Ризаль оставил Филиппины в феврале, а 1 марта движение против монахов, почти двадцать лет нараставшее в среде манильской буржуазии, вылилось в массовую демонстрацию. Многолюдная процессия, пройдя через город, вручила генерал-губернатору петицию на имя короля. В ней подробно перечислялись все злодеяния монахов, их оппозиция гражданским властям, все нарочитые трудности, которые монахи искусственно создавали на пути взаимного понимания Испании и Филиппин. Демонстранты несли лозунги «Да здравствует Испания!», «Да здравствует король!» «Ура армии!» «Долой монахов!».
Петиция была подписана видными манильскими гражданами — богатыми купцами, помещиками, промышленниками, не только филиппинцами и метисами, но и некоторыми испанцами.
Демонстрация вызвала волну репрессий. В том же году генерал-губернатора Торрера сменил Вейлер, прославившийся своими жестокостями на Филиппинах и особенно впоследствии на Кубе. По указке монахов, организаторов демонстрации и «подозрительных» граждан арестовывали и высылали. Многие сами поспешили выехать из Филиппин, боясь преследования.
Пропаганда реформ переносится в Европу. Здесь постепенно собирается ядро оппозиционной филиппинской буржуазии, возглавляемое Марсело дель Пилар.
Адвокат дель Пилар был одним из организаторов антимонашеской мартовской демонстрации. Он издавал журнал на тагалогском языке, где выступал с критикой и разоблачением деятельности монахов, печатал корреспонденции Ризаля из Европы, деятельно распространял его роман. Спасаясь от преследования, он бежал в Мадрид, но перед отъездом организовал в Маниле комитет пропаганды для сбора средств, необходимых, чтобы вести кампанию в Испании.
В Мадриде он выступает наиболее активным лидером филиппинских эмигрантов, пытающихся при поддержке испанских либеральных политических деятелей добиться реформ для Филиппин.
Дель Пилар так же, как и первые представители зарождающегося филиппинского национально-освободительного движения, так же, как Ризаль, твердо верит в возможность улучшить положение своего народа путем реформ, даруемых испанским королем.
Вся кампания в Мадриде так же, как и в Маниле, проходит под лозунгами полной лояльности к испанскому государству. Никто из эмигрантов еще даже не мечтает о ликвидации колониальной зависимости своей страны от Испании. Реформы, за которые борется в этот период филиппинская буржуазно-помещичья интеллигенция, сводятся к предоставлению жителям архипелага равных прав с испанцами, к возможности посылать своих представителей в кортесы, к ограничению власти монахов.
Эти скромные требования поддерживает и прогрессивная испанская буржуазия.
В 1888 году вместо малочисленного и малодеятельного испано-филиппинского кружка возникла Испано-филиппинская ассоциация. Председателем ее явился бывший министр, профессор мадридского университета и видный масон дон Мигель Морайта. В Ассоциацию вошли почти все филиппинские эмигранты и многие прогрессивные политические деятели Испании. Душой Ассоциации был дель Пилар, возглавлявший ее политическую секцию и журнал «Эль солидаридад».
Программа Ассоциации, пропагандировавшаяся в «Эль солидаридад» и выдвигаемая в кортесах через либеральных депутатов, отражает интересы филиппинской буржуазии и испанского промышленного капитала.
В это время, когда в Маниле происходит консолидация филиппинских и испанских либеральных сил, Ризаль находится далеко от Испании.
Покидая Филиппины, он решил направиться в Северную Америку. Его давно привлекала к себе эта заветная «страна демократии». Еще в школьные годы книга Ягора произвела сильное впечатление на мальчика Хосе своими яркими параллелями между режимом колониальной эксплуатации на Филиппинах и политическим строем Соединенных Штатов.
Как указывал сам Ризаль, не меньшее впечатление в свое время произвел на него и сборник биографий американских президентов. Ему давно уже хотелось побывать в стране, где, по словам составителя «Жизнеописаний президентов», любой батрак, портновский подмастерье или сплавщик плотов может достигнуть высшего государственного поста.
В Соединенные Штаты Ризаль едет через Гонконг и Японию. В Гонконге и Микао собралось в те годы немало филиппинских эмигрантов. Но в какой стране тогда не было их, разогнанных и бежавших от колониального режима и монашеских преследований?!
Перед популярным национальным писателем раскрываются в горьких жалобах истории их изгнаний, такие обычные для колониальных Филиппин и такие трагические для каждого пострадавшего. Кому-то показался подозрительным поклон, которым обменялись два прохожих, и на утро они уже арестованы и сосланы на Марианские острова. Семья Эррара в ссоре с семьей Вентура. Вздорный донос недоброжелателя Эррара, и глава семьи Вентура немедленно выслан. Долгие годы оторванный от родных, он томится в изгнании. Вечером в дом бедного филиппинца приносят в закрытой корзине какие-то овощи. Ночью — обыск, арест, допрос. Ни в чем неповинного арестанта заставляют признаться, что в корзине были бомбы. Никаких подтверждений нелепому обвинению нет, тем не менее арестованного после нескольких месяцев тяжкого заключения ссылают.
