. Их поражали мои «сверхъестественные способности». Осуждать туземцев за их недружелюбное, на первых порах, отношение ко мне я не мог. По их понятиям всякий чужой человек мог оказаться врагом. А про белых людей они знали — кто по слухам, кто — из личного опыта, что всякий белый человек — непременно враг. Мало хорошего видели они от белых! Когда туземцы убеждались в том, что от меня им ничего плохого ждать не приходится, они резко меняли свое отношение ко мне, становились дружественны, гостеприимны.
Месяц за месяцем продолжали мы свой путь к югу. Мы то и дело уклонялись в сторону, чаще на северо-восток, иногда на запад. Мы старались идти равниной, оставляя в стороне горные хребты, которые порой преграждали нам путь. Кое-где мы встречали целые стаи сухопутных гусей, которые доставляли нам прекрасную пищу.
Этот гусь был очень любопытен. Прежде всего — он не так-то уж придерживался воды, как его европейские родичи. Плавал он совсем мало. Зато на суше — тут он был дома. Он бегал очень хорошо. Носы этих гусей не походили на гусиные, они напоминали клювы обычных кур. За это сухопутного гуся прозвали, между прочим, «куриным гусем». Эти гуси были совсем не пугливы. Можно было часами наблюдать, как они бродили по равнине, пощипывая траву или вырывая из земли своим крепким клювом корешки.
Гуси не держались большими стаями, они всегда ходили вразброд. Они были очень драчливы, и я много раз видел, с каким ожесточением они сражались друг с другом.
Убивать этих гусей не составляло никакого труда. Они были так непугливы, что я много раз убивал их просто ударом палки по голове. Вот как близко можно было подойти к птице!
Чем дальше к востоку, тем гористее становилась страна. На запад же от нас тянулась совершенно безводная и сухая равнина. Случалось, что по 2–3 дня мы не встречали и следов воды. Мы несли теперь с собой небольшой запас воды. Посудой нам служили кишки большого кенгуру. Нередко в этой местности и с пищей приходилось туго, дичи становилось все меньше и меньше.
Когда нам случалось увидеть вдали небольшую рощицу, мы тотчас же спешили к ней. Там всегда можно было найти воду. Если ее не было на поверхности почвы, то легко можно было дорыться до воды.
Границы между пустынными равнинами и лесом были очень резки. Словно по линейке кончалась полоса деревьев и сразу начиналась безводная пустыня. Несомненно, это зависело от особенностей почвы, хотя я и не догадался тогда получше изучить этот вопрос.
Однажды мы остановились на несколько дней у одного из племен. Вождь вздумал показать мне очень любопытные пещеры в низких известковых скалах, неподалеку от становища племени. Вся эта местность вообще была очень гориста. Я не терял надежды, что рано или поздно вернусь в цивилизованный мир, а потому с жадностью хватался за все любопытное и необычайное. Я приглядывался ко всему, что встречал, стараясь собрать как можно больше сведений, для того чтобы потом поделиться ими с соотечественниками.
Пещеры были интересны, и я решил их подробно обследовать. Бродя по одной из них, я случайно натолкнулся на глубокую яму, имевшую около 6 метров в поперечнике и метра 3 в глубину. Дно ямы было чистое, песчаное и совершенно сухое. Мне показалось, что в одном месте стены ямы имеется углубление. Я соскочил в яму, оставив Бруно наверху. Он лаял изо всех сил. Помню, что у меня в руках была довольно большая палка и вот, когда я собрался ощупать ей углубление в стене, то заметил, что из углубления высовывается голова змеи. Я отскочил назад, насколько смог. Змея выползла и двигалась прямо на меня. Пятиться дальше я не мог — яма была не так-то уж широка. Я проворно изо всех сил ударил змею палкой по спине. Такой удар надежнее, чем по голове — позвоночник змеи перебивается и она не может ползти. Удар же по голове может и не убить змею, она бросится, укусит…
Едва успел я расправиться с этой змеей, как из углубления показалась вторая. Я перешиб спину и этой. Но из углубления показались новые головы. Змея за змеей выползали из углубления. Очевидно там собралось на зимовку множество змей.
Хорошо, что змеи выползали поодиночке. Выползи они сразу — мне не справиться бы с ними. Я не мог и представить себе, сколько времени протянется эта борьба со змеями. Они все ползли и ползли. Едва я успевал убить одну и сделать шаг к стене ямы, чтобы попытаться выбраться наружу, как показывалась новая голова. Бруно с громким лаем носился вокруг ямы. Он хорошо был знаком со змеями и теперь пришел в большое возбуждение.
Змеи были полусонные, малоподвижные. Ведь случилось все это в зимние месяцы, они спали. Я разбудил их своей возней в яме. Полусонные змеи были не очень проворны и поворотливы, и это и спасло меня. Случись такая история летом — не выбраться бы мне живым из этой ямы!
Больше змей не выползало я перебил всех. Тогда я начал считать свои трофеи. Всего оказалось 68 больших черных змей каждая более метра длиной. Это были одни из самых ядовитых змей Австралии — «черные змеи».
Я, конечно, воспользовался этим случаем, чтобы удивить туземцев и дать им лишнее доказательство своей храбрости. Я позвал и привел их к яме. Увидя на дне ямы такую кучу убитых змей, они прониклись ко мне невероятным почтением. Я стал героем в их глазах. Они очень боялись ядовитых змей и не могли даже и представить себе, что обычный человек сможет с ними справиться. Сознаюсь, я не сказал туземцам, что перебил змей поодиночке. Видя целый ворох этих гадин, они, понятно, подумали, что я перебил их всех сразу. Это-то и вызвало такое удивление.
