Пустынный остров. — Мой плот. — Ужасное открытие. — На месте кораблекрушения. — Добывание огня. — Мой флаг. — Без одежды. — Посев. — Дом из жемчужных раковин. — Мои занятия и развлечения.
КАК ТОЛЬКО я оправился настолько, что смог ходить, я бросился осматривать маленький островок или песчаную мель, на которой я очутился. Мне и в голову не приходило тогда, что на этой узенькой полоске песка мне придется прожить два с половиной года. Если бы я знал это тогда, то наверное бы сошел с ума. Это было пустынное и мрачное место. Ни дерева, ни кустика, — маленькая песчаная коса с немногими клочками травы, кое-где пробивавшейся сквозь ее иссушенную поверхность. Вряд ли кто позавидует участи человека, выброшенного на остров в тропиках, на такой остров, как мой, разумеется.
Мой островок имел около полукилометра длины и был совсем узенький. Над водой он возвышался на какой-нибудь метр. На нем не было следов каких-либо зверей, но морские птицы водились в изобилии. Обойти остров вокруг было нехитрое дело. Это заняло у меня всего-навсего десять минут. Пресной воды я не нашел. Вы поймете, как я огорчился этим.
С тревогой глядел я на свою шхуну. До тех пор, пока она продержится над водой, я буду в безопасности, потому что на ней большой запас воды и провизии. Так как погода была подходящая, и луна хорошо освещала море (была уже ночь), то я решился проплыть на шхуну, чтобы захватить немного пищи и одежды.
Я добрался до шхуны без особого труда и легко взобрался на борт. Но достать мне удалось немного: палуба была залита водой. Я нырнул все-таки в одну из кают и захватил там несколько одеял. Но никакой пищи достать мне не удалось.
С бесконечным трудом я соорудил нечто вроде плота из обломков дерева, которые плавали возле палубы. На этот плот я сложил одеяла, дубовый сундук и еще кое-какие вещи. Но когда я спустил свой плот на воду, то увидел, что прилив уже кончился. Без прилива я не смог бы втащить все эти вещи на берег. Ночь была тихая, и я решил остаться на шхуне на несколько часов и отдохнуть в ожидании прилива.
Ночь прошла покойно. Утром, как только начался прилив, я отвязал свой плот и поплыл на нем к берегу. Прибыв на остров, я еще раз хорошенько осмотрел его. Я искал удобного места для жилья.
Во время этого обхода я сделал открытие, которое привело меня в ужас и глубокое отчаяние. Сначала мое внимание было привлечено человеческим черепом, который лежал около небольшой ямки в песке. Рассмотрев ямку повнимательнее, я пришел к заключению, что она вырыта лопатой. Я начал пальцами разрывать песок и не успел раскопать в глубину больше десятка сантиметров, как нашел множество человеческих костей.
Вид их заставил меня задрожать. Тяжелые мысли вызвали у меня эти кости.
«Скоро и мои кости присоединятся к этой куче!» — подумал я.
Мое отчаяние было так велико, что мне пришлось оставить это место и постараться заняться чем-нибудь, чтобы отвлечь свои мысли. Через некоторое время мне удалось несколько побороть свое расстройство, и я возобновил раскопки.
16 полных человеческих скелетов лежали, через час работы, передо мной на песке. 14 из них принадлежали взрослым мужчинам, а 2 были поменьше — детские или, скорее, женские.
В это утро я позавтракал яйцами птиц, но воды достать мне не удалось. Между девятью и десятью часами, когда вода стояла очень низко, я опять добрался до шхуны и набрал там столько разных вещей, сколько только смог дотащить до берега. Я спускался с большой опасностью в затопленные каюты и вытащил оттуда топор, свой лук со стрелами (я всегда любил заниматься стрельбой из лука и еще задолго до своего отъезда из Швейцарии прославился там как отличный стрелок). Захватил я с собой и кухонный котелок и много других вещей. Все эти вещи имели для меня важное, буквально жизненное значение. Особенно пригодились мне стрелы и топор. Несколько раз они спасали мне жизнь в последующие годы.
Я очень был рад луку и стрелам. С их помощью я мог добыть себе пищу, мог настрелять морских птиц. На шхуне был большой запас ружей и припасов к ним, но порох был испорчен водой, а ружья без пороха — на что были мне они нужны? При помощи топора я обрубил некоторые деревянные части шхуны, которые могли послужить мне топливом, и побросал их за борт. Течение принесло их к берегу.
Вернувшись на остров, я занялся добыванием огня. Я расщипал кусок веревки, а затем начал сильно тереть друг о друга два куска дерева, обложив их легко воспламеняющейся паклей. Но сколько я ни тер, ничего у меня не вышло. После получасового трения куски только чуть нагрелись, а я уже выбился из сил. Не понимаю, как это дикари ухитряются добывать огонь трением!
До сих пор у меня не было никакого убежища. Ночью я спал просто на песке, закутавшись в одеяло. На третье или на четвертое утро я заметил, что во время отлива на шхуну можно добраться и пешком, перебираясь со скалы на скалу. Благодаря этому я смог перетащить на берег несколько бочонков с пресной водой, бочонок муки и множество разных припасов. Все это, а также паруса, веревки, брусья и прочее, я благополучно доставил на остров. Поев, я устроил себе из брусьев и парусов нечто вроде навеса, который должен был служить мне жильем. В числе вещей, которые я принес со шхуны, находились — каменный топор, взятый нами у австралийцев, и множество кусков дерева особой породы с Новой Гвинеи. Это дерево имело свойство тлеть по нескольку часов подряд, не загораясь пламенем.
Огонь мне был необходим. Я попробовал добыть его иным способом. Я ударял топором о камень, а сверху наложил кучу легко воспламеняющегося материала, приготовленного мной из шерстяного одеяла. На этот раз мои старания увенчались успехом. Скоро запылало яркое пламя костра около моей палатки-навеса. Я очень заботился о том, чтобы огонь не потухал. И днем и ночью я поддерживал мой костер, хотя бы только тлеющим, с помощью того новогвинейского дерева, о котором уже говорил. Топлива у меня было достаточно: деревянных частей шхуны можно было нарубить сколько хочешь. Кроме того, я нередко находил на берегу обломки разбитых судов, приносимые сюда волнами.
Медленно проходил день за днем. Я не имел ни малейшего понятия о том, где нахожусь. Мне было ясно, однако, что мой островок лежит в стороне от обычных путей судов, а потому и надежды мои на освобождение были очень сомнительны. Это сильно меня мучило.
Все же на самом возвышенном месте островка я укрепил флагшток. Невысоко над водой поднималось это «возвышенное» место. На флагшток я навесил флаг низом вверх. Я надеялся, что этот сигнал горя будет замечен каким-нибудь заблудившимся кораблем. Каждое утро я ходил к своему флагу и внимательно осматривал горизонт: я надеялся увидеть корабль. Никакого корабля не было видно, и я уходил разочарованным. Я уже привык к этому, но надежда не покидала меня, каждый день я ходил и смотрел, смотрел…
Вставал я обыкновенно с восходом солнца. Я знал, что в тропических странах солнце всходит в шесть часов утра и заходит часов в шесть вечера с самыми небольшими отклонениями в течение года. Ночью падала сильная роса, и воздух делался приятно освежающим. Днем же стояла такая жара, что я не в состоянии был выносить тяжести обычной одежды. Я начал прикрываться только шелковой шалью, которую накидывал на себя.
Прошло некоторое время, и я совсем отказался от одежды. Я заметил, что солнце так припекало сквозь всякую дырку в одежде, что кожа в этом месте покрывалась волдырями. Это было очень болезненно. Я сбросил одежду и стал ходить голым. Я по нескольку раз в день купался в море, моя кожа привыкла к жгучим лучам. Солнце больше не было мне страшно.
Все свое время, все свои силы я отдавал шхуне. Я старательно перетаскивал с нее на берег все, что только было мне под силу. Эта работа заняла у меня несколько месяцев, но я успел перетащить на остров даже большую часть жемчужных раковин. Работа была трудная, нелегко было добираться до шхуны, нелегко было и работать на шхуне, залитой водой. Понемногу шхуна начала разрушаться. Я сам помогал этому своим топором, собирая запасы топлива.
Мука в бочонках, которые я вытащил на берег, была очень мало попорчена водой. Вода проникла в них только по краям и образовала там из муки род теста. Внутри этого слоя теста лежала совершенно сухая мука. Был у меня и запас хлебных зерен, но они были сильно подмочены. Перенес я на берег и мешки бобов, рису, маису и множество других запасов пищи. Был даже небольшой бочонок с ромом, а другой — с маслом. Мало-помалу я забрал со шхуны все, так что через девять месяцев на скалах остался только ее голый остов. Изо дня в день переносил я все эти вещи на берег, соображаясь с временем прилива и отлива. В большом сундуке, который был в капитанской каюте, оказался запас различных семян. Мне пришло в голову попробовать посеять их на острове. Я знал, что морская вода не может питать растение, но знал также и то, что я не могу расходовать на поливку свой запас пресной воды. И все-таки мысль о посеве не покидала меня. Я напряженно думал, как бы мне это устроить.
Наконец, я решил сделать любопытный опыт. Я взял большой щит черепахи, наполнил его глиной и песком, хорошенько смочил эту смесь кровью птиц, размешал все это и посеял там хлебные зерна. Они быстро взошли и так разрослись, что вскоре я должен был их рассадить. Этот блестящий результат вызвал у меня желание расширить мои посевы. Скоро я имел маленькую ниву маиса и пшеницы, растущих в двух черепашьих щитах.
Долго я оставался доволен своим простым навесом. Но когда я начал переносить с шхуны на берег жемчужные раковины, то мне пришло в голову воспользоваться ими для постройки хижины. На шхуне было около 30 тонн этих раковин, и сначала я плавал за ними просто для развлечения. Несколько недель прошло, прежде чем я перетащил достаточное количество их на берег. Тогда я приступил к постройке. Я сложил из раковин две стены, каждую около 2 метров длиной, метра 1 1/2 вышиной и около полуметра толщиной. Ветер приятно продувал сквозь них. Промежутки между раковинами я замазал смесью глины и песка, а внутри затянул стены кусками парусов. Получилось очень недурное жилище. Когда наступило дождливое время года, я пристроил третью стену, а перед жилищем сделал навес, под которым всегда горел костер. Сверху я прикрыл свое жилье соломой, с гордостью пользуясь для этого соломой от собственных жатв.
Котелок, который я взял со шхуны, долго был у меня единственной кухонной утварью, так что, когда мне приходилось готовить себе что-нибудь, я устраивал печь наподобие тех, которые видел у дикарей Новой Гвинеи. Рыбы у меня было всегда вдоволь, что же касается птиц, то стоило отправиться в ту часть островка, где они выводились, и можно было просто палкой убить их сколько угодно. Пока у меня была мука, я делал себе пироги.
После обеда, во время отлива, я обыкновенно купался, если поблизости не было акул. После купанья некоторое время бегал по берегу, а затем возвращался в свое жилище. Здесь я громко читал по-английски, читал просто ради удовольствия услышать хоть собственный голос. Книга была англо-французским справочником, я взял ее со шхуны.
Иногда на острове появлялись черепахи, они клали свои яйца в песок. На берег они выходили только по ночам, во время прилива. Когда мне хотелось полакомиться черепашьим мясом, я переворачивал одну из них на спину и оставлял так до утра. Утром я убивал ее топором. Щиты черепах шли у меня на расширение моих посевов. Мои нивы росли и росли и с течением времени заняли значительную часть островка. Маис и пшеница росли очень хорошо, и я обыкновенно успевал снять три жатвы в году. Солому я употреблял для подстилки. Вскоре, однако, я устроил себе гамак из кожи акулы. Спать в нем было покойнее: на песке меня постоянно беспокоили различные насекомые.