Много таких загубленных колониальным режимом жизней проходит перед Ризалем. Ему хочется скорее приняться за продолжение своего романа, где еще с большим сарказмом и горечью будет изображена тяжелая колониальная действительность. Ризаль думал о втором романе еще в момент окончания «Не касайся меня», но теперь он задумал осуществить другую литературную работу.
Вид угнетенного народа, забитого веками колониального произвола, вся эта беспросветная жизнь под пятой алчных монахов и помещиков с новой силой поднимают активность Ризаля.
Неужели ему не удастся разбудить в филиппинцах веру в свои силы, вернуть отнятое колонизаторами чувство национального достоинства? В историческом прошлом филиппинцев ищет он средств, чтобы вооружить современников. Ему приходит в голову переиздать старинную работу о Филиппинах, написанную одним из первых испанских генерал-губернаторов Антонио де Морга еще в 1607 году. Де Морга описывал существовавшую к приходу испанцев национальную письменность и культуру, независимые филиппинские племена и княжества, развитую торговлю с Китаем и Индией.
Ризаль рассчитывал, что переиздание книги де Морга не будет запрещено на родине, и она сослужит службу филиппинцам, напомнит им обо всем, что в течение трех веков вытравлялось иноземными завоевателями из памяти народа.
Но книга уже давно стала библиографической редкостью. Ризаль узнает, что один ее экземпляр хранится в Британском музее в Лондоне. И чтобы достать ее, он собирается из Соединенных Штатов отправиться в Англию.
Корабль доставляет его в Японию. Трудно поверить, что в течение месячного пребывания в Японии Ризаль сумел научиться хорошо говорить по-японски. Современники свидетельствуют, что даже природные японцы часто принимали его за соотечественника.
Уезжая из Японии на американском корабле, Ризаль встретил путешественника-японца, не говорившего ни слова ни на каком иностранном языке. Ризаль взял его под свою опеку на время переезда в Америку и затем в Европу. Впоследствии, занявшись японским языком более систематически, Ризаль в короткий срок научился свободно читать и писать.
В Токио, как и в Гонконге, Ризаля поразила необыкновенная предупредительность испанских консулов и дипломатов. Его почти замучили изысканными любезностями и заставили воспользоваться гостеприимством в консульских зданиях.
Секрет был прост. Испанские представители были предупреждены о проезде «опасного крамольника». Широкое гостеприимство было лишь формой надзора; и шпионажа за деятельностью Ризаля за границей. В Токио Ризалю даже предложили остаться переводчиком при посольстве — наиболее верный способ, которым думали удержать его под постоянным контролем.
Но Ризаль отказывается от предложенной чести. Пароход везет его из Иокогамы в Сан-Франциско.
На пароходе, как всегда, Ризаль привлекает к себе всеобщие симпатии и поражает окружающих своим прекрасным знанием языков.
Обетованная земля встретила Ризаля негостеприимно. Страх Сан-Франциско перед холерой обрекает пассажиров парохода на мучительно долгий карантин. Среди всеобщих жалоб и протестов один Ризаль сохраняет спокойствие. Он только недоумевает в своем дневнике, почему беспрепятственно выгружают товары, а людей на берег не пускают.
В Соединенных Штатах Ризаля ждет разочарование. Правда, он отмечает расцвет промышленности и сельского хозяйства: «Я посетил крупнейшие города Америки. Они обладают прекрасными зданиями и величественными идеями». Но в стране признанной свободы и демократии Ризаля тяжело поразило национальное угнетение и неравенство. Расовые предрассудки и гонения против китайцев в Сан-Франциско, неравноправное положение негров и их эксплуатация вызывают его негодование. Он возмущен и как демократ и как ученый, борющийся против расовых «теорий».
На лучшем в те времена океанском пароходе «Город Рим» Ризаль отплывает в Европу.
В Лондоне, не без труда добившись доступа в Британский музей, Ризаль работает над книгой де Морга и изучает историю своей страны. Результатом изучений явились не только комментарии к переизданию книги де Морга, но и брошюра, написанная для «Эль солидаридад». В этой брошюре Ризаль мастерски рисует праздность и пороки испанских завоевателей и тяжкие последствия колониальной эксплуатации, убивающей творческие силы и инициативу филиппинского народа, противопоставляя всему этому положение своей родины до завоевания ее Испанией.
Не только примерами из истории родной страны будит Ризаль национальное сознание филиппинцев. Ему хочется познакомить свой народ и с героическими эпизодами борьбы других стран за свое национальное освобождение. Он переводит на тагалогский язык «Вильгельма Телля».
Одновременно с историческим исследованием Ризаль уделяет много времени филологии. Он близко сходится с английским ученым Ростом, под руководством которого ведет научную филологическую работу.
В свободное время Ризаль часто посещает семью либерального филиппинского адвоката Антонио Рехидора, изгнанного из Филиппин после Кавитского восстания. Здесь его окружает атмосфера ревниво сохраняемых воспоминаний о первых борцах за освобождение филиппинских народов, внимательная заботливость старика и нежность дочерей. Но Ризаль верен памяти Леоноры, и едва он замечает, что чувства одной из девушек начинают перерастать рамки дружбы, он решает покинуть Лондон. Его работа в Британском музее закончена, и он направляется в Париж.