Событие было тотчас же возвещено всем соседним племенам. Дымовые сигналы быстро разнесли эту весть. К яме начали собираться туземцы со всех сторон. По стране быстро распространились слухи о моем «подвиге». На ближайшем же корреббори этот подвиг воспевался с такими добавлениями и преувеличениями, что я смущался — ведь я был далеко не тот «герой», которого воспевали местные певцы и поэты.
Невдалеке от этих же мест я сделал одно открытие. Местные горы вообще изобиловали всякого рода ценными минералами. Однажды, идя по каменистой осыпи, я заметил несколько каких-то мутно-красных поблескивавших камешков. Рассмотрев их, я узнал в них — рубины. Я поискал и нашел много рубинов, очень больших по размерам и хороших по качеству. В каменистой осыпи было целое богатство! Но на что было оно мне? Я с радостью бы отдал горсть этих рубинов за щепотку поваренной соли.
Расскажу уж кстати, что в одном из горных отрогов я набрел на кварц, столь богатый золотом, что его можно было принять за золотой слиток. Я показал этот огромный блестящий кусок Ямбе и сказал, что люди моей страны согласились бы отправиться на край света за такими кусками. Ямба не поверила мне, она думала, что я шучу. У некоторых туземцев этих стран я видел иногда кусочки золота, привешенные к копьям. Делалось это, чтобы сделать копье более тяжелым.
Заговорив о копьях, скажу, что здесь же я видел каменоломню, в которой добывались камни для изготовления наконечников для копий. Сюда стекался народ изо всех окрестностей. Камень, род кремня, был очень крепок и тверд, его можно было очень остро обточить, а потому он и сильно ценился туземцами.
Способ добывания осколков для выделки наконечников был очень прост. На большом куске камня раскладывался костер. Когда камень накалится, на него льют воду. Воду туземцы лили не как попало. Они так ловко направляли струйку воды, что камень трескался в желаемом направлении, растрескивался на ряд почти одинаковых кусочков.
Мы провели уже около десяти месяцев в глуши, когда случилось одно событие, совершенно изменившее все мои планы.
Мы проходили бесплодной и сухой местностью. По пути нас встретило несколько туземцев. Все они были здоровые и сильные молодые люди. Мы пошли с ними вместе и хорошо сделали. Без них мы наверное погибли бы в этой пустыне.
Однажды мы только что начали спускаться с небольшого холма в долину, как вдруг я увидел в нескольких сотнях шагов от нас четырех всадников. Это были белые! На них был обычный костюм колониста тех времен: большие широкополые шляпы, фланелевые рубашки, грязные белые штаны и сапоги. Я хорошо помню, как они медленно плелись по дороге, очевидно их лошади были сильно утомлены.
— Наконец-то! — воскликнул я.
С громкими криками я бросился вперед. Я размахивал руками и кричал до хрипоты. Я издавал, совершенно машинально, воинственные крики туземцев. За мной бежали мои спутники — Ямба и молодые туземцы.
Всадники, увидя, что на них бегут с криками и оружием в руках (у меня был мой лук, у туземцев — копья) какие-то туземцы, не долго раздумывали. Они вскинули ружья и дали залп. Лошади, напуганные выстрелами и нашими криками, шарахнулись, некоторые из них даже встали на-дыбы. Это еще более увеличило суматоху.
Грохот выстрелов и свист пуль заставил меня опомниться. Я лег на землю и спрятался в густой траве. Моему примеру тотчас же последовала Ямба, а за ней и туземцы.
Лежа в траве, я понял всю нелепость моего поведения. Я хотел вскочить и броситься вдогонку за всадниками. Ямба удержала меня, она говорила, что такой поступок — верная смерть.
Увидев, что мы скрылись в траве, всадники повернули лошадей и поскакали на юг. Мы же, очнувшись от страха и вообще опомнившись, поднялись и поплелись к ряду холмов, тянувшихся невдалеке от нас. Здесь мы расстались с нашими спутниками — их путь шел на юго-запад.
Бешенство, отчаяние и бессильная злоба — все вместе — овладели мной, после того как белые скрылись из виду. Я был каким-то отверженным в их глазах. Рука каждого из них всякий раз поднималась, при встрече, на меня.
Разочарование за разочарованием, с одной стороны, постоянные уговоры Ямбы и ее соплеменников, относившихся ко мне так хорошо, с другой, все это мало-помалу примиряло меня с жизнью среди дикарей. Я начинал думать, что никогда не смогу вернуться к цивилизованным людям, что так и проживу с туземцами до смерти.
С горечью я думал о том, что всего покойнее для меня будет вернуться к горным племенам чернокожих. Там, среди неприступных гор, за бесплодными пустынями, мы будем в безопасности. Туда не доберутся эти белые, такие жестокие и безжалостные. Я начал — вы замечаете это? — смотреть на белых глазами туземцев. Я начал видеть в них самого страшного врага. А ведь я-то сам — я был белый!
И вот, я пошел обратно, к уже знакомым горам. Мы — я, Ямба, Бруно — мы повернулись спиной к югу, спиной к «цивилизации